Пес государев

Хороша ты, Русь-матушка! Полями привольна. Лесами богата. Землей плодовита. И людей добрых ты много вырастила. Героев смелых. Мудрецов великих. Певцов голосистых. Митрополит Филипп по саду чинно похаживает. Поступью статной траву молодую мнет. Посохом землю вспахивает. Берет он в руки ветку яблоневую да аромат цветов розовых вдыхает. – Как же мне, Ваня, любо на земле жить, – говорит он племяннику своему, воеводе Ивану Колычеву. – Только посмотри, как природа после зимы просыпается! Почувствуй это благоуханье! Послушай песни птичьи! – Не до красоты мне, Владыко, не до радости! – Иван хмурится да на дядьку своего смотрит. – Царь ищет опальных воевод да сотников. Ты нас у себя схоронил, за то тебе поклон благодарственный до земли. Только… У Царя глаза да уши везде. Как бы ты на себя беды не накликал. – Нешто зазорно поддержать страждущих? Ужель это преступление, героям помощь оказать? – Митрополит головой качает. – И дело то не в Царе. Запутался он. В прошлых болезнях завяз. Ему бы лечить хворобы старые, а он их новыми заменяет. Царь ко мне частенько наведывается. Вот приедет на седмице, я с ним поговорю. Ежели героя победили, то от этого он героем меньше не стал. И поражение получить от неприятеля – то не предательство, а урок важный! А люди только на своих ошибках и учатся. – Эх, Владыко, надеюсь, что сможешь ты Царя убедить, – Иван вздыхает. – Главное, чтобы ему первей тебя кто-нибудь песни не напел. А в Алексанровской праздник – Пасха Христова! С утра раннего все колокола церковные песни поют. Люди наряды свои из сундуков достали. Пестрит толпа радостная да шапки в воздух кидает. Народ Царя своего здравствует. Государя-батюшку привечает. Царь до собора доехал, на колоколенку взобрался да сам в колокола отзвонил. В храме молебен отстоял, свечи поставил за здравие да за упокой. Воды святой в купели набрал, освятив куличи да яйца, обратно во дворец вернулся, праздновать. – Государюшко, – Федька к нему на лавку в трапезной подсаживается да чарку с водкой подносит. – С праздником тебя великим! – И тебя, Федя, с праздником, – царь отвечает да чарку опрокидывает. – Может, навестить тебя вечерком? – Федька еще одну чарку наливает и пред Царем ее на стол ставит. – Я опосля трапезы в Москву собираюсь, – тот Басманову отвечает, стараясь в глаза черные не смотреть. – Меня Владыко ждет, да народу стольному показаться надобно. – Опять к Филиппу едешь? – Федька удивляется деланно. – А я думал, что до тебя уж слухи дошли. Про дела митрополита Московского. – Слухи? – Царь всем телом вздрагивает да на Федьку глаза выкатывает. – Тут дьякон один, с Москвы присланный, в кабаке пьяный обмолвился, – Федька шепотом сказывает, – дескать, опальных воевод Филипп у себя схоронил. Поит их да кормит. От тебя бережет. – Враки то! – Царь рявкает громко. – Не верю я в такое предательство! – А ты не кричи, государь! – Федька выпрямляется да в глаза царю смотрит. – Среди тех воевод племянник его. Иван Колычев. Царь по коридорам коршуном промчался. Велел коней седлать. Служки его быстро в походное приодели. Царь на коня черного вскочил и, охраны не дожидаясь, из ворот дворцовых вылетел. Все тихо во владениях митрополита Московского. Праздничный молебен отслужил. Благословил люд столичный. Хорошо и светло на душе у Владыки. Отдыхает он в саду в беседке чистой. Вокруг него сидят воеводы да сбитень и медовуху душистую попивают. – Никак не ждал ты меня, Владыко! – голос сухой за спиной у Филиппа раздается. Ветки слабые расходятся и открывают лицо Царя, все злобою перекошенное. – Я тебя, гость мой дорогой, всегда жду, – митрополит поднимается Царю навстречу и руку ему протягивает. Царь к перстам припал, но руки не поцеловал его. Принюхался, как пес уличный, носом по руке поводил да, головы не поднимая, сказывал. – Медом пахнет. Словно рука ангела. Вот только пошто ангел сей врагов моих привечает да потчует? – Не враги они тебе, государь, – Владыко отвечает и Царя к столу жестом приглашает. – То герои войны, от смерти спасшиеся. – То трусы и отступники! – Царь выкрикивает да посохом по полу беседки стукает. – Настоящие герои на поле бранном лежать осталися. А эти бежали предательски, посрамив пред ливонцами Русь матушку да Царя свого. – Успокойся, государь! Сядь с нами, медку испей. Да послушай, что я тебе скажу, – Филипп молвит да осекается, в глаза Царю глянув. А в глазах тех мрак кромешный, да огни сатанинские в той темноте пляшут. – Не буду я боле слушать тебя, Владыко, – Царь скалится. – Растратил ты мое доверие поступком ентим. – Чем это я тебе не угодил? Тем, что людей от смерти спас? – Филипп со скамьи поднимается да кулаком об стол бьет. – А ты не смей кричать на государя своего, – Царь змеем шипит. – Али думаешь, раз власть у тебя, то управы на тебя не найдется? Эй! Охрана! Взять сих предателей да под конвоем в слободу Александровскую доставить. А ты, митрополит, жди вестей тута. А чтобы отсель не сбежал никуда, я к тебе ребятушек своих приставлю. Быстро до слободы слухи долетели. Весь двор как улей жужжит. Все новости из Москвы обсуждают да Царя дожидаются. Федька снова к лестнице крутой подходит да смело вниз шагает. Малюта за столом сидит да мирно молоком балуется с хлебом свежим да медом душистым. – А-а-а… Пришел? – он Федьке кивает да за стол жестом приглашает. – А чего это ты победу молоком празднуешь? – Федька его спрашивает да на стол ендову с вином ставит. – Вели закуски несть! – Ну, коли ты не травить меня пришел, так отчего не выпить? – Малюта отвечает да в ладоши хлопает. Тут же слуга прибежал и, выслушав приказ хозяина еды принесть, спешно удалился. – А пошто мне тебя травить-то? – Федька ухмыляется. – Мы ведь с тобой теперича в одной упряжке. – Молю тя, после того, как мы врага общего убрали, в разных мы с тобой упряжках, Федя, – Малюта улыбается. – А коли и так, – Федька вино красное по чаркам разливает. – Ведь хорошо сладили! Мой служивый мысль опальным воеводам подсказал у владыки схорониться. А твой слух про то по слободе пустил. Давай-ка на сегодня забудем, что мы с тобой враги. За дело наше выпьем! За опалу митрополита Филиппа! Легкой смерти ему!