Пес государев

Уж несколько месяцев Царь Федора к себе не требует. А тот все честно службу несет. В Царской страже в дозоры ходит. Вечерами сыновей уму-разуму учит. Праздники с отцом да братом проводит, кровушку молодецкую разгоняет, охоту снаряжает на птицу да зверя мелкого. Возмужал за то время Федор. Бородку окладистую отрастил. Сгинула красота девичья, а на смену ей мужская проявилась. Да не хуже прежней! Осень нынче рано настала. Деревья золотом усыпала да цветы медом наполнила. Едет Федор по степи широкой и вдыхает аромат сладкий. Конь под ним гарцует, а тушки зайцев да тетеревов, к седлу притороченные, словно танец веселый танцуют. Хорошо поохотились. Только тяжко у Федора на душе. Чует сердце беду неминучую. Остановились они передохнуть да коней напоить. Разожгли костер да тетерева в углях запекли. После ужина сытного улеглись на траву высокую подле речки быстрой. Федор в небо темнеющее смотрит, глаза черные на лучики последние теплые щурит да травинку грызет. – Что при дворе нынче деется? – у отца спрашивает. – Обезумел совсем государь. Всюду ему заговоры да смуты мерещутся, – воевода вздыхает. – Ужо и к своим, опричным, нету доверия. А как царица-матушка померла, так он удумал смотрины устраивать. А бояре да князья и рады стараться. Разоденут дочерей своих да к Царю ведут. А тот на девок налюбуется да самую ладную из них в опочивальню тянет. – А как же Богдан? – Федор ухмыляется. – Ужели чина высокого не заслужил, Царя ублажая? – Не чета он тебе, Федя, – воевода грустно улыбается. – Ни умом, ни красотой не блещет. Али в играх любовных не горяч. Так и служил при дворе незаметно. Давеча в рынды Царь его захотел. Теперича ходит Богдан разодетый, как петух, весной токующий, а толку от него нет. – Ну, меня Царь не хватается, и то ужо хорошо, – Федор вздыхает да травинку выплевывает. Будто сам и сглазил себя Федор. Ровно через десятину после беседы той застучал в его ворота гонец царский: – Федора Басманова к государю! Заседание думское было срочно Царем созвано. Понаехали бояре да князья опричные со всех концов. Воеводы скромно в уголке сидят. Сотники двери подпирают. – Собрал я вас, други мои верные, чтобы волю свою изъявить! – Царь с трона громко глаголит да на собрание глаза красные пучит. – Заговор у нас под носом тлеет. Словно хворост влажный. Кабы пламенем не полыхнуло. Стало быть, надоть нам сей костер назревающий затушить! Кровью супостатов да изменников, кои в Новгороде засели. Посему сбираю я войско опричное для подавления мятежа того. Сам его возглавлю и поведу к стенам Новгородским. Не оставим камень на камне от града того! И не пожалеем вражин да злодеев! – Государь, – Федор Басманов со скамьи поднимается да на средину зала выходит. – Дозволь молвить? – И кто у нас такой смелый? – Царь щурится. – Федор Басманов. Аль забыл меня? – Федька отвечает. – Федя? Не признал... – Царь хмурится. – Говори, про что думаешь. – А мыслю я, государь, что нету у нас причины Новгород разорять, – Федька говорит, и в зале тишина воцаряется, как на погосте монастырском. Только огонь в факелах трещит да Царь тяжело на Федора дышит. – Ты вспомни. Сколько за год в казну царскую купцы новгородские злата приносят? Пошто же курицу, что яйца драгоценные несет, под топор пущать? – Ты… – Царь от злости запинается, но в руки себя берет да Федору молвит: – Ты, Басманов, опосля сбора ко мне зайди. Мы с тобой с глазу на глаз потолкуем. Федька на место сел, а зал ожил да зашелестел шепотом испуганным: – Пес-то государев на хозяина свого зубы оскалил! – Царь ему быстро хвост-то оттяпает по самую голову! – Ему бы сейчас не тявкать, а руки хозяйские лизать! Как закончилось собрание, Федор в царские покои отправился, как было велено. Остановился он у дверей знакомых, припомнил, как сюда в женской одеже хаживал, и замутило его от воспоминаний этих. Прислушался он к себе. Нет… Нету страха в душе его. Только предчувствие дурное в груди змеей свернулось да шевелится внутри скользко. – Звал, государь? – Федька дверь отворяет и в опочивальню знакомую входит. – Звал, Федя, – Царь с лавки встает да к нему приближается. – Изменился ты, Федя, – дышит он смрадно в лицо Басманову. Глаза огнем красным посверкивают, на голове плешивой пятна темные, во рту зубы гнилые да черные. – Вот только не знаю я, как с тобою теперича поступить. – Пошли ты меня, государь, воевать за Русь нашу, как прежде, – Федор отвечает, смело в глаза Царю глянув. – Засиделся я при дворе. Задыхаюсь я тута. Дозволь мне лучше долг свой исполнять да ворогов бить. – А иди… – Царь вдруг рукою ему машет. – Не держу я тебя боле. Дам я тебе войско опричное. В Астрахань пойдешь и Гирея отвадишь. Хорошо да удало Федору служится. Рубится он с врагами басурманскими, ни сил, ни живота не жалея. Бок о бок с ним отец да брат бьются. Завидя красавца черноволосого, супостаты со страху разбегаются. Тело его ранами боевыми покрылось, ищет Федор смерти в бою, а та его гладит да стороной обходит. А ночами темными уходит Федор в степь привольную да, глядя в небо звездное, Богу молится. Оплакивает душа его тех, кого он сам умертвил. Просит он у Господа не прощения, а покаяния за грехи свои. – Ох и дела творятся нонче, Федя, – отец к нему на привале подсаживается. – Филиппа Малюта удушил. Пимена убили за предательство. Вяземский Афанасий под пытками богу душу отдал за то, что архиепископа Новгородского предупредить хотел. Город весь разграблен. Царь собственноручно суд вершит. Всю знать вырезал. Родичей их кого пожег, кого в реке потопил. Ни баб, ни детей не жалеет. Сейчас на Пермь сбирается. И там ему заговор мерещится. Я вот чего боюсь, Федя, – воевода сыну на ухо шепчет. – Как бы и нас всех в острог не посадили. Уж лучше тут на войне в бою честном сгинуть, чем в казематах от пыток гнить. – Смирись, тятя, – Федор спокойно отцу отвечает. – На все воля божья!