***
Чонгук идёт на один из городских боёв. «Не высовывайся», — говорил ему Юнги, но к этому моменту всем уже должно быть ясно, что Чонгук — последний, кто слушается чужих указаний. Слишком много ещё хочется сделать, чтобы уходить в тень, слишком много ещё нужно заполучить. Бои проводятся повсюду, потому что это огромный город, и, что на юге, что на севере, людям одинаково нравится проливать кровь. Несложно найти место, где устраивают подобное, связаться кое с кем, уладить пару формальностей. Всё, разумеется, в строжайшем секрете. Юнги должен думать, будто он в курсе всего. И всё проходит так гладко, что кажется едва ли не слишком простым. Потому что он — Чон Чонгук. Любой убил бы ради репутации, какой он обладает в их кругах. Итак... большой бой Чонгука с кем-то ещё в какой-то захудалой дыре. Он даже не удосужился узнать имя противника. Когда он входит, атмосфера внутри просто пропитана химией. Мощной и грязной, выше всех ожиданий. И все кругом томятся в нетерпении. Слишком глубокий вдох, и на языке ощущается кислота, но это ничего страшного. Это даже не ринг. Просто подвал одного из множества даунтауновских клубов, до отказа наполненных вечно спешащими людьми, которые в нетерпении ждут, чтобы получить свою дозу абсолютного безумия. Из тех клубов, где в туалетах толкают кокс, а экстази кочует из кармана незнакомца прямо тебе на язык. Возможно, странно чувствовать ностальгию по подобным местам, но, во-первых, прошло уже прилично времени с его последнего визита в подполье, а, во-вторых, очень немногие вещи способны вызвать у Чонгука сантименты. У него есть парочка воспоминаний о подобных местах. Необязательно приятных, хотя всё это субъективно. В основном, о дерьмовых людях, с которыми было даже как-то слишком весело играться. Неплохо бы «обновить» парочку воспоминаний. — Привет, сладкий. И Чонгук улыбается. — Ну привет. Бой идёт не час, не два, не три. У него есть время. Не то чтобы он прямо планировал куда-то идти с этим парнем, но вроде как именно это и происходит. В клубе жарко, он начинает танцевать, — становится ещё жарче. В темноте трудно что-либо разглядеть, но он этому только рад, потому что чем более ирреальным всё это кажется, тем проще ему представлять, что нос незнакомца не с горбинкой, но прямой, как у Тэхёна, что его глаза уже не столь глубоко посаженные, а его подбородок выступает не так заметно, как это есть на самом деле. Он чувствует себя немного виноватым, но этого недостаточно, чтобы остановиться. Чонгук представляет, что танцует с Тэхёном, и всё происходящее уже не кажется ему таким безнадёжным. Он не пьёт, потому что ещё не совсем выжил из ума, но у него проблема другого рода. Не о том думает. Вот почему он не чувствует такого сильного шока, когда, Чонгук готов поклясться, видит лицо Тэхёна в другом конце помещения, где-то у угловой стены, что освещена чуть лучше за счёт ламп в холле, ведущем в уборные. Чонгук просто позволяет себе и дальше осматривать глазами толпу, слегка хмурясь от руки на собственном бедре, что со временем сжимается всё настойчивее. Ладонь не того размера — слишком маленькая, слишком слабая. Тэхён крепко сжимает кулаки, Чонгук помнит. Эти ладони не такие, и Чон чувствует слабый приступ отвращения. Парень наклоняется, чтобы прошептать ему на ухо вопрос, и Чонгук закусывает губу, шарахаясь от его мерзкого дыхания. Тем не менее, говорит «да». Потому что да, он не пьёт. Но говорит себе, что это другое. Он вдыхает две дорожки, и всё это, вероятно, плохая идея, но он всегда ненавидел непритязательность всех хороших идей. — Мы здесь одни, — намекает парень. Чонгук перестаёт выравнивать очередную дорожку порошка огрызком бумаги, поднимает глаза к зеркалу и хмурится, когда понимает, что в свете жужжащих белых ламп туалета может намного лучше разглядеть лицо парня. Не Тэхён. Даже не симпатичный. Господи Иисусе, и о чём он, чёрт возьми, только думал? — Смешно, что ты думаешь, будто это что-то означает, — говорит Чонгук и усмехается, прежде чем свернуть бумажку и вдохнуть свою уже третью по счёту дорожку. Осчастливленным парень не выглядит, но, возможно, он достаточно умён, чтобы ничего не говорить. Он уже ощутил рельеф тела Чонгука через одежду. Все эти мышцы, всю силу и мощь. Ты не станешь переходить дорогу людям вроде него, если у тебя в голове есть хотя бы половина мозгов. — Я достаточно добр, чтобы поделиться, сладкий. — Ммм. А я достаточно добр, чтобы принять. Чонгук улыбается. Его зубы кажутся жёлтыми на фоне чисто белого порошка, даже ещё желтее в отражении грязного зеркала. Всё такое яркое, его зрачки расширены, и накатывает просто сверхъестественное желание сорваться с цепи, кричать, смеяться и махать кулаками. Дурь помогает ему расшевелиться, и именно этого ему и надо. Возможно, четыре дорожки уже слишком, чересчур безрассудно, но они вполне впишутся в сегодняшнюю повестку дня. Он давно ничего не принимал, и планка его допустимого предела, вероятно, снизилась. Одна надежда, что драться он всё ещё сможет. Что его сердце не размажется по рёберной клетке ещё до начала поединка. Остаётся лишь надеяться. И Чонгук вдыхает четвёртую дорожку. Он откидывает голову и смакует порошок, закрыв глаза, потные волосы рассыпаются к вискам, открывая лицо. Он выпрямляется, отходя от раковины, вдыхает белые крупинки с тыльной стороны ладони и оборачивается к парню, окидывая его оценивающим взглядом. На лицо так себе, но в целом терпимо. Хватая его за подбородок, Чонгук великодушно притягивает его к себе и целует. За дорожки и на дорожку. — Спасибо, малыш, — говорит Чонгук, отстраняясь от сухих тонких губ. Он готов спорить, что губы Тэхёна совсем не такие. Полные и, возможно, бархатистые на ощупь. И чувствовать, как они впиваются в твои собственные, должно быть, идеально. — Обращайся, — отвечает парень, тая от оказанного ему внимания, потому что Чонгук невероятно красив, что для подобного места большая редкость. На самом деле, неожиданная удача, если вы в неё, конечно, вообще верите. Когда Чонгук выходит из туалета — радужка по-прежнему скрыта под расширенными зрачками — он видит Тэхёна и как раз начинает задумываться о своей собственной удаче. Между теми самыми невероятными губами зажата сигарета, и Чонгук хочет отшвырнуть эту дрянь подальше и впиться в его губы своим ртом, высосать дым из лёгких Тэхёна, приближая смертный час обоих. Вот сигарета уже зажата между не успевающими заживать пальцами, и Тэхён выдыхает облако дыма в сторону. И лениво проследив за ним глазами, видит Чонгука. Он отворачивается от девушки, с которой разговаривает, ловя взгляд Чонгука и задерживаясь на нём. Вздёргивает бровь. Ты в порядке? В порядке, малыш. Чонгук коротко кивает, и Тэхён улыбается в ответ, делая лёгкий приветственный жест рукой. Он стоит, облокотившись спиной на угловую стену рядом с ярко освещённым холлом, точно как и видел чуть ранее Чонгук, решив, что это всего лишь разыгралось его воображение. Но Тэхён здесь, и он чертовски реален, рассматривает Чонгука наполовину с удивлением, наполовину с любопытством, словно у него на уме вертится миллион вопросов, и он не может определиться, какой задать первым. Хотя, можно ли вменять это ему в вину? Чонгук действительно настоящее произведение искусства. Все, кто смотрит на него в этот момент, видят то же. Возможно, Тэхён разочарован. Что на самом деле не имеет никакого смысла, ведь их с Чонгуком ничего не связывает. Серьёзно, в Чонгуке просыпается желание объяснить, что он не всегда такой. Не из тех, кто не прочь слегка поработать бёдрами за косяк дармовой дури, занюханной в общественном сортире. Но он по-прежнему слишком горд, чтобы утруждать себя подобным. — Ким, — как и всегда говорит он. — Чон, — отвечает Тэхён и сводит брови, всматриваясь в стеклянные глаза Чонгука, будто находит это смешным. Будто все его сегодняшние развлечения до этого момента были весьма отстойными. — Удачи сегодня. Ну конечно. Вот почему он здесь. Чонгук расслабленно улыбается и растворяется в пульсирующей людской массе. Потому что ему ещё нужно кое-что сделать, нужно выиграть. Вечно всё вертится вокруг грёбаной победы. И может, всё потому, что он обдолбан, но у него хорошее предчувствие насчёт сегодняшней ночи. Чонгук часто ведёт себя нагло, но обычно это всего лишь прикрытие, и Юнги — единственный, кто видит его насквозь. Но сегодня никакого Юнги здесь нет. Всё до боли неофициально, как и всегда, но, как и всегда, на кону деньги и сладость победы, и это всё, что Чонгука волнует. Он чувствует электричество в крови, чувствует, что выиграет. Он направляется в дальний конец, проходит через дверь мимо вышибалы, что даже и не смотрит в его сторону, и, пошатываясь, спускается по ступенькам. Музыка гремит, но и шум здесь на совсем ином уровне. На уши не давит, но словно таит в себе что-то зловещее. Скоро начнётся, долетает до него чьё-то бормотание. И Чонгуку уже больно от его готовности побеждать. Он топчется где-то на задворках подвального помещения, подальше от большой комнаты. С каждым вдохом стенки ноздрей кажутся всё более чувствительными, и Чонгук думает о том, что, скорее всего, его первая пролитая во время боя кровь, пойдёт носом. Что даже слегка возбуждает, если задуматься. Если представить, как красное будет капать на губы, а он быстро слижет всё своим розовым языком. Очень возбуждает, вообще-то. Он не уверен, сколько времени провёл там, в задних рядах, просто погрузившись в мысли, закрыв глаза, представляя что будет дальше, закусывая изнутри губу и борясь с извращённым желанием улыбаться. Слишком давно он этого не ощущал. Он всё ещё глубоко под кайфом, когда толпа в главной комнате начинает набирать громкость. Он даже не волнуется. Ему случалось драться в наркотическом опьянении и раньше, и он без проблем выигрывал. Он может сделать это ещё раз, может повторить, кажется, ещё миллион раз. Сегодня он, кажется, способен на всё. Чонгук продирается сквозь толпу, расталкивая людей. Подвальное помещение клуба меньше, чем привычное — в зале, а это значит, что во время боя зрители будут стоять ближе. Но это ничего. Даже лучше, чем ничего. Может, Чонгук заденет и кого-то из них. Просто забавы ради. По полу разбросан картон — расплющенные коробки — чтобы впитать всю кровь, что они сегодня здесь прольют. Чонгук усмехается. Может, ему удастся втянуть и Тэхёна, окропить всё вокруг его кровью, ведь именно этим тот и славится. Да, может так он и поступит. Сделает красиво, покроет всё вокруг самым человечным из цветов, под стать человечности момента. Сегодня вечером Чонгук защиту для костяшек не использует. — Удачи, — слышится за спиной. Это Тэхён. Тэхён уже здесь, внизу, и Чонгук даже не удивлён. — Спасибо, — говорит он, оборачиваясь, и улавливает предвкушение на дне чужих глаз. — Устроишь шоу, а? — Тэхён, возможно, пьян. Чонгук не удивлён. — Для меня? — Для себя, — поправляет Чонгук, ухмыляясь. — Но и тебе никто не запрещает наслаждаться. — Ммм. Я буду, детка. — Знаю, что будешь. Вокруг темно, но Чонгук знает, что Тэхён выглядит до смерти сексуально, потому что так Тэхён выглядит всегда. И не то чтобы он хотел впечатлить его, но он чувствует, что сегодня должен превзойти самого себя. И, когда бой начинается, именно это он и делает. Устраивает просто чёртовски охрененное шоу, в своих самых лучших традициях. Всё почти как всегда. Боксёры выходят на центр, приветствуют друг друга, а затем пять шагов назад, и рефери даёт команду к началу. И game on. Сердце Чонгука ускоряется ещё больше, если это только возможно, и он бы испугался, будь это пределом испытанного им ранее. Напряжение удваивается под действием наркотика. Взрывное сердцебиение отсчитывает удары словно маятник. Но сегодня всё по-другому, Чонгук словно чувствовал, что к этому всё и шло. Спойлер, но ни победителя, ни проигравшего сегодня нет. Лишь те, кто успел выбраться, и те, кто не успел. Чонгук наносит быстрый удар с правой, а когда поворачивается, чтобы довести дело до конца, видит, как кто-то шагает сквозь толпу. И так быть не должно. Толпа движется как единое целое, и любой, кто нарушает общий строй — мешает. Это известно всем. И вот, эта фигура движется вперёд, а Чонгук всё ещё не догоняет. Затем, с другой стороны, от толпы отделяется кто-то ещё. Так определённо быть не должно. А Чонгук всё ещё не догоняет. — Эй... Его руки оказываются скручены за спиной до того, как он успевает хоть что-то сообразить, и так быть не должно, ведь его противник всё ещё стоит прямо перед ним с озадаченным беспокойством на лице. Весь в крови и побитый, парень делает шаг назад, и Чонгук хочет последовать за ним, но затем о себе напоминают холодные ладони, что крепко держат его скреплённые запястья. Он слышит крик. Не один из тех, привычных, но какой-то потерянный. Испуганный вопль. Слова, которые невозможно разобрать. Адреналин покидает его, сменяясь ужасом, но он по-прежнему озадачен. Он слышит всё и ничего одновременно. Всё вокруг словно застывает. А Чонгук по-прежнему не догоняет. Его ведёт вверх по ступенькам мужчина в расстёгнутом пуленепробиваемом жилете. Выводит через главный вход прямо в ночь, на улице опять дождь, а быстро мигающие синие и красные огни отражаются от мокрых тротуаров и машин. Чьи-то жестокие руки давят на плечо, подталкивая с края тротуара к двери машины. А Чонгук по-прежнему не догоняет. На самом деле, до него доходит только тогда, когда он ударяется головой о крышу полицейской машины, когда за ним с резким хлопком закрывается дверь и он оказывается на заднем сидении. Ауч.***
«Не высовывайся», — говорил ему Юнги. Он стал таким консервативным с тех пор, как ушёл из бокса, но слушать его, возможно, всё-таки не столь плохая идея. А Чонгук не послушал. Теперь он здесь. Хоп-хей, ла-ла-лэй. Его внесли в базу и сообщили, что у него есть право на один звонок, и он знает, что позвонить придётся Юнги. Конечно, он мог бы позвонить Чимину, но Чимин, вероятно, просто пошёл бы к Юнги или обратился бы к своим определённо ещё более вне-закона приятелям, которые, Чонгуку стыдно признавать, его пугают; и он скорее предпочтёт выслушивать «я ведь говорил» от Юнги, чем стоять лицом к лицу с этими людьми. Так что он ждёт в камере предварительного заключения, уперев локти в колени, низко свесив голову, измождён. Редкие капли крови падают с кончиков волос, просачиваясь из нехилой такой раны, протянувшейся ото лба к виску. Они образуют небольшую лужу на полу рядом с разводами грязи и дождевой воды, оставленными его ботинками. Ещё несколько человек из тех, кого повязали, сидят рядом, кто-то выходит, дождавшись своей очереди сделать звонок, кто-то входит после того, как его данные заканчивают вносить в базу. Ему интересно, скольким удалось ускользнуть. Их всегда больше, чем тех, кого поймали. Все эти операции на самом деле устраивают скорее для устрашения. Взять бойцов и парочку человек из толпы, пугануть их хорошенько. Просто превентивные меры. Ему интересно, выбрался ли Тэхён. Или же он в этом же самом здании, ждёт своей очереди на «регистрацию», ждёт, чтобы сделать звонок, как и все эти жалкие подонки. — Чон Чонгук, — зовёт офицер, открывая дверь. Он встаёт, откидывая окровавленные волосы с глаз. — Да. Звонок? — Залог, — она подзывает его быстрым движением руки, и в этом жесте читается раздражение. Он пару секунд тупо стоит на месте, и она зовёт его снова, сжимая губы. — А... да. Ладно, эм, — несколько сокамерников злобно выдыхают и провожают его презрительными взглядами, когда он выходит за дверь и следует за офицером по коридору к главному офису полицейского участка. — Это было быстро, — комментирует она по дороге. — Ну, да. Кажется. — Вы не думаете, что это странно? — он знает, о чём она, и хмурится. — Я не знаю, что думать. — Хм, — она больше не говорит ничего, и Чонгук осторожничает, держа рот на замке. Подобные преступления считаются не столь серьёзными, и задержанные могут в тот же день внести залог, не дожидаясь слушаний. Нет никакого смысла держать здесь людей вроде него, когда где-то в городе происходят убийства и другие куда более серьёзные вещи. — Чон Чонгук, — говорит она, когда они доходят до главного офиса. Мужчина за ближайшим столом оборачивается, перебирая документы в руках. — Эм... Чон Чонгук. Да, — он подзывает парня к себе, и женщина офицер направляется обратно в холл, оставляя их в тишине кабинета. — Везучий ты, малец, — говорит мужчина. — Ага. — Почти что слишком везучий, — он поднимает глаза, и хотя Чонгук смотрит на него сверху вниз, он чувствует себя неловко. И мужчина просто смотрит, не моргая, пока Чонгук не ёжится и не кашляет. Тогда он усмехается. — Ладно. Присаживайся, нам нужно разобраться с парой бумажек. Весело, весело, — фыркает он. Должно быть просто раздражён из-за того, что вынужден работать в такое время. Чонгук мысленно делает себе пометочку быть крайне осторожным. Серьёзно, он просто хочет уйти отсюда. Ему задают кучу вопросов, но ничего из ряда вон. Всё это время он сам на своей волне, иногда поднимает руку, чтобы вытереть кровь, стекающую по лицу. Пропускает несколько капель, и они стекают по шее, впитываясь в воротник рубашки. А он всё продолжает кивать, да, да, отвечая на вопросы о месте жительства, возрасте и всякой другой простой фигне. Всё ещё под кайфом и слегка рассеян. Потому что он не тупой. Среди его знакомых есть только один человек, который знает, что он был в клубе, знает, что его арестовали. И, что ещё хуже, он теперь должен этому человеку деньги за залог. — Гук! Тэхён появляется в вестибюле. Чонгук не удивлён. Или точнее, не настолько, насколько должен бы быть. Парень слегка дразняще улыбается Чонгуку, затем полицейским, которые проводили его до главного офиса. Вокруг царит напряжение, но Тэхёну, кажется, абсолютно наплевать. Он просто встаёт с одного из кресел, что подпирают стену в вестибюле, руки привычно в карманах, а во взгляде, обращённом на Чонгука, сквозит что-то похожее на веселье. Чонгук натянуто улыбается ему, и когда тот подходит достаточно близко, тихо огрызается: — Чонгук. Моё имя Чонгук, только так и зови. Тэхён просто закатывает глаза. И хуже всего то, что он в курсе той ситуации, в которой они с Чоном оказались. Напряжение непреходящее, нравится им это или нет. Его поведение только сделает всё хуже, и Тэхён, чёрт возьми, это знает. Нельзя сказать, что Чонгук неблагодарен. Потому что он уже проходил через это, знает, как всё работает. Вечно преследуем штрафами, обсуждениями прошлых нарушений и всего прочего, а затем быстро стёрт из памяти города, потому что подобное — отнюдь не самая большая проблема у органов. Это будет стоить ему времени. Денег. Но он быстро выкидывает всё это из головы, и в этот раз сложнее не будет. Однако посложнее будет вот это — выходить из полицейского участка вместе с Тэхёном, только вдвоём; их одинокие невесомые следы по мокрому тротуару, пока они доходят до навеса, прячась от непрекращающегося дождя. — Вот, — говорит Тэхён и достаёт зонтик, который оставил неподалёку. Отдаёт его Чонгуку. — Взял бы два, но я идиот, так что. Чонгук не хочет его брать, но знает, что Тэхён начнёт настаивать, если он откажется. Он кивает, не смотря парню в глаза, и берёт зонт. И, пока они идут, он старается идти близко и держит ручку так, чтобы зонт прикрывал скорее Тэхёна, нежели его самого. — Позволь спросить кое-что, — говорит Чонгук, смотря строго прямо перед собой, на тихую улицу. Свободной рукой он вновь вытирает кровь с лица. Она всё более густая и липкая. Он вдруг начинает понимать, что сегодня крови потерял прилично. — Я, кажется, знаю, что ты хочешь спросить, — усмехается Тэхён. — Так позволь мне. — Хм, — Тэхён поднимает руку в расслабленном жесте, мол, продолжай. — Валяй, Чон. Чонгук цокает. В голове столько вопросов, и он не знает, как сформулировать хоть один. «Почему?» — лучшее, что он может придумать. — Потому что я святой, — медленно отвечает Тэхён, растягивая последний гласный. — Ага, точно, — фыркает Чонгук. — Сколько? — Не так уж и много, — пожимает тот плечами. — Хватило налички, чтобы расплатиться. Они записали это как нарушение, знаешь? — Сколько? — повторяет Чонгук и смотрит на Тэхёна, который хмуро смотрит в ответ. Дождь речитативом отскакивает от зонта — нежный непрерывный поток звуков. — Две штуки, — говорит Тэхён спустя какое-то время. А Чонгук хочет умереть. Потому что дело не только в том, что ему придётся выложить два косаря, а в том, что он должен их Тэхёну, парню, о котором ему неизвестно ничего, кроме того, что он узнал, тайком бросая на него случайные взгляды. Он делает глубокий вдох, затем выдох и ничего не говорит, потому что нет слов, какие подошли бы, чтобы описать, что он сейчас чувствует. Снова глубокий вдох. — Блять, — лучшее, что приходит на ум. Одна надежда, что этого достаточно, чтобы отобразить, насколько невероятно дерьмово он себя чувствует. — Просто блять. — Не парься, чувак. Забудь об этом пока. Чонгук вздыхает и откидывает голову назад. Его волосы, жёсткие от запёкшейся крови, падают назад, проходясь по свежей, кровоточащей ране. Ещё больше крови теперь стекает по шее, вместе с водой. Он поднимает руку — разводы на ней скорее чёрные, нежели ржаво-красные в слабом свете отдельно стоящих фонарей — и отдирает прилипшие волоски ото лба. Пропуская руку сквозь шевелюру, он чувствует засохшие красные хлопья, отлетающие от кончиков прядей. — Не могу... Боже, не могу, блять, поверить, что должен тебе две штуки, господи, блять, боже... — Следи за выражениями, — смеётся Тэхён. — Заткнись, Ким, — огрызается Чонгук. Ерошит свои волосы, приводя себя в ещё больший беспорядок, когда мерзкие кровавые капли слетают с концов и приземляются на лицо. — Я так... Это такой... — Пиздец? — подсказывает Тэхён. Чон хмурится, а парень лишь поворачивается к нему и одаривает дерзкой улыбочкой. Гук что-то бормочет и пинает ногой камушек. Тот катится по улице и с едва слышным всплеском приземляется прямо в лужу. Он раздражённо стирает пальцами капли крови со щёк, но от этого на коже лишь появляется больше разводов. — Зачем ты это сделал? — вновь спрашивает Чонгук. — Я бы и сам справился. Ты это знаешь, так что зачем? Я не могу... две штуки. Я должен тебе четырёхзначную сумму. Тебе. Тэхён закатывает глаза. — Кончай вести себя так, будто я худшее, что только могло случиться. У тебя есть проблемы поважнее, и деньги — одна из них. — Я бы и сам... — Да, конечно, — говорит Тэхён, растягивая слоги. Чонгук недоверчиво ведёт бровью, опуская уголки губ. — Не то чтобы я был в курсе всех дел Чон Чонгука, но я знаю, что ты не выходил на ринг после нашего боя, что был несколько месяцев назад. Сегодня впервые. Он не поднимает тему относительно того, что в тот раз Чонгук проиграл, что Тэхён выбил из него и кровь, и кости, и разум. Странная вежливость. Слегка непривычно, если вспомнить обычную самоуверенную ауру вокруг парня. Нечасто встретишь боксёра, который бы не хватался за любой повод похвастаться. — И, чёрт возьми, обстановочка в последнее время не ахти. Копы, снующие вокруг и шугающие народ, — Тэхён бросает на него многозначительный взгляд, и он смотрит в ответ. Издав смешок, Ким продолжает. — Пойти драться туда, в эту сраную дыру. Выглядит, будто ты отчаялся, о'kей? — Что ещё за чушь? — фыркает Чонгук. — О, что, словечко по нервам ударило? Ладно, не отчаялся. Просто... нуждаешься в небольшой помощи. Как тебе такой вариант? Менее жалко? Угодил? Чонгук уныло осматривает улицу. Несколько светофоров мигают вдалеке, и он смотрит на них, просто потому что чувствует, что ещё недостаточно выплеснул свою злость. — Ага. И поскольку ты такой невъебенно святой... Тэхён сверкает своей белозубой улыбкой, едва различимой в ночи, спрятанной от слабого отблеска светофоров зонтом, под которым они оба идут. Затем он подмигивает, слишком игриво, принимая в расчёт всё произошедшее. — Наисвятейший. Чонгук вращает зонтик, и вода вихрем разбрызгивается в стороны. — Не думай, что я тебе что-то должен за это. Я ни о чём тебя не просил. — Я ничего и не ждал, Чон. Они доходят до края тротуара, и Чонгук смотрит вниз, чтобы сойти. Как только он двигает головой, тяжёлый сгусток крови отлипает от волос, снова вызывая несильный поток липкой крови из открытой раны. Сильный. — Оу, чувак, это плохо, — комментирует Тэхён и легко спускается с тротуара. Чон следует за ним, но небольшая перемена в высоте ощущается просто астрономической. Боже, обычно у него есть Юнги, который отвозит его домой сразу после боя. А сегодняшняя ночь долгая. Слишком долгая. — Чёрт, — бормочет Чонгук. Вновь поднимая руку, он неуверенно прижимает её к потревоженной ране. — Ты в норме? — спрашивает Тэхён. Его шаг замедляется. — Очешуенно, — быстро отвечает Чонгук. Тэхён кивает, но тянется за зонтом и забирает его у парня из рук, держа над их головами. Чонгук мгновенно скрещивает руки на груди и дрожит. Расцепляет их, чтобы стереть кровь, а затем вновь скрещивает и дрожит. Последнее, что ему нужно, — это жалость, поэтому он просто продолжает идти. — Но я верну тебе деньги через какое-то время, — говорит он. — Я знаю, что должен тебе. Тэхён мотает головой. — Нет, не должен. У тебя нет денег, я знаю, что нет. Завязывай со своей идиотской гордостью. Просто позаботься о штрафе, хорошо? Деньги всё время ходят по кругу, стоит только запустить цепь. Чонгук вздыхает, но не возмущается. Он на самом деле на мели. Тэхён понимает, потому что, возможно, знает, каково это. Кивая, Чонгук продолжает смотреть вперёд. Огни вдали дрожат. Как и его ноги с каждым последующим шагом. Дрожат, дрожат, дрожат. Он не знает эту улицу, но надеется, что она не очень далеко от его квартиры, и что он сможет, в конце концов, дойти до дома на своих двух. Не страшно заблудиться. Что его волнует, так это то, как бы не отключиться до того, как он переступит родной порог. Если его тело решит предать его, то он предпочтёт, чтобы это случилось в уединённом комфорте его собственной комнаты, а не посреди дороги, с парнем, которому и так слишком обязан. Последнее, что ему надо, так это вогнать себя в ещё большую долговую яму. — Ты в порядке? — вновь спрашивает Тэхён. Чонгук лишь кивает. — Ладно, — осторожно говорит Тэхён и делает шаг ближе. Свободной рукой указывает вперёд. — Автобусная остановка уже там, о'kей? Просто... — Я в курсе, — огрызается Чонгук. — Мне не... — он прерывает себя кашлем, задыхаясь от того, что кровь из рассечённой с внутренней стороны губы попадает в горло, — не нужна благотворительная помощь и прочая хрень. — О'kей, о'kей. Господи, просто, блять, не рухни мне в руки, ладно? Я могу одолеть тебя в бою, но это ещё не означает, что я могу тащить твою задницу. Чонгук пытается что-то сказать, но в итоге лишь прикусывает язык, издавая путанное бормотание. А на следующем шаге он пошатывается. Тэхён наблюдает, разумеется. Потому что Чонгук выглядит так, словно побывал в аду и вернулся обратно. Как только он начинает шататься, Тэхён замечает сразу же. — Так, ладно, ты не в порядке, — утвердительно говорит он. — Эм... Слишком поздно. Прилив адреналина помогает держаться довольно долго, но когда он иссякает, он иссякает. И боль во всём теле возвращается. Хуже всего то, что это почти смешно. Чонгук сперва падает на колени, потому что, когда люди теряют сознание, их падение всегда подчинено определённой закономерности. К этому быстро привыкаешь. В голове всё мутнеет, и он чувствует, как балансирует на грани сознания, цепляясь за какие-то фрагменты, пока его тело всё ближе и ближе к мокрому бетону. Но столкновения так и не происходит. — Господи, блять, что, чёрт тебя побери, я только что сказал, Чон. Теперь мне блять придётся... Это почти смешно. Почти. Он в каком-то роде хочет извиниться. — Давай же, стой... Боже, ты тяжёлый, — его поднимают на ноги, и он сразу же облокачивается на твёрдую опору. На Тэхёна, он помнит. Точно. Парень укладывает руку Чонгука себе на плечи, пытаясь удержать его на ногах. Это лишь на пару минут, клянётся он. Оно пройдёт, как всегда. — Нн-нет, — бормочет он, втягивая воздух и используя широкие плечи Тэхёна как опору. — Я в норме. — Ни хрена подобного. Давай, не заставляй меня разгребать твоё очередное дерьмище, просто... — Я... Тэхён, я в норме... — он старается не давить своим весом на парня. — Нет, серьёзно... — Серьёзно... Отвали, — Чонгук бьёт его по рукам, прочищая горло. — Я в порядке. Тэхён цокает. Зонт был зажат его плечом, чтобы освободить руки, теперь он снова берёт рукоять в ладонь. — Ненормальный, честное слово, — бормочет он и вновь шагает вперёд. — Ты далеко живёшь? Чонгук медленно ступает рядом с ним и пожимает плечами. По правде, его чертовски тошнит, но он об этом никому не скажет. Он постоянно ловит на себе обеспокоенные взгляды, что Тэхён бросает в его сторону. — Насколько далеко? — Что, собрался меня провожать, Ким? Как мило, — Чонгук слегка ухмыляется, но, в основном, чтобы не потерять лицо. Ему немного стыдно за то, что только что произошло. — Не льсти себе, я не настолько великодушен. Покажи, что тебе, блять, действительно нужна благотворительная помощь, и, возможно, тогда я сжалюсь. Но не хотелось бы, чтоб ты умер. — Я не умру. — Говоришь ты, — какое-то время они молчат, пока Тэхён, в конце концов, не делает глубокий вдох, затем выдох, словно обдумывает что-то. — Я не говорю, что ты ведёшь себя тупо, но как бы да. Ты не доберёшься до дома пешком, и ты это знаешь. Либо отрубишься на тротуаре, либо падёшь жертвой грабителей, либо и то, и другое сразу. — Поеду на автобусе. — Та же херня. — Ну и что теперь? — Я живу рядом, — он смотрит на Чонгука. — Десять минут максимум. И я помогу тебе добраться обратно. Глаза Чонгука следят за едва различимыми границами тротуара. — Я не могу... Это слишком крутая просьба. — Ну ты вроде как и не просишь, так ведь? Я предлагаю. Ты не обязан соглашаться, просто говорю. У меня есть диван. — Я... Тэхён вздёргивает бровь — вопрос с весьма простым ответом. И Чонгук обдумывает его, пошатываясь снова.***
— Соберись, чувак, я устал. — Агрх. Вообще-то, Чонгук бы должен думать о том, насколько ему больно, сколько крови он потерял, о том, что он едва может поднять ногу, чтобы взобраться на следующую ступеньку, не упав. Но он, разумеется, это не делает. Его мысли все о Тэхёне, а мозг плывёт, потому что крепкая рука парня обвита вокруг его тела, помогая делать маленькие шаги на ватных ногах. Уродливые отметины портят кожу Тэхёна, чёрные и синие гематомы тянутся вдоль руки, а на ключице расплывается желтеющий и уже наполовину заживший синяк. Тот пульсирующий шрам над бровью, который Чонгук заметил ещё в первую их встречу. Он изучает Тэхёна, и ему интересно узнать происхождение отметин. — О'kей, — говорит Тэхён, а Чонгук возвращается обратно в реальность. — О'kей, ты можешь стоять? Я сейчас тебя отпущу. Чонгук возмущённо выпрямляется, стараясь нормализовать дыхание, тяжёлое и сбившееся из-за такой фигни как дурацкие ступеньки. — Я в норме. — Ты повторяешься, — ворчит Тэхён, выуживая ключи из кармана. — Потому что так и есть. — Конечно, Чон. Квартира изнутри выглядит примерно так же, как Чонгук себе и представлял. Немного скромная и довольно скудно меблированная, очень похожа на его собственную. — Диван там. На кровать не рассчитывай. Я не настолько добрый, — говорит Тэхён, заходя внутрь. Чонгук следует за ним, прихрамывая и стараясь скрыть это, и облокачивается на стену у двери, пытаясь стряхнуть обувь. — Я этого и не ждал. — Хм, — Тэхён оставляет шатающегося Чонгука с его головокружением в коридоре, швыряя ключи на стол с громким стуком, который заставляет того вздрогнуть. — Если, конечно, ты не хочешь спать вместе? — Не хочу, — говорит Гук, возможно слишком быстро. — Уверен? Чон уже на полпути к тому, чтобы скинуть второй ботинок, промокшая от дождя рубашка, вероятно, оставляет разводы крови на стене, на которую он опирается, и он уже готов рухнуть на пол. Поднимает глаза на Тэхёна, взгляд тяжёлый под стать тяжёлой атмосфере. — Это твоя кровать. Тот ухмыляется, пожимая плечами, большие пальцы цепляются за карманы мокрых от дождя джинсов. — В ней всегда найдётся место для желающих. Чонгуку приходится заставлять себя не думать о подтексте. Нет ничего опаснее неконтролируемых мыслей. Не может быть, чтобы Тэхён подразумевал это, говоря всё таким повседневным тоном. — Спасибо, — говорит он вместо нормального ответа, стараясь звучать максимально хладнокровно, чтобы скрыть волнующее чувство в груди. Потому что он не иначе как ужасно благодарен. Конечно, нагловат, и немного слишком ершист, но всё равно благодарен. Он вяло передвигает ногами в сторону дивана, опуская глаза на свою рубашку, чтобы убедиться, что та не слишком мокрая и окровавленная, а затем плюхается лицом в подушки. — Спасибо, — еле слышно повторяет он, в этот раз чуть более искренне. — Забей, — слышит он ответ Тэхёна, а затем его удаляющиеся шаги по коридору. Чонгук устал настолько, что едва воспринимает слова, но он окунается в убаюкивающий тембр тэхёнова голоса, в запах его квартиры, в мягкую ткань диванных подушек. Чёрт возьми, у этого парня есть диванные подушки. Вот это он охренеть заморочился. Пальцы Чонгука неосознанно сжимают ткань. Ему здесь комфортно, ну или по крайней мере, он никогда и нигде не чувствовал себя уютнее, чем сейчас здесь. После боя, ничто не сравнится с ощущением спокойствия, когда ты лежишь, позволяя утомлённым гравитацией мышцам расслабиться, а телу — утонуть в чём-то приятном на ощупь. Хорошо или плохо. Победа или проигрыш. Где-то на задворках сознания он понимает, что находится, фактически, в квартире незнакомца, захватил его диван и истекает кровью прямо на его подушки. Не говоря уже о том, что этот незнакомец — Ким Тэхён. Слишком как-то много в этом неправильного, слишком многое может пойти не так, но, вообще-то, подобные ощущения — обычное дело, независимо от того, вовлечён ли в это некто столь пугающе красивый или нет. Чонгук подумает об этом завтра.