Пес государев

Лето пьянит запахом трав пряным. Лучи солнечные с неба теплом одаряют. Лес шумит листьями. Птицы на ветках голосят, ликуют и радуются. Царь на черном скакуне едет. Конь под ним гарцует, охоту чует. Впереди псари идут да за шлеи длинные собак держат. Те возбужденно гавкают да воздух нюхают. – Долго ли еще? – Царь Федьку спрашивает. – Давненько я не охотился. На кабана идем, али на зайца? – Лучше, государюшко, намного лучше, – Федька ему подмигивает да на Малюту Скуратова косится. «Ох и умою я рыло твое свинячье, – Федька думает. – Не тягаться тебе со мною, Скуратов. Ни в смекалке, ни в постели тем более!» На пригорок выйдя, остановились охотники. Перед ними поляна, травою высокой заросшая. На поляне той в окружении стрельцов молодых девки в кучку сгрудились. Все растрепанные да перепуганные. Бо́сые да в простые рубахи одетые. – Полюбуйся, государь, – Федька Царю подмигивает. – Вон та, что чернявая да самая старшая, племянница князя Оболенского, что ты год назад казнил. Мои солдатики ее в деревне в сараюшке нашли. Она там хоронилася. Вот та, что с косою отрезанной, дочка Рязанцева. Шебутная девка. Кусалась да рвалася так, будто бесы в нее вселились. Пришлось косу ей топором рубить, чтобы утихла маленько. Вот та, что малая самая, внучка Шевырева. Ну а остальные – сродсвенницы опальных бояр. Внучатые племянницы да сестры троюродные. – Погоди-ка, Феденька, – Царь с восторгом на девок перепуганных глядит. – Уж не они ли сегодня наша охота? – Угадал, государь! – Федька улыбается, подбоченясь удало. – Вот решил тебя порадовать да из хором вытащить. А то как бы ты не захворал в казематах сырых, – говорит да на Скуратова недобро смотрит. – Ай да Басманов! – Царь Федьку по плечу хлопает. – Ай да молодец! Так давай же, командуй своими солдатами. Да потешь Царя своего. Из-под копыт лошадиных ошметки земли вырываются. Ветер в ушах от скачки бешенной свистит. Ветки деревьев по щекам хлещут. Но не чувствует этого Царь. Несет его конь черный вслед за рубахой белой, что в кустах мельтешит. Собаки впереди лают, девка загнанная от страха, как подкошенная, на колени падает. Глазами заплаканными на собак бегущих да на всадников смотрит. Рубаха белая, изодранная, раны на теле молодом открывает. Кровь с тех ран течет да на землю капает. Собаки с девкою поравнялись, на секунду обернулись на всадников. – Хо! Хо! Куси! – громко Царь кричит. И кинулись псы драть тело девичье. Лоскутья кровавые во все стороны полетели. Крики жертвы потонули в собачьем рычании. – Эта последняя будет? – Царь Федьку вопрошает, обходя тело разодранное. – Внучка Шевыревская осталась, – Федька смотрит на месиво кровавое и взгляд брезгливо воротит. – Она мала́я самая да шибко шустрая. От собак на дереве сховалась, а от всадников в овраге пряталась. – Потеряли ее? – Царь нахмурился. – Нет, государюшко! От молодцев моих непросто уйти, – Федька ему отвечает. – Пока ты девку безкосую нагайкой охаживал, мои солтатушки малýю нашли да к болоту погнали. Царь на коня вскочил да бока ему пришпорил. Тот под ним на дыбы взвился да с места в галоп ринулся. Мертвое место болотистое. Тут и птицы молчат, и листва словно замерла. Лишь лягушки квакают да выпь кричит, будто оплакивает кого. По краю болота всадники стоят. Рядом с ними псы замерли, как каменные. Не решаются они в болото лезть. Знают, смерть там ждет любого. А девчушка лет тринадцати смело по болоту идет да палкой длинною, куда ступить, проверяет. – Уйдет же, – Царь вздыхает. – Ты б солдат за ней пустил. Пусть порубят ее саблями да бердышами. – Погоди, государь! Не время еще, – Федька рукой его останавливает. – Те болота никому не ведомы. Ни один человек по ним не хаживал. Ежели она далеко уйдет, так мои ребята из пищали ее достанут. Тут оступилась девонька. Палка из рук вырвалась, ноги босые в самую жижу с кочки соскользнули. И чем больше девчушка трепыхалась, тем глубже ее болото засасывало. Вот уже над жижей зловонной одна головка белая осталась. Повернулась к ним девица, глаза, как небо голубое, на мучителей своих подняла и закричала, о пощаде моля. – Пристрелить ли, государь? – Федька за пищаль хватается. – Я ей в глаз легко попаду отсель. – Погоди, Федя, – Царь руку его от оружия убирает. – Нет ничего интереснее, чем смотреть в глаза умирающему. Видеть, как жизни искры яркие гаснут. Как губы чернеют. Как рот в последнем вдохе открывается. Федька в глаза Царю взглянул и увидел там огонь дьявольский. Языки пламени горячего обожгли душу его страхом смертным. Плечами Федька от ужаса передернул да от Царя подале отъехал. Всадники черные по полю скачут. Лошади громко фыркают. Собаки брешут возбужденно. Морды их кровью измазаны. Из пастей красных языки вываливаются. – Погоди-ка, Феденька, – Царь коня Федькиного за удила придерживает. – Давай отстанем от всех. Хочу тебя за службу верную наградить по-царски, – и подмигивает ему игриво. Привязали они коней к дереву в рощице небольшой. Сами в чащу пошли. Царь Федьку по спине ласково оглаживает. Слова нежные на ушко шепчет. – Уж я тебя, сокол мой ясный, награжу. Вижу преданность твою да усердие. Так ты еще немножко Царю послужи. Утоли страсть мою неуемную. Федька шапку черную козьим мехом подбитую снял да подрясник за ней. Кинул на землю пояс широкий да березку белую руками обнял. Замер в ожидании ласк царских. Но не торопится государь награду отдавать. Обходит он Федьку со всех сторон, руки его крепко поясом скручивает, в рот ему рукавицу охотничью сует. – Ну что, Феденька? Готов ли ты Царю послужить? Федька мычит испуганно. На его спине рубаха трещит да рвется. Погладил Царь его спину белую. Взвизгнула в воздухе нагайка тонкая и обожгла она кожу огнем болезненным. Охнул Федька. Всем телом вздрогнул, но удар вытерпел. Вот второй удар. Вот и третий. Федька от боли дрожит. Мычит, слезами умывается. А у Царя глаза огнем горят. Руки сильные нагайку сжимают. Губы в улыбке сладострастной кривятся. Вот и награда твоя, Федя! Вот и царское благословение!