Красный звон тишины

Прошла неделя, но Клара будто и не вернулась в привычную, единственно настоящую реальность, так и осталась за порогом, за которым теснились самые жуткие кошмары. В первый день, сто двадцать восьмой День Аутодафе, она не вставала с кровати, сославшись на болезнь, однако быстро поняла, что в одиночестве голоса демонов звучат нестерпимо громко. Они доносились сразу со всех сторон и изнутри и нашептывали одно и то же. Снова и снова. Корделия мертва. И больше ничто не имело смысла. Мир съеживался, отвергая всё, кроме беспробудного кошмара, заключенного в двух этих словах. А потом и они исчезали, размазывались бесконечным повторением… Но каждый раз, стоило погрузиться в отупляющее неверие, и что-то невесомое — легче страшных мыслей и слов — касалось руки. Клара замирала и медленно переводила взгляд на стену, где к ее тени — вытянутой, заостренной, колеблющейся в такт чахоточному пламени свечи — склонялась тень кошки, обитательница той же искаженной, бесцветной и изменчивой реальности. Чернильный хвост чуть колебался, уши приподнимались, можно было различить даже прозрачные нити усов. Если придвинуться ближе, два темных силуэта пересекались, но в мире плотных вещей Клара оставалась одна. Нет, Серпенты не было рядом. После того как последний клочок Оливийского сада ушел под воду, кошка осталась с Корделией. Но как же так? Это ведь Госпожа нашла ее после резни в Городе магов. Серпента остается с Госпожой вот уже сто двадцать восемь лет. И они вместе покинули Клару тогда, в Королевском лесу. Но кем была Госпожа до Клары и в какой момент она утратила свое имя? А что, если для Серпенты ничто не изменилось и именно с Корделией она и провела все эти годы? Но ведь… Корделия мертва. И всё повторялось снова. Клара не могла плакать. Она снова и снова замирала в предчувствии очередной волны отчаяния, но знала: ей не откупиться слезами, теперь нельзя отворачиваться от боли, потому что именно в ней скрыт последний, самый важный ответ. Выдержав день кошмарного одиночества, Клара вернулась к привычной жизни. В однообразной суете голоса демонов приглушались, хоть и не смолкали полностью. Всё же иногда горе обрушивалось на нее с прежней силой, и она сгибалась под непосильной тяжестью, прижимала руки к груди: казалось, с каждым ударом сердце надрывается, разваливается на куски, чтобы в конце концов превратиться в кровавые ошметки. В эти минуты Клара не могла ни о чем думать, но ее глаза привычно оглядывали стены и пол, где среди теневых узоров непременно обнаруживалась пара острых кошачьих ушек. И этого было достаточно, чтобы боль чуть утихла, а сердце вновь стало целым. Те, кто оказывался поблизости, обеспокоенно спрашивали, что с ней, и Клара, улыбаясь через силу, уверяла, что всё в порядке. И действительно, с каждым разом приступы проходили всё легче и случались всё реже. Однажды вечером ведьмы собрались вокруг костра на восточной окраине деревни, разговаривали и пили приготовленные Арселией отвары. Клара едва слушала: привычно искала среди трепещущих теней острые кошачьи ушки. Серпента, будто подыгрывая, едва выглянув, вновь ныряла в океан тьмы. В очередной раз тень кошки не появлялась слишком долго. Почувствовав, что продрогла, Клара сделала обжигающий глоток, и одновременно ее щек коснулся мягкий холод, почти сразу растекшийся ледяными каплями. — Какой же сегодня день? — спросила она, ловя на ладонь крупные снежинки. — Пятое ноября, — ответил кто-то — издалека, из темноты. Пятое ноября... Неужели прошел целый месяц, а она всё еще жива? Ведь в тот ужасный миг пробуждения казалось, что и часа не выдержит, но прошел месяц, а боль не только не поглотила — отступила, обмельчала. Клара оглядела собравшихся, с внезапной полнотой осознав: другие люди — как же они близко, их существование не стерлось, даже не поблекло, они всё еще здесь, а значит… Что же? Демоны молчали, зато огромная кошачья тень вытянулась по стволу вековой сосны — у всех на виду. Клара едва не выронила кружку, стала беспокойно озираться — женщины как ни в чем не бывало продолжали разговор. Никто ничего не заметил, как и десятки раз до сих пор. Тень Серпенты тем временем разрослась во все стороны, побледнела и исчезла, но незаконченная мысль так и осталась висеть в студеном воздухе. В конце ноября небо плотно заволокло белесыми тучами, и холод просыпался на город, деревню и лес, сгладил неровности и стер границы. После двухдневного снегопада острые солнечные лучи изорвали в клочья порожние тучи, и, когда Клара вышла утром на крыльцо, мир предстал перед ней однородно гладким, белым и блестящим. Она дошла до засыпанной снегом площадки. Сидя на пне, рассеянно рисовала веткой узоры на снежной глади и наблюдала за тем, как Серпента резвится, охотясь за несуществующей жертвой. Как и прежде, тень кошки не подчинялась солнечному свету: она разрасталась и сжималась, густела и бледнела по собственному хотению. Будто в полусне, Клара снова и снова обводила один и тот же круг, и вдруг ветка, коснувшись земли, переломилась и выпала из дрожащих пальцев. Рядом с темным кошачьим силуэтом мелькнуло нечто еще более тонкое и эфемерное, будто бы тень от тени — взмах руки, от которого осталось движение, но не образ. Видение держалось на снегу всего долю мгновения, но даже усомнись Клара в собственных глазах, ее сердце всё равно знало бы правду. — Госпожа! — выдохнула она, падая коленями в снег и сминая узор. — Госпожа… Но ее руки загребали только растекающийся холод. Нет, Госпожа слишком далеко. Она с Серпентой, настоящей живой Серпентой, которую нашла в Городе магов в ту ужасную ночь, когда… Клара сжала в кулаке очередную пригоршню снега. Она услышала их: шаги — настолько тихие, что окружающее безмолвие показалось клокочущим, гудящим. После долгого затишья демоны-мучители вновь подбирались к ней, но на этот раз Клара их опередила. — Нет, — сказала она вслух, разжимая холодные мокрые пальцы. — Корделия не мертва. Конечно. И почему ей понадобилось так много времени, чтобы понять это? Корделия вовсе не умерла. Нет, она сделала ровно то, что обещала: ждала Клару — так долго, с того самого дня, когда очнулась на кровавом снегу, — защищала Клару, всегда выбирала только Клару... Гул пустоты смолк, впуская живые звуки, и вокруг больше не было демонов. Плащ промок, но Клара не спешила подниматься. Казалось, пошевелись она, и благостное понимание ускользнет, растворится в светлеющем и оживающем мире, и она закрыла глаза, пытаясь удержать внутреннюю тьму. Неужели она думала, что способна изменить давно свершившееся и стереть добровольную боль Госпожи? Неужели всерьез намеревалась обесценить великую жертву? Как глупо, как бесконечно самонадеянно. Возомнила себя отмеченной печатью избранности, а между тем ее задача всегда была проста: она должна вернуть Госпоже имя, а Серпенте — тень. Только и всего. Клара открыла глаза, и яркий свет ожег их. Как же долго она была во мгле, но теперь, когда туман прошлого рассеялся, цель казалась близкой, слепяще ясной. Тяжесть несбывшегося больше не давила на плечи, и, поднявшись на ноги с давно забытой легкостью, Клара поняла: судьба разжала свои тиски. И пусть снег занес все дороги — в бескрайнем свободном мире любой путь будет верным. Отчего деревня прежде казалась такой тесной и мрачной, бездонное небо — нависающим, а скрывающий тысячи тропинок лес — ведущим в никуда? Клара удивленно оглядывалась по сторонам, а кошачья тень, беспрестанно меняясь, скользила у ее ног по смятому снегу.

* * *

С этого дня Клара стала пристальнее наблюдать за Серпентой. Днем не могла выдержать и пары минут без того, чтобы не начать отыскивать кошачий силуэт в царстве обыденных теней, а по ночам часто просыпалась, сжимая в руке платок с именем кошки, и при свете наспех зажженной свечи осматривала комнату: рядом ли ее бесплотная охранница, ее единственная связь с Госпожой. Серпента появлялась далеко не всегда, иногда она надолго отправлялась в плавание по океану тьмы, а возвращаясь, становилась ярче и смелее в своих превращениях, будто глубже прорастала в чуждую для нее реальность. Клара догадывалась, что тень питается ее вниманием, а быть может, и жизненной силой, но и не думала сопротивляться. Изменчивый клочок темноты стал ее маяком, и Клара ждала, какой путь он ей укажет. Несмотря на все старания, ей больше не удавалось увидеть Госпожу. Однако в начале декабря наблюдения принесли другие, неожиданные плоды. Клара проснулась тогда посреди ночи в странном волнении и привычным движением зажгла свечу. Серпенты не было; за окном выл ветер. Оранжевый свет не давал тепла, а заоконная стужа, просачиваясь в дом, не касалась голых рук, и казалось, это не платок холодит ладонь, а потусторонняя прохлада, исходящая из самого сердца Клары, вытекает на ткань из кончиков пальцев. В полусне она села на постели и коснулась лба. Знакомая тяжесть. Но ей ведь ничего не снилось сейчас. Точно ли? Зажмурилась — ни один призрачный отголосок не вытеснил рыжеватую темноту. Но прикосновение казалось таким реальным. И было еще что-то... Не размыкая век, Клара опустилась на подушку и поднесла платок к губам. Что ее разбудило? Так ли уж важно? Ночь разбавляла смятение сонной негой, но тяжесть на лбу не уходила, будто холодные губы всё еще касались кожи. Клара не хотела открывать глаза и не находила сил подняться, чтобы затушить свечу. Впрочем, зачем? Пусть горит всю ночь. И тогда тень Серпенты сядет рядом, когда вернется, и при тусклом пламени будет до рассвета охранять сон хозяйки. Однако тень кошки не показалась и наутро, что было весьма странно. Серпента и до сих пор нередко отлучалась, но никогда еще не отсутствовала так долго. Клара провела весь день в тщетных поисках и к вечеру уже была сама не своя. Не желая обнаружить беспокойство, она заперлась в домике и принялась ходить из угла в угол, пытаясь отогнать страшную мысль: тень кошки, отторгнутая враждебной реальностью, ушла навсегда. И в тот самый миг, когда Клара полностью уверилась в верности догадки, на стене домика рядом с ее тенью мелькнули острые кошачьи ушки. Серпента вернулась. Тяжело дыша, Клара села на пол и подтянула колени к груди. От облегчения у нее кружилась голова, и она далеко не сразу заметила странную рябь вокруг кошачьей тени: Серпента словно парила в воздухе, а вокруг трепетали взвихренные разводы. После минутного замешательства Клара на коленях подобралась к стене и дрожащими руками коснулась призрачной зыби. Тем временем тень кошки, обретя опору, съежилась, еще больше отощав. Вода. Сомнений быть не могло. Клара прислонилась лбом к промерзшему дереву, и забытый сон разлился у нее в голове шепотом морского прибоя: — Нет, я больше не хочу, чтобы ты плакала обо мне, любовь моя. Клара отпрянула, рывком вскочила на ноги. Она еще не осознала, что именно произошло, но сердце уже всё поняло и теперь колотилось так сильно, словно хотело разбить грудную клетку и вырваться — вперед, на волю, к Госпоже… К Госпоже? Клара согнулась, задыхаясь, и обхватила себя руками. Невозможно. Неужели Госпожа и Серпента были здесь прошлой ночью? Неужели тень кошки провела прошедший день со своим источником? С Госпожой? Но почему же, почему Госпожа ушла? Теперь, когда всё сбылось и судьба скинула с них обеих затягивающуюся петлю? Как можно было прийти в дом Клары, чтобы снова ее покинуть? Клара судорожно терла лоб, и ей казалось: она чувствует под пальцами царапинки, оставленные клыками Госпожи. Нет, не может быть. Наверное, ссадила кожу о деревянную стену. Это ведь глупо, невероятно… Но как забыть прохладу бескровных губ, как заглушить настойчивый шепот? Я больше не хочу, чтобы ты плакала обо мне. — Это не вам решать! — Клара в ярости саданула кулаком по стене, и острая боль в костяшках вернула ее в чувство. Нет, она не проведет эту ночь, задаваясь одним и тем же вопросом снова и снова только затем, чтобы в конце концов захлебнуться неразрешимой горечью. Неважно, почему Госпожа так поступила, Клара отыщет ее и заставит одуматься. Она ведь точно знает, где искать: у скалы рядом с рыбацкой деревушкой. Госпожа вернулась туда, и верная Серпента, как всегда, последовала за ней. Клара должна найти их обеих. Она накинула плащ, подхватила подсвечник и бросилась вон из домика. Наверное, ранняя зимняя тьма принесла с собой раннюю сонливость, потому что деревня опустела: всю дорогу — ни голосов, ни смеха, только стук сердца и скрип снега под ногами. Повинуясь бессловесному магическому порыву, дверь конюшни распахнулась сама собой. Клара зажгла потухшую свечу и бросилась к ближайшему стойлу. — Ферула! Пламя колебалось в темно-коричневых глазах, ноздри раздувались, лошадь нервно переминалась с ноги на ногу и пятилась от незваной гостьи. — Пожалуйста. Мне нужна твоя помощь, — пробормотала Клара, немного смущенная холодным приемом, ведь Ферула как будто успела к ней привыкнуть. Неужели теперь придется заставить ее повиноваться? Однако стоило коснуться лоснящейся шерсти, и Ферула покорно сникла. Будто в полусне, Клара надела на лошадь седло и верхом выехала в ночь — безлунную, безлюдную, беззвучную. Когда деревушка осталась позади, Клару охватили сомнения. Куда она держит путь? К скале у рыбацкой деревушки, потому что Госпожа там… Но как это возможно? Что именно показали обманчивые тени? Прежние доводы теперь совсем не казались убедительными. Что, если Клара идет сейчас не навстречу Госпоже, а бежит прочь от нее? Что, если не сможет добраться в одиночку и навсегда заплутает во внезапно разыгравшейся метели? Она натянула поводья и огляделась по сторонам. Впереди и за спиной — одна и та же снежная тьма, кругом — ни движения, ни звука. Серпента исчезла, потерялась в бескрайней тени, но призрак холодного поцелуя не растворился в морозном воздухе. Клара коснулась лба дрожащими пальцами, и решимость вернулась к ней. Нет, всё верно, ее путь ведет к морю. Все дороги кончаются у моря. Она дернула поводья. Должно быть, для лошадиного взора темень не была такой уж непроглядной, потому что Ферула сама выбралась на дорогу и уверенно бросилась вперед. Через несколько минут и Клара начала различать в сплошной тьме очертания домов близкого города. От снежной пелены вверх поднималось сияние — такое тусклое, что совсем не разбавляло мрака, но удивительным образом обнаруживало линии и формы дремлющего мира. И того, что не дремал, наблюдал… То и дело тьма вздрагивала и вздувалась, будто что-то пыталось вырваться из нее, вынырнуть на поверхность, но Ферула успевала проскочить до того, как расползающиеся сгустки обретали форму. И Клара крепче цеплялась за ее гриву, втягивала холодный воздух сквозь стиснутые зубы и, в который раз не сумев сдержаться, оглядывалась по сторонам. Потому что один образ никакая тьма не могла удержать: высокая тонкая фигура, мягко серебрящаяся в полном мраке, снова и снова появлялась чуть позади или вдалеке, но стоило обернуться или вглядеться, и она растворялась, чтобы через минуту вновь мелькнуть в мутной недосягаемости. Сердце колотилось о ребра, будто, раздосадованное недостаточно скорым лошадиным бегом, хотело броситься наперегонки. Клара снова и снова подгоняла Ферулу, и та начала выдыхаться. Чем дальше от города, тем глубже ее ноги увязали в сугробах. Лошадь раздувала ноздри, шумно втягивала воздух. Руки Клары скользили по взмыленной шее, но стук сердца заглушал голос совести. Даже если она упадет, я смогу вернуть ее. Нет ничего необратимого. Кроме… И сердце пропускало удар на этом «кроме», и Клара снова гнала вперед. Исступленный бег не мог прогнать желанный и мучительный образ, но приливающая к голове кровь не оставляла места сомнениям. А потом всё закончилось. Пошел снег, и стало очень тихо. — Стой, стой, — пробормотала Клара, припадая к шее Ферулы. — Куда ты так бежишь? Разгоряченное лошадиное тело согревало ноги, но мокрая грива быстро индевела, слезы остывали у Клары на щеках. — Не плакать больше… говоришь? — всхлипнула она, вытирая лицо рукавом. Пустота. Некому услышать, не от кого бежать. Видения растворились, как обрывки снов при пробуждении. Что прогнало их? На темном горизонте рассвет даже не угадывался. Тьма будет господствовать еще много часов, прежде чем лучи подсветят белые тучи, но так и не коснутся земли. Однако Клара чувствовала: самый темный час, час, когда сбываются мечты и проклятия, миновал. — Давно пора отдохнуть, правда? — она потрепала Ферулу по шее, в последний раз вытерла слезы и спешилась. Клара привязала лошадь к суку сосны, собрала сухие ветки и развела костер. Она долго грела озябшие руки, чувствуя: время течет сквозь нее, выливается нескончаемым потоком, точно кровь из глубокой раны. Но продолжить путь сейчас нельзя. Феруле нужен отдых, и ей тоже нужно прийти в себя: море уже близко, а к холодной безмятежной воде лучше не приближаться в горячечном исступлении: вдруг обманчивая глубина вновь захочет увлечь ее — теперь уже на холодное каменистое дно. В этот раз — навсегда... Ничего. Они могут позволить себе передышку: даже тусклый солнечный свет должен хоть немного задержать Госпожу, а им с Ферулой он не страшен. Клара спрятала лицо в так и не согревшиеся ладони. Уже сейчас она знала: всё потеряно, что-то не так, что-то она упустила. А еще знала, что не повернет назад: слишком долго искала ту дорогу, по которой сможет пройти вместе с Госпожой. И пусть теперь придется бежать следом, а дорога в конечном счете приведет в никуда, Клара не собиралась с нее сворачивать. Только не по своей воле. Она дышала зимней ночью и дымом костра, пока жар в груди не остыл, а ладони не согрелись, а потом вглядывалась в бледные тени, пока пламя не погасло. Серпента так и не появилась. Они с Ферулой по-прежнему были одни. — Теперь мы поедем медленнее, — пообещала Клара, взбираясь в седло. — А после остановимся в той деревне, где были с Якобом, помнишь? Даже неспешным шагом они быстро достигли моря. Вода серебрилась во мраке и чуть волновалась в безветрии: холод не смирил ее, лишь четче обозначил границу белой каймой. И Клара подумала: наверное, темные глубины скрывают свой собственный источник тепла, света и жизни. Сейчас море казалось замкнутым и безразличным, и Клара тоже не хотела открывать ему свои секреты. Теперь желанная встреча могла свершиться только по эту сторону воды. Они с Ферулой свернули на лесную прибрежную тропу и продолжили путь в медленно светлеющей темноте. Наконец мрак сменился сероватой хмарью, и Клара поняла: утро наступило, светлее уже не станет. Разве такой пасмурный день задержит Госпожу надолго? — Давай пойдем чуть быстрее, — пробормотала она, слегка дергая поводья, и сомнения — тяжелее и мрачнее серых туч — снова нависли над ней. Куда заведет тропа отчаяния, указанная тенью-призраком? Серпенты по-прежнему не было, чтобы дать подсказку, и Кларе ничего не оставалось, кроме как крепче сжимать поводья замерзшими руками. Скоро холод и затекшие ноги немного отвлекли ее от тягостных раздумий. Когда боль стала невыносимой, Клара спрыгнула на землю, чтобы кровь хоть немного прилила к ступням. Переминаясь с ноги на ногу, она рассеянно огляделась и увидела: из-за неплотной стены деревьев к небу поднимаются белые струи дыма. Неужели они добрались так быстро? Утопая в сугробах, Клара поднялась чуть выше по склону и убедилась: вот она, рыбацкая деревушка. На улочках было необычно шумно и людно, и ей совсем не хотелось туда. Вместо этого она привязала Ферулу у спуска, а сама направилась вниз — к скале. Клара знала: Госпожи здесь нет, однако сердце всё равно замирало в груди, дыхание сбивалось: быть может, на скале ее ждут хоть какие-то ответы. Она с опаской подобралась к краю и глянула вниз — вода оставалась далекой и безразличной, больше ничего не обещала, больше не манила. И Клара отвернулась от нее. Безумные видения остались в ночи, но ей было довольно и своих призраков, и она видела, точно наяву: вот десятилетняя Корделия, спрятавшись за скользкими камнями, наблюдает за рыбацкими детьми — обида, месть, триумф, вот — девять лет спустя — Корделия смотрит на обманчивую воду, готовая весь мир отдать за свои мечты, а вот Госпожа — совсем рядом, плечом к плечу с Кларой, но не видит ее — пришла, чтобы отдать свои мечты за… За что? Клара вдруг поняла: не только ее мир кончается здесь — Корделия тоже никогда не уходила дальше этой самой скалы, не переступала черты, разделяющей судьбу и неопределенность. И вот теперь, когда выбор появился, она не колеблясь оставила позади свое прошлое, дом, Клару… Забрала только Серпенту. Но кто же она теперь, за пределами их общего мира? Какое имя носит? Какого цвета ее глаза? И если вдруг их пути — где-то там — чудесным образом пересекутся, узнают ли они друг друга? Клара не сразу поняла, что стоит на коленях, задыхаясь и спрятав лицо в ладонях. Откуда-то слева доносилось тихое ржание Ферулы и гомон голосов из деревни. Почему так шумят? Что-то не так. — Клара! Она рывком вскочила на ноги и налетела на Вита, в ужасе отпрянула, оступилась и едва не упала. — Осторожнее! — Вит схватил ее за руку. — Что… что ты здесь делаешь? — Клара вынужденно цеплялась за него, чтобы удержаться на ногах. — Разве не я должен это спрашивать? — устало поинтересовался Вит. Он беспокойно огляделся по сторонам. — Как хорошо, что успел. Я боялся, что ты уже в деревне. — В деревне? — Клара повернулась к лесистому склону. Теперь она отчетливо слышала громкие выкрики и суматошную беготню. — Что происходит? Вит с минуту всматривался ей в лицо, темные глаза казались совершенно черными. — Случилось то, чего фамбрийцы так долго боялись, — медленно начал он. У Клары к горлу подкатила тошнота. Ей нестерпимо захотелось стряхнуть с запястья его руку и броситься прочь — куда угодно, хоть в море. — Кровососы — по крайней мере, один из них — пересек границу, — сказал Вит тем же ровным бесцветным голосом. — Наведался в деревню прошлой ночью. Вот Клара и получила ответ. Совсем не так, как рассчитывала. — Слухи уже разнеслись, — продолжал Вит. — Жертвы ничего не помнят, но кровь на простынях, укусы — всё указывает на вампира. Кроме того, неподалеку нашли коня, до смерти перепуганного и тоже со следами укусов. Видимо, его недавно украли в городе. Значит, прошлая ночь. Много часов форы и такой пасмурный день. Тоскливая беспомощность накатила на Клару. Если бы Вит отпустил ее… И тут она поняла: он больше не держит ее — стоит в паре шагов, засунув руки в карманы плаща. Как странно. Казалось, невидимые пальцы или, может быть, веревки всё сильнее смыкаются на запястьях, щиколотках, шее… Клара поднесла руку к горлу, пытаясь ослабить несуществующую бечеву, и, к ее удивлению, дышать стало легче. Вит бросил на нее быстрый взгляд и отвернулся: — Идем скорее. Мы стоим на виду. Мой конь в роще неподалеку. Заберем твоего и попытаемся скрыться. Он направился к склону, у которого, нервно переступая с ноги на ногу, их ждала Ферула. «Бежать», — затихающим эхом напомнил внутренний голос, но и силы, и решимость покинули Клару. Куда девалось недавнее отчаяние? Гнетущее безразличие, в тысячу раз более мучительное, сковало по рукам и ногам. Словно по принуждению, она поплелась за Витом. Он, не оборачиваясь, подошел к Феруле, на мгновение накрыл ее глаза ладонью и взял под уздцы: подчинил своей воле, чтобы не создавала проблем. Уж не сделал ли он то же самое со мной? Вопрос затих бессмысленным, не требующим ответа эхом. — Ты в порядке? Клара вздрогнула под неподвижным взглядом Вита. — Д-да, — она поспешно кивнула, и ее затрясло от изнеможения и холода, голодная тошнота снова подступила к горлу. — Не беспокойся. Мы сейчас согреемся, перекусим и вернемся в лагерь в обход деревни. По-прежнему держа руки в карманах, он отвернулся и начал подниматься вверх по занесенной снегом тропе. Клара следовала за ним, с трудом переставляя ноги. Сугробы казались ужасно глубокими: сделаешь неверный шаг — и с головой уйдешь в белый холод… — Садись, — Вит кивнул на невесть откуда взявшийся пень. — Я разведу костер. Клара послушно села и, щурясь, наблюдала, как он привязывает Ферулу рядом с сивым жеребцом. Тот походил на призрак, окрасом сливаясь со снегом и застилающей глаза мутной дымкой. — Костер… — повторила она. — Нас ведь могут обнаружить. — Не беспокойся. Я наложу чары от посторонних глаз. Но если и обнаружат, от деревенских мы сумеем уйти. — А нулльмарцы? Они теперь захотят нас выгнать? — Выгнать? — Вит укладывал сухие ветки. — Может, и захотят. Но, знаешь, желания далеко не всегда совпадают с возможностями. — Значит, мы не уйдем из Фамбрии? — Пока не могу сказать. Голос Вита долетал откуда-то издалека, голова кружилась. Клара закрыла глаза, вцепилась руками в пень и занозила палец. Боль на мгновение вернула ей ясность мысли. — Когда ты узнал, что я ушла? — В тот же момент. — Что? Тепло коснулось ее озябших ног, тьма за сомкнутыми веками приобрела оранжевый оттенок. — Сегодня утром, говорю, — поправился Вит. — Встал рано, решил обойти деревню и увидел, что твоя дверь нараспашку. А потом уже гнал изо всех сил. Неужели показалось? Повисло молчание, нарушаемое лишь треском костра. Дым щекотал ноздри едким теплом. Откуда он узнал, куда я направляюсь? Клара насилу разлепила глаза. С минуту картина зимнего леса расползалась белыми пятнами на черном фоне. Стволы деревьев, серое небо, снежная поляна — одноцветный пейзаж разбавляло только пламя костра и волосы Вита, но и на них Клара смотрела словно через полупрозрачную пелену мрака. И всё же заметила: на снегу трепещут до сих пор скрытые от глаз тени, и среди расплывчатых фигур четко выделяются до боли знакомые кошачьи ушки. — Ты сказал, вампир оставил коня? А другого не взял? — Об этом я ничего не слышал. Выходит, Госпожа отправилась в путь пешком, а значит, не могла уйти далеко. Быть может, она прямо сейчас скрывается где-то совсем рядом. Клара сделала глубокий вдох, вскочила на ноги и бросилась прочь. Она бежала к неясной цели, не дыша и не оборачиваясь, в ожидании неминуемой погони сердце колотилось как безумное. Голые стволы, случайные кустарники… Только бы затеряться в гуще деревьев, но чем дальше, тем реже лес — ни укрытия, ни передышки. Где же Вит? Ни шагов, ни окрика. Да и собственные ноги ступают бесшумно, не вязнут в сугробах, а кусты и деревья услужливо расступаются при приближении… В замешательстве Клара обернулась и в ту же секунду на полном ходу налетела на что-то твердое, упала навзничь, оглянулась и ошарашенно уставилась на непреодолимую преграду, невесть откуда выросшую на пути. — Корделия! — прошептала она, и выдох освободил скопившуюся в груди боль. Неужели нашла? Это ведь точно Корделия — отчего-то босая, в том своем туго затянутом зеленом платье, такая же невозможно прекрасная, как всегда. Впрочем, нет: правая часть лица скрыта в тени, скопившаяся в глазнице темнота расползалась по щеке сеткой чернильных венок. Внутри у Клары всё замерло, затихло: ни ужаса, ни боли, ни радости — пустота. Нет, это вовсе не Корделия. И вовсе не Госпожа. — Что ты здесь делаешь? — спросила не-Корделия холодно. Она стояла очень высоко, очень ровно и, спрятав обе руки за спиной, явно не собиралась помогать. Клара глубоко вдохнула, и холодный воздух наполнил внутреннюю пустоту горячей яростью: уж больно всё это напомнило недавнюю встречу с Витом. — Хочешь знать, что я здесь делаю? — Клара попыталась встать на ноги, но это оказалось невозможно: разномастный взгляд фантома словно пригвоздил к земле. — Я должна была остаться, правда? Больше никогда не плакать о тебе? Нет! Я предпочту помнить обещание, которое дала в Королевском лесу. По крайней мере, ты просила о нем, глядя мне в глаза, а не шептала, прокравшись ночью, как… как распоследний вор! — Вор? — возмущенно переспросила не-Корделия, и правая половина ее лица потемнела еще больше. Чернота полилась по шее под ворот платья — к правой груди. — Это я-то вор? Ты! Ты забрала у меня всё! Из-за тебя я всё потеряла! Но Клару было не так-то легко смутить. — Ты отняла у меня больше, чем всё! — прошипела она с ненавистью, глядя на фантом снизу вверх. — У меня никогда ничего не было, и ты дала мне надежду, только лишь чтобы снова и снова отбирать ее. Ты заставила меня поверить, что любишь меня, только затем, чтобы снова и снова оставлять меня, чтобы в конце концов выбросить меня как забытую игрушку! Лицо фантома исказилось болью, черная паутина проросла глубже, дальше, расползлась по высовывавшейся из-под платья ступне. Не-Корделия подалась вперед. — Ты правда так думаешь? — прошептала она. — А что же мне думать? — всхлипнула Клара. — У тебя больше не было причин уходить, но ты снова ушла. Почему, Госпожа? Почему вы ушли? Почему смотрите сейчас с таким презрением? Вы больше не любите меня! Вы никогда меня не любили! Фантом странно, неестественно дернулся, и в следующий миг уже стоял на коленях рядом с Кларой, вплотную приблизив к ней изуродованное лицо. — Почему ты слушаешь его? — спросил он вполголоса. — Почему не слушаешь меня? Даже не помнишь, что говорил тот мальчишка… — Мальчишка? — переспросила Клара. — Какой еще мальчишка? — Тот, который в крови. Тот, который у тебя в долгу. Темнота разлилась по лицу фантома, поглощая его целиком вместе с заснеженным лесом и Кларой. И когда стало темно и тихо, издалека донесся слабый, умирающий голос. — Ну конечно же, я люблю тебя. Просто... просто я ненастоящая. Клара вынырнула из мрака, захлебываясь слезами. Теперь она лежала в полутьме на холодном дощатом полу. Фитиль лампы — единственного источника света — бесновался за тусклым стеклом, и в такт ему на измазанных стенах плясали бледные тени. А еще был звук. Кап… кап… кап… Кто-то сидел по правую руку — бледное лицо разбито в кровь, светлые волосы спутаны и окрашены красным, в бесцветным глазах — отблески пламени. Кап-кап-кап. Всё это уже однажды происходило. — Абель? — прошептала Клара. — Почему ты здесь? Абель как будто не слышал. Он что-то быстро говорил, не обращая внимания на текущую из носа кровь. Клара подобралась ближе и прислушалась. — Вы когда-нибудь слышали про первого мученика крови? Господа не могут покинуть Люцидию, потому что тогда с ними случится то же самое. Именно здесь находится то, что их держит, то, что дало свершиться обряду. Источник, он всё еще здесь. И до сих пор не исчерпал себя. Господа не могут уйти от него. — Источник? — повторила Клара. — То, что дало обряду свершиться? Нет, та, что дала обряду свершиться… Ее больше нет в Люцидии. Значит ли это, что чары спадут? Госпожа вовсе не была заперта в клетке, и теперь она поняла это. Однако никто из господ не знает, что время пришло. Скоро проклятие будет разрушено. — Наконец до тебя дошло, — презрительно протянул Абель. Клара вздрогнула, комната покачнулась, и фитиль лампы дернулся в последний раз. Темнота стала абсолютной, но не пустой. Кап-кап-кап. Клара знала: это больше не кровь — вода. Но разницы нет. А тем временем Абель заговорил вновь — высоким, мелодичным голосом, от которого ее сердце превратилось в комок пульсирующей боли. — За первого — год кровавых мук, и каждый следующий удвоит срок, а когда прольется моя кровь, срок учетверится, проклятый круг замкнется и начнется, и все убитые после станут убийцами. — Да, — кивнула Клара, — вы говорили, что шесть магов так и не ожили после бойни. Они… они просто умерли до тебя, правда, Корделия? Кап-кап-кап. Слезы потекли по щекам. — Год… удвоит… учетверится… Всхлипывая, Клара повторяла за любимым голосом — снова и снова, целую вечность, пока… — Клара! Неправильный, отвратительный голос! — Клара! Очнись! Тьма накренилась и перелилась, освобождая место для холодного серого дня, жестких рук и ненавистного веснушчатого лица. — Что… где я? — Наверное, дорога совсем тебя измотала, — пробормотал Вит, отстраняясь и выпуская ее. — Ты вдруг упала, забилась, начала шептать какую-то бессмыслицу и… рисовать на снегу. Клара огляделась и поняла, что полулежит в сугробе у пня, что костер погас, а на подтаявшем снегу что-то написано: цифры и черточки. — Скажи, — спросила она, указывая на рисунок, — если сначала взять один, а потом удвоить, и еще... а в конце, на седьмой раз, учетверить, сколько получится? Вид ненадолго задумался. — Сто двадцать восемь, — ответил он и чуть улыбнулся. — И что это означает? Клара замотала головой и с замиранием сердца спросила: — Я ведь сказала еще что-то, верно? — Да, — кивнул Вит. — Всё твердила об источнике. Я ведь тоже всё время думал об этом, — сказал он после недолгого молчания. — Почему вампир сумел уйти так далеко? Напрашивается только один ответ: он нашел источник и забрал с собой. Но почему? Разве это не должно означать гибель всех остальных? Неужели один из врагов Герцога решил отомстить подобным образом? А впрочем, для нас всё это совсем неважно… Клара зарылась пальцами в волосы. Отчаяние оглушило и отупило ее, и только одна неотвязная мысль отдавалась мучительным звоном в пустой, раскалывающейся от боли голове. — Король, — пробормотала она. — Надо сказать ему. Я обещала. На этот раз Вит молчал долго. — Да, — наконец согласился он, — мы сообщим ему. Но сначала нужно вернуться в лагерь. Идем. Клара подняла голову и увидела, что он стоит над ней, протягивая руку. «Бежать», — отчаянная мысль отозвалась новой вспышкой боли, и Клара позволила шершавым пальцам сомкнуться на ее ладони.

* * *

Она дрожащими руками отложила перо, поднесла лист бумаги к воспаленным глазам и прочитала: Ваше Величество! Это письмо — исполнение обещания, данного Вам полтора года назад весной у заброшенного амбара на лантийской окраине. В тот день я сказала, что не буду утаивать от Вас сведения о Проклятии. Верность слову велит сообщить: источника Проклятия больше нет в Люцидии, вампиры уже сейчас теряют силы, и скоро всё будет кончено. Буквы расплывались при колеблющемся свете догорающей свечи. Клара снова и снова перечитывала написанное, едва сдерживаясь, чтобы не разорвать бумагу. Все слова не те. К тому же она не знала, как подписать послание. Назвать себя подданной или слугой было бы ложью, однако собственное имя, ни разу не прозвучавшее из уст короля, казалось еще более неуместным. Интересно, кем же он видел ее? Ответ казался очевидным: ничего не стоит писать, ее имя — пустота. Тяжело вздохнув, Клара отложила заляпанный кляксами листок и закрыла глаза. Письмо далось ей нелегко. Интересно, когда она в последний раз держала в руках перо? Наверное, еще в Доме ночных кошмаров. Воспоминание прилило к вискам горячей болью, и в этот миг дверь за спиной с грохотом распахнулась. Морозный воздух, ворвавшись в дом, обдал голову приятным холодом и погасил свечу. — Доброе утро! — поприветствовал ее Нильс, прежде чем Клара успела обернуться. Клаус подошел к свече и зажег мановением руки. Нильс затворил дверь и сел на пол, прислонившись к стене. — Уже утро? — устало спросила Клара. Близнецы наведывались к ней уже не в первый раз. Должно быть, как и она, вовсе не ложились спать. — Пять часов, — ответил Клаус, взял с табурета исписанный лист и долго и задумчиво его рассматривал. За это время письмо можно было бы прочитать раз двадцать. Клара уже испугалась, что ее каракули получились совсем неразборчивыми, когда Клаус поинтересовался: — Когда ты успела что-то наобещать королю? — Вообще-то мы несколько месяцев жили в одном городе, — буркнула Клара. — Не совсем обещала, на самом деле… Он тогда попросил, и я согласилась. — Согласилась сообщить, если источник унесут в Фамбрию? — недоверчиво уточнил Клаус. — Нет. Конечно, нет, — она обессиленно откинулась на кровати. — Я тогда и не думала ни о каких источниках. Уже и не помню, как это было и что он сказал. Но он хотел знать о вампирах… Клара накрыла глаза ладонью, и в темноте на мгновение возникла картина — тени тянутся в бесконечность, воздух пропитан теплым золотом, и его капли оседают яркими всполохами на железном замке амбарной двери... Воспоминание отозвалось очередной вспышкой боли в висках. Клара поморщилась, убрала руку и встретилась взглядом с Нильсом. — Выглядишь просто ужасно, — сообщил он доверительно. — С тобой точно всё хорошо? — Устала, — пробормотала она. — Еще надо отнести письмо Виту. — Куда он его денет? — Говорит, знает, кому передать. Кто-то в Фамбрии доставляет послания королю. Кажется, без отца Рауля тут не обошлось. — Этот злобный хрыч, — пробурчал Клаус. — Подумать только, король выгнал нас, но доверился выжившему из ума старикашке! — Как вообще можно доверять фамбрийцам? — подхватил Нильс. — Сиди теперь и гадай, что учудят. — Пока не сунутся, — заверил Клаус. — Город почти пуст, испугаются с нами тягаться… — Это пока. Думаешь, подкрепление не подгонят? Сколько у нас времени осталось? — Может, и не подгонят. Перемрут от страха. Когда-то их выгнала из Нулльмара одна только близость к нашей границе. А теперь кровосос здесь, среди них. — Да, теперь здесь… — протянул Нильс. — Даже не верится. Неужели Люцидия и правда освободится от проклятия? Да, многие предполагали, что источник существует, но… у нас ведь нет доказательств. Почему Вит так уверен? Почему думает, что король поверит именно тебе? Близнецы замолчали. Клара, разглядывавшая терявшийся в полумраке потолок, далеко не сразу сообразила, что оба смотрят на нее, ожидая толкового ответа. — Я… я не знаю, — пробормотала она. — Но если он уверен, то мы можем ему верить, правда? А королю придется самому решать, что делать… — Можем верить, значит? — нахмурился Нильс. — Посмотрим… Я так и не понял, зачем он потащил тебя на поиски кровососа. Опасно! Под носом у ошалевших фамбрийцев! Я уж молчу, что было бы, если бы вы все-таки нашли мертвяка… Что-то в его лице и голосе тронуло Клару. Она должна была сказать им хоть что-то. — Мне кажется, — слова душили ее, но она через силу продолжила: — Вит хочет меня использовать. — Чтобы помириться с королем? — подхватил Клаус. — В этом ведь цель? — он кивнул на письмо. — Надеется, что нам позволят вернуться? Клара мотнула головой. Она не могла облечь в слова мучительные предчувствия. — Он заберет меня… в Люцидию, — прохрипела она и схватилась за горло: голос совершенно пропал. Близнецы встревоженно переглянулись. — Не беспокойся, — быстро сказал Нильс. — Теперь мы всегда будем рядом. Куда бы он тебя ни потащил, придется брать с собой и нас. — Да уж, придется, — мрачно подтвердил Клаус и взял письмо. — Сейчас мы отнесем ему вот это, а потом проследим, чтобы тебя никто не тревожил. Так что отдыхай, выглядишь и впрямь неважно. — Он задушил пальцами умирающее пламя, и они с Нильсом, напоследок обернувшись, вышли из дома и плотно затворили за собой дверь. Клара закрыла глаза, перевернулась на бок и обхватила колени руками. Как хорошо, что близнецы вызвались отнести письмо: даже подумать о встрече с Витом было тошно. На самом деле, любая компания сейчас казалась отвратительной, однако мысль, что кто-то беспокоится о ней — там, за закрытой дверью, — грела лучше рваного одеяла.

* * *

Следующий день пролетел в мутной болезненной дымке. Клара не вылезала из кровати, но всё равно чувствовала себя чудовищно уставшей. Ей было безразлично, что происходит в городе или Люцидии, и она не хотела знать, отправил ли Вит письмо. Когда Нильс и Клаус заглядывали к ней, она притворялась спящей. При их появлении ее сердце замирало, и Клара понимала: еще есть вести, которые она боится услышать. Так прошли день и ночь, но казалось, целая вечность минула с того вечера, когда Госпожа покинула — по-настоящему покинула — ее. Клара больше не зажигала свет и не искала Серпенту: тень кошки стала бессмысленным пережитком разорванной связи. А на третий день этой новой, тягучей, наполненной головной болью жизни на пороге ее дома появился нежданный гость. Это случилось перед рассветом. Клара давно не спала, и дверь распахнулась прямо у нее на глазах, свет факела медным всполохом тронул волосы вошедшего — это был Вит. Из-за его спины сразу показался еще один человек — невысокий, стройный, лицо скрыто капюшоном. Как будто незнакомец. — Говорил тебе, ей нездоровится. Оставь ее в покое. — Это не займет много времени, — возразил знакомый голос. — Ты не можешь меня выгнать, Вит. Ты не представляешь, чего мне стоила дорога. Вошедший снял с головы капюшон, и плеч коснулись длинные русые волосы. В последнюю встречу они были куда короче, но сомнений не оставалось… — Юстус? Мужчины замерли и уставились на нее. — Ты не спишь? — Вит на шаг подступил к кровати. — Как видишь, у нас гости. Юстус приехал, чтобы… — Поговорить со мной насчет письма, — закончила Клара. — Хорошо. Вит пристально посмотрел на нее. — Ладно. Если ты не против… пусть задаст свои вопросы. — Наедине, — отрезал Юстус с прежде неслыханной твердостью. — Но… — Всё в порядке, — быстро сказала Клара. — Я не боюсь Юстуса. С минуту Вит над чем-то раздумывал, а потом кивнул и скрылся за дверью. Он забрал с собой факел, и комната погрузилась в полутьму: сумрак за окном уже поредел. — Боюсь, у меня нет свечи, — заметила Клара. — Нам не понадобится свет. Юстус сел на край кровати и пошарил за пазухой: — Что это значит? — он протянул ей смятый лист бумаги. Клара не без обиды взяла давшееся ей таким трудом послание. — Прости, — процедила она. — Не знала, что ты не умеешь читать. Но если король не передал тебе содержание, то я не уверена, что имею право… — Перестань! — осадил ее Юстус. — Я прекрасно знаю, что тут написано. Конец проклятию? Источника больше нет в Люцидии? Откуда такая уверенность? Нет никаких доказательств, что он вообще существует. — Ты слышал о переполохе в Фамбрии? — Кровосос, который пересек границу? Но ведь это может означать что угодно! Если источник и существует, возможно, его действие распространяется на большее расстояние, чем мы — и кровососы — думали! — То есть тебе нужны доказательства? — уточнила Клара. — Тогда, получается, ты зря проделал такой трудный путь. Потому что тебе придется поверить нам на слово. — Не придется, — тихо сказал Юстус. — Хочешь испробовать на мне ментальную магию? Ты ведь знаешь, я могу позвать Вита, и он тебе не позволит. — Но ты его не позовешь. И позволишь мне проверить. Ведь если ты не отправила его величество на верную смерть… Он судорожно вдохнул и умолк. В домике повисло молчание. — Так мне не доверяешь? — отчего-то шепотом спросила Клара. — Неужели не можешь забыть, как я обманула тебя в резиденции Герцога? Ты ведь знаешь теперь, что я спасала твоего будущего короля. — Нет, — глухо откликнулся Юстус. — Не могу забыть, как ты обнимала ноги кровососа, как заслоняла ее от меня… Клара вздрогнула и увидела так ярко, будто вновь оказалась в Королевском лесу в ту ночь: Юстус наступает на Госпожу с нелепым деревянным кинжалом в руке. Подспудно зреющая злость прорвалась горячим гневом, и впервые за три последних дня Клара почувствовала себя живой. — А сам-то святой, — процедила она. — Как там твой новоиспеченный отец? — Уехал на юг с его величеством. Не знаю, успею ли их нагнать. — Что? — Клара на мгновение опешила. — Так он поверил мне? — Да, он поверил тебе, — подтвердил Юстус несчастным голосом. — Я умолял подумать, умолял одуматься. Мы ведь даже не знали наверняка, что письмо от тебя. А если и от тебя, то… — он напрягся, — то ясно же, что без Виталиана не обошлось. Но его величество сказал… — Что же? — Что нельзя терять время. А еще… — Юстус втянул воздух сквозь стиснутые зубы, — еще сказал, что ты не сможешь обмануть его, потому что он видел твое сердце. У Клары по спине побежали мурашки. Она непроизвольно скрестила на груди руки. — О, так вот зачем ты пришел. Тоже хочешь заглянуть в мое сердце? Попробуй, ты ведь знаешь, как это делается. Вот только не обещаю, что верну тебя. Юстус молчал. — Мне достаточно знать, что ты не лжешь, — сказал он тихо. — Подтверди свои слова, и я уйду. Клара с трудом расцепила руки и опустила их на колени. — Хорошо. Юстус потянулся к ней длинными узловатыми пальцам. Клара зажмурилась и уже в полной темноте ощутила мягкое прикосновение к вискам. Голову неприятно сдавило изнутри, словно там сделалось очень тесно из-за чужого присутствия. Она стиснула зубы, пытаясь побороть отвращение. — Скажи мне правду, — донесся откуда-то издалека голос Юстуса. — Я точно знаю, — проговорила она сквозь зубы, — источника больше нет в Люцидии. Совсем скоро вампирам придет конец. Юстус резко отстранился. Клара спрятала лицо в ладонях, собственные слова всё еще эхом отдавались в разом опустевшей голове. — Невероятно, — пробормотал он. — Ты совершенно уверена в том, что говоришь. Но как? Откуда? — Ты сказал, что проверишь, говорю ли я правду, и сразу уйдешь. Ты проверил. Ответа не последовало. Клара почувствовала, что Юстус встает с кровати, и, сама не зная зачем, схватила его за руку. — Мне не нужна ментальная магия, чтобы почувствовать твою вину. — В поредевших сумерках она отчетливо видела его смятенное, почти испуганное лицо. — Каково это — смотреть в глаза бывшим товарищам, к которым ты с такой готовностью повернулся спиной? Каково это — слушать, как отец Рауль выдумывает казни для подобных тебе, и называть его союзником? Юстус вздрогнул и вырвал руку. — Прощай, — пробормотал он, резко отвернулся и сшиб стоявший у кровати табурет. Глиняный подсвечник с грохотом покатился по полу. — Стой! — окликнула его Клара в приступе внезапного раскаяния. — Стой… На самом деле… Знаешь, я не виню тебя. Ни в чем. Они просто не понимают, что ты не мог по-другому. А я рада, что ты с ним… Так что догони его, позаботься о нем, никогда не оставляй его. Юстус наклонился, поднял табурет и бросился к двери. — Прощай, — едва слышно повторил он, прежде чем скрыться в сером утреннем мареве. Клара сползла вниз по изголовью, чувствуя себя совершенно вымотанной. Но не успела она поддаться нахлынувшей сонливости, как захлопнувшаяся было дверь опять распахнулась. На пороге стоял Вит. — Юстус выскочил как ошпаренный. Сказал что-нибудь интересное? — Король послушал нас. Они едут в Кинтуррию, — пробормотала Клара. У нее снова раскалывалась голова. — Хорошо. Тогда мы завтра отправимся следом. — Вит помолчал и уже не так бодро добавил: — Когда всё закончится, напомним королю, кому он обязан триумфом. У Клары в груди шевельнулось невнятное чувство и тут же угасло, обрывки фраз поднялись к горлу, но так и не коснулись губ. Неважно. Да, ей было всё равно. Она только не могла представить, что однажды — хоть завтра, хоть через год — ей придется подняться с кровати. Однако слова Вита не остались без ответа: не успел он договорить, как неплотно затворенная дверь в который раз распахнулась, и в домик с грохотом ворвались близнецы. — Так что же, идем мочить кровососов? — радостно воскликнул Нильс. — Поверить не могу, что этот день наконец настал! — с преувеличенным энтузиазмом подхватил Клаус.

* * *

Вопреки ожиданиям долгая дорога вернула Кларе силы. Даже постоянное присутствие Вита не казалось таким уж тягостным, потому что Нильс и Клаус всегда были рядом. Даже когда одному из них приходилось править, второй оставался с Кларой. Наверное, именно их участие и скрасило долгий путь. Хотя, возможно, дело было в изменившейся погоде: тучи разошлись, свет и зимняя чистота каким-то образом рассеяли чернильную дымку, окутывавшую ее разум. Клара всё время думала о Госпоже. Злость прошла без следа, жестокая надежда, было затихшая, снова пробудилась в душе и теплым ядом разлилась по венам. Они всё еще могут быть вместе. Пока они с Госпожой здесь, по одну сторону реальности, любое расстояние преодолимо, потому что даже тысяча миль — это совсем не бесконечность. Погруженная в далекие мечты, Клара забывала о близком будущем. Но одно воспоминание омрачало холодную и солнечную безмятежность. Время от времени она мысленно возвращалась к поездке двухлетней давности. Сейчас Нильс и Клаус настороженны и молчаливы, а тогда всё время смеялись и болтали. Да и в целом компания была куда веселей. Клара не могла не думать о том, кто чаще других сидел на козлах. Перед самым отъездом она говорила с Якобом — наверное, впервые с того дня, когда пришли вести о гибели его родителей. Клара тогда заглянула к Нильсу и Клаусу, но не застала их. Зато Якоб, сидя на одной из четырех кроватей, собирал в тюки одежду, посуду и прочий скарб. Услышав шум, он вскинул голову, и Клара не успела ускользнуть незамеченной. — Привет, — неловко поздоровалась она. — Привет, — пробормотал он, опуская глаза. Сейчас уже можно было и уйти, но Клару что-то удержало. Наверное, мысль, что эта встреча может оказаться последней. — Ты, что же, помогаешь Нильсу и Клаусу? — спросила она. — Или с нами собираешься? — Собираюсь, — буркнул он, не поднимая головы. — Туда же, но не с вами. Еду домой. — В Лантию? — Да! — ответил он резко, но тут же сник. — У меня, знаешь ли, только один дом, и он в Лантии… Не так, как у вас — где захотите. Повисло молчание. Клара подумала, что лантийцы могут не согласиться, что дом у кузницы теперь принадлежит Якобу, но не стала об этом говорить. Он будто прочитал ее мысли: — А если кто будет против нашего возвращения, напомним им, что мы всё-таки маги. — Вашего? А кто с тобой поедет? — Магда и Матео согласились разведать. Остальные… — он пожал плечами, — трусят, что ли… В любом случае отец Рауль наверняка поехал за королем, как и большая часть лантийцев. Те, кто остался, вряд ли к нам полезут. А вот вы, — он замер, по-прежнему не поднимая головы, — будьте осторожны. Клара проглотила ком в горле. — Послушай, Якоб, я… — прошептала она на выдохе, но он сразу перебил ее. — Не надо! — Якоб с видимым трудом поднял голову. — Не надо, пожалуйста. Я понимаю. Никто не виноват. Ты не могла. Вы должны ехать к королю. Я понимаю. Я… Он замолк, подавившись очередной острой надломленной фразой, но его глаза всё еще говорили. «Это ты, ты виновата!» — кричали они беззвучно. — Эй, о чем болтаете? — послышался за спиной голос Нильса, и Клара с облегчением обернулась. Уже следующей ночью она убедилась, что горожане не претендовали на наследство Якоба. Подъехав к Лантии знакомым окольным путем, она, Вит и близнецы обнаружили дом кузнеца пустым, поникшим и слепым: резные ставни были заколочены. Вит оставил Клару и близнецов в одной из комнат на первом этаже, а сам скрылся. Совсем скоро Нильс и Клаус, измученные тяжелой дорогой, посапывали во сне, а Клара не могла сомкнуть глаз: чутко прислушивалась к шагам за дверью и к разговорам, доносящимся из кухни и со второго этажа. Помимо воли она изо всех сил пыталась уловить голос Паолы, и ледяная бечева смыкалась на ее горле всякий раз, когда ей это удавалось. Дом замолк, только когда Вит распахнул дверь комнаты и велел подниматься. Он успел сменить лошадей и больше не собирался задерживаться в Лантии. Они возобновили путь и с тех пор останавливались всего только раз. И вот теперь… — Эй, Вит, там такое столпотворение! Не объехать! Клара вздрогнула — оказывается, она, сама того не заметив, задремала, — приподнялась на локтях и растерянно огляделась. Клаус сидел на козлах, и именно его возглас она сейчас услышала, однако разбудила ее резкая остановка. — Что будем делать? Кажется, нас заметили. Вит внимательно оглядел столпившихся впереди людей. — Кажется, обычные горожане. Вижу, у некоторых дети… Не похоже, чтобы были вооружены. Мы уже близко к Кинтуррии, а объезд займет слишком много времени. — Тогда стоит узнать, что происходит и от чего они бегут, — заметил Нильс и первым спрыгнул в придорожный сугроб. Клаус оставался в повозке всего мгновением дольше, и Клара, еще не до конца проснувшись, поспешила следом. Она слышала за спиной тяжелые шаги Вита и старалась не отставать от близнецов. Люди впереди столпились у заброшенной деревни. Обугленные стены, проваленные крыши, почерневшие, расколотые пополам бревна — всё укрыто снегом, словно сама природа попыталась стереть воспоминания о давнем несчастье. А по правую руку поднимался пологий, но широкий холм нетронутой белизны, и Клару вдруг осенило: именно там, у другого склона стоит Город магов, изуродованная деревня — его ближайшая соседка, и кровавый поток, хлынув на королевство, окатил ее первой. На окраине сгрудилось не меньше сотни человек — кто в плаще, кто в шубе, а кто завернут в драное одеяло. Последние старались держаться поближе к кострам, но все глядели в одну сторону, спинами загораживая то, что приковало всеобщее внимание. Некоторые заметили Клару и близнецов, но, скользнув по ним безразличными взглядами, снова отвернулись. То здесь, то там раздавались сдавленные всхлипы. — Эй, что происходит? — поинтересовался Нильс, и, не дожидаясь ответа, они с Клаусом начали протискиваться сквозь толпу. Клара не отставала. Люди покорно расступались, и вскоре близнецы вплотную подобрались к тому, что лежало на заснеженных дрогах. — Старый хрыч! — выдохнул Нильс, и окружающие возмущенно воззрились на него. — Святой человек! — всхлипнула пожилая женщина в платке и зашлась рыданиями. — Ох, не к добру это, никогда не закончатся наши несчастья, — затянул кто-то жалобный напев. Клара с трудом втиснулась между Нильсом и Клаусом и замерла, мгновенно узнав покойника. Даже смертная безмятежность не сгладила суровости черт отца Рауля, его пышные седые волосы серебрились от снега, точно нимб, простыня будто вросла в худое тело, слившись цветом и сутью, и только на шее и подбородке темнели бурые пятна засохшей крови. Клара безотчетно потянула капюшон ниже на лицо, но сразу опомнилась. Старый страх. Широко распахнутые глаза священника заиндевели, теперь даже адское пламя им недоступно. И она с мрачным удовлетворением стянула капюшон с головы и отвернулась от старика. — Погубили невинную душу. Ох, придется расплатиться. Никогда наши несчастья не кончатся, — всё еще монотонно гудел кто-то у нее над ухом. — Да кто погубил-то? — спросил Клаус. — Лучник, — вполголоса ответил мужской голос. — Лучник? — Да, какой-то безумец завелся, по крышам скачет. Святой отец отстал от короля и приехал на день позже, почти без охраны. Тут-то пестрая стрела ему в горло и прилетела. Насквозь пробила. — А убийцу поймали? — спросил Нильс. — Нет. Юркий он, лучник этот, да и ловить его некому, если по правде. Говорят, не первая жертва. Да только теперь в Кинтуррии надо не только лучника бояться. Сейчас не угадаешь, откуда стрела в лоб прилетит, а где нож в сердце получишь. Может, даже и дома. Пришлось сматываться... — Кто же это творит? Неужели кровососы сопротивляются? Толпа притихла и потупилась. — Да какие кровососы? — ответил тот же парень. — Король с северянами почти всех в один день порешили. Ума не приложу как. Сам видел, как некоторых по улицам волокли к обелиску, и это были совсем не те господа, что… сидели в зале во время моего аукциона. Клара уставилась на говорящего и безотчетно подалась вперед — навстречу пробуждающимся воспоминаниям. А вспомнила она не только аукцион, но и голос. Она точно его когда-то слышала, точно когда-то видела этого дородного детину, хотя тогда на нем не было шубы, а в руках он определенно не держал завернутого в сто одеял хнычущего ребенка… — Вот-вот, — подхватила толстая старуха в овчинном плаще. — Интересу в кровососах нет. Не повесишь их, не полюбуешься. Они, вишь ты… — Рассыпаются, — подсказала Клара, вспомнив, как проклятие раздирало поверженного Маркиза и вырывалось наружу густым черным дымом. — Точно! — старуха ткнула в нее пальцем. — Сохнут и рассыпаются. Нужны свежие покойники — не столетние! Эти и часа не держатся! — Да кому нужны-то?! — вскричал Клаус. — Неужели королю? — Нет! — возмутилась Клара. — Не нужны ему такие покойники! Несколько человек воззрились на нее, включая мужчину в шубе. На мгновение их взгляды пересеклись, и Клара поняла: он тоже ее узнал. — Ему-то, наверное, ничего не нужно: сидит в резиденции Герцога со своими няньками, носа наружу не кажет, — процедила старуха. — А его шайка не прочь поразвлечься! Северный сброд… — Гектор! — закричала Клара. Парень в шубе удивленно вытаращился, даже ребенок у него на руках перестал хныкать и повернул к ней круглое смуглое лицо. — Эээ… Д-да, — пробормотал он неловко, — а ты… ты… — Клара, — поспешно подсказала она. — Точно, — Гектор неловко улыбнулся. — Рыжая девчонка, которая всё время таскалась за курчавым Домиником. В мой последний год в Доме ночных кошмаров. Клара смогла только кивнуть в ответ. Гектор потупился. Он явно тушевался говорить о прошлом под любопытными взглядами собравшихся. Клара сделала к нему несколько шагов, и на мгновение окружающую их толпу как будто заволокло туманом, а потом люди вновь подступили к отцу Раулю и начали как ни в чем не бывало переговариваться. Клара на мгновение растерялась, но тут же сообразила: кто-то из близнецов применил Чары обезличивания. Гектор тоже озадаченно огляделся, а потом искоса посмотрел на нее. — Слушай, а как все-то? Как ребята? Как Петер? Клара открыла рот, но так и не смогла ничего ответить. — А, не говори, не надо, — Гектор отвернулся. — Я ведь знаю, что когда госпожа пропала, то и все домочадцы сгинули без следа. Просто подумал: раз уж ты… но если нет, не хочу знать. Он крепче прижал к себе ребенка и уже другим тоном спросил: — А вы-то откуда? — Мы северный сброд, — представился Клаус. — С севера приехали? — нахмурился Гектор. — На казнь поглядеть? — На казнь? — опешил Нильс. — На чью? — Герцога, конечно! Конец кровавой чуме! — Ох, неужто его светлость теперь потащат к обелиску? — подхватил Клаус. — Нет, — мотнул головой Гектор. — Подмостки у Коллегиума соорудили. Там его сейчас и держат. — Почему ж не к обелиску? — Да кто знает? Поговаривают, Герцог так ослаб, что до обелиска не дотянет. Многие бы поглядели, как кровососы на солнце корчатся, но теперь они даже под слабыми лучами рассыпаются серой пылью. Так что приходится ждать сумерек, чтобы разделаться. — Выходит, в Кинтуррии не осталось ни одного вампира? — послышался сзади тихий голос, и Клара подскочила: она успела совершенно забыть про Вита. Гектор задумался. Ребенок сонно привалился к его груди. — Если подумать, я ничего не слышал о Виконте. Видать, где-то отсиживается. Да только и ему недолго осталось. — Ладно, нам пора в путь. — Вит положил руку Кларе на плечо, и его прикосновение навалилось на нее удушающей тяжестью. — Так если не на казнь приехали, зачем вам в столицу? — Гектор обеспокоенно посмотрел на Клару. — Сдается мне, всё только начинается. Мы долго в городе сидели, не хотели пекарню оставлять, но кто знает, что теперь будет? Когда северяне с кровососами разделаются? Нет, уж лучше переждать. Вот мы с Карлой и забрали детей неведомо куда, — он кивнул на пышнотелую женщину, которая сидела на крыльце ближайшего домишки между двумя упитанными девочками. Никто из них не смотрел на Гектора, скрытого Чарами обезличивания. — Мы не можем ждать, — подал голос Вит. — Пора прощаться. — Да, конечно, — пожал плечами Гектор, все еще глядя на Клару — как-то грустно, почти жалостливо. А Вит тем временем потянул ее прочь, к ждущей неподалеку повозке, запряженной двумя лошаденками из Тотаны... — Эй, погодите! — окликнул их Гектор. — Если вдруг надо будет где-то спрятаться, можете у нас отсидеться, — он порылся в шубе, вытащил большой железный ключ и протянул его Кларе. — Пекарня «У Гектора», вход в лавку с Восточной улицы, не пропустите. Место, конечно, не ахти: слишком близко и от Коллегиума, и от площади, так что, может, мародеры… — Спасибо за приглашение! — подхватил Нильс. — А ключ не понадобится. Не волнуйся, мы наложим чары, чтобы никакие мародеры не сунулись! У Клары за спиной послышался глухой удар и сдавленный выдох: видимо, Клаус чувствительно ткнул брата в бок. Гектор вытаращился на них. — Маги? — прошептал он огорошенно. Повисло неловкое молчание, а потом Гектор широко улыбнулся. — А почему бы и нет? Будет здорово, если наложите чары. — Еще раз спасибо за приглашение, — вежливо поблагодарил Вит, и Клара почувствовала, как дрожит его рука. — А теперь идемте. И он потащил ее к повозке. Нильс и Клаус, по очереди пожав Гектору руку, бросились следом. Все четверо поравнялись с двумя вороными мохноногими конями, когда Клара обернулась — с тем же чувством, с каким, уходя под воду, провожала блекнущий над головой свет. Гектор стоял на дороге и всё еще смотрел им вслед. Отсюда нельзя было разобрать выражение лица, но Клара не сомневалась: тоскливая боль в его глазах никуда не делась. — Эй! — закричал он вдруг. — А лучше бы Петер ушел тогда от госпожи! Расстояние проглотило половину слов, а эхо подхватило оставшиеся и причудливо перемешало. Но Клара поняла. Она задохнулась, проглотила ком в горле и быстро кивнула. Увидел ли? Когда, забираясь в повозку, она снова взглянула на толпившихся впереди людей, Гектор уже стоял рядом с женой, теперь она держала ребенка и что-то взволнованно говорила. — Видал, какой крепкий? — протянул Нильс. — И это после аукциона и восьми лет у кровососа! Клара едва удержалась, чтобы не зажать уши. Юркнув за навес, она спряталась в полумраке от отца Рауля и непрошеных воспоминаний, от холма, за которым свершилось проклятие, и от приближающегося города, в котором сегодня на закате оно должно было разрушиться навсегда. Навсегда ли? Повозку потряхивало на неровно накатанном снегу, и Кларе казалось: это волны времени поймали ее как щепку, чтобы вечно болтать туда-сюда между прошлым, которое приснилось, и будущим, которое давно произошло. Без нее. Как было бы хорошо совсем без нее… Нильс и Клаус негромко переговаривались рядом, и Кларе нравилось, что они не обращаются к ней, нравилось, что, забыв про Гектора, обсуждают нулльмарских знакомых, которых она не знает, что смотрят на дома и сады, которые она не может видеть… — Эй, а ведь Кровавый дом должен быть где-то здесь! Клара вынырнула из гулкого забытья. Видимо, она спала дольше и крепче, чем казалось. Нильс и Клаус сидели у нее в ногах у заднего края повозки. Косые лучи солнца, проникающие сквозь откинутый полог, заливали их бледные щеки блеклым золотом, а значит, до темноты оставалось не так уж много. Она тоже подобралась к краю. — Нет, не здесь, — ответил Клаус на незаданный вопрос. — Мы взяли чуть восточнее. Хотя развалюхи всё те же… Вон, кстати, мельница. Смотри скорей, пока не скрылась за пригорком. Держась за Нильса и Клауса, Клара поднялась на нетвердых ногах и прищурилась — вдалеке мелькнули темные потрепанные лопасти. В этот момент повозка резко затормозила, и она, потеряв равновесие, едва не перелетела через край. К счастью, близнецы подхватили ее, не дав нырнуть головой в сугроб. — Почему мы остановились?! — крикнул Нильс. — Вылезайте! — скомандовал Вит. — Мы, что же, теперь пешком пойдем? — А как еще? Думаете, Чары обезличивания сильно помогают, когда едешь по тесной улице в грохочущей телеге? Клара с близнецами спрыгнули на дорогу. Вит взял лошадь под уздцы и велел шире открыть ворота. Вернее, единственную створку, за которой виднелся заснеженный сад и одноэтажный обширный дом, явно необитаемый. Лошадей оставили в конюшне на заднем дворе, телегу поставили рядом — под прикрытием заснеженных ветвей и чар, которые Вит наскоро нашептал себе под нос. — А они не замерзнут? — забеспокоилась Клара. — Мы скоро вернемся, — пообещал он. — Скоро? — вскинул брови Клаус. — Это пешком-то до резиденции Гер… то есть до Королевского дворца? А когда дойдем, вдруг король велит прикончить нас на месте? Лошадки-то тут при чем? Они же правда замерзнут, — ухмыльнулся он. — Вам повезло, что приятель Клары пригласил погостить. Иначе пришлось бы мерзнуть вместе с лошадками, — холодно заметил Вит. — Ты собираешься… пойти один? — удивился Нильс. — Да. Нужно разведать. Вы же не хотите, чтобы нас всех разом прикончили. И, наскоро прикрыв скрипучую створку, он решительно направился вперед по заснеженной проселочной дороге. Нильс и Клаус мрачно переглянулись. Вит явно очень торопился, почти бежал, не оборачиваясь и не подгоняя спутников, будто забыл о них. Об осторожности тоже не беспокоился: не стал обновлять скрывающие чары и снял капюшон. Серые облака то и дело набегали на заходящее солнце, и кровавая позолота его волос сменялась блеклой ржавчиной. Близнецы шли по обе стороны от Клары, задавая шаг. Все трое держались от Вита на неизменном расстоянии. Клара беспокойно оглядывалась по сторонам. Город впереди казался пустым и тихим, но она ощущала переполняющее его напряжение. Нетерпеливое ожидание незримым облаком поднималось с городских улиц, ледяной моросью проникало за ворот плаща, под кожу, под ребра — в самое сердце. Теперь Клара дрожала уже не только от холода. Она больше, чем когда-либо, была благодарна Нильсу и Клаусу за их тепло и спокойствие, за то, что они по-прежнему рядом. — Пора укрыться. Вит резко остановился. Клара и близнецы, мгновение помешкав, подступили ближе, и он, взмахнув рукой, наложил на всех Чары обезличивания. Отчего-то в этот раз невидимая вуаль показалась Кларе тяжелее, чем прежде. Да и Нильс и Клаус как будто напряглись, придвинулись к ней ближе, коснулись плечами. — Будьте осторожнее, — вполголоса предупредил Вит и шагнул в тесный проулок. Мрачный простор предместий здесь заканчивался. Тускнеющий свет еще поблескивал на железных флюгерах, разливался по кровавой красноте крыш, но в зловонные канавы улиц не проникал. В тисках города царил пропитанный тяжелым смрадом мрак. Здесь, в своем начале, Кинтуррия смахивала на Лантию — ту самую, из ночных кошмаров. Клара в который раз почувствовала на горле тонкую бечеву, задохнулась и схватилась за шею. — Эй, ты в порядке? — прошептал Нильс у нее за спиной: в тесном проулке пришлось пробираться друг за другом. Клара через силу кивнула, глубже вдохнула тошнотворный воздух и сунула руки в карманы. Она беспокойно оглядывалась по сторонам, но с крыши не прилетело ни единой стрелы, а из темного окна не выпрыгнул безумец с горящими глазами и окровавленным ножом. Но город не молчал: тысячи звуков — приглушенных, опасливых — сливались в утробный гул, который бежал по каменным стенам, словно чужая кровь по телу живого мертвеца. И хотя Клара знала, что это они приближаются к средоточию шума, ей казалось, что сам звук вдруг стал осязаемым и теперь мчится навстречу, чтобы сбить с ног, раздавить, убить… Вит свернул в один из арочных проходов, и гул притих. Улица оказалась более широкой и куда менее смрадной. Дорога всё время шла под гору, и Клара поняла, что они с востока обошли холм со смотровой площадкой, а значит, Коллегиум должен быть недалеко. Разве тут должно быть так тихо? Город точно услышал ее мысли: впереди послышалось сдавленное рыдание, и женщина с разбитым носом, размазывая кровь по лицу, пробежала мимо Вита, а потом и мимо Клары с близнецами, но не заметила их. Ее шаги еще несколько секунд гулко отдавались в лабиринте улиц, а потом влились в далекий приглушенный шум. Давящая тишина нахлынула вновь, с головой накрыла всех четверых, но растревоженный слух противился ей, прорывался сквозь лживую толщу, выхватывая то близкое мяуканье котенка, то глухие крики за закрытыми ставнями, то торопливый топот где-то впереди. Вит шагнул в очередную арку, резко замер и отступил, почти врезавшись в Клауса. В этот же миг на битую брусчатку хлынул поток блеклого трепещущего света, а мгновением позже послышались шаги и грубые веселые голоса. В разгорающемся пламени приближающиеся тени казались единым десятиглавым и многоногим чудовищем. Клара прижалась к стене и затаила дыхание, наблюдая, как люди неровным строем, гогоча, вразвалочку идут мимо арки, в руках — факелы, на лицах — оранжевые отблески огня, рваные куртки — в бурых пятнах. Наконец ушли. Но прежде чем вновь подступившая тьма вобрала все тени, на стене на долю мгновения мелькнули острые кошачьи ушки. Вит скользнул в арку, и Клара с близнецами последовали за ним. Теперь люди то и дело выныривали из темноты, сворачивали с более освещенных улиц, но это были всего лишь испуганные одиночки, стремящиеся поскорее убраться восвояси. Клара потеряла всякое представление о том, где находится: ни витражей, ни каменных монстров, улицы всё так же темны, дома обшарпаны и убоги. Выходит, до центра еще далеко? И как Вит находит дорогу? Идет в полной темноте, будто по нюху… А может, и впрямь по нюху? Воздух изменился: к слабому городскому смраду теперь примешивался запах хлеба, и если до сих пор Клара могла мириться со зловонием, то от этой смеси ей стало по-настоящему дурно. Цепляясь за стену, она за Витом и близнецами шагнула в очередной арочный проем. Улица оказалась такой же темной и неприметной, как и десятки до нее, и Клара не сразу сообразила, почему ее спутники вдруг остановились у высокой дубовой двери. Это был обычный трехэтажный дом с закопченными сажей стенами, над крытым крыльцом слегка покачивалась вывеска — желтый полукруг рогалика и такая же желтая надпись сверху. Клара успела разобрать только большую букву «Г», а Вит уже отпер заклинанием дверь. — Идемте. Вслед за Нильсом и Клаусом Клара переступила порог, разделяющий разбавленный ночной мрак и абсолютную темноту пустого дома. Эху явно было где разгуляться, и комната представилась ей огромной, но прежде чем воображение успело дорисовать что-либо еще, по каменным стенам разлился блеклый свет. Оглянувшись, Клара увидела в руках у Нильса невесть откуда взявшуюся лампу. Они с Клаусом стояли плечом к плечу, недовольно щурясь: прогулка в темноте, как и ей, далась им нелегко. Холл оказался не таким уж просторным, но совершенно пустым. Налево и направо вели запертые двери — должно быть, магазин и пекарня, — наверх поднималась винтовая лестница, теряющаяся в беспросветной мгле. Клара подошла ближе, запрокинула голову, и темная высь показалась ей недосягаемым дном перевернутого колодца. Вцепившись в холодное дерево перил, она краем уха слушала, как Вит дает наставления близнецам, а когда дверь наконец захлопнулась, обессиленно опустилась на ступени и спрятала лицо в ладонях. — Не могу поверить, что он оставил нас одних, — послышался удивленный возглас. Кто говорит — Нильс или Клаус? — Уверен, что никуда не денемся, — послышался презрительный ответ. Клаус. Да, точно, это его тон. Свет за закрытыми веками покачнулся и приблизился. — Эй, — позвал Нильс совсем рядом. Клара подняла голову. В колеблющихся отблесках пламени его лицо казалось угловатым и непривычно взрослым. — Я бы посоветовал тебе встать, — подал голос подошедший Клаус. — Ступеньки не то чтобы очень чистые. Он протянул ей руку, и все трое неторопливо побрели наверх — мимо второго этажа на третий, где белела широко распахнутая дверь. Когда плутающие лучи лампы коснулись потолочных балок, Клара с облегчением удостоверилась: колодец не так уж глубок. На верхней площадке все трое остановились и заглянули за порог — тусклый свет выхватил из темноты выскобленный стол в окружении табуретов. — Можешь остаться здесь, Клара, — предложил Нильс. — А мы пока наложим защитные чары, как обещали твоему приятелю. Клара не стала спорить, первой прошла в комнату и села во главе стола. У нее не было сил ни на магию, ни на возражения, хотя мысль остаться здесь в одиночестве и темноте пугала ее. Клаус как будто догадался. — Ну и духота, — пробормотал он, подошел к ближайшему окну и распахнул ставни. — Что ты делаешь? — испугалась Клара. — Никто не должен знать, что мы здесь! Это опасно! — Опасно? — хмыкнул Нильс. — Думается мне, самая большая опасность только что нас покинула. А Клаус тем временем открыл ставни на двух других окнах, они с Нильсом что-то сказали напоследок — должно быть, пообещали скоро вернуться — и вышли из комнаты. Клара зачарованно всматривалась в окно: поверженное солнце скрылось, чтобы залечить раны, но его блестящая кровь расплескалась по небу, и вся облачная зыбь стала багровым морем. Черепица, тусклая при свете дня, пропиталась кровавым пламенем и теперь горела в густеющем мраке, красные огоньки блестели в снегу, скопившемся на карнизах и коньках крыш. Было во всей этой картине что-то зловещее, нависающе неотвратимое и до боли притягательное в своей неизбежности… — На что уставилась? Она вздрогнула, а Нильс уже бухнулся на табурет справа, в руках у него был большой каравай. — Гляди, что нашел в пекарне! Умираю с голоду... — Я отыскал кое-что получше! — перебил Клаус. Он приволок граненый графин и три железных кружки, которые теперь неуклюже расставлял на столе. Закатный отблеск коснулся мутного стекла, и черная жидкость багрово вспыхнула. — Кровь... — пробормотала Клара. — А то! — радостно согласился Клаус. — Последний ужин кровососа! Нильс тем временем разламывал каравай на три кривых куска. — Держите! Клара взглянула на протянутый хлеб, и удушающий спазм в который раз стянул ей горло. — Нет, я не могу, я не голодна... Близнецы переглянулись и разом сникли. Повисло напряженное молчание. А потом Клаус резко подался вперед и хлопнул в ладоши прямо у Клары перед носом. От неожиданности она отпрянула и едва не свалилась с табурета. — С ума сошел? — рассердилась она, судорожно цепляясь за столешницу. — О, смотрите, ожила! — обрадовался Клаус. — Давно пора! — подхватил Нильс. — Клара, почему ты так легко ему поддаешься? — Ему? — спросила она беспомощно. — Виту, конечно! — закричал Клаус. — Стоит ему на тебя глянуть — и ты сразу скисла. Как так можно-то? Он и нас пытался заколдовать. В дороге не раз и за минуту до того, как смылся... — Только куда ему? — процедил Нильс. — Слабак. Даже защитный наговор не понадобился. Одной волей отбились. Клара закрыла лицо руками. Тиски, сжимавшие ее голову, горло и грудь, чуть ослабли, и первый глубокий вдох освободил до сих пор сдерживаемые слезы. — А у меня... нет воли, — всхлипнула она. — Я не как вы... Я совсем не могу ему противостоять... Он может делать со мной, что хочет... — Ерунда! — рявкнул Нильс. — Ты просто расклеилась, дала слабину. Но это в прошлом. Теперь он нам не страшен. С ним все кончено. — Кончено? — Клара отняла руки от лица. — Кончено! — отрезал Клаус. — Когда Вит вернется, нас здесь уже не будет. — Держу пари, он пошел не к королю, — подхватил Нильс. — Вот только знать не хочу, к кому и зачем. — И не узнаем. Уйдем прямо сейчас. — Уйдем? — жалобно повторила Клара. — Но куда? — Как будто нам до сих пор было куда идти, — ухмыльнулся Клаус. — Найдем. — Ты ведь умеешь возвращать мертвых к жизни, — напомнил Нильс. — Ну а мы и вовсе самые сильные маги из ныне живущих! Как-нибудь справимся. — Можем отправиться на юг! Перемахнем через горы, выйдем к теплым морям! — Или на восток, в Дреорланд. — Дурацкая идея! Дреорланд еще хуже Фамбрии. У них такой смешной язык... — Значит, на юг. Думаю, пора погреться. — Нет, я не могу на юг, — прошептала Клара. Даже сейчас она не могла забыть: ее сердце на севере, за Королевским лесом. Близнецы смутились, но только на мгновение. — Ну на север так на север! — легко согласился Нильс. — Посмотрим, что есть в Фамбрии, кроме Нулльмара. Клара неверяще переводила взгляд с одного на другого, и ей казалось, что изматывающее путешествие — не это трехдневное, а другое, бесконечно долгое — наконец подходит к концу. И когда Нильс снова предложил ей кусок каравая, она не стала отказываться. Все трое принялись жадно поглощать черствый хлеб, и на несколько минут в комнате — а может, и во всем городе — повисла тишина. А потом багряные сумерки наполнил низкий тягучий звон. Через мгновение звон повторился — дольше, гулче... — Центральная башня, — пробормотал Клаус, откладывая недоеденный кусок. — Неужели?.. Клара не успела договорить: снизу послышались стук, скрежет и хлопки, будто все двери в городе враз распахнулись, будто Кинтуррия, до сих пор пугливо таившаяся за ставнями и закопченными стенами домов, наконец отпирала столетние засовы, чтобы явить себя. А потом за утробным гулом проступили слова, и город обрел человеческий голос. Нет, сразу тысячу голосов, и все они кричали в унисон: — Смерть Герцогу! Смерть Герцогу! Возгласы слились с новыми ударами колокола. — Смотрите, — выдохнул Нильс, указывая на окно. Клара и Клаус обернулись и замерли — по коньку крыши соседнего дома брел невысокий тонкий парнишка — черная фигура на фоне догорающего заката. Балансируя с ловкостью завзятого канатоходца, он из последних сил кричал: — Свободные граждане Люцидии! Настал великий день! Сегодня придет конец кровавой тирании! Спешите увидеть акт справедливого возмездия! Сегодня все жертвы буду отомщены! Последний враг будет повержен! Встанем плечом к плечу, когда... Конец фразы заглушил раскатистый удар колокола. Клаус подскочил, бросился к окну и замахал кричавшему. Тот заметил и остановился, обняв трубу дымохода. — Эй, на крыше! — заорал Клаус, когда последний удар отзвучал, и затухающий звон повис над городом взвесью трепещущих отзвуков. — Пора уже? — Да! — прокричал в ответ парень. — Расправимся с Герцогом и его первым прихвостнем! Звонят к сбору! Бегите! Не пропустите казнь! Обходите парк с юга! — С юга? А как же Северные ворота? — Аллея врагов короля! — Что?! — завопил Клаус, но парнишка только махнул ему рукой и бросился вперед, повторяя как заведенный: «Свободные граждане Люцидии!» Клаус повернулся к брату и Кларе. — Как он сказал? — Аллея врагов короля, — пожал плечами Нильс. — Что это за ерунда? — А первый прихвостень — это про кого? — Может, про Виконта? — Да, наверное… Клаус шагнул к столу. — Решено, — заявил он, откупоривая графин. — Поглядим на казнь Герцога и — в путь. — Думаете, нам правда нужно идти к Коллегиуму? — осторожно спросила Клара. — Конечно! — с нажимом произнес Клаус, разливая вино. — Неужели не хочешь посмотреть на конец последнего врага людей? Как же такое пропустить? Долгожданный закат кровавой тирании… — Мы ведь родились во времена этой тирании, — заметил Нильс. — Не будь ее, нас бы тоже не было. — Ну мы-то уже есть, так что пора ей закончиться, — Клаус протянул брату и Кларе кружки. — Так что… за смерть врагов! За новую жизнь! Они неуклюже чокнулись, и близнецы принялись пить. Клара, мгновение поколебавшись, последовала их примеру. Вино оказалось кислым и крепким, оно разлилось в груди забытым теплом, отрезвляюще ударило в голову. Клара опустила кружку последней. — Дай руку, Нильс, — поддавшись внезапному порыву, она протянула ему ладонь. — И ты, Клаус. Братья, обменявшись недоуменными взглядами, повиновались. — И сами возьмитесь за руки… Чтобы… чтобы только мы... Нильс и Клаус, наклонившись через стол, замкнули круг. Клара закрыла глаза, сжимая их широкие шершавые ладони, и с удивлением поняла: пусть лица и голоса близнецов неуловимо отличаются, зато руки — самая суть — совершенно одинаковы. И она чувствовала: кровь приливает к вечно озябшим ладоням и ступням. Быть может, дело было в выпитом вине, но Кларе думалось: нет, это силы, льющиеся из ее изорванной души, сейчас по кругу возвращаются к ней. На мгновение Нильсу и Клаусу удалось стянуть края незаживающих ран. — Да, — пробормотала она. — Мы могли бы жить где-нибудь втроем. Почему бы и нет? Как Марсель и Лотта... — Марсель и Лотта? — переспросил Нильс. — Кто такие? — Лесник Королевского леса и его собака, — Клара открыла глаза и искоса глянула на него. — Вы тоже видели их. В тот день, когда мы познакомились. Не помнишь? — Помню, конечно, — усмехнулся Нильс. — Ты оживила собаку после того, как чертова Магда ее пристрелила. Как, по-твоему, я мог забыть? Это было самое потрясающее чудо в моей жизни. Никогда бы не подумал, что такое возможно... — Лично меня больше впечатлило, когда ты оживила меня, — ввернул Клаус, и все трое рассмеялись. С минуту они молчали в сгустившейся тьме под нарастающий внизу гвалт. — Ладно, — прошептала Клара. — Тогда сначала прощаемся с Герцогом, а потом с Кинтуррией. Она с сожалением отпустила братьев и сразу почувствовала: отчаяние вновь заполняет ее — медленно, крохотными холодными каплями. Клаус зажег лампу, и все трое бросились вниз по ступеням на первый этаж. Нильс запирал дверь, когда над городом пронесся очередной удар колокола. — Как бы не опоздать, — пробормотал он. Клаус наскоро наложил Чары обезличивания, и они нырнули в ближайшую арку — в море огней и крика. Казалось, в городе бушует пожар: так светло стало от света факелов, так жарко в толпе беспокойных тел, так шумно от истошных воплей. Клара, Нильс и Клаус цеплялись друг за друга, чтобы неумолимый поток людей не разделил их. Впрочем, конец пути был только один. Потеряйся они в городе, река и тогда подхватила бы их и вывела к чугунной ограде парка. Что гнало течение? Восторг, отчаяние, жажда мести? Как такие разные чувства обрели одно направление и стали единой силой? Однако люди не вода, и остановить их легко. К юго-западу от Коллегиума движение застопорилось. Желающих увидеть казнь Герцога пришло слишком много, и толпа оказалась втиснута между ближайшими домами и покосившейся оградой. Впереди послышались недовольные выкрики и звуки ударов. Нильс и Клаус привстали на цыпочки, пытаясь разглядеть, что там творится. — Бесполезно, — мрачно сообщил Нильс. В этот момент несколько мальчишек перемахнули через ограду и бросились через парк. — А мы чего здесь застряли? — мрачно поинтересовался Клаус. — Пойдемте к Северным воротам. Как оно там — Аллея врагов короля? В такой темноте и под чарами нас никто не заметит. — Хорошая мысль, — согласилась Клара. Ей было дурно: грузные неповоротливые чужаки горячо и зловонно дышали в шею и то и дело наступали на ноги. — Тогда — направо! С этими словами близнецы решительно двинулись поперек движению. Клара плелась на шаг позади. К тому времени буксующая толпа почти остановилась, так что совсем скоро все трое переводили дух у ограды. Нильс махнул рукой, и Клаус и Клара поспешили за ним к повороту. Северные ворота стояли на месте, как и аллея, ведущая к Коллегиуму — почти безлюдная, застывшая сейчас в морозном безветрии. Темные фигуры всё же мелькали то тут, то там, но случайные прохожие почти бежали и не смотрели по сторонам. Не хотели видеть. А быть может, не хотели, чтобы их увидели. Ведь на самом деле аллея не была такой уж безлюдной. Осины и клены поникли под тяжестью чуждой ноши, голые ветви, растеряв снежную опушку, пригибались к земле, и десятки повешенных мертвецов тянулись к земле босыми ступнями. — Враги короля, — прохрипел Нильс. — Не слишком-то солидно выглядят... Он был совершенно прав. Тощие, изможденные, заляпанные снегом покойники свисали с голых ветвей, будто посыпанные сахаром марионетки. Клара знала: впечатление обманчиво, ни один кукловод уже не согнет заледеневшие руки, ноги, шеи. Мертвая плоть теперь жестче камня и будет такой до самой весны, пока теплый воздух не обратит ее в грязь... — Многовато малолеток среди врагов короля, — пробормотал Клаус. И он тоже был прав. В холоде и пустоте мертвецы казались маленькими, скукоженными — совсем юнцы, подростки... Клара отвернулась, но новая мерзкая тяжесть теперь душила ее и тянула к земле, будто деревья разделили с ней свою ношу. Разве это не ее ответственность? Разве она не должна?.. — Нет! — отрезал Клаус, глядя на нее. — Что? — опешила Клара. — Никаких оживлений, никакой магии! Мы в центре города. Рядом сотни людей. — Хорошо, хорошо, — огрызнулась Клара. — Тогда не могли бы вы поторопиться? А то уставились... — Д-да, — пробормотал Нильс. — Идемте. И они так же виновато и воровато, как и остальные прохожие, поспешили к Коллегиуму. Однако когда из мрака показались остатки развороченной крытой галереи, Нильс и Клаус разом остановились, обернулись и хлопнули в ладоши. С обеих сторон аллеи один за другим послышались приглушенные удары, и несколько человек замерли, с ужасом глядя на падающих с деревьев мертвецов. — Пусть снова вешают, ублюдки, — отрезал Нильс. — Никакой магии, помните? — грустно напомнила Клара. — Идемте скорее, пока никто не понял, что это наших рук дело. И она схватила близнецов за рукава плащей и потащила в обход — туда, где снова гудела толпа и бесновались сотни огней и где шагах в десяти от задней стены Коллегиума высились деревянные подмостки с заостренным столбом посередине. Клара глубоко вдохнула, прежде чем снова окунуться в пучину человеческих тел. Нильс и Клаус по обе стороны с трудом протискивались вперед. У самых подмостков было уже не протолкнуться, и им пришлось отступить к ближайшим домам, пройдя при этом по поваленной, плотно втоптанной в снег ограде. — Далековато, но должно быть видно, — пробормотал Клаус, забираясь на заледеневшее крыльцо. Нильс вскарабкался следом, а Клара села рядом на ступеньки. Они не разговаривали, и люди вокруг тоже молчали, ждали, опустив глаза, будто стыдились своего присутствия и хотели скрыть жадное нетерпение. Только вновь пришедшие время от времени затевали свару за места поближе к сцене. А потом над городом прокатился очередной удар колокола, и на один бесконечный миг всё смолкло, замерло, умерло. Собравшиеся в едином порыве вскинули головы — не на подмостки, а к темному небу, где всё еще затухал низкий утробный отзвук. Клара с удивлением поняла, что тоже стоит, глядя вверх. — Идут! — глухо выкрикнул кто-то, и колокол зазвонил снова. — Идут, идут! — в тон перезвону загомонили все вокруг и подались вперед. Нильс и Клаус вытянули шеи, а Клара привстала на цыпочки. Возвышенность крыльца давала некоторое преимущество, и они сразу разглядели несколько фигур, темным бесформенным пятном двигавшихся к подмосткам. Кажется, двое первых тащили нечто, напоминающее длинный запыленный плащ, еще трое за их спинами несли факелы. Мрачный отряд вошел в плещущееся у подмостков болотце света, и зрители, стоявшие ближе других, отпрянули, разом позабыв, как бились за места в первом ряду. Кларе показалось, что Герцог как-то сжался: похудел, укоротился, но она знала, что это невозможно: облик вампира постоянен, каждую ночь после трех часов он становится таким же, каким встретил проклятие сто двадцать восемь лет назад. Но сегодня этого не случится... Позвякивая защитными кольчугами поверх плотных курток, палачи затаскивали узника на подмостки. Они явно трусили: действовали неспешно и осторожно, старались держаться на расстоянии. И зрители тоже опасливо пятились. — Что-то его кровавость неважно выглядит! — крикнул кто-то в середине толпы. Послышался сдавленный смех, и люди разом осмелели. — Видать, пришлось подзатянуть пояса кровососущей братии! — Уж не сломали ли вы зубы, ваша клыкастость? — Что-то вы темны лицом, ваша светлость! Никак нездоровы? Один из стражников заколотил заточенным колом по столбу, требуя тишины, и зычно возвестил: — Магнус Корвинус, называющий себя Герцогом, именем нашего короля, Люция Первого, за бесчисленные злодеяния, известные всем собравшимся, вы приговариваетесь... к смерти. На последнем слове он запнулся. Клара с мучительным вниманием всматривалась в бескровное лицо. Сеть чернильных венок поднималась от голой шеи, прорезала белую плоть и сходилась в глубокой, бескрайней черноте глаз. Оранжевый свет десятков факелов разбивался о жуткую одноцветность вампирского облика. Тюремщики привязали Герцога к столбу. — Спустите сюда! — послышался недовольный ропот. — Уж мы повеселимся. Не собираешься же ты докончить его одним ударом? Мы все хотим кусочек Герцога! Стражники колебались, переглядывались. — Да, давай! — горячилась толпа. — Он наш! Общий! Честно разделим! — А последнее слово? Дайте ему последнее слово! Хотим послушать! — А ведь и точно. Вдруг ему есть что сказать? Тот же стражник неловко подошел к столбу и, запинаясь, спросил: — Ваша светлость, ваши последние слова? Герцог не дрогнул, не пошевелился, так и стоял привязанным к столбу, точно огромная марионетка — очередной висельник на Аллее врагов короля. — Вишь ты, говорить с нами не хочет! А какие речи на аукционах толкал... И в этот миг все разом смолкли. Герцог пошевелился и выпрямился во весь немалый рост. Одновременно ледяной ветер поднялся над подмостками, пронесся над толпой и разбился о стены домов; с крыш посыпался снег. А еще ветер принес с собой тихий голос — тот самый оглушительный шепот, от которого не спрячешься и не отвернешься, потому что звучит он у тебя в голове и говорит — с тобой. — Однажды вы убили меня, а после сотню лет платили кровавую дань за свое злодеяние. Поднимете на меня руку снова, и я вернусь, чтобы забрать у вас всё — без остатка. Зрители притихли, мстительные порывы растаяли в морозном воздухе. Герцог не шевелился. Клара вжалась в стену, ее колотило с головы до пят, и она готова была поклясться, что во время всей речи мертвенно-бледные губы ни разу не дрогнули. А еще точно знала, что… — Не вернетесь, — прошептала она, и Нильс и Клаус испуганно посмотрели на нее. На площади воцарилась мертвая тишина. — Да кончай его уже, — не выдержал кто-то. Люди на подмостках мрачно переглядывались. Наконец стражник, державший в руках заостренный кол, подошел к притихшему вампиру. Герцог не проронил ни звука, пока дерево снова и снова пронзало его грудь — только медленно оседал на веревках. Когда палач отошел, деревянный кол у него в руке отливал красным в свете факелов: обагрился чужой кровью, сохранявшей жизнь мертвому тирану в последние часы. — А он точно сдох? — крикнул парень в первых рядах. — Да вон же, потрескался весь, — послышалось в ответ. — А не вернется ли? Обещал же! Спали его! — Да! Да! Сжечь кровососа! Сжечь! Вынырнув из трусливого оцепенения, толпа снова и снова скандировала мстительный призыв, и палачу ничего не оставалось, кроме как взять факел у одного из товарищей и поджечь мантию Герцога. Пламя разгорелось ярко и скоро, но не успели стражники спуститься с подмостков, как оно уже задохнулось. Невесть откуда взявшийся ветерок разнес над головами собравшихся запах тухлой гари. Толпа галдела, требуя поджечь снова, но палач лишь развел руками: — От него ничего не осталось! — прокричал он. — Только пепел в горелых тряпках. Люди поникли, зароптали. Их жажда крови осталась неутоленной, Герцог даже сумел унизить их напоследок. — Друзья! — прокричал палач. — Наше отмщение не полно! Но не спешите отчаиваться! Сохраните гнев для живого предателя, и да пусть свершится над ним правосудие. А когда колокол зазвонит снова, кровавые страницы нашей истории будут вырваны с корнем и разорваны в клочья! Второй стражник, притащивший Герцога, сбежал с подмостков и скрылся за Коллегиумом. А через пару минут толпа взорвалась свистом и язвительными выкриками. — Кто это? — спросил Нильс, вытягивая шею. Клара увидела двух новых человек, без особого труда тащивших третьего — щуплого, безвольного, в драном окровавленном рубище. Свет факела ярко высветил лицо узника, и она сразу узнала старика с непомерно большой, теперь совершенно лысой головой. — Что, Густав, — закричал кто-то, — пришел услужить его светлости в последний раз? — Каково было плясать под дудку кровососов, лизоблюд поганый? — Ух сейчас напляшешься! — И твоих комаришек спалим! — Так ведь зима же — сами давно передохли! Насмешки слились в нестройный гул. Задние ряды напирали, стремясь добраться до Густава, а первые подались вперед, плевали ему в лицо, орали прямо в ухо и отвешивали оплеухи. Стражники не спешили остановить издевательства, и толпа вдоволь поглумилась над пленником, прежде чем его пинками затащили на подмостки. — Презренный лакей мерзейшего Герцога... — начал было палач, но высокий парень в полушубке перебил его. — Да брось языком молоть! — грубо выкрикнул он, поднимаясь к пленнику и палачам. — Помните же, как бедолага дорожил его светлостью? Мы ж не кровососы поганые! Позволим повидаться перед смертью! С этими словами он подошел к паленому тряпью, оставшемуся от Герцога, присел на корточки и некоторое время там возился, а потом выпрямился, держа перед собой сомкнутые горсти. — Не сожрал тебя твой господин, так теперь ты его испробуешь! — закричал он, накрывая ладонями лицо Густава. Тот впервые дернулся, но не издал ни звука. А быть может, слабый стон мгновенно заглушило улюлюканье торжествующей толпы. Парень в полушубке отнял руки, и свет факелов осветил лицо старика, покрытое теперь серым порошком. Густав безостановочно и беззвучно шамкал перемазанным пеплом ртом, и Клара каким-то образом поняла, что он говорит: мой Господин, мой Господин... Ей сделалось мерзко, тошно и нестерпимо захотелось уйти. Однако рядом Нильс и Клаус живо следили за происходящим, да и она сама отчего-то не могла даже зажмуриться. — Давай его сюда! — послышались веселые выкрики. — Кидай к нам! Стражники колебались, но Клара знала, что они уступят: им тоже не терпелось повеселиться. — Давай! Давай! — люди в первых рядах тянули к Густаву жадные руки... Вдруг Кларе почудился протяжный свист, прозвучавший как будто прямо у нее над головой, но звук сразу потерялся в возбужденном гаме. А потом гам начал стихать — постепенно, от первых рядов к последним, и она увидела: стражники медленно опускают на пол Густава, из головы которого торчит длинный стержень. — Что?.. — выдохнула она, и смутная догадка удушающим холодом коснулась ее сердца, по спине побежали мурашки. — Эх, прямо в глаз угодил... — послышалось в толпе. — Красно-золотое оперенье… — Лучник! — яростно закричали люди, оборачиваясь к дому, у крыльца которого стояли Клара и близнецы. — Оттуда стреляли! С крыши! Это проклятый лучник! Они обступили крыльцо, напирали, даже и не пытаясь скрыть негодование: подумать только, кровавую потеху вырвали у них прямо из-под носа! — Где он? Вы его видите? — Тишина! — палач Герцога ударил по помосту окровавленным колом. Двое других стражников стаскивали на землю безвольное тело Густава. — Самое главное вы не пропустите! Больше нам никто не помешает! Обещаю, когда колокол зазвонит снова, ваша жажда будет утолена! Но люди были недовольны. Они роптали, кто-то снова вскарабкался на помост... Клара вздрогнула: услышала свое имя — откуда-то из-за дома, а может, изнутри, и сразу же нечто схватило ее за шею и потянуло идти вперед — насквозь. Она подошла вплотную к двери, нащупала ручку и уже подумывала отпереть магией, когда близнецы в один голос потрясенно охнули. Всё еще сжимая дверную ручку, Клара обернулась. Теперь на подмостках стоял высокий и худой парень в легкой куртенке, светлые волосы свисали ему на лицо, костлявые руки обнимали знакомую лютню. — Черт подери! — прошептал Нильс потрясенно. — Чтоб я сдох! — прохрипел Клаус, держась за шрам на щеке. Они спустились с крыльца и продвинулись чуть глубже в толпу. Клара хотела позвать их или броситься следом, но не могла: будто приросла рукой к двери, а накативший приступ удушья не давал вымолвить и слова. А Абель уже играл. Его узнали. — Это ты! — закричал кто-то. — Та же песня! Ты звонил в колокол два года назад! Ты обещал нам победу! У меня осталась твоя монета... — Кто? Кто это? — спрашивали со всех сторон. — Этот парень провидец! — следовали восторженные ответы. — Певец свободы! Наверное, Абель играл «Песню первого мученика крови», но за гвалтом и гулом в голове Клара не слышала мелодию. Она даже и на певца не смотрела, куда больше опасаясь потерять из вида Нильса и Клауса, которые уже отошли слишком далеко. — Я написал новую песню для нашей победы! — заорал Абель и под крики одобрения принялся играть снова. Однако он едва успел начать, как над площадью прокатился очередной удар колокола. Собравшиеся притихли и снова подняли головы к ночному небу. — Друзья! — закричал палач. — Час пробил! Сейчас наше отмщение свершится! Когда колокол прозвонит в третий раз, Коллегиум будет казнен! Стены, скрывавшие кровавые злодеяния, падут! Клара увидела, как Абель рывком оборачивается к задней стене Коллегиума, спрыгивает с подмостков и, расталкивая людей, бросается прочь. А тем временем протяжный звон снова накрыл обескураженную толпу. — Да падут кровавые стены! — подхватил кто-то. — Смерть дому мертвецов! — Отойдите! Назад! — послышался истошный вопль, а в следующий миг не осталось ни людей, ни голосов, ни света — удушающее облако и оглушительный грохот вытеснили и Коллегиум, и Кинтуррию и весь мир заодно. И колокол так и не прозвонил. Клара вжалась в дверь дома, выпустила дверную ручку и сползла на пол. Она не знала, сколько просидела вот так, зажмурившись, уткнувшись носом в накрытые пропыленным плащом колени. Казалось, грохот навек поселился в голове и никогда не прекратится, однако несколько болезненных вдохов и выдохов спустя сквозь непроницаемую толщу начали прорываться звуки разорванного мира: крики и кашель. Тогда Клара попыталась открыть глаза, но тут же зажмурилась, начала отчаянно тереть сомкнутые веки, и по ее щекам хлынули слезы. И дело было не только в разъедающей пыли. Нильс... Клаус... Она не хотела видеть, но не могла позволить себе долгую отсрочку. Чем раньше, тем лучше. Клара вслепую поднялась на ноги, спустилась с крыльца на одну ступеньку и, стиснув зубы, снова открыла глаза. Не обращая внимания на боль и слезы, огляделась по сторонам. Всё оказалось не так уж страшно. Люди вокруг хоть и задыхались от кашля, но стояли на ногах; раненых видно не было. Впрочем, судя по всему, черно-серебристая пыль скрывала самое страшное. — Там просто месиво! — прокричал кто-то. — Западная башня упала на эту сторону. Паника холодными щупальцами стянула тело, проникла под кожу, и Клара, едва понимая, что делает, бросилась вниз с крыльца. — Клаус!.. — крик застрял в горле тысячей колких крупиц. Она согнулась в приступе удушающего кашля, оступилась и упала на заледенелую землю. В глазах потемнело, и на какой-то блаженный миг Клара перестала понимать, что происходит, где, зачем… А потом снова услышала: ее зовут. Стоило поднять голову, и зов стих. Окружающий гам тоже как будто стал глуше. Клара вдруг подумала, что надо войти наконец в дом, подняться на балкон третьего этажа и осмотреть площадь сверху. Оттуда она сможет увидеть Нильса и Клауса. Она кинулась к двери, не сомневаясь, что придется прибегнуть к магии, чтобы отпереть ее, но та отворилась легким нажатием на ручку. Отчего хозяева не заперли дом, когда уходили? Сейчас некогда было думать об этом, и Клара бросилась через темный холл к лестнице. Перепрыгивая через ступеньку, взбежала на второй этаж и уже преодолела первый лестничный пролет, ведущий на третий, когда сзади послышались обрывки разговора: — Надо вынести его наружу. Эти идиоты разнесли Коллегиум, трупы никто считать не будет... — Тихо! — гаркнул грубый голос. — В доме кто-то есть! Приоткрытая дверь на втором этаже распахнулась настежь. Клара, замершая было на лестничной площадке, нырнула в сторону, на цыпочках взбежала наверх и, едва соображая от страха, бросилась в первую попавшуюся комнату. Обладатель грубого голоса не должен был ее увидеть, но он точно ее слышал. Она в отчаянии огляделась — темная гостиная, черные силуэты кресел, стола, а впереди — мягкое свечение! Не оконные ставни — закрытый витражным стеклом проем. Точно. Балкон. Она оказалась именно там, куда хотела попасть. На лестнице послышались шаги, и Клара бросилась через комнату к стеклянной двери, распахнула ее и свесилась через балконную балюстраду. Пыль почти улеглась, обнажив руины Коллегиума, смятые подмостки и обрушенную башню. Вокруг сновали люди — у одних в руках факелы, другие — вытаскивают раненых из-под развалин. Стоны, крики... Нильса и Клауса не видно. И нет времени их искать. Нужно прыгать. Клара глянула вниз, и у нее закружилась голова. За мутной дымкой заледенелая земля казалась бесконечно далекой, смертоносной. Слишком высоко. Падение ей не пережить. Из гостиной донеслись тяжелые шаги, а сверху — шорох. Клара успела заметить темный силуэт, спускающийся к ней, держась за конек крыши, и в этот миг балконная дверь рывком распахнулась. Послышался звук бьющегося стекла. Клара вжалась в парапет. Не прыгнула... Над ней нависал огромный патлатый мужлан. Что-то поблескивало в скрытом в тени лице. Серьга, золотой зуб? Клара не хотела знать. Однако она сразу поняла, что именно сверкает в огромной ручище. Нож. У острия, перемазанного чем-то темным, лезвие тускнело… — Ты, что ли, девка Агустина? — плотоядно осклабился головорез. Перед глазами пронеслись картины давних тренировок с Магдой. Но Клара не могла вспомнить ничего полезного — только унижения и ненависть. И она оцепенела — вся, целиком, душой и телом — и больше уже не была ведьмой, вмиг вернувшись к той маленькой, испуганной, почти забытой девочке с фермы Маллуса. Где-то сбоку, на покатой крыше скользнули очертания острых кошачьих ушек. Прыгать! Клара как могла отклонилась назад, попыталась перекинуть ногу... Головорез ринулся вперед, схватил ее за руку и тут же удивленно, совсем не мужественно вскрикнул, разжал пальцы и упал вперед. На нее. Клара едва-едва не перелетела через парапет, нырнула под массивную тушу, выбралась с другой стороны и поднялась на ноги. Стройная темная фигура, стоя на свесе крыши, наблюдала за ней из-под низко надвинутого капюшона. Клара хотела поблагодарить, но слова распадались на крупицы непроизносимых звуков, и она лишь отчаянно хватала ртом воздух. Даже не глядя, в темноте она видела стрелу с красно-золотым оперением, торчащую из горла мертвого головореза. Стрелу, выпущенную из лука, которую такой знакомый незнакомец сжимал в руке. Пару минут они стояли вот так, на грани трепетного узнавания, а потом он резко стянул капюшон, и тусклые отблески факелов и небесных огней слишком ярко осветили бледное лицо. Клара судорожно вдохнула. На мгновение ей показалось, что Герцог сдержал свое обещание: вернулся, восстал из пепла и стоит сейчас перед ней. Вот только моложе, тоньше и при этом почему-то сильнее... — В-ваше величество... — голос вернулся к ней. Люций ничего не ответил. Он чуть дрогнул, его глаза блеснули во мраке, и еще несколько мгновений они не отрываясь смотрели друг на друга, пока... — Клара! Она вздрогнула, посмотрела вниз — Вит стоял прямо под балконом, запрокинув голову. — Наконец нашел! — прокричал он. — Как ты там оказалась? — Я... неважно... Вит, на втором этаже есть люди. Они опасны. — Оставайся там! Я сейчас поднимусь. — И он без лишних слов скрылся под балконом. Клара глянула на крышу — пусто. Уж не привиделся ли ей король? Мертвец с насквозь пробитой шеей, лежащий у ее ног, опровергал эту мысль. Но сколько времени прошло? Она прислушалась. Почему подельники мертвого головореза не идут проверить, что с ним? В этот миг из глубины дома донесся звук отворяемой двери, но тишина сразу поглотила его. Клара ждала, пытливо всматриваясь во мрак и время от времени поглядывая на крышу. Ей хотелось думать, что Люций прячется где-то рядом. Как ни прислушивалась, а острожные шаги в комнате заставили ее подпрыгнуть. По полу и стенам комнаты разлился тусклый свет — Вит приближался к ней со свечой в руке. Переступив через ноги поверженного бандита, Клара шагнула ему навстречу. — Как я рад, что ты цела, — сказал он глухо. — Что же те люди?.. — Не беспокойся. Он был всего один. Лицо и руки Вита покрывали свежие кровоточащие ссадины. — Ты ранен... — неловко пробормотала Клара. — Просто царапины. Я получил их не здесь. Клара вдруг поняла, что Вит никак не мог встретиться с королем, но сейчас ее совершенно не занимало, куда именно он ходил. — Идем скорее. Нам нужно найти Нильса и Клауса! Я потеряла их в толпе... — Я их уже нашел. В комнате вдруг стало очень холодно и, несмотря на свет свечи, темнее, чем прежде. — Нашел? — жалко повторила она. — А почему они не с тобой? Вит мягко коснулся ее плеча. — Они погибли, Клара... Оба. Угодили под завалы. — Нет, — выдохнула она в ужасе. — Нет-нет-нет... Не может быть... Они не отошли так далеко... Это невозможно... — Мне так жаль, — сказал Вит, наклонившись к ней. — Представляю, каково это — знать, что они оказались здесь из-за тебя. Им ведь было совсем не обязательно ехать с нами в Кинтуррию, но ты потащила их за собой. Нильс и Клаус погибли из-за твоей трусости, Клара. Ты вернула к жизни одного из них, а потом убила обоих. Его слова отдавались у нее в голове мучительным и бессмысленным шумом. И всё же кое-что Клара уловила. Я вернула к жизни одного из них... Ну конечно! Вот же идиотка! — Веди меня к ним! Скорее! Вит... Он не шевелился, и Клара с обреченной ясностью поняла: его не сдвинуть, не обойти... — Не стоит, — проговорил Вит тем же бесцветным голосом. — Зрелище слишком ужасно. — Я справлюсь! — И собрав свой гнев по крупицам, Клара стряхнула его руку с плеча. Ей сразу стало легче. — Пусти! — выкрикнула она. — Я найду их сама! Я верну их немедленно! Вит выпрямился и тяжело вздохнул: — Боюсь, я не могу этого позволить. Тебе нужно беречь силы для куда более важного дела. Посмотри, что все они сделали с городом, со страной... Мы — я и ты — всё исправим. И тогда все жертвы окупятся. Не беспокойся, я дам тебе шанс всё искупить. Клара судорожно вдохнула, отступила к балкону, и ее взгляд упал на руку Вита — ту самую, которую она только что скинула с плеча. Он как раз вытаскивал из кармана сжатый кулак. Оттуда свисало что-то серое, тонкое... Нить. Знакомая узловатая нить. И в этот момент матовая чернота поглотила и балкон, и порог, и всю комнату. Даже силуэт Вита расплылся, потемнел. И только кулак с нитью по-прежнему ярко выступал из мрака, словно пропитанный жутким потусторонним светом. — Идем за мной, — позвал Вит. И Клара пошла за ним.

* * *

Она очнулась в шаткой темноте. Страх — первая привычная реакция — быстро сменился тоской и отчаянием, и уже в следующий миг она знала, что едет неизвестно куда в их старой повозке. Вместе с Витом. Без Нильса и Клауса. Воспоминания о возвращении в предместья и начале поездки вспыхивали бледными призраками, и Клара не знала, показывают ли они свершившуюся реальность или это ее сознание лживо заполняет пустоты. Однако в том, что случилось у Коллегиума, сомневаться не приходилось. Он лгал, ведь правда? Всё это гнусная ложь... Клара стиснула зубы и обхватила голову руками. Она до сих пор чувствовала их присутствие. Казалось, Нильс и Клаус сидят рядом, по обе от нее стороны — всё еще здесь, чтобы защитить ее от Вита. Мерзавец, подонок... Глаза щипало, по холодным щекам текла горячая влага. Шею больше не стискивала невидимая бечева, и Клара чувствовала себя марионеткой, развалившейся на полу бесполезной грудой деревяшек после того, как кукловод выпустил нити. Надолго ли? Она уже почти скучала по недавнему покорному отупению. Внезапно повозка дернулась, накренилась и явно пошла в гору. Клара подобралась к краю и откинула полог — они поднимались на холм по широкой вычищенной дороге с каменными бордюрами по обеим сторонам. На вершине сливался с ночным небом черный, пылающий посередине особняк. Клара вытерла воспаленные глаза, прищурилась. Нет, не пожар. Кажется, в доме зажжены светильники, много-много светильников... Она глубоко вдохнула и с необъяснимым трепетом обернулась. Кинтуррия лежала позади, в низине — огромное блестящее болото. Выпрыгнуть из повозки и бежать туда? — Держись крепче. Мы почти приехали, — донесся с козел отрывистый голос. И Клара крепче сжала пальцы на деревянном крае повозки и больше уже не смотрела ни вперед, ни назад. — Прибыли, — наконец сообщил Вит, и повозка резко затормозила. — Идем. Клара неловко спрыгнула на очищенную дорожку, вслед за Витом прошла вдоль заснеженных клумб к высоким деревянным дверям и наконец рассмотрела особняк как следует. Большой дом из темного камня — ни колонн, ни лепнины — приковывал взгляд формой и линиями — сплошь косыми, закругленными. Два крыла расходились под тупым углом, плоские крыши поднимались крутыми скатами с загнутыми свесами, а окна щурились, точно раскосые горящие глаза. На какой-то миг Клара усомнилась в увиденном. Уж не обманывает ли ее измученный разум? Было во всем этом что-то неправильное и при этом смутно, забыто знакомое… — Блудливый дом, — пробормотала она. — Резиденция Виконта, — кивнул Вит. — Он поедет с нами. — Значит, Виконт еще... жив? Но разве это не опасно? Казалось, чудовищный дом следит за ними. Стоило чуть повернуть голову, и огоньки в окнах подрагивали, меняя выражение многоглазой морды. — Да, нам повезло, — ответил Вит невпопад и с прежней настойчивостью повторил: — Идем. Он не без труда открыл двери, которые, однако, оказались не запертыми на засов. Клара шагнула следом и зажмурилась от яркого света. На мгновение ей показалось, что в холле всё же беснуется пламя, и, приглядевшись, она поняла, что не так уж далека от истины. Сотни огней сверкали в роскошной люстре под потолком и подрагивали в настенных подсвечниках; еще столько же мерцали в мутных зеркалах, вразнобой развешанных по стенам, и в позолоте, покрывающей перила бельэтажа, и в полированных спинах медных вздыбленных коней, стоящих у парадной лестницы, которая извивалась вверх, причудливо сужаясь и расширяясь; ступени, как и подножие, устилал толстый красный ковер. Клара сделала несколько неуклюжих шагов: ноги вязли в длинном ворсе, словно в кровавом снегу. Вит без лишних слов и как будто без размышлений свернул направо. Он не звал ее. На мгновение Клара осталась одна, огляделась — из-за приотворенной двери слева долетали приглушенные смешки, и она, повинуясь неясному порыву, шагнула туда, поскользнулась, ступив с ворсистого ковра на голый мрамор, и едва удержала равновесие. В тот же миг дверь отворилась шире, и на пороге показался высокий темноволосый мальчишка. Он удивленно поднял брови, улыбнулся ей и посторонился. Клара переступила порог и очутилась в просторном зале с большими окнами по обеим сторонам. Из-за приглушенного света здесь было куда уютнее и даже как будто теплее, чем в холле, несмотря на голый каменный пол и почти полную пустоту. Всю мебель составляли четыре стола на козлах, которые выстроились один за другим недалеко от двери и на которых разместилось сейчас не менее двух десятков черноволосых мальчишек в одинаковых белых сорочках и синих штанах. Все они молча уставились на Клару. Судя по всему, она заглянула в обеденный зал в левом крыле, однако застала домочадцев Виконта совсем не за обедом. Чуть в стороне, между ней и столами, стоял мольберт с натянутым холстом. За ним сгорбился один из чернявых мальчишек, а второй, по пояс раздетый, сидел на табурете чуть в стороне. Натурщик служил еще и поставщиком чернил: под ключицей у него зияла глубокая, щедро кровоточащая рана, в которую художник то и дело окунал кисть. Поднявшаяся желчь обожгла горло, но любопытство оказалось сильнее, и Клара сделала шаг вперед, чтобы взглянуть на рисунок. Она едва успела отметить, что художник поработал совсем неплохо, как сидящие на столах мальчишки спрыгнули на пол и окружили ее. Даже натурщик бросился к ним, и только художник, поглощенный работой, не спешил присоединиться. Клара повернулась кругом, всматриваясь в бледные лица, в черные вихры, в зеленые, карие и серые глаза — со всех сторон на нее глядели десятки жалких, ненужных подобий Нильса и Клауса. Слезы снова хлынули по щекам. Натурщик протянул руку и опасливо коснулся ее мокрого лица, а потом рассмеялся, и все вокруг подхватили веселье. Даже художник поднял голову от мольберта. Клара в ужасе смотрела, как они, осмелев, подходят всё ближе и ближе... — Сюда! Из холла донесся голос Вита. Прежде чем она успела что-либо крикнуть в ответ, мальчишки вскинули головы, повернулись к двери и все дружно направились в холл. Клара, стараясь держаться на расстоянии, последовала за ними. — Зачем ты привела их? — спросил Вит, глядя на приближающийся отряд домочадцев. — Я не приводила! — Клара в ужасе смотрела на замерших мальчишек. — Они сами пошли на твой крик. Что с ними? — Ладно, идем. Вит схватил ее за предплечье и потащил направо, к распахнутой двери. Они оказались в длинной и просторной библиотеке — тысячи фолиантов и свитков, сотни полок и стеллажей. Бесконечные стопки, бесконечные ряды, одни за другими — и всё время пути Клара не переставала слышать за спиной шаги шести десятков ног. Наконец Вит отпер дверь на дальней стене. Они с Кларой едва успели юркнуть в комнату и задвинуть засов, как с другой стороны послышался топот бегущих ног, и сразу же с десяток тяжелых кулаков забарабанили в дверь. — Что нам делать? — в отчаянии прошептала Клара. — Для начала было бы неплохо поздороваться с его милостью, — спокойно ответил Вит у нее за спиной. Сердце окатил ледяной холод, и Клара, прижав руки к груди, медленно обернулась. Они находились в тесной комнатке с наглухо заколоченными окнами. Свечи догорали в трехруком подсвечнике на круглом столе. В их прерывистом свете даже стоящие по углам вазы отбрасывали чудовищные тени, но с настоящим монстром, конечно, тягаться не могли. Кастор де Сильва восседал на высоком резном стуле, больше похожем на трон. Высохшие, теряющиеся в рукавах сорочки руки лежали на подлокотниках, камзол и штаны пропитались чужой кровью, она же кое-где заляпала длинные русые пряди. Волосы — по-прежнему блестящие, по-прежнему живые — обрамляли мертвое лицо — посеревшее и рассохшееся, даже тьма в неподвижных глазах поблекла. — Ваша милость, — Вит отвесил поклон, — мы увезем вас туда, где вам станет лучше. Не успел он договорить, как в углу комнаты послышался приглушенный стук. Стоявший там сундук чуть дрогнул. Тихий скрип — и тяжелая крышка поднялась, наружу выскочил темноволосый мальчишка — неотличимый от тех, что пытались сейчас снести дверь. Нож у него в руке поймал золотой отблеск пламени. — Вит! — в ужасе крикнула Клара, но мальчишка был уже рядом с ними. Ни секунды колебания, ни остановки — удар, как продолжение бега. Потом еще один. И еще... Вит покачнулся, схватился за шею, и черная кровь хлынула между его белыми пальцами. Он упал на колени. Клара в ужасе попятилась. — Верни меня, — прохрипел Вит, глядя на нее, и затих. Кровавый пузырь, вздувшийся в уголке его рта, лопнул. Убийца тем временем сел на корточки, обхватил голову окровавленными руками и тихонько, страдальчески замычал. Клара в ужасе сползла по трясущейся двери. Что происходит? Почему мальчишка не хочет убить и ее? Удары тем временем стали сильнее. Казалось, несколько человек разбегаются и врезаются в дверь плечами. Снова и снова. Дерево гнулось под напором. А в другом конце комнатки Виконт почуял кровь. Его высохший когтистый палец дрогнул на подлокотнике, в глубине подернутых пеленой глаз зажглись красные огоньки. Клара подтянула колени и обхватила их руками, но ни на толику не смогла унять колотящую ее дрожь. Что же делать? Верни меня... Да, это единственный выход. Она на коленях подползла к Виту, и плащ тут же пропитался натекшей кровью. Кладя руки на неподвижную грудь, Клара видела краем глаза большую тень кошки, беспокойно мечущуюся по стене. Выходит, она всё же не одна. Но сейчас это уже не имело никакого значения. Она закрыла глаза, пытаясь отыскать в оцепеневшей душе хоть крупицу живительного тепла, и услышала тихое мяуканье. Тень Серпенты говорила с ней. Впервые. И, кажется, она понимала. — Ты не хочешь, чтобы я оживляла его? — пробормотала Клара, не открывая глаз. — Я ведь тоже не хочу. Но... Но ее желания уже давно ничего не значили. Дверь скоро разнесут в щепки, вампир вот-вот пробудится, а убийца с окровавленным ножом сидит всего в паре шагов от нее, и... И было еще что-то, то, что Клара не могла облечь в слова даже про себя. Самое важное. И не обращая внимания на отчаянное мяуканье, она позволила себе провалиться в вязкую тьму, чтобы на смертной тропе отыскать заветную дверь... Магия обессилила ее, и Клара потеряла сознание — а может, и вовсе умерла на несколько долгих мгновений. Когда она вернулась в тесную затхлую комнатку, Вит уже стоял на ногах, возвышаясь над ней и над своим безропотным убийцей. Он через плечо глянул на Виконта и подошел к мальчику. — Иди, утоли жажду своего господина. Домочадец проворно вскочил на ноги и направился к хозяину. Он почти приник к вампиру, и тот обхватил его когтистыми лапами, притянул к себе и вонзил клыки в бледную шею. А потом повисла мертвая тишина. Домочадцы отчего-то перестали ломиться, вампир пил бесшумно, и жертва тоже не издавала ни звука. Безмолвие невыносимо затягивалось, и Кларе хотелось крикнуть Виту, чтобы он прекратил, но она не могла просить за жизнь незнакомца. Не после того, как не сумела отстоять Нильса и Клауса. Когда мальчик упал на каменный пол, нарушив тягучую тишину, голос вернулся к ней. — Ты был здесь. Они все делают то, что ты велел. — Как и ты, — подтвердил Вит и отпер засов. Домочадцы один за другим вошли в комнатку, переступили через товарища и подхватили слабо сопротивляющегося хозяина. Они засунули вампира в прекрасный сундук — обитый синим бархатом, с вышитыми золотыми звездами, — заперли на замок и понесли прочь. Тогда Вит велел Кларе подниматься, и они вдвоем, точно замыкающиеся траурную процессию плакальщики, вышли из каморки, из библиотеки, а потом и из Блудливого дома. На улице домочадцы погрузили сундук в повозку и отдали Виту ключ. — А теперь сожгите здесь все, — велел он напоследок. Клара так и не узнала, бросились ли мальчишки исполнять приказ, потому что стоило домочадцам отойти, и Вит схватил ее за плечо: — Полезай к нему! Оставайся к темноте, подальше от этого твоего ушастого фамильяра! Он выплюнул всё это с новой, непривычной злобой, грубо толкнул ее в повозку и задернул полог. Клара на коленях подобралась к сундуку и облокотилась на бархатную стенку. Внутри было тихо. Через минуту повозка тронулась с места. Снова в путь. На север. Потому что теперь Вит знал, что на севере проклятие еще не утратило силу. Теперь он знал всё.