"Скорей ныряй в мой тихий омут, ты нравишься моим чертям..."
— Блять! Почему я должен этим заниматься?! — кричит студент, откидываясь спиной на мягкие подушки кровати, заставляя Бёна в следующие секунды закатить глаза. Они занимаются уже час, и за этот час Чанель раз пятьсот точно кричал на весь дом, проклиная математику и Бэкхена. Брюнет, словно маленький ребёнок, бьет ногами по кровати, отчего та еле слышно скрипит. — Я вообще удивляюсь, как с такими «знаниями» математики, как у тебя, ты вообще дошёл до последнего курса института…– шатен трет глаза, что болели от долгой работы. Чанель слабо бьёт пяткой в худощавый бок соседа, что-то неразборчиво бурча под нос.– Ты знал, что у тебя не кровать, а чертов траходром?! — мычит Бэкхен, оглядывая двуспальную кровать, на которой так хорошо уселся в позе лотоса. Чанель удивлённо вскидывает брови, поднимаясь с подушек: — Это так для справки, но на этой кровати кроме моей задницы никакая больше не смела сидеть, а уж тем более лежать… Бэкхен еле слышно хмыкает: — Моя задница исключение? В комнате повисает тишина, кажется, будто сосед не собирается отвечать, и Бэк уже по правде не ждёт этого. — Твоя задница…– тянет Пак, — твоя задница первая. — Ты мне льстишь…– еле заметно уголки губ шатена поднимаются, — но будет лучше, если бы ты за время, что думал о моей пятой точке, успел решить это задание, — указывая на длинный пример в книжке, разочарованно вздыхает Бён. Только сейчас Чанель понимает, что они уже сидят так полтора часа. Сосед ворвался неожиданно, огорошив Пака о том, что с этой секунды они будут заниматься математикой. Брюнет, мягко говоря, не обрадовался этому и делал все, что говорил Бэк, через «не хочу». Пак всматривался в шатена, что сидел совсем недалеко, у конца огромной кровати, листая очередной учебник. Босые ступни, домашние штаны и большая серая майка, чьё горлышко было слишком низкое, так и норовя соскользнуть с узких плеч, открывая вид на острые ключицы и молочную кожу тонкой шеи. Привычной укладки, с которой он ходит по институту — нет, а так же строгих рубашек, прилегающих к телу, и узких брюк, так почему-то будоражащее охватывая своей тканью бёдра. В голове неосознанно пробегает мысль о том, что только Пак может видеть его таким. «Таким». По-уютному домашним и простым, правда, пока не откроет свой поганый ротик, собираясь выплюнуть очередную гадость. Из мыслей выводит точный взгляд прямо в глаза. Бэкхен смотрит на Чанеля, приподняв вопросительно бровь, понимая, что за ним все это время наблюдал сосед: — У меня что-то на лице? — Что? Эм, нет…– стушевался Пак, отводя взгляд. Неужели, все это время он безотрывно разглядывал Бэкхена, скользя взглядом по телу напротив? Бён еле слышно хмыкает, откладывая учебник в сторону: — Я поговорю с твоими друзьями о вчерашнем, если ты так хочешь…– неожиданно для Чанеля выдаёт парень, тонкими пальцами теребя концы бесформенной футболки. Чанёль садится на кровати, подаваясь вперёд к Бёну, что неосознанно валится на локти, испуганно смотря на возвышавшегося над ним Пака. Шатен был уверен, что Чанеля это все веселит, потому что такой гетеро ни за что не захочет иметь отношения с парнями. Но… в груди Бэкхена что-то больно колет и сжимается, грозя проломить тонкие рёбра, что рельефно выпирали из-за худобы под футболкой. Только так он мог скрыть это. — Хочешь объясниться перед ними? — ухмыляется сосед.– Не бойся, они не брезгуют. — Я не об этом! — кричит как резаный Бэкхен, отталкивая Пака дальше, и оторопело слезая с чужой мягкой кровати.– На сегодня хватит.– тяжело дышит шатен, — не будем вспоминать это.– Бэкхен чувствует, что его кожа полыхает, что обычно не происходило.– Занеси эти учебники ко мне, когда прочитаешь все, что там написано. — Что?! — Чанель в шоке открывает рот, смотря на немаленькую стопку, — это невозможно прочитать! — А ты попробуй.– хмыкает Бён, и выходит из комнаты. Бэкхен вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Его сердце и в правду бешено колотилось. Приложив ладонь на грудь, шатен вдохнул полные лёгкие воздуха, а после громко выдохнул, разрезав звенящую тишину. Ритм сердца удалось привести в норму, но вот теперь скручивало живот. Нет, нет… это происходило из-за голодных спазмов. Последний приём пищи был ещё далеко днём, когда профессор Ли Минхо угощал в институтской столовой Бэкхена чашкой бодрящего кофе и каким-то пироженым. Бекхён прикусил нижнюю губу, понимая, что ничего не остаётся, как приготовить чего-нибудь, поэтому спустившись на кухню, шатен взялся за приготовление нормального ужина, которого довольно давно не ел, времени не было… Бэк умел готовить, и очень даже неплохо. А как тут иначе? Раньше приходилось кроме себя кормить и наглую китайскую жопу по имени — Лухан, который рядом с кухней и рядом не стоит, если только в холодильнике осталась банка пива, а так же голод давит, хочешь, не хочешь, а когда-нибудь научишься такими темпами. Чанель прошёл на кухню, оглядев невысокую фигуру у гарнитура. Бэкхен в это время нарезал овощи, мастерски обращаясь с ножом. Движения были точными и резкими, будто сосед любитель холодного оружия. — Можешь не волноваться о разговоре… Лучше им вообще не напоминай.– неожиданно начал Пак, заставив шатена вздрогнуть, чуть не проведя наточенным лезвием по коже пальцев. — Ты им что-то сказал? — вопросительно поднял бровь Бэкхен, обернувшись к вальяжно усевшемуся на углу стола Чанелю. Брюнет усмехнулся, отведя взгляд куда-то в сторону: — Хочешь знать то, что я им сказал? Бэкхен уверенно кивнул. Все-таки надо знать то, чего можно ожидать теперь от этих двоих… Не хватало, чтобы они пустили слухи, там разбираться не будут, если дойдёт до декана, уволят, не колеблясь ни на секунду, и потом никуда не устроишься. — Поверь, ничего интересного…– выдохнул Чанель, но потом продолжил, — или ты хотел, чтобы я рассказал, что мы в тот момент намеревались заняться… Бэкхен с силой сжал кулаки, до полукругов на бледной коже ладони, перебивая соседа: — Хватит! Я ничего не хотел, дубина! Ничего тем более не было…– Бён отвернулся обратно к недорезанным овощам, проклиная студента в собственной голове всеми возможными матами. Но не успел он, и успокоиться, как почувствовал большие ладони Пака, спускающиеся по худощавым бокам Бэкхена, смыкаясь внизу живота, заставляя шатена нервно вздрогнуть всем телом от внезапности действий. Бён заметно сжимается, перестав нарезать овощи, просто смотря куда-то сквозь. — Чанель, — как-то слишком тихо произнёс парень осевшим голосом, — перестань…– пытаясь расцепить замок пальцев, выдыхает он. Так и не добившись желаемого, еле слышно стонет от безысходности, поворачиваясь резко передом к Чанелю, все так же оставаясь в кольце рук. Его взгляд упёрся горловину чёрной майки, что была надета на соседа. Пак был выше, намного выше Бэкхена, поэтому второму ничего не оставалось, как поднимать голову, чтобы заглянуть в большие карие глаза. — Перестань ЭТО делать! — пытаясь оттолкнуть, Бён пихает в мощную грудь, чувствуя твердые мышцы под тканью, — не забывай, что у меня вообще-то член между ног! Я тебе не девушка! Чанель только тихо смеётся от того, как барахтается в его руках шатен, кажется, совсем и не думая о том, чтобы отпустить его: — А знаешь, так похож… На секунду все действия прекращаются, Бэкхён звереет на глазах, и Пак определённо знает, что сейчас «милашка-обаяшка Бён» поджал хвост и неизвестный щелчок вернул обычно язвительного и раздраженного шатена. «Неужели, его это так разозлило?» — только и успел подумать Чанёль, всматриваясь в потемневшие от ярости глаза напротив. Бэкхен как-то слишком быстро меняет ярость на отрешенность и спокойность. Его ладони поднимаются вверх по жилистым рукам Пака, останавливаясь на напряженных бицепсах, поглаживая загорелую кожу большими пальцами и как-то странно ухмыляясь. — Значит, я был прав ещё в ту ночь у клуба…– выдыхает шатен, поднимаясь на цыпочки, и смазано целуя в стык шеи и плеча, отчего Чанеля передергивает.– Мой сосед по мальчикам и мне вправду лучше быть хорошим мальчиком, да? Ведь я не хочу быть порванным… Чанни…– с придыханием вырывается у Бёна, — я люблю нежно…– Бэкхен заглянул в распахнутые большие глаза, что смотрели сверху вниз, и хмыкнул самому себе, чувствуя, что хватка Пака стала мягче. — Что ты…– Пак не успевает договорить, как Бэкхен резко пинает под колено, а дальше по бедру, заставив Чанёля упасть на колени с мычанием и раздирающей мышцы болью, жмуриться. — Будь бдительней, тебя слишком легко наебать…– проговаривает шатен, отходя к холодильнику. Пак не кричал, как в прошлый раз, когда шатен ухватился за его забавно торчащее ухо. Это даже удивило Бёна. — Перестань играть, идиот, все равно неправдоподобно выходит, я не буду это долго терпеть. Не знаю, чего ты добиваешься, но в следующий раз…– Бэк будто специально останавливается, смотря на то, как Пак наконец-то встаёт, — пеняй на себя… — Это была месть? — до сих пор потирая места ушибов и отмечая про себя, что силы в соседе немало, Пак смотрит в упор. — Думай, как хочешь, — подцепив пальцами пачку сигарет, лежащих на обеденном столе, Бэкхён выходит с небольшой кухни, хмуря густые брови, — довари рис! — кричит уже где-то из прихожей, поджигая свёрток и выходя на улицу проветрить мозги.***
Этот вечер был одним из тех, когда Сехуну приходилось надевать белую рубашку и этот жутко бесящий поводок в качестве галстука, что неприятно сдавливал шею. Минут двадцать назад служанка постучалась в комнату и попросила спуститься к ужину, добавив — «Ваш отец попросил одеться вам, как подобает». Сехун не любил то общество, в котором родился. Родиться в семье чиновников — не самое интересное и прикольное. «Высшее». Пф… Они все такие же, как и обычные люди, отличает лишь размер месячной зарплаты и все из этого вытекающее, как говорится, в гробу все мы одинаковые. В детстве О затаскали по всем этим « мероприятиям», «приемам», «встречам», заставляя пятилетнего мальчишку в коротких чёрных шортиках на подтяжках и гольфах до колена улыбаться всем, отвешивать комплименты, хоть это и выходило не очень у тогда еще незнающего Сехуна, и дамы в длинных платьях с украшениями на перевес, натягивали подобие улыбки на сехуновское — «Ваши три подбородка, миссис Кван, сегодня очаровательны, как никогда». «Не пачкай рубашку!» «Не лезь новыми ботинками в лужи!» «Нельзя» «Перестань» «НЕТ» Уже в подростковом возрасте Сехун начал сбегать с подобных «встреч», или же откровенно выражал свою неудовлетворенность. Ему не нравилось. Сначала он убегал один и совсем недалеко уходил, предпочитая ошиваться рядом, наверное, боясь того, что родители заметят исчезновение собственного чада. А дальше начал убегать с такими же, как он, пропадая непонятно где и вытворяя полную вакханалию. Прошло довольно много время с тех дней, сейчас же повзрослевший Сехун попросту игнорирует пустые — «Тебе нужно ехать с нами», «Это важно», « Послушай, сын». Не ездит по всяким встречам с родителями, пропускает званые ужины и тому подобное. Спустившись на первый этаж в столовую, где за большим овальным столом уже сидели родители, О замедлил шаг, садясь на своё обычное место, за которым сидит с самого своего рождения. Отец читал какую-то статью в газете, не отрывая тяжёлого взгляда от тонких страниц, а мать тихо продолжала есть салат, кажется состоящий полностью из «травы», чтобы не дай бог набрать лишнего килограмма. О берет палочки, принимаясь за ужин, уже наверняка, давно ждущий своего хозяина, что никак не мог завязать «удавку» на шее. — Ты совсем отбился от рук…– выдыхает отец, сворачивая газету и откладывая её дальше на длинном столе. Эти слова Сехун слышит часто от старшего, уже научился пропускать сквозь ушей.– Как учеба? — неожиданно интересуется мужчина в преклонном возрасте, смотря в упор, ожидая ответа, но Сехун лишь негромко хмыкает, отправляя в рот очередной кусок заранее разрезанного стейка.– Отказываешься отвечать? Хорошо… Я все равно буду спрашивать. Где ты был всю ночь? Мы просили тебя по-человечески прийти на ужин, но ты как всегда… Нана огорчилась тем, что тебя не было… Нана. В первый раз Сехун встретил её на все том же мероприятии. Пятнадцатилетняя девчонка в чёрном, воздушном на вид платье, стояла у стола с закусками, но не взяла, ни одной. Её глаза были грустными, так и читалось — «Скука». Сехун подошёл к темноволосой, подав ей бокал с каким-то напитком, что успел стянуть, пока официант отвернулся. Напиток точно был алкогольным так, как при первом разе Сехуну не подали его, и пришлось идти на крайние меры вроде таких. Девчушка подняла вопросительный взгляд, принимая хрусталь с жидкостью. Сехун ничего не ответил, только кивнув на бокал, будто говоря — «Ну же, выпей эту гадость, возможно, станет легче». И она выпила, всё. В тот вечер и половину ночи они сидели в беседке на улице, внимая летние порывы ветра. С этой Наной даже было интересно. А после оказалось, что родители Сехуна знакомы с её родителями и даже являются хорошими друзьями. Да, они дружили когда-то, но сейчас О оборвал все связи с когда-то темноволосой девчонкой, чьи волосы теперь приобрели золотистый оттенок, такой же, как и у Лухана. Блять… Сехун знал, к чему ведёт отец. Их родители вот уже на протяжении пяти лет пытаются свести его и Нану. Девушка не отпирается, что не скажешь о Сехуне. — Отец, она мне не интересна, сколько я должен ещё повторять? — сжимая металлические палочки, хрипит блондин. — Может, тебе вообще девушки не интересны? Сехун, ты давно не имел долгих связей с противоположным полом! — в разговор встряла мать, точно огорченная таким поведением собственного сына, которого пыталась воспитывать в рамках «высшего» общества, но одновременно с этим пропускала будто сквозь пальцы его воспитание, предоставив полностью самому себе, и получилось то, что имеется на данный момент. — Я просто хотел сказать, что Нана мне не подходит.– решив не раздувать новую ссору, продолжил О. — Как это? Ты выбирать ещё вздумал?! Что в ней может быть не так?! Она идеальная девушка для тебя! — Это ты так думаешь, а раз оно так, то ты совсем меня не знаешь, отец, сколько бы ни старался узнать…– Сехун старается не повышать голоса. Говорить равнодушно, прямо. — Ты! Щенок! Как ты смеешь так говорить? — закричал отец, подрываясь со своего места.– Не знаю тебя? — Да… Отец, кажется, не собирается останавливаться, даже несмотря на то, что Сехуну эта «ссора» совсем не интересна. Мужчина кричит что-то о Нане о том, что Сехун — плохой сын, а после резко останавливается в осуждениях, заворожено смотря на молчащего сына: — А может ты и вправду гей?! — неожиданно выдаёт он, но Сехун даже не давится своей газированной водой в бокале, а смотрит через стекло на частично седого О старшего.– Мне птичка одна на хвосте принесла информацию, что тебя недавно видели с каким-то пареньком, блондин…– показывая на собственные волосы, ухмыляется он. — И что? Уже слежку за мной устроили? Может они тебе поминутно расписание моего дня предоставляли? — Надоело. Сехун на грани того, чтобы взорваться. Отец искусно умеет выносить мозг.– А они говорили, кого я трахаю в туалете точно? Девушек или парней? Или это тоже пока для тебя загадка? Нет? — Да, что ты себе позволяешь?! Сехун с грохотом перевернувшегося стула, встаёт из-за стола: — Ну, раз ты не знаешь, то знай, я люблю совокупляться с парнями… — Сехун! — кричит мать, так же подрываясь из-за стола. — Перестаньте ездить мне по мозгам со своей Наной! Это моя жизнь! Я буду решать с кем, когда и при каких обстоятельствах…– выдыхает Сехун, чувствуя, будто камень упал с души, хотя родители могут принять это все за сарказм в порывах ярости. Похер… Сехун разворачивается и собирается уже покинуть родительский дом. Куда угодно, только не оставаться здесь! — О Сехун! — останавливает басистый голос отца, что кричит ещё из столовой, все также находясь в начале стола. Сехун останавливается, но не поворачивается, — если ты сейчас уйдёшь, можешь больше не возвращаться! — С радостью…– шипит под нос блондин, уже натягивая кроссовки, и накинув на плечи привычную кожаную куртку, вылетает из особняка семьи О, по пути до байка, сдергивая с шеи галстук и откидывая его куда-то в кусты у беседки в саду. На автомате оседлав железного друга, Сехун срывается с места, исчезая под гул мотора в улицах района. В голове каша. Он не знает куда едет, но что-то его тянет, заставляя рассекать знакомые улицы уже другого района. Не такого благополучного, где проживал Сехун. Остановив мотоцикл у невысокого домика, похожего на спичечный коробок, Сехун оставляет байк, быстро поднимаясь по ступенькам до железной двери и несдержанно нажимая на звонок, слыша по ту сторону незатейливую мелодию. Дверь открывают спустя долгую минуту, которую Сехун уже успел покрыть себя трехэтажными матами, поджимая губы в тонкую линию. Парень в домашней футболке, что почти прикрывала шорты с какой-то кухонной лопаткой в руке и взъерошенными волосами. Лухан удивлён неожиданному приходу младшего, и даже уже открывает рот, чтобы спросить, почему О здесь в такое время, как не успевает проговорить, чувствуя требовательные губы на своих, то, как толкают внутрь, закрывая дверь и припечатывая к стене прихожей. Лухан не запрещает, отвечает на неожиданный поцелуй, поддаваясь довольно грубым ласкам языка, что проходится по ребристому небу, сплетается с языком китайца и даже больно кусает за губы, оттягивая. Сехун оторвался от розовых губ напротив, тяжело дыша и озадаченно смотря на Лухана. — Чем так пахнет? — по дому отчётливо витал запах гари. Лухан поджал влажные после поцелуя губы, отводя взгляд в сторону, только бы не натыкаться на эти тёмные глаза платинового блондина, что сейчас так бесстыдно прижимал его к стене собственным телом. — Я готовить пытался…– поморщился китаец. Да, Лухан совсем не умел готовить, он и готовка — лучше этим двум существам в одном доме не оставаться наедине. А теперь, когда Бэкхен переехал, ничего не остаётся, как учиться этому «мастерству», которое все никак не может поддаться его неопытным в этом деле рукам. Сехун оглядел задымленный коридор, отрываясь от тела парня, и направляясь в сторону кухни, где было открыто нараспашку окно, и дым постепенно выходил на улицу. Блондин подцепил пальцами сгоревшее нечто в кастрюльке, поворачиваясь к вошедшему в комнату Лухану. — И это ты решил есть? — хмыкает младший, заглядывая в уже испорченную кухонную утварь. Лухан обиженно надул губы, принимая нелестные комментарии в сторону своих « умений». — И что? Да, я не умею готовить! И что ты мне сделаешь?..– Лухан сложил руки на груди, надувая щеки. Он упустил момент, когда О вновь стал настолько близко, прижимая к себе, удерживая за руки и врываясь в сомкнутый рот горячим языком, слегка надавливая на поясницу, чтобы китаец прогнулся, теснее прижимая. — Не истери…– в поцелуй проговаривает Хун, — я тебя научу. Все равно потом ТЫ будешь готовить МНЕ… — Стоп, что? — отрываясь от поцелуя, вопросительно изогнул брови Лу. Сехун заливисто засмеялся, отпуская из хватки блондина, отходя к холодильнику. — Есть хочется, — тянет он, игнорируя вопрос ранее заданный Луханом. Блондин вновь поджал розовые губы, не слыша ответа на свой вопрос, поэтому подойдя к роющемуся в холодильнике Сехуну, он занырнул между парнем и холодильником, заставляя обратить на себя внимание. — А ну отвечай! — Я приготовлю, следи за движениями внимательно, повторять не буду…– тянет платиновый блондин, горячим дыханием, что так контрастно с холодом исходящим от холодильника, опаляя ушную раковину.– Хочу завтра видеть тебя у плиты в одной рубашке, готовящим мне завтрак… — Да пошёл ты, О Сехун! — дрогнувшим голосом, проговорил парень, отворачивая голову, чтобы скрыть проступивший румянец. Именно из-за этого платинового блондина щеки Лухана вспоминали, что такое краснеть.— Кстати, а чего ты ко мне вдруг приехал?! — смотря на сосредоточенное лицо парня, Лухан вопросительно изогнул бровь. — Я останусь у тебя, надеюсь, ты не против…– проговорил Сехун, ставя на плиту сковороду. Лухан запрыгнул на гарнитур рядом с плитой, уместив задницу на столешнице, и смотря на О, стуча по нижним шкафчикам босыми пятками. — Родители? — вновь задал вопрос Лу, но Сехун не ответил, немо отправляя в сковородку из ниоткуда взявшиеся куриные яйца и какую-то зелень. — А где оставил свой байк? — пытаясь чуть ли не клешнями вытаскивать из парня ответы, Лухан привлекал к себе всевозможное внимание Сехуна, сжимая предплечье, проводя тонкими пальцами по жёстким прядям волос. — У порога твоего дома.– чмокая блондина в щеку, шепчет Сехун, облокотившись о стол по двум сторонам от Лухана, оставаясь в нескольких сантиметрах его миловидного лица. — С ума сошёл?! — округлил глаза старший, — ты забыл, что мой район не очень-то и тихий! Отличается от твоего богатенького, где никому не интересны и привычны дорогие «игрушки»?! Здесь на такие вещи долго не смотрят, просто крадут! Сехун тихо смеётся, накрывая губы напротив своими, заставляя китайца недовольно мычать: — Пусть только попробуют… Масло в сковороде скрипит и брызгает, попадая на оголенные участки тела рядом, и парни невольно дергаются, рыча о том, что это было больно.***
Бэкхен жует рис, даже во время еды умудряясь чиркать в блокноте то, что он должен сказать завтра студентам на лекции. Чанель сидит напротив и так же ест. Немного неловко обоим, но, ни один не подает и звука, тупо занимаясь своими делами. Они могли бы, и разойтись по комнатам и не терпеть присутствие друг друга, но что-то обоих останавливало, и сейчас в почти двенадцать ночи соседи сидят на маленькой кухне, освещённой светом одиноко висевшей на потолке лампы, и поглощают недавно приготовленный ужин в полной тишине. — Ты довольно сильно бьешь, учился? — первый нарушает тишину Чанель. Нога до сих пор болит, будто по ней ударило одновременно несколько молотков, причем именно по мышце. Бэкхен еле слышно хмыкает, отрываясь от исписанного листка бумаги: — Хапкидо… Учился на протяжении всего детства. До сих пор болит? — А что? Можешь вылечить? Ты ещё и медик поди со стажем? — ухмыляется недобро парень. — Чего не скроешь, того не скроешь…– смеется шатен, не принимая слова Пака всерьез. А чуть позже добавляет, — помажь кремом… — Забота? — Жалость и помощь.– выдыхает Бён, встав из-за стола, шатен подходит к раковине, под потоком воды, водя по тарелке губкой. — У тебя слишком часто меняется настроение.– также поднимается брюнет, подставляя посуду к крану, ловя недобрый взгляд соседа.– Расстройство личности из-за нехватки любви и заботы? Ты когда-нибудь был влюблен? — наклоняясь ещё ниже, спросил Чанель, сверкая ухмылкой. Бэкхен ничего не говорил, просто выключил кран и повернулся передом к Чанелю, вжимаясь в гарнитур, чувствуя через ткань домашних шорт то, как в нежную кожу впились металлические ручки. Шатен сжал ладошки в кулачки до того, что костяшки пальцев побелели, ноя от подступающей к рукам боли: — Зачем ты регулярно меня злишь? Ты испытываешь мои нервы…– только и произносит он. Ни матов, ни повышенного тона… Бэкхен будто сдался, просто ожидая ответа где-то сверху. — Я понял, что не знаю, что чувствую к тебе. Хочется, чтобы твои чувства принадлежали мне. Абсолютно все — от любви до ненависти.– брюнет с немалой силой сжимает пальцами худощавый бок Бёна, вырывая из его горла надрывистый стон то ли боли, то ли наслаждения. Бэкхен поддался внутреннему прорыву, но после цепко сцепил губы, пытаясь не терять самообладание. — Слишком громкие слова. Зачем ты мне их говоришь? — Бэк смотрит неприкрыто томно, заставляя Пака до боли прикусить внутри щеку. — Не знаю, просто подумал, что тебе будет интересно узнать.– качнув плечами, слишком громко сглотнул брюнет. — Мне не интересно. — пытаясь сделать голос более уверенным, рыкнул шатен, отцепив чужую руку от собственного тела, и воспользовавшись заминкой со стороны Пака, выскользнул из захвата, молча выходя из комнаты.