Забыв про мудрость, честь и стыд, Он страх, судьбу и смерть презрит, И гибель ждет его, как всех, Кто слишком верит в свой успех.
Мужчина со злостью зашнуровывал свой колет, скрипя зубами и беззвучно сыпля ругательствами. — Любимый, тебе сегодня не понравилось? — встревоженно спрашивала расстроенная дочь конюха. — Я сделала что-то не так? — Все хорошо, — чуточку устало буркнул Теон, надевая сапоги. Выбравшись из дома любовницы, он пошел пешком в сторону замка, держа коня под узду. Шевеля губами, он молча вспоминал письмо, которое получил от сестры. Теплое чувство, обычно собирающееся в груди мягким светом, сегодня не могло разгладить морщин, выступивших на лице принца Железных Островов. Казалось, ему опротивел весь мир. Даже секс и вкусная еда перестали влечь его, как и игры с клинком. И Грейджой знал, почему он уже неделю, словно в воду опущенный. Эта напасть носила имя — Серсея Ланнистер. Он мог часы напролет катать на языке имя золотоволосой красавицы, которая, вероятно, даже не помнила его лица. Королева была прекрасна снаружи и внутри. Словно богиня, с пылающим огнем в чудесных глазах. Она куда больше походила на короля, чем сам король. Роберта Теон теперь ненавидел еще больше. Этот жирный, неопрятный и жалкий боров был просто недостоин находиться рядом с такой женщиной, первой красавицей Семи Королевств, подарившей ему троих здоровых и очаровательных детей. Кроме того, будто в насмешку, Баратеон во всю развлекался, хватая служанок при всем дворе, как только напьется. Однажды на обеде, королева сделала ему замечание, тот аж побагровел, а на следующий день все могли видеть синяк на шее дочери Тайвина. В тот момент Теон чуть не бросился на Оленя с мечом, лишь чудом сумев удержать себя в руках. Его еще больше потрясло поведение Серсеи, которая носила отметины короля, как дар, и он стал ее уважать. Что тут говорить, он боготворил ее. Пройдя ворота замка, передав коня слуге, он побрел к своим покоям. Мужчина был до того задумчив, что едва успел отпрыгнуть, когда мимо него пронесся вихрь. — Стоять! — рассмеялся железнорожденный, держа за ворот испуганную и одновременно чем-то сильно довольную Арью. — От кого спасаемся? — Ни от кого, пусти, дурак! — девочка, так похожая на своего сводного брата-бастарда, надула щеки. — А вот и не отпущу, пока не извинишься, и не расскажешь, — усмехнулся Грейджой. — Ну, Теон, за мной погоня! — взмолилась Старк. Теон отрицательно покачал головой, давая понять, что не подкупаем. — Хорошо, извини, — сдалась девочка, опустив плечи. — Я подбросила Сансе паука в платье. Это было очень смешно, но она почему-то устроила истерику, пообещала нажаловаться матери, а септа решила наказать. — Теперь похоже на правду, — кивнул мужчина. Острый слух уловил, как по коридору кто-то спешит в их направлении, был слышат топот нескольких пар ног. — Пожалуй, тебе не помешает где-то переждать, пока море успокоится, — решил мужчина, вытащив из кармана ключ от своей комнаты и бросив Арье, которая его ловко поймала. — Спасибо! — расцвела девочка и побежала дальше. Теон только покачал головой, удивляясь, как она похожа на его родную сестру. Яра тоже было решительно невозможно усмирить, но над ней не было септы. Перед ним выросла запыхавшаяся септа в годах, со строгим и непривлекательным лицом, и оттого сильнее рядом с ней выделялась Санса, с покрасневшими от гнева щеками и заплаканными глазами. Как и большинству девушек, слезы ее только портили, но очарование девушки, только вступившей в пору своей юности, было невероятным. В еще проглядывались черты ребенка, и поэтому даже в слезах она сбивала мужчин с ног. — Милорд, тут не пробегала леди Арья? — спросила септа, пытаясь восстановить дыхание. — Она никакая не леди! Негодяйка и злюка! Ненавижу ее! — казалось, рыжеволосая девушка готова была снова разрыдаться, как дочь какого-то крестьянина. — Нет, я ее не видел. Уверен, она спряталась и сейчас вернулась обратно, чтобы вас обдурить. Следует поискать следы там, — сказал Грейджой, по-птичьи склонив голову на бок, и любуясь Сансой, как какой-то статуэткой. — Спасибо, Теон, — девушка слегка смутилась от его взгляда. Принц знал, что нравится ей, несмотря на давление со стороны родителей и септы. Когда-то он думал, что, приложив усилия, настолько вскружит голову Старкам, что Хранитель Севера выдаст свою прелестную дочь за него; что он вернется на Острова и заключит с Севером мир, который принес бы пользу каждой стороне. Но Теон переоценил себя: всегда есть стена, которую не пробить. И его ненависть к Эддарду только стала глубже. Заметив небольшой комок шерсти, что вился у ног девушки, прячась за подолом, мужчина нагнулся и поднял на руки щенка, взъерошив его рыжеватый мех. Эта лютоволчица была самой мелкой из помета, и единственной, кого Теон не боялся без спроса касаться. Кажется, Санса назвала ее «Леди». «Леди, серьезно? Утонувший Бог, дай мне сил. Ладно еще Рикон, он совсем малыш, но ты же не ребенок. Это охрененно опасная тварь — реликтовый монстр прямиком из седых времен. И ты назвала лютоволчицу Леди. Я ничего не понимаю в этой жизни и в женщинах.» — с грустью подумал Грейджой, играясь со зверем. Месяц назад, возвращаясь с охоты, отряд Старка натолкнулся на мертвую лютоволчицу, которая успела разродиться шестью волчатами, которые достались детям Эддарда. Даже Джон Сноу получил своего бракованного и жутковатого лютоволка. Теон никогда не любил собак, но тогда позавидовал Старкам. У них и так было все — Теон же ничего не имел. Даже одежды на нем и меч у пояса принадлежали другим. Пленнику никогда не стоит забывать о своем положении, потому что другие всегда будут это помнить. — Арья всего лишь ребенок, — вздохнул сын Бейлона, почесывая за ухом и балдеющей от ласки Леди. — Не стоят ее проделки твоих слез, Санса. Такой красивой леди не к лицу обращать внимание на детей. Передавая в руки смутившейся Сансе щенка, Теон толком не обратил внимание на покрасневшую девочку — он снова думал о королеве. Она посещала его голову чаще, чем родная мать. Слоняясь по Винтерфеллу, словно призрак, он пытался разобраться в себе, вспоминая прошлую жизнь и эту, на островах, хотя, на самом деле, для него между ними не лежало границы. Прислонившись щекой к холодному камню, мужчина смотрел через узкое, словно бойница, окно, любуясь солнцем, играющим на кончиках сосен. Когда-то давно, в далеком мире, он был подающим надежды музыкантом, на грани гениальности. Ему повезло родиться в состоятельной семье, и мальчик мог позволить отдавать себя музыке целиком, ни на что не отвлекаясь. Тот юноша, которого рисовала память, восторженный и очень добрый, был талантлив и привлекал людей магнитом. Для него стала ударом автокатастрофа, унесшая жизни родителей, а спустя год от рака скончался муж сестры, оставив ее одну с тремя детьми. Как мужчине, ему пришлось переступить через себя, чтобы стать опорой и начать зарабатывать деньги. А их нужно было много. Нотная тетрадка была отложена, как и красивые грезы о защите народа, помощи окружающим и большой и чистой любви. Молодой парень с бесполезным высшим образованием и быстро тающими деньгами, в бедной, быстро приходящей к милитаризации стране: что он мог? Тогда он начал искать выход в криминале. Торговать наркотиками не стал — это казалось ему делом не уважаемым никем, даже бандитами, — зато нашел себя в продаже оружия. На чем и заработал, несколько раз чуть не попав в тюрьму, откупаясь в последние моменты. Получив раннюю седину и угробив здоровье, он обогатился и приобрел железные нервы. Кроме того, ожесточился, за глаза его называли отморозком. Друзья не пережили трансформации мечтательного юноши в холодного и трудного человека, а девушку он потерял, как только жизнь дала трещину, так что пользовался услугами индивидуалок. Конкуренты не раз пытались избавиться от удачливого «Пианиста», и однажды им это почти удалось. После неудачного попадания пули в бедро, он стал сильно хромать, превратившись в чертового Доктора Хауза. Совсем не тот подарок судьбы, который ждешь в неполных тридцать лет. Он запил, изначально презирая алкоголь. Но подлая жидкость успокаивала нервы и глушила совесть, а позже — заменила друзей и любимую. Каким-то образом, словно насмешка судьбы, бывший продавец оружия стал депутатом первого созыва, уважаемым человеком в городе и тем, кого раньше он сам презирал. Хромой дядька с залысинами на оплывшем лице, еще хранящем печать былой красоты. Он утратил веру в Бога. Как может существовать Бог в мире, полном боли и мерзавцев? И он сам — худший из них. Но мужчина знал, что льстит себе. Он был лишь сыном своей эпохи. Таких — десятки, если не сотни. Обычный преступник. Решив, что себе и родным на жизнь он заработал, бывший продавец оружия, а ныне народный избранник, решил вернуться к началу, тому, что заставляло его в детстве просыпаться раньше рассвета. Глупец, даже к сорока не наживший ума. Нельзя войти в одну реку дважды. И дело было даже не в утративших всякую ловкость пальцах, нет. Он разучился играть, его душа больше не слышала ту музыку, что снилась когда-то по ночам. Потому что от того мальчика давно ничего не осталось. Он сам убил его. И только сейчас Теон, наконец, понял, что с ним происходит. С тех пор, как он увидел Серсею, ему вновь стала сниться музыка. В ее чертах он видел полузабытый образ матери и тень первой любви. И его черная душа, давно и прочно похороненная под обломками старой личности, впервые за десятки лет заворочалась от боли, словно растревоженный медведь посреди спячки. Развернувшись на каблуках, он отправился в сторону гостевых покоев. Мужчина знал, что хочет получить, и ему было абсолютно плевать на то, как это произойдет. Даже если проклятый бард заупрямится, он убьет его. Сейчас Теон Грейджой хотел прикоснуться к музыкальному инструменту и наконец понять: родился он заново в Вестеросе обновленный, с душой чистой как белый лист? Или обречен влачить существование пирата и коротать век, рискуя собой, пока шальная стрела или вырвавшаяся из рук неумехи магия не прикончат его, положив конец жалкому суррогату жизни, тени от той тени, кем он был когда-то… Боги, кем он был! Человеком, способным менять мир, а не вынужденным лишь подстраиваться под действительность. Творец, а не серость. Тогда ему не требовалось прибегать к уловкам, чтобы завоевывать сердца. Выдохнув сквозь зубы, Теон пинком открыл дверь.***
Королева в ярости сбежала из своих спален, потому что ее муж-ублюдок в соседних залах сношал каких-то шлюх, даже не озаботившись о приличиях. К тому же, Роберт поставил брата Серсеи охранять его, что, как он сам знал, вызывало у золотоволосого воина неудержимую злобу, которую тот не мог выплеснуть на своего короля, ведь он поклялся его защищать. В сопровождении нескольких гвардейцев, Серсея шла по отвратительно безвкусному и диковатому замку, не способному соревноваться с изяществом и красотой зданий Западных Земель. Женщине не нравился Север с его холодом — Винтерфелл с отсутствием всяких мыслимых удобств, и не нравились самоуверенные Старки. Ужасное место и неприятные люди, как считала дочь Старого Льва. Еще и Роберт в компании старого друга и вдали от двора стал вести себя совершенно несносно. Вдруг краем уха Серсея услышала какой-то звук. Вначале она не придала значению шуму, но, против своей же воли, заинтересовалась. Еще сама не понимая, зачем она это делает, королева остановилась и начала прислушиваться. Серсея вздрогнула — ее будто пробила маленькая молния. Кто-то пел и играл на арфе. И женщина узнала бы этого человека из тысячи. «Но как? Ты же давно мертв! Роберт убил тебя на Трезубце!» — мысли ворвались в голову ураганом, не давая думать ни о чем другом. Королева почти побежала на звук, подобрав юбки, словно девчонка. Расторопный стражник отворил дверь перед ней, догадавшись склониться в глубоком поклоне. Внутреннее убранство комнаты было не богатым, что сразу же бросалось в глаза. Толпа поварят, слуг и служанок собралось вокруг музыканта, слушая затаив дыхание. Многие даже не заметили, как она зашла. Пожалуй, больше всего было именно молоденьких служанок. Играющий юнец, почти мальчик, был ей знаком. Напрягшись, королева вспомнила, что это младший сын того мятежного лорда, Бейлона Грейджоя, Теон. С жутким разочарованием на сердце она поджала губы, рассматривая Грейджоя. Пусть тот играл, как Рейгар, пел, как Рейгар, но совсем не был им. До её Серебряного принца ему было, как до Стены. В Таргариене текла кровь богов и драконов, королей и героев, он был куда больше, чем просто человеком. Даже ее дражайший близнец, красавец Джейме, был в сравнении с Рейгаром просто мальчишкой. Кракен же был симпатичным на лицо, с благородными чертами, к тому же высок, но не мог приковать к себе взгляд, подобно истинному совершенству. Свеча не заменит солнца, когда оно закатилось. Но играл он действительно волшебно, и пел неизвестную ей песню о любви. Решив дослушать, королева осталась еще на несколько минут. Теперь ее заметили действительно все, подскочили и начали раскланиваться, и быстро подыскали стул. Только Грейджой будто ничего не замечал, терзая лютню. На тонких пальцах выступила кровь, алыми струйками побежав по музыкальному инструменту, а его взгляд бродил вдалеке от людей. Серсее показалось, что в уголках глаз она увидела слезы, но это могло быть шуткой света. Она привыкла, что мужчины не плачут, зато хорошо умеют склонять к этому других. Наконец, он закончил, и оглянулся. Только сейчас Грейджой заметил королеву, и вздрогнул всем телом. — Вы замечательно играете, — решила поощрить его Серсея, которой действительно понравилось, пусть игра и разбередила старую рану. И все же, даже разочарование и тоска по несбывшемуся были ей сейчас приятней мерзкой действительности. — С-спасибо, — пробормотал юноша, выглядевший потерянным. — Я не знал, что вы здесь, моя королева. «Моя королева» — Серсее понравилось это обращение, и то, как оно прозвучало из уст мальчишки, так что она решила позволить себе подарить ему одну из своих улыбок. Глядя на то, как тот расцвел, она сразу все поняла. «Мужчины», — слегка презрительно подумала дочь Тайвина. Всего один из них смог избежать ее чар, и он давно уже как мертв — убит на Трезубце, предпочтя красивейшей женщине Семи Королевств дикарку с Севера. — Не знала, что на Железных Островах ценят музыку, — заметила королева, наматывая золотистый локон на палец. — Впрочем, как и на Севере. — Вы правы, моя королева, — пожалуй, Грейджою нравилось это повторять так же сильно, как ей слышать. — Я сам научился. Меч держать тоже обучен — и весьма хорошо, — но больше всего мне всегда нравилась лютня. — Что ж, на Западе ваши умения бы оценили по достоинству, — сказала Серсея, после чего безжалостно закончила: — Как жаль, что вы — сын предателя и бунтовщика. И всю жизнь проведете тут. — Предателя и бунтовщика? Это всего лишь слова, моя королева. И что они значат? Ровным счетом, ничего, — усмехнулся Грейджой, и Ланнистер отметила, что манерой улыбаться он походил на Джейме. — Многие с вами не согласятся. Например, мой муж-король, — королева ответила ему зеркальной улыбкой. — Да простят меня Боги за эту правду, но Роберт сам взял власть силой. Именно из нее все проистекает, мы имеем то, на что дерзнем предъявить права, и сможем забрать, — мальчишка пожирал ее взглядом, и Серсея решила привести его в чувство. — Вы говорите опасные вещи, за которые вам уже можно отрубить голову, — сказала жена Роберта, наблюдая за реакцией Грейджоя, и он не заставил себя ждать. — Пусть рубят! — рассмеялся весело и зло островитянин. — Я давно к этому готов, миледи. С того самого момента, как оказался в Винтерфелле. Ожидание смерти убивает раньше самой смерти. А я устал влачить жизнь, а не жить. «Влачить жизнь» — фраза болью отозвалась в душе королевы. Именно этим она и занималась уже многие годы, будто львица в клетке. У нее были любимые дети от близкого человека, но жить во лжи, скрываясь, было очень низко и трудно для дочери могущественного Хранителя Запада. От слов черноволосого юноши с лютней в руках, Серсея почувствовала во рту горечь. — Вы правы, — сказала королева, справившись с собой. — Иногда жить сложнее, чем умереть. Ее рука непроизвольно потянулась к уже успевшему пожелтеть синяку на шее, приковав взгляд мальчишки, будто магнитом. В его темных глазах мелькнула страшная ярость. — Это оставил вам король, миледи? — проскрипел Грейджой, сверкнув очами. Поняв, что разговор становится действительно опасным, Серсея жестом отпустила забывшую как дышать прислугу и стражников, велев тем выйти вон, оставив их одних. Она собиралась жестоко отчитать Теона Грейджоя, но тот ее опередил. Сжав добела кулак, он с криком ударил им по столу, ломая крепкое дерево так, что щепки разлетелись. На шум забежала стража, и Серсее снова пришлось ее выдворять, в то время как Грейджой тяжело дышал, вынимая занозы из кровоточащей руки. Королева с удивлением смотрела на юношу, и отметила его удивительную для такого изящного тела силу. — Вам придется объясниться, — приказала Львица Кастерли. — Моя королева, — Грейджой упал на одно колено, попеременно срываясь с шепота на крик. — Я люблю вас. — Вот как. И давно? — рассмеялась Серсея, развеселившись. — С момента, как вас увидел. И навсегда, — горячо прошептал Грейджой, смотря на нее так же, как Джейме в молодости. Серсея вспоминала, что вот уже как месяц не имела близости с братом, но отогнала лишние мысли. Ей в голову закралась идея. Пока она размышляла над ней, пропуская мимо ушей пылкую речь юноши, тот уже осмелел достаточно, чтобы распустить руки. Похоже, Теон Грейджой действительно совсем не боялся смерти. Редкое качество для мужчины — отвечать за свои слова. Уклонившись от поцелуя, королева гневно осадила Теона взглядом, заставив убрать руки. Но, смилостивившись (уж больно жалко выглядел в тот миг островитянин), она протянула ему руку для поцелуя, в которую Грейджой сразу же впился. — Если это правда, — сказала королева, — Если то, в чем ты клянешься мне, правда… — Это правда! — воскликнул он. — … тогда, я хочу попросить тебя кое-что сделать для меня, — продолжила она с лукавым взглядом искрящихся зеленых глаз. — И тогда, быть может, у нас будет шанс. — Что угодно, моя королева! Я все сделаю для вас! — Одна мелочь, — промурлыкала женщина, позволяя мужчине продолжать целовать ее тонкую кисть. — Ты же хвалился, что довольно ловок. Значит, справишься легко. Если смелости хватит. — Что я должен сделать, моя королева? — спросил мальчишка. — Убить короля.