Красный звон тишины

Лампа со стуком опустилась на пол. Фитиль дрогнул, и бледные вытянутые тени заплясали по окровавленным стенам. — Как тут жутко! — прошептала Элиза. Клара не отвела взгляда от пламени и ничего не ответила. Она больше не верила в пугливость Элизы, не после того, как услышала историю удивительного «спасения». — Глядите, что я нашел, — Абель положил что-то на пол рядом с лампой и сел по правую руку от Клары. Она дождалась, когда пламя, поборов мученические корчи, вытянется в струнку, и только тогда перевела взгляд на увесистый мешок. — Что это? — Неужели не догадываешься? — в глазах Абеля все еще плясали огоньки. — Дощечки для жеребьевки. Разыграем? — он искоса глянул на Якоба и криво ухмыльнулся. — А тот, кого назвали родители, сможет попытать счастье еще разок. Как положено настоящему мятежнику… Не дожидаясь ответа, он сунул руку в мешок и вытащил первую дощечку с выжженным на ней словом: — Думаю, ты бы не согласился, чтобы тебя назвали Луизой, верно? Клара вздрогнула: образ долговязой длинноносой девчонки выплыл из забытья, оскверняя кровавый полумрак. Была ли Луиза и впрямь столь отвратительно уродлива или это память услужливо коверкает ненавистные, но, в сущности, обычные черты? — А как… насчет… Германа? — продолжал Абель, рассматривая следующую дощечку. И снова — чудовищно мерзкий образ ожег внутренний взор. Клара вытерла ладони о платье и стиснула зубы. К счастью, Клаус быстро прекратил череду непрошеных наваждений. — Дай сюда! — он наклонился, вырвал мешок из рук Абеля и высыпал содержимое на пол. — Поглядим, — сказал Нильс, ближе пододвигая лампу. Несколько минут они с Клаусом молча разгребали гору дощечек. Элиза подобралась ближе и вытянула шею. Ее губы едва заметно подрагивали, когда она читала очередное имя. Якоб и Абель не шевелились, а Клара отодвинулась чуть дальше от света. Предчувствие, странно похожее на страх разоблачения, охватило ее. Но что могли раскрыть старые дощечки? — Странно, — пробормотал Нильс и искоса взглянул на нее. Клара задержала дыхание. — Тут нет твоей… Клаус и Элиза все еще рылись в груде деревяшек на полу. Наконец оба подняли головы. — Да, ее нет, — медленно сказал Клаус, подозрительно сощурившись. — Это точно твоя ферма? — Да! — отрезала Клара — резче и громче, чем намеревалась. — По-твоему, я могла забыть? И в этот момент она внезапно вспомнила, что сказал Доминик в тот день и в той самой комнате, где они встретились впервые. О том, что никогда не встречал девочек с ее именем. И невнятное предчувствие наконец оформилось в страшную мысль: существует ли хоть где-нибудь дощечка, на которой написано ее имя? Глупо. Невозможно. Клара зажмурилась, силясь прогнать образ Доминика, пока отравленное измученное сознание не изуродовало и его. Кровь шумела в ушах, но не могла заглушить навязчивый вопрос. — Может, вы плохо смотрели?.. — неуверенно протянула Элиза, и Клара не выдержала. Она распахнула глаза, ринулась вперед и, на ощупь шаря по окровавленному полу, раскидала дощечки во все стороны — туда, куда слабый свет лампы не доставал. — Моей тут нет! — яростно выкрикнула она. — Наверное, они ее потеряли, сломали или где-то забыли! Так же, как всегда теряли, ломали и забывали меня! Все притихли. Элиза в ужасе отпрянула, ее широко распахнутые глаза влажно блестели, губы дрожали. Клара перевела дух и села на место, уткнулась взглядом в колени. Стыд за свое поведение и нежелание извиняться медленно сливались в глухую злость на всех присутствующих. — П-прости, — пробормотал Нильс. — Мы не подумали, каково это… — Можем спросить прямо у них, — подал голос Абель. Клара вздрогнула и повернулась к нему. — У кого? — У тех, кого здесь размазали. Близнецы мрачно переглянулись. — То, что ты предлагаешь, отвратительно, — отрезал Клаус. — Нельзя тревожить усопших! Даже любовная магия не так омерзительна, как это. — Говоришь как распоследний бездарь! — Абель презрительно скривился. — Послушать тебя, так мордобой — единственное благородное искусство! Но магия на чистую и грязную не делится, и слушать не желаю тех, кто твердит иное! — Но даже Вит… — Уж Вит-то прекрасно понимает, что усопшие больше не тревожатся. Потому что их нет! Нигде! — Этого ты знать не можешь, — возразил Клаус вдруг осипшим голосом. — Никто не может. — Отчего же? Вот ты можешь узнать прямо сейчас, — Абель тоже понизил голос до шепота. — Хочешь, удавлю сию секунду, а она, — он мотнул головой в сторону Клары, — оживит? А потом мы тебя и расспросим обо всем. Казалось, сам дом на мгновение задержал дыхание. — Замолкни! — заорал Нильс, и эхо его голоса разбилось о скрытые во тьме стены. — Не то я сам тебя удавлю! Навсегда! Никакого воскрешения! Он попытался вскочить на ноги, но Клаус его удержал. Элиза всхлипнула. Абель примирительно развел руками: — Да я только предложил. Не хотите — не надо. — Погоди, ты сам себе противоречишь, — взволнованно продолжал Клаус, не без труда удерживая брата на месте. — Говоришь, что ничего там нет, но хочешь задавать вопросы. Откуда же взяться ответам? — У воспоминаний есть ответы, — тихо заметила Клара. — Но не на те вопросы, что задаешь. Все собравшиеся уставились на нее с удивлением и непониманием, но она смотрела только на Абеля, и он тоже таращился на нее с не меньшим интересом, почти восхищением. Клара давно поняла, что он собирается сделать. То же, что она сама сотворила с общежитием домочадцев Госпожи: воплотить воспоминания. Но неужели это возможно без долгой подготовки? Однако если у него получится, она сумеет хоть мельком увидеть Госпожу. Но тогда и остальные смогут… — Тебе не покажут больше того, что тут происходило, — продолжала она. — Нельзя вспомнить то, чего не было. — Кто это тебе сказал? — Абель хитро улыбнулся. — Иногда я вспоминаю свои песни, но ведь раньше их никто не знал. — Ты просто их придумываешь! — досадливо бросил Клаус. — О, так бывает только с плохими песнями. Абель вдруг помрачнел и хмуро оглядел собравшихся. — Неужто и впрямь трусите? Не ожидал от вас… Что, если мы умрем сегодня? Неужели не хотите хоть одним глазом глянуть на то, что нам тогда останется? — Никто сегодня не умрет, — проворчал Нильс, а до сих пор молчавший Якоб вдруг выпрямился и протянул руку: — Хорошо, я готов. — Погоди, успеем за руки подержаться. Сначала я… разведаю в одиночку… Все замолкли, не сводя с Абеля выжидательных взглядов, а он глубоко, шумно вдохнул и закрыл глаза. Клара нервно кусала губы, разрываясь между необходимостью помешать ему сию секунду и отчаянным желанием, чтобы он преуспел. Внутренняя борьба оказалась недолгой: уже в следующее мгновение Абель странно дернулся, крутанул головой, и его сжатые в кулаки руки с немыслимой силой врезались в дощатый пол. Удар волной прокатился по комнате, а в следующее мгновение пришел ответ — будто десятки рук забарабанили по полу от стен до размытой границы света. — Что это было? — прошептал Нильс. Элиза испуганно пискнула. Но Клара едва их слышала. Она пристально всматривалась в чернильную тьму за пределами островка света, и постепенно крупицы далеких ночных огней, сочившиеся сквозь грязные окна, истончили завесу мрака. Что-то там шевелилось, и это были вовсе не тени низкорастущих ветвей… Клара уперлась ладонями в пол, готовая вскочить на ноги, бежать навстречу смутному силуэту… — Абель, брат, да что с тобой?! Голос Якоба заставил вздрогнуть, и поднимающийся на глазах образ вновь растекся по полу бесформенной тенью. Клара повернулась к товарищам и замерла. Абель сидел на полу, сжавшись, скорчившись. Даже при свете лампы было видно, как покраснело его лицо, как вздулись жилы на худой, жутко искривленной шее. Он накрест обхватил себя руками, и теперь костлявые пальцы шарили по телу, будто желая пролезть под кожу и вывернуть ребра. Якоб несмело обхватил его за плечи, близнецы подобрались чуть ближе, а Элиза застыла на коленях, прижав руки ко рту. На мгновение все стихло, и вдруг Абель взвыл, вывернулся из рук Якоба и с размаху врезался лбом в дощатый пол. Лампа подскочила, закачалась, ее фитиль пустился в неистовый пляс, и в ту же секунду сверху послышался навязчивый стук. Тот самый. Только теперь он был во сто крат громче и как будто приближался… Абель бешено закричал. Его руки, точно веревки, обвивались вокруг изогнутого в агонии тела. Они рвали одежду и скребли плоть, изгибались и вытягивались, словно вознамерились навсегда расстаться с более не имевшим над ними власти телом. — Друг, да что с тобой? — Якоб едва не плакал. — Надо удержать его! — Нильс вскочил на ноги, и Клаус, не медля ни секунды, последовал его примеру. Но они не успели и на шаг приблизиться к Абелю, как он резко отклонился назад, а потом вновь с оглушительным грохотом врезался лбом в пол. Лампа подскочила на месте и треснула. Комната задрожала. — Стойте! Не подходите! — Клара на коленях подобралась к Абелю. Как раз вовремя, чтобы заметить, как его пальцы смыкаются на ремне сумки. — Нет, — она вцепилась в холщовую ткань с отчаянной решимостью спасти лютню во что бы то ни стало. Несколько секунд ожесточенной борьбы — и ремень лопнул. Глухой удар дерева о дерево и пронзительный неблагозвучный аккорд — будто крик боли. Клара подняла лютню и прижала к груди. Абель медленно повернулся к ней. Его лицо было залито кровью, крупные капли снова и снова падали с кончика разбитого носа, губы подрагивали… Кап-кап-кап — комната с жадностью подхватила этот звук и теперь кровоточила всюду, куда не доставал взор. Но запах скрыть не могла. Клара готова была поклясться, что сейчас здесь воняло так же, как в общежитии домочадцев в тот самый день. — Там в темноте что-то движется, — прошептала Элиза. — Не смотри туда! — бросила Клара, откладывая лютню в сторону. — Сейчас я попытаюсь помочь ему. Не подходите. Если что-то случится… я ведь смогу его оживить… — А если он убьет тебя? — выкрикнул Нильс. Не убьет. Клара знала это. Она протянула руки и зажала Абелю уши. Дай мне почувствовать это. Поделись. Несколько минут она пыталась нащупать необходимую для Чар убеждения связь, но тщетно. Ничего. Даже боли. Неужели сознание уже пусто? Неужели уже ничего не исправить? Кровь капала на пол крупными каплями... Абель снова отклонился назад. — Нет! — Клара бросилась к нему, обхватила за шею. Несколько теплых капель упало ей на плечо и залилось за шиворот. — Нет! — взмолилась она в отчаянии. — Он мне нужен! Перестаньте... пожалуйста... — М-мы ничего и не делаем, — пролепетал Якоб в ужасе. А в следующую секунду все стихло, смолкло, будто дому зажали рот, но Клара была уверена, что он все еще кричит, надрывно и беззвучно. Абель обмяк в ее объятиях, разом придавив превосходящим весом, и она как могла аккуратнее спихнула его с себя, подхватила лампу и вскочила на ноги. Она всматривалась в темноту, которая совсем недавно обещала открыть неведомые тайны, но теперь была пуста. Не получилось. Понимание отдавалась в груди горьким разочарованием и мрачным торжеством. Глупый мальчишка и впрямь думал, что сумеет обуздать столь неистовую силу? — Куда ты направилась? Клара обернулась, только сейчас обнаружив, что отошла слишком далеко и оставила ребят в темноте. — Ну что, жив-то некромант? — шепотом спросил Клаус, в колеблющемся свете лампы его лицо казалось призрачно-бледным. — Я сейчас остановлю кровь, — вызвался Якоб, и они вместе с Элизой склонились над Абелем. — Все не так страшно. Сейчас мы приведем тебя в порядок, — говорила она мягко, вытирая ему лицо, и в ее голосе и движениях не было и тени брезгливости. Клара не поднимала глаз. Чужая кровь пропитала ворот платья, и запах — тот, который ни с чем не спутаешь, — проникал под кожу вместе с омерзительным зудом. Она хотела бы привести себя в порядок, но едва могла пошевелиться от отвращения. — Не стоило тебе браться за эти фокусы, — сказал Якоб. — Не зря говорят, что опасно… — Напугал ты нас, — вторил ему Нильс. — Слушай, а что это было-то? Боль? — Нет, не боль, — сипло откликнулся Абель. — Это было… была… Но он как будто не смог найти слов, чтобы описать свои чувства, и лишь слегка поморщился и отвернулся. Тем временем Элиза закончила вытирать кровь с его лица. — Не беспокойся, я починю твою одежду. Всегда ношу с собой нитки и иглу. — Это пустяки, — хрипло откликнулся Абель, приподнимаясь на локте. — Спасибо. Он смотрел на Клару, слегка улыбаясь и протягивая руку. Но она делала вид, что не замечает: не хотела отдавать то, что ему дорого, после того как Абель присвоил себе ярость Госпожи — всю, без остатка. Сверху, со второго этажа снова донесся глухой удар, а потом еще… — Спасибо, — повторил Абель. — Если бы не ты… — Ерунда, — ответила она и, не поднимая глаз, подвинула к нему лютню, — с тобой случился припадок, а потом сам собой закончился. Я совсем не знала, что делать. — Но там что-то было, — прошептала Элиза робко, вглядываясь в темноту. — Ничего там нет и не было, — возразила Клара. — Комната пустая, и эхо здесь сильное. Повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь ритмичным стуком сверху. Сейчас этот звук казался таким же естественным и закономерным, как крик ночных птиц или завывание ветра. — Надо поспать, — наконец сказал Нильс. — Может, посидим еще немного? — неуверенно предложил Якоб и покосился на Абеля. Должно быть, тот понял его взгляд по-своему. — Хочешь, чтобы я спел? — Не надо, — прошептала Элиза, все еще испуганно оглядываясь по сторонам. — Да уж, — помрачнел он, но сразу как будто оживился: — Но ведь истории никто не запрещал рассказывать, правда? Возможно, если говорить тихо, эхо не услышит, — он таинственно понизил голос. — Пожалуй, я начну… Вы когда-нибудь слышали про первого мученика крови? Близнецы озадаченно переглянулись. Элиза испуганно вытаращила и без того огромные глаза. — Сам небось придумал, — мрачно изрек Клаус. — Разве только название, — легко согласился Абель. — Но мученик был вполне реален. Наши, понятное дело, стараются об этом молчать, но все догадываются. Как можно хоть раз не спросить себя, почему Господа так и не добрались до Фамбрии? Клара вздрогнула и помимо воли обратилась в слух. — Наверное, не захотели? — поднял брови Клаус. — И потом, их дом здесь. И ненавидят они здешних… нас…. — Сам понимаешь, все это неубедительно, — Абель пожал плечами. — Уверен, Вит с самого начала знал: Господа не могут покинуть Люцидию. Потому что тогда с ними случится то же самое, что и с первым мучеником крови. — Что же с ним случилось? — не выдержала Клара. — Едва он ступил на фамбрийскую землю, и чары разрушились. Все раны открылись, и от бедолаги осталась лишь куча окровавленного мяса. — Ага, я понял, — сказал Клаус. — Это ты свою песню пересказываешь. — Нет, это моя песня пересказывает правдивые события. — Ерунда все это! Да все мы слышали эту байку. Вот только мученик был совсем не вампиром! А обычным человеком. Фамбрийцы, подонки, изрубили его на куски, чтобы другим неповадно было… Боялись, что Господа к ним заявятся. — А они так и не заявились! Почему, как думаешь? — Да потому что фамбрийцы — известные засранцы! — вспылил Нильс. — Я бы сам скорее сдох, чем сожрал такую гадость! Элиза тихо хихикнула. У Клары же бешено колотилось сердце, сбивалось дыхание, и ей приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не выдать своего волнения. Потому что она не просто верила в то, что говорил Абель, — она как будто всегда знала, что это так, и теперь услышала подтверждение. — Но почему Господа не могут покинуть страну, как думаешь? — подал голос молчаливый Якоб. — Потому что именно здесь находится то, что их держит, — отвечал Абель. — То, что дало свершиться обряду сто двадцать шесть лет назад. Источник, он все еще здесь. И до сих пор не исчерпал себя... Господа не могут уйти от него. — Какой-то бред! — возмутился Нильс. — Почему они просто не заберут с собой эту штуку? — Возможно, они не знают, что это. Или источник так просто не заберешь! — Отлично получается: выходит, ты один о нем и знаешь… — Почему мученик крови решил уйти? — глухо спросила Клара, и Нильс замолк на полуслове. — Ты думаешь, он знал… куда идет? Что будет в конце дороги… Абель слегка улыбнулся ей, и это была не его обычная кривая ухмылка. — Да, думаю, знал. Наверное, не мог представить себя запертым в клетке на целую вечность. Пусть клетка велика, но ведь с каждым годом она становилась бы все меньше. Клара кивнула и отвернулась. Она всегда знала, что Госпожа чувствовала себя запертой, но так ни разу и не спросила ее о том, сколько нужно простора, чтобы стать свободной. Потому что была слишком счастлива, пока они делили одну темницу на двоих. — Обычная легенда, — упрямо протянул Нильс. — Если бы мы вымерли, Господа живо принялись бы за остальных, не подавились бы. У кровососов нет чувств, значит, и любопытства нет — только и всего. А народ много баек придумывает… Это как с вампирятами. — А что с вампирятами? — спросила Элиза с живым интересом. — Неужели у вампиров могут быть… дети? — Да какие дети у вампиров? — с отвращением отмахнулся Клаус. — Слухи ходят о юных магах из Города. Тех, кто там был… в День Аутодафе. Будто бы они тоже обратились тогда. — Но где же они? Ведь все вампиры взрослые. На моем аукционе не было никаких вампирят. — Это потому что их не существует, — пожал плечами Нильс. — Должно быть, на детей проклятие не подействовало. — Но слухи говорят иное, — вставил Абель. — Да. Говорят, что в первый год после Дня Аутодафе вампирята творили ужасные зверства. Нападали на людей даже днем, и солнечный свет им был не страшен. Они потрошили своих жертв, делая из них кукол и солдатиков, а оторванными головами играли в мяч. — А потом Герцога взяла зависть, что сам он на такое не способен, — продолжил Клаус, — и он порубил ребятишек. Хотя самые вдохновенные сказочники уверяют, что вовсе не порубил, просто запер где-то — авось пригодятся. — Какой ужас! — прошептала Элиза благоговейно. — Ерунда все это, — сказал Нильс твердо. — Уже сотню лет никто никаких вампирят не видел, а уж чтобы мертвые ребятишки испугали Герцога… — Но ведь он боится его… Безвестного Принца… Все с удивлением воззрились на Якоба. Даже при слабом свете было заметно, как тот покраснел. — Все же знают, — смущенно буркнул он. — Ага, все знают, что нет никакого принца, — подтвердил Клаус. — Да во что ты вообще веришь, мой лишенный воображения друг? — вкрадчиво пропел Абель. — Что за принц? — быстро спросила Клара, прежде чем Клаус успел ответить. Якоб покосился на близнецов, а потом негромко заговорил: — Сын короля Филиппа, конечно. Тоже Филипп, получается… Король был совсем мальчишкой, когда родился принц. Настоящее чудо, потому что с тех пор у короля детей не было, хотя Герцог и Маркиз все время старались подыскать ему подходящих девушек, — Якоб покраснел чуть сильнее, но через силу продолжил: — Никто точно не знает, что происходит с принцами в резиденции Герцога, но люди говорят кое о чем… Вампиры не оставляют девочек — только наследников и запасных братьев. Они позволяют матери растить сына до того возраста, когда взаимная привязанность становится особенно сильной, а потом ее долго и изощренно убивают на глазах у ребенка. Нильс выругался сквозь сжатые зубы, Якоб судорожно сглотнул и продолжил: — К тому времени как принц становится королем, Герцог избавляется от всех, кто так или иначе был ему дорог, все время пьет его кровь и, в конце концов, лишает воли. Но… с Безвестным Принцем у него не получилось. Говорят, его мать сбежала из дворца до того, как Герцог смог ее убить, и потом он, как ни старался, не смог сломить юного Филиппа. — История, конечно, хорошая, — сказал Клаус. — Вот только никто никогда не видел вашего принца! Да если бы он и был, с чего бы Герцогу с ним возиться? Да он уже давно убил мальчишку, если тот и впрямь был таким непокорным, как говорят! — Герцог хочет сохранить династию! — возразил Якоб. — Ненадежный мальчишка… — прошептала Клара. — Что? — Абель наклонился к ней, приподняв светлые брови. — Ничего, — быстро ответила она, проклиная давнюю привычку думать вслух. Отвернулась, всмотрелась во тьму и на мгновение зажмурилась, проваливаясь в неясные ощущения, которые обещали вот-вот воплотиться в нужные слова… Мальчишка ненадежен… Так сказал Виконт год назад в Коллегиуме. — Принца видели! — тем временем горячо возражал Якоб. — Он жив! Герцог боится его, и потому никому не показывает… Мы должны вызволить его! И короля Филиппа тоже. Принц — наша надежда. Люди — в Лантии и других городах — верят, что именно он станет королем свободного королевства. — Что ты такое говоришь? — возмутился Нильс. — Вит — наша надежда! До него никому и в голову не приходило восстать против кровососов! — Интересно, будешь ли ты так думать, когда он с тебя шкуру спустит за сегодняшнее приключение? — негромко поинтересовался Абель. Близнецы обменялись мрачными взглядами и, должно быть, молчаливо согласились не отвечать. — А теперь предоставим слово дамам, — Абель снова нарушил затянувшееся молчание. — А то мы совсем забыли о манерах. Клара не поднимала глаз, ей не хотелось говорить. — Ну, я не смогу рассказать ничего интересного, — от волнения Элиза говорила слишком быстро. — Но если хотите… о моей госпоже. Ее звали Камилла Кальва, и титула у нее не было, однако была одна особенность: она брала в домочадцы только девочек. Вы, наверное, не знаете, но это довольно редко. Господа предпочитают мальчиков, и на аукционе их всегда большинство. Но не наша госпожа. На самом деле, мы не так уж плохо проводили время у нее дома. А когда я только туда попала, старшие девочки рассказали мне одну историю. Говорили, что давным-давно, еще до Дня Аутодафе, госпожа была влюблена в обычного человека. Даже пыталась его приворожить, но ничего у нее не вышло, и в итоге тот мужчина женился на другой девушке, гораздо моложе госпожи. Казалось, она смирилась, потому что много лет не искала с ним встречи. Однако после Дня Аутодафе одержимость вернулась к ней, и она отыскала обоих. Мужчину убила на месте, а его жену забрала в свой дом, сделав своим первым домочадцем. Госпожа всячески изводила ту девушку, так что неудивительно, что вскоре та умерла. Неудивительно, но для госпожи почему-то оказалось ударом! Не знаю, кто тогда это наблюдал, но говорили, что госпожа целыми днями сидела возле своей жертвы до тех самых пор, пока следы тления не тронули кожу. А когда это произошло, пришла в неописуемый ужас, велела запереть тело в одной из комнат и с тех пор никогда не приближалась к двери, хотя ключ держала при себе. И да, — Элиза вдруг понизила голос, — в ее доме была запертая комната. А девочки говорили, что госпожа все еще ищет ту девушку — во всех нас. Но, разумеется, она ее так и не нашла, потому что пришло Братство. Клара медленно подняла голову и встретилась взглядом с Элизой. Пламя плескалось в светлых глазах, которые вдруг оказались куда глубже, чем представлялось раньше. — Свихнувшаяся кровопийца! — пробормотал Нильс. — Это ж надо, так тронуться из-за жалкой мести… Уверен, ничего там не было, в той комнате… Элиза не повернулась к нему, она по-прежнему не сводила глаз с Клары. — Возможно, — вдруг заговорила она высоким ломким голосом, — возможно, я была там. Возможно, когда стало ясно, что что-то не так, я сумела раздобыть ключ и спрятаться в той комнате. И когда мои подруги стали умирать, а госпожа — убивать тех, кто остался… возможно, даже тогда она не зашла в ту комнату… И именно поэтому я здесь. — Возможно… — раздраженно повторила Клара. — Так да или нет? — Возможно, — всхлипнула Элиза и опустила глаза. По ее щекам катились слезы. Клаус, сидевший к ней ближе других, тревожно озирался по сторонам, явно не зная, что предпринять. — Что ж, твоя очередь, — Абель повернулся к Кларе, в его бесцветных глазах — ни следа недавней благодарности, лишь вызов и любопытство. — Расскажи нам что-нибудь. — Мне нечего сказать, — пожала она плечами. — Я мало что знаю о том, что происходит вокруг. — Может, до сегодняшнего дня я бы и поверил, — протянул Абель. — Но теперь… Почему бы тебе не рассказать о своем визите в питейный дом? — В питейный дом? — в ужасе повторили Нильс и Якоб. Клара похолодела. Она знала, что он непременно вспомнит об этом, что его не остановить никакими красноречивыми взглядами. — Я не хочу говорить об этом, — сказала она твердо, глядя на Нильса. — Да и мало что помню. — Да, конечно, мы не заставляем, — тут же согласился Нильс. — Тогда расскажи… — начал было Абель, но Клара его перебила: — А знаешь что, я вспомнила одну подходящую историю. Слышала в деревне, которая находилась рядом с домом моей Госпожи. Историю про фермера и гробовщика. Ну так вот… Не так давно, уже когда в королевстве стали появляться новорожденные маги, жили в одном городе два друга — фермер и гробовщик. Немудрено, что сдружились: не так много там было свободных людей, а к тому же, оба вдовцы, и у обоих дети росли без матери: у фермера — сын, у гробовщика — дочь. Через некоторое время на ферму стали попадать маленькие маги, а потом и Братство объявилось. Недолго думая, фермер все рассказал другу, и они решили вместе помогать Братству. «Все просто, — сказал фермер. — Я тебя позову, а у меня уже мертвый ребенок. Ну и запишешь, что он мой, фермерский, а маленький маг к тому времени уже у Братства будет. А мертвецов будем брать из соседнего села, у них ни ферм, ни родилен, и никто их там не считает». Клара перевела дыхание и оглядела товарищей. Они молчали, не шевелились, и лишь мерный стук наверху дробил тишину, жадно впитывающую ее историю. — И довольно долго все шло хорошо. Пока однажды утром не пошла дочка гробовщика к молочнику и все никак не возвращалась. Он уже тревожиться начал, а тут прибегает фермер и говорит, что сами Господа к ним пожаловали, а он прошлой ночью как раз отпустил юного мага и теперь должен отчитаться. Гробовщик поспешил на помощь, и они вдвоем перенесли накрытое белой тканью тело в его лавку. Фермер вскоре ушел, и тут нагрянули Господа, чтобы взглянуть на свежего покойника. Говорят, сам Виконт там был. И вот когда гробовщик поднял покрывало, сразу и понял, что дома уже его дочка, вернулась под белым саваном. Едва не закричал, едва на ногах удержался, но все же выстоял, а когда Господа ушли, упал на пол и разрыдался. Вспомнил, как дочка приходила к маленьким мертвецам, сидела с ними и плакала. «Знаешь, папа, — говорила, — когда их приносят, они совсем-совсем грустные. А поплачешь над ними — уже и не так». Вот только не верил гробовщик, что его слезы помогут, а значит, теперь уже всегда его дочка будет грустной. …И тогда он решил, что если ему самому не жить, то сначала он отомстит гнусному предателю: отберет у него мальчика так же, как тот отнял у него девочку. Слишком легко нашел сына фермера, слишком легко заманил к себе в дом, а вот убить оказалось куда сложнее. Горько плакал гробовщик, когда душил ребенка. А как все кончилось, положил его на стол, накрыл белым покрывалом и пошел искать фермера, будто в гости пригласить решил. Тот легко согласился, словно и не случилось ничего. Гробовщик удивился, но виду не подал, а когда фермер пришел, подвел его к столу, на котором лежал мальчик, и заявил с горьким торжеством: «Что же все тебе делать приходится? Сегодня и я решил о нашем деле позаботиться. Гляди». И он отдернул покрывало. Ожидал, что фермер придет в ужас и ярость, но тот не шелохнулся, с минуту безразлично смотрел на сына, а потом широко усмехнулся и сказал: «Теперь-то ты понял, каково это. Понял, что лучше ничего нет? Долго я ждал! Теперь мы квиты, друг мой, теперь в одной лодке. Дальше будем вместе их убивать, ну а Братство в обиду не даст, позаботится». Гробовщик потрясенно смотрел на бывшего друга, а потом бросился на того, повалил на пол и, застав врасплох, в ярости своей сумел его задушить. А после исчез без следа. Никто не знает, куда делся, только почти все согласны, что среди живых его не найти. Она замолчала, с вызовом оглядывая собравшихся. Глаза Элизы снова влажно блестели, близнецы опустили головы, даже не решаясь переглянуться. Абель, как обычно, нарушил молчание: — История, конечно, не ахти. Но, возможно, из нее получится неплохая баллада. Тут все дело в музыке… — Кто бы тебе это ни рассказал, он был грязным вруном! — выпалил Нильс, поднимая глаза. Клара никогда прежде не видела такого осуждения на его лице. Только сейчас она поняла, насколько же они похожи с Клаусом. Должно быть, Магда всегда видела их такими. — Братство никогда не стало бы покрывать мерзких душегубов! Мы боремся с подобными… — Нет, мы боремся с кровососами, — ввернул Абель. — И то без особого запала. — Так человек и не сделал бы такого! — кипятился Нильс. — Те, кто жили здесь, были способны и на более ужасные вещи, — тихо сказала Клара. — Да что вы слушаете? — вдруг выкрикнул Клаус. — Она выдумала эту байку! Хотел бы я знать зачем… Он вперился в Клару ненавидящим взглядом. Она не шелохнулась, и остальные тоже замерли. В этот миг фитиль лампы, странно дрогнув, погас. Кто-то судорожно вдохнул. — Это знак, — послышался голос Абеля. — Пора заканчивать с разговорами. Думаю, до выхода осталось меньше двух часов. Не беспокойтесь, разбужу, когда будет пора, — он поднялся на ноги, не сказав больше ни слова и ни разу не споткнувшись в темноте, добрался до двери и скрылся за ней. — Мы вообще ему доверяем? — спросил Клаус в темноте. — И куда это он направился? — Раньше нужно было думать, доверяем или нет, — буркнул Якоб. — Поздно прыгать из телеги, когда она несется с горы. В темноте Клара различила, что он лег на пол. — Сказал — разбудит, значит, разбудит, — пробормотал Якоб сонно. Близнецы еще несколько минут вполголоса спорили, не стоит ли перебраться на второй этаж. Элиза совсем не хотела оставаться в кровавой комнате, Клара не желала уходить, а Якоб уже успел задремать и теперь громко сопел на полу. Наконец Нильс вызвался принести сверху кое-какое тряпье, из которого они с братом и девочками могли бы соорудить себе кровати. Вернувшись, сообщил, что Абель дежурит на крыльце, и после недолгих приготовлений комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь сопением Якоба и привычным размеренным стуком. Клара не могла заснуть, но лежала неподвижно, выжидая, и, лишь когда ее товарищи совсем затихли, утратив тревоги, подозрения и слух, она осторожно поднялась. На коленях добралась до двери, села на пол и откинулась назад, прислонившись спиной и затылком к холодному дереву. Она знала, что не должна отпирать дверь, что ничего не отыщет по ту сторону, но если останется вот так, закроет глаза и будет ждать… Она не знала, сколько времени прошло — когда по ту сторону послышались шаги, его просто не было. Однако эту легкую поступь Клара узнала бы из всех звуков в мире. Шаги приблизились и затихли, мгновение — и она там тоже опустилась на пол и с глухим стуком прислонилась к двери. Совсем близко, с той стороны... Теперь можно открыть дверь. Но тело стало тяжелее дверей, тяжелее всего дома и всего мира. Стиснув зубы, Клара ценой огромных усилий сумела приподнять руку — ее тяжесть так и оставалась на коленях, но сама она все же тянулась к ручке. Еще немного… — Аааах! Клара вскрикнула от боли, когда резко распахнувшаяся дверь ударила ее в спину. — Ты чего тут сидишь? — Абель удивленно таращился на нее сверху вниз, лампа у него в руках слепила ей глаза. — Пора собираться. Со сборами разделались на удивление быстро. Клаус так и не смог уговорить Абеля оставить сумку в Кровавом доме. Нильс еще раз сверился с картой, а обеспокоенный Якоб вновь зачаровал загон, где Фабуле и Феруле предстояло их дожидаться. — Давай в этот раз я обезличу, — вдруг вызвался Абель, как только Клаус поднял руку, чтобы наложить чары перед тем, как выйти за ворота. Тот лишь пожал плечами, и вскоре вся компания выбралась на проселочную дорогу. Клара, шедшая последней, то и дело оглядывалась через плечо, опасаясь встретиться взглядом со случайным полуночником. Должно быть, остальные тоже трусили, потому что очень долго никто ничего не говорил, и ребята медленно брели друг за другом, боясь нарушить связывающие их скрывающие чары. Наконец сады и проселки остались позади. Несколько минут пологого подъема на холм, и вот они уже на вершине, огороженной осыпающейся балюстрадой. Чуть выше на обрыве примостилась каменная беседка, две из восьми поддерживающих колонн обвалились вместе с частью крыши. Клара слегка перегнулась через балюстраду, обнаружив каменные обломки у подножия. — Надо еще раз свериться с картой, — сказал Нильс. — Зачем тебе карта? — Абель тоже стоял у ограды, глядя вниз, на город. — Вон она, наша цель — как на ладони. Клара сощурилась, всматриваясь туда, куда он указывал — что-то выделялось на фоне тьмы и бесконечной серости городских зданий, что-то высокое и белое. — Это такая же башня, как та, что стоит неподалеку от… Кровавого дома! — Ну разумеется, — Абель презрительно поднял брови. — Центральная башня. А куда мы, по-твоему, идем? Они осторожно спустились с холма, вновь оказавшись в опасной близости от живых и мертвых. Впрочем, на улице им почти никто не встретился. Первому человеку, попавшемуся на пути, явно ни до кого не было дела: он перекатывался, лежа поперек опустевшей брусчатки, и сопровождал это действие деловитым «Цок-цок-цок». Лунный свет плескался в полированных камнях и треснутых окнах, а кое-где рассыпался блеклым многоцветием в витражах. Обветренные каменные твари, жалкие тени настоящих ужасов, молчаливо взирали на путников с вершин домов, а в воздухе разливалась тошнотворная смесь запахов человеческого обиталища. Ребята снова и снова ныряли во дворы, где царила полная темнота, так что, вновь выбираясь на мостовую, можно было подумать, что рассвет уже наступил. Клара помнила, как год назад потерялась в таком дворе, но Нильс и Клаус отыскивали выход без особых усилий, и постепенно ее тревога начала уходить. Она доверилась своим спутникам, как будто лучше поняла город и сроднилась с ним сильнее, чем за проведенные на глухой окраине годы. В арочном проходе одного из дворов они столкнулись со странной женщиной. Длинное белое платье подметало землю, лишь иногда приподнимаясь над босыми ступнями, черные волосы рассыпались по плечам. Незнакомка напевала себе под нос и слегка покачивалась в такт собственной песне. Она прошла мимо ребят, даже не взглянув в их сторону, однако в ту минуту, когда все уверились, что остались незамеченными, она вдруг резко обернулась и ухватила Клару за руку. — Дорогая, тебе не нужно брать мой мешок, — прошептала женщина с придыханием и коснулась ее щеки тыльной стороной руки. — Я понесу его сама. Клара отпрянула: руки у незнакомки оказались ледяными, а та гортанно хохотнула, отвернулась и мгновение спустя скрылась в темноте. — Старая знакомая? — ухмыльнулся Абель, а Нильс, напротив, помрачнел: — Нужно усилить Чары обезличивания. Мы почти пришли. Еще несколько дворов, и они оказались на широкой улице — одной из тех, что вели прямо к площади, и теперь с каждым шагом белая башня все больше возвышалась над головой и над всем городом. Оставалось пройти совсем немного, когда Элиза вдруг остановилась на месте: — Я не хочу туда идти! Казалось, Нильс и Клаус не сразу поняли, в чем дело. Они замедлили шаг, но не остановились. — Я не могу! — громче выкрикнула Элиза. — Нет! Герцог будет здесь немедленно! Нас всех убьют! Я не хочу умирать! — Нужно было раньше об этом думать! — рассердился Нильс, наконец поворачиваясь к ней. — Ты могла остаться в Кровавом доме! — Или в лагере, — негромко прибавил Клаус. — Можешь остаться прямо здесь, — пожал плечами Абель. Элиза затравленно оглядывалась по сторонам, пока наконец ее взгляд не остановился на Кларе: — Клара! Останься со мной. Пожалуйста, — Элиза порывисто ухватила ее за руку, голубые глаза быстро наполнялись слезами. — Нет, я… — Клара не находила слов. Она отшатнулась, отступила на шаг, но отчего-то не смогла сбросить с запястья холодные пальцы. — Умоляю, я умру от страха здесь в одиночестве… Клара опустила глаза, не в силах справиться со смущением и чувством вины. — Не умрешь, — подал голос Якоб. — Я побуду с тобой. Ничего страшного. И он положил руку Элизе на плечо. Та потрясенно повернулась к нему, ослабив хватку, и Клара поспешно высвободила руку. — Вот так останешься без приключений, приятель, — улыбнулся Абель. — На самом деле, мне же проще укрыть четверых. Увидишь кровососов — кричи! Клару слегка трясло, когда она ступала на площадь вслед за Абелем и близнецами, ее запястье все еще горело. На огромном просторе ветру было где разгуляться, и через минуту легкая дрожь сменилась ознобом. Она плотнее закуталась в плащ и огляделась по сторонам. Тут было почти пусто, лишь посередине высился знаменитый обелиск — место казни неугодных Герцогу вампиров и, как говорили, самое древнее сооружение в городе, появившееся задолго до него. Клара до сих пор не бывала на площади и никогда его не видела. Сейчас же при скудном свете луны она могла разобрать лишь неясные письмена, высеченные на пожелтевшем камне. Хотелось подойти ближе, но она не решалась ни на шаг отойти от своих спутников, а те направлялись прямиком к башне, которая оказалась вовсе не в центре, а в стороне, слишком близко к домам. — Еще нет трех, — Нильс, запрокинув голову, смотрел на башенные часы. — Насколько знаю, День Аутодафе начался в четвертом часу… — Надеюсь, ты не предлагаешь разбить здесь лагерь? — хмыкнул Абель. — Раз пришли сейчас, то и звонить будем сейчас. На двери у входа в башню висел железный замок. — Придется ломать, — заметил Клаус. — Может оказаться долго и шумно. — Погоди, — Абель оттолкнул его. — Пока вы спали, я ходил к Северной башне, разобрался с устройством тамошнего замка. Если здесь такой же, то будет быстро и тихо. — Ты ходил к Северной башне вместо того, чтобы охранять нас? — С вами же ничего не случилось. А мне нужно было узнать время и…. разведать… Он встал на колени перед замком, обхватил его руками и закрыл глаза, что-то шепча себе под нос. Много времени на решение головоломки не потребовалось, и скоро замок щелкнул, сдавая позиции. — За мной, — бодро позвал Абель и первым бросился вверх по винтовой лестнице. По крутым ступеням было тяжело подниматься, но они не позволили себе не единой передышки, и вскоре все четверо оказались на вершине. Невысокие перила ограждали круглую площадку. Колокол висел на перекладине под куполом, лунные отблески серебрили потускневшую бронзу там, где зеленые пятна патины ее не тронули. Дома насколько хватало глаз словно ухнули в пропасть, выставив на обозрение красные макушки, но и те оказались далеко внизу. Здесь город был пуст: ничто вокруг не могло помериться с Центральной башней, и ничто не стояло между ней и со всех сторон обдувающими ветрами. Веревка извивалась и раскачивалась, но язык колокола оставался недвижим. Близнецы подбежали к краю площадки. — Вон Северная башня! — А вон смотровая площадка, где мы останавливались. — Погоди, а это не Коллегиум вон там? Слишком близко… — А вон и Южная! Едва видна за деревьями… — Как, есть Южная башня? — удивилась Клара. — Ты точно тут жила? — презрительно пробормотал Абель. — Конечно, есть, — спокойно подтвердил Нильс, будто не услышав его. — И Восточная, и Западная. Пять башен. Я уже сто лет хотел их увидеть — чтоб не на картах или рисунках, а вот так. Смотри! Он схватил Клару за плечи и подтащил к краю. Они с Нильсом обошли площадку по кругу, и после некоторых усилий она сумела разглядеть их — четыре стройных белых силуэта, родных сестер Центральной башни, расставленных по разные от нее стороны. — Я много лет жила недалеко от Северной башни, — печально сказала Клара. — Там не было колокола, и я понятия не имела, что Центральная точно такая же и что есть другие… — Такая не такая, а вот в Южную лучше не соваться, — заявил Нильс. — Там до резиденции Герцога рукой подать. Но сюда его зубастость быстро не доберется. Так что должно получиться, — он обернулся и скомандовал: — Давай, Абель! Абель стоял под колоколом, благоговейно всматриваясь в темные недра. Он протянул дрожащие руки к веревке, и на мгновение все вокруг — крыши домов, ночные огни и даже ветер — ухнуло вниз, и они оказались в царстве бесконечной, фантастической тишины. Клара покачнулась, ухватилась за перила, и ее взгляд сам собой выхватил из пустоты мрачные очертания Южной башни. Та вдруг приблизилась, никакие деревья больше ее не скрывали, и там, на самом верху, в такой же комнате под куполом что-то ярко блеснуло. — Нильс! — потрясенно позвала Клара, и в это мгновение тишина взорвалась первым ударом колокола, пол площадки дрогнул, а Южная башня вновь растворилась в темноте. Клара обернулась. Абель почти повис на канате, лишь мысками касаясь пола, на бледном разбитом лице — бешеное напряжение и выжидание. А тем временем звук, отразившись от ближайших домов, понесся вперед, затихая, но не смолкая, а совсем скоро пришел ответ: голоса, стук отворяемых дверей и ставен. Абель улыбнулся и снова ударил в колокол. А потом опять, не дав эху затихнуть. После второго удара Кинтуррия не спала, а после третьего не пустовала: самые смелые горожане полураздетыми выбирались из ближайших домов и, все еще не решаясь подойти ближе, потрясенно таращились на башню издалека. Абель вошел в раж и теперь неистово раскачивался на канате, едва не вылетая за ограду. Управлять языком явно стоило ему немалых усилий, но он каким-то образом умудрялся выдерживать свой собственный ритм. Стройный перезвон заполнял площадь, мгновенно разливался во все стороны и грозил утопить всю страну в своем нескрываемом торжестве. И Абель смеялся — заливисто и громко, точно помешанный. Нильс и Клаус переглядывались, не в силах сдержать улыбки, и люди внизу тоже ликовали — Клара не сомневалась, что слышит смешки, пусть они и сливались с металлическим хохотом колокола. Наконец Абель выпустил веревку и подошел к ограде. Его заметно трясло, он задыхался. Предоставленный сам себе колокол все еще нестройно отзванивал, а люди внизу что-то кричали и хлопали, и теперь у самой башни их было много. — Друзья! — из последних сил закричал Абель, согнувшись пополам. — Теперь и всегда — будем звонить в колокола, когда захотим, будем ходить по нашему городу, когда захотим, и никогда никому не отдадим ни капли крови без боя! Господа больше не всесильны! Маркиза больше нет, Графини больше нет! Владычеству вурдалаков подходит конец! Приблизим его! Отовсюду послышались одобрительные выкрики. — Конец кровососам! — нестройно скандировали разреженные ряды. — Отличная речь, — сдержанно похвалил Клаус, но Абель его не слышал. Он выхватил из сумки лютню, ударил по струнам и — задыхаясь, дрожащими пальцами — заиграл и запел. Эхо разносилось необычно гулко, и даже когда последняя нота отзвучала, город еще несколько мгновений держал ее, растворенную в отголоске колокольного звона. Абель вытащил из кармана мешочек с монетами и закричал: — Возьмите! Держите при себе как знак будущей победы! И он высыпал монеты на мостовую. Возгласы смолкли, у башни началась толкотня. — Небось расстроятся, когда увидят, что деньги порченые, — мрачно предрек Клаус, однако люди на площади не казались раздосадованными. — Звони еще! — крикнул кто-то басом. Абель повернулся к колоколу, и в этот миг на улице что-то изменилось. Город словно сник, насторожился, откуда-то издалека послышались крики, и они вовсе не походили на радостные возгласы. — Надо уходить, — сказала Клара. Однако понимание пришло без страха, сейчас она ничего не боялась. Колокол все еще гудел, совсем тихо, однако оглушительный звон успел наполнить ее до краев и теперь гремел в ушах, заглушая все мысли и чувства. И все же крик взъерошенного человека в ночном колпаке, который почему-то оказался на крыше ближайшего дома, он заглушить не смог. — Герцог в Коллегиуме! — ревел тот. — Будет здесь с минуты на минуту! Северо-восточная улица! Разбегайтесь! Кто-то в толпе завизжал, и все бросились врассыпную. Близнецы обеспокоенно переглянулись. — Черт! Почему Герцог сейчас в Коллегиуме? Этого я не ожидал. — Северо-восточная улица. Это же… — По которой мы пришли. Якоб и Элиза остались там! Нильс перевел взгляд с Клары на Абеля и обратно: — Вы двое, бегите через Западную улицу! Сейчас главное, не попасться Герцогу. Мы заберем Якоба и Элизу и присоединимся к вам. Если разминемся, встретимся на смотровой площадке. Абель мрачно кивнул, закинул сумку на плечо и вслед за близнецами бросился вниз по лестнице. Клара помедлила еще одно мгновение: задержалась, пытаясь найти взглядом Южную башню, но тщетно: словно неизвестный художник замазал белое пятно черными красками. У подножия башни они, не тратя лишних слов, разделились: Нильс и Клаус помчались через площадь на северо-восток, а Абель потянул Клару в противоположную сторону. Она с трудом переставляла ноги: после крутого спуска у нее кружилась голова, колокол все еще гудел в ушах, а беспокойство за остальных тошнотой поднималось к горлу. Вскоре они опять погрузились в глубокий уличный мрак, а после свернули в непроглядную темень очередного внутреннего двора. Однако теперь все было не так: то здесь, то там загорались огни, распахивались ставни, доносились разговоры и крики. Они пробудили город, и Клара с горькой неприязнью осознавала, что бодрствующая Кинтуррия ей нравилась куда меньше молчаливого обиталища безумцев, охраняемого каменными монстрами. Теперь вместо каменных чудовищ — настоящие, вместо безумства — злой умысел. Они выбрались на улицу, миновали ее бегом и вскоре снова оказались в небольшом дворике, запущенном, заросшем и как будто необитаемом. Посередине из густого кустарника проглядывала круглая каменная крышка колодца. Абель вдруг замер на месте. Клара обеспокоенно посмотрела на него, но в потемках не понимала выражения лица, лишь слышала дыхание — рваное, тяжелое. — Я должен вернуться. — Что? Ты ничем не поможешь… — Не собираюсь никому помогать. Я хочу взглянуть на Герцога. — Ты с ума сошел! — ахнула Клара. — Я должен… — прошептал Абель почти жалобно. — Я не могу… Хоть одним глазком… Ты должна понять. И Клара понимала. Где-то в глубине ее существа слова Абеля находили отклик, но она ни за что не призналась бы в этом. — Ты спятил! — выкрикнула она яростно. — Герцог прикончит тебя на месте! Он почует тебя за две улицы, сразу поймет, что ты не городской, что из Братства, что… знаком со мной! Но ее слова возымели обратный эффект. — Неужели настолько могущественен? — прошептал Абель благоговейно, вскакивая на ноги. — Я ненадолго, обещаю! Я вернусь за тобой. И с этими словами он бросился прочь. Идиот. Чертов идиот. Клара, едва не плача, опустилась на колени и ткнулась лбом в каменную крышку. Где-то там, в темноте и глубине журчала вода — плененная, грязная, смрадная, и Клара чувствовала с ней мучительное единство. Наверное, вода тоже хотела бы подняться могучим потоком и поглотить город, смести его с лица земли. Хотела бы, но никогда не сможет, потому что всегда будет слаба… Сумеет ли она найти дорогу без Абеля? Уцелели ли остальные? И смогут ли они вернуться в Фамбрию? Клара снова и снова задавала себе пустые вопросы, чтобы подавить тот единственный, самый сильный порыв, который заставлял ее сжимать кулаки и корчиться от почти физической боли. Бежать за Абелем, пока его шаги не затихли! Бежать на площадь прямо в когтистые лапы Герцога! Госпожа придет за ней, если опасность будет настоящей. Госпожа придет за ней, как всегда приходила. История повторяется, и одни и те же поступки неизменно ведут к одним и тем же последствиям. Разве не так? Чем больше Клара пыталась уверить себя в глупости своего убеждения, тем больше чувствовала, что оно верно. «А если и не так, — злой голосок у нее в голове становился все громче, — если ей все равно, то что ты вообще можешь потерять? Что тебе остается? Обратно к Виту и Магде? Чтобы пользовались тобой до тех пор, пока совсем ничего не останется!» Но Клара не двигалась с места, потому что было еще кое-что, и оно глушило любые отчаянные злые мысли: воспоминание. Крики Госпожи гулко разносятся по болотному городу, и содранная кожа хлопьями свисает с прекрасного лица… Несколько теплых чистых капель упали на гладкий камень. Нет. Госпоже больше не придется страдать из-за Клары, не придется ничем жертвовать ради нее. Пришло время самой о себе позаботиться, и если Госпожа действительно забыла о ней, то это ничего не меняет, ведь теперь очередь Клары идти за Госпожой и спасать от страшных врагов. Разве она не должна была понять это еще год назад? Она тяжело поднялась на ноги. Голова кружилась от внезапного озарения и горького чувства вины из-за участия в затее близнецов. Теперь она даже не знала, живы ли они… Знала лишь, что нужно убираться из города. Клара пробралась в соседний двор, выскользнула на улицу, и в этот момент за спиной послышались знакомые шаги. — Ну что, увидел Герцога? — спросила она, не оборачиваясь. — Издалека, — смущенно ответил Абель. — У тебя получилось немного меня напугать. — И… остальные? — Убежали, я думаю. На площади пусто — никаких луж крови, ничего интересного. Клара не оборачивалась, и Абель снова заговорил: — Не переживай о них. Господа не догадаются, что Братство ворвалось в город единственно затем, чтобы позвонить в колокол. Уверен, они ждут от нас чего-то другого: скажем, убийства Герцога или освобождения короля. Клара рывком повернулась к нему. — А если бы они увидели твой знак? — Знак? — Абель удивленно поднял брови. — А, ты про метку… Вит бросил эти глупости после прошлогоднего провала. — Его лицо вдруг ожесточилось: — Да я бы все равно никогда не позволил себя заклеймить! Слушай, — Абель вздохнул и примирительно поднял руку, — давай я наложу на нас Чары обезличивания — мало ли, кто тут шныряет — и пойдем к смотровой площадке, хорошо? Клара кивнула, и потом они долго шли плечом к плечу в полной тишине. Пока Абель снова не заговорил: — Знаешь, ты такая странная. Он произнес это тихо, смущенно, как будто вдруг отвесил комплимент, который долго вынашивал. Помимо своей воли Клара почувствовала себя смущенной. — Почему? — Много скрываешь, а еще я никак не могу понять, зачем ты поехала с нами. С Нильсом и Клаусом все ясно — жаждут подвигов, в лагере изнывают от скуки. Я искал хоть толику признания. Якоб хотел повидаться с семьей, а Элиза, бедняжка, жаждет влиться — неважно как — в общество магов-волшебников… Но чего ищешь ты, я так и не понял. Клара прикусила губу. Отчаяние толкало ее на откровенность: — Боюсь, я никак не могу найти здесь то, что мне нужно. — Стало быть, его здесь нет? — Нет, уверена, что именно здесь. — Итак, — заключил Абель, — ты не можешь найти что-то там, где оно есть. Тогда… быть может, стоит поискать там, где его точно нет? — И что это значит? — поинтересовалась Клара. — Не вижу никакого смысла. — Так это же первое правило поэта: презирать здравый смысл, — жизнерадостно заключил он, и они снова замолчали. Путь был достаточно долгим, и, перебирая в уме недавний разговор, Клара вдруг осознала, что Абель сейчас не был с ней честен. Искал толику признания? Он сказал это походя, как само собой разумеющуюся истину, но на самом деле тоже не был готов открыть свои намерения. Даже когда они начали подниматься в гору по выдолбленным в земле ступеням, она далеко не сразу сообразила, что путь почти закончен, и, лишь услышав взволнованный голос Элизы, поняла, что они уже на смотровой площадке. — Эй, куда вы подевались? — Нильс бежал к ним с холма. — Вы должны были прийти раньше нас! — Заплутали, — коротко ответила Клара прежде, чем Абель успел открыть рот, и быстро спросила: — Со всеми все в порядке? — Да, — ответил Нильс. — Якоб и Элиза не дураки оказались: удрали, как только почуяли неладное. Ну а мы едва-едва с Герцогом разошлись. — Хорошо, — от облегчения у нее вновь закружилась голова. — Значит, пора возвращаться? — Да, — согласился Нильс. — Не будем терять времени. На окраине по-прежнему было темно и тихо. Вот только тишина стала глубже, будто сон наконец одолел людей, которые прежде лишь таились за запертыми ставнями. Темнота же, напротив, чуть посветлела. Обратный путь по знакомой проселочной дороге преодолели легко и быстро, и вскоре Клаус отпирал разбитые ворота. Вместе они осторожно ступили во двор. — Посмотрю, как там Фабула и Ферула, — почему-то шепотом сообщил Якоб, а Абель направился к дому: должно быть, соскучился по своей лютне. Клара настолько привыкла к его обществу, что безотчетно шагнула следом. Нильс пошел за ними. Втроем они почти дошли до крыльца, когда Клара замерла на месте. — Что такое? — спросил Абель, останавливаясь рядом. Нильс не сбавил шага. — Что-то не так, — прошептала она, мучительно пытаясь понять. — Тихо… Стука больше не было. Ответ пришел внезапно. Не успела Клара облечь свои предчувствия в слова, не успела поднять голову, как воздух взорвался оглушительным лошадиным ржанием. Фабула и Ферула кричали от ужаса. — Да что с вами?! — послышался сзади испуганный голос Якоба. А потом было поздно. Сверху, из окна хозяйской спальни посыпались щепки и стекло, и нечто темное, гибкое то ли сползло по стене, то ли плавно спрыгнуло, мягко приземлившись между Кларой и Нильсом, который отреагировал мгновенно. — Бегите! — заорал он, бросаясь на вампира, прежде чем тот успел выпрямиться. Ему удалось повалить монстра. Мгновение — и тот вырвался из захвата. Клаус был уже рядом, разил врага деревянным кинжалом. Якоб вцепился в когтистую лапу, пытаясь отвести ее от Нильса. Монстр выпрямился, точно отпущенная пружина, кинжал торчал у него из спины. Сильнее оскалив клыки, раскинул в стороны тонкие руки, и в следующее мгновение Якоб лежал без движения у крыльца, Клаус врезался в дверь сарая. Вампир медленно и плавно склонился над успевшим подняться Нильсом и легким прикосновением опрокинул его навзничь, потянулся к руке. Мерзкий хруст — Нильс взвыл и выпустил кинжал. Сейчас все будет кончено. Всхлипывая и завывая, Клаус силился подняться на ноги, и Клара подбежала к нему. Он, словно не видя ее, из последних сил бросился к вампиру — ползком и бегом, поднимаясь и снова падая. Потревоженная дверь сарая со скрипом отворилась, обнаружив среди ломаных ветвей прямую обструганную палку. Ни на что не надеясь, Клара ухватилась за нее, и из-под обломков вынырнуло ржавое лезвие косы. — Неееет! — взревел Клаус, и Клара рывком обернулась. Монстр терзал шею Нильса клыками. Тот все еще сопротивлялся, и в какой-то момент враг отпрянул с гортанным рыком, приподняв искаженную, испещренную черными прожилками морду. Амулет Нильса ожег его, но дыра на лбу быстро затягивалась белой кожей. Клаус уже был рядом, обхватил врага за ноги, пытаясь повалить на себя, но тот будто и не замечал ничего, кроме жертвы, чьей крови успел попробовать. — Проклятый ведун, — прошипел вампир и, не касаясь амулета, стянул цепочку и удавкой затянул на шее Нильса. — Клаус! — Клара изо всех сил подтолкнула к нему косу, и Клаус ухватился за древко. Нильс хрипел, захлебывался, отталкивал врага. Вдруг его рука сомкнулась на кинжале Клауса, и ему каким-то чудом удалось вырвать оружие из спины вампира. А в следующий миг все было кончено. Лезвие косы вошло легко и почти беззвучно. Враг не вскрикнул. Клаус обессиленно упал на колени и спрятал в ладонях разбитое лицо. Нильс спихнул с себя вампира, точно тряпичную куклу, и перевернул ногой. Лицо — треснутая сморщенная кожа и пустые глазницы, слева в груди — деревянный кинжал. Клара огляделась по сторонам. Абель сидел почти у самой ограды, накрест обхватив себя руками, его лицо бледнее, чем прежде. Якоб тихонько постанывал у крыльца, Элизы нигде не было видно. — Нужно убираться отсюда, — с трудом выговорил Нильс. Кажется, он не мог пошевелить правой рукой. — Одну минуту, — сказал Клаус. — Нужно проверить, что его остановило — кинжал или коса. — Тебе правда так важно выяснить, кто из нас его убил? — Вопрос не ты или я! — огрызнулся Клаус. — А дерево или металл. Он ведь даже не замечал наших ударов… — Но до сих пор их удавалось убивать! — Удавалось. Иссохших и обессиленных! В конце концов Клаус принес нож и аккуратно вскрыл грудь поверженного врага. Клара занялась ранами Якоба и не оборачивалась, хоть и не сомневалась, каким окажется вывод. — Кинжал даже не коснулся его сердца, — потрясенно заметил Нильс. — Но железо проткнуло почти насквозь… Если бы Клара не достала косу, мы бы погибли… Откуда ты узнала? — Я ничего не знала, — раздраженно ответила она через плечо. — Дала то, что нашла. — С-спасибо, — это слово Клаус выдавил из себя с видимым трудом. — Давайте уедем, — послышался рядом тихий голос Элизы. Она наконец выбралась из своего укрытия. — Как думаете, Герцог знает, что мы здесь? — спросил Нильс. — Думаю, что нет, — ответила Клара, отходя от Якоба. — Он, — она кивнула на иссушенный, наполовину выпотрошенный труп, — не опален. Однако явно из низа иерархии. Скорее всего, Герцог дал понять, что в городе что-то неладно. Мелкие сошки вознамерились угодить, и… этот оказался в нужном месте. — Тогда тут могут рыскать и другие мелкие сошки, — встревоженно заметил Нильс. — Фабула и Ферула дадут нам знать, — подал голос Якоб. — Они с самого начала предупредили бы, но мои скрывающие чары оказались слишком сильными. Как странно, что кровосос их не убил… — Вампиры не могут пить кровь животных, — отстраненно ответила Клара. — Если Герцог не знает, что мы здесь, возможно, нам стоит избавиться от… тела, — заметил Абель. Он впервые заговорил после появления вампира. — Нет, — сказал Клаус твердо. — Мы подняли слишком много шума и уже достаточно задержались. Нужно убираться немедленно! Собрались быстро и молча. В последний раз оказавшись в Кровавом доме, Клара чутко прислушалась, однако ставни в хозяйской спальне были оторваны, и теперь в коридоре и комнатах царила мертвая тишина. Ничье сердце в этом доме больше не билось. За всю дорогу из города никто не проронил ни слова. Клара знала, что остальные тоже боятся погони, однако предместье оставалось сонным и молчаливым. Горожане либо ничего не слышали, либо боялись высунуться из домов. Якоб и близнецы были слишком измучены схваткой с вампиром, и Абель вызвался править, в одиночестве отправившись на козлы. Клара оставалась внутри, колдуя над ранами товарищей. Пожалуй, они легко отделались: лишь шишки и разбитые носы у всех, кроме Нильса — вампир сломал ему два пальца на правой руке. С помощью Якоба удалось снять боль и срастить кости, однако Нильсу все еще не помешало бы показаться настоящему лекарю. Клара была рада подвернувшейся работе и предлогу не провожать Кинтуррию взглядом. Внутри у нее разверзалась гулкая пустота. — И все же прикончили настоящего кровососа, — счастливо заявил Нильс, вытирая лоб левой рукой. — Я прикончил кровососа! — возмутился Клаус. — Если бы Клара не помогла тебе… — Она сама сказала, что не знала, что делает. — Так и ты ведь не знал! Повозку основательно потряхивало на проселочной дороге, и каждая секунда, каждый шаг лошадей уносили их все дальше от Кинтуррии. Клара все еще верила, что Госпожа там, однако никакое расстояние в мире не могло разделить их сильнее, чем то, что она сама сделала час назад во дворе Кровавого дома. Когда открыла Братству, как можно убить вампира. Стала ли она предателем? Ведь ей самой угрожала смертельная опасность, а Госпожи рядом не было. Но даже если бы и была, явилась бы только за Кларой. Ей нет никакого дела до Нильса или Якоба, и она бы легко позволила убить их кому угодно. Но что насчет Клары? Разве ей не все равно? Она больше не знала. Знала лишь, что не смогла бы оставить в беде того, кто минуту назад не задумываясь бросился ей на помощь. Уже давно рассвело, и осеннее солнце палило необычно жарко, отгоняя ночной холод. Однако никто, кроме Абеля, не следил за дорогой, никто не спал и не говорил. Ребята сидели понурясь, избегая взглядов друг друга. Должно быть, Клаусу стало невыносимо мрачное бдение. — Давай я тебя сменю, а ты нам сыграешь! — крикнул он Абелю. — Заманчивое предложение, — откликнулся тот. — Но мы уже приехали. — Приехали куда? — подозрительно протянул Клаус, перебираясь на козлы, и тут же охнул: — Ты куда нас завез?! Возглас мигом вывел компанию из оцепенения, и Якоб первым отдернул полог. Через минуту все выбрались из повозки. Они стояли на вершине холма, а у подножия в низине раскинулось чрезвычайно странное селение: деревянные дома, построенные кругами по девятнадцать в каждом. Круги расширялись вокруг единого центра, слева упираясь в лес, однако отсюда нельзя было разглядеть, что находится в середине. — Неужели никогда не хотели тут побывать? — как бы оправдываясь, спросил Абель. — Небольшой крюк на запад, долго не задержимся. Да и кровососы сюда ни за что не явятся. Тем более, в такой день… — Поехали осмотримся, — махнул рукой Нильс. Теперь дорога вызывала неподдельный интерес, и все шестеро жадно следили за тем, как приближаются дома погибшего Города магов. Повозка остановилась на окраине, но, выбравшись наружу, они еще долго топтались на месте, смущенные, скованные благоговением, в котором не хотели признаваться. — Узнаете, что это? — отчего-то шепотом спросил Абель. — Солнце, — ответила Клара, и в этот момент чары были разрушены. Она направилась вглубь Города вдоль одного из «лучей». Солнце — это равенство. Оно светит одинаково всем — богатым и бедным, мужчинам и женщинам, магам и немагам. Те, кто жили здесь, не ставили себя один выше другого, не ставили выше обычных людей. Не должны были ставить. Вот ведь ирония, что спустя много лет именно Солнце проведет грань неравенства, отделив живых от мертвых. Уж не наказание ли за лицемерие? Ноги путались в густо разросшейся, не тронутой осенней желтизной траве, а ряды домов сужались к центру, пробуждая смутные тревожные чувства. Клара беспокойно оглядывалась по сторонам — одинаковые бревенчатые срубы с мансардой, на многих — следы давнего пожара, кое-где сорвана крыша, и повсюду поблекшая желтеющая зелень: кусты и деревья уже начали поглощать Город магов. Она осторожно ступила на площадь, не обнаружив там ничего, кроме старого колодца, расколотого колокола и уродливого двухэтажного дома — единственного каменного здания в Городе. Ноги сами собой понесли Клару к колоколу — балка, на которой тот висел, переломилась, подпорки упали, и сам он развалился надвое. Она опустилась на колени и заглянула в разверстую металлическую плоть — языка не было, словно кто-то выдрал его с мясом. — Зайдем? — послышался сзади голос Клауса. Остальные уже были здесь. Все вместе они переступили порог дома, в котором, должно быть, жил Великий магистр. Пробираться через обломки обгоревшей мебели оказалось непросто, лестница на второй этаж и вовсе обвалилась, отрезав дальнейший путь. — Все равно наши уже забрали отсюда все, что было, — Абель досадливо смотрел вверх. — Кое-какие книги. Но их было немного. Снова оказавшись на свежем воздухе, Клара вздохнула с облегчением и, сообщив остальным, что ей хочется прогуляться одной, поспешно свернула в первый попавшийся проход между двумя «лучами». Когда еще на холме она бросила взгляд на Город магов, первой мыслью, первым порывом было найти дом, в котором жила Госпожа, когда еще не была Госпожой. Но теперь Клара знала — искать нечего: здесь у Корделии де Тенебры дома не было. Он всегда был там, далеко, куда Госпожа всегда стремилась при жизни и где потом столько лет пряталась от титулов и показухи Герцога. Но где же она спасалась от лицемерного равенства Великого магистра Стефана Нефаста? Клара остановилась на месте и закрыла глаза, пытаясь почувствовать, понять. Очень давно Госпожа тоже ходила этой дорогой, и ветер так же дул ей в спину и лохматил волосы, а травинки набивались в башмаки и щекотали ступни… Клара распахнула глаза и с неизъяснимым волнением, будто подчиняясь долгожданному зову, пошла вперед, все больше ускоряя шаг. К тому времени, как дома кончились, она бежала изо всех сил. Почти не разбирая дороги, бросилась вверх по холму. Подъем оказался крутым — гораздо более крутым, чем тот, по которому они недавно спускались. Но Клара шла вверх. Дыхание сбивалось, а ноги утопали в траве, такой мягкой и густой… Она поднималась все выше и выше, падала, и тогда руки тоже погружались в такую знакомую мягкость. Клара больше не думала, не понимала — брела, словно во сне. Потому что она была во сне. В своем забытом, спокойном сне, где не было ничего, кроме мягкой травы и лазурного неба. В том видении, которое изгнали бесконечные кошмары. Но оно нашло ее наяву. Клара добралась до вершины и замерла, затаила дыхание, позволяя удивительному чувству полного узнавания и совпадения наполнить ее. Никто бы не поверил, что этот холм снился ей годами. Сказали бы, что на свете еще много подобных мест. Но ей было все равно. Это был ее холм, и она никому не собиралась о нем рассказывать. Она глубоко вдохнула и легла на траву. Плащ промок, и холод проникал под кожу, но Клара не хотела вставать, не хотела уходить. Вместо этого закрыла глаза, раскинула руки… и ее пальцы мимоходом коснулись чего-то. Какой-то ткани. Она приподнялась на локтях и после минутных поисков нашла то, что искала. Кружевной платок, плотный, белый, чистый… Вдруг в складках блеснуло что-то серебряное. Клара развернула его на коленях, и на мгновение ей показалось, что они вместе с холмом проваливаются куда-то очень глубоко. Глубже любого сна. Постепенно ей удалось выровнять дыхание и унять бешено колотящееся сердце, но отвести глаз от вышитой надписи Клара по-прежнему не могла. Серпента. Что это значит? Платок принадлежал Госпоже? Она была здесь совсем недавно? Но ведь на платках Госпожи вышита лишь первая буква ее имени. Быть может… это тот самый, который был на шее у Серпенты, когда Госпожа нашла ее? Клара так и не спросила, куда он делся. Но разве этому клочку ткани может быть больше сотни лет? Он чист и бел — ни крови, ни грязи, ни гари. Клара непонимающе вертела в руках странную находку, не веря глазам, ощупывала кончиками пальцев и наконец на обратной стороне в углу наткнулась на еще одну вышитую надпись. Перевернула и поднесла к глазам. Но ей уже не нужно было смотреть. Клара знала, что найдет там заключенную в ромб букву «К».