Он смотрит и ни о чем не думает.
Чистый белый потолок.Холодная изморозь конденсата, стекающего по стеклу
И вдруг приходят воспоминания.И вдруг приходит боль
Война. Самолет. Шмидт. Тессаракт. Падение. Толщи ледяной воды, вдавливающие его в кресло пилота, протаскивающие дальше в кабину, бросающие, кидающие, вымораживающие. Разрывающий легкие огонь от нехватки кислорода. Осколки стекла, застрявшие в ранах. Холодная вода. И иррациональное облегчение. Его смерть хоть как-то похожа на ту, что пережил Стив.Открыть глаза. Изучить фотографии целей, ознакомиться с параметрами операции. Выбрать оружие, оставаться на месте до тех пор, пока они не закончат с закреплением боевой экипировки. У него есть осколок ощущения - это самое дорогое сокровище. Где-то слева, кто-то свой.
Он должен был умереть.Он должен жить, для того чтобы вернуться к кому-то. Кто-то его ждет. Кто-то с ним до конца.
... Баки осматривает комнату. Белый потолок, светлые стены, жесткая кровать, ветерок из окна, шум радио. Но что-то не так. Он садится, опуская ноги в ботинках. Кто позволил больному лечь на постель в ботинках? И это не его. И даже не Стива. Как и одежда. Если он в больнице, то почему он не в больничной сорочке? Матч. По радио передают матч. Тот самый матч, на который они ходили вместе со Стивом. Единственный, на который он пришел здоровым, а ушел ни с кем не подравшись. И почему он один в палате? Где приборы? Где медсестры? Паника, гнев и злость набирают обороты, но выдержка удерживает его на месте. Слишком тихо. Должен быть шум больницы. Кто-то должен ходить за дверью, звать кого-то. Он полжизни провел в больнице, навещая Стива, он знает, что там даже ночью кто-то ходит по коридору. А сейчас день. Г.И.Д.Р.А. Но зачем им? С.Н.Р не стали бы такое проворачивать. Дверь открывается. В комнату заходит женщина. Распущенные волосы - неприемлемо. Форма - та, но белье - нет. Поведение, макияж. Копия, не оригинал. Но она одна - значит, либо электричество, либо транквилизатор. - Доброе утро, сержант Барнс, - она смотрит на часы, - хотя скорее день. Стив бы начал задавать вопросы. Баки не Стив. - Капитан, - выдержки у него всегда было больше. Он не провоцирует её, не двигается, только следит холодными серыми глазами. - Что, простите? - Третьего мая тысяча девятисот сорок пятого года командование меня повысило до капитана, вы не видели приказа? - от его улыбки когда-то таяли все девушки, а вот этот взгляд у него появился после смерти Стива. Справа было непривычно холодно. Это было правдой. Филлипс дал ему эту бумагу за полчаса до отбытия. Говорил что-то о том, что носить униформу нужно соответствуя ей. Стив, даже будучи астматиком, соответствовал - Баки, никогда. Женщина не двигается, замирает. - А еще на вас нет опознавательных знаков. Вы чья-то секретарша? - похабная усмешка и недвусмысленное указание на ноги в чулках. Роскошь по военному времени. Она сжимает губы. О, Стив был языкастым мудаком, отхватывающим за то, что был умнее остальных и не мог вовремя заткнуться. Баки многому у него научился. Но он всё еще сидел на постели, демонстративно положив раскрытые ладони на покрывало. - Или нет? Давайте закончим этот спектакль, главному актеру не дали суфлера, - он демонстративно оглядел комнату, - где я? Она взяла себя в руки и чуть отступила. - Вы в Нью-Йорке. - Хорошо, и кто вы? Баки не обманывался на свой счет, он был солдатом. Это Стив прошел специальную подготовку, имел высшее образование и обладал харизмой. А Баки только и умел, что метко стрелять по целям. - Я агент Шестой Интервенционной Тактико-оперативной Логистической Службы, Щ.И.Т, пришедшей на смену С.Н.Р. - Ага, - кивнул Баки, медленно вставая и удерживая ладони в зоне её видимости. Медленно подошел к окну и коснулся стекла, - и я в весьма комфортабельной тюрьме. Благодарю. Если мне позволено здесь иметь свое мнение, то не могли бы вы покинуть комнату? Он не знает, что она видит на его лице. Женщина немного бледнеет и медленно выходит. Джеймс Б. Барнс ложится на постель, закладывает руки за голову и задумчиво созерцает потолок. Стив мертв. Стив. Монетка сама ложится в его ладонь, притянутая за цепочку на шее. Он поднимает руку и рассматривает её в лучах искусственного освещения. - Это глупо и ты опять заболеешь, - Баки сопротивляется очередной Стивовой идее, но без огонька, ему и самому интересно. - Это не глупо. Это работает, мне мама рассказывала в детстве. А потом я прочел в книге и вспомнил. Давай. Её сегодня не будет до утра, у нас есть всё. - Хорошо, - кивнул Баки. Аверс. Реверс. Барнсу кажется, что он видит засохшую кровь Стива на венце Свободы, и свою собственную - на ветвях кустарника. - Вот только, мне кажется, "вместе до конца", это расплывчато. Надо что-то поконкретнее. Как на присяге. Что скажешь, Бак? - А это идея! Вода в прозрачном граненом стакане, с шестью каплями крови и щепоткой соли, немного рыжая из-за ржавчины и холодная. Им надо её выпивать по очереди, глотками, проговаривая текст клятвы вслух, по частям. - Я Джеймс Бьюкенен Барнс, - Я Стивен Грант Роджерс, - клянусь, - клянусь, - не лгать друг другу, - всегда быть на одной стороне, - жизнь свою отдать, - поддерживать и помогать, - отдать всё что имею, - не бросать в беде. Дверь снова открывается. Входит черный человек в костюме и плаще. Баки прячет монетку в ворот футболки, это всё что у него есть. - Десять центов. Из той же серии, что и мирный доллар. Барнс не удостаивает его даже взглядом. - Это не тюрьма, мистер Барнс. Если вы желаете, то можете выйти. - Но есть условия, - усмехается Джеймс. - Никаких условий. - Всегда есть условия. - Стив, ты же понимаешь, что это надо держать в тайне? - Конечно, Бак. - Тогда, давай, придумаем условный сигнал. Пусть фраза "я с тобой до конца" будет нашим тайным кодом. Который поймем только мы? - Давай. - Я с тобой до конца. - Я с тобой до конца.