* * *
Она осторожно открыла глаза, приподнялась на постели и прислушалась. Шаги Паолы стихли на первом этаже. Пожалуй, через несколько минут можно будет спуститься, чтобы помочь с готовкой. В коридоре было темно, в доме — тихо, а на душе — удивительно спокойно после ночи тревожной полудремы. Клара уже давно не спала, но не решалась встать до того, как Паола проснется. Прошлый вечер они вдвоем провели на кухне. Тепло очага и хрипловатый голос хозяйки наконец отогнали мрачные мысли. Ближе к ночи на кухне появился Якоб, и тогда Клара решилась спросить, что же горожане сделали с хозяином питейного дома. — Не убили, — коротко ответил он. — Так и не нашли. Наверное, его предупредили. Пленников освободили, поселили в пустых домах. Малышку… похоронили. Так что сегодня, — он слегка улыбнулся, — никто не погиб. Они больше не говорили ни о Лантии, ни о принце. Якоб и Паола время от времени вспоминали о каких-то своих мелочах, шутили, обменивались понимающими улыбками. Клара не возражала: их радость ее успокаивала. Сейчас, спускаясь по лестнице, она надеялась провести несколько часов в тишине, выполняя несложные поручения хозяйки, однако Паола едва успела ее поприветствовать и вручить нож, чтобы Клара помогла ей нарезать овощи для рагу, когда входная дверь распахнулась. Через минуту на кухне появился Юстус. — Что-то случилось? — Паола обеспокоенно бросилась к нему. — Ничего не случилось, — раздраженно отмахнулся Юстус и повернулся к Кларе. — Его высочество желает тебя видеть. — Что? — она непонимающе уставилась на него. — Зачем? И где он? И… почему ты… не спишь? — Некоторые не могут позволить себе вздремнуть, — Юстус приосанился. — Не до сна, знаешь ли, когда нужно столько всего сделать. Его высочество в ратуше. Надеюсь, ты не заставишь его ждать. — Эм… нет, конечно, — Клара бросила нож на стол. — Я сейчас соберусь. Пока она натягивала сапоги, Юстус стоял рядом, всем видом выражая нетерпение. Клара скрывала недовольство, чтобы лишний раз не тревожить Паолу, однако на улице она не выдержала: — Знаешь, можешь меня не провожать. Я помню дорогу, — бросила она, наложила обезличивание, знакомой улочкой бросилась к площади и остановилась только перед ратушей. Свет в окнах показался отблеском утренней зари, но Клара быстро поняла, что ошиблась. Огонь горел внутри — снаружи по-прежнему царила тьма. На мгновение она заробела, однако нежелание встречаться с отставшим Юстусом заставило немедля толкнуть дверь и переступить порог. Холод коснулся щек ледяными ладонями — не колкий уличный холод, а влажный, обволакивающий, ноздри наполнил запах мокрого камня и гнили — сладкий и странно пьянящий. Клара сделала несколько шагов, и просторная темнота ответила гулким эхом. Впереди проступили серые очертания лестницы. На втором этаже оказалось куда светлее: свет зимней ночи проникал сквозь распахнутые окна. Клара растерянно оглядела галерею. Кажется, огонь горел за одной из запертых дверей. Но какой именно? Словно в ответ на вопрос, рядом послышался скрип. — Вы пришли? — тихо спросил принц, высовывая голову из комнаты. — Пожалуйста, заходите скорее, а то ветер задует свечи. Клара юркнула за дверь и плотно ее прикрыла. Она очутилась в тесной квадратной каморке, загребла целый ворох бумаг, и талый снег с сапог мгновенно намочил свитки. — Погодите, я сейчас приберу, — заторопился принц. Он отставил двурукий подсвечник в угол, ухватил в охапку груду бумаг и кое-как запихнул ее на одну из прибитых к стене полок. — Так-то лучше, — смущенно пробормотал он, пододвинул подсвечник и сел на пол, где все еще оставалось несколько обитых кожей фолиантов. Клара, не дожидаясь приглашения, села рядом. — Надеюсь, вас не смутило столь раннее приглашение, — сказал принц. — Я велел Юстусу не будить вас, если спите. Но… почему-то думал, что не спите. Отец Рауль уснул совсем недавно, и мне вдруг стало… одиноко. Одиноко… Он как будто поправился в последний миг, сказав не совсем то, что собирался, но Клара разделяла оба чувства. — Нет, вовсе нет. Я рада, что вы позвали меня. Мне тоже было одиноко. К озябшим ступням и ладоням вдруг прилило тепло, и Клара удивленно посмотрела на горящие свечи: неужели их пламени хватило на то, чтобы согреть каморку? — Вы совсем не спали? — спросила она. Принц замотал головой. — Как я мог заснуть, если уже завтра коронация? — Завтра?! — Да. Третье декабря. День моего рождения. Я ведь говорил вам, что хочу… Впрочем, мои желания уже не имеют значения. Мы едва сможем продержаться и до завтра. А к тому времени уже должны прибыть люди из Адаллы и Тотаны. Едва сможем продержаться до завтра. Значит, в Лантии ожидают вампиров. — Кто знает, куда он бежал, хозяин питейного дома… — задумчиво пробормотал принц и вдруг напрягся, переплел пальцы рук и негромко спросил: — Вам ведь не понравился наш вчерашний спектакль? Я видел, как вы уходили… Клара не нашла сил лгать. — Меня? Я… просто испугалась… — Чего же? — Что вы упадете. С крыши. — О, — принц как будто слегка удивился, — но Юстус не дал бы мне упасть. — Оказывается, он сильный маг, — заметила Клара. — Я немного удивлена. — Не только вы, — пожал плечами принц. — Юстус говорил, Братство его недооценивает. — Так и есть… Обиды — невысказанные, неотмщенные, — кто знает, чем они могут обернуться? — Это так, — серьезно согласился принц. — Быть может, всё это время мы только и делаем, что платим за чьи-то обиды. — Надеюсь, Юстус не заставит никого платить, — Клара опустила голову и заставила себя сказать: — Я рада, что он сумел вам помочь. — Юстус предупредил, что его магии не хватит на то, чтобы убедить горожан. У нас не получилось бы, если бы они не были готовы, но ярость оказалась сильнее страха, как мы и рассчитывали. Вампиры пообещали убить детей, но в Люцидии мало у кого есть дети. В конечном счете оказалось, что им некого защищать… кроме меня. Клара нахмурилась. Неужели те слова, что он говорил вчера — задыхаясь, цепляясь за руку каменного истукана, — та болезненная откровенность, с которой признавал свое некоролевское происхождение, — неужели всё это было подсказано Юстусом или отцом Раулем и добросовестно выучено? Разве могла она так ошибиться? Их взгляды пересеклись, но в черных глазах плясали лишь отблески подрагивающего пламени свечей, и Клара не нашла в них ответа. — Вам не стоило беспокоиться, — продолжал принц. — Я бы не позволил никого убить в питейном доме. Клара решила не спрашивать, отчего он так уверен, что горожане его послушали бы. Да и принц явно хотел сменить тему, потому что он вдруг распахнул лежавшую перед ним книгу и заговорил совсем другим тоном: — Мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне выбрать имя. Мы нашли в здешней библиотеке энциклопедию великих мужей королевства. Хочу знать, что вы думаете о каждом. Вы ведь знаете те имена, которые сейчас в ходу. — Но, ваше высочество, мне бы совсем не хотелось, чтобы вас звали любым из них. — Вот и предупредите, чтобы я случайно не выбрал то, которое может достаться на вампирской жеребьевке. Энциклопедия состояла из двух ветхих томов. Взяв каждый по книге, они принялись осторожно переворачивать рассыпающиеся страницы и, всматриваясь в витиеватые буквы, пытались отгадать замысловатые имена давно умерших людей, написанные давно истлевшей рукой. Время от времени принц озвучивал понравившиеся варианты — Альфред, Рафаэль, Петер, Герман, Доминик, — и иногда Кларе стоило немалых усилий произнести: «Нет, это имя тоже могут дать на жеребьевке». Так ничего и не решив, они обменялись книгами и продолжили чтение. — Здесь нет женских имен, — нарушил долгое молчание принц. — Но ваше, оно ведь означает «свет», верно? «Светлая». Совсем как наша страна. Выходит, вас назвали в ее честь? — Я так не думаю. Оно ведь звучит совсем по-другому. — Значит, звучание иногда важнее смысла, — он задумчиво провел пальцем по корешку фолианта, и Клара решилась: — Почему же вы не хотите взять это имя? И смысл, и звучание, — она подтолкнула к нему свою книгу, указывая на гравюру — длинноволосый бородатый мужчина обеими руками сжимает рукоять огромного меча, на высоком лбу — тяжелый венец. — Люций Великий, — смущенно пробормотал принц. — Легендарный император Люцидии, Фамбрии и герцогства Дреорланд. Возможно, наше королевство названо в его честь. Куда же мне до него? — Нет! Это куда ему до вас? Он ведь легендарный, а вы — настоящий! — Не говорите так о героях! — возмутился принц, но он забрал у нее книгу, с трепетом провел кончиками пальцев по изображению своего кумира, и Клара поняла, что поиски окончены. Однако они не спешили уходить. За окном разгорался блеклый рассвет, а Клара уже в который раз бездумно и без прежней аккуратности переворачивала очередную страницу, когда раздавшийся неподалеку кашель вырвал ее из забытья. — Отец Рауль, — принц исподлобья взглянул на нее. — Кажется, проснулся. Эм… не хотите остаться на завтрак? Мы пойдем в таверну. — Н-нет. Если вы не против, мне еще нужно помочь Паоле. Ей тяжело приходится с гостями. — Хорошо, — принц помрачнел. — Приходите позже. Если захотите. Сегодня. И завтра тоже… если… Он замолчал и опустил глаза. Клара приоткрыла дверь и, удостоверившись, что отец Рауль всё еще остается в одной из комнат, выскользнула в галерею, на цыпочках добежала до лестницы и, спустившись по ступеням, выскочила из ратуши. Город пробудился. Даже в столь ранний час на площади царило оживление — а ведь только вчера было так мертво, безлюдно! Клара бегом бросилась знакомой дорогой к дому кузнеца. Она не стала накладывать Чары обезличивания: впервые за долгое время ей не хотелось ни от кого прятаться, даже неотвратимое приближение ужасных врагов не пугало. Отчего-то казалось, что до всех кошмаров еще должно произойти что-то хорошее. У знакомого частокола Клара сбавила шаг и уже собиралась отпереть калитку, когда на нее налетела громоздкая тень, сдавила обеими руками и оттащила куда-то в сторону. Она не успела ни вскрикнуть, ни вдохнуть, а теперь бешеное давление на ребра не давало сделать ни того, ни другого. — Живая! — радостно возвестил захватчик. — Нильс! — прохрипела Клара с облегчением, которое быстро сменилось смесью возмущения и радости, выглянула из-за его плеча — Клаус стоял чуть поодаль, руки — за спиной, на лице — растерянная улыбка. — Клаус, — позвала она и, не без труда выпростав руку, протянула к нему. Клаус улыбнулся шире и поспешил к ним. — Мы только прибыли, — принялся объяснять Нильс, когда все трое высвободились из объятий. — Вместе с Магдой. — Не переживай, она остановилась в таверне, — успокоил Клаус. — Туда же перебрались Вит и Блас. — Мы уже были у Якоба. Познакомились с его родителями. Паола сказала, что ты ушла ни свет ни заря. Вот мы и отправились тебя искать. — Ты чего разгуливаешь в одиночку, да еще и без магии? — возмутился Клаус. — Да сейчас в Лантии нет никого опасней вас, — улыбнулась Клара. — Но почему вы вообще здесь? Близнецы переглянулись. — Знаешь, мы, конечно, смирились, что вы ушли без нас. Что ж поделать, если так надо? — Но потом настал вечер, а в лагере ни тебя, ни Якоба, ни... Никого, в общем. Одни мы, как дураки, остались. Что с вами — неизвестно, что кровососы в королевстве чудят — тоже неизвестно. Ну мы и... — Сбежали? — Ага. Только Магда нас поймала. Должно быть, ждала от нас чего-то подобного. Ну и мы ее, ясное дело, в два счета одолели. Тогда она нас уговорила подождать до утра, мол, тогда все вместе пойдем. — Сказала, что Вит по голове не погладит, если вдвоем заявимся, да и путь, которым вы пошли, ей лучше известен. — Скрепя сердце доверились. А она не обманула. Видать, самой надоело в лагере торчать. Так что вот мы здесь. — Я очень рада, — сказала Клара искренне. — Хотя, наверное, не должна... — Да прекрати, — отмахнулся Клаус. — До того как кровососы явятся, мы еще успеем прогуляться. В прошлый раз ничего толком не рассмотрели. — Кстати, — смущенно начал Нильс, — не говори Якобу, но зря мы тогда плохо говорили о его маме. Кажется, она хорошая... — По крайней мере, обещала накормить, когда вернемся, — встрял Клаус. — Так что пойдемте. И, покончив с разговорами, они все вместе направились к калитке и вошли во двор. После завтрака близнецы и Клара, как и собирались, отправились на прогулку по городу. Звали с собой Якоба, но тот отказался, заявив, что ему нужно мыть посуду. Нильс и Клаус взялись было его дразнить, но Якоб ответил им такой снисходительной улыбкой, что братья, озадаченно переглянувшись, оставили попытки вытащить его из дома. За пару часов они вдоль и поперек исходили узкие улочки, которые все как одна походили на ту, которая вела к дому Якоба. Обошли и деревенские окраины — заброшенные хижины с сорванными дверьми и прохудившимися крышами. Даже если где-то еще и оставались жильцы, их обиталища являли собой жалкое зрелище — никакого сравнения с домом кузнеца. В северном пригороде Нильс и Клаус замешкали. Вдали, за заснеженным лугом, виднелись приземистые постройки. Клара помнила, что там располагались фермы — особые фермы, в которых содержали животных, — и разоренный питейный дом. Близнецы слышали, что туда-то и будут направляться новоприбывшие из Адаллы, Тотаны и ближайших деревень, и хотели немедленно сбегать посмотреть. Однако у Клары не было никакого желания осматривать питейный дом, и она уговорила друзей отправиться к последней лантийской достопримечательности. На севере города примостился старый храм, в котором и должна была состояться коронация. Клара уже давно поглядывала на него с некоторой опаской, однако сейчас, когда они с близнецами подошли ближе, беспокойство испарилось. Белая церковь сохранилась хуже нулльмарской и, наверное, была меньше, хоть и не выглядела таковой: ее арки, своды и оконные пролеты, заостренные и вытянутые, стремились к небу. Одна колокольня обрушилась, витражи не уцелели, однако фасад украшали тысячи барельефов: круги, разделенные на сектора и заключенные в квадраты, нечеловеческие фигуры, обветренные, облепленные снегом, цветы, птицы и незнакомые письмена — всё это казалось странно знакомым. Клара с трепетом вспоминала, что видела похожие символы в книгах Госпожи, а Город магов своим строением повторял разделенный круг. В отличие от обители отца Рауля, здесь Клара не была чужой. Ей очень хотелось прикоснуться к каменным рисункам, но все они были слишком высоко от земли. Внутри не оказалось ни скамей, ни прочей мебели. Эхо громко разносилось под стрельчатыми сводами, а яркий свет беспрепятственно проникал сквозь пустые оконные пролеты. — Тут не мешало бы прибрать, — вполголоса заметил Клаус, оглядывая осыпанный пожухлой листвой пол. Они всего раз дошли до алтаря и быстрым шагом вернулись на улицу, где Клара еще несколько раз обошла церковь, разглядывая украшенные барельефами стены, а близнецы осмотрели кладбище. — Это старые могилы, — заметил Нильс. — Кажется, здесь никого не хоронили со Дня Аутодафе. — Наверное, где-то поблизости есть новое, — заметил Клаус. — В любом случае это маловато. В этот момент над городом прокатился тягучий колокольный звон. — Полдень, — пробормотала Клара, глядя на башню ратуши. Удар колокола, а также заледеневшие ладони и ступни заставили ее вспомнить о приглашении принца. — Хотите повидаться с Юстусом и его высочеством? — спросила она близнецов. — С Юстусом? — не переглядываясь, Нильс и Клаус одновременно усмехнулись и кивнули. Они быстро добрались до ратуши, однако еще некоторое время бродили по полутемным коридорам, пытаясь хоть кого-нибудь отыскать. Принц, Юстус и отец Рауль нашлись в зале на первом этаже. Все трое сидели за грубо сколоченным столом, в руках у Юстуса был увесистый том, и он вполголоса читал слепцу, тот — монотонно повторял. Его высочество спал, уронив голову на сложенные руки, но мгновенно подскочил, как только дверь в комнату отворилась. — Привет, Юстус, — бодро поздоровался Нильс и, порядком смутившись, отвесил неловкий поклон: — Ваше высочество. — Мы только погреемся, — Клара кивнула на очаг в конце комнаты. Юстус насупился, принц сонно кивнул, и близнецы начали пробираться к огню между наваленных друг на друга столов. Клара последовала за ними. Отец Рауль снова скользнул по ней белым взглядом, но рядом с близнецами враждебность слепца ее не пугала. Расположившись на полу спиной к очагу, все трое некоторое время молчали, вслушиваясь в непонятные заунывные речи, но, в конце концов, у братьев кончилось терпение. — Знаете, всё это очень похоже на странные заклинания, — негромко заметил Нильс. — Неудивительно, — вполголоса ответил Клаус. — Заклинания и молитвы читают на Первичном языке. Помнишь, Гаспар говорил? — То есть, получается, это такие заклинания, от которых ничего не происходит? — Ага. Заклинания для ничего. Близнецы подавили смешки и ненадолго примолкли. — Что же он за священник? Почему его надо всему учить? — снова заговорил Нильс. — Неужели он никого не короновал у себя в Фамбрии? — В Фамбрии нет королей! — неожиданно рявкнул Юстус, и Клара с близнецами подскочили. — Могли бы и запомнить уже! На этот раз молчание затянулось. — Знаете, мне кажется, Юстус всё еще злится из-за того, что я тогда ему врезал, — снова зашептал Нильс. — Когда слышу это его «ваааше высоочество», руки так и чешутся повторить, — признался Клаус, и Клара едва удержалась, чтобы не высказать свое одобрение вслух. Вместо этого она поднялась на ноги, потащила за собой близнецов и, поблагодарив принца за временный приют, вытолкала приятелей прочь из залы. Они замешкались в коридоре, и Клаус предложил подняться на башню. Клара хотела было возразить: в конце концов, едва ли туда позволялось ходить кому ни попадя, однако, осознав, что останавливать их некому, поддалась собственному любопытству и уговорам друзей. Они легко нашли выход на крышу и спустя пару минут уже поднимались по крутой спиральной лестнице. Близнецы первыми выбрались на площадку и тут же перегнулись через невысокий парапет. Клара опасливо осмотрелась, однако на башне не осталось ни капель крови, ни лоскутов одежды. — Смотрите! — позвал Нильс. — Кое-кто уже прибыл! Клара подошла к перилам — внизу, вокруг домов за лугом сновали люди. Отсюда нельзя было сказать наверняка, но, кажется, среди прибывших были одни мужчины. Она отвернулась, коснулась рукой неряшливой бахромы на конце колокольного каната и перешла на другую сторону — там усыпанный снегом город золотился в полуденных лучах солнца. — Наконец-то хоть что-то происходит, — сказал Клаус у нее за спиной. — Надеюсь, у Тадео хватит оружия на всех. — Хватит, — решительно заявил Нильс. — Всё сгодится — вилы, косы, столовые ножи. А еще у нас есть магия! — Вы ведь знаете, что мы скрываем от горожан свои способности? — напомнила Клара, кончиком пальца сметая снег с парапета. — Еще чего! Если на меня попрет кровосос, я шибану его всем, чем смогу! Почему это мы должны скрывать, кто мы такие? Это просто какая-то чушь! — Да, полная чушь, — согласилась Клара, глядя на небо. Солнце стояло высоко, а значит, до темноты оставалось еще, по меньшей мере, три часа. Бесполезные расчеты. Ночь, как и всегда, придет быстрее, чем ожидаешь, и, когда она опустится на Лантию, кто знает, какие ужасы она принесет с собой?* * *
На следующий день Клара проснулась поздно. Когда она открыла глаза, коридор за распахнутой дверью был залит светом, а с кухни доносился знакомый шум. Выходит, ночь миновала, и коронация состоится. Клара вскочила на ноги, привычным движением набросила на плечи плащ и вышла из комнатки. Она надеялась, что Якоб тоже остался дома и что день пройдет так же, как вчерашний вечер: вместе с ним и Паолой — за дружной работой, а потом за негромкими разговорами в сумерках при свечах. Без Вита, Бласа и отца Рауля в доме как будто стало теплее. Клара в этом не призналась бы, но постоянное отсутствие хозяина ее тоже радовало. Отец Якоба Тадео едва появлялся дома: он постоянно был занят то в кузнице, то в лагере за лугом. Он не только заправлял раздачей оружия, но и взялся отлить корону для церемонии. Это был смуглый крепкий мужчина, молчаливый и спокойный. Клара восхищалась его мастерством, но с первой минуты поняла, что не сможет проникнуться к нему такой же симпатией, как к его жене и сыну. — Где Якоб? — спросила она, застав Паолу на кухне в одиночестве. — Он ушел. Нильс и Клаус прибежали за ним пару часов назад. Немного расстроенная, Клара села за стол. — Тебе не обязательно помогать, — улыбнулась Паола. — Может, хочешь отдохнуть? Ты ведь тоже гость. — Нет. У вас ведь так много работы из-за всех этих людей... Отдайте мне часть. Я сделаю, что смогу... Пожалуйста. Они почти не разговаривали. Клара видела, что Паола обеспокоена, слышала, как горожане бегают и тревожно переговариваются на улице, однако однообразная работа успокаивала, почти убаюкивала. В полудреме звуки тускнели, казались неважными, и хотя тревога всё же шевелилась в груди, Клара изо всех сил старалась не обращать на нее внимание. Но когда ближе к вечеру в дверь громко постучали, ее рука дрогнула, и нож, соскочив, оставил на пальце неглубокий порез. Паола со всех ног бросилась к двери. Клара, отсасывая кровь из ранки, поспешила за ней. — Вампиры в нашем лесу! — закричал с порога незнакомый мальчишка. — Подбираются! Нападут, когда стемнеет! Все бегут к церкви! Он бросился прочь с крыльца, и Паола выскочила за ним на улицу. — Эй, Хоакин, ты Якоба и Тадео не видел? — Нет! Больше ничего не знаю! — крикнул мальчишка от калитки. — Все у церкви! Иди туда! Мне надо предупредить остальных, — и он выскочил на улицу. Паола повернулась к Кларе. — Я вовсе не уверена, что у церкви сейчас безопаснее, но мне нужно пойти... — Да, да, конечно, — Клара бросилась собираться. — Я с вами. Из-за сквозняков обитатели дома почти всё время ходили в плащах, и потому сборы не заняли много времени. Совсем скоро они уже продирались сквозь толпу, и Клара, цепляясь за руку Паолы, поражалась тому, сколько людей, оказывается, пряталось в неприютных городских домах. Они шли по широкой центральной улице — не по тому проулку, которым Клара привыкла бегать на площадь, — но в толчее их то и дело сносило в сторону и прижимало к стенам. В очередной раз Клара зацепилась плащом за гвоздь и порвала рукав. Людской поток вылился на площадь, и дышать стало чуть легче. Сзади, перекрывая гомон толпы, послышался знакомый голос: — Мама! Клара! — Якоб! — Паола резко остановилась, и Якоб, расталкивая людей локтями, поравнялся с ними и схватил Клару за руку. — Я искал вас. — Якоб, где отец? — Когда уходил, он был на ферме. Быть может, уже у церкви. — А Нильс и Клаус? — быстро спросила Клара. — Были с отцом. — Что вообще известно? — с трудом выговорила Паола. Они как раз сворачивали с площади на одну из ведущих к церкви улиц, и люди вновь начали напирать со всех сторон. — Вампиры в лесу, — коротко ответил Якоб. — Не знаем сколько. Но, думаю, немного, потому что они ждут полной темноты, чтобы напасть. Клара подняла голову к небу — за то время, что они шли от дома кузнеца, сумерки заметно сгустились. — Еще не все прибыли, — взволнованно продолжал Якоб. — Но людей достаточно. Надежда не потеряна, ведь Нильс и Клаус сумели тогда справиться с одним из них! Как только с коронацией будет покончено, все и выступим… — Коронация не отменена? — прошептала Паола в ужасе. — Нет. Зачем бы мы тогда шли к церкви? Вот только, — Якоб вдруг напрягся и сжал руку Клары, — не заходите внутрь. Держись в толпе у входа! А когда всё начнется, спрячьтесь в городе, хорошо? — Якоб, в чем дело? — прошептала Клара, повернувшись к нему. — Просто не заходите внутрь, — повторил Якоб вместо ответа. Впереди уже белела церковь, кроваво-красные отблески факельного пламени плясали на ее стенах. Стоявшие у дверей люди сжимали в руках топоры, косы, огромные ножи. — Пустите в церковь женщин и детей! Женщин и детей — в церковь! — кричали со всех сторон. — Якоб! — послышался в толпе голос кузнеца. Якоб на мгновение выпустил руку Клары, и в сутолоке ее и Паолу сразу оттащили в сторону. — Не заходите! — успел он крикнуть еще раз, прежде чем толпа окончательно их разделила. Десятки настойчивых рук толкали к дверям, обеспокоенные голоса шептали: «Пропустите», а человеческие тела, освобождая дорогу к церкви, преграждали путь к отступлению. Внутри — там, куда неодолимый поток гнал их, — уже теснилось не меньше сотни горожанок, у противоположной стены стоял громоздкий деревянный стул, отец Рауль тяжело опирался на его спинку. Клара стиснула зубы и резко разжала кулак, набрасывая на себя и Паолу невидимую пелену Чар обезличивания. В мгновение ока давление исчезло, и теперь они обе могли свободно вдохнуть и подобраться к ведущему к церкви проходу: люди, не замечая усилий, перестали чинить препятствия. — Какое-то заклинание? — прошептала Паола. Клара приложила палец к губам, и в этот момент по толпе прокатился взволнованный возглас: — Вот они! Идут! Король!.. Клара подобралась к дороге, чтобы лучше видеть. Принц, облаченный в белый плащ, ехал верхом. Стройные ноги призрачного коня не касались снега, чернильные глаза поблескивали в свете факелов, а серое дыхание на целый ярд поднималось к усыпанному звездами небу. Миг — и фантастическое видение рассеялось, плывущий по воздуху зверь опустился на землю: вблизи черные мохнатые ноги белоснежного коня больше не сливались с окончательно сгустившимся мраком. Принц спешился и, не глядя на расступившуюся толпу, быстрым шагом направился к церкви. Любопытные высыпали на дорогу, зашептались ему в спину, но мальчик не обернулся. Он переступил порог, и отец Рауль принялся читать молитву. Хриплый голос, разносящийся под стрельчатыми сводами, выливался через распахнутые двери и пустые окна, мерзким холодком пробирался под ткань плаща. Неясные слова гремели зловещим предзнаменованием. Люди — внутри и снаружи — умолкли, потупились. Принц опустился на стул, и отец Рауль поднял над ним венец из тусклого металла. — Этой короной, — прокаркал он на люцидийском наречии, — я нарекаю тебя, Люций Первый Пленус Сангвинис, королем Люцидии, ее защитником, справедливым правителем и милостивым государем. — Да здравствует король! — выкрикнул кто-то в толпе, и несколько голосов повторили приветствие нескладным хором. Мальчик поднялся на ноги, и корона съехала ему на глаза: оказалась велика. Он снял ее и, держа в руке, направился к дверям. Люди расступались, провожали короля беспокойными взглядами, но он заговорил, лишь когда снова оказался на спине прекрасного коня. — Жители Люцидии! — выкрикнул он, глядя на толпу сверху вниз. — Я был обещан вам не единожды. Вы ждали так долго, что, увидев вместо могучего мужа мальчишку-оборванца, не могли не усомниться. Но спасение, как и погибель, приходит в разных — зачастую неожиданных — обличиях. Я — потомок королей свободной Люцидии, и я очищу нашу землю от кровавой чумы или… умру сегодня! Клара вдруг поняла, что даже под открытым небом его голос необычно гулко разносится во все стороны. Она опустила глаза и, как и ожидала, заметила неподалеку закутанную в черное фигуру. Юстус стоял совсем рядом и что-то нашептывал себе под нос. — Но если вы верите в меня, ваша вера окупится сторицей! Сегодня впервые за сто двадцать шесть лет мы восстанем против отвратительных небу врагов и победим! Я обещаю вам это, потому что я — избранник неба! — Кровососы у питейного дома! — истошно закричал кто-то. — Идемте же! — позвал король. — Встретим врагов без страха, и наша жертва окупится. Те же, кто не может сражаться, пусть молятся за нас, и их слова будут услышаны. Двери в церковь закрыли, заперли на засов. Король дернул поводья, и толпа ринулась за ним. — Защитим нашего короля! — послышалось со всех сторон. — Эй, церковь без защиты тоже нельзя оставлять! — заорал кто-то вслед уходящим, и несколько человек замешкали. Клара схватила Паолу за руку и потянула ее прочь от церкви. — Думаю, вам лучше вернуться домой. Я сейчас сниму чары. Не идите за мной. С этими словами она бросилась в темноту, и, если Паола и звала ее, шум крови и ветра в ушах заглушил зов, как и все остальные звуки. От быстрого бега в груди будто разбили кусок льда, и теперь его осколки кололи и резали изнутри, но Клара не останавливалась до самых дверей ратуши. Да и потом придержала шаг ровно настолько, чтобы в темноте добраться до лестницы, подняться на третий этаж, потом бегом по спиральным ступеням — на башню и, лишь привалившись к невысокому парапету, перевела дух. Однако открывшееся ей зрелище заставило вновь задохнуться. От леса к лагерю на северной окраине приближалось не менее десятка темных фигур. Клара вдруг почувствовала, как дрожит парапет под пальцами и теперь терялась в догадках, ее ли это дрожь или земля колеблется под ногами надвигающихся монстров. Пять человек внизу вырвались из толпы и кинулись на подступающих врагов. До колокольной башни донеслись отчаянные крики. После короткой схватки все пятеро отлетели в разные стороны. Трое лежали, не шевелясь. Клара свесилась вниз, пытаясь разглядеть, нет ли среди них Нильса и Клауса. Если бы только она смогла удостовериться, то больше ни за что не стала бы смотреть. Потому что самое важное она уже знала. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: среди пришельцев нет Госпожи. И даже если другие вампиры выжидают в лесу, с чего бы ей быть среди них? Какой глупый страх, глупая надежда... Не будет здесь и Герцога с Виконтом. Усмирять Лантию послали жалких, никому не известных вампиров. Люди внизу закричали громче, небольшой отряд бросился на того же врага, и ему на подмогу подлетела темная фигура, до сих пор скрывавшаяся в тени. Сцепившиеся вампиры и люди слились в одно существо — черное, неистово вопящее, пульсирующее болью. Ломая ногти о деревянные перила, Клара по-прежнему вглядывалась в творящийся внизу кошмар, со страхом ожидая увидеть близнецов, или Якоба, или короля, однако ничего не могла рассмотреть в темноте. Бесполезно. Она с силой зажмурилась, отступила назад и врезалась в парапет с другой стороны, повернулась и, тяжело дыша, открыла глаза. Шум близкой схватки сразу стих, словно не желал противоречить пустому городу по другую сторону башни. Ни единой лишней тени на битой брусчатке, ни единого отблеска свечи в окне — только мрак, разбавленный блеклым светом ущербной луны. Если всех лантийцев перебьют, а потом вампиры уберутся восвояси, то город навсегда успокоится, уснет, убаюканный воем зимнего ветра, начнет осыпаться под палящими лучами летнего солнца и однажды — через много-много лет — вновь сольется с лесом, который некогда потеснил. Сейчас эта мысль не казалась такой уж ужасной. Ее сердце почти успокоилось, когда Клара заметила его — того, кто осквернял блаженное безлюдье и не желал бороться за людей. Человек, скрестив руки за спиной, неторопливо прогуливался по одной из ведущих к площади улиц. Он шел с непокрытой головой, и потому Клара легко его узнала. «Адское пламя», — прошелестел у нее в голове голос отца Рауля. Клара не раздумывала ни минуты. Здесь, в городе, за который она не могла сражаться и не хотела умирать, в котором ее дар оказался вдруг ненужным и даже вредным, ей нечего было терять. Она со всех ног бросилась вниз по ступеням, ни разу не оступившись в темноте, добежала до дверей и выскочила на площадь. Вит стоял у статуи безымянного короля, будто ждал, и Клара бросилась нему. — Что ты здесь делаешь? — спросил он негромко. — Разве ты не должна быть в церкви, молиться о нашем новом короле? — А разве ты не должен за него сражаться? — ответила она — чуть более запальчиво, чем собиралась, но мигом взяла себя в руки и сказала куда более кротко: — Я хочу попросить тебя кое о чем. — О чем же? — Не мог бы ты провести меня к грани между явью и сном? Ты говорил, что можешь быть проводником. Вит приподнял рыжие брови. — Но куда ты хочешь попасть? — Хочу уйти отсюда. Куда угодно. Не могу себе представить, что этот город будет последним, что я увижу в жизни. Пожалуйста, Вит, мне так страшно… Она осторожно коснулась его руки. Вит едва уловимо отшатнулся, и Клара почувствовала мрачное удовлетворение: непрошеные прикосновения были ему так же неприятны, как и ей. — Хорошо, — сказал он безо всякого выражения, глядя поверх ее головы. — Лучше пойти туда, где нам не помешают. По крайней мере, в ближайшие несколько минут. Я предлагаю таверну. Она совсем близко. Снова заложив руки за спину, он неторопливо направился через площадь к таверне. Клара последовала за ним. Ей было всё равно, почему он так легко согласился, всё равно, что Вит может увидеть Оливийский сад, если они вместе переступят заветную черту. Теперь он был всего лишь инструментом, необходимым для единственной и самой важной цели: увидеть Корделию. Что случится потом — значения не имело. Вит толкнул покосившуюся дверь — она оказалась незапертой. Внутри царила кромешная тьма. Клара налетела на стоявшую у входа табуретку и замерла в нерешительности. В это же мгновение тусклый оранжевый свет залил большой, уставленный столами зал: Вит каким-то чудом отыскал огарок свечи, и теперь тот оплывал в щербатой глиняной чаше, фитиль потрескивал и дымил. Вит провел рукой над пламенем, и оно успокоилось, вытянулось к высокому потолку. — Ляг на стол, — велел он. — Закрой глаза и не скрещивай руки и пальцы. Клара, не стаскивая сапог, забралась на ближайший стол, легла, зажмурилась и вытянула вдоль тела дрожащие руки. Затылок и лопатки больно уперлись в жесткое холодное дерево. — Я подведу тебя к порогу, — сказал Вит совсем рядом. — Но перешагнуть через него ты должна сама. — К порогу? — прошептала Клара. — Это та бесконечная тьма, в которой нет ничего, но можно найти что угодно? Вит молчал. — Думаю, он у всех разный, — ответил он наконец. А потом коснулся ее лба и заговорил. Клара не понимала слов, но откуда-то знала, что этот язык очень древний, куда более древний, чем Первичный. Резкий и обрывистый, он не имел наносной красоты люцидийского или фамбрийского наречия, и, наверное, потому на нем можно было говорить одну неприкрытую правду, правду, которую люди разучились понимать, но которой еще внимали иные неведомые силы. Голос Вита, обычно слабый и чуть невнятный, вдруг обрел глубину и силу. Клара чувствовала шершавое тепло его прикосновений на затылке, лбу и переносице, а потом его пальцы как будто провалились в голову — до самой деревянной столешницы. Она в ужасе попыталась отвести его руку, но схватила лишь густую тьму и тогда отогнала все страхи и, заглушив ненужные мысли, оставила только одно имя, которое и привело ее на холм под ясным небом. Клара вытянула руку, пропуская пальцы сквозь густую траву, и коснулась чего-то мягкого. Влажный кошачий нос ткнулся ей в ладонь. — Серпента. — Она положила котенка себе на колени и осторожно погладила между бархатистых ушек. Еще до того, как услышать мягкий шелест травы, поняла: она здесь. Однако волнение, граничащее с паникой, вытеснило радость, и Клара сидела, не смея поднять глаза и гладя Серпенту дрожащими пальцами. Но когда тень загородила яркое солнце, всё же неловко поднялась на ноги. — Корделия. Она стояла шагах в пяти, светлые волосы струились по черной ткани плаща. — Ты, — коротко поприветствовала ее Корделия — еще более холодно, чем в прошлый раз, ни следа самой первой радости. Сердце у Клары сжалось, но она лишь выше подняла голову, потому что откуда-то знала: если бы Корделия не хотела ее видеть, ее бы здесь не было, а будь она чужой этому миру, Серпента не льнула бы, не позволяла взять себя на руки. Поддавшись необъяснимому порыву, Клара крепко поцеловала котенка в макушку. Глаза Корделии чуть сузились. Известно ли тебе, почему моей кошке так полюбилось твое общество? Целый месяц мне приходится мириться с тем, что Серпента покидает меня ради тебя. Воспоминание налетело порывом ветра, обдало тоскливым холодом. — Если хочешь, я опущу ее на землю? — А сумеешь ли ты убедить ее не ластиться к тебе? Думаю, что нет. И какая тогда разница? Клара все же поставила кошку на землю и подошла к Корделии. Скрестив руки на груди и нахмурившись, та наблюдала — ни шагу навстречу, — но когда Клара оказалась совсем близко, вдруг протянула руку и коснулась ее лба и щеки. — Вижу, ты больше не умираешь от холода, — заключила она. Клара не сводила с Корделии неверящего взгляда. Неужели все это не просто сон? Прохлада рук, сердитый взгляд и любимый голос — не просто фантазии тоскующей души? Неужели где-то за краем реальности, в несуществующем мире их встреча сделалась возможной? Глаза Корделии расширились. — О, вижу, ты поняла, что я настоящая, — сказала она медленно, нараспев. — Надо же! Тебе только и понадобилось, что пара смертельных опасностей и обморожение до полусмерти. Потрясающая сообразительность! С этими словами она подхватила на руки подошедшую Серпенту и отвернулась, намереваясь уйти. Однако Клара пришла в себя достаточно, чтобы вспомнить кое о чем. — Подожди! Подожди... Я же пришла не одна... Мой проводник... Корделия обернулась, вскинула голову к небу. — Когда заглушаю все звуки, слышу его голос. И он тише комариного писка. Такой слабый... Не бойся, он не сможет сюда попасть. Куда ему? Еще сотня лет пройдет, прежде чем вообще родится. — Но как же я? — опешила Клара. — Я ведь тоже еще не родилась. — А ты… Возможно, никогда и не родишься, — сказала Корделия мягко, не сводя с нее внимательного взгляда. Клара вздрогнула, будто от пощечины, но взяла себя в руки и уточнила: — Значит, здесь нет никого, кроме нас? Корделия приоткрыла рот, будто собиралась ответить, но вдруг опустила глаза, резко отвернулась и, не говоря ни слова, направилась прочь с холма. Клара не стала дожидаться приглашения, потому что знала, что его не последует. Они вышли к морю, и, как и в прошлый раз, солнце разом потускнело, подстраиваясь под северный пейзаж. Не останавливаясь, Корделия направилась мимо обрыва вниз по пологому склону. Она спустилась к воде и села на камни, до которых не дотягивались набегающие на берег пенистые волны. Клара подошла ближе, переступила кривую линию, за которой море сливалось с сушей и окрашивало скалы в темные — почти черные — тона. Вода манила, и Клара была уверена, что у берега опасности нет: камушки на дне никуда не девались, их изображение подрагивало, слегка увеличивалось и уменьшалось, но не менялось. Однако чуть дальше и до самого горизонта уже не было ничего, кроме бесконечной голубовато-серой неизвестности, которая ничего не отражала и, возможно, вовсе не имела дна. — Не подходи к воде. — Холодная рука сжала ее запястье, и Клара охнула, поскользнулась и едва не упала. — Я же говорила тебе. — Корделия шагнула обратно на сухие камни, увлекая Клару за собой. — Один неверный шаг — и… Она вздохнула, снова села на землю, взяла Серпенту на колени и, не отрывая взгляда от серой линии горизонта, велела: — Сядь рядом. Клара повиновалась. С минуту она тоже смотрела вдаль, но чем дольше ее взгляд держался за неподвижную грань, тем яснее она понимала: там нет ни моря, ни неба — только шов, по которому скроена эта невозможная реальность. Рано или поздно — неминуемо — он разойдется, и тогда бесконечная тьма затопит всё вокруг, и не останется ни света, ни теней — только пустота и молчание. Да и сейчас на берегу было так тихо. Кларе невыносимо хотелось говорить. — Ты же нашла Серпенту в воде, — осторожно начала она. — Как думаешь, может быть, она попала к нам из другого мира? — Может быть. — Неужели он еще хуже нашего? — Куда уж хуже, — пробормотала Корделия, и ее голос чуть дрогнул. Она поджала губы, и скулы четче проступили на точеном лице. — В чем дело? — прошептала Клара. — Что-то случилось? Корделия взглянула на нее и после секундного колебания заговорила: — Это всё Стефан, наш несравненный Великий магистр. Иногда я спрашиваю себя: что же мне надо сотворить, чтобы отсох его лживый язык, когда он в очередной раз скажет, что я способная ученица, но не так талантлива, как его ненаглядный Магнус? Когда уже его лицемерная похвала застрянет в глотке? Она в ярости сжала кулаки. — Что же Маркиз… он сделал? Корделия не заметила оговорки. Она уже ничего не слышала, кроме своего гнева: — Стефан сказал, что хочет проверить нас на способность управлять стихиями. Высшая, настоящая магия! У меня и сомнений не было, что в этом искусстве равных мне не найдется… И я делала то, что Магнус не повторил бы и за сотню лет! Воздействием на землю сумела вернуть сок жизни засохшему дубу. Я смогла сотворить огонь, который обжигал людей, но не оставлял и следа на дереве. Ураган, который я подняла, сбил с ног самого Стефана — никто больше не смог этого сделать! А потом… — она вдруг охрипла, — наш наставник сказал, что следующее испытание будет особенным. Он принес длинный высокий сосуд и ведро с водой. Сказал, что мы должны весь день по капле переносить воду из ведра в сосуд, не касаясь их и не сходя с места. Какая глупость! Стихия — это разрушение! Ее нельзя унижать, расщеплять, лишать силы… Но, конечно же, Магнус оказался хорош в этом. Клара не заметила, как это произошло, но в следующий миг она уже держала Корделию в объятиях, гладила по голове, целовала шею, подбородок, мочку уха. — Ты лучше всех, — шептала она, задыхаясь. — Не только их — вообще всех. Корделия тоже обняла ее, крепко-крепко обвила руками, и Клара чувствовала, как она дрожит, целуя, ощущала мучительное, с трудом сдерживаемое напряжение. Клара знала, в чем дело, и ее сердце изнывало от жалости. Самой ей нечасто доводилось испытывать такую ярость — всепоглощающую, от которой разрывает нутро и сводит каждую мышцу в теле, — но и того было довольно, чтобы знать, какая это невыносимая мука. — Ничего-ничего, — успокаивала она со злорадным удовлетворением, — однажды он пожалеет обо всем: и о воде, и о том, как с тобой обращался… Корделия вдруг затихла, а потом мягко отстранилась. Она непонимающе смотрела на Клару. — Почему ты слушаешь меня? Почему ведешь себя так, будто мои глупые неприятности что-то значат? Будто они важнее того, что происходит с тобой! Клара опустила глаза. — Там всё равно ничем не поможешь. Я просто хотела повидаться… — Там… Где? — В Лантии. Глаза Корделии потемнели. — Этот проклятый город… — Почему же проклятый? — слегка обиделась Клара. — Город как город. Был. Теперь на него напали. Быть может, уже перебили половину жителей. — И ты, вместо того, чтобы спасать свою жизнь, решила наведаться в мир грез, — пропела Корделия. — Как романтично. Где же ты должна сейчас быть? — В церкви. Молиться с другими женщинами города. — Ну конечно, — Корделия подняла светлые брови. — Неоценимый вклад в общее дело. Она отвернулась, несколько мгновений смотрела на море невидящим взглядом, а потом вскочила на ноги, одной рукой прижала к себе котенка, другую протянула Кларе. — Пойдем в Лантию. — Что? — опешила Клара. — В Лантию… Но как это возможно? И долго придется идти? Но Корделия сердито нахмурилась, и она замолчала на полуслове, ухватилась за протянутую ладонь и поднялась на ноги. Они вскарабкались на гору и, переступив невидимую черту, вернулись к холму. Корделия положила Серпенту на траву. — Ты собираешься оставить ее? Но что, если она спустится к воде? — Поверь, ей хватит ума не делать этого. Она же не ты, — отрезала Корделия, но крепче, переплетая пальцы, сжала руку Клары. Они молча спустились с холма и направились через луг к лесу. Клара не знала, сколько придется идти, но не пыталась расспросами сократить дорогу. Ей нравилось держать Корделию за руку, чувствовать, как собственное тепло перетекает на чужую кожу, сохраняется и умножается, чтобы вернуться. С Госпожой никогда так не было: бескровные руки не согревались. Поглощенная воспоминаниями и ощущениями, Клара не сразу заметила, что окружающий пейзаж изменился, а заметив, не сразу сообразила, что за низенькие постройки стоят перед ними на окраине луга, у самого леса. — Это же лантийские фермы! — воскликнула она наконец. — А что ты ожидала увидеть? — поинтересовалась Корделия, не сбавляя шага. — Королевскую резиденцию? Идем скорее! Никогда не знаешь, когда он прозвонит, этот проклятый колокол. Корделия шла очень быстро, таща ее за собой, так что Клара не могла толком оглядеться. Она смутно догадывалась, что они идут по одной из улочек, ведущих к церкви, но едва узнавала Лантию — такую молодую, летнюю: никаких трещин на домах, на балконах горшки с цветами, а зеленые деревья тянут узловатые ветви к незаколоченным окнам, в воздухе разлит аромат жимолости, кое-где на растянутых веревках колеблется на ветру высушенное белье. Город был пуст, но безлюдье не пугало: лишившись всех жителей, Лантия каким-то образом сохранила жизнь. За поворотом уже белела церковь, когда истошный вопль заставил Клару остановиться. Выходит, они всё-таки были не одни, потому что сейчас в одном из ближайших домов отчаянно кричала женщина. — Идем, — позвала Корделия. — Идем. Тут уже ничем не поможешь. Она заметно напряглась, до боли сжала руку Клары. В этот миг небо у них над головами как будто чуть-чуть померкло, и солнечный день посерел. Крик раздался вновь. Клара обернулась, пытаясь определить, откуда он исходит, но сдалась под напором Корделии. Как можно помочь давно умершей девушке в несуществующем мире? Они продолжили путь и скоро остановились у церкви — удивительно новой, чистой и такой же безмятежной, как сам город. Но Клара уже знала: безмятежность обманчива, и тонкая серая пелена, покрывшая небо минуту назад, теперь оседала у нее на плечах липким холодом. Она только успела отметить, что обе колокольные башни целы, окинула взглядом двор, и холод проник под кожу, наполнил нутро ледяным ужасом. Потому что церковное кладбище, на котором они с Нильсом и Клаусом побывали вчера, те несколько ветхих могил обратились бесконечными рядами надгробий, которые тянулись за церковью во все стороны, пока не утопали в кромешной тьме. Но как это возможно? Где же город, луг и фермы? Они должны подвинуть могилы, вытеснить с вероломно занятой земли. Но нет, здесь, на церковном дворе мир кончался бесконечным кладбищем. Чувство одиночества разбавило страх, и Клара поняла, что Корделия выпустила ее руку и теперь стоит в стороне, мрачно глядя на фасад церкви. Клара поспешила к ней, и ее сердце уже в который раз пропустило удар. Уцелели не только колокольни — витражи в окнах переливались на солнце и странно мельтешили, потому что изображенные на них фигуры двигались, перепрыгивали из одного окна в другое и, взявшись за руки, водили хороводы, все — рыжеволосые девушки в белых платьях. Не говоря ни слова, Корделия хлопнула в ладоши, и стекло разлетелось разноцветной пылью. Клара зажмурилась и отступила на шаг, но на землю не упало ни единого осколка. Не оборачиваясь, Корделия взбежала на крыльцо и через настежь отворенные двери зашла в церковь. Клара последовала за ней, держась на расстоянии и стараясь ступать как можно осторожнее: ее пугало разбуженное эхо — куда более громкое, чем в настоящей церкви, и пугал непонятно откуда взявшийся полумрак — словно витражи по-прежнему не пускали солнечные лучи под высокие своды. Не доходя пары шагов до алтаря, Корделия остановилась и резко повернулась. — Ну вот мы и пришли! — ее голос гулко разнесся по церкви. — Давай же. Молись! Клара непонимающе смотрела на нее. Корделия сощурила глаза и сложила на груди руки. — Ты должна встать на колени. Неужели не знаешь? Давай. Без твоей молитвы защитники Лантии умрут. Сможешь ли ты жить с этим? Клара взглянула в ее непроницаемое лицо и, чувствуя себя бесконечно униженной, опустилась на колени. — Хорошо, — Корделия вскинула голову, ухмылка скривила ее тонкие губы, — а теперь проси. Последнее слово, подхваченное эхом, повторялось снова и снова — голос искажался, звучал тише, но не смолкал. Клара поежилась. — У тебя? — тихо спросила она, и эхо услужливо повторило и этот вопрос. — Почему бы и нет? — Корделия пожала плечами. — Тысячи людей просят исполнения желаний у пустоты. Неужели я хуже, чем ничто? — она вдруг улыбнулась и мягко добавила: — Для пущей верности можешь целовать пол. Жаль только, тут нет пыли. Это ведь не настоящая церковь. У Клары защипало в уголках глаз, и она зажмурилась: смотреть на Корделию ей стало невыносимо. — Я хочу, чтобы вампиры ушли из Лантии, — прошептала она отчаянно. — Хочу, чтобы все мои друзья остались живы. — Друзья? Клара открыла глаза. Корделия больше не возвышалась над ней, она стояла рядом на коленях, в широко открытых глазах — живое любопытство. — У меня никогда не было друзей, — прошептала она задумчиво. — По крайней мере, таких, которых мне хотелось бы сохранить. Но неужели это всё? Неужели больше ничего не хочешь попросить? Попробуй. Ведь здесь нас слышат… Она умолкла, но где-то в далекой недосягаемой вышине ее шелестящий шепот все еще звучал. Клара снова закрыла глаза. — Я хочу, чтобы всё закончилось. Чтобы больше не было ни Братства, ни Герцога. Хочу, чтобы я смогла вернуться к моей Госпоже. Она всхлипнула, и, прежде чем успела открыть глаза, сильные руки обхватили ее, шею обдало прерывистым дыханием, а мелодичный голос прошептал в самое ухо: — Хорошо, любовь моя. Но попробуй еще раз. Услышь свое сердце, как я его слышу. Оно не врет. Никогда. Оно знает твое истинное желание. Так что не таи. В церкви нельзя врать. И она — Корделия или сама Госпожа — сжала ее левую грудь, проникла под кожу тонкими пальцами. Клара потерялась. Она не знала, где начинается ее тело и кончается воля, чувствовала, что за плотно сомкнутыми веками больше нет Лантийского храма, но когда заговорила, эхо говорило с ней — не повторяло, а обрело голос, и этот голос, отдаваясь в голове, заглушал ее собственный. — Я хочу только быть со своей Госпожой, и мне всё равно, сколько людей умрет, сколько городов будет стерто с лица земли и сколько королевств утонет в крови. Я прошу о пути, который сведет нас вместе, и, клянусь, я готова идти по костям и пробираться через руины. Тьма за закрытыми глазами полыхнула зеленью, где-то вдалеке зазвонил колокол и, проваливаясь в бездонную глубину, Клара уже не чувствовала ничего, кроме легкого поцелуя на шее. Она открыла глаза, лежа на столе в пустом и полутемном зале. Вита не было. Свеча в чаше, должно быть, давно догорела, однако за окном чуть посветлело. Клара с трудом села. Сердце бешено колотилось, левая грудь ныла, кожа на шее, где ее коснулись губы Корделии, горела, а грохочущий за дверью колокольный звон пульсировал в голове тупой болью. Дрожа, Клара спустилась на пол, с трудом доковыляла до дверей и выбралась из таверны. На выходе ее едва не сбили с ног. Площадь была полна людей. Они сновали туда-сюда с факелами в руках и неистово гомонили, но оглушающий звон колокола перекрывал все крики. Едва понимая, куда идет, в ужасе от творящегося столпотворения, Клара двинулась через площадь к знакомой улочке. Каким-то чудом ей удалось добраться до памятника безымянному королю, когда кто-то в толпе ее окликнул. Она обернулась и увидела, как близнецы расталкивают беснующуюся толпу. — Где ты была?! — заорал Клаус. Его лицо было измазано кровью. — Мы искали тебя в церкви! — Мы выгнали их! — перебил его Нильс, крича во всё горло. — Выгнали кровососов! Убили пятнадцать! — он подкрепил свои слова, показав сначала две, а потом одну ладонь с растопыренными пальцами. — Остальные удрали! Я завалил троих! — Двоих мы вместе завалили! — от возмущения и у Клауса нашелся голос. — Неважно! — закричал Нильс. — Важно, что мы победили! Лантия свободна! Это начало! Это новый день! Он замолчал, окончательно охрипнув, и они с Клаусом, переглянувшись, широко ухмыльнулись. Клара обессиленно прислонилась к постаменту и посмотрела на колокольную башню. Она не могла разглядеть звонаря, но не сомневалась: он давно лишился слуха и теперь так просто не сдастся, будет бить в колокол снова и снова. Пока небо окончательно не посветлеет. Пока не наступит новый день.