Стрела

Ибрагим. Твоё присутствие выворачивает наизнанку, твои слова ядом впитываются в моё потрёпанное сердце, впустившее тебя. О, этот твой почтительный лживый поклон! Как же хочется подойти и стереть с твоего лица эту улыбку одним словом, ударом, прикосновением... Не даёшься. Стоишь так близко и одновременно так далеко, уклоняешься от справедливого рока змеиной хитростью, спишь и видишь во сне, как бы занять моё место, как бы править страной волею Аллаха. Несмотря на все твои помыслы, я не могу прогнать тебя. Ты словно въелся под кожу, твоё присутствие необходимо мне, как умирающему от жажды путнику глоток воды, а смотреть на тебя я могу вечность. — Сыграй мне. Суживаешь глаза. Во всём твоём стане я читаю неповиновение приказу. Ты любишь скрипку, но не любишь играть для меня. Парадокс, который я хочу уничтожить. — Сыграй мне, Ибрагим. Подчиняешься. Скрипка в твоих руках — оружие невиданной силы, скорбь, тоска и печаль в нескольких движениях смычком, лунная песнь, сияющая на звёздном небе. Ты играешь, полуприкрыв глаза, наблюдаешь за мной, и внезапно расслабляешься, полностью отдавая себя скрипке. Я слушаю, затаив дыхание, чтобы не упустить ни ноты в твоей музыке. Ты сам создаёшь её, ты соткал её из света и звёзд, из желаний и стремлений, из песни ночной птицы и голоса приморского края. Ты играешь, и скрипка сама оживает в твоих руках. Я давно перестаю замечать, как по моим щекам текут слёзы. Ибрагим. — Брат мой, — выдыхаю нетерпеливо. Скрипка резко замолкает, будто издыхающая, и ты вопросительно смотришь на меня, желая услышать. — Играй только для меня теперь, Ибрагим. — Хорошо, повелитель. — Кланяешься, отставляя от себя скрипку изящным взмахом руки. Сердце сжимается. Как же я виноват перед тобою. — Играй для меня всегда.