Десять центов

Семьдесят лет. Ему девяносто пять, с учетом того, что он не рассчитывал дожить до тридцати. Думал, умрет во время войны. Знал, что умрет. Вот только умер Стив. А он жив. И ему девяносто пять, хотя, нет, наверное, всё же двадцать четыре. В этом случае у него еще есть время найти войну и героически сдохнуть. Арлингтонское кладбище встречает его ровным рядом могил. Стив бы попытался узнать о живых, ходил бы в кафе, нашел бы спортзал. Из них двоих именно он ценил жизнь, привык к ежедневной рутине с постоянной угрозой смерти. Дуган часто пытался образумить Стива, когда тот бросался с одним пистолетом на противника, превосходящего его числом и вооружением. Он не понимал, что у Роджерса нет инстинкта самосохранения, умер от ненадобности. Баки приходит на кладбище. Ровные ряды могил, надгробия, словно военные на построении. Даже на кладбище Баки Барнс слева от Стива Роджерса. Он ложится прямо на его могилу, смотрит на темнеющее небо и думает. Земля холодная, трава колется, но тут так тихо. Спокойно. Баки закрывает глаза и позволяет шелесту ветра себя увлечь. Ему кажется, что он слышит Стива. "— Ты чего же — большевик? — Прозвище тут ни при чем... — насмешливо и протяжно ответил Лагутин. — Дело не в прозвище, а в правде. Народу правда нужна, а ее все хоронят, закапывают. Говорят, что она давно уж покойница." Стив сидит на стуле, читает "Тихий Дон" Шолохова в переводе, а Баки сидит за столом и чинит соседскую лампу. Он открывает глаза и ему мерещится мягкий желтый свет керосинки по правую сторону от него. Баки не оборачивается, не пытается посмотреть и вглядеться. На небе уже появились первые звезды, по земле тянет прохладным ветерком, но что это такое после семидесяти лет во льдах? Когда он засыпает в кровати - ему кажется, что он проваливается. Когда он засыпает на диване - ему кажется, что его вдавливают толщи ледяной воды. А здесь, среди мертвых, павших и забытых - разве ему не самое место? "— Дорогая моя! — сказала ей моя мама. — Неужели вы думаете, что на небе мало звёзд? Их миллионы! И миллионы звёзд падают каждую ночь! Но, конечно, нельзя ожидать, что они будут падать в одно и то же место, на один луг!" Ветер рассказывал ему "Мэри Поппинс", мягко трепля отросшие волосы. А звезды были на своих местах. Стив когда-то загорелся астрономией, каждую ночь выползал на крышу и смотрел-смотрел-смотрел. А Баки приносил ему плед, миссис Роджерс выносила горячий чай и рассказывала о созвездиях. "... Конечно, общую идею хоть какую-то дать надо – для того, чтобы делали дело с пониманием, – но дать лишь в минимальной дозе, иначе из них не выйдет хороших и счастливых членов общества." Ветер шепчет, доносит слова из давно прочитанных книг, вплетает их в тонкую вязь рассказа. "О дивный новый мир" вспоминается сам, когда он видит огни города. Воспоминания. Стив мертв. Он упал, разбился в ущелье, его труп даже не нашли. Ни Говард с его техникой, ни Жак и его Сопротивление. У Стива есть только вот такая могила. На которой лежит Баки. Черный мужчина, Ник Фьюри - директор Щ.И.Т, говорит, что миру нужен Капитан Америка. Баки отдает ему щит, костюм и посылает искать добровольца. Он не Стив. Он не станет им, никогда, и так ощущает себя предателем из-за того, что взял и надел. Это - Стива. Не его. Ему - винтовку и высоту. Ник Фьюри говорит, что миру нужен Солдат. Баки устало улыбается. - Я свое отслужил. Моя война окончена. Ник Фьюри многое говорит. А Барнс не слушает, это Пегги умела говорить так, что все смотрели на неё и слушали только её. Это Стив говорил едва слышно, гундосил, но все окрестные хулиганы поневоле запоминали его слова, говорил громко, с помоста, когда верил, действительно верил, и за ним шли. Баки помнит, как в сорок третьем, на следующий день после побега из Аззано, ребята из итальянских партизан заявили, что Стив - никто. Он тогда просто посмотрел им в глаза, рассказал, кто он такой и почему пришел за ними. Все притихли. Его голос разносился по лесу на многие мили, он был полон внутреннего огня, готов делиться своим боевым духом с каждым и сжигал всех, кто неосторожно подходил ближе. У Баки был иммунитет. Фьюри, даром что Ярость, не способен провернуть такое же. Баки это чует. Ник Фьюри смотрит ему в след. Баки открывает глаза, в небесах мириады звезд и можно, на секунду, представить, что сейчас тридцать девятый год. Нет никакой войны, нет никакой Гидры. Стив жив и, как всегда, справа, лежит, смотрит на звезды. Секунда проходит, наваждение рассеивается и мир снова чужой и холодный. - Привет, Пегги, - Баки улыбается, присаживается рядом и мягко пожимает морщинистую руку. - Баки, ты живой, - она плачет в их первую встречу. Во вторую улыбается и отдает ему старую тетрадь. В третью клянется, что никакие из рисунков не были скопированы или увидены другими. В четвертую он приносит ей пирожные, отодвигает всю эту коллекцию таблеток, поднимает её на руки и несет на прогулку. Она смеется как девчонка, он ласково улыбается, приглашает на танец и просит представить вместо себя Стива. - Я выжил, может смог и он, - мягко предлагает, обнимая. В пятую они всерьез это обсуждают, потому что тела ведь нет. Даже костей. И ни один не хочет признаваться, что это просто попытки не дать самим себе упасть в ту бездну тьмы, клубящуюся на краю сознания. Альбом действительно все тот же, а вот карандаш пропал, но это не страшно, в самом-то деле. Главное, это рисунки. Когда Баки в следующий раз открывает глаза, занимается рассвет.