Красный звон тишины

Всю оставшуюся ночь Клара не сомкнула глаз. Она сидела на полу, обхватив колени руками, и ее трясло с головы до пят. Паола укрывала ее одеялами и то и дело порывалась позвать кого-нибудь, и Клара каждый раз принималась уверять ее, что среди работников больницы нет никого, кто мог бы ей помочь, что никого не стоит будить, потому что она никого не хочет видеть. Она готова была прибегнуть к магии, чтобы избежать ненужной суматохи, но Паола прислушивалась к ее мольбам. С первыми лучами солнца на пороге появился нежданный гость. Хозяйка спустилась, чтобы отпереть дверь, а Клара быстро натянула платье и выскочила за дверь. — Его величество хочет тебя видеть, — заявил Юстус, глядя на нее снизу вверх с нескрываемой неприязнью. — Я пойду, — сказала Клара быстро, прежде чем Паола успела возразить. Сил на то, чтобы пререкаться с Юстусом или выяснять, в чем дело, просто не осталось. Однако когда они уже оказались на улице, она осторожно поинтересовалась: — Зачем я понадобилась его величеству? — Вот и я не могу этого понять, — ответил Юстус грубо. Возможно, еще вчера Клара попыталась бы его умилостивить или, наоборот, огрызнулась, но сейчас она отвернулась, позволила Юстусу обогнать себя на пару шагов и поплелась следом. По широкой центральной улице они добрались до ратуши. Клара успела вовремя увернуться, чтобы Юстус не пришиб ее тяжелой дубовой дверью, и они вместе вошли в полутемный, пахнущий влажностью холл и направились к тому самому залу, где она и близнецы грелись у камина накануне нападения. Теперь у дверей сидели два сонных бугая. Увидев пришедших, они неторопливо отползли в сторону. Юстус толкнул двери и провел Клару внутрь. Люций сидел на стуле с резной спинкой напротив камина, а камин был теперь пуст и выметен, и оттуда неприятно поддувало. Клара далеко не сразу заметила, что в комнате есть еще кто-то: женщина с длинными черными волосами прислонилась к стене у высокого окна. Не сказав ни слова, Юстус откланялся и вышел за дверь, а Клара повернулась к королю, сообразив, что не удосужилась его поприветствовать, но прежде чем она успела открыть рот или что-нибудь сделать, Люций указал на незнакомку и спросил: — Что вы можете сказать об этой женщине? Клара подошла к ней — смуглая и темноглазая, одета в замызганное платье, мозолистые руки покрыты язвами, вечными спутниками тяжелой работы. Женщина была похожа на многих горожанок как в Фамбрии, так и здесь, в Лантии. — Я никогда ее не видела. — Конечно, не видели! — нетерпеливо согласился Люций. — Но что вы можете сказать? Насчет нее и меня. Клара еще раз посмотрела на незнакомку. Та ответила ей взглядом, полным вялой неприязни. Под глазами у нее залегли темные тени, сальные слипшиеся волосы не могли скрыть заметно оттопыренных ушей. Клара начала что-то понимать. — Считаете, это ваша мать? — Значит, вы что-то почувствовали? — оживился Люций. — Нет, я просто догадалась. Но почему вы решили, что это она? — Сама так говорит. Вернее, сказала. Явилась вчера пополудни с таким заявлением. — Говорит, — повторила Клара. — Вы хотите знать, не обманывает ли? Но ведь Юстус тоже мог бы заставить ее сказать правду. — Конечно, заставил, — сказал Люций раздраженно. — Она лжет. Это прачка из Адаллы, которая явилась сюда в поисках лучшей жизни. — Чего же вы хотите от меня? Люций опустил глаза, и Клара вдруг поняла, что он так же измотан, как эта странная женщина. — Возможно, — тихо и медленно начал он, — возможно, она сама не знает. Думает, что лжет, а на самом деле забыла… Быть может, судьба привела ее ко мне вот так. Посмотрите, она ведь похожа на меня! — закончил он уже решительнее. Клара никак не могла согласиться: у незнакомки был пустой и полубезумный взгляд. — Ваше величество, многие люди похожи друг на друга. Это ничего не значит… — Мне нужно знать, есть ли между нами родство, — упрямо повторил Люций. — Юстус не может этого сказать. Вы сможете? — Я постараюсь, — устало согласилась Клара. — Думаю, мне придется взять вас обоих за руки. Она подошла к темноволосой женщине и потянула за собой, но та не сдвинулась с места. Тогда Люций вскочил с трона и бросился к ним. — Не утруждайтесь, — быстро сказал он, хватая Клару за руку. Его ладонь оказалась твердой, гладкой и теплой, а ладонь незнакомки — податливой, шершавой и холодной. Клара закрыла глаза и сосредоточилась, пытаясь в ворохе ощущений уловить то самое, которое неизменно возникало у нее в присутствии Паолы и Якоба. Оно сильно походило на то, как она чувствовала Нильса и Клауса, когда те были вместе, только с близнецами ощущение было ярче, сильнее. Однако сейчас все ее инстинкты кричали о том, что люди, которых она держит за руки, не имеют между собой ничего общего. — Ваше величество, — сказала она, открывая глаза. — Я не могу сказать точно, но уверена: эта женщина не ваша мать. Клара разжала ладони, и рука незнакомки упала, безвольно повисла. Однако Люций не отпускал ее пальцев. — Не можете сказать точно или уверены? — угрюмо поинтересовался он. — Уверена, — не менее угрюмо ответила Клара. — Неужели вы действительно хотите, чтобы она оказалась вашей матерью? — Сначала она не была такой, — Люций виновато нахмурился и наконец отпустил руку Клары. — Хорошо. Я вам верю. Он повернулся к двери и кликнул своих людей. — Заберите ее. Те же два молодца, что сидели у дверей залы, вывели слабо сопротивляющуюся женщину за дверь. Клара тоже была бы рада уйти: она видела, что Люций расстроен, но не находила сил, чтобы утешить его печаль. А он тем временем подошел к камину и опустился на скамейку у стены. Клара поняла, что это приглашение, и села рядом. Они молчали очень долго. — Отец Рауль считает, что я должен ее повесить, — наконец заговорил Люций. — Чтобы другим неповадно было. Говорит, измена. Эта женщина ведь хотела подобраться ко мне ради собственной выгоды. Отец Рауль говорит, если я не покараю ее, другие увидят, как я слаб, увидят, что даже какая-то нищенка может меня обманывать… Клара не отвечала. Когда он продолжил после недолгой паузы, в его голосе слышалось напряжение. — Разве это правильно? Думаю, людей можно убивать, только если они сами кого-то убили… и если они сделали это специально… и если не было каких-то особых обстоятельств… Как вы думаете, когда можно убивать людей? Клара не могла дольше отмалчиваться, но и не могла ответить ничего, кроме правды. — Я не знаю, — пробормотала она беспомощно. — Они все тоже не знают, — кивнул Люций с мрачным удовлетворением. — Но почему-то дают советы. И что же мне делать? Клара заставила себя повернуться к нему: — Вам следует прислушаться к себе. Думаю, вы уже знаете, как надо поступить. Если хотите отомстить за обиду, не ищите в душе фальшивой жалости, а если не можете не сочувствовать, не поддавайтесь чужой черствости. Неважно, что скажут другие люди — сейчас или потом, — вы не сможете угодить всем. Да и не должны. В конечном итоге вам придется отвечать только перед собой. — Да, знаю. Но ведь так немногим проще… — Он вздохнул и выпрямился. — Я отправлю ее на работу с малышами из родилен: там всё время не хватает рук, и там у нее будет много возможностей побыть матерью. — Он искоса глянул на Клару: — Что вы думаете? — Вы не должны меня спрашивать. Но если уж спросили, то скажу, что это замечательная идея. Они обменялись вымученными улыбками, и Люций снова опустил голову. — Я давно должен был поблагодарить вас за то, что заботитесь об отце. Я пришел к нему лишь однажды: никак не мог собраться с силами. Он не обрадовался, не узнал меня. Ничего. Я не сомневался, что так и будет. Однако, слышал, вам он радуется, узнает… — Это просто моя работа, ваше величество, не за что благодарить, — пробормотала Клара, чувствуя себя ужасно виноватой. — Вы никогда не думали о том, чтобы найти их… своих родителей? У Клары в груди шевельнулось мерзкое чувство. Оно тошнотой поднялось к горлу, горячей кровью хлынуло в голову. — У меня нет родителей. — Да, я знаю, — продолжал Люций, — но найти их будет не так-то сложно. На вашей старой ферме наверняка сохранились записи. Правда, ферма-то в Кинтуррии, так что придется подождать. — Нечего ждать. — Клара зажмурилась: пульсирующая в голове кровь отдавалась болью в висках. — У меня нет родителей. Совсем нет. — У всех есть родители, — заявил Люций. — И всегда были. Хотя, на самом деле, это немного странно… Ведь всё с чего-то начинается. Честно говоря, объяснения не кажутся мне убедительными. Иногда я спрашиваю себя: что же было в начале? — Погибель, — прошептала Клара, сдавливая виски ладонями. — Что-то вроде меня. Потому что нет у меня никаких родителей. И не было. Конечно. Она не захотела бы, чтобы у меня были отец и мать, учитывая, как относилась к своим собственным… Да у меня даже именной дощечки не было! — О чем вы говорите? Я не понимаю, — спросил Люций — обеспокоенно и слишком близко. Клара перевела дух и отняла руки от лица. — Ваше величество, можно я расскажу вам одну невероятную историю? — Да, конечно, я люблю истории. — В больших черных глазах читались испуг и любопытство. Клара колебалась. Она вдруг подумала о ждущих под дверью здоровяках, о Юстусе и отце Рауле, которые тоже могут услышать… Однако почти сразу поняла: никто ничего не услышит, никто ничего не поймет. Она в такой же безопасности рядом со здешними чужаками, как и среди городских девчонок. Но значит ли это, что Люций опасен? Сейчас Клара не могла и не хотела об этом думать. — Вам необязательно верить тому, что я расскажу. Нет, даже лучше будет, если не поверите… Я бы сама не хотела, — она судорожно вдохнула и снова заговорила: — Представьте себе, что давным-давно в Люцидию из далекой страны пришла одна могущественная волшебница. Ее звали… пусть ее будут звать Оливией — имя не хуже других, верно? Так вот, Оливия пришла сюда, чтобы посетить великое святилище, наши Западные болота, которые раньше называли Эскиль. Она намеревалась осуществить задуманное в первую майскую ночь, однако до того времени встретила здешнего придворного учителя, за которого почти сразу вышла замуж. Какова причина? Не знаю. Быть может, хотела насолить местному сообществу магов, но, скорей всего, Оливия просто не устояла: жених оказался не только умен, но еще добр и красив. Последнее, скорей всего, верно, ведь она похожа именно на отца... — Клара втянула воздух сквозь стиснутые зубы и, задыхаясь, давясь словами, продолжила: — В любом случае сообщество магов, как ни пыталось, не смогло их разлучить. Но другая сила смогла. Пришла Ведьмина ночь, и Оливия отправилась на болота, как давно мечтала. Святилище оказалось прожорливо. Оно потребовало ни много ни мало душу волшебницы. Та с самого начала была готова отдать всё что угодно, но теперь не могла не колебаться, не беспокоиться о молодом муже. И Эскиль пообещал, что даст будущему вдовцу утешение, а самой Оливии — отсрочку, но, как только уговор будет исполнен, свой долг истребует. Конечно, Оливия поняла, о каком утешении шла речь, но, возможно, не осознала до конца хитрость Эскиля. А хитрость заключалась в том, что, обещая утешение мужу, он ничего не обещал жене. И дочь родилась: кровь и плоть от отца — не усомнишься, но ее глаза Эскиль наполнил своими ядовитыми парами, душу — своей бессмертной, беспощадной магией, а еще подправил одну пустяковую деталь: привык иметь дело с отражениями, где лево и право надводного мира меняются местами, вот и у девочки теперь сердце билось не там, где у других людей. Клара окончательно охрипла, замолкла, судорожно дыша и сжимая в кулаки дрожащие руки. Люций смотрел на нее во все глаза, и Клара видела, что он понял — понял гораздо больше, чем ей бы хотелось, — но не могла замолчать. — Вы спросите, при чем же тут я? Почти ни при чем, на самом деле. Потому что я ничто, и места мне нет нигде — ни в этой истории, ни в этом мире. Я… — ее голос сорвался, — я всего лишь ее не вовремя сбывшийся сон, каприз, который в итоге разочаровал, отзвук тоски, которую она хотела забыть! О, она умела очень многое. Например, воплотить давно забытый образ через сотню лет затем лишь, чтобы снова бросить на произвол судьбы… — Клара чувствовала, как слезы бегут по щекам, и говорила быстрее, боясь, что закончить не хватит сил. — Почему я так думаю? Да какие нужны доказательства, если я не могу жить без нее? Я не существую без нее! Только для нее… Как тень, как отражение в воде. Я не человек, потому что у меня нет ни души, ни сердца. К чему была эта глупая ссора? Ведь моя душа с самого начала принадлежала ей до последней капли. А сердце… сердце у меня было, но его вырвали из груди — тогда, в вашем лесу. И теперь я думаю лишь о том, как вернуть его, пока пустота в груди не разрослась и не разорвала меня на мелкие ничтожные клочки. Ваше величество, вы так легко предполагаете, что у меня есть родители. Но у меня нет даже себя! Она закрыла лицо руками и захлебнулась рыданиями, и они распирали грудь, и раздирали горло, и не приносили никакого облечения — напротив, каждый мучительный спазм сменялся еще более жестоким, сильнее надрывающим душу и каждую жилу в теле. А потом какая-то посторонняя сила вторглась в мир нарастающей боли, чьи-то руки сжались вокруг Клары, не давая ей развалиться на части. — Вы… вы существуете, — прошептал Люций ей на ухо. — Я могу сказать совершенно точно, что существуете. Клара наконец смогла вдохнуть и, плохо понимая, что делает, тоже крепко обняла Люция. Она едва ощущала его за собственной неистовой дрожью, но вовсе не удивилась бы, если бы он тоже плакал, потому что не спал всю ночь, потому что отец не узнавал его, и потому что некому было дать ему правильный ответ на вопрос: «Когда можно убивать людей?» Почему-то от этой мысли собственная боль чуть отступила, дышать стало легче, и одновременно навалилось осознание, что именно она наговорила самому королю: раскрыла сердце Госпожи… Клара не жалела: знала, что не могла молчать в ту минуту, однако теперь не могла оставить всё как есть. Ему придется забыть… Она осторожно разжала руки, дрожащими ладонями провела по стриженой макушке мальчика и, уже шепча Чары убеждения, накрыла его оттопыренные уши.

***

Клара чувствовала себя ужасно после того, что сделала с Люцием, но всё же ей стало чуть легче теперь, когда она высказала вслух догадки, которые мучили ее уже не первый месяц. Казалось, никто не заметил, что с ней что-то не так. По крайней мере, горожане не приставали с расспросами, а встреч с Паолой, Якобом и близнецами она весь день благополучно избегала. Вечером, едва покончив с обязанностями в больнице, бросилась к городской таверне. Клара никогда не была в комнате Вита, и поиски представлялись ей хлопотным делом, однако всё оказалось проще, чем она рассчитывала. Заоконный свет уже иссякал, светильники еще не зажгли, и в полутемном зале таверны волосы Вита мерцали особенно ярко. Клара ниже опустила капюшон и направилась к нему. — Что ты здесь делаешь? — спросил он сердито до того, как она успела сказать хоть слово. — Я говорил тебе не приходить. — Прости. Ты не мог бы побыть моим проводником сейчас? — Так неймется? Не могла подождать до завтра? — он наконец отставил в сторону пустую кружку, которую вертел в руках, и внимательнее посмотрел на Клару: — Что с тобой случилось? — Ничего, — испуганно ответила она, ниже опуская голову. Как он понял, даже не видя лица? — Вторая комната, — едва слышно сказал он, выкладывая на стол ключ и пододвигая к ней. — Жди меня там. Используй обезличивание. Хотя в коридоре вряд ли поможет… Клара схватила ключ и бросилась к ведущей наверх лестнице. В тесном коридоре стоял непроглядный мрак, воняло гнилью и гарью. Всего два окна — в начале и конце — не давали никакого света, за ближайшим из них и вовсе ничего не было видно из-за раскидистых ветвей вековой ели. К счастью, вторая комната находилась в самом начале коридора, куда еще проникал призрачный свет из общего зала. Руки дрожали, и Клара долго возилась с замочной скважиной. Наконец задвижка щелкнула, и она оказалась в небольшой комнате, очень похожей на ту, в которой они с ребятами останавливались во время вылазки в Кинтуррию. По сравнению с коридором, здесь было светло: окна выходили на запад, и красные отблески скрывшегося за горизонтом солнца расцвечивали стены и потолок кровавыми отблесками. Клара села на одну из двух кроватей, помимо воли прислушиваясь к странному скрипу за стеной, который отчего-то сильно ее тревожил. Впрочем, она недолго оставалась одна. Через пару минут Вит тихонько отворил дверь и, войдя, запер ее на ключ. А потом он снова читал то странное заклинание, которое теперь оборвалось слишком скоро. Даже не почувствовав прикосновения к голове, Клара открыла глаза и сразу же зажмурилась от слепящего света. В первый миг она обрадовалась: получается, вход в Оливийский сад ей закрыт не был. Однако тут же поняла: ей слепит глаза не фантастический свет вымышленного мира — это настоящее утро в настоящем доме. И даже не успев оглядеться, каким-то образом поняла, где именно находится: Дом ночных кошмаров, одна из вечно запертых комнат на первом этаже. С трудом приподнялась на локте — вокруг обитые красным деревом стены, у ее кровати — пушистый красный ковер, а сама кровать просторная, на четырех столбиках, но со снятым балдахином. Только лишь успела заметить краем глаза чью-то фигуру, как на постель вскочил кто-то маленький и легкий. — Клара! Мама, она очнулась! Это был светловолосый мальчик с очень острыми локтями и коленками. Клара никогда его видела, но точно знала, кто это. — Луи! — воскликнула она, хватая его за худенькие плечи. — Это правда ты? — Кто же еще? — подхватил мальчик. — Я так рад, что ты очнулась! Мы все очень беспокоились. Госпожа Корделия была сама не своя! Она так обрадуется… Надо сказать ей. — Стой! — Клара притянула его к себе. — Погоди… Знаешь, я ведь думала, у тебя темные волосы, — она провела рукой по его белобрысой макушке. Луи слегка приуныл. — Это всё из-за той черной шапки, — ответил он шепотом. — Луи! — послышался рядом резкий голос. — На шелковые простыни — в башмаках! Немедленно слезь с кровати! И перестань докучать госпоже Кларе! Вот погоди, узнает госпожа Корделия… Луи неохотно слез с кровати. — Госпожа Корделия и слушать не станет о простынях, когда узнает, что Клара очнулась, — проворчал он еле слышно, будто надеясь, что мать не услышит. Но она, конечно же, услышала. — Сколько раз тебе говорила: обращайся к госпоже Кларе как положено! Непозволительная фамильярность! Клара с удивлением разглядывала низенькую женщину — одета в черное платье с передником, в руке метелка из перьев, из-под белоснежного чепца выбиваются несколько прядей мышиного цвета. — Линда? — прошептала она с опаской. — Я так рада, что вы поправились, — Линда отвесила низкий поклон, а Луи осторожно потянул Клару за рукав сорочки. — Можно я не буду называть тебя госпожой? — прошептал он заговорщицки. — Конечно, — поспешно согласилась она. — Даже и не думай! Ну какая из меня госпожа? — Надо сообщить госпоже Корделии, — сказала Линда, отходя от ширмы, за которой, должно быть, убирала минуту назад. — Я мигом сбегаю! — радостно вызвался Луи, и Клара снова схватила его за плечо. — Нет, не уходи. — Ей совсем не хотелось оставаться наедине с Линдой. — Хорошо. Я скажу госпоже. — Линда снова поклонилась и направилась к двери. Клара откинулась на подушку. Ее мутило, как после долгой болезни. Стоило матери скрыться за дверью, и Луи снова залез к ней на кровать. — Сколько я была без сознания? — Вот столько дней, — Луи показал ей две пятерни и еще три пальца. Клара невольно отвела взгляд. — Две недели, — пробормотала она, разглядывая белый потолок, украшенный красными лепными розами. — Да. Госпожа Корделия не отходила от тебя ни на шаг. Ни днем, ни ночью. — Где же она теперь? — Ушла, — немного сник Луи. — Слышал, как говорила маме, что должна уйти, потому что ты не очнешься, пока она рядом. Странно это, не находишь? — Госпожа... Корделия... — задумчиво протянула Клара вместо ответа. Отчего-то эти два слова невозможно было произнести одно за другим без заминки, а при попытке соединить их в один образ у нее в груди что-то болезненно сжималось. Она глубоко вдохнула и, пересилив себя, сжала костлявые ладошки Луи. — Знаешь... Я давно хотела извиниться за то, что тогда кинула в тебя книгой. И поблагодарить за то, что заступился за меня перед ребятами в столовой. — Не беспокойся, — безмятежно откликнулся Луи. — Ничего этого не было. — Правда? — обрадовалась Клара. — Как хорошо... Она расслабленно прикрыла глаза. Луи опустил голову на ее подушку, и они лежали в тишине очень долго — пока по ту сторону двери не послышалась знакомые легкие шаги. Клара порывисто подскочила на постели, а она с той стороны уже с силой тянула ручку. Дверь не поддавалась. — Идем, — Луи дернул ее за рукав сорочки. — Надо открыть. Я помогу тебе. Госпожа Корделия ждет. — Н-нет, — в ужасе прошептала Клара: происходило что-то совсем неправильное. — Сейчас нельзя открывать. Я ведь не знаю, кто из них... И потом, Линда ведь не запирала дверь. — Конечно, нет, — спокойно согласился Луи. — Здесь только ты и госпожа Корделия можете открывать и закрывать двери. Сейчас твоя очередь. Не бойся. — Нет! — Клара в отчаянии замотала головой, ее била дрожь. — Я не могу! Я не готова. Не заставляй меня... С той стороны стучали и отчаянно дергали дверную ручку. — Я не заставляю, — сказал Луи грустно. — Но тебе всё равно придется. Я всегда знал, что это будешь ты. От очередного удара дверь распахнулась настежь, но если кто-то и стоял на пороге, то клубившаяся в коридоре тьма заслонила ее, а потом хлынула в комнату и вытеснила утренний свет. Клара в ужасе схватила Луи за руку, и ее пальцы сомкнулись на голых костях... Она закричала и открыла глаза в кровавом полумраке затхлой комнатки. Не без труда села на кровати: ее по-прежнему мутило, а пальцы, мгновение назад сжимавшие острую костяную пясть, саднило. Вит сидел на второй кровати. — Какой занимательный люцид, — заметил он безо всякого интереса. — Вижу, ужасы прошлого не отпускают тебя. Впрочем, для кошмара там было многовато света. Клара с трудом поднялась на ноги. — Я пойду. — Наверное, я сейчас мог бы попросить тебя остаться, скабрезно пошутить. — Вит не смотрел на нее. — Однако для этого я слишком хочу, чтобы ты ушла. И сейчас, в темноте, даже не видя его лица, Клара вдруг поняла, что несмотря на всю помощь и доброту... Он терпеть меня не может. Ненавидит почти так же, как Магда. Но почему? — Я серьезно, Клара, — продолжал Вит вполголоса. — Не приходи сюда. Найди другой способ. — До свидания, — попрощалась она у двери, и, уже когда переступила порог, Вит спросил: — Ты не встретила Бласа по дороге? — Нет. Я уже очень давно его не видела. И Клара закрыла дверь, сбежала вниз по лестнице и через залитый тусклым светом зал выбралась на площадь. И во всё время пути — даже на узких пустынных улочках — кто-то или что-то следовало за ней по пятам.

***

И с тех пор она не оставалась одна. Где бы ни была и что бы ни делала, ощущала чужое присутствие, жуткое и гнетущее. Клара не слышала шагов, и горячее дыхание не обжигало ей шею — всё началось всего лишь со странного чувства. Оно охватило ее тогда, в таверне — смутное, как предчувствие воспоминания, клубок ощущений, готовый прорваться образами и голосами. Вот только не прорывался — чувство то усиливалось, то стихало, снова и снова, как колеблющийся маятник: то быстрее, то тише, туда-сюда, но никогда за границы. И чем больше размах, тем яснее становилось: скрытые образы чудовищны, и их не стоит вспоминать. Но Клара не могла остановить маятник. Он манил ее неразгаданной тайной, и она, сама того не желая, раскачивала его сильнее и сильнее, будто расчесывала зудящий нарыв. И в один момент размах оказался больше нее. Маятник сорвался с подвеса и, не дав ответа, затих. Но за мгновением абсолютной тишины последовали и шаги за спиной, и давно забытые — как чужие — чувства, и слова, некогда звучавшие наяву, но теперь не имеющие никакого смысла. Прошлое неотступно следовало за ней, пугало, предупреждало и лепило сны-обманы. Послушная его зову, однажды ночью Клара пришла в заброшенный дом у церкви. Она быстро отыскала комнату на первом этаже — ту самую, с окнами, выходящими на самый большой особняк в Лантии. Теперь тот был сильно разрушен: упавшее дерево проломило крышу. Клара не решилась подойти ближе и не хотела гадать, отчего дом главы не выстоял, когда его ближайшие соседи уцелели. Она, как некогда Корделия, забралась на подоконник и просидела всю ночь, глядя на развалины. Время вновь разделило их, но Клара надеялась хоть так прикоснуться к тому, что произошло здесь больше ста лет назад. Она чувствовала, что Корделия не рассказала ей всей истории — намеренно утаила самое важное или же сама предпочла забыть, не понять. Однако ночную тишь нарушал лишь стук, доносившийся откуда-то со второго этажа, тень прошлого молчала, и, когда утренний колокол вырвал Клару из полудремы, она вовсе не приблизилась к разгадке. Измотанная и заспанная, она поспешила домой, и шаги за спиной не раздавались впервые за долгое время. Но прошлое вовсе не осталось в заброшенном доме: в этот день Клара встретилась с ним лицом к лицу. Наяву. Во время обеденного перерыва Паола попросила ее сбегать на рынок. На площади было малолюдно: те, кто не работал в городе, предпочитали отдыхать на природе. Прогуливаясь с корзинкой меж рядов, Клара слегка задела локтем высокую девушку. Она почти не обратила внимания и не сразу поняла, почему сердце пропустило удар, почему по спине пробежала холодная дрожь… — Глория! Клара схватила девушку за рукав и потянула к себе, с минуту оторопело вглядывалась в смуглое лицо и черные глаза, с ужасом понимая: не ошиблась, не обозналась! — Глория, — прошептала она, — это ты… Как… как ты? А остальные? Давно в Лантии? Вы так и не добрались до границы? Глория уставилась на нее широко открытыми глазами. — О чем ты говоришь? — воскликнула она пронзительно. — Я здесь живу, и я тебя не знаю! Но Клара всё видела в ее глазах: ужас, возмущение и скрываемое узнавание. Почему Глория не хочет признаться? — Это я, Клара, — прошептала она жалко. — Ты ведь узнаешь. Скажи, как твой брат? Как Тео? — У меня нет брата! — закричала Глория и попыталась вырвать руку, но Клара каким-то чудом сумела ее удержать. Продавцы и покупатели начали оборачиваться, но ей было всё равно. — Есть, — всхлипнула Клара. — Был… Мне так жаль. Прости меня, Глория… Лицо Глории исказилось, будто нечто старательно удерживаемое, утопленное вырвалось на поверхность. Ее глаза яростно блеснули. — Ненавижу тебя! — закричала она, изо всех сил оттолкнула Клару и бросилась прочь — через площадь к одной из узких улочек. Клара упала на землю. Кровь хлынула ей в голову, и, оглушенная шумом в ушах, она тупо наблюдала, как серая фигура скрывается между рядами домов. А потом, будто от удара кнута, вскочила на ноги и бросилась следом. — Эй, а корзина? Забыла! — крикнул ей вслед кто-то, но Клара не обернулась. Она со всех ног бежала к проулку и, когда добралась до начала улицы, едва успела увидеть, как Глория сворачивает направо в самом конце. Как она смогла так быстро пробежать всю улицу? Задыхаясь, Клара бросилась следом. С болью в боку добралась до очередного поворота и увидела ее — вот она, в сером платье, идет прогулочным шагом. Задыхаясь, Клара схватила ее за плечо. — Глория… — Что такое, милая? — удивленно воскликнула согбенная старушка в черном платке. — Извините… — прошептала Клара, отдергивая руку и беспомощно оглядываясь. — Вы… не видели девушку в сером платье? —Хммм, — протянула старушка. — Кажется, пробегала недавно. Вооон туда забежала, — указала на арочный проход, ведущий на параллельную улицу. — Спасибо, — выдохнула Клара и бросилась туда. Выскользнув из прохладной темноты арки, снова увидела, как серая фигура исчезает в конце улицы и ринулась за ней. Свернула в соседний проулок и едва не врезалась в высокого лысеющего человека. Где же? Не видел он ли серой тени? Минуту назад скрылась в дальнем конце. Но на соседней улице никого, кроме старушки в черном платке. Не видела ли серой тени? Только что забежала в черную арку. Да, вон — мелькнула на долю мгновения за поворотом, и снова… Где же? Клара больше не знала, кого и зачем преследует. Цель дразнила ее недосягаемо далеким силуэтом, а потом приходилось спрашивать — у плешивого парня в рваной рубахе и у старушки в черном платке. Улица за улицей, десятки темных арок — и вот уже парень стоит в черном платке, а старуха расчесывает проплешины, и они больше ничего не спрашивают и не слушают — только безразлично машут, как и сотни раз до сих пор. Расползающийся лабиринт успокаивал понятностью. Правила ясны: ходи вот так целую вечность, другие люди — всегда впереди, никаких шагов за спиной. Теперь она преследователь, а добычу никогда не поймать. Неважно. Ничто не важно. Кроме боли. Не могла больше терпеть. Ноги ныли невыносимо: должно быть, сбились в кровь, при каждом рваном вдохе по горлу будто чиркали ножом, а сердце разрывало грудь, и каждый его удар отдавался пульсирующей болью в голове. Когда в глазах начало темнеть, она на ощупь подобралась к стене и сползла на землю. Обман. Всё обман: Глория, шаги, бесконечные лабиринты улиц — пустые копии, как лица в ее прежних кошмарах, как бесконечное кладбище Корделии. Все грани и формы — обман. Клара изо всех сил откинулась назад, врезавшись головой в каменную стену, и боль была настоящей, и перед глазами заплясали разноцветные точки. Но даже тогда она знала: стена тоже обман. Ничего нет. Только тьма и пустота. Еще немного — и они сотрут лживый мир, обнаружат себя и заберут ее с собой. И никто никогда ее не найдет, потому что никто не будет искать. Она не нужна Корделии, а значит, не нужна никому в мире… — Клара! Эй, Клара! Что с тобой?! Знакомый голос… Клара с трудом открыла глаза и подняла голову. Было темно. — Якоб?.. — Где ты была?! Мы тебя обыскались! Мама чуть с ума не сошла. Он протянул ей руку, помог подняться. — Что с тобой случилось? На тебя напали? — Нет, ничего такого, — Клара поспешно опустила голову: что он успел разглядеть в темноте? — Но… ты плачешь. — А, это. — Она отвернулась, вытерла лицо рукавом. — Нет, ничего. Просто… я потеряла корзинку.

***

Лето выдалось по-настоящему жарким, но в доме кузнеца оставалось прохладно. И хоть Паола уверяла, что в этом не было ничего нового, Клара не могла отделаться от ощущения, что это ее внутренний холод изливается на тех, кто рядом. Ей было зябко. Постоянно. Иногда по ночам она просыпалась, дрожа всем телом, и ей казалось, что внизу кто-то сносит дверь одним оглушительным ударом. По утрам Клара уже не боялась ни Герцога, ни других вампиров, но ощущение, что должно произойти что-то очень плохое, ни на миг не отпускало ее. Общество городских девчонок не могло успокоить тревогу, но занятость позволяла не переживать минуты одну за другой, а лепила их в часы, которые по какой-то причине оказывались не так тягостны. Клара охотно вызывалась помочь и делала вид, что не замечает, когда на нее перекладывали чужую работу. Светлыми вечерами она отправлялась на прогулку в лес, однако старалась не заходить на восточную окраину, где размещалось новое кладбище, и всё еще избегала прогулок по самой Лантии: боялась, что рано или поздно город поймает ее в свой фантастический лабиринт. В тот безумный день они с Якобом вместе вернулись домой, кое-как отчитались перед взбудораженной Паолой, а потом Клара бросилась наверх и перерыла весь свой скудный скарб, но так и не смогла найти узловатую нить, с помощью которой зачаровала отряд Винса. Впрочем, это было неудивительно: нить наверняка потерялась при стирке, Клара никогда не думала, что она может еще понадобиться. Но как же Глория? Привиделась после бессонной ночи в проклятом доме так же, как и бесконечный лабиринт? Клара не могла до конца себя в этом уверить. Однако прошло уже почти три недели, а Глории в городе она больше не видела. Должно быть, непрошенное воспоминание вторглось в сон наяву так же, как образ Луи — в вызванный Витом люцид. Клара очень старалась не думать о плохом, но это у нее получалось только в компании Нильса и Клауса, которые часто ходили с ней в лес. Слушая, как близнецы весело препираются или запросто обсуждают жизнь в городе — совершенно для нее чужую, — она начинала верить, что просто поддалась унынию и отчаянию, а на самом деле всё будет хорошо. Однако близнецы не всегда могли проводить с ней время: они были то заняты работой, то развлекались с городскими друзьями. Клара не хотела навязываться и в эти дни отправлялась в лес в одиночку. Так было и сейчас. Она сидела на поваленной березе, заклинанием поджигая прутики, когда почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Оглянулась — шагах в пяти стоял человек, смутно знакомый. Пригляделась внимательнее — лицо в морщинах, но явно не старик: каштановые волосы и борода не тронуты сединой. Странное чувство, что до сих пор они виделись только в полумраке. Точно. Хозяин таверны. Судя по всему, мужчина тоже ее узнал: — Здравствуй, — он приветственно поднял руку и подошел на шаг. — Не бойся. Ты ведь девушка-маг, которая живет у Тадео и Паолы, верно? Клара кивнула. — Я Даниэль, управляю таверной. На мгновение тебя за дочку принял. Она куда-то на весь день запропастилась. Лолой звать. Не знаешь ее? Клара виновато замотала головой. Ей в основном приходилось иметь дело с фермерскими девчонками, а с ними родительские дети избегали иметь дело. Если она когда и пересекалась в городе с Лолой, то не помнила этого. Даниэль подошел чуть ближе: — А может… ты могла бы, — он замялся, — ну знаешь… есть какой-нибудь фокус, чтобы поскорее найти ее? У меня, признаться, сердце не на месте. Тысячу раз говорил, чтобы сама в лес не ходила. Кто знает, может, там кровосос беглый прячется… — Хорошо, я постараюсь. — Она поднялась на ноги и отряхнула платье. — Мне придется взять вас за руку. Вы не против? — Да, да, конечно. Клара взяла Даниэля под локоть и закрыла глаза, пытаясь среди новых ощущений отыскать то, что связывало бы отца с дочерью, которую она никогда не знала. — Мне кажется, нам нужно прогуляться… — неуверенно протянула она. — Что? Так Лола и правда в лесу? — Не знаю, — пробормотала Клара. — Думаю, надо прогуляться. Это всё, что я могу сказать. — Хорошо, — быстро согласился он. — Идем. Как тебя зовут, кстати? Клара ответила, и они миновали поваленную березу и вышли на тропинку, ведущую в глубь леса. Даниэль безостановочно говорил — о делах в таверне и о новых постояльцах. Клара знала, что волнение не дает ему молчать, но сама едва могла говорить от напряжения и только время от времени указывала направление. Ее спутник не спрашивал, зачем они свернули с тропы, зачем перешли хилый ручеек, замочив ноги, а затем взобрались на заросший еловым лесом пригорок. Он только говорил — быстро, бессвязно — и иногда смеялся собственным несмешным шуткам. Уже почти стемнело, когда Клара остановилась, обессиленно повиснув на руке Даниэля. — Тебе плохо? — обеспокоенно спросил он.— Не можешь идти? Клара замотала головой. Она могла идти дальше. Она хотела бы идти дальше. Но в этом больше не было смысла. Даже стараясь не смотреть, она не могла не видеть насыпь из сухих листьев — слишком большую, чтобы ее принес ветер. Клара выпустила руку Даниэля и, стиснув зубы, подобралась ближе. Только бы ошибиться, только бы там ничего не было… Она отгребла часть листьев у основания и едва сдержала рвущийся из груди крик, потому что ее пальцы коснулись чего-то холодного и твердого, а затерявшиеся в лесу отблески умершего дня слишком ярко высветили мерцающую белизну тонкой безвольной руки. — Что там? — прошептал Даниэль. Он двинулся к ней, и Клара заставила себя встать на ноги и повернуться к нему. — Ничего. Я ошиблась. Думаю, нам надо пойти к королю.

***

Ночь казалась бесконечной. Клара сидела на кухне, спрятав лицо в ладонях, и снова и снова проклинала себя за нерешительность. Почему она не вернула дочь отцу немедленно? Один ответ: испугалась. Видела много ран и смертей, но подобного — никогда. Эту смерть породила не месть, и не гнев, и даже не жажда крови — нечто куда более отвратительное. И даже если вернуть загубленную жизнь, что делать с преуспевшим злодеем? Какая магия сотрет омерзительный умысел? Почему король не зовет ее? Тогда не постеснялся вызвать ни свет ни заря, чтобы показать обманщицу-оборванку, а теперь как будто забыл. Нужно идти самой. Клара вскочила на ноги и с удивлением уставилась на сидящую рядом Паолу и дремлющего за столом Якоба, который тут же открыл глаза. Она совсем успела забыть, что они рядом. — Не ходи туда, Клара, — сказала Паола чуть слышно. — Я должна. Отпустите. Вы ведь понимаете, что я могу заставить вас согласиться… Паола ничего не ответила, и Клара выбралась из дома и по ночному городу бросилась к ратуше. Она не могла поверить, что проделала этот же путь всего несколько часов назад. Тогда ей хотелось как можно скорее забыть обо всем, и, встретив у таверны Юстуса, она оттащила его в сторону, сообщила об ужасной находке и, поручив Даниэля его заботам, побежала домой, где, не выдержав настойчивых расспросов, всё рассказала Паоле и Якобу. Всё, всё сделала неправильно. Если бы она могла зачаровать себя, чтобы заставить забыть увиденное… Нет, и тогда бы ничего не изменилось. Нужно было остаться, не стоило никому рассказывать, не стоило убегать, ведь тогда не было бы страшного возвращения. Вот уже площадь, каменный король, таверна, ратуша… Тяжелая дверь, влажная прохлада холла, и всего несколько шагов до знакомого зала… — Зачем ты вернулась? Это снова был Юстус — стоял в темноте с масляным светильником в руке. — Ты знаешь зачем. Они помолчали. — Это была она? — спросила Клара. — Дочка хозяина таверны? — Да, тотчас же узнал. — Как? Вы позволили ему смотреть? — А что еще было делать?! — воскликнул Юстус, будто защищаясь, но тут же приуныл: — По правде, я и сам ее узнал. Мы… несколько раз разговаривали. Клара подумала, что сейчас в нем не осталось и следа прежней недоброжелательности. В тусклом свете Юстус выглядел уставшим, несчастным и болезненно бледным. — Это ведь Блас, правда? — Что, других вариантов и не было? — мрачно усмехнулся Юстус, глядя в сторону. — Ты заставил его признаться? — Да. Но, на самом деле, в этом не было нужды. Даниэль сразу сказал, что большой маг всегда недобро на Лолу поглядывал. Сейчас над Бласом немного поработают, и мы его подробно расспросим. Клара стиснула зубы, сжала кулаки. — Неужели он думал, что никто не обнаружит? Никто не узнает? Юстус странно, как будто жалостливо посмотрел на нее. — Но ведь до сих пор у него всё получалось… Возможно, уже долго. Не думаешь же ты, что Лола была первой? Люди появляются и пропадают. Всем плевать, особенно на девчонок… — Ничего, — прошептала Клара сквозь стиснутые зубы. — В этот раз у него ничего не вышло. Я всё исправлю. Юстус всё так же странно на нее смотрел. — Хорошо. Попробуй. Рядом послышались шаги. По коридору шли два человека, тащившие за собой третьего. За ними на некотором расстоянии следовали еще двое. Пленник едва волочил ноги, на голову у него был надет окровавленный мешок. Клара отвернулась. Юстус отворил двери, пропуская процессию в зал. — Идем, — он мрачно кивнул ей, и они вдвоем вошли последними. Люций сидел на том же стуле с резной спинкой, на этот раз он был в короне. Если и удивился, увидев Клару, то не подал виду. Казалось, вовсе ее не заметил. Впрочем, она тоже смотрела на него лишь долю мгновения, а потом ее взгляд упал на Даниэля, который сидел на скамейке у стены, спрятав лицо в ладонях, седины в его волосах как будто прибавилось. А потом… У самого камина стоял стол, на нем — нечто длинное, накрытое белым покрывалом. И теперь Клара не могла смотреть ни на что другое: опустит взгляд — а белое пятно всё еще здесь, закроет глаза — и вот оно, несмываемо маячит на веках. — Может, снять мешок у него с головы? — послышался сзади хриплый голос отца Рауля. Выходит, он тоже здесь. — Нет! — поспешно возразил Юстус. — Пусть глаза будут закрыты… — Глаза! — всхлипнул Даниэль. — Он выбил ей глаз!.. За что? Почему… почему ты сделал это?.. — И за это он лишится обоих! — в ярости выпалил Люций. — Ваше величество! — ужаснулся отец Рауль. — Неслыханное варварство! — Пусть варварство! Никто больше не будет мучить моих людей безнаказанно! Пусть отомстят за все обиды так, как того требует справедливость! Всё равно всей его крови не хватит, чтобы смыть их страдания. Клара обернулась. Юстус сидел теперь рядом с примолкшим Даниэлем, обнимал его за плечи и что-то шептал себе под нос. Король стоял, вцепившись в подлокотник, его лицо болезненно перекосилось. Какая знакомая ярость: та же, что бесконечно мучит Корделию… А в следующее мгновение Клара снова смотрела на белое покрывало, и там, на небольшом остреньком возвышении — должно быть, на носу покойницы — вдруг показалось крошечное темное пятнышко. Оно увеличивалось и расползалось перекрестным узором. Другие люди у нее за спиной заставили преступника говорить, но она не слышала его слов, и кровавый узор по белому полотну расползался в полной тишине. Клара не могла дышать. Что-то во всем этом было мучительно личное — куда более личное, чем если бы та кровь была ее собственной. Ее колени подогнулись, она закрыла лицо руками, но такой знакомый узор по-прежнему расцветал в темноте за сомкнутыми веками. — Эй! Тебе нехорошо? Пойдем? Кто-то помог ей подняться на ноги, повел прочь. — Юстус? — прошептала Клара в темноте, с трудом переставляя ноги. — Ты видел там, на покрывале?.. — Что не так с покрывалом? На нем ничего не было, а ты вдруг уставилась как зачарованная. — Нет, ничего… — Останься здесь, — Юстус завел ее куда-то, усадил на табурет. — Я не могу сейчас уйти, но, как всё закончится, отведу тебя домой. — Нет. — Клара замотала головой. — Мне нужно поговорить с королем. — Может, не стоит? Знаешь, вряд ли что-то получится… — Нет, Юстус, я должна. Пожалуйста. — Хорошо. Он ушел, и постепенно окружающая темнота рассеялась, и вокруг проступили очертания комнаты. Клара ждала с нетерпением и страхом. За притворенной дверью то и дело слышались шаги и приглушенные голоса, и тогда она зажимала уши, чтобы не слышать слов. Наконец Юстус снова заглянул в комнату, и Клара с трудом поднялась на ноги. Не сказав друг другу ни слова, они вместе дошли до тронного зала, где он снова отпер двери, а потом скрылся в темноте коридоре. Клара зашла в зал в одиночестве, поравнялась с Люцием и упала на колени: у нее не осталось сил стоять. — Ваше величество, — выдохнула она, — но где же… покойница? Белого покрывала в комнате больше не было — этого она не могла не заметить. — Зачем она вам? — спросил Люций спокойно. — Хотите взглянуть? Мало своих демонов? Клара вздрогнула, но заставила себя ответить: — Вы ведь знаете, — прошептала она в отчаянии. Люций молчал, и его лицо не выражало ни раздражения, ни гнева, но отчего-то сильно пугало своей мерцающей бледностью, так ярко оттеняющей черноту глаз. — Нет, — сказал он тихо. — Что? — неверяще выдохнула Клара. — Я разочарован, — протянул Люций. — Мне казалось, вы поняли. Никому ничего не сказали, а вчера пришли ко мне, не стали разбираться сами. Оказывается, просто испугались. — Что я должна была понять? — похолодев, спросила Клара. — Так и есть, — мрачно заключил он. — Выходит, счастливое стечение обстоятельств. Не то бы вы уже давно обнаружили свое невероятное умение. Как бы все восхитились, правда? А вы не думали, что было бы потом? — его ледяной голос чуть дрогнул. — Сколько нашлось бы желающих вылечить свои раны, вернуть дорогих покойников? Думаете, вас хватило бы на всех? Как скоро кому-нибудь пришло бы в голову, что ваша кровь целебна, и они растащили бы вас на куски?! — Кровь отвратительна. Она не может быть целебной, — в ужасе прошептала Клара. — Вот как? Но почему-то вампиры поддерживают свое проклятие именно кровью. Думаете, никто бы не додумался повторить? Клара обхватила себя руками и несколько раз глубоко вдохнула. — Я все равно прошу вас позволить мне... Мы можем заставить забыть всех, кто видел тело... — Да, конечно, вы ведь так хороши в этом, — язвительно протянул Люций, и Клара не могла не уловить горького намека. Никогда прежде он так с ней не разговаривал. Неужели всё помнит? Неужели ничего не получилось? — Когда-то вы не сомневались в моих способностях, — напомнила она осторожно. — Я ошибался. Но ведь тогда я не был королем. Повисла напряженная тишина. — Значит, в этом дело? — спросила Клара, не поднимая глаз. — Вы беспокоитесь обо мне? — Конечно, нет! — отрезал Люций с яростью. — Я беспокоюсь о своих людях! С чего вы взяли, что можете решать, кому жить, а кому оставаться в могиле? Жалко стало несчастного отца? А сколько таких, до кого ваша жалость не дотянулась и никогда не дотянется? Если придется выбирать между друзьями и обычными горожанами, которые не вызывают у вас ни интереса, ни приязни, вы долго размышлять не будете. Но я избавлю вас и от выбора, и от любых размышлений! Потому что в моем королевстве только я решаю, кому жить, а кому умирать. У вас нет на это права. Едва сознавая, что делает, Клара поднялась на ноги. — Но у меня есть право, ваше величество. Сама природа дала мне силу. Она же дала мне право применять ее. — Разумеется, — протянул Люций с этой своей новой язвительностью. — А еще она дала силу этому проклятому душегубу, чтобы он мог убить почти любого человека в моем королевстве. Может, я должен позволить ему решать? Клара задохнулась, попятилась: ее как будто ударили кулаком в солнечное сплетение — без предупреждения, безо всякой причины. — Как… как вы можете сравнивать? — спросила она, задыхаясь. — А почему не должен?! — зло выкрикнул он, и Клара поняла: это больше не ее мальчик из башни. Совсем другой человек. Человек ли вообще? Почему чернота в его глазах так глубока, почему расползается так далеко? Говорила же тебе: маленький демон, — злорадно пропела Корделия у нее голове. И Клара зажмурилась, пытаясь отогнать видение. У нее ведь была цель. Она пришла, чтобы… — Ваше величество, — как ни старалась, а чувствовала: голос дрожит, — позвольте, в последний раз… Мне так важно всё исправить. Только сейчас… — Всё исправить? — повторил Люций, выделив первое слово. — Только и умеете, что возвращать мертвых к жизни — сущую ерунду, — а считаете, будто в силах всё исправить. Неудивительно. Как увидеть разницу, если никогда не умирал? Клара опустила голову. Всё кончено. Эта мысль вдруг принесла благостное успокоение. Но смолчать она не могла. — Да, вы правы, не умирала, — сказала она тихо. — Но когда-то — совсем недавно, на самом деле — я вернула к жизни вас, и вы как будто были мне благодарны. Люций резко выпрямился и крепко сжал подлокотники. — Я — Избранный. Тогда вас благословило само провидение, а теперь… — он вдруг запнулся, словно подавился — будто надменность в его голосе надломилась, и осколки застряли в горле — и заговорил сиплым и странно тонким голосом: — Благодарен? Может, и так. Но как? Ведь… на самом деле… вы сначала убили меня. Или уже не помните? Клара открыла рот, не зная, что ответить, и он поднял руку, веля ничего не говорить. — Мы позаботимся о Даниэле. Уходите, — сказал он сипло. Она не стала возражать. Поклонилась и направилась прочь, однако когда уже отворила дверь, окунувшись в более густую темноту холла, Люций позвал ее: — Подождите… Клара обернулась — он сидел, отвернувшись и закрыв лицо рукой. — Они не захотят, чтобы вы все здесь оставались. — Всё в порядке. Я тоже хочу… обратно в Фамбрию. И она выскользнула в коридор и бросилась к лестнице. Клара упомянула Фамбрию наобум — быть может, из желания сказать резкость, — но теперь с удивлением поняла, что действительно хочет вернуться. Мысль о северном море наполняла ее беспричинной надеждой, и, цепляясь за это странное чувство, она как всегда с трудом отворила тяжелые двери и окунулась в прохладу и стрекот летней ночи. На улице было необычно темно, даже после непроглядного мрака, и очень тихо: невидимые насекомые наполняли воздух своей резкой музыкой, от которой тишина казалась плотной, трепещущей. В окнах не было ни огонька, на улицах — ни души. Только на пороге таверны сидел человек. Огонь в руках заливал ему подбородок оранжевым светом, в волосах терялись красные всполохи, но глаз видно не было: они словно утопли в двух озерцах тьмы на озаренном лице. Клара подошла. Вит хлопнул в ладоши, и огонь у него в руках погас. — Он не позволил тебе? Мотнула головой. Он не смотрел на нее, но и сам знал ответ. — Да… Выходит, твоя магия тоже не нужна. Хотел бы я знать, зачем она ему? Клара вздрогнула: опять ужасное сравнение! «Неужели ты не знал? Как мог не знать?» — вертелось у нее на языке. Но спросила она совсем другое. — Ты не мог бы побыть моим проводником? — Разве ты не потеряла интерес? — слегка удивился он. — А хотя… какая теперь разница? Идем. Он отворил скрипучую дверь, и они вместе переступили порог, оказались в пустом зале. Клара облегченно вздохнула: Даниэля здесь еще не было, еще никто не знает, что произошло. Не говоря ни слова, они с Витом поднялись по винтовой лестнице на второй этаж и вошли в темную комнату. Не оборачиваясь, Клара легла на одну из кроватей и вытянула руки. Вдруг он убьет меня сейчас? Найдется ли для меня белое покрывало? Но Вит не собирался ее убивать — он, как и всегда, начал читать заклинание — монотонно, безразлично, но в этот раз его голос никак не смолкал, и ничто вокруг не менялось. Клара не выдержала и открыла глаза. Она стояла в одиночестве в бесконечной темной комнате. Вита тоже не было — только его голос, рядом с которым ей совсем не хотелось оставаться. Куда же идти? Огляделась — кромешная тьма вокруг, но… что это там? Вдалеке маячило белое пятно. Стиснув зубы, Клара направилась к призрачному маяку. Несколько шагов — и голос Вита утонул в бесконечной черноте за спиной, и в тот же миг ее словно окатило ледяной водой. Не хочу идти. Не хочу смотреть. Но ведь дорога всего одна. Никакого выбора. Никогда не было. И она бросилась вперед изо всех сил и остановилась, едва не врезавшись в насыпь из чернильной тьмы, на которой лежало нечто, накрытое белым покрывалом. Легкая ткань слегка колебалась в полном безветрии. Клара подняла руку и замерла. Чего ждет? Все демоны уже здесь. Под белой простыней от них не спрячешься. И она схватилась за край ткани, сдернула с лица покойницы и, даже точно зная, кого увидит, не сдержала крика ужаса. Белые волосы ярко серебрились в беспросветном мраке. Прекрасное лицо было неподвижно и мертвенно-бледно, глаза — закрыты, но Клара не сомневалась, кто это. — Корделия! — всхлипнула она, бросаясь вперед. — Я всё исправлю, любовь моя, — шептала, целуя холодный лоб, нос и белые неподатливые губы. — Тебе больше не придется, клянусь… Корделия… Красные полосы влажно проступили на белой ткани, и Клара в ужасе отпрянула, но только на мгновение, а после придвинулась ближе, накрыла грудь Корделии дрожащими руками, прикрыла глаза, стараясь не смотреть на открывающийся порез на шее… Она не успела собраться с мыслями: за спиной послышались шаги, которые заставили замереть, похолодеть, распахнуть глаза… Как это возможно? Вместо ответа крепкие руки сжали Клару в ледяных объятиях, и это были вовсе не бескостные руки смерти. — Тихо, тихо… — когтистые пальцы переплелись с ее собственными. — Оставь, — прошептала Госпожа ей на ухо. — Позволь. Глупая девчонка должна умереть. Да она ведь уже мертва. — Нет, — всхлипнула Клара, в ужасе наблюдая за тем, как линии кровавого узора утолщаются. Но как могла она вырваться из объятий Госпожи, как могла стряхнуть ее руки? — Теперь я вспомнила, — продолжала Госпожа вкрадчиво. — Как донимала тебя разговорами о цене и плате. А что теперь? Вот она, наша плата. Разве ты не готова на всё, чтобы быть со мной? Так позволь ей умереть. — Но как я могу? — всхлипнула Клара. — Это ведь ваша кровь и ваши раны… На красном полотне осталось всего несколько белых просветов, кровь из перерезанного горла перемазала волосы. Клара отчаянно взвыла, стискивая руки Госпожи, зажмурилась, и тьма под веками пропиталась кровавым маревом. А в следующую секунду она очнулась, крича во всё горло. Вит сидел рядом, зажимая ей рот рукой. — Оказывается, у каждого из нас свои мертвые девочки, — пробормотал он потрясенно.

***

Клара, нервно оглядываясь, шла к площади, а у нее в ушах всё еще отдавалось вчерашнее предупреждение Вита: — Не ходи завтра в город, — сказал он напоследок. — Горожане будут в ярости. Не удивлюсь, если захотят отыграться на тебе. Но Клара не могла оставаться на месте: всю ночь и всё утро, стоило ей остаться наедине с собой, и перед глазами всплывали красные полосы на белом покрывале и окровавленные серебристые пряди. Видения были не единственной причиной. Что-то влекло ее на площадь, звало, будто гомон близкой толпы складывался в ее имя. Услышав звон полуденного колокола, Клара наложила Чары обезличивания и выскользнула из дома. — Эй, почему ходишь по городу в одиночестве? — невесть откуда взявшийся Клаус хмуро глядел на нее из-под козырька картуза. Клара вздрогнула от неожиданности. — Я наложила Чары обезличивания, но… — она беспомощно развела руками. — Мне кажется, — прошептала она жалко, — с моей магией что-то не так… — Не бери в голову, — подал голос догнавший их Нильс. — Это наверняка из-за всего, что творится. Кстати, я тебя не заметил. Смотрю, Клаус куда-то рванул ни с того ни с сего. — Идемте уж, —Клаус взмахнул рукой, накидывая на всех троих общие чары. Как и всегда, рядом с близнецами Клара почувствовала себя уверенней, и всё равно ее ноги дрожали, когда они все вместе выходили на переполненную площадь. Посередине воздвигли подмостки, у края на высоком стуле сидел король, рядом с ним, держа руки за спиной, стоял Юстус, а по правую руку от Юстуса на низеньком табурете сидел Даниэль. Отца Рауля не было. Нильс махнул рукой, и все трое, обогнув толпу, двинулись вдоль стены таверны к рядам рынка, а потом скользнули под навес. Нильс и Клаус первыми запрыгнули на прилавок. Клара колебалась: не одни они догадались наблюдать за происходящим отсюда. На соседнем прилавке сидела ее знакомая Альва, а у выхода, держась за опору, стояла Магда. Однако ни та, ни другая, ни кто-либо поблизости не обратили на Клару и близнецов внимания. Выходит, чары Клауса были достаточно сильны. — Ну что ты застыла? — грубовато спросил Нильс. Он явно нервничал. Вместо ответа она забралась рядом на прилавок и сразу увидела их — двоих, тащивших третьего. На этот раз у Бласа не было мешка на голове, лицо и руки — в ссадинах и кровоподтеках. Где-то в глубине души у Клары шевельнулась глупая слепая жалость, которую мгновенно задушило воспоминание о темном пятне на белом покрывале. На несколько мгновений толпа взорвалась мстительными криками и свистом, кто-то плюнул под ноги преступнику, а потом всё разом смолкло. С крыльца таверны спускался Вит, и все взгляды обратились к нему. — Вот он! Главарь! Тоже душегуб! — визгливо выкрикнул кто-то. Не глядя по сторонам, Вит поднялся на подмостки и поклонился. — Ваше величество. Позвольте сказать. Король смерил его быстрым взглядом. — Говори. — Моя просьба проста, — осторожно начал Вит. — Есть ли смысл убивать человека, который может искупить вину? Я ручаюсь, он выплатит свой долг перед этим городом. — Он признался, что отнял жизни у пяти невинных, — сказал король. — Разве такую вину можно искупить? Даже смерти недостаточно, ведь умереть можно только один раз. Клара похолодела, вдруг подумав, что Вит может вспомнить о ней, но он заговорил о другом: — Но ведь он уже спас куда больше жизней, когда храбро сражался за северные города и за вас, ваше величество. Я готов поручиться, что, если вы окажете снисхождение, то рано или поздно этот человек умрет за вас. — Что-то не похоже, чтобы сейчас он готов был сражаться! — крикнул кто-то в толпе. Послышались неуверенные смешки. — Вы слабаки! — подхватил другой человек хриплым басом. — Мы думали, вы способны на большее! Вит обернулся, и все голоса смолкли. — Вам понадобилась целая ночь, пять человек и умелый маг, чтобы довести его до такого состояния, — заметил он тихо.— И он всё еще на ногах. — О каком маге ты говоришь? — спросил король. — О том, который стоит от вас по правую руку. Ничего не хочешь сказать, Юстус? Даниэль, до сих пор сидевший совершенно неподвижно, дернулся и уставился на Вита дикими глазами. — Да как ты смеешь?! — прорычал огромный парень, стоявший вплотную к подмосткам. — Совсем стыд потерял, колдун? — Порочишь сына на глазах у убитого горем отца! — подхватила темноволосая женщина. — Думаешь, можешь так легко нам мозги запудрить? — спросила старая Эбигайль, одна из работниц больницы. — У нас-то детишек по пальцам перечесть можно было! Юстус и Лола — даниэлевы ребята — на глазах росли! Думаешь, обзовешь мальчика магом, так мы его и не признаем? Клара услышала, как Нильс и Клаус одновременно выругались. Вит на подмостках опустил голову. — Клеветники! Душегубы! — кричали лантийцы. — Убирайтесь обратно в Фамбрию! — Без вас справимся! Ничего-то вы не можете. — Всё с них и началось! — Да-да! Пусть и покойников своих откопают, пока те не восстали кровососами! Король поднял руку, и толпа неохотно примолкла. — Слышишь, Виталиан? Город не хочет, чтобы вы оставались. Вит снова поднял голову, и, когда заговорил, его голос звучал иначе: — Мы нужны тебе, — сказал он глухо. — И ты знаешь об этом. Никто не признал бы тебя без нашей помощи. — Я никогда не нуждался во всех вас, — ответил король. — А теперь не нуждаюсь ни в ком. — Ты не можешь этого знать. Ты нигде не был, ничего не видел. Думаешь, хорошее решение — довериться тем, кто теперь тебя окружает? Король долго молчал, а потом произнес — медленно, с нажимом: — Я был дальше, чем ты думаешь. Видел больше, чем ты можешь себе представить. Видел… чем ты станешь, если я позволю тебе! — на мгновение он не справился с голосом, но потом снова заговорил спокойно: — Я больше не буду говорить ни с кем из вас. Завтра утром маги должны покинуть Лантию. Те, что остаются в Адалле и Тотане, тоже должны будут уйти. Осквернять могилы я не позволю. А теперь уйди, маг, и не мешай нам вершить правосудие! Толпа довольно загомонила. Не говоря ни слова, Вит сошел с подмостков. Люди расступались перед ним, отшатывались в ужасе и отвращении. Весь путь до таверны он проделал, глядя прямо перед собой, и вскоре скрылся за дверью. Двое надсмотрщиков втащили Бласа на его место. Клара сжала руки в кулаки. Она забыла о Магде и близнецах, забыла даже о короле — казалось, на площади не осталось никого, кроме нее и преступника. Она не хотела смотреть, но не могла не видеть — так близко, так ясно. Он поднял распухшее, залитое кровью лицо, и Клара вдруг увидела, что у Бласа большие и ясные глаза — где те щели мутной серости, которые неизменно вызывали у нее отвращение? Она невольно вспомнила другие глаза, еще более светлые. «Когда ты будешь сдыхать, хочу, чтобы это было еще более жалко». Слова, которые Абель сказал Бласу перед смертью. Но, Абель, ты совсем не был жалким. Даже босиком на снегу, даже в залитой кровью рубашке. Ты не был жалким, когда храбрился изо всех сил и, зная вину, отчаянно цеплялся за свои убеждения. Но человек на подмостках был жалок, как побитый ребенок, который не знает, за что побит. «За что судите меня? — говорили серые глаза. — Я был в пять раз сильнее — отчего не мог воспользоваться силой? Если мог сомкнуть на шее пальцы одной руки — отчего не должен был удавить? Почему не должен был ломать кости, если это было проще, чем согнуть сухой прутик? Великий порядок дал мне право, и кто вы, чтобы оспаривать его? Почему мальчишка решает мою судьбу?» Блас взглянул прямо на Клару, и она вздрогнула. Ты ведь слышала короля? Твоя сила похожа на мою. Однажды они будут судить тебя за нее. Нет. Не похожа. По-прежнему не видя никого вокруг, Клара спрыгнула на землю. Она получила ответ, и теперь ей нечего было здесь делать. Она боялась оставаться, боялась заразиться ликованием толпы, боялась, что следующие минуты будут самыми счастливыми за последний месяц. Если позволит себе такую радость, то что-то в ней непременно сломается. И тогда пришло осознание: до конца она еще не сломлена, еще есть за что бороться. И когда Клара бежала по улочке к деревенской окраине, ее наполняло желанное понимание: нет, король был не прав, между ней и Бласом нет ничего общего. Его создал Великий порядок — тот самый злой кумир, владелец игры, о котором говорила Корделия. Но сила Клары — против правил, злой кумир оставил бы ее ни с чем. А значит, где-то когда-то у нее, по крайней мере, был могущественный союзник. Она добежала до поляны у поваленной березы и опустилась прямо на землю, глубоко вдохнула теплый воздух. Скоро придется уйти. Возможно, навсегда. Она не чувствовала печали. А когда за спиной послышались торопливые шаги, не вздрогнула и не обернулась. Конечно. Нильс и Клаус. Кто же еще? Ничего не спрашивая, близнецы сели на землю у нее за спиной. — Подумать только, я ведь доверял ему, — первым нарушил молчание Нильс. — Юстусу? — спросил Клаус. — Бласу. Хотел быть похожим. Таким же сильным, чтобы спасти всех от кровососов. — Так и я доверял. А я ведь умнее. — Не помогло, как видишь, — проворчал Нильс, и снова повисла тишина. — Ты должен был возразить, что это ты умнее, — неловко заметил Клаус. — Не до того, — отмахнулся Нильс. — Говорят, пятерых убил, — не унимался Клаус. — А нашли всего двух. Как думаете, когда найдут остальных? — Надеюсь, никогда, — прошептала Клара. Близнецы ничего не сказали, но она даже спиной почувствовала, как они напряглись. Неужели не понимают? — Сейчас они потерянные, — объяснила она, — а когда найдут, станут мертвыми. Я просто подумала… о себе… Если бы пропала вот так, то предпочла бы, чтобы те, кто месяцами обо мне не вспоминал, оставили всё как есть. Уж лучше остаться потерянной, чем… — Ты это прекрати! — Клаус явно рассердился. — Если бы ты пропала хоть на день — да хоть на час, — мы бы пошли тебя искать… — Конечно, пошли бы! — подхватил Нильс. — И нашли бы, будь уверена! И стала бы ты найденной, а не мертвой… Что это за ерунда вообще? Клара не выдержала. Она обернулась на коленях и крепко-крепко обняла их обоих за шею, так что Нильс и Клаус почти стукнулись лбами. — Можешь уже и отпустить, — прохрипел Клаус после нескольких секунд гнетущего молчания. Клара не вняла просьбе. — Ну что, возвращаемся домой? — спросила она. — Есть ли он у нас вообще? — мрачно протянул Клаус. — Найдем, — решительно заключил Нильс.

***

Они уходили рано утром, но город не спал — должно быть, праздновал счастливое избавление, хоть и очень тихо — люди выглядывали из окон, шептали из-за угла. Только новая королевская стража выпроваживала открыто — толчками и угрозами. Но в насилии не было нужды: магов было всего шестеро, и никто из них не собирался сопротивляться. Отправлялись в той же повозке, на которой Магда и близнецы приехали в Лантию. — Фабула и Ферула? — изумилась Клара, увидев лошадей днем ранее. — Да, я ходил к ним каждый день, — сипло откликнулся Якоб. Тадео и Паола стояли чуть поодаль — вместе впервые за долгое время. И вот теперь повозка с Витом и Магдой уехала далеко вперед, а Клара и Якоб остались одни. Они провели в пути около часа. Сначала близнецы шли с ними, но при каждой их попытке утешить Якоба тот начинал явственно всхлипывать, и братья, пожав плечами, ускорили шаг, оставив его наедине с Кларой. Она тоже не решалась заговорить: еще не пришла в себя от прощания с Паолой, и сама боялась расплакаться, но Якобу, судя по всему, не нужны были слова. Он постепенно успокаивался, пока они вдвоем шли нога в ногу — прочь от Лантии, далеко от своих спутников. Сейчас они никому и ничему не принадлежали. И когда расстояние и жаркий воздух лишили лантийские дома четких форм, превратив в недосягаемый фантастический город, в вышине прокатился протяжный звон — всего один удар, сразу смолк, так что и не угадаешь, был или не был. Клара остановилась, приложила руку козырьком ко лбу — она не могла разглядеть звонаря, но надежда, родившаяся в первое мгновение, вдруг сменилась почти уверенностью. Мальчик из башни всё же не стал ни маленьким демоном, ни злым королем — он всё еще в башне. Казалось, Якоб подумал о том же. — Как думаешь, король позволил бы тебе остаться? — спросил он. — Нет, — ответила Клара. — Но я бы и не захотела. Знаешь, всё вспоминаю, как ты обещал свозить меня на побережье. Возможно, недалеко от Нулльмара есть такой берег — матовая синева, голые скалы, и лишь кое-где клоки жесткой серой травы… Резкий обрыв и рядом спуск к морю, которое вблизи темно-серое из-за черных камней у берега. — Да всё побережье такое, — пожал плечами Якоб. Клара замотала головой. — Нет, такой берег только один. Поможешь найти? Удивленный Якоб улыбнулся и кивнул, а Клара снова перевела взгляд на башню, вскинула в руку в прощальном жесте, который загадочный звонарь всё равно не мог увидеть, а потом закрыла глаза, пытаясь угадать. Иногда ей казалось, что у нее тоже есть дар Корделии. Если крепко зажмуриться, прогнать все страхи и надежды, то можно увидеть, куда именно несет их всех круговерть событий, подгоняемая неумолимым временем. Иногда. Но не сейчас. Увидит ли она еще когда-нибудь мальчика из башни — кем бы он ни стал? Палящие лучи солнца разгоняли всезнающую тьму за плотно сомкнутыми веками, и та не давала ответа.