Просто дыши

      Утро начиналось как обычно, не считая горького привкуса после приступа старшего Кита.              Всевозможные осознания струились, в том числе и от того, что Кит ненавидел Лэнса именно потому, что тот был ему невероятно дорог, а нечто, случившееся в будущем и разрушившее всё между ними, особенно не давало покоя.              В общем, пусть Лэнс и смог уснуть, но всё равно встал как убитый. Он сел на своё место на завтраке, где их Кит в беспокойстве уже наложил ему полную тарелку жижи. МакКлейн слабо улыбнулся ему и похлопал по плечу в знак благодарности.              И странный момент: либо Лэнс был убитый настолько, что ему почудился смущённый взгляд у Кита, либо он сейчас действительно таковым и являлся. То есть Лэнс понимал, почему там были оттенки печального и нервничающего взгляда, но если он был прав в своих наблюдениях по угадай сто оттенков Кита Когане, то было ещё и смущение?..              Лэнс мотнул головой, решив не заострять на этом внимание и подумав, что Кит тоже примерно мог понять значение приступа своего второго я. Оттого, вероятно, он и чувствует себя сейчас несколько странно и неловко.              Когда МакКлейн присел, все в команде переговаривались между собой. Попутно Кораны что-то заносили в экраны, Ханки поглощали пищу с рвением, а Широ и Пиджи разговаривали о своём страшно-жутком.              Всё не в новинку. Всё было как обычно ровно до того момента, пока второй Кит не зашёл в помещение.              Лэнс опешил, Лэнс проглотил язык, Лэнс замер.              Он пристально смотрел на старшего Кита, который, когда присел, заметил пристальный и растерянный взгляд Лэнса и лишь бросил:              — Да что.              Фраза была произнесена с нотками привычного раздражения, но также и с испугом. Синему паладину показалось странным, что сейчас именно с испугом, будто красный стал бояться Лэнса лишь больше.              Однако МакКлейн просто сглотнул.              — Ооо, ээээ… — протянул он, переводя взгляд чуть выше Кита. — Нет, ничего.              Паладин, дёргаясь, продолжил трапезу, но всё равно не мог перестать украдкой поглядывать на старшего Кита, пока тот не замечал.              И то есть стоп.              Потом Лэнс обернулся налево. Затем он обернулся направо и посмотрел на остальных паладинов. Остальные паладины были заняты своими делами, не обращая внимания на Кита или же Лэнса ровно никакого.              Синего паладина не беспокоит, что на него не обращают внимание.              Его беспокоит другое.              Почему. Над Китом. Летает. Лэнс.              Лэнс проморгался снова.              Сбоку другой Кит уже озадаченно посматривал на него. Нервно отсмеявшись на его недоумения, Лэнс сделал вид, что продолжил приём пищи, но нет, вот на такое потрясение он не подписывался и просто что, простите, что?              Он осторожно переводил взгляд поверх старшего Кита и думал, насколько далеко его больное подсознание зашло на этот раз. То есть он понял, что раз фигуру непонятного назначения никто ровным счётом, кроме него, не видит, то это значит да? То есть это — его личная галлюцинация, верно же?              Лэнс продолжал искоса всматриваться, пытаясь не сильно попадаться и дальше.              Фигура выглядела точно так же, как из его давнего сна: в уже нервирующем свитере и с гораздо больше нервирующей косичкой. Не то чтобы хотя бы это было странно — то есть представим, что это окей, тайная мечта Лэнса, он смирился с этим.              Однако нет. Не смирился он с остальным.              Полупрозрачный, поблёскивающий синим ореолом фантом то маячил, то обнимал за плечи Кита, прижимаясь со спины, то, изучая, подлетал к его еде, а то и вовсе тянулся к лицу и наблюдал почти впритык. Он легко прикасался к лицу красного паладина, обводя контуры так нежно и так осторожно, что нынешний Лэнс мог лишь хрипнуть от непонятности действия.              Когда Кит иной реальности дёргался при разговоре, бестелесная рука тонула в его лице, и фантом рассеянно хлопал ртом и кривился, в тот миг испугавшись и тут же одёргивая руку.              Иллюзорный Лэнс летал, кружил вокруг Кита, порхая, прикасаясь везде, где только можно, и смотря с невероятной искринкой в глазах.              Хотя всё чаще в тех глазах мелькала печаль, безысходность, боль, однако фантом смаргивал меланхоличные оттенки и снова показывал ощущение безмятежности. Он будто ловил дыхание Кита своим и обводил его влюблёнными глазами.              Влюблёнными.              Лэнс разом закрыл глаза, молясь, чтобы неправильная галлюцинация пропала, пропала, исчезла, испарилась, он не понимает, что это, почему, зачем появилось, это странно, это непонятно.              Это страшно.              — Лэнс?.. — аккуратно проговорил Кит сбоку и невесомо прикоснулся пальцами к его плечу.              МакКлейн дёрнулся от прикосновения и чуть не свалился по инерции со стула. Ему плевать, испугался он чужой руки из-за неожиданности или из-за влюблённых глаз галлюцинации, пугающих и вселяющих смятение.              — А, я… — промямлил синий паладин под обращённые на него взгляды сокомандников. — Не обращай внимания, просто не выспался.              Сметая странное наваждение и изо всех сил стараясь взять себя в руки, Лэнс снова вернулся к поглощению пищи. Остальные паладины, казалось бы, понятливо кивнули и не стали до него допытываться, памятуя о произошедших ранее событиях. Не то чтобы они не влияли, однако нынешние же сейчас расшатывали психологическое состояние Лэнса в разы сильнее.              Он прикусил губу и, вяло мешая ложкой по тарелке, вновь стал искоса наблюдать за странным — он так и не понимал, как это стоит называть — явлением.              И то есть. Лэнс уже понял, что у него в голове творится с прихода второй команды какая-то чушь, но чтобы настолько? Лэнс растерялся, Лэнс опешил. И терялся он с каждой секундой наблюдения за тем-не-пойми-что всё больше.              Существо, созданное его подсознанием, всё продолжало кружить вокруг старшего Кита. Лэнс не понимал зачем. Не понимал почему. Почему оно смотрит на него именно так, что каждый раз от подобного взгляда в груди всё щемит, всё словно ноет и саднит?              Лэнс протяжно выдохнул. Он ожидал, что после странной мини-вспышки что-то может измениться, но странно, что сказалось это на нём и именно так.              Галлюцинация. Мило. Ничего не скажешь.              Синий паладин попробовал мельком понаблюдать за остальными членами команды; одновременно он надеялся, что хоть кто-нибудь, кроме него, тоже может вести себя странно, а одновременно надеялся, что нет.              Хотя если такие непереваримые ужасы творились не только с ним, ему было бы, наверное, ну, чуточку спокойнее — по его мнению, скинуть на галлюцинации от вспышки эту странную летающую фигуру гораздо проще и приятнее, чем на собственное сошедшее с ума подсознание.              Однако нет. Остальные вели себя более чем нормально.              Он прикусил губу.              Лэнс почти не обращал в своём смятении внимания на окружающих; он не заметил, как голоса стали нарастать, как все привычно обсуждали планы боёв и как после вроде даже кто-то начал громко препираться. Парень поднял потерянный и безжизненный взгляд, чтобы попробовать отвлечься хоть на это от вселяющих столько сомнений мыслей.              Это были старшие Кит и Пидж; Лэнс бы даже сказал, что их перепалка была обычной и не сильно ярой, а в особом дружеском русле. Он смотрел на это инертно, его второе я — морща нос и дуясь в сторону Пидж.              Возможно, в том споре были какие-то резкие слова, так как остальные, смотря на паладинов, кажется, тоже напряглись, а сами Кит и Пидж с каждой секундой всё больше повышали голос.              Может, это было важно. Может, и нет. Лэнс в любом случае не мог бы понять, так как слова пролетали мимо него; сейчас он всё слышал будто бы из-под толщи воды, не в силах сконцентрироваться хотя бы на чём-либо.              Отвратное состояние.              Он смог лишь устало вздохнуть.              В следующий миг Лэнс вздохнул ещё усталее при виде того, как фантом, хмуря брови всё сильнее, подлетает к уже переходящей с Китом на крик Пидж. МакКлейн мог лишь без особого интереса подумать о том, что же его больное подсознание решит выкинуть в этот раз. Он даже не знает, смешно это или уже глупо.              Ничего он больше не знал, ведь буквально через пару секунд вскрикнула Пидж, остальные дёрнулись, а Лэнс, не веря, до предела распахнул глаза. Это последнее, во что он мог поверить и чего ожидать.              Нет.              — Да боже, почему и в этом замке тоже, а?! — прорычала вторая Гандерсон, опускаясь за упавшим стаканом. — Я всего случайно его задела, да почему всё валится снова?!              Всё верно. Она всего немного его задела, практически вообще не задела, однако задела с какой-то стороны достаточно, чтобы его падение не показалось настолько странным.              Для других в этом не было ничего необычного. Для Лэнса было. Для него оно было таковым особенно, потому как в момент падения невидимая фигура с силой, с явными усилиями и со сосредоточением на лице шлёпнула рукой по кружке.              МакКлейн проморгался.              — Баааа, — провыла старшая Пидж, уже поднявшая предмет и махавшая им из стороны в сторону. — Это нифига не значит, что ты, Кит, прав, это никакой не знак. И не смейтесь так, ясно?!              Смеялись почему-то от вида пыхтевшей и взъерошенной Гандерсон все. Фантомный Лэнс смеялся больше всех; cам же нынешний даже и не думал раскрывать рта.              В следующий миг непонятное существо вновь вернулось в кружении ко второму Киту и уселось на стол рядом с ним, уперев ладони в щёки и, кажется, болтая снизу ногами.              Cтранная перепалка в итоге сошла на нет, так как другие паладины, обеспокоенные из-за спорящих Кита с Пидж, воспользовались заминкой и стали сначала подкалывать Гандерсон, а после и того увели разговор в совершенно иное и более безопасное русло.              Лэнс же продолжал наблюдать за странным существом. Он тяжело вдыхал воздух и был уже готов почти кричать от всего этого.              Когда фигура зачем-то повернулась к нему и резко ломанулась в воздух, глупо летая и кружась по воздуху, паладин был на самом деле готов завопить от ужаса. Виражи фантома были бестолковыми, бессмысленными и безрассудными, и просто зачем его сознанию выдумывать подобное?              «Пожалуйста, скажите зачем».              Невообразимые пикеты то снижались, то поднимались вновь до потолка, то пару раз в подобной круговерти фантом банально тонул в стенах, а потом со свёрнутыми в трубочку губами и дувшись как ребёнок всплывал из них.              Лэнс старался не смотреть на всё это, старался не обращать внимание, старался не придавать значения.              Однако не мог.              Он с силой вперивал взгляд в тарелку, когда фигура стала лавировать между сидящими за столом паладинами, используя тела как особые препятствия. Фантом, видно, так своеобразно развлекаясь, почти не задевал их, так как искусно уклонялся.              За исключением одного раза.              Лэнс даже задержал дыхание, когда в одном из полётов фигура спиной целенаправленно мчалась на него. Он не смотрел до последнего момента, как и фантом до последнего момента не оборачивался.              МакКлейн надеялся, молился, что это непонятное существо не придаст значения тому, что на миг их взгляд встретился — на тот единственный миг, на ту долю секунды, но встретился, а после по той инерции фигура пролетела дальше.              Сквозь него.              Лэнс не завизжал, не завопил, не заистерил, когда-то отстутсвующее тело буквально прошло сквозь него, через его плоть. Он не чувствовал его. Почти. Никакого физического ощущения от врезающихся в друг друга тел не было, но было другое: то, что больше не позволяло ему думать, что это простая галлюцинация.              Холод. Опустошение. Боль.              Он не понимал, почему подобные чувства вмиг воцарились в его душе, но они были, они поглощали и поглощали именно на тот миг, когда их тела соприкоснулись.              Это не страх от того, что он боится столь пугающего миража. Это именно неправильный холод от прикосновения.              Холод. Неправильный. Неестественный.              Не то, что должно было существовать.              Лэнс с силой сжал ложку, которую держал в руках, стараясь не издавать ни звука. Он дрожал. Рука ходила чуть ли не ходуном, и ему было страшно. Когда фигура за его спиной взмыла вверх, а потом опустилась перед ним, хмурясь и заглядывая именно в глаза, страх сковал его всего настолько, что Лэнс забыл будто самого себя.              Он не смотрел на фигуру и даже не думал смотреть, лишь крепче в тот момент стискивая столовый прибор и пытаясь унять своё бешено колотящее сердце, твёрдо и с силой чеканившее ритм в его груди. Ему казалось, что этот стук могли слышать все в помещении, насколько он был громким, невыносимым и безумным.              Лэнс не видел, что его мираж сейчас делал, но, кажется, хмурился всё сильнее и неотрывно смотрел ему в глаза. Он не мог даже молиться своему сознанию «прекрати, молю, исчезни, хватит», потому что знал, что это бесполезно и это не поможет.              Синий паладин не мог даже дышать в тот миг, однако он знал, что ему нужно что-то сделать. Хоть что-нибудь, чтобы это прекратилось.              Неизвестно сколько сил ему понадобилось, чтобы не расплакаться и не завопить от ужаса и страха, однако из последних усилий Лэнс попытался взять себя в руки. Когда он прикрыл глаза и судорожно выдохнул, кажется, даже смог хоть на немного вернуться в реальность.              Этого было недостаточно, чтобы вернуть душевное спокойствие, но достаточно, чтобы набрать в ложку жижи и поднести её ко рту. Лэнс был без понятия, насколько невозмутимо ему удавалось себя вести, но раз фигура не предпринимала никаких действий, то хотя бы это для него было хорошим знаком.              Он не хотел разбираться сейчас хотя бы с этим.              Фантом же повертел перед ним головой, потюкал себя пальцами по подбородку, взлетел и стал летать перед ним на голове; в итоге он даже покривился немного и пробовал, кажется, что-то говорить, но безрезультатно. Лэнс смог не обращать на это хотя бы видимого внимания в то время, как в душе уже всё просто разрывалось.              В последний раз прицыкнув, фигура просто вернулась лелеять второго Кита; синий паладин лишь тогда смог выдохнуть с заметным облегчением.              Хоть какая-то ясность ума вернулась к нему, выводя из подобия оцепенения. Ему потребовалось пару минут, чтобы успокоить и бешеное сердце, и восстановить дыхание. Лишь когда ему показалось, что теперь всё нормально, всё в порядке, всё ещё может наладиться, Лэнс вновь поднял голову, посмотрев на парящего в воздухе фантома.              На фантома, снова с любовью обводящего прядки на голове Кита и не замечающего ничего. Фигура смотрела на него будто как на самого важного, как на самого близкого человека.              Такая нежность, такая любовь красноречивее всего выдавали всё это.              Ещё в его глазах вновь слишком часто мелькало отчаяние, ужас и настолько противное чувство, что у Лэнса будто тяжелело, немело, сводило всё тело, смотря на лишь на одного его. Было невыносимо смотреть, как фантом кривил лицо, потом злился, потом снова летал со всей скоростью по воздуху словно в попытке отрешиться от всего столь давящего на него.              Лэнс не мог даже потупить взгляд, когда столь хрупкий он вновь подлетел к старшему Киту. Как он осторожно, кончиками пальцев провёл по его щеке, пока бездвижимой, как потом прильнул чуть ближе, постоянно дёргаясь, боясь, что бестелесная рука вновь потонет в телесном лице.              Не мог Лэнс ничего даже тогда, когда он потом невесомо прикоснулся губами к губам.              В тот щемящий душу момент Лэнс забыл, каково это — дышать.              Когда фантом отстранился и легко провёл пальцами по щеке, сейчас случайно отворачиваемой, и сделал именно нежный, до невозможности мягкий и будто убаюкивающий своей теплотой взгляд, Лэнс почувствовал, как у него чуть не остановилось от увиденной картины и сердце.              Лэнс понял всё по одному лишь тому взгляду. Когда Лэнс сумел успокоиться и решить принять то, что было прямо перед глазами, то понял всё лишь по одному лишь ему.              Никакое подсознание на подобное не способно. На такие чувства, на такие невозможные чувства, на столь цепляющие, завораживающие и трепетные.              Это он.              Лэнс понял, что это он.              — Какого чёрта…              Ложка выпала из рук, и все обернулись на него, в том числе и то… приведение?              Лэнс не мог об этом сейчас думать, был тот проекцией, сгустком остаточной энергии, квинтэссенции, особой материи или чего ещё. Ему плевать, как называть этот феномен. Плевать, что это, ведь смысл у этого всего один. И Лэнс не мог об этом думать.              Ему нужно уйти.              — Извините.              Он и сбежал.              Он не мог больше то видеть, за тем наблюдать.              Ему больно, его жжёт, ему не нравится то, что сейчас понятно стало всё.              Тот чуть светящийся Лэнс, летающий, парящий — это именно Лэнс существующий, Лэнс из той второй команды. Живой и будто мёртвый. И это был Лэнс из его первого сна.              «— Тупой милый хвостик».              «— А?».              «— Что?».              Теперь уже его очередь говорить «а?» и «что?».              Теперь Лэнс понял, что его смущало в столь нежной интонации, потому что тот голос, тот он сам был словно другим.              Вероятно, какая-то часть сознания Лэнса сейчас и могла думать, могла заставлять себя думать, что нет, хаха, это всё галлюцинация, тот Лэнс-призрак, пристающий к почему-то Когане навеян лишь его больным воображением и странной навязчивой мыслью, что, вероятно, в будущем они были чем-то большим, чем просто друзьями.              Но нет.              Не после таких глаз.              Не после таких движений.              Не после такого ощущения.              Настолько всё Лэнс придумать банально не смог бы никогда.              Да и после видений той комнаты отмахиваться от подобных мыслей тоже было бессмысленно. Ведь тот Лэнс, отблёскивающий белым — это именно тот, кто закрывал ему глаза.              «— Не смотри».              Потому что он не должен был смотреть на ту комнату.              Синий паладин что-то сдавленно хрипнул, его сейчас стошнит, его рвёт наружу, он не может это сопоставить, всё это, невозможно, невозможно, нет, нет, нет, он не хочет, он не может, это не могло, не должно было быть правдой…              «— ЛЭНС, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ У…».              «Умереть».              «— Не смотри, ты не должен смотреть на то место».              На то, где он умер.              Как он умер.              Лэнс падает в коридоре на пол, упирается коленями и ладонями о жёсткий металл. Он даже не обращает внимания на тупую боль, пронзившую его тело после падения.              Та комната, то всё залитое алым и красным.              Лэнс больше не мог заставлять себя думать о том, что всё это было из-за простого помутнения в рассудке.              Комната была залита алым лишь потому, что она была залита алым.              Кровью. Его кровью.              То, как раздиралось его тело, как оно изничтожалось, исчезало.              Это не галлюцинация.              Это будущее.              Он умер.              Сейчас стало до боли просто и ужасно складывать все части мозаики в паззл. У него всё было на виду. Он понимал. Он чувствовал, он видел. И теперь он понимал.              Он умер.              Слёзы потекли от не своих картинок и воспоминаний.              Была надежда, что Лэнс их просто бросил, ушёл, а та комната — какая-то очередная извращённая загадка космоса, ничего особо незначащая. Но не сейчас, он не мог больше думать также и сейчас, когда стал видеть именно своё второе я, которое находится в ловушке их сломанной реальности, которое желает прикоснуться, мечтает дотронуться и рыдает в душе оттого, что не может ничего.              Лишь метаться в пустой форме, пустой оболочке.              Лэнс не хотел думать, как он живёт, как, когда, каким образом, что происходит ещё, ему слишком больно от одних лишь разбитых взглядов и самого осознания, что другой он один.              И он никто. Ничто.              Лэнс не хотел вспоминать. Но он вспоминал.              «— ЛЭНС, НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!..»              И если вспоминать всё, то это значит, что другой Кит видел. Кит должен был видеть всё , всё происходящее с ним тогда, в той комнате.              Лэнс уже смирился и принял то, что они были влюблены в друг друга, без разницы, ему теперь просто без разницы. Возможно, это было так, и просто как скажете. После вида лелеющего Лэнса и приступа Кита это стало очевидно даже слишком.              Но это было не главным.              Кит видел, как Лэнса разрывало на части, как раскраивалось, расслаивалось, раздиралось его тело и как всюду хлестала лишь кровь. Кит видел, как он умирал, кто-то, столь близкий и ему.              Это больно.              Лэнсу самому от этого было слишком больно.              Он даже не мог больше сказать себе: «Нет, неправда, это всё неправда».              Звоночков было слишком много. Как минимум окончательно он должен был всё понять ещё тогда, в тот день, когда Ханк перерисовывал высокотехнологичный крейсер.              «— Его вам надо опасаться больше всего».              Так как это именно тот крейсер.              Именно с той комнатой.              Лэнсу должно было показаться странным, почему Ханк нарисовал комнату из его сна, структуру которой лучше всех знал старший Кит. Нет, странным ему это показалось, но он заставил себя поверить, что нет, всё в порядке. Хотя бы на тот момент.              И… Кит. Другой Кит.              Для Лэнса всё ещё стоял вопрос, что же видел Кит, так как Кит ту комнату видел тоже, раз знал, как она работает.              Это был не сон, — можно было констатировать лишь по одному факту, что комнату знали в будущем другие паладины, и как минимум, что она была в воспоминаниях обоих их.              Лэнс дурак, что не верил.              Что не хотел верить.              Но зато сейчас встало на места всё.              И зачем они так стараются и остальное.              Всё.              Потому что Лэнс в той реальности умер.              Он умер.              Он умрёт.