"Почему я так боюсь потерять тебя, если ты даже не мой?"
После неожиданной кончины матери из-за болезни, отец Чанёля почти сразу заново женился. По правде, Пак не видел в глазах отца боль от потери любимого человека. С появлением в доме новой, почти незнакомой женщины, о которой семилетний Чан знал немного, в дом пришёл и новый названный брат. Он был ненамного младше, где-то на полтора года. Его смуглая кожа светилась бронзой на солнце, что заставляло обращать на него внимание. Чонин — «братишка», из-за которого ещё не такая длинная жизнь Чанёля перевернулась с ног на голову. Ни дня не обходилось без драки. Мальчишки шумели, кричали. То и дело из отдалённых участков коттеджа семьи разносились обзывательства, крики и даже если прислушаться, – хруст ребячьих тонких косточек и суставов. Можно было громко заявить о том, что они бились не на жизнь, а на смерть. Все в ссадинах, синих, жёлтых пятнышках по телу, постоянно прихрамывающие. Родители не могли унять бойцов. Не помогало и то, что с прошествием времени они начали жить в отдельных комнатах, по разным сторонам огромного дома. Прислуга шарахалась от содрогания стен в моменты громких криков, а в более старшем возрасте и не прикрытых ничем матов. Даже когда их наказывали, мальчишки продолжали кидать колкости в друг друга, а потом уже кидать то, что могло попасться под руку. Бывали и моменты перемирия. Но это происходило настолько редко, что можно было пересчитать на пальцах. На людях они не говорили о семье, ездили в разных машинах после конца уроков. Сейчас же, выдыхая полные лёгкие дыма, Пак громко смеётся, наплевав на давнюю вражду, смотрит на Чонина, такого же вдрызг пьяного и обкуренного дурью. Они самым наглым образом свалили с вечеринки и теперь катятся на огромной скорости на внедорожнике Кима. В жилах бурлит кровь и тянет на какую-то херню, хочется всего, сразу и побольше, хочется Бэкхёна, хочется много, сразу и везде. Адреналин бьёт по мозгам гаечным ключом, подстегая на глупости. За окном мелькают многоэтажки офисов, а смех в салоне машины ни на секунду не утихает. — Хэй, как насчёт того, чтобы развлечься по крупному? — заговорщески предложил Ким, играя недвусмысленно бровями. Чанёль с немым вопросом смотрел на брата. — И как это? — Пак, ты уже в штаны наложил? Боишься?! — с хохотом подобно вою дикой гиены выдал Ким, после чего хлопнул рядом сидевшего за рулём худосочного блондина с парой золотых серёжек в ушах, — Тао ты же взял с собой? Блондин коротко кивнул, даже не отвлекаясь от дороги. — Мин, вытаскивай их! — махнул рукой Чонин, смотря на рядом сидящего с Чанелем невысокого паренька, что секундой ранее травил шутки, заставляя надрывать подтянутые животы. Паренёк обогнул телом высокие спинки ряда пассажирских сидений, по одной вытаскивая несколько металлических бит, что со звоном ударялись друг о друга. Паку не было страшно, не было ни одной мысли о том, что они будут делать этими нелёгкими битами, наверное, все потому, что в голове плясал выкуренный наркотик вперемешку с алкоголем. Это возбуждало, заставляло сердце под рёбрами биться в разы сильнее, а чёрным зрачкам застилать орехового цвета радужки.***
[От автора: советую включить – STANDBY – TRVP ∆ GENERVTION] За окном мелькают коробки небоскребов, многоэтажные офисы со своими крысами за рабочими столами. За последние дни на улице сильно похолодало, люди закутываются во всё тёплое. Лухан за рулём что-то продолжает лепетать, пока Бэкхён делает вид, что слушает друга. Шатен думает. Не о завтрашнем выходном, не о лекциях, к которым надо подготовить материал. Интересно, Чанёль сейчас тоже думает о Бэкхёне? Фыркнув собственным мыслям о соседе, Бён пытается их побыстрее развеять, в последнее время он слишком часто задумывается о Паке, а это не есть нормально. — Почему для того, чтобы просто выпить пятничным вечером, ты хочешь ехать в «Cassiopeia»? Разве не ты тут клялся, что больше ни ногой туда? — бурчал Лухан, смотря на Бэкхёна, но шатен всё продолжал смотреть в лобовое окно, изредка делая глотки прохладной воды. Ещё секунды назад он расхваливал новую BMW шатена, а сейчас опять вернулся к этой, кажется, давно закрытой теме. Просто Бэку хочется напиться, забыться, а в голову ничего кроме «Cassiopeia» не приходит. Что поделать, если только этому клубу с хорошим обслуживанием и неразбавленным пойлом доверяет Бён? Блондин поспешно снял ногу с педали газа, как только серебряная иномарка въехала в туннель, освещённый многочисленными лампами. Кто-то продолжал раздражённо бить по клаксону, не хотя мириться с тем, что, возможно, опоздает на важную встречу из-за того, что проторчит здесь, а кто-то уже смирился, просто наблюдая. — Думаю, там не авария… — протянул Лухан, неестественно вытягивая голову, дабы увидеть то, что случилось на дороге. И в правду, посередине туннеля стоял огромный внедорожник, перегораживающий проезд. Ещё недавно сидевшие в машине бунтари неожиданно выпрыгнули из открытого верха салона. И даже с того места, где стояла машина Бэкхена, можно было увидеть и понять, что незнакомцы были далеко не трезвы и вообще далеко не в себе. Парни «в коже» и чёрных масках, закрывающих пол лица, громко кричали, разрушая обыденное рычание автомобилей и звуки клаксонов. Они громко смеялись, на все крики в их адрес выставляли средние пальцы, а некоторым на капот выливали из бутылок сомнительную жидкость, что ручейком стекала на темный асфальт. Они разрисовывали баллончиками иномарки, заглядывая в закрытые окна, будто кого-то могли искать, смотрели в испуганные лица за стеклом и смеялись, подобно сумасшедшим. Плечи нескольких из их компании обрамляли тяжелые на вид биты. Казалось, что они вот-вот готовы раздолбить одну из ряда вставших машин. Лухан и Бэкхён заворожённо смотрели на происходящее, как вальяжной походкой несколько парней огибают иномарки, то, как они ведут битами по металлу наверняка немало стоящих машин, подходя к ряду, в котором ютилась BMW Бэкхена. — Это все нехорошо кончится, почему никто не вызовет полицию? — рычал блондин, от чего-то дрожащими пальцами набирая незамысловатые цифры на своём смартфоне. Бэкхён же не отрываясь наблюдает за происходящим. Незнакомцы подошли совсем близко, и один из них лёгким движением тела запрыгнул прямо на капот Бёновской машины, грязной подошвой марая недавно вымытый автомобиль. Но не это было настолько страшно, как-то, когда незнакомец кинул мутный, затуманенный взгляд на сидевших в салоне машины, а после махнул руками своим друзьям, призывая к чему-то не очень хорошему. Бэкхён внутренне сжался. И хоть половина лица была обрамлена у парней маской, он узнал в одном Пака. Большие, некогда ярко-орехового цвета глаза были мутными, застелёнными серой пеленой, будто у дохлой рыбы. Тёмные волосы были безобразно взъерошены, стройные ноги, будто второй кожей окутали узкие штаны, а привычная косуха тяжело висела на плечах. Брюнет и ещё несколько парней подошли к серебристой машине. Лухан вжался в водительское сидение, выронив телефон, даже не успев нажать на вызов, чтобы пожаловаться полиции за бунтарство в туннеле. У парней были биты, не исключая и самого Чанёля. Один из незнакомцев, что стоял на капоте, поймал подбрасываемый ему баллончик краски, не раздумывая разрисовывая лобовое стекло под громкий хохот, они продолжали что-то неразборчиво кричать, восторженно свистеть. Руки Бёна дрожали и, казалось, что ещё секунда, и Пак просто грубо выталкивает его на улицу из машины, прилюдно избив, или ещё что похуже. Чанёль наклонился к окошку, у которого сидел Бэкхён, чтобы поймать такой неприкрытый испуганный взгляд. Даже через маску Бэк заметил, как губы брюнета исказила ухмылка. Пак дёрнул за ручку иномарки, но та оказалась закрыта изнутри. Бён мог заметить, как в глазах Чанёля плясали сами черти во плоти. Они смотрели глаза в глаза через стекло, пока дружки Пака поганили машину. Лухан, как и Бэкхён вжался в мягкое кожаное сидение салона, наблюдая. Страшно было даже пискнуть. Чанёль потряс в руке баллончик с краской, рисуя кроваво-красной жижей сердце на стекле, а после отойдя на шаг, кивнул кому-то и размахнулся битой для удара в следующую секунду прошибая стекло. Гремела побоями вся машина, удары, будто были повсюду, вмятины, потрескавшиеся на множество крупиц лобовое и другие стекла, даже фары были разбиты. Шум, заставил Бёна зажмуриться, намертво ухватившись за ручку двери. Он и сам не понял, когда по щекам потекли дорожки из солёной воды. Неожиданно туннель разразился гулом полицейского сигнала, заставившего бунтарей опомниться и спрыгнуть с машины, быстро исчезая в собственном до сих пор перекрывавшем дорогу внедорожнике, и поспешно скрыться под жужжание и гудение автомобилей. Бён уже не понимал в сознании он или нет, но глаза, полные слёз, совершенно не хотели открываться, даже на тормошения его тела чьих-то рук.***
Бэкхён очнулся уже утром следующего дня. Парня встретила его прибранная недавно комната и яркие лучи осеннего солнца за окном. Если прислушаться, то можно было услышать, как на первом этаже работает телевизор, а на кухне скорее всего кто-то гремит кастрюльками. Попытки встать оказываются тщетными, боль в голове становится ощутимее и лёгкой судорогой пронзает слабое тело. Даже если напрячь мозги, шатен плохо помнит события вчерашнего вечера, но то, что что-то случилось — нет никаких сомнений. После пятой попытки, Бэк всё-таки на ватных ногах доходит до двери, замирая перед зеркалом в полный рост. Висящая на слишком худом теле белая футболка, серые растянутые штаны. Кажется, будто шатен, покупая одежду на несколько размеров больше, пытается восполнить недостаток веса, жирка в организме, чтобы не казаться таким худосочным, скрывая кожу да кости за тонкими тканями. Кожа имеет ещё более трупный цвет, будто парень только из гроба, а всё это дополняет лохматая шевелюра, забавно торчащие в разные стороны пряди волос. Бэкхён смешно морщит нос, пытаясь уложить погром на голове, но в конечном итоге плюет на это всё и выходит из комнаты, игнорируя усталость и боль. Проходя мимо гостиной, шатен замирает, пытаясь понять, что делает в комнате на диване Сехун. Платиновый блондин даже не замечает чужого присутствия, продолжая тупо переключать туда-сюда каналы. В голове уже мелькает мысль о том, как четвертовать соседа за незапланированного гостя в их доме и что-то неразборчиво шепча под нос, направляется к кухне, где ожидает увидеть привычную широкую спину, взъерошенные волосы и стук столовых приборов, когда Пак перемешивает в кастрюльке ароматный рамен, но вместо соседа натыкается на спину Лухана, также шарящего по кухонным шкафчикам, что-то нервно рыча и фыркая, словно ёж. Бэкхён озадаченно чешет затылок, проходя на кухню. Лухан, что ещё секунду назад пытался что-то найти в подвешенных шкафчиках, резко оборачивается, когда чувствует чужой взгляд на собственной спине: — Бэкхен! — восклицает слишком громко друг, отчего Бён хмурит брови, чувствуя тупую боль, отдающую в затылок, — ты как? — Что произошло? — Твоя машина… Ты… Это… — сжимая от чего-то дрожащими пальцами концы рубашки, Лухан опускает голову вниз, что-то невнятно мямля под нос. — Что с машиной?! — спохватился Бэкхён, чувствуя, как сердце под тонкими рёбрами заходится в безудержном плясе, боясь сейчас за новую машину. На секунду в голове скользит липкое воспоминание из вчерашнего вечера. — Слава богу, что она была застрахована… — разносится у дверного проёма, и переведя одновременно взгляд, Бэк и Лухан замечают стоящего у косяка О, что так удобно прислонился плечом к дверному проёму. — Туннель… Машина… Биты… — говорит шатен, кажется, на секунду забывая о том, как дышать. Сейчас он отчётливо помнит то, что произошло. Он помнит ухмылку и огоньки в глазах Чанёля, то, как брюнет рисовал на стекле кроваво-красное сердце, а после со всей дури ударил битой. Он помнит этот звук бьющегося стекла, гудение клаксонов, маты и звук полицейской машины. — Где Чанёль?! — Чанёль? — вопросительно изогнув бровь спрашивает Сехун. Бэкхён, не слыша о чём-то лепечущего Лухана, толкает О, преодолевая за секунды лестницу и небольшой коридор до соседской комнаты. Не стуча, рыча, будто обозленная собака, Бэк врывается в комнату, но та оказывается пуста. Кровать, кажется, даже не чувствовала в эту ночь тепла человеческого тела. Бён не знает, что бы он делал или говорил, ему просто хочется несколько раз съездить сжатым до боли в руке кулаком по смазливой морде Пака, долго кричать и бить. Сердце до сих пор бьёт по ребрам, отбиваясь каждым стуком в ушах. На первом этаже слышится стук входной двери, и Бэкхён вскидывает брови, выходя из паковской комнаты, больно сжимая кулаки до красных полумесяцев на бледной коже. Чанёль стоит в прихожей такой же хмурый, как и Бэкхён. Лохматый, слегка опухший, но все равно красивый. Помотав головой, шатен откидывает эти тупые мысли, сейчас настолько ненужные. Ему хочется вцепиться в эту чертову кожаную куртку, до крови из носа, врезать, накричать. Бэкхён будто перестаёт дышать, когда всё ближе и ближе подходит к соседу. — Пак Чанёль! — рычит Бэкхён, чуть ли не сшибая с ног, рядом стоящего с брюнетом Сехуна. — Ебаный пиздец! Сука, ничего не хочешь мне сказать? Задирая голову так, чтобы видеть лицо соседа, шатен рычит, до побеления костяшек сжимая кулаки, чувствуя, как собственные ногти врезаются в кожу. От Чанёля за метр разит алкоголем и сигаретным дымом, взгляд усталый и какой-то виноватый?.. Он вообще помнит, что творил вчера? Вынырнувший из кухни Лухан, цепляет Сехуна и уносит ноги побыстрей, совсем не хотя наблюдать за тем, как Чанёля будут размазывать, словно жука по стенкам. Но на парней никто не обращает внимание, даже после того, как железная дверь предупреждающе скрипнула, выпуская недавних гостей. — Ты изуродовал мне машину! — кричит Бэкхён, чуть ли не срывая голос. — Ты! Ты! Какого хера произошло вчера? Ты вообще в состоянии вспомнить, где тебя носило? Я ненавижу тебя, Пак Чанель! Почему именно я страдаю из-за тебя?! Чанёль сокращает расстояние вмиг, вжимая шатена в холодную стену коридора, впиваясь в губы напротив, трепетно целуя. Чанёль чувствует тепло чужого тела и отмечает про себя, что это намного лучше, чем ночные перепихоны с шлюхами, готовыми подставить свой зад кому угодно. — Извини меня, — шепчет брюнет, на секунду отрываясь от губ, но когда сосед хочет что-то сказать, он не даёт, вновь накрывая пухлые губы напротив своими. Бэкхён не отвечает, грозно хмурит брови, лупит Пака по твёрдым мышцам груди, больно кусая за нижнюю губу, наконец-то отрывается, громко шипя и вытирая в брезгливом жесте алые губы. — А я уже успел подумать, что зря тебя считал куском дерьма, но нет… — Бэкхён трет губы, проводя по ним тыльной стороной ладони, будто пытаясь отодрать кожу, замаранную невидимой грязью Пака. —Ты оно и есть, — на этих словах Бён с силой толкает Чанёля в грудь, выбираясь из некой ловушки, и громкими шагами немо направляется вверх по лестнице в свою комнату. Больше нет желания разговаривать. Он до сих пор чувствует фантомные прикосновения к собственным губам, вкус выпитого алкоголя и выкуренных сигарет на языке. Ему нужно побыть одному, не видеть Чанёля, закрыться, убежать. — Блять… — шипит Пак, до боли ударяя кулаком о ближайшую стену. Закрывая глаза, он видит этот испуганный взгляд, вжавшееся в кресло хрупкое тело, то, как по молочным щекам скатывается солёная влага, падая с подбородка на тёплый шарф. До него доходит уже задолго после, в машине, когда та на огромной скорости скрывается от полиции, что знакомое красивое, искажённое испугом лицо за толщиной стекла было лицом Бэка. Ему хотелось бить себя, выброситься из машины, пока та огибает проспекты, обгоняя медленно ползущие иномарки. Что он наделал?***
При входе кинув рюкзак, Лухан проходит вдоль коридора до кухни, желая что-нибудь перекусить. Блондин слышит за спиной то, как Сехун закрывает входную дверь, снимая обувь. В холодильнике как всегда не густо, и Лухан это знает, но будто по привычке, думая, что по волшебству что-то изменится, всё-таки открывает дверцу. Не найдя ничего съестного, китаец понуро закрывает холодильник, чувствуя тяжелые чужие руки, что, спустившись вниз по худощавым бокам Лу, сцепляются внизу живота, а горячие губы оставляют на шее еле ощутимые прикосновения, отчего сама собой расцветает улыбка. — Не думал, что Бэкхён — твой лучший друг, — выдыхает Сехун, поворачивая парня к себе и прижимая собственным телом к гладкой поверхности прохладного холодильника. — Не думал, что Бэкхён преподает у тебя в институте. Мир не так велик, как мы думаем… — улыбается Лухан, отвечая на короткие поцелуи, будто порхание бабочки, что оставляет свою пыльцу на влажной от слюны коже. О только невнятно что-то бормочет, спускаясь линией прикосновений губ по гладкой щеке, до шеи и сильно выпирающих ключиц. — Лухан, что это? — Сехун поднимает взгляд на блондина вопросительно изогнув брови, проводит пальцами по багровеющей метке на бледной шее любовника. Лухан дрожащими непонятно из-за чего пальцами потянул ворот тонкой кофты вверх, дабы перекрыть пятна, но Сехун не дал этого сделать, схватив за тонкие запястья. — Это называется "последствия ночной работы", — как-то нервно хмыкнув отвёл взгляд блондин, совсем сейчас не хотелось разводить ссору из-за этого. Сехун громко втянул воздух, утыкаясь лбом в изгиб шеи Ханя: — Я же просил тебя, — коротко поцеловав в место недавнего чужого укуса, тихо говорил О, — Они не должны оставлять на тебе это… Почему ты этим занимаешься? — Это моя работа, я должен себя прокормить на какие-то деньги, а также… — Лухан не успевает договорить, по коридору расходится ненавязчивая мелодия дверного звонка, — Мы кого-то ждём? Сехун пожал плечами, выходя в коридор, когда звонки не прекратились, разрезая воздух. Провернув замок, О открыл дверь, вскидывая в удивлении брови, но когда мозг даёт сигнал, а красная лампочка в сознании мигает так, что кажется в глазах двоится, дверь закрыть уже не получается. На небольшом крыльце стоит невысокий брюнет, как обычно в костюме с иголочки. — Значит я не ошибся… — приподняв уголки губ, протянул брюнет, придерживая дверь так, чтобы Сехун не смог закрыть ту. — Рёук? Что… — не успевает О договорить, как его наглым образом перебивают. — Молодой господин, прошу не противиться и проехать со мной, — Ким поправляет узел галстука, поведя головой, — А также ваш отец на сегодняшнем званом ужине хочет видеть вашу пару, — делая акцент на последнем слове, мужчина ненамного старше Сехуна кашляет в сжатый кулак, не сводя взгляда с напряжённого лица платинового блондина. — Я никуда не поеду, можешь даже не тратить время на то, чтобы меня заставить, — фыркает Сехун, слыша, как за спиной раздаются приглушённые шаги босых ног. — Сехун-а, кто там? — Лухан выходит из-за широкой спины парня, так же удивлённо вскидывая густые тёмные брови. — А вот и ваша пара… — с каким-то придыханием произносит Рёук, ухмыляясь. — Чего? — зардевшийся Лухан поворачивает голову к Сехуну, будто только взглядом спрашивая «Кто это, мать твою налево?!» — Не советую отнекиваться, пытаться сбежать или тупо закрывать дверь, — предупреждает Ким с лёгкой улыбкой на губах, — Ещё раз повторю, ваш отец хочет видеть вас, молодой господин, и вашу пару на сегодняшнем званом ужине, ему любопытно увидеть этого «счастливчика»…***
— Сехун, ещё раз напомни, почему я на это согласился? — Лухан гневно смотрит на Сехуна, потуже затягивая узел на чёрном галстуке. Сейчас они стоят напротив массивной двери в особняк семейства О, а Лухана в прямом смысле этого слова трясёт. — Я не думал, что мы с тобой НАСТОЛЬКО далеко зашли в отношениях, чтобы знакомиться с родителями. Напомни мне после всего ЭТОГО убить тебя! К тому времени на улице уже темнело и заметно похолодало, отчего тонкие пальцы Лу тряслись. — Перестань, — Сехун смотрит сверху вниз, замечая волнение любовника, после чего затягивает того в медвежьи объятья, будто пытаясь успокоить и согреть сразу, — Это обычный ужин, я и сам не рад, ведь ты наверняка будешь чувствовать себя зверьком в клетке от их возможных вопросов… — Вот именно, тем более люди старого поколения не очень-то поощряют однополые пары, а мы одна из таких, — с каждым словом блондин говорит все тише и тише, замечая приближение Рёука и высвобождается от такого тесного контакта, ожидая приближенного семейства О. Ким сразу нажимает на вызов, как-то странно скользя взглядом от Лухана к Сехуну, но ничего не говорит. Кажется, сердце Лу стучит настолько громко, что его слышит не только китаец, но и Сехун, отчего переплетает холодные пальцы Ханя со своими, цепко сжимая. Блондин пытается успокоиться, несколько раз глубоко вдохнув, всё-таки это первый раз, когда он знакомится с родителями своей пары. Искусанные губы отдают болью, саднят и тянут, вызывая дискомфорт. Массивная дверь наконец-то открывается, проливая небольшой отрезок теплого света на бетонный выступ, на котором умещаются три парня. Из-за двери выглядывает пожилой мужчина, по предположению дворецкий, и как только видит прибывших на ужин гостей, полностью открывает дверь, приглашая внутрь дорогого особняка. Дом поистине богато украшен, чего стоит одна прихожая. Фреска на стенах, изящные высокие статуэтки, в длинном коридоре — небезызвестные картины, обшитый шелком небольшой диван с резными ножками. Лухан судорожно вцепляется холодными пальцами за запястье О, большими от удивления глазами смотря на дорогое убранство. — Это и вправду твой дом? Мне кажется, я попал в дом искусства… — шепчет блондин так, чтобы Сехун услышал. — Я живу тут с самого рождения, — улыбается О, замечая реакцию китайца. Чем ближе они подходят к концу коридора, тем отчётливее слышатся смех и разговоры. Дворецкий проводит парней в большую не менее прекрасную столовую, выполненную в светлых тонах. За большим полукруглым столом сидят вмиг притихшие люди. Дворецкий кланяется и удаляется после кивка пожилого упитанного мужчины, отчего Лухан сразу догадывается, что это, наверняка, отец Сехуна. Больно похожи. — Извиняемся за опоздание, на дороге пробки, — врёт Сехун, проходя за своё место, предварительно отодвигая стул рядом, чтобы Лухан мог сесть. Только сейчас его взгляд цепляет Нану, а разум так и шепчет, что всё было подстроено, никакой это не семейный ужин. Также за столом кроме родителей О, находятся семья Со. На лицах вторых пышет удивление, когда они замечают рядом с Сехуном незнакомого парня. Сердце блондина больно сжимается под ребрами, а в голове продолжает мигать красная лампочка «Все было спланировано!». Но зачем только отец О пригласил Нану и её родителей? Думает, Сехун передумает? Пха! Черта с два! — Рады тебя видеть, Сехун, — улыбаются родители Наны, — а можно поинтересоваться, что за парень рядом с тобой? Лухан вздрагивает, понимая, что говорят о нём и поднимает голову, собираясь уже представиться, но Сехун его опережает, громко и чётко проговаривая, будто хочет рассказать всем об этом: — Это Лухан, и мы встречаемся!