Красный звон тишины

Шум близкой воды заглушал шаги. Мягкое журчание манило, отвлекало, и Клара, не доверяя ушам, то и дело оглядывалась и замирала на месте. Однако в просветах между деревьями не мелькало темных силуэтов, а сухие ветки ломались лишь под ее ногами. В тусклом золоте Королевского леса раскидистая крона низкорослой осины хоть и выделялась яркой краснотой, но прежней густоты не утратила и все еще обещала сносное укрытие тому, кто не желал случайных встреч. Пригнувшись и прикрыв лицо, Клара скользнула меж ветвей к ручью и, опустившись на настил из сухих листьев, скинула капюшон. Здесь ее не должны заметить. Холодное осеннее солнце все еще светило ярко, но противоположный берег вздымался круто и высоко. В отбрасываемой тени ни один луч не касался ее волос и не выдал бы случайным всполохом. Клара сунула руку за пазуху и вытащила белый кружевной платок. Уже неделя прошла с тех пор, как они вшестером вернулись из Города магов, и все это время она не расставалась с драгоценной находкой. Клара не ломала голову над загадкой — ответ казался столь же ясным, сколь и невероятным, — но одно прикосновение к этой вещице рождало у нее в душе странный трепет. Он отдавался где-то в грудной клетке то сильнее, то тише, мучил и томил. Клара лелеяла это чувство, отчаянно желала, чтобы оно, наконец, захлестнуло ее с головой, и боялась того, что тогда случится. Она снова и снова проводила пальцами по серебряной вышивке, возвращаясь мыслями к прошедшей неделе. Находка занимала ее больше всего прочего, и все же Клара не могла не заметить перемены — в лагере и в себе самой. Всего за несколько дней чувство отчужденности, тщательно взращиваемое весь последний год, отступило перед осознанием, что у нее снова есть друзья. Не такие, как Доминик, как Луи, как Серпента… Не те, что одним своим присутствием дают прибежище от невзгод и разгоняют душевную тьму. Но все же друзья. По возвращении в лагерь Нильс и Клаус первыми встретили гнев Вита. Его неподвижный взгляд, который мало кто мог выдержать, не заставил их потупиться. — Хотите знать, что они сделали со звонарями? Эта кровь на вашей совести, — подвел он мрачный итог, и тогда Нильс на мгновение опустил глаза. Клаус не шелохнулся. Магда настаивала, что все шестеро должны поплатиться за безрассудство. Она снова и снова предлагала наказания, и каждое новое сводилось к нанесению все более отвратительных увечий. Однако в лагере ее мало кто слушал. Гораздо больше интереса вызвали новости, что близнецы сумели в одиночку уничтожить кровососа и что сделали они это с помощью металла, а не дерева. Кое-кто сделал выводы, что амулеты Вита оказались бесполезными в настоящей схватке, но Нильс и Клаус все равно справились. Многие открыто ими восхищались, и, к вящему неудовольствию Магды, герои вместе с пособниками остались безнаказанными. За прошедшую неделю Клара несколько раз была в Нулльмаре. Компанию ей составлял Абель, и они вместе отыскивали навесные замки, подобные тому, который запирал Центральную башню. Абель учил ее на ощупь отыскивать и поворачивать сердечник и высвобождать засов. Пока получалось далеко не всегда, но каждая победа радовала. Приятно было осознавать, что не только грубая сила способна открывать двери. А еще Абель начал сочинять «Балладу о Фермере и Гробовщике». Он частенько пел Кларе готовые куски — с истерическим надрывом и как бы случайно то тут, то там пуская петуха. И хоть она не разбиралась в ритме и размере, не могла не заметить, что слова он сочиняет на ходу, да еще и не гнушается вставлять похабные фразы. Полная решимости не поддаваться, Клара каждый раз выслушивала его с самым серьезным лицом и ни разу не улыбнулась. По вечерам она взяла привычку ходить с Якобом в конюшню. Казалось, поначалу он был не рад, однако когда понял, что вдвоем работа делается быстрее, а беседу поддерживать совсем необязательно, заметно повеселел и даже стал разговорчивее. Как-то раз он обмолвился, что утром ездил на побережье. — Никогда не видела моря, — сказала Клара, тщательно вычесывая черную гриву Ферулы. — Никогда? — Якоб у нее за спиной чистил копыта Фабуле. — Неужели за целый год ни разу не была на побережье? Если хочешь… — он замялся, — можем съездить вместе. Жалко, вода слишком холодная, чтобы плавать. — А ты умеешь? — Да, научился, как только здесь оказался. Знаешь, один раз я даже спас двух фамбрийских детей, — голос Якоба задрожал от старательно сдерживаемой гордости. — Они баловались на берегу и попадали в воду, а я вытащил обоих. Думал, их матери задушат меня в объятиях. В той деревне до сих пор мне рады, хоть и догадались, кто я и откуда. Клара обернулась к нему, улыбаясь. — Ты молодец, Якоб. Молодец, что научился плавать. Я обязательно пойду с тобой к морю. Однако назавтра у нее нашлись другие дела и через день тоже. А вскоре Элиза упросила Якоба взять на побережье ее. Он не напоминал о том разговоре, а Клара знала, что будет откладывать поездку снова и снова. Ей уже давно хотелось взглянуть на море, но что-то не давало этого сделать, и в глубине души Клара точно знала что: убеждение, что в первый раз она должна коснуться великой тайны вместе с той, для кого море значило неизмеримо больше, чем просто холодная вода. Безумное, несбыточное желание… Неподалеку хрустнула, ломаясь, сухая ветка. Клара вздрогнула и вынырнула из забытья. Слишком поздно. Слишком близко. Шаги легкие и осторожные. Не зверь и не Магда. Она осторожно выглянула из-за заслона ветвей и увидела, как между деревьев мелькнул темный силуэт — кто-то в накидке поверх платья с передником. — Элиза! — окликнула она, поднимаясь на ноги. — Что ты здесь делаешь? Элиза резко повернулась, и выбившиеся из прически светлые кудри соскользнули с ее плеча. — Клара! — выкрикнула она — слишком громко, — и несколько птиц, дремавших в кроне ближних деревьев, упорхнули прочь. — Что ты здесь делаешь? — повторила Клара, прежде чем Элиза успела задать ей тот же вопрос. — Ищу тебя. — Меня? — Да, — Элиза замялась. — Клаус и Нильс спрашивали о тебе. Говорили, не могут найти. — Нильс, — поправила ее Клара. — Нильс спрашивал обо мне. — Да, наверное. Я сказала, что не знаю, а потом вспомнила, что ты часто гуляешь в лесу. Я… несколько раз видела, как ты уходишь. «Ты следила за мной?» Клара не задала ей этого вопроса. Потому что знала ответ и потому что потом пришлось бы спрашивать о причине. — Значит, ты пришла по просьбе Нильса? — уточнила она. — Вовсе нет, — Элиза опустила голову. — Я сама хотела тебя увидеть. Вокруг всегда много людей. Мы живем в одной комнате, но за год почти не разговаривали. Клара ничего не ответила. Она снова села на землю и отвернулась к ручью. Элиза, слегка обескураженная, немного потопталась у нее за спиной, обошла осину и тоже села чуть поодаль. Клара чувствовала на себе ее взволнованный взгляд, но не оборачивалась и ничего не говорила. Элиза так и не стала ей другом. — Нильс всегда беспокоится о тебе. Клара подавила вздох и сжала в кулаке ворох палой листвы. Скоро ей придется искать другое место, где можно будет прятаться от подобных разговоров. — Нильс? — сухо откликнулась она. — Возможно, Клаус? Ты же их не различаешь. Элиза будто не слышала. — А что насчет тебя? — продолжала она с удивительным напором. — Он… тебе нравится? Клара предпочла не отвечать. Вместе с ворохом листьев ее пальцы загребли и небольшой гладкий камушек. Она перекатила его на середину ладони и расслабила хватку. — По тебе ничего скажешь, — тихо продолжала Элиза. — Иногда мне кажется, что Абель тебе больше по душе. Листья падали на землю, оставляя после себя гнилую влажность. — Нет, Абель мне вовсе не по душе, — сказала Клара твердо. — Можешь попробовать его обаять. Нильса и Клауса тоже. Любого. Потом разберешься, с кем получилось. Элиза надолго умолкла, а потом разом придвинулась ближе. — Я знаю, почему ты злишься, — заговорила она вдруг совсем иным голосом — низким, хриплым. Клара помимо воли обернулась. В тени глаза Элизы больше не казались светлыми. На мгновение их будто тронула знакомая чернильная глубина, и у Клары перехватило дыхание. Один удар сердца — и морок рассеялся. — Никто не догадывается, — продолжала Элиза, — даже предположить не могут, но я… знаю. Остальные думают, что все видели. Но они не были там, где пришлось побывать нам — мне и тебе. Думают, что Господа только убивают, но это неправда. Господа… другие. Виталиан даже представить не может насколько. Он ведь никогда… Элиза запиналась и прерывисто дышала. Клара, искоса поглядывая на нее, со страхом ждала, что же последует дальше. — Моя госпожа не была злой. Она заботилась о своих девочках. Больше, чем другие господа о домочадцах. Она действительно хотела, чтобы нам было хорошо. И… в ее доме было много любви. Пусть она сама не помнила, каково это — любить, но она хотела, чтобы мы знали. Она покупала одних девочек, потому что только женское сердце хранит любовь и только женское тело ее дарит! Она хотела, чтобы мы делились друг с другом, чтобы старшие учили младших. И мы были прилежными ученицами. Заметно дрожа, она пододвинулась вплотную, дыхание белым облаком вырывалось из приоткрытых губ. Клара же, не в силах вдохнуть, не шевелилась. Она ничего не чувствовала сейчас, ничего не ощущала, кроме холода зажатого в руке камня. — Я давно подозревала, что мы похожи, — прошептала Элиза. Клара в отупении наблюдала, как шевелятся ее губы, как они сжимаются в подобии улыбки и вздрагивают, словно от боли. Это зрелище мучило ее. — Твоя госпожа… ведь тоже любила девочек, верно? И теперь ты не можешь по-другому. А я… им необязательно знать. Ты… красивее любой из моих погибших подруг. Элиза потянулась к ней, обвила шею холодными руками, ее дыхание опалило щеку. Клара не шевелилась, зажмурилась, стиснула зубы. Она хотела исчезнуть, скрыться, забиться в дальний угол внутренней холодной тьмы, где бы чужое тепло и чужая жажда не достали ее. Но каждое невесомое касание прорывало кожу и, проникая в самые недра души, сотрясало основы и разрывало оковы. Все сильнее, все невыносимее… Влажная мягкость коснулась уголка ее губ, и всё стихло. Словно тысяча стягивающих грудь веревок рассыпалась на волокна, освобождая нечто, что Клара сдерживала так долго. Возможно, всю жизнь. Должно быть, Элиза тоже что-то почувствовала, потому что она резко отстранилась, и Клара, оглушенная чувством внезапной свободы, покачнулась, оперлась рукой о землю и медленно открыла глаза. Тьма расползалась черными пятнами с золотой окантовкой, и бесстрастное лицо, навечно выжженное в памяти, на мгновение вспыхнуло наяву с небывалой яркостью. Но лишь на мгновение. А потом прекрасный образ начал чудовищно искажаться: глаза побледнели, округлились и выпучились, губы стали полнее и налились краснотой, нос укоротился, вздернулся, а мягкие волны волос хаотично скрутились в кольца и спирали. Клара отпрянула, с изумлением и отвращением наблюдая за тем, как прямые линии искажаются и свертываются, как спокойная невозмутимость сменяется подобострастной робостью. И горячая ненависть обожгла ее сердце. Ненависть к себе за каждое мгновение, когда она посмела сравнивать. — Подожди, — выдохнула она. — Подожди… С минуту она рассматривала Элизу, будто впервые ее видела. И когда та сдалась, потупившись, Клара позволила ненависти вести себя. — Хочешь знать о моей Госпоже? — прошептала она, смыкая пальцы вокруг горла Элизы, и ужас в голубых глазах был всем, что она хотела видеть. — Я расскажу тебе. Твоя очередь слушать. И не перебивай. Прямых угроз не требовалось: ее глаза ясно говорили Элизе то, что Клара не стала озвучивать, но что чувствовала с таким жестоким упоением. Эта новая сила одним рывком опрокинула жертву на настил из влажных листьев, и капли грязи заляпали светлые кудри. Клара перекинула ногу через поверженное тело, нарочно впиваясь коленями в мягкую плоть, и всей тяжестью вдавила его в мокрую землю. Она сильнее стиснула руку на судорожно сжимающемся горле. — Кто я для тебя? — прошептала она в дрожащие губы. — Высший свет, куда так просто не дотянуться? Местная знать, раз господа остались за лесом? А если так, то можно и потерпеть, что девчонка, правда? Говоришь, похожи? Думаешь, моя Госпожа тоже любила девочек? Ерунда! Не любила она ни мальчиков, ни девочек. И тем, и другим без колебаний отрывала руки, ноги, головы. Она никого не любила… никого, кроме меня, — Клара задохнулась, и теперь у ее ненависти был привкус горечи. Она провела пальцем по пульсирующей вене на шее Элизы. — Может, мне стоит попробовать то, чему она меня научила? Прямо сейчас. А потом скажу, что потеряла контроль, что раскаиваюсь… Элиза сдавленно вскрикнула, и Клара одним взглядом велела ей замолчать. Даже будучи крупнее и сильнее, жертва не смела пикнуть, и Клару затошнило от чувства собственной власти и безнаказанности. — Как думаешь, на сколько моя жизнь ценнее твоей? — с трудом произнесла она. — И кто назначает цену? И почему, почему же ты соглашаешься с этой ценой? Ярость истощалась с каждым словом, и Клара, давясь обжигающей горло желчью, не могла не видеть слез, текущих из голубых глаз. Ее хватка ослабла, однако слова были слишком ядовиты, чтобы оставлять их в себе: — Хотя… кто я, чтобы учить тебя? Ищи дальше, к кому прибиться! Попробуй очаровать Клауса, Нильса, Абеля… Может, что-то и получится. Вот только вровень с собой они тебя не поставят. Воспользуются и вышвырнут безо всяких сожалений. Ты ведь знаешь, правда? Уже поняла, с кем лучше не связываться. Но ведь есть еще и Якоб… С ним можно и попытаться, он же добрый! Так вот, — прошептала она Элизе в ухо, — попробуешь его окрутить — я сама тебя изведу. И если ты еще хоть раз попробуешь залезть ко мне в душу или заговоришь обо мне с кем-нибудь, то пожалеешь, что не умерла вместе с остальными домочадцами своей госпожи! Клара убрала дрожащую руку с шеи Элизы, а ноги — с ее живота. — Убирайся, — прошептала она одними губами, но, должно быть, Элиза услышала, потому что через мгновение ее рядом не было. Клара не оборачивалась, не провожала ее взглядом. Крепко зажмурилась, и всё тело пронзила невыносимая боль. Будто каждую мышцу скрутило в узел — туго, почти до разрыва, и она не могла сказать, где начинается и где кончается пытка. А потом мучительное жжение в правой ладони заставило ее разжать пальцы. Открыла глаза — камешек по-прежнему там, оцарапал кожу и изранил больную руку. Хотела бросить в ручей, но замахнулась слишком сильно, и камень, перелетев через воду, затерялся в сухих листьях на противоположном берегу. Клара стиснула зубы от досады, и внезапная мысль лишила ее остатков сил. Платок! Ее единственное сокровище. К счастью, долго искать не пришлось: белая ткань ярко выделялась на черной гнилой листве. Она подхватила его, поднесла к губам, и на влажную ткань упало несколько красных капель. Запах крови ударил в голову еще до того, как Клара успела поднести руку к лицу, но это едва ее заботило. Спешно вытерев нос рукавом платья, она с ужасом уставилась на запятнанный платок. Как можно было допустить? Отчаяние дрожью прокатилось от корней волос до кончиков пальцев ног, и мучительный спазм бечевкой стянул горло. Ловя ртом холодный влажный воздух, Клара обхватила себя руками, и теплые слезы заструились по ее щекам. Она не плакала уже так давно, и все это время невысказанная боль стремилась вернуться в мир, который ее причинил. Теперь она изливалась водой и кровью, которую Клара размазывала по лицу. Она зажала себе рот ладонью, заглушая отчаянные вопли. А потом и слезы, и кровь, и крик иссякли, и осталась одна только вымученная решимость. Клара умылась в ледяном ручье и направилась обратно в лагерь. Уже на выходе из леса после секундного колебания вытащила из кармана платок — снова чист и сух. Сунула его обратно и свернула к западной части деревни. Дом Виталиана находился на ближней к Нулльмару окраине. Чтобы избежать чужих взглядов, Клара наложила на себя Чары обезличивания, бегом бросилась через лагерь и вскоре уже поднималась на крыльцо. Из-за тяжелой дубовой двери доносились приглушенные голоса. Она громко постучала и заглянула внутрь. — Клара? — Вит удивленно поднял рыжие брови. Он сидел за столом напротив высокого крепкого парня. Клара не помнила его имени. — Я хотела поговорить с тобой, — сказала она негромко. Кажется, ее вторжение порядком смутило гостя. — Да, конечно, — согласился хозяин. — Подожди снаружи. Это не займет много времени. Она поспешила прочь и села на землю подальше от дома, чтобы мужчины не заподозрили, будто она подслушивает. Долго ждать не пришлось. Клара даже не успела погрузиться в свои мысли, а гость Виталиана уже быстро спускался по ступеням. Хозяин неторопливо следовал за ним. — Что ты хотела сказать? — он подошел к Кларе до того, как она успела подняться, и протянул ей руку. — Ничего особенного. Это никакой не секрет. Но я бы не хотела, чтобы кто-нибудь услышал. Карие глаза Вита вдруг сощурились. — Тебя кто-то обидел? Кровь. Вот здесь, — он отвел в сторону выбившуюся из прически прядь и коснулся ее скулы. — Что? — Клара отпрянула и яростно потерла кожу. — Нет… нет! Просто… кровь из носа. Вит еще несколько секунд задумчиво ее рассматривал, а потом призывно махнул вперед. — Пройдемся? Люблю говорить на ходу. — Да, конечно. Судя по всему, молчать на ходу Вит тоже любил. Он шел, держа руки за спиной и смотря прямо перед собой, и явно не собирался задавать наводящие вопросы. Клара почувствовала глухое раздражение. Они уже миновали деревню, когда она решилась снова открыть рот: — Послушай, ты ведь разбираешься в сновидениях, правда? Мастеришь амулеты… — Замучили кошмары? — коротко спросил Вит. Теперь они направлялись к тому самому лесистому холму, где Клара так часто встречала рассвет. — Нет, не кошмары, — она прижала руку к скрытому под плащом платку. — Дело в том, что… Скажи, никогда не было такого, чтобы тебе приснилось место, где ты никогда не бывал, а потом вдруг оказался там наяву? — Было, — улыбнулся Вит. — Ведь именно так я в первый раз увидел нашу страну. — Что? — опешила Клара. Они сейчас поднимались по склону холма, и ее дыхание сбивалось. Вит тоже не спешил отвечать. Наконец они добрались до вершины, где и расположились на поваленной сосне спиной к городу. — Ты ведь знаешь, что я родился далеко отсюда? В другой стране. Клара пожала плечами. Ей точно никто никогда не говорил об этом, однако новость не показалась удивительной. Как будто она уже некоторое время догадывалась. Так вот откуда эта его манера говорить отрывисто и чуть смазывая слова. — Да, — продолжал Вит. — Я вовсе не был первым магом в Люцидии. Провел детство и юность в храме далеко в горах. Родители умерли рано, и монахи заботились обо мне. О, это были совсем не такие монахи, которые иногда встречаются в Нулльмаре. Они были самыми настоящими магами, хоть и не называли себя так. Мой наставник, главный монах в храме, обладал необычайной силой, но он редко ее показывал, меня учил неохотно, да и о моей семье рассказывал очень мало. Вит помрачнел и опустил голову. — Для него было мукой говорить о моих родителях. Но я и сам кое до чего додумался. Вероятно, сто двадцать шесть лет назад мои родственники по какой-то причине оказались в той далекой стране и потому пережили День Аутодафе. Я не знаю, были ли они одаренными или дар проявился позже, как и не знаю, почему они оказались в горах, но точно помню, что у моей матери способности были. Помню, она говорила мне, что магия должна оставаться живой во мне и моей сестренке, как сейчас живет в отце и в ней. Но отец умер рано, и она последовала за ним в пропасть. А я остался совсем одним, потому что сестренка так и не родилась. Клара неверяще смотрела на него, и Вит, по-прежнему не оборачиваясь, кивнул. — Да, так они сохраняли нашу магию, которой теперь предстояло умереть вместе со мной. Будучи ребенком, я не понимал этого, а, быть может, подобно всем детям, считал, что никогда не умру. Уж по крайней мере, не раньше бескрайних гор. Но потом пришла юность, и меня стала одолевать тоска. Я вдруг увидел, кто я есть — чужак без семьи и дома, обреченный на недоверие и непонимание, на одинокую жизнь и еще более одинокую смерть, которая теперь уже не казалась такой далекой. Люди вокруг были не похожи на меня, и я уходил от них. Целыми днями сидел на краю пропасти, смотрел вниз и гадал, где мое место. Быть может, внизу, у подножия, рядом с матерью. Я худел и слабел. Однажды наставник спросил: «В чем твоя печаль?», и я ответил, что печалюсь, потому что та, кто был мне предназначен, так и не родилась. Но он лишь покачал головой и сказал, что я сам не знаю своего горя, что оно больше и глубже. Тогда он открыл, что далеко-далеко у меня есть много сестер и братьев и что все они задыхаются под гнетом ими же порожденных монстров. Вит ненадолго умолк, глядя прямо перед собой, и Клара подумала, что сейчас он не видит того, что вокруг. Возможно, прошлое никогда не отпускало его до конца. — С тех пор я потерял покой и страдал сильнее, чем прежде, а мой наставник горько жалел, что открыл мне правду. Однажды он сказал, что может показать мою страну. «Мы отправимся за десять тысяч ли, даже не спустившись с горы, — сказал он. — Но обещай, что ни разу не ослушаешься меня. Ты должен оставить свою тоску, а не потерять душу». И я обещал. Он ввел меня в забытье, а после удержал на грани между явью и грезами — на одно лишь мгновение, но и того было довольно, чтобы дух освободился от земной тяжести. Внезапно все чувства смешались, и я мог видеть звуки и слышать цвета, и в тот момент, когда я почти растворился в этой невозможности, наставник схватил меня за руку и увлек за собой. И мы были здесь… Я видел всю Люцидию сверху и чувствовал ее боль, но это была тихая боль, будто затерявшееся в горах эхо. Наставник настрого запретил спускаться, но я, конечно, не послушал его. Сам не заметил, как подобрался слишком близко и вдруг увидел всё: каждый дом и каждую травинку — рядом, лишь протяни руку. И тогда отзвук боли стал невыносимой агонией, я закричал и очнулся в горах. Но боль осталась со мной. И я знал, что она меня не покинет. До тех пор, пока я не вернусь сюда наяву и не освобожу своих людей. Ничто не могло меня остановить. — Но твой наставник пытался? — Да… Он разбил мне сердце. Я привык восхищаться им и безоговорочно доверять, думал, ему неведомы ненависть и осуждение. Но всё оказалось иначе. «Человек приходит в мир с черной головой, — говорил он мне. — И лишь обретши мудрость, становится беловолос. Только демоны хитры и белоголовы от рождения. Но даже они не так страшны, как те, кто рождается с горящим сердцем. Огонь так силен, что вырывается из груди. Их волосы, глаза и кожа — всё пылает. Однажды это пламя охватывает всё вокруг. О, сколько сил я вложил в то, чтобы усмирить твое!» Клара безотчетно и смущенно скосила глаза на выбившуюся из прически рыжую прядь. А Вит продолжал свою историю: — «Ты погубишь себя в проклятой земле, — говорил он мне. — Север давно принадлежит мраку. Снова и снова вы рушите мир, а потом восстанавливаете лишь затем, чтобы опять уничтожить. Словно слепцы, вертите колесо до тех пор, пока оно вас не раздавит». Наставник рассказал, как много лет назад в одной далекой северной стране увидел ритуальную куклу. Она открывалась посередине, а внутренняя пустота была заполнена такой же куклой, только чуть меньше. А откроешь ту — найдешь еще одну. Наставника обуял ужас, и он с отвращением отбросил игрушку: осознал, что в деревянных недрах скрывается погибель. «Через много лет я встретил здесь тех, кто породил тебя, — сказал он, — и понял, что мой старый кошмар настиг меня там, где я хотел скрыться от всех тревог. Дьявольская кукла ожила. Она открывалась снова и снова, но потом ты остался один, и на этом всё должно было закончиться. Неужели я ошибся? Неужели ты и есть та погибель, на которую я побоялся взглянуть тогда?» Клара рассматривала свои переплетенные пальцы рук. Рассказ Вита смутил ее. Да и она ведь спрашивала совсем о другом… — Но ты все равно отправился в путь? — Да. Как мог я остаться после того, что увидел и услышал? Дорога была долгой и нелегкой. Но тебя ведь не волнуют мои странствия… Что же ты хочешь знать? Клара мгновение поколебалась. — Когда ты оказался в Люцидии, сразу узнал ее? Она была такой же, как в твоем сне? — И да, и нет, — Вит пожал плечами. — Но она определенно была так же несчастна. — Но все же, — ответ не успокоил Клару. — То, что наставник показал тебе, — это был просто сон или вы действительно… — И да, и нет, — Вит повернулся к ней, улыбаясь впервые за всё время. — Когда имеешь дело со снами, не можешь рассчитывать на более точный ответ. И потому на них нельзя полагаться. Да, Клара, я видел тогда именно нашу Люцидию. Я не успокоился, пока не нашел ответы — в книгах и у некоторых умельцев, которых хватает и среди обычных людей. Таким снам нельзя доверять. Они показывают самую страшную разновидность лжи — полуправду. Это опасно. Ты можешь сокрушить врага, когда видишь его перед собой. Но когда он внутри, уже ничего не поделаешь. Не выращивай врага в себе. Не позволяй фантазиям обмануть разум. Это случилось и со мной, когда я узнал, как называются самые опасные сны-обманы. Люциды, — он печально улыбнулся. — Понимаешь? Как наша страна. С тех пор не прошло и дня, чтобы я не задавался вопросом, проснулся ли я тогда в горах или всё еще брожу по самым извилистым тропам своего кошмара. И знаешь, что я делаю, когда тревога охватывает меня? — Что же? — Что угодно. От страха не спрячешься в горах, но любое движение вперед отгоняет его. Никто не изменил мир во сне. А для тех, кто способен творить чудеса, фантазии и вовсе непозволительны. Перемены должны быть настоящими, осязаемыми. Только так проявляется магия. Клара ничего не сказала. Она молча наблюдала за тем, как плывут по небу подсвеченные закатным солнцем золотые облака. «Магия — это чистая сила духа». Да, точно, именно так сказала Госпожа. — Но ты понял, как он показал тебе Люцидию? Твой наставник. — Да, думаю, я смог бы стать проводником. Но куда ты хочешь отправиться? Что тебе снилось? Клара знала, что ей придется рассказать хоть что-то. — Город магов. Я узнала его, когда мы были там. — Город магов, — задумчиво повторил Вит. — Не так уж странно, что ты узнала его. Каждый из нас мечтал хоть раз взглянуть на него. Проклятое место, которое связывает их и нас. Должно быть, ты слышала о Городе, и, в конце концов, разрозненные слухи сложились в картину, которая оказалась близкой к истине. — Да, наверное… Они снова замолчали. Клара больше не хотела ничего спрашивать, но не решалась уйти первой. Должно быть, Вит понял это. — Что ж, мне пора, — он поднялся на ноги и отряхнул плащ. — Приятно было поговорить. Надеюсь, я немного тебя успокоил. Обращайся, если что-нибудь понадобится. — Нет, это тебе спасибо. Он уже спускался с холма, когда Клара вспомнила кое о чем. — Вит! — окликнула она. Он замер и обернулся. — Если ты родился не здесь, значит, Виталиан не твое настоящее имя? — Теперь уже мое, — спокойно ответил он. — Но ты права, долгое время меня звали по-другому. Здесь я взял себе новое имя. — И как тебя звали раньше? Он покачал головой. — Ты же понимаешь, что я не скажу тебе. И никому другому тоже. Эта тайна навсегда останется со мной. Вит отвернулся и быстрым шагом скрылся из виду. Однако красное пламя его волос, зажженное закатным солнцем, как будто отпечаталось на веках и, стоило Кларе моргнуть, вспыхивало снова и снова.

* * *

С разговора на холме прошла неделя. За это время погода резко испортилась, и ледяная сырость, щедро изливающаяся с неба, рассыпалась по ночам крупными снежинками. Белая пелена укрывала землю и полностью таяла к полудню, оставляя после себя вязкую слякоть. Клара не могла не заметить, как изменились настроения в лагере. Ничего ей не сказав, Абель, Якоб и близнецы куда-то делись. Не только они — пропали и несколько лучших боевых магов, и она подозревала, что Братство планирует в столице какое-то дело, а мальчишек забрали, потому что они совсем недавно там побывали. Так и оказалось. В первый день после возвращения Нильс и Клаус старательно изображали таинственность, но надолго их не хватило. Как только стало ясно, что Клара вовсе не собирается их расспрашивать, Нильс выложил всё как на духу. — Мы собираемся вызволить их. Тех бедняг, что угодили с ферм прямо в лапы кровососов, — выпалил он, даже не поздоровавшись. Они с Клаусом только что отыскали Клару у тренировочной площадки, где она в одиночестве коротала предзакатные часы. — Юных магов, которых забрали господа? — заинтересовалась она. — Да, именно, — закивал Нильс. — Возможно, уже не все они такие юные, но детей среди них много. Наши шпионы сообщили, что их-то и видели в резиденции Герцога. Тридцать первого октября войдем в город и всех вызволим. — Надеюсь, Герцог не будет против, — не удержалась Клара. — Герцога не будет в столице, — радостно сообщил Нильс. — Это мы знаем наверняка. А уедет он, как думаешь, куда? В Город магов! — В Город магов? И что же он забыл на пепелище? — Наверное, решил Новый год отпраздновать, — ухмыльнулся Нильс. — Не рановато ли? — Настоящий Новый год, — высокомерно бросил Клаус.— Колдовской. — Колдовской? — Клара на мгновение смутилась, но быстро пришла в себя: — Но Герцог больше не маг! Ни к чему ему Город и колдовской Новый год. Клаус одарил ее презрительным взглядом, а Нильс задумчиво почесал затылок. — Может, тоска по прошлому не дает ему покоя? Черт их разберет, этих кровососов. Клара задумчиво рассматривала чернеющий вдали лес. Госпожа любила свой Дом и скучала по магии, однако тоскующего Герцога представить было трудно. — По древним верованиям, тридцать первого октября умирает Солнце, — продолжал Нильс. — Может быть, для них это что-то значит? Кровососы ведь любят смерть. — Но почему вы так уверены, что Герцог уедет? — спросила Клара. — И что он не заберет с собой пленных магов? — Может, и заберет, — пожал плечами Нильс. — Но если это произойдет, мы узнаем сразу. Разведка — кое-кто из Братства и те горожане, которые на нашей стороне, — нам сообщит. Ребята тренируются управляться с амулетами ментальной связи. Кстати, Абель и Якоб тоже будут стоять на выездах из города. Как и Магда, — Нильс злорадно ухмыльнулся и приосанился: — Ну а мы будем в гуще событий. — А как же иначе? — ввернул Клаус. — После того как я того кровососа одним ударом завалил? — Поглядел бы я на тебя, встреться ты с ним лицом к лицу! Со спины нападать все горазды! — Уклонился бы, и все дела! Уж не стоял бы, как истукан, будь уверен! Близнецы еще долго препирались и обсуждали в подробностях, как они разделаются со всеми вампирами, которых угораздит оказаться у них на пути. Клара не слушала. Нильс ничего не сказал о том, где ее место в предстоящем деле, но в этом не было нужды. Она тоже будет в городе. Не в гуще событий, но где-то очень близко к опасности. Кто бы мог подумать: всего через десять дней она снова окажется в Кинтуррии. Ни радости, ни страха, ни ожиданий — сейчас эта мысль ничем не отдавалась в ее пустой душе. Уже со следующего утра подготовка к вылазке пошла полным ходом. В лагере стояло необычное возбуждение. Из Фамбрии подтягивались кони и повозки, на которых участникам предстояло маленькими группами переправляться в Люцидию, шумные собрания растягивались на долгие часы, а на тренировочной площадке не стихали ожесточенные бои. Во всеобщей суматохе про Клару позабыли, и это ее радовало. По крайне мере, теперь ей не нужно было терпеть общество Магды во время утренних занятий, и, хотя Вит до сих пор не посвятил ее в свои планы, она не оставалась совсем без сведений. Теперь Нильс с Клаусом каждый день навещали ее, чтобы втроем обсудить то, о чем говорилось на собраниях. Вернее, они-то вдвоем и говорили, а Клара лишь слушала, то и дело отвлекаясь и иногда задавая вопросы. Она долго недоумевала, зачем они рассказывают ей обо всем, и наконец поняла: Нильс не хочет, чтобы она оставалась в стороне, потому что для него самого это было бы невыносимо. И пусть неведение ее мало тревожило, она не могла не чувствовать смущенную благодарность за его заботу. День отъезда выдался ясным и солнечным. Утром Юстус отыскал Клару в лагере и наскоро сообщил, что вечером придет за ней, а ближе к полудню она встретилась с близнецами на окраине деревни. Нильс помахал ей рукой, а Клаус даже не поднял головы. Он сидел на земле, на коленях — большой лист бумаги, в руке — карандаш. — Привет! — Нильс уселся на землю рядом с братом и пояснил: — Мы решили перерисовать план резиденции Герцога. Видели на собрании и хотим, чтобы у нас был свой. Клара опустилась на колени рядом с ними и через плечо Нильса глянула на листок бумаги. Там был нарисован большой прямоугольник, а в его нижнюю часть — вписан квадрат. — Смотри, — пояснил Нильс. — Это сам дворец. Он состоит из четырех замкнутых двухэтажных корпусов. В северном и южном — главные входы. Из них же с обратной стороны можно попасть во внутренний двор, а уже оттуда снова пройти в сад через арочные проходы в восточном и западном корпусах. Это сад, — Нильс обвел пальцем большой прямоугольник. — Дворец находится в южной части, а на территорию можно попасть через северные, восточные и западные ворота. Несколько минут Клара рассматривала рисунок, к которому Клаус все еще пририсовывал новые штрихи. — А что во внутреннем дворе? — Не знаем, — Нильс пожал плечами. — Фонтан или пруд. А может, газон. Так ли уж важно? Меня куда больше волнует, что здесь, — он ткнул пальцем в свободное место в верхней части прямоугольника, где на плане располагался сад. — Говорят, растительность передохла, так что всё просматривается. Надеюсь, так и есть. Клаус тем временем закончил рисовать, карандаш завис над рисунком. — Ты запомнил, где находятся все эти бальные залы и разноцветные гостиные? — Помню только портретный и тронный залы. Да и не думаю, что пленники танцуют в отсутствие Герцога. Скорее всего, они заперты в подвале, а вход туда на первом этаже. Клара задумчиво разглядывала рисунок. То, что им предстояло сделать, вдруг приблизилось и обрело форму. Заберут ли ее во дворец или придется ждать развязки в саду? А быть может, и вовсе за оградой? Рисунок Клауса был пугающе прост и не оставлял большого выбора. — И кто будет нас там ждать? — пробормотала она. — Увидим, — Нильс поднял глаза, необычно светлые в ярких лучах солнца. — Может, смертные предатели из Королевской стражи, а может, вампиры невысокого полета. Главное, не Герцог и его свита. — Вот через три дня и узнаем, — вдруг подал голос Клаус. Он свернул бумагу в трубку, первым поднялся на ноги и замер, задумчиво вглядываясь вдаль — туда, где за холмами скрывался Нулльмар. — Если Герцог останется, план сорвется, и тогда никто не умрет. Но если всё пойдет как надо, кто-то из нас не доживет до ноября.

* * *

Древние верования не обманули: Солнце умерло. Еще вчера оно ярко светило, но сейчас снежные тучи укутали его серым саваном, а ледяные пылинки сыпались с неба так обильно, что не успевали таять. Хмурой выси противостояла чистая белизна столичных улиц. Клара ловила снежинки на ладонь и жадно вдыхала морозный воздух. Они только что вошли в город через квартал нищих, и запах упадка, горя и смерти все еще наполнял ноздри. Глаза слезились, к горлу подкатывала тошнота, и дурное самочувствие, как никогда прежде, заставляло ее чувствовать себя живой. Впервые за последние два дня. Клара едва замечала, как сменяются города — Адалла, Эстера, Колина. В этот раз они добирались вдвое дольше, везде останавливались и постоянно меняли лошадей. Клара не следила за дорогой, не интересовалась, далеко ли до Кинтуррии, и не пыталась вникнуть в разговоры спутников о предстоящем деле. Казалось, ее воля полностью иссякла, и она лишь делала то, что ей говорили, благодарная уже за то, что подобралась сносная компания. При мысли, что она могла бы провести всё время пути в обществе Бласа или Магды, по спине пробегал противный холодок. Но вышло совсем неплохо: кроме близнецов и старого знакомого Юстуса, ее спутниками оказались два спокойных опытных мага, которых звали Модест и Гаспар. Сейчас все шестеро свернули на безлюдную окраину, где Модест мог воспользоваться амулетом ментальной связи. Он сидел на земле в тени облысевшего клена, крепко сжав кулак, — лицо покраснело, на лбу от напряжения проступили вены. Клара старалась не смотреть на него. Ментальное общение разочаровало ее: какой смысл, если нельзя быстро позвать на помощь? Наконец Модест поднялся на ноги. — Вит уже у Герцога, — сообщил он Гаспару с самым мрачным видом. — Как? — опешил тот. — Неужели опоздали? Почему нас не дождались? — Не посчитали нужным. Разведка подтвердила, что Герцог и Виконт уже далеко отсюда. Говорят, ночью к ним присоединилось не меньше сотни кровососов. Погода для них не смертельна, но маловероятно, чтобы они нагрянули сюда до наступления темноты. — А прислужники Герцога? — Никого не встретили. Зашли беспрепятственно, осмотрели территорию и саму резиденцию. Теперь исследуют комнаты. Но там никого нет. Говорят, из-под земли доносятся какие-то звуки, но непонятно, как туда проникнуть. — Почему всё так просто? — пробормотал Гаспар. — Неужели никто не ждал? Хоть кто-то из кровососов должен был остаться в городе… Но Клара не была в этом уверена, она заметила кое-что, пока они добирались сюда. Даже пасмурное небо не могло скрыть свет радости, которым лучились глаза столичных жителей. Впервые за много лет господ не было в городе, и каждый горожанин чувствовал это, даже если не сознавал. И Клара готова была поклясться, что сегодня Кинтуррия звучала чуть иначе — не так, как в прошлый раз, — и этот звук неблагозвучно сливался с поднимающейся внутри нее тревогой. Она вздрогнула, заметив, что Гаспар махнул в ее сторону. — Почему же они не дождались ее? — А толку? — проворчал Модест. — Защищая девчонку, потеряем больше человек, чем она успеет оживить. Совсем как с этой штукой, — он с ненавистью глянул на гладкий серый камень, который все еще сжимал в руке. — Прости, Клара, — прибавил он смущенно, подняв глаза и заметив, что она на него смотрит. Клара лишь пожала плечами: в глубине души она была полностью с ним согласна. — Значит, отправляемся на юг? — уточнил Гаспар. Модест тянул с ответом. Наконец он хмуро выдал: — Вит хочет, чтобы мы объединились с Виктором и заглянули в Коллегиум. — В Коллегиум? Но зачем? — Откуда мне знать? Может, думает, что найдем там послание от Герцога. — Какое еще послание? Откуда Герцогу знать? Да просто… — Гаспар бросил на близнецов сердитый взгляд. — Черт, чувствую себя нянькой для молодняка. — Что ты несешь? — разом вспылил Клаус. — Я, между прочим, своими руками… — Завалил кровососа, — устало закончил за него Модест. — Слышали уже. Идемте. Они выбрались на оживленную улицу, где Гаспар остановил первую попавшуюся повозку и чарами заставил извозчика забрать Клару, Юстуса и близнецов, чтобы потом высадить их у Коллегиума. — Наложите обезличивание и не сходите с места, пока мы вас не найдем, — велел Модест, и экипаж тронулся с места. Клара с интересом рассматривала проносящиеся мимо дома. Она еще ни разу не подъезжала к Коллегиуму с востока и уже очень давно не смотрела на город при свете дня, пусть и такого пасмурного. Без прежней горечи она вспомнила, как шла на аукцион с домочадцами Маллуса. Тогда безымянная столица казалась торжественной и пугающей, год назад из окна кареты Госпожи она виделась заброшенной и жалкой, а в последнюю Ночь Аутодафе предстала безумной и злой. Но теперь всё было иначе. Это был страдающий город, яростно борющийся за прежнее величие. Прорехи в крышах и облупившиеся фасады никуда не делись, но теперь так же очевидны были и старания горожан залечить раны, заделать дыры и вернуть яркие цвета. В воздухе пахло краской, начинающейся зимой и пробуждающейся свободой. Повозка остановилась у Северных ворот. Извозчик молча дождался, когда пассажиры выберутся. Последней спрыгивая с подножки, Клара услышала, как он облегченно вздохнул, а в следующую секунду освобожденный от чар экипаж сорвался с места и скрылся из виду. Модест и Гаспар не заставили себя ждать, явившись в следующей карете. Все шестеро как раз направлялись к кованым воротам, за которыми сквозь облысевшие ветви деревьев виднелся серый приземистый Коллегиум, когда из тени выступило несколько закутанных в темные плащи фигур. Клара вздрогнула и, отшатнувшись, наступила Нильсу на ногу, но это оказался всего лишь Виктор со своим отрядом. После непродолжительных приветствий все вместе пересекли сад и прошли сквозь крытую галерею ко входу в Коллегиум. Виктор зажег масляную лампу, а Гаспар принялся колдовать над замком. Минута — и засов отъехал в сторону, открывая взору мглу, заключенную меж голых каменных стен. Вся компания спешно ввалилась в холл, притворив за собой дверь. Свет единственной лампы лишь подчеркивал величие царившей здесь тьмы. Узкие окошки вверху пропускали только самые блеклые и тонкие лучи, и те рассеивались там же, у потолка, никогда не касаясь пола. Переступив порог, Клара будто оказалась в подземном царстве — запах вековой затхлости до пугающей точности пробудил воспоминания о дне аукциона шесть лет назад. Но тогда здесь была Госпожа, чтобы вывести ее... — Здесь кто-то есть, — послышался сзади хриплый голос. Она оглянулась — Модест стоял с закрытыми глазами, прислонившись лбом и левой рукой к стене. — Кровососы? Человек? — Не могу сказать. Не кровосос. Человек? Как будто меньше… животное? Надо осмотреть зал и башни. Держитесь вместе. Он отступил от стены, и в коридоре разом посветлело: собравшиеся зажгли светильники. — Нильс, не дашь мне свою лампу? — Клара протянула руку, и Нильс, слегка смущенный и удивленный, повиновался. Она крепче ухватила теплое железное кольцо, высоко подняла светильник и шагнула в сторону от остальных. Вторая дверь… Клара нашла ее почти сразу. Всего несколько шагов. Разве тогда было так близко? Она плечом толкнула дверь и переступила порог. Комната будто уменьшилась вдвое: свет лампы без труда доставал до синего занавеса на противоположной стороне. Вдоль голых стен, как и тогда, выстроились табуреты. Задержав дыхание, Клара пересекла комнату, подняла руку и застыла в нерешительности. Сердце неистово колотилось, в неровном свете лампы синий занавес, казалось, колебался. Чего бояться? Она ведь знает, что там: деревянная дверь с окошком, а за ней пустые подмостки и темный зал. Там вовсе не прячутся маленькая Клара и живой Доминик… Стиснув зубы, она решительно отодвинула ткань и облегченно перевела дух. Дверь была тут — деревянная, потрепанная. Окошко посередине прикрыто. Какое странное чувство. Тогда ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы заглянуть на сцену, теперь пришлось бы пригнуться. Клара задумчиво провела пальцем по створке и тут же отдернула: заноза слегка проколола кожу. В это мгновение по ту сторону двери послышался отрывистый крик, и мощное эхо пустого зала мгновенно подхватило его. Сердце пропустило удар. Голову наполнил неистовый гул, и, прежде чем он успел бы взорваться сухим гоготом вампиров, Клара распахнула дверь и выбежала на сцену. В темной глубине зала дрогнул светильник, и кто-то сдавленно охнул. — Клара? — окликнул ее Нильс. — Что ты тут делаешь? Вон Юстуса напугала. Он подбежал к сцене и легко вскочил на нее. — Это здесь? — негромко спросил он. — Вот тут стоишь, а они там внизу… назначают тебе цену? — Да. Нильс сжал кулаки. Клара отвернулась. Он злился, и эта злость ее раздражала. Аукцион вовсе не был так страшен и отвратителен. Нильс не понимал, потому что не видел настоящих мерзостей… В глубине зала послышался скрип, и Юстус снова чуть не выронил лампу. — Вот вы где! — голос Гаспара слишком громко разнесся под темными сводами. — Сказано же держаться вместе! — прибавил он тише. Они быстро осмотрели зал, а после направились к Восточной башне. Однако в комнате наверху не нашлось ничего, кроме пыли, бумажных свитков и сундуков с цветастыми платьями и трико. Остальные помещения Коллегиума тоже оказались пусты, если не считать кое-какой мебели. Оставалось только подняться в Западную башню. Клара не могла не волноваться: сколько раз ей ни повторяли, что Герцога нет в городе, она не могла забыть того, что произошло год назад в той самой красной комнате. А еще не могла избавиться от чувства, что сейчас ей совершенно необходимо там побывать. Когда старшие решали, кто пойдет в башню, а кто останется внизу, она, вопреки обыкновению, настойчиво попросила взять ее наверх, а на лестнице даже обогнала Юстуса, чтобы не идти последней. Первым шел Модест. Он же толкнул опускную дверь, обнаружив, что та не заперта. Все замерли, насторожились, а когда Модест заглянул в комнату и пораженно охнул, Гаспар, Виктор и близнецы разом подобрались и выхватили оружие. — Нет-нет! Он неопасен. Это человек, — успокоил их Модест и быстро поднялся на площадку. — Ты уверен? — пробормотал Виктор, забираясь следующим. — Э-это же… — послышался сверху его задушенный голос. — Нет! Не может быть! Близнецы переглянулись и, отталкивая друг друга, ринулись к лестнице. Клара, воспользовавшись великодушием Гаспара, забралась в комнату сразу за ними, протиснулась между Модестом и Виктором и оказалась прямо напротив красного дивана, на котором сама сидела год назад. И человек, которого она увидела там, тоже был тогда в этой комнате. — Ваше величество, — выдохнула Клара, становясь на колени. — Так и впрямь король? — пробормотал Виктор, и все собравшиеся с грохотом и смущением последовали ее примеру. Клара медленно подняла голову. Их с Филиппом взгляды встретились, и в мутной серости его глаз мелькнуло узнавание. «Помните, мы встречались здесь год назад?» Клара не могла спросить при всех, но ответ уже знала. И вместе с молчаливым пониманием ее охватила удушающая жалость. Филипп выглядел даже хуже, чем тогда: на нем была лишь длинная ночная сорочка — в бурых пятнах и посеревшая от долгой носки, сам он исхудал еще больше, на макушке разрослась лысина, а оставшиеся волосы спутались, слиплись и свисали на плечи сальными космами. Серые глаза с кровавыми прожилками взирали с жалким безумием. Тем временем стало ясно, что король так и не велит подданным подняться, и им пришлось вставать с колен без разрешения, так же шумно и неловко. Еще с минуту никто не решался заговорить. — Эй, а что это у него в руке? — Нильс первым нарушил тишину. Клара присмотрелась — Филипп действительно что-то сжимал в кулаке. Кусочек металла. — Да это же… — начал Клаус. Он выступил вперед и протянул руку. — Ваше величество, вы… ммм… не позволите взглянуть? Филипп издал странный гортанный визг, отдернул руку и отчаянно замотал головой. — Ты смотри, не беспокой его, — пробормотал Модест. — Ваше величество, не беспокойтесь, пожалуйста. Клара отчего-то не сомневалась, что ей Филипп покажет свое сокровище. Когда он успокоился, она снова поймала его взгляд и осторожно протянула руку. Король столь же трепетно вложил в нее старую медную монету с дырой посередине. — Филипп в башне, — прошептал он, будто поверяя большой секрет. — Не беспокойтесь, ваше величество, ненадолго, — откликнулся Модест. — Мы сейчас заберем вас отсюда. — И как мы его выведем на такой холод? — поинтересовался Гаспар. Собравшиеся мрачно переглянулись. — Так и быть, отдам ему свой плащ, — вызвался Юстус. — Но босиком не пойду. К тому времени, как вся компания оказалась у Северных ворот, радость от находки и благоговение перед освобожденным монархом порядком поутихли. Весь путь его пришлось тащить на себе, а он лишь повторял как заведенный: «Филипп в башне, Филипп в башне». — Да не в башне ты уже! — не выдержал Гаспар и, отвернувшись, процедил сквозь зубы: — Такое ощущение, будто Герцог швырнул нам обглоданную кость. Клара задумчиво вертела в руках монетку Абеля, а Нильс и Клаус рядом обсуждали, где король мог ее раздобыть. — Мы не сможем взять его величество с собой, — сказал Модест. — Нужно отвести его к ближайшему посту, где о нем смогут позаботиться. Клара снова искоса глянула на короля — вены на его шее вздулись, и он с огромным трудом выговорил: — Давно. Холодно. — И это вы мне говорите, ваше величество? — возмутился Юстус. Оставшись в рубахе и штанах, он стоял теперь, обхватив себя руками, и явственно стучал зубами от холода. — Нильс, Клаус, кто-то из вас должен позаботиться о короле Филиппе, — распорядился Модест. Близнецы сердито переглянулись, но авторитет Модеста был слишком велик, чтобы возмущаться. Не сказав ни слова, они присели на землю у невысокой ограды и устроили рукоборье. Старшие товарищи косились в их сторону, тщетно пытаясь скрыть интерес. Пару минут сдавленных сопений сквозь сжатые зубы, глухой удар, и Нильс неверяще потер ушибленные костяшки: — Как ты это провернул? Я же сильнее тебя! — Просто я обычно сберегаю силы, — самодовольно ответил Клаус, поднимаясь на ноги. — Ни на шаг не отходи от монарха, братец. Он у нас один. Нильс хмуро поплелся к Филиппу и подхватил его под локоть. — Пойдемте, ваше величество. Обопритесь на меня. Медленно и неохотно король отцепился от Гаспара и, ухватившись за Нильса, поковылял за ним мелкими суетливыми шажками. — Как только сдам его, сразу отправлюсь к Герцогу, — мрачно пообещал Нильс напоследок, а король обернулся и жалко прошептал: — Филипп в башне. Филипп в башне. Давно. Холодно… Клару словно обдало ледяной водой. Так вот в чем дело! — Ваше величество! — крикнула она, задыхаясь. — Ваш сын в башне, верно? Принц Филипп… Он… он в Южной башне! Филипп замер на мгновение, а потом начал бешено выворачиваться из рук Нильса, гортанно вереща, а Клара так и застыла на месте, сраженная собственной догадкой и внезапным подтверждением. Словно откуда-то издалека донесся голос Гаспара: — Наложи на него убеждение! Или выруби! Несколько минут ушло на то, чтобы утихомирить короля. Как только, они с Нильсом скрылись из виду, Клара бросилась к Модесту: — Принц в башне! Король подтвердил это. Ты же слышал? — она почти кричала, пытаясь заглушить гул в ушах. Однако Модест лишь смерил ее сердитым и недоверчивым взглядом: — Я видел припадок безумца и видел, как ты бередила воспаленный разум, — отрезал он. Однако быстро справился с собой и мягче добавил: — Ох, Клара, любите же вы, девчонки, романтические сказки. Никакого принца не существует. — Но вы уверены, что Герцог держит в плену малолетних магов! Почему же он не может прятать в башне принца? — Потому что принца нет, — терпеливо повторил Модест. — Идем, Клара. Если Герцог и держит где-то какого-то мальчишку, то во дворце. Нигде больше детей не видели. — Но король сказал, что он в башне… — Довольно! — Модест устало поднял руку. — Нам нужно торопиться! Он снова обратился к амулету ментальной связи и с озадаченным видом повторил, что следов вампиров в городе не замечено, а Братство по-прежнему не может найти вход в подземные помещения дворца. Всем вместе добраться до резиденции Герцога было трудно, и компания снова разделилась. Гаспар, Клаус, Юстус и Клара отправлялись последними в пустой погребальной повозке. Извозчик оказался молчаливым малым в сером плаще. Он едва взглянул на них из-под нависшего на глаза капюшона, мрачно кивнул на просьбу довести до Южных садов, а после не взял денег. Его поведение обескуражило всех, даже Гаспара. По крайней мере, он так и не заколдовал извозчика. Южные сады являли собой печальное зрелище, и если в ежегодной круговерти теплых и холодных дней зима лишь сегодня ступила на некогда цветущие земли, то безжалостное колесо судьбы уже давно втоптало их в запустение и гибель. Люди бежали отсюда. Видневшиеся вдали фермы, некогда работавшие на благо короля и придворных, теперь опустели, ведь у нынешних господ были совсем иные нужды. И если кто-то и появлялся в тех стенах, то явно не называл их домом. Но тем, чьи корни неотрывно связаны с землей, бежать некуда. Утонченные садовые кустарники давно погибли, однако сорные травы и дикорастущие деревья как никогда отчаянно боролись за жизнь. Ветви переплелись так плотно, что даже сейчас, когда листва не покрывала их, они почти полностью загораживали обзор. Впрочем, Клара едва смотрела по сторонам. Филипп в башне. Вот всё, что имело значение. Принц в плену, и к нему никто не придет на помощь. Что же делать? Сейчас ее не заботили малолетние пленники-маги — пусть о них беспокоится Братство! Но всеми брошенный, ни для кого не существующий мальчик оказался лишь ее ответственностью. Они прошли по полуразрушенному каменному мосту, оставив позади покрытый серой наледью пруд, пробрались сквозь особенно густые заросли и перевели дух — будто вырвались из тенёт и замерли перед огромным капканом. Потому что здесь начиналась чугунная ограда, за которой возвышалась резиденция Герцога, бывший королевский дворец. В тусклом свете он казался серым, невзрачным. Клара лишь мельком разглядела башни с позолоченными крышами, арочные окна и портал с колоннами: ее взгляд упорно скользил по начинающейся за оградой роще. Где же? В тот раз удалось разглядеть ее с площади, но теперь…. Клара облегченно выдохнула. Южная башня была здесь. Белое пятно просто затерялось среди бурых стволов. Совсем близко, почти рукой подать… Едва понимая, куда идет, она следовала за своими спутниками, не отрывая взгляда от башни. И лишь налетев на сухую корягу, на мгновение забыла о цели. — Спасибо, — поблагодарила она Юстуса, вовремя подхватившего ее под руку. Они стояли напротив распахнутых ворот. Гаспар задумчиво осматривал младших товарищей, особенно долго задерживаясь взглядом на Кларе. — Можете оставить меня здесь, — быстро предложила она. — Вампиров в городе нет, а от людей проще скрыться под открытым небом. Если во дворце на вас нападут, принесете… раненых сюда. — Хорошо, — быстро согласился Гаспар. Ему явно не терпелось присоединиться к остальным. — Юстус будет охранять тебя. Надеюсь, скоро со всем разберемся. Бледное лицо Юстуса вытянулось. Должно быть, он уже очень давно только и мечтал о том, чтобы согреться в резиденции Герцога. Однако Гаспар и Клаус добрались до портала, прежде чем он успел собраться с силами на протест. Клара переминалась с ноги на ногу. Нужно было отвлечь Юстуса, на жалость не оставалось времени. — Эй! — крикнула она, с трудом выждав несколько минут. — Мне кажется, там кто-то есть. Вон, за тем деревом… — Что? — погруженный в свои переживания, Юстус не сразу понял, что она говорит. — Где? Я ничего не вижу! — Пойди посмотри, — попросила Клара с жалобным нажимом. — Мне страшно. — Л-ладно, — он нерешительно направился в указанном направлении и заглянул за дерево. — Здесь никого нет… Но Клара уже едва слышала: быстро наложила Чары обезличивания и бросилась прочь, прямиком к теряющейся среди голых деревьев белой башне. Кровь стучала в ушах, заглушая удаляющиеся крики Юстуса, и она бежала, как никогда прежде, бежала, оскальзываясь в грязи и талом снегу и загребая ногами гнилые листья. Дыхание вырывалось из горла со свистящим хрипом и разрывало грудь студеным холодом, но эта боль не останавливала, а гнала вперед. Быстрее и быстрее. Клара уже не думала о башне: для беглеца любая дорога хороша до тех пор, пока ведет прочь от тягостных уз. Бежать — вот, о чем она мечтала весь последний год. Бежать так быстро, чтобы мир стерся, потеряв очертания и краски. Бежать и никогда не останавливаться… Она споткнулась. С разбегу налетела на крупный камень и упала, едва успев выставить руки. Острая боль в ладонях вернула ее в тиски реальности, и остатки горячечного восторга теперь вырывались изо рта короткими режущими выдохами. Падая, Клара ободрала руки об острые камни, а поднимаясь, почувствовала, как саднит колено. Должно быть, разбила до крови. Она вскинула голову, чтобы рассмотреть белую макушку башни, возвышавшуюся над низкорослыми деревьями. Вот она. Добралась. Клару вдруг охватило сомнение. Башня казалась заброшенной и пустой. Площадка наверху продувалась всеми ветрами, которым удавалось просочиться сквозь ветви высоких деревьев. Не похоже на темницу. Забавно будет, если она бежала сюда лишь затем, чтобы разбить колено. Вот только откуда у подножия острые камни? Спотыкаясь и обдирая сапоги, она подобралась ближе и огляделась по сторонам. — Есть кто-нибудь? — крикнула она неуверенно, и лесное эхо звонко подхватило последний слог. Сейчас она чувствовала себя глупо. Хотелось вернуться и извиниться перед Юстусом. Однако высоко под самой крышей ей вдруг почудилось какое-то шевеление. Нет, наверное, это тень от ветви колеблется на слабом ветру. — Ваше высочество! — крикнула она громче. И в этот момент из скопившегося под крышей мрака выплыло что-то белое и замерло над перилами. Клара невольно отпрянула и едва удержалась на ногах. Смотревшее на нее лицо так походило на вампира или призрака из недавнего кошмара, что ей пришлось усилием воли запретить себе бояться. — Выше высочество! — выдохнула она и осеклась, подумав, что в теперешнем положении это обращение вполне может показаться насмешкой. Мальчик открыл рот, но до Клары не донеслось ни звука. — Я сейчас поднимусь, — сказала она и, спотыкаясь на камнях, подошла к входу в башню. Руки слегка дрожали. Вспыхнувшая было радость сменилась тяжестью на сердце, бремя ответственности навалилось на плечи. Теперь уйти без принца Филиппа нельзя, но сможет ли она его вызволить? К счастью, уроки Абеля не пропали даром, и спустя минуту дверь отворилась. Клара взбежала вверх по винтовой лестнице и у самой площадки стукнулась головой о железные прутья решетки. Конечно. Так просто туда не подняться. Пленник наклонился к ней по ту сторону, его лицо почти полностью скрывала тень. — Кто вы? — прошептал мальчик едва слышно, почти одними губами. — Я… — она заколебалась. — Я — Клара… — Вы не от Герцога? — его глаза блеснули в темноте. — Тогда вам нужно уходить немедленно! Он убьет вас! Он обещал. Я не должен был показываться вам на глаза! Его не остановит то, что сейчас день. Он пришлет кого-нибудь! Если Густав увидит… — Герцога сейчас нет, — прервала его Клара. — Он не в городе. И Густав, скорее всего, тоже. И я никуда не уйду! — решительно добавила она. — Герцога нет? — повторил принц хрипло. Голос понемногу возвращался к нему. С минуту он молчал, поглощенный какой-то внутренней борьбой, а потом отрывисто спросил:— Как вы поднялись в башню? — Я знаю магический трюк, который отпирает двери. — Значит, вы маг? — Да. — Вы сможете открыть и эту решетку? — Я… я постараюсь, — пробормотала Клара, хотя вовсе не была уверена в успехе. Она не училась отпирать подобные замки. На самом деле, она вообще не видела тут никакого замка — лишь впивающиеся в камень металлические штыри. Она все же обхватила прутья руками, закрыла глаза и попыталась понять запирающее устройство, однако волнение мешало ей сосредоточиться. В конце концов, у нее затекла шея и начала болеть голова. — Простите, ваше высочество, — пробормотала она жалко, открывая глаза. — Я не могу понять механизм, а на то, чтобы сломать прутья, мне не хватит сил. Но мои… друзья смогут это сделать. Они рядом, я их приведу. — Нет, постойте! — голос принца сорвался, ледяные руки на мгновение накрыли ее сжимающие решетку пальцы. — Пожалуйста, не уходите! Я уверен, мы что-нибудь придумаем. Что вы умеете? Летать на метле или еще на чем-нибудь? Няня рассказывала, что ведьмы так могут! — Что? — удивленно переспросила Клара. — Нет, я не умею летать. — А что тогда? Что у вас получается лучше всего? — Сущая ерунда, — пробормотала Клара, и у нее вдруг защипало в уголках глаз. — Умею возвращать мертвых к жизни. — Правда? — выдохнул принц. — Пожалуй, это даже лучше! Вы же сможете меня оживить, если я умру! Густав часто говорил, что здесь я свободен, как ветер, могу лететь куда захочу. Вот только они завалили подножие башни камнями. Но теперь это не помеха. — Что? — в ужасе воскликнула Клара. — Не помеха? Вы же разобьетесь! — Не навсегда! Вы сразу оживите меня, и я буду свободен! Вы ведь сделаете это, правда? — Сделаю, — прошептала она, и слово горьким смирением обожгло ей горло. — Сделаю всё, что смогу. — Хорошо. Тогда не будем терять времени. Спускайтесь скорее. Ноги не слушались ее, разум отказывался понимать, а где-то в груди рождался отчаянный крик, который не рвался наружу, а наполнял до краев, вибрировал одновременно в ушах, кончиках пальцев и солнечном сплетении. Но Клара упрямо переставляла ноги с одной ступени на другую. Сделаю. У нее осталось одно это слово. И его было достаточно. Она отворила дверь, по камням отошла от башни и запрокинула голову. Принц уже перебрался через перила и стоял у самого края, готовый к прыжку. Он кивнул ей, и она кивнула в ответ. Клара не видела падения. В один момент он стоял на площадке под крышей, а в другой уже лежал у подножия. Принц был очень маленьким и худым — куда меньше, чем казался там, наверху, — но крови было много. Она окрашивала белые камни под головой бордовой чернотой, расползалась на сером рубище красно-бурыми узорами и стекала алой струйкой с уголка губ. Но принц был жив. Падение не убило его, как не убили долгие годы в лапах Герцога и холодные дни в Южной башне. Он жадно ловил ртом воздух, и с каждым выдохом кровавое пятно на груди становилось больше. Клара в ужасе подбежала к нему, заглянула в широко распахнутые глаза. Почему он не умер? Почему всё еще дышит? Она старалась не смотреть на жутко искривленные руки и ноги, но не могла не видеть агонию, плескавшуюся в глубине черных глаз, и кровавые слезы, стекавшие по вискам. — Ваше высочество, — прошептала она. — Я не смогу быстро вылечить ваши раны. Не смогу вынести боль. Совсем скоро мы снова увидимся. А сейчас… простите меня. Она сомкнула руки на тонкой шее и вступила в душераздирающую борьбу с угасающей, но такой упрямой жизнью. Изломанное тело жутко изгибалось, пальцы тянулись к ней, а окровавленные губы дрожали и, казалось, проклинали ее. Время застыло. Клара не могла его сдвинуть и ненавидела свою слабость сильнее, чем когда-либо прежде — сильнее, чем в те дни, когда не могла постоять за себя перед Маллусом, фермерскими детьми и Магдой. Всё это вдруг показалось таким далеким и незначительным, по сравнению с предательским бессилием ее рук, которое растягивало их общую агонию на бесконечные мгновения. А потом все прекратилась. Слишком внезапно, будто окончившийся пробуждением кошмар. Клара подняла дрожащие руки к лицу и неверяще вытерла мокрые щеки. Только пообещай, что не будешь плакать ни по кому, кроме меня. Она все-таки нарушила данное Госпоже слово. Клара обхватила себя руками. Как же больно. Та единственная опора, которую она весь последний год строила из ненависти и безразличия, отчего-то оказалась стеклянной и только что разлетелась на тысячи острейших кусочков. Таких крошечных, что они легко вошли под кожу, и теперь любое движение — души или тела — причиняло нестерпимую боль. Она несколько раз глубоко вдохнула, сморгнула подступающие слезы и положила руки на неподвижную грудь мальчика. Закрыла глаза, мысленно слилась с изломанной плотью и направила всю силу на то, чтобы починить, а после отдать всё тепло, какое удалось накопить и сохранить. Принц пошевелился, но Клара не могла радоваться, не могла даже поднять голову. Она слышала, как он глубоко вздохнул, сел и подобрал ноги. — Простите, — пробормотала она. — За что? — откликнулся он тонким голосом. — Ведь вы спасли меня. Я… никогда не забуду этого. Это… было невероятно. Клара наконец подняла голову. Он действительно был мал — совсем ребенок, — а безразмерное тряпье делало его еще меньше. Угольно-черные волосы растрепаны и слишком длинны, уши слегка оттопырены, заострены, а глаза, тоже черные, слишком глубоки и серьезны. Принц определенно походил короля, но не только на него… — Герцог хотел оставить меня там навсегда, — он поднял голову, грустно всматриваясь в темноту своей недавней тюрьмы. — Последний год он не знал, что со мной делать. Маркиз не давал ему убить меня. Но Маркиза больше нет. Клара сняла плащ и накинула принцу на плечи. — Не нужно, — смутился он. — Пожалуйста, — взмолилась Клара. — Вы совершенно замерзли. А теперь пойдемте скорее. — Куда? — Вы слышали о Братстве магов? Оно сейчас здесь, в резиденции Герцога. — В резиденции? — переспросил принц и побледнел еще сильнее. — Я ни за что туда не вернусь! И вам тоже нельзя! — Почему? Герцога нет. Другого шанса освободить пленников не будет. — Каких пленников? — Детей-магов, которых забрали господа, — медленно сказала Клара, и неотступная тревога вдруг охватила ее с новой силой. — Говорят, Герцог держит их в подвале. — Герцог никогда не привозил в столицу магов, — взгляд принца застыл, будто какое-то непрошеное воспоминание вдруг охватило его. — Но дети в резиденции есть. Другие дети. Неужели вы никогда о них не слышали? Некоторое время они, не отрываясь, смотрели друг на друга. — Вампирята, — выдохнула Клара. Принц не подтвердил догадку, но этого и не требовалось. — Обычно Герцог держал их внизу на цепях. Иногда он приводил меня туда, спрашивал, не хочу ли завести друзей. «Смотри, — говорил он, — они совсем не против дружить с тобой». И правда, те дети рвались ко мне, оскалив клыки… — он сглотнул и тихо спросил: — Вы когда-нибудь слышали, как смеются вампиры? Клара кивнула, и принц тут же замотал головой. — Нет, такого вы не слышали, — он вдруг порывисто ухватил ее за руку. — Вы не можете туда вернуться! Нужно бежать как можно дальше отсюда. Даже Виконт не мог с ними справиться — только Герцог! На них не действуют обычные вампирские правила. Если вампирята вырвутся из дворца, то с наступлением темноты их уже ничто не остановит. К утру они не оставят от города и половины. — Подождите, — у Клары в груди вспыхнул крошечный огонек надежды. — Когда я уходила, маги еще не могли открыть подвал. Если я успею предупредить… — Если они ищут, то непременно найдут, — глухо откликнулся принц. — Подвал идет через весь внутренний двор. В него можно попасть из портретного зала в южном корпусе. Если специально не запереть, для этого нужно будет всего лишь снять один портрет. Тогда люк в полу откроется. — Но портретов много, верно? Сразу не угадаешь который? Лицо принца ожесточилось. — Догадаться легко. — Тогда мне нужно спешить, — Клара попыталась подняться, но он все еще сжимал ее руку. — Если их выпустили, вы погибнете, — произнес принц тихо, но Клара откуда-то знала, что нужно сказать. — Ваше высочество, это мой долг. Я должна попытаться спасти своих друзей, — и говоря это, она почти верила своим словам. Несколько секунд мальчик не сводил с нее пытливого взгляда, а потом медленно кивнул и отпустил ее руку. — Да, я понимаю. — Но вам нужно уходить, — быстро заговорила Клара. — Вам нельзя умирать… Вы — наша надежда. На выезде из города вы сможете найти людей из Братства. Узнаете, где они, если спросите… — Я никому здесь не доверяю! — принц тоже поднялся на ноги и с трудом спустился с каменной насыпи. Его ноги путались в полах слишком длинного плаща. — И не хочу больше здесь оставаться. — Хорошо. Тогда… даже если всё закончится плохо, бегите на север. На границу с Фамбрией. В лагерь Виталиана. И еще… вы, наверное, голодны? Но у меня нет денег. Если только в плаще… Он сунул руку в карман, но вытащил лишь дырявую монету. — Ее мне дал ваш отец… — сказала Клара неловко. — Отец? — черные глаза широко распахнулись, но принц сдержал любопытство и быстро сказал: — Не беспокойтесь обо мне. Теперь, когда я свободен, я сумею о себе позаботиться. И… я очень, очень надеюсь, что мы еще встретимся. — Я тоже надеюсь, ваше высочество, — голос Клары сорвался. Она судорожно втянула ртом воздух и обхватила себя руками. Ее колотило. И дело было не только в том, что она продрогла без плаща — страх наполнял липким холодом изнутри. Еще немного, и она не сможет заставить себя вернуться к резиденции Герцога. Не говоря больше ни слова, Клара отвернулась и направилась прочь, однако спустя пару десятков шагов неожиданно для самой себя остановилась и глянула через плечо. Еще одно мгновение они с принцем смотрели друг на друга, а потом она бросилась бежать и уже не видела ничего, кроме размытой серости леса, и не чувствовала ни холода, ни боли в груди — лишь всепоглощающий ужас. Оказавшись у чугунной ограды, она на мгновение сбавила шаг. Из дворца доносились голоса и шум, но это были не крики и не звуки ударов. Неужели еще не поздно? Клара огляделась по сторонам — Юстуса нет. Наверное, он тоже там. Она со всех ног бросилась к приоткрытым воротам. Растворяя их шире, почувствовала, как металл вибрирует в руке, и эта дрожь передалась ей вместе с горьким чувством неотвратимости, разом изгнавшим лживую надежду. Не дав себе одуматься, Клара бросилась через сад ко дворцу, обогнула его справа и пробежала под аркой во внутренний двор. Не глядя под ноги, едва успела остановиться, чтобы не свалиться в воду, вскинула голову — обнаженная каменная женщина взирала на нее пустыми глазами с середины запущенного пруда. И в этот миг совсем рядом послышался смех. Высокий, звонкий, словно звук бьющегося стекла, он был лишен всякого живого чувства. «Нет, такого вы никогда не слышали», — повторил грустный голос у нее в голове, а лицо статуи исказилось гримасой боли и ужаса. Клара зажмурилась, прогоняя наваждение, но смех не прекращался — казалось, четыре замкнутые стены перебрасывают его друг другу снова и снова, то ли играясь, то ли не зная, как от него избавиться. Она открыла глаза и, не глядя на статую, бросилась вдоль пруда к входу во дворец. Уже взбегая по ступеням, она услышала позади плеск и треск, будто что-то потревожило наледь на воде, обернулась — над грязной поверхностью пруда поднималось что-то большое и темное. Не раздумывая и не слушая, Клара повернулась к двери, распахнула ее и оказалась в небольшом, но светлом холле, пересекла его, отворила следующую дверь и вступила в кровавый полумрак. Свет пробивался сквозь окошки под самым потолком, в глубине комнаты горели два настенных светильника, и в этом скудном свете сами стены, казалось, кровоточили, питая воздух тяжелым солоноватым запахом. Клара перевела дыхание. Нет, они просто обиты пурпурным бархатом. Она опустила взгляд и замерла на месте — у самых ее ног лежал кто-то мертвый и неузнаваемый. Клара лишь долю секунды всматривалась в кровавое месиво на месте лица, но и того было довольно. Потому что обмануть себя не получилось. Каким-то образом она поняла, что это Гаспар. Еще крошечный шаг — и она споткнулась, едва не упав. Сглотнув, отодвинула оторванную кисть руки и огляделась. Красные огоньки ярко мерцали в полумраке комнаты — это мертвые глаза смотрели на нее с самым живым любопытством. Дети. Не менее десятка бледных детишек — нарядных и напомаженных, девочки — в разноцветных платьицах с рюшами и с лентами в завитых волосах, мальчики — в камзолах, коротких штанишках и белых чулках. Уже нашалились, переломали игрушки и с головы до пят перепачкались в густом ежевичном варенье. Лишь ошейники на тонких шеях портят идиллическую картину. Должно быть, только что кое-кто из детей доламывал свои игрушки — у них в руках мягкая красная набивка, но большинство сгрудились вокруг той, которая еще не сломалась. Модест. Он стоял недалеко от входа, держа руки прямо перед собой. Портреты со стен зависли перед ним в воздухе, с них мрачно глядели предки короля Филиппа — черноволосые, гордые, свободные. — Уходи, — шепнул он одними губами. Но Клара не шевелилась. Не только потому, что было поздно — ее вдруг пригвоздило к месту: Клаус лежал позади Модеста — не изуродован, не расчленен, лишь горло разодрано и оторван кусок щеки. Сквозь чудовищную дыру проглядывали перепачканные кровью зубы. Отчего-то это было во сто крат хуже, чем увидеть Гаспара. — Помоги ему, — шепнул Модест, заметив, куда она смотрит. Он чуть сместился в сторону, еще больше загораживая Клауса, и взмахнул руками. Портреты взмыли вверх, начали вращаться, выстраиваться в замысловатые фигуры. Дети уставились на них, кое-кто захлопал в ладоши. Комната снова наполнилась стеклянным смехом, но уже не таким громким: часть детишек все еще следила за Кларой, за тем, как она подбирается к Клаусу и опускается рядом на колени. — Не пытайся напасть на них, — вполголоса проговорил Модест. — Не бей их. Клара дрожащими руками пригладила Клаусу кусок щеки. Ужас наполнял горло тошнотворной горечью. До сих пор она не считала, что близнецы ей дороги, не ощущала этого. И все же кое-что она чувствовала: их привязанность друг к другу. Чудовищная боль за Нильса, которому придется увидеть Клауса таким и понять, что теперь он навсегда один, разливалась по венам, и сердце болело, не справляясь с ней. Клара положила руки Клаусу на грудь, пытаясь сосредоточиться. В какой-то момент это почти удалось, и тут что-то холодное коснулось ее щеки. До боли знакомое ощущение. Клара рывком обернулась — маленькая белокурая вампирша перебирала ее волосы с неподдельным интересом и даже восхищением, бледные губы приоткрылись, острые клычки белели в полутьме. Модест обеспокоенно повернулся к ним, портреты в воздухе опасно покачнулись. Вампирша не отходила от Клары, подобралась ближе. Клычки удлинились, перешагнули нижнюю губу… — Верни его, — глухо сказал Модест. — Виталиан где-то здесь. Он вам поможет. С этими словами он направил портреты вниз на глазеющих детишек, а белокурую вампиршу одним ударом ноги отправил в другой конец комнаты, прямо к зияющему в полу люку. Клара знала, что сейчас произойдет. Знала, что не может растрачивать такую жертву попусту. Не смея вдохнуть от ужаса, повернулась к Клаусу, и ее взгляд упал на лежащий рядом портрет, который она не заметила раньше: череп в короне и мантии, вся картина в одном цвете — красном, и краска одна — кровь. Клара снова опустила руки на грудь Клауса и закрыла глаза, но портрет всё еще пылал перед глазами алым пламенем, а за спиной у нее разгорался настоящий ад. Она слышала, как вампирята выбираются из-под повалившихся на них картин, как собираются вокруг — все, даже те, кто предпочитал играть в одиночку, — как Модест пытается защититься, а потом оглушительно кричит. Даже сквозь крик Клара слышала, как рвется его одежда и кожа, как ломаются кости, как части его тела с глухим стуком падают на ковер. А потом он замолк, но рвущие, терзающие, ломающие звуки не стихали, а она сидела, не шевелясь, отчаянно цепляясь за Клауса и до крови кусая губы, чтобы сдержать вопли ужаса… Тяжелый круглый предмет прокатился мимо нее, мягкие волосы щекотнули руку. В комнате теперь было тихо. Клара глубоко вдохнула, и кровавый воздух наполнил ее мерзкой решимостью. Она вдруг вспомнила, что рассказывал о вампирятах Нильс, тогда, на ферме Маллуса… В конце концов, Модесту больше не нужна голова. Эта мысль застряла у нее в горле тошнотворным смешком, и в порыве внезапного безумия она резко поднялась и обернулась. Они все были здесь. Не нападали. Наблюдали за ней с интересом. Клара выпрямилась, спокойно оглядела вампирят и нечеловеческим усилием растянула губы в широкой улыбке. Мучительный миг — и вот детишки тоже кривят губы, сильнее обнажая острые клыки. — Победитель должен забросить мяч в люк! — крикнула она им, указывая в дальний конец комнаты. — Победитель только один! — она показала большой палец. — А теперь ловите! — она с силой пнула голову как можно дальше от люка в груду растерзанных тел. Все до единого, расталкивая друг друга, бросились за «мячом». Забросить в люк несложно, но препятствий много, и они явно не захотят уступить друг другу. В ужасе от того, что сделала, Клара повернулась к Клаусу, встала на колени и накрыла руками его грудь. Прошло много времени, но ведь она сумела оживить собаку лесника тогда в Королевском лесу. И пусть она еще ни разу не возвращала к жизни двух людей в один день, Клара знала, что справится. Не может не справиться. Неважно, жив Вит или нет, сейчас эта комната — весь ее мир, ее личный ад, и только Клаус может разделить его. И пусть потом их обоих разорвут на кусочки, но перед этим они выберутся отсюда. Ей показалось, что сейчас получилось быстрее и легче, чем с принцем, но когда Клаус наконец пошевелился, а Клара открыла глаза, на нее навалилась небывалая слабость. Он в ужасе смотрел куда-то ей за плечо, и она медленно приложила палец к губам, а потом так же медленно поднялась, таща Клауса за собой. Вампирята снова были рядом, выжидательно смотрели на нее. — Кто же победитель? — спросила Клара бодро. Темноволосый вампирчик в синем камзоле вскинул руку. — Молодец, — Клара снова улыбнулась. — Но сейчас мы сыграем в еще одну игру. Вы должны считать до пяти. Один, два… — она вскинула ладонь с растопыренными пальцами и, считая, сгибала их один за другим, — …три, четыре, пять. Пока считаете, стойте на месте. Только не жульничайте. А то я больше не буду с вами играть! Вампирята закивали и вскинули когтистые ладошки. Клара ухватила Клауса за руку и потащила к выходу из комнаты, и, прежде чем они повернулись к мертвым детишкам спиной, она успела заметить, как они дружно сгибают большой палец. В холле сейчас было темнее, и уже у самого выхода Кларе показалось, будто сзади шевельнулась длинная тень, но она не стала оборачиваться, упрямо таща Клауса к выходу. На крыльце они коротко переглянулись, без слов соглашаясь бежать в разные стороны, а в следующую секунду Клара уже мчалась изо всех оставшихся сил вдоль пруда к арочному проходу. Она знала, за кем побегут детишки. Знала, что им понравилось с ней играть. Последней надеждой оставалось, что свет пасмурного дня хоть немного спугнет их. Но нет — скоро стеклянный смех снова наполнил внутренний двор. Клара выбежала в сад. Смех у нее за спиной вырвался из замкнутых стен и звонким эхом разнесся во все стороны. Не оглядываться. Если она успеет добраться до ворот, то, быть может, сможет выбраться, а после запереть их. И тут она увидела Нильса — он стоял по ту сторону ограды у северных ворот, которые почему-то не мог отпереть. Он поднял голову, увидел, что брат и Клара бегут к нему с двух сторон, а потом заметил, что именно за ними гонится. Его рот раскрылся от ужаса, лицо на мгновение болезненно исказилось, а в следующую секунду он рванул влево. К Клаусу. Клара добежала до ворот, потянула на себя — заперты. Не на обычный замок — перемотаны цепями. Она повернулась к ограде спиной и сползла на землю. Больше ни паники, ни отчаяния. Игра закончилась, и она проиграла. Только и всего. Как хорошо, что больше не нужно бежать. Маленькие ручки потянулись к горлу. Она еще успела понадеяться, что Нильс поможет Клаусу перебраться через ограду, а потом закрыла глаза, принимая неизбежное как долгожданный отдых. Однако ее сердце отбивало удар за ударом, и она была жива. Там, за темнотой век что-то происходило. Стеклянный смех наконец разбился, раскололся на крики, удары и тысячи тревожных звуков. Клара с трудом открыла глаза. Белокурая вампирша стояла рядом — одна ручка оторвана, другая отчаянно трет сухие чернильные глаза, личико искажено гримасой истерики, а из клыкастого рта вырывается низкий однозвучный гул — смутное воспоминание о том, как нужно плакать. Клара подняла голову — высокая фигура в капюшоне разрывала напополам вампирчика-победителя. Мертвые детишки отпрянули, но защитница была быстрее. Одним броском она хватала сразу двоих и быстро расправлялась с ними. Вот она в очередной раз пригнулась — и из-под капюшона выбилась длинная прядь серебристых волос… Вампирят оставалось совсем немного. Уцелевшие бросились во внутренний двор, и охотница, встав на четвереньки, ринулась вдогонку. Клара не могла пошевелиться. Сердце колотилось в горле, не давая вдохнуть. Перед глазами темнело, руки и ноги заледенели, а голова разрывалась от боли из-за кипящей крови. Крики вдалеке смолкли быстро, и в воцарившейся тишине знакомая легкая поступь перекрыла оглушительные удары сердца. Госпожа опустилась на корточки напротив нее. Насквозь промокший плащ облепил стройное тело, волосы перепачкались мертвой кровью. Капюшон почти полностью скрывал лицо, но Клара видела его, как видела всегда и везде, при свете дня и зажмурившись в темноте. Какая же пытка удерживать ускользающий разум, направлять всю волю на одно лишь слово, но не уметь его произнести. Она словно умерла. Нет, словно никогда не существовала, но целую вечность знала о том, что не существует. Госпожа коснулась ее ноги под разбитым коленом, а потом длинные пальцы потянулись к прокушенным губам. Все ближе и ближе… Они замерли в полудюйме. Госпожа отдернула руку, словно обжегшись, резко поднялась на ноги и с разрывающим уши лязгом разорвала удерживающие ворота цепи. Ушла. И Клары тоже здесь больше не было. Она не знала, где находится, — в каком-то холодном и темном месте — и ничего не чувствовала. Лишь разбитое колено снова горело, но она не смела до него дотронуться, не смела стереть прикосновение Госпожи. Обессиленная, Клара уронила голову на колени, и вся целиком провалилась в густую тьму. Не ту, что видишь, когда зажмуришься, — эта тьма была глубже ночного неба и чернее вампирского проклятия, не имела краев и границ, не различала верх и низ, уравнивала добро и зло. Падая в бесконечности, Клара оставалась на месте, и здесь, где никто не мог услышать, голос вернулся к ней. «Госпожа! — кричала она. — Неужели вы думаете, что спасли меня? Я не боялась их! Больше не боялась… Но сейчас мне страшно!» И ей ответили. «Конечно, страшно, — Марта улыбалась окровавленными губами. — Ты ведь знаешь, что мы ждем тебя. Всегда ждем. Сколько ни зови ее, твоя ненаглядная Госпожа никогда не сможет сюда попасть. Рано или поздно ты станешь одной из нас!» Клара беззвучно взывала о помощи, но здесь ее мысли были громче криков. Марта слышала их и смеялась. И вдруг из ниоткуда донесся веселый голос Абеля: «Не можешь найти что-то там, где оно есть? Тогда… быть может, стоит поискать там, где его точно нет?» Нет, Госпожа не придет, потому что она больше не видит снов. Больше не видит… — Корделия! — закричала Клара изо всех сил.— Корделия! И при звуках этого имени бесконечная тьма вдруг съежилась, посветлела, обрела стороны и грани. А в следующую секунду Клара сидела в густой траве под лазурным небом. Но в этот раз она была не одна: снизу отчетливо доносился звук шагов. Кто-то поднимался к ней по отвесному склону.