In the name of love

If I told you we could bathe in all the lights Would you rise up, come and meet me in the sky? Would you trust me when you're jumping from the heights? Would you fall in the name of love?

Утро встречает Эдди серым небом и проливным дождём, хлещущим за окном. Тем не менее, плохая погода никак не сбивает его настрой: ночное приключение и робкое, но трогательное признание Ричи вознесли парня на седьмое небо, так что всё утро он ходит по дому, преисполненный воодушевления. В груди как будто надули воздушный шарик - такого с Эдди раньше не случалось, и Каспбрак просто не может сидеть на месте, ощущая потребность куда-нибудь выплеснуть эту энергию. Мать, заметив за завтраком блуждающую улыбку на лице сына, недоуменно косится на него: – Чего это ты такой счастливый? Последнюю неделю ходил как в воду опущенный, а сегодня чуть ли не бабочкой порхаешь! – Да так, просто настроение хорошее, – улыбка Эдди становится ещё шире при воспоминании о причине этого хорошего настроения. – Ещё и гипс через несколько дней снимут! – Точно. Молодец, что помнишь, – кивает Соня. – Что ж, в любом случае, я рада такому улучшению. Не иначе как антидепрессанты, которые я тебе давала, наконец подействовали. Это наглядный пример того, как важно разбираться в медицине и уметь правильно назначить курс лечения. Не каждый врач так может, – самодовольно добавляет она. – А лекарства - они всегда помогают. Как бы плохо ты себя не чувствовал, препараты всё исправят. Запомни это, Эддичка. Эдди молча кивает, невольно скривившись при звуке своего исковерканного имени. Сказанное в последний раз Ричи "Эдс" понравилось ему намного больше. После завтрака Каспбрак, поблагодарив мать, спешит к себе в комнату, не особо представляя, чем займётся, пока идёт дождь - ведь мама ни за что не выпустит его на улицу, а это значит, что проведать Ричи в ближайшее время не удастся. Закрыв дверь, Эдди звёздочкой плюхается на кровать, блаженно скользя взглядом по потолку. Воздушный шарик так и распирает грудь, хочется закричать на весь мир: "Я ему нужен!". Весь остаток ночи Каспбрак провалялся, ощущая жгучее желание сделать для Тозиера что-нибудь особенное, и утром встал с твёрдым намерением воплотить это желание в жизнь. И сейчас он, лёжа на кровати, размышляет, как именно собирается порадовать друга (о да, кажется, теперь его официально можно так называть!). Как обычно бывает, когда думаешь, что у тебя куча идей, в голову ничего не приходит. В конце концов, Ричи не девчонка, которой можно преподнести сорванный с клумбы цветочек и привести её этим в восторг. Ситуация осложняется ещё и тем, что Тозиер незрячий, и что-то красивое не произведёт на него должного впечатления; поэтому безделушки в сторону. Тут Эдди вспоминает гениальный лайфхак по выбору подарка: изучить все хобби получателя. Любовь к сарказму и грубиянство в эту категорию явно не попадают, а вот игра на гитаре... Точно! Ричи упоминал, что без нот ему трудно играть! Каспбрак бы подарил ему ноты какой-нибудь рок-песни... но кудрявый ведь не сможет их увидеть, так? И тут Эдди в голову ударяет: шрифт Брайля! Ну конечно, как же такой прошаренный в медицине астматик мог про него забыть! Только вот вряд ли в забытом богом Дерри развито движение помощи слепым: если за поводырём пришлось ехать чуть ли не в Портленд, то где уж тут взяться шрифту Брайля... Впрочем, решение этой проблемы приходит к Эдди довольно быстро: что ему мешает просто взять иголку и проколоть ноты по методу именитого шрифта? Укрепившись в своём выборе, Каспбрак подрывается с кровати и уже собирается счастливый побежать за подарком, но его останавливают несколько пунктов: как выбраться из дома незаметно для матери и не промокнуть под проливным дождём; где в Дерри найти музыкальный магазин; как выбрать нужную песню, абсолютно ничего не смысля в рок-музыке. Проблема первого пункта довольно быстро находит решение: вылезти через окно и взять зонт, а вот вторая и третья чуть остужают пыл Каспбрака. Призадумавшись, он старается вспомнить, какие постеры видел в комнате Ричи, и довольно быстро с этим справляется: там точно висел постер с группой "Битлз". Задача чуточку упрощается - эту группу знает даже не разбирающийся в музыке Каспбрак. Остаётся только выбрать песню. Но это можно сделать уже в магазине. Довольный, что так быстро всё решил, Эдди достаёт из шкафа зонт, проверяет, что делает внизу мать (оказывается, спит перед телевизором) и поднимает окно. То, что можно тихонько выйти через входную дверь как все нормальные люди, пока мама спит, ему как-то в голову не приходит, и он упорно лезет на подоконник, захваченный духом приключений (действительно, перспектива свалиться и переломать себе всё что можно крайне заманчива; хотя стоп, кажется, такое уже было). Поиски занимают целое утро. Каспбрак успевает промочить ноги, замёрзнуть и несколько раз пшикнуть ингалятором себе в рот, однако к часу дня он таки возвращается домой с прижатым к груди пакетом. На этот раз он проникает в дом через входную дверь, старясь ступать как можно тише. Проходя на цыпочках мимо гостиной, Эдди видит храпящую в кресле мать и слышит бормотание телевизора. Пожалуй, Соня Каспбрак действительно заслужила своё имя, а по жизни явно руководствовалась девизом "сон - лучшее лекарство". Так или иначе, Эдди пробирается в свою комнату и первым делом переодевается в сухую одежду, после чего в нетерпении открывает пакет и извлекает на свет несколько нотных листов. Заглавие на одном из них гласит: "I need you". Каспбрак усмехается: Ричи должно понравиться. Сентиментальный Эдди выбрал песню со смыслом, и остаётся только надеяться, что Тозиер это оценит. Ну, и что он вообще является поклонником "Битлз". Под размеренную барабанную дробь дождевых капель об стекло и мурлыканье радио в углу комнаты Эдди приступает к исполнению задуманного. Стащив из маминой спальни иголку, он садится на пушистый ковёр рядом с кроватью и начинает прокалывать бумагу по контуру чёрных линий. Много мыслей он передумывает за этим монотонным занятием; так много, что даже входит в некоторое подобие транса, чувствуя себя роботом на фабрике. Но, как ни странно, чувство это оказывается приятным. Спустя час работы, исколов себе все пальцы, но выглядя абсолютно счастливым, Эдди торжественно откладывает листы в сторону и разминает затёкшую спину. Дождь за окном поутих: это значит, что скоро можно будет отправиться к Ричи и вручить ему результат своих кропотливых трудов. Откопав где-то в недрах ящиков своего письменного стола папку, Эдди складывает ноты туда. Тут из радиоприёмника как по заказу раздаётся песня, которую астматик так старательно запечатлял на бумаге последний час. "Может, знак?" – улыбается про себя Каспбрак, делая звук погромче и с надеждой глядя в окно. Дождь почти совсем прекратился - в принципе, уже можно идти отпрашиваться у матери на улицу. Под звуки заканчивающейся песни Эдди выходит из комнаты, прихватив с собой папку, и спускается вниз, где Соня Каспбрак уже вовсю бодрствует, заваривая себе на кухне травяной чай. – Мааам, – заискивающе протягивает Эдди, стараясь звучать как можно более непринуждённо. – Я пойду прогуляюсь, можно? Дождь уже закончился! В кухню он засовывается только наполовину, чтобы в любой момент по-быстрому слинять в прихожую: нужно только дождаться намёка на разрешение. Астматик уже даже делает шаг в направлении выхода, как вдруг Соня его останавливает, неторопливо приближаясь, на ходу мешая ложкой в чашке: – А ну-ка, погоди. Вообще-то, на улице всё ещё сыро, ты можешь простудиться. Мы ведь не хотим заболеть перед самой школой, верно? – при упоминании ненавистного места Эдди недовольно морщится. – На тебе слишком лёгкая одежда. К тому же, ты что-то зачастил в последнее время "на улицу". Неужто у тебя наконец появились друзья? – Мам, но в школу только через три недели! – игнорируя последний вопрос, возражает Эдди. – И я сейчас надену плащ! Астматик снова делает попытку покинуть кухню, но мать опять строго его останавливает: – Эдвард, ты не ответил мне. Ты всегда всё можешь рассказать своей маме, тебе ведь это известно? – Соня дожидается от сына сдавленного кивка и продолжает: – Я буду только рада, если у тебя появятся друзья, но я не хочу, чтобы ты связался с кем-нибудь... кто бы плохо влиял на тебя. С плохой компанией, я имею ввиду. – Да не свяжусь я ни с какой плохой компанией! – раздражённо ворчит Эдди. – Или ты думаешь, что я примкну к таким, как Генри Бауэрс? Ход оказывается действенным. Соня тут же меняется в лице, пряча глаза, и ровным голосом произносит: – Не забудь надеть плащ. Не дожидаясь продолжения, Эдди мигом вылетает в прихожую, по пути хватая плащ, и выскакивает на улицу. К дому Тозиера он подбегает, прижимая к груди папку и тяжело дыша - пожалуй, за последние полтора дня он набегался больше, чем за всю свою жизнь - но уж очень хотелось поскорее вручить подарок кудрявому. Если, конечно, он хорошо себя чувствует. К удивлению Каспбрака, дверь ему открывает мистер Тозиер. – О, Эдди... – не менее удивлённо протягивает мужчина. – Ты к Ричи? – Эээ, да, в целом да. А почему вы дома? Что-то случилось? – Как тебе сказать... Не то что бы случилось - скорее, я просто страхуюсь... Ричи сегодня встал непривычно рано, когда я ещё собирался на работу, и видок у него был весьма пришибленный, даже больной. Я спросил его про самочувствие, но он сказал, что всё в порядке. Чтоб ты понимал, после этих слов он жутко побледнел и схватился за ближайший стул, чтобы не упасть. Можешь представить себе мой страх, когда я его таким увидел; а Ричи продолжал твердить, что всё нормально. Сейчас он снова спит - я убедил его прилечь. Отпросился с работы на полдня сегодня - вот, скоро мне нужно ехать. Но сын меня откровенно напугал... Точно ведь что-то недоговаривает, как обычно, – мистер Тозиер взволнованно проводит рукой по окладистой бороде. – В общем, вот... Может, ты что-нибудь знаешь? Эдди замирает в нерешительности. Глаза мужчины взирают с него с болью и вселенской надеждой, и астматик глубоко вздыхает. Нужно рассказать. Давно пора. Эдди завершает свой рассказ спустя пятнадцать минут, сидя на стуле перед меряющим кухню шагами мистером Тозиером. Тот не перестаёт нервно теребить бороду и ещё с полминуты молчит, после чего останавливается и едва не взвывает: – Ох, господи!.. Ну за что ему это всё? Нужно обязательно показать его доктору... Эдди, – резко поворачивается к вздрогнувшему астматику мужчина. – Я должен сейчас ехать, ты не мог бы присмотреть за Ричи ближайшие несколько часов? Ты, вроде как, всё равно к нему собирался? Я постараюсь вернуться как можно раньше и возьму его в больницу, провериться. – Конечно, я присмотрю за ним, не переживайте, – успокаивает его Эдди. – Но... Вы уверены, что снова нужно в больницу? В конце концов, эпилепсия - довольно распространённая болезнь, и поделать с ней почти ничего нельзя, разве что знать как облегчить приступы. По-моему, Ричи не будет шибко счастлив опять оказаться у врачей. – Да я понимаю, – с досадой засовывает руки в карманы мистер Тозиер. – Но это ведь всего один приём. Просто, чтобы знать, как с этим жить... – часы из гостиной издают мелодичный звон. – О, мне пора. Прости, что снова прошу об одолжении - ты, разумеется, не обязан... – Мистер Тозиер, всё в порядке. Я только рад помочь. – Ох, ну спасибо тебе. Ладно, я поехал, а ты можешь подниматься наверх к Ричи. Знаешь, где его комната? – Эдди утвердительно кивает. – Хорошо. Только, наверное, лучше не буди его сейчас - пускай выспится. Ну, до встречи. Мистер Тозиер выходит из кухни, по пути надевая куртку, быстро машет Эдди, и через несколько секунд входная дверь за ним закрывается. Эдди топает вверх по ступенькам, нервно теребя в руках многострадальную папку. Настроение его немного остыло - разговор с мистером Тозиером произвёл противоречивый эффект: с одной стороны, Каспбрак понимает, что теперь Ричи будет под присмотром и с ним ничего не случится, но с другой - что самому Ричи эта идея точно не понравится. Проходя лестничный пролёт, Эдди опять невольно представляет себе разъярённую мать Тозиера. Каково же ему тогда было? Никуда не деться, на улицу толком не выйти, пока мать в сознании, постоянно терпеть оскорбления... Эдди бы такого точно не выдержал. А Ричи выдержал... Только непонятно, загубило это его или сделало сильнее. Прежде чем открыть дверь, Каспбрак на всякий случай прислушивается. В комнате царит тишина, и Эдди как можно тише поворачивает дверную ручку, осторожно заходя внутрь. Спёртый воздух ударяет ему в нос: окно закрыто. Следующим, что он чувствует, становится настойчивое полизывание в руку и собачье дыхание: радостная Пенни подскочила к нему, неистово виляя хвостом, но не издавая громких звуков, будто понимая, что хозяин спит и надо вести себя тихо. Каспбрак с улыбкой треплет собаку за ухом и наконец переводит взгляд на Ричи, свернувшегося калачиком на своей кровати. Он спит в одежде - похоже, с ночи так и не переоделся; смоляные кудри размётаны по подушке, одна из кудряшек спадает на лоб своего обладателя, цепляясь за ресницы (Эдди невольно отмечает про себя, что видит такое уже во второй раз); ноги поджаты, руки расслаблено покоятся где-то в недрах смятого одеяла; половина лица и усыпанный веснушками нос целиком утыкаются в подушку, отчего слышно, как Ричи сопит; сомкнутые веки подрагивают, будто Тозиер видит какой-то беспокойный сон. Казалось бы, картина, которой можно только умилиться - Эдди, в принципе, это и делает, - но его напрягает одна деликатная деталь: сползшая растянутая футболка кудрявого, которая бесстыдно оголяет костлявое плечо и выпирающие ключицы Тозиера. И Эдди заботит даже не тот факт, что они как-то по-особенному смотрятся или являются какими-то уникальными, а то, что он на них откровенно залип, застыв на месте и боясь пошевелиться. Нет, ну серьёзно, какого чёрта происходит? По телу пробегает холодок, вызывая табун мурашек, а внутри наоборот становится жарко. И, честно признаться, Эдди начинает чувствовать лёгкий дискомфорт - вы вот часто залипаете на ключицы своих друзей? А Каспбрак нет. Обычно. Наваждение мгновенно улетучивается, когда Ричи вдруг что-то неразборчиво мычит и переворачивается на спину. Эдди от неожиданности подаётся назад, и паркет под его ногами издаёт тихий скрип. Тозиер тут же распахивает глаза. Понимая, что нужно как-то о себе заявить, Каспбрак прочищает горло и неуверенно подходит ближе к кровати: – Кхм, эм, привет. Ричи осторожно трёт глаза и поворачивает голову на звук, сдавленно зевая: – Эдди? Что ты... Ты чего здесь? Кажется, спросонья он ещё не совсем соображает, и Эдди услужливо поясняет: – Я к тебе пришёл. Ну, проведать. Как самочувствие? – Не знаю, – выдаёт вполне оригинальный ответ Ричи. – Странное. Как будто меня кувалдой по голове ударили, и я существую где-то рядом со своим телом. Короче, отбитый немного, – он усмехается, но тут же становится серьёзным и даже взволнованным. – Слушай, то, что было ночью... Спасибо. Я, кажется, говорил это уже - плохо помню, что произошло, - но всё равно спасибо. И прости, что подорвал тебя среди ночи. – Да ты что, причём тут это, – Эдди немного смущается от такой неожиданной благодарности. – В конце концов, это не ты, а Пенни меня разбудила. Да я и не спал почти. По крайней мере, сон за столом вряд ли можно назвать полноценным. Так что Пенни фактически спасла мою шею и спину от сколиоза. – Почти не спал? Что же это заставило тебя сбить свой железный режим? – Я читал. Про эпилепсию, кстати. Как оказалось, не зря. Ричи несколько секунд смотрит в его направлении с удивлённым и даже растерянным выражением на лице, после чего качает головой: – После того, как я себя с тобой вёл, ты всё равно пытался что-то для меня разузнать? Ты машина, Эдс. Я такого не заслужил. – Перестань, – отмахивается Эдди (это "Эдс" эхом отдаётся у него в голове) и решает наконец перейти к делу: – Кстати, я тут принёс тебе кое-чего - надеюсь, поможет поднять настроение. Он вынимает из папки ноты и протягивает усаживающемуся на кровати Тозиеру. Тот берёт листы и, натыкаясь пальцами на бугорки проколотой плотной бумаги, внимательно их ощупывает. – Что это? – Ноты. Я проткнул их иголкой по контуру, по типу шрифта Брайля. Ты вроде как говорил, что без нот играть на гитаре трудно, вот я и решил тебе принести. Это Битлз, если что. Ричи замирает с листами в руках и поднимает голову. Каспбрак читает на его лице откровенный шок. – Ты... Погоди, ты специально смотался за этими нотами и сидел сам их протыкал? Для меня?... – его лицо принимает совершенно растерянное выражение - Эдди даже кажется, что он сейчас расплачется. – Блин, Эдс... Это... – Ричи выдыхает, удивлённо улыбаясь. – Это просто обалдеть... Спасибо! Я просто... Я... Чёрт, иди сюда! В следующую секунду Эдди, не успев ничего сообразить, неожиданно оказывается притянут к тем самым злополучным ключицам и порывисто обнят. – Эээ... Да не за что, обращайся, – он слегка похлопывает друга по плечу, мысленно ругая себя за дрожащий голос. – Я обязательно разучу эту песню и когда-нибудь тебе спою, – обещает Ричи, когда они оба уже сидят порознь, немного смущённые. – Ловлю на слове, – улыбается Эдди: ему почему-то стало так легко и радостно на душе, что захотелось завизжать от восторга. Чего он, конечно, не делает - не девчонка же. Мистер Тозиер возвращается ближе к вечеру - за это время Эдди и Ричи успевают нагуляться, наслушаться пластинок и наговориться до отвала. Отец Тозиера застаёт их на кухне жующими сооружённые Каспбраком сэндвичи. – Привет, парни! – салютует им он. – Как дела? Всё в порядке? Те кивают с набитыми ртами. – Ну отлично, – мужчина треплет за ухом подбежавшую к нему Пенни; при этом Эдди замечает, что он немного нервничает. – Слушай, Ричи... Я тут разговаривал с доктором, он хочет, чтобы мы заглянули к нему сегодня. Просто для профилактики - проверить, нет ли каких-нибудь отклонений или последствий после травмы. Ричи резко замирает, мгновенно напрягаясь. Секунд десять он молчит, периодически косясь невидящим взглядом в сторону Эдди; потом сухо отрезает: – С чего это вдруг? Каспбрак смотрит на мистера Тозиера умоляющими глазами, и тот быстро произносит: – Ну, как с чего? Это плановая проверка, доктор ещё на последнем приёме просил меня привести тебя к нему спустя какое-то время после выписки, чтобы убедиться в стабильности состояния. Это ведь ради твоего же здоровья. К тому же, я ещё утром спрашивал, почему ты такой бледный, а ты так и не ответил. И я решил, что сегодняшний день - наиболее подходящий для визита к врачу. Ричи немного успокаивается, но Каспбрак видит, что настроение его упало ниже плинтуса. – Ты бы ещё Эдди допросил насчёт моего состояния, – желчно произносит кудрявый. – Он бы точно что-нибудь сболтнул. – А что, есть, что сболтнуть? – невозмутимо обращается к астматику мистер Тозиер, делая вид, что забеспокоился. – Н-нет, я не знаю, – Эдди, жутко нервничая, с трудом сглатывает. – Я сам удивился, что Ричи так долго спал утром, и, если честно, меня это немного напрягло. Думаю, вам и правда стоит навестить доктора. Ричи, кажется, верит в то, что Каспбрак врёт его отцу для него, и заметно смягчается. – Ладно, – с досадой бурчит он, запихивая последний кусок сэндвича в рот. – Съездим к твоему мега ответственному целителю. *** Поздним вечером того же дня Каспбрак сидит с матерью в гостиной, смотря какую-то телевикторину. Мысли его, правда, заняты совсем не передачей. Прошло уже четыре часа с момента, когда Ричи и мистер Тозиер уехали в больницу. Проводив их, Эдди побрёл домой, пиная мелкие камушки и погрузившись в размышления. Слава Богу, что мистер Тозиер сумел выкрутиться - если бы этого не случилось, Ричи точно был бы сейчас в страшной обиде на друга и снова отстранился бы от него. И всё-таки, Эдди грызла совесть: врать, как известно, плохо, тем более человеку, который только-только тебе доверился. Но ведь всё это ради его же блага... Или блага Эдди? С одной стороны, Ричи согласился поехать и его осмотрит специалист, решит, как ему помочь... Но с другой... с другой Эдди врал потому, что просто боялся, что Тозиер обидится и порвёт с ним всякие отношения. Так не эгоизм ли это? Слишком сложно. Из раздумий Эдди вырывает неожиданно раздавшийся телефонный звонок. – Эддичка, возьми, пожалуйста, трубку, – лениво просит Соня Каспбрак, не отрывая взгляд от экрана. – И кому это понадобилось звонить так поздно? Эдди покорно поднимается и идёт в коридор к разрывающемуся аппарату. – Алло? – Хэй, это Эдди? – Да. – Здорово, Эдс! Ещё не соскучился? Это Ричи... – Ричи? – удивлённо переспрашивает Каспбрак. – Я... Это... Откуда у тебя мой номер? – У меня отец шериф, забыл? У него доступ ко всем адресам и номерам - кого угодно разыщет. – А, точно... Ну, как съездили? – осторожно интересуется Эдди (то, что Тозиер сам позвонил и его непривычно радостный голос немного напрягает астматика; хотя, радостный это сильно сказано, но в случае Ричи разница очень заметная). – Я вот поэтому и звоню - не мог ждать до утра. Прикинь, они-таки выявили у меня эту несчастную эпилепсию - ты был прав, - и теперь мне придётся пить кучу всяких таблеток, но главное не это: доктор сказал, что знает одного врача в Портленде, который специализируется на таких случаях, как у меня, и делает сложные операции! И он предложил нам съездить к нему на приём! Ты представляешь? Я могу снова начать видеть! – О... Это... Это же просто супер! – выдыхает поражённый Эдди с неподдельным восторгом. – Круто, Ричи, поздравляю! Вам обязательно нужно съездить туда! Но, всё-таки, ты лучше раньше времени не обольщайся - мало ли что... – Да, да, я понимаю, – тут же соглашается Ричи, явно стараясь умерить свой словесный и эмоциональный поток. – Рано пока на что-то надеяться. Но, всё равно, я могу какое-то время пожить в надежде! У меня такого давно не было... Эдди вдруг перестаёт слышать, что говорит кудрявый. У Ричи наконец появилась надежда... После всего, что ему пришлось пережить, ему наконец есть на что надеяться! Боже, этот доктор из Портленда просто обязан его вылечить! Потому что, если нет, то это сломает Ричи окончательно. И это ещё мягко говоря. – Эй, Эдс, ты ещё там? – А? Да, да, конечно... – Я спрашиваю: мы можем завтра встретиться? – Разумеется! – кажется, астматик выпаливает это слишком быстро. – Я приду к тебе утром! – Супер, буду ждать! – по голосу Ричи слышно, что тот улыбается. – Ну, до завтра! В трубке раздаются короткие гудки. Эдди вешает аппарат на рычаг и чуть ли не вприпрыжку возвращается обратно в гостиную, присоединяясь к матери (он даже прижимается к ней поближе, чего не делал, наверное, лет с десяти). – Кто это был, дорогой? – Соня удивлённо, но тепло смотрит на сына. – Мой друг, – отвечает Эдди, чувствуя себя самым счастливым человеком на Земле. *** – Привет! – дверь распахивается перед Каспбраком, едва он успевает постучать. – Рад тебя видеть! Ну, в смысле, не видеть... То есть, не рад не видеть, а... – Я понял, – смеётся Эдди, наблюдая за смущённой физиономией Ричарда. – И я рад тебя видеть. Ты сегодня прямо фонтанируешь энергией, надо же. Ричи только хмыкает и впускает друга в дом. Мистер Тозиер ещё не уехал на работу; вернее, он уже направлялся в прихожую, поэтому наткнулся прямо на парней: – О, здравствуй, Эдди! Надеюсь, Ричи вас вчера не слишком побеспокоил поздним звонком? – Нет, мы с мамой ещё не спали... – А вы спите вместе? – вдруг выдаёт кудрявый, играя бровями. Эдди смотрит на него в некотором шоке. – Чего? Я не... – Не заморачивайся, Эдди, это он так шутит. Неудачно, причём, – обращается мистер Тозиер к сыну, делая многозначительное ударение на последней фразе. – А что? Я уверен, что его ма... – Будь добр, принеси мне бумажник из комнаты, – не даёт Ричи закончить отец. Младший Тозиер лишь усмехается и скрывается на лестнице. – Ты прости его, – шепчет мистер Тозиер Эдди. – Чувство юмора у него своеобразное. Однако, лучше уж такое, чем вообще никакое: Ричи уже очень давно не шутил, и я просто боюсь что-то говорить - у него так поднялось настроение со вчерашнего дня, что... – О чём шепчетесь, девочки? – неожиданно раздаётся голос Ричи с лестницы в унисон его торопливым шагам. – Никакого бумажника в твоей комнате нет, – добавляет он с укором, поворачивая голову в строну отца. – Специально меня отослал? – Да, – невозмутимо отвечает мужчина. – Иначе ты бы свёл Эдди с ума своими остроумными шутками. – Ничего, у меня ещё целый день. – Так вы поедете в Портленд? – решает перевести тему Каспбрак, желая предотвратить спор. – Ну, мы подумали и решили, что... – Конечно, – твёрдо заявляет Ричи, перебивая отца. – Это может быть мой единственный шанс. – В общем, да, – смиренно соглашается мистер Тозиер. – Думаю, поедем через неделю. Доктор из нашей больницы уже договорился с тем врачом, но у того приёмы все расписаны, поэтому возможность к нему попасть будет только с понедельника. А мы как раз за неделю подготовимся: надо Пенни сделать все прививки, которые нужны для переезда, мне с работой всё уладить, ну и так далее. Так что, вот. Эдди понимающе кивает. Что ж, у него есть неделя на то, чтобы наобщаться с Ричи вдоволь. А то бог знает, на сколько он уедет. Астматику почему-то вспоминается давнишняя мысль о том, что он бы не удивился, если бы судьба раскидала их по разным концам страны. От этого становится как-то печально, и, видимо, это отражается на его лице, потому что мистер Тозиер вдруг спрашивает: – Эй, всё нормально? – Да, – на автомате отвечает Эдди, вытряхивая из головы мысли о лузерстве. – Ладно, хватит киснуть, – вдруг хлопает его по плечу Ричи. – Пап, тебе, кажется, на работу нужно было. – Да, да, – тут же начинает суетиться мистер Тозиер. – Надо же, какой ты: совсем недавно обижался на то, что я много времени провожу на работе, а теперь так бесцеремонно меня выставляешь. Что, не терпится спровадить меня отсюда? – он не сдерживает ухмылки. – Ладно, главное, не спалите дом. Я поехал. Мужчина выходит на улицу и дверь за ним закрывается. Вскоре раздаётся рокот мотора и шорох колёс, после чего всё затихает. – Ну-с, – Ричи перекатывается с пятки на носок, засунув руки в карманы. – Чем займёмся? Эдди глядит ему в лицо, наполовину скрытое полусумраком прихожей: Тозиер в предвкушении жуёт губы, чуть приподняв брови в ожидании ответа. И тут происходит престранная вещь: Эдди будто прошибает током, по спине проносится табун мурашек, заставляя астматика вздрогнуть, а в желудке случается, судя по ощущениям, атомный взрыв. Из горла не удаётся выдавить ни звука, и Эдди стоит, приоткрыв рот и тупо пялясь на влажные губы друга. Что. За. Хрень. – Алё, ты ещё здесь? Голос Ричарда выводит Эдди из ступора, и наваждение мигом проходит. Нервно сглотнув, Каспбрак не понятно зачем прокашливается и произносит: – Можно... Можно для начала пойти к тебе в комнату... – Тебе там мёдом намазано, что ли, – смеётся Ричи. – Как ни придёшь, всегда сидим в комнате. Ладно, пошли. Он первым направляется к лестнице, Эдди плетётся за ним. Перспектива размышлений о том, что случилось несколько секунд назад, его почему-то пугает, и астматик заталкивает это воспоминание в самый дальний ящик мозга. И зачем он только предложил потащиться в комнату после такого сомнительного поведения? Теперь Ричи будет думать, что Каспбрак мелкий извращенец... – Ну, мы на месте, – возвещает Ричи, впуская Пенни и прикрывая дверь. – Что теперь? Эдди оглядывает помещение в надежде найти тему для беседы. Взгляд его почти сразу натыкается на прислонённую к стене гитару и лежащие возле неё на полу ноты. – Ты играл? – непринуждённым тоном спрашивает астматик, подходя к инструменту. – А, это... Да, пытался. Не мог ночью уснуть, вот, решил попробовать. – И как, получилось? – Не знаю, не мне судить. Но по нотам ориентироваться удобно, – Ричи улыбается. – Ты с шрифтом здорово придумал. Эдди тоже незаметно улыбается, забыв, что Тозиер его всё равно не видит. – Хочешь, сыграю? – вдруг предлагает кудрявый, и Каспбрак мгновенно вскидывает голову. – Правда, за успех я не ручаюсь... – Конечно, хочу! Ричи смущённо усмехается, но гитару берёт и принимает из рук астматика подобранные с пола ноты. Эдди стоит в предвкушении, заложив руки за спину и наблюдая, как Тозиер настраивает инструмент и проводит пальцами по проколотым листам. Затем кудрявый тихонько прокашливается и, наконец, касается струн. – You don't realise how much I need you, Love you all the time and never leave you. Please come on back to me, I'm lonely as can be. I need you. Голос у Ричарда низкий и хрипловатый - короче, такой, что Эдди пробирает дрожь второй раз за день... Но песня довольно быстро обрывается. – Это пока всё, – виновато поясняет Ричи. – Дальше я ещё не разобрал. – Всё равно круто! – заверяет его Эдди. – У тебя такой голос... Ты классно поёшь! И играешь тоже... – Спасибо, – Тозиер смущённо опускает голову. – Хотя, по-моему, это было жалко. По сравнению с Битлз уж точно. – А мне твоя версия больше нравится, – ободряюще заявляет Каспбрак. Кудрявый только улыбается. Следующие несколько часов парни проводят за просмотром "Звёздных войн": когда Эдди случайно упомянул, что не смотрел их, Ричи заявил, что это просто преступление и он обязан увидеть этот шедевр. Самого Тозиера невозможность лицезреть кинокартину никак не остановила: он знал каждую часть наизусть и даже периодически произносил реплики вместе с героями, иногда даже с опережением, бесстыдно спойлеря. – Пару лет назад я обожал этот фильм, – пояснил он. – Раз двадцать пересмотрел, так что успел запомнить всё как свои пять пальцев. Сейчас вот, например, Люк Скайуокер встретит мастера Йоду. Эдди фильм понравился, о чём он поспешил сообщить Тозиеру, чтобы увидеть на его лице довольное выражение и услышать: – А я что говорил? Я плохого не посоветую! Эта прорвавшаяся наружу после долгого забвения самоуверенность немного позабавила Каспбрака, но он это, конечно, скрыл, искренне радуясь за хорошее настроение друга. Теперь парни сидят на диване: Эдди - пялясь в погасший экран, Ричи - прислушиваясь к звукам с улицы. Из угла раздаётся мелодичный звон. – Часы бьют, – вдруг негромко комментирует Тозиер. – Всех, – добавляет он, горько усмехаясь, чем заставляет Эдди в удивлении повернуть голову. – Вот странно: буквально год назад я смотрел телек, наслаждался "Звёздными войнами", а теперь я их больше никогда не увижу... На его лице на пару секунд застывает маска боли; однако после короткого молчания Ричи ёрзает на месте и переводит тему: – Уже пять вечера - скоро папа приедет. Ты останешься? – Если ты не выгонишь, – на автомате отвечает Эдди, всё ещё находясь под впечатлением от философских изречений друга. – Не выгоню, – губы Тозиера трогает улыбка. Он ласково треплет примостившуюся рядом Пенни и почему-то вздыхает. Эдди от такого настроения кудрявого становится неловко, и он робко спрашивает: – Ты чего вдруг скис? Из-за фильма? Может, не стоило его смотреть, раз это тебя так расстроило? – Да нет, стоило - ты ведь его не видел. А на моё настроение не обращай внимания - со мной такое бывает. Скоро пройдёт, и я снова стану весёлым Ричи. Несмотря на последние слова, сказанные деланно позитивным тоном, Тозиер всё ещё выглядит подавленным, и Эдди вдруг захотелось его крепко-крепко обнять. Какие-то странные желания стали приходить ему на ум в последнее время... – Слушай, – неожиданно заговаривает Ричи. – Наверное, это покажется странным, но, возможно поможет разрядить обстановку, которую я нагнал. Я ведь тебя ни разу не видел, правильно? Так вот, я хочу увидеть. Эдди непонимающе косится на него. Тозиер, чувствуя это, поясняет: – Увидеть руками. Ну, ты ведь знаешь, как слепые определяют предметы? Если ты позволишь изучить своё лицо, я буду безмерно благодарен, потому что мне правда интересно, как ты выглядишь. – Эээ... Я... – Если не хочешь, не буду, – поспешно уверяет его Ричи, явно стыдясь своего предложения. – Право касаться тебя есть только у твоей мамочки, разумеется. – Да нет, я... не против, – к собственному удивлению соглашается Эдди. Ричи тоже удивляется, однако после секундного оцепенения всё-таки садится поближе к другу и поднимает руки, но в последний момент останавливается: – Может, мне руки помыть? А то занесу на твою стерильно-девственную кожу каких-нибудь микробов... – Заткнись и делай уже, что задумал, – закатывает глаза Эдди, чувствуя в тоне кудрявого сарказм. Тот тихо смеётся, но быстро становится серьёзным. Каспбрак усаживается на диване поудобнее, и теперь они оба сидят по-турецки друг напротив друга на опасно близком расстоянии. Ричи, кажется, ни о чём таком не думает, а вот Эдди в голову лезут всякие противоречивые мысли. Ему почему-то вспоминается больница, Бауэрс, его хищное лицо и собственная паника... – Ну, можно? – осторожно спрашивает Ричи. Эдди выдавливает короткое "мгм" и мысли в голове уходят на второй план. Астматик видит перед собой лицо Тозиера, наполовину освещённое зажжённым одиноким торшером. Обстановка, вопреки обещаниям кудрявого, нисколько не разряжается - наоборот, создаётся ощущение, что стоит зажечь спичку, и воздух взорвётся. За окном уже сгущаются сумерки - в Дерри всегда темнеет рано. И ситуация начинает казаться какой-то... странной. Ненатуральной. Ричи медленно протягивает руки, чтобы случайно не врезать другу по лицу; его пальцы довольно скоро достигают кожи астматика и начинают осторожно блуждать по щекам, бровям, глазам, носу... и губам, куда же без них. Затем они переходят на волнистые волосы (слава богу, Эдди вчера помыл их), уши и возвращаются обратно к лицу. Ричи изучает его долго, не пропуская ни одного сантиметра, а Эдди едва дышит, поминутно сглатывая и отчаянно пялясь в тёмные, намного темнее его собственных, глаза напротив. Тозиер выглядит сосредоточенным, смотрит куда-то в пространство над головой астматика (ибо последний явно не выдался ростом), а Каспбрак чувствует подступающие волны смущения и предательски алеющие под руками Ричарда щёки. В таком положении проходит минут семь; кругом царит тишина, нарушаемая только дыханием парней: даже Пенни, кажется, не двигается. Или спит. Наконец, Ричи опускает руки и тихо произносит хриплым от долгого молчания голосом: – Да ты симпатяшка... Небось, все девчонки западают? Эдди даже вздрагивает от неожиданности, когда Тозиер случайно задевает его коленку, но пытается сохранять трезвую голову: – Неа, не западают, – мда, с трезвостью проблемы: астматик ни на чём не может сосредоточиться. – Странно, – поднимает брови Ричи. – Они обычно любят смазливеньких мальчиков. – Я смазливый? – Есть немного. – Это плохо? – Нет. Друзья замолкают. Эдди краем глаза замечает, что Пенни не спит, а переводит непонимающий взгляд с одного на другого. Вдруг раздаётся звук открываемой двери, и из прихожей доносится голос мистера Тозиера: – Эй, парни, вы дома? Ричи и Эдди как ужаленные подскакивают с дивана, отчего Пенни даже шарахается; в гостиной зажигается свет и отец Ричи появляется на пороге. – А, вот вы где. Чем занимались? – "Звёздные войны" смотрели, – невозмутимо отвечает Тозиер. Похоже, он вполне спокоен, чего точно не может сказать о себе Эдди, у которого даже начался приступ - пришлось незаметно пшикнуть в рот ингалятором. – Чего в темноте-то сидели? – мистер Тозиер проходит в комнату, на ходу снимая ремень с кобурой для пистолета и кладя его на журнальный столик. – Мне было всё равно, а Эдс не захотел, – пожимает плечами Ричи, засовывая руки в карманы. – Как работа? – Более менее, серьёзных дел сегодня не было. Ещё я с начальством поговорил - сказали, что рассмотрят мою заявку об отпуске. Так что остаётся только ждать ответа. Вы ели? – Пока не хотим. Мы, наверное, в комнату пойдём. – Ну ладно, тогда бегом очистите помещение: сейчас новости начнутся, а это не для детских ушей, – мистер Тозиер усаживается с пультом на диван, попутно включая телевизор. – Идём, – обращается Ричи к Эдди и выходит из гостиной. Каспбрак оглядывается на мистера Тозиера, потом на телевизор, собирается что-то сказать, но передумывает и уходит вслед за другом. Остаток дня они слушают музыку и болтают, как ни в чем не бывало. Болтает, правда, больше Ричи, в то время как Эдди внимательно на него смотрит. Неужели его нисколько не смутило то, что было на диване? Вернее, смутить-то смутило, но только тогда - сейчас же кудрявый общается совершенно свободно, как будто ничего особенного не произошло. Правда, если подумать, ничего особенного действительно не произошло - подумаешь, друг коснулся друга. Хотя нет, даже это звучит странно... Тогда почему случившееся волнует только Эдди? Или это волнует Ричи тоже, но он не считает нужным о таком говорить? С другой стороны, у Каспбрака тоже нет желания распространяться на этот счёт. Наоборот: хочется оставить эту ситуацию своей маленькой тайной, полной откровения, хотя ни слова за те семь минут произнесено не было; пожалуй, Эдди бы даже назвал их "семь минут в раю". Уже прощаясь с Тозиерами, а потом и по дороге домой, Эдди снова и снова прокручивает в голове прошедший вечер, вспоминая прикосновения чужих пальцев к своей коже, вызывающие электрические разряды. Что с ним происходит? Нормально ли это? Почему Каспбрак не может найти своему состоянию никакого объяснения? Эта тема явно требует тщательного анализа, и Эдди обязательно займётся им ночью. Потому что уснуть он точно не сможет. *** Тот четверг становится точкой отсчёта, с которой начинается новая полоса в жизни Эдди. Правда, он ещё не решил, чёрная она или белая. Сегодня среда. Прошла почти неделя. Послезавтра Тозиеры уедут в Портленд - причём непонятно, на сколько. И за эту неделю произошло столько всего, что Эдди стало казаться, что до этого августа он вообще не жил. Во-первых, в пятницу ему наконец-таки сняли гипс. Зажившая рука, как и бывает, сперва ощущалась какой-то искусственной, будто пришитой, и астматик ещё долго ощущал эту разницу - наверное, дня два, - точно он припомнить не мог, потому что далее стали происходить вещи куда более важные. Это во-вторых. И тут не нужно долго гадать, чтобы понять, с кем они связаны. Ричи заметил отсутсвие гипса практически сразу, объяснив это так: "У тебя походка стала легче, и больше ничего не скрежещет, когда ты чего-нибудь касаешься". Эдди, правда, усомнился в этом объяснении, потому что вспомнил, что сам упомянул другу накануне о предстоящем походе в больницу. Но говорить об этом не стал. Да он и вообще стал намного меньше говорить, особенно в присутствии Тозиера. Кто-нибудь объяснит это тем, что Ричард стал куда болтливее после решения о поездке к доктору, который мог бы его вылечить, и просто не давал Каспбраку вставить хотя бы слово. Хорошо. Отчего же тогда Эдди молчит и с матерью, и с самим собой, ворочаясь по ночам в попытках заснуть? И почему вообще его стала мучить бессонница? Кто-нибудь скажет, что это из-за волнения перед предстоящей учёбой и ухудшения настроения из-за неё же. Хорошо. Тогда с какого перепугу Эдди подолгу пялится на своего друга, не в силах оторвать взгляд, не изучив каждый миллиметр его тела? Какого дьявола он каждый раз ощущает жжение в груди и волны непонятного ощущения в животе, когда Ричи порой неосознанно нарушает его личное пространство (Тозиер заимел привычку периодически каким-либо образом касаться Каспбрака, будь то дружеский щипок или просьба перевести через дорогу)? Кто-нибудь резонно заметит, что все беды из-за притягательной внешности кудрявого, на которую нельзя не обратить внимание, и его своеобразного чувства юмора, способного вызвать дискомфорт. Хорошо. С какой радости тогда Эдди одним вечером сидит за столом, рассматривая взятый на память из больницы гипс, и бессознательно тянется за первым попавшимся маркером, желая как-нибудь исправить унизительную надпись, но так ничего толкового и не придумывает, хотя на исправление прямо-таки напрашивается лишь одна буква, и астматик прекрасно это знает? Кто-нибудь скажет, что это была просто пустяковая идея, возникшая от скуки и не имеющая никакого смысла. Хорошо. Почему тогда участились приступы астмы, особенно в присутствии Ричи, и почему они порой стали переставать походить на приступы: горло не сужается, но астматик задыхается? Кто-нибудь заявит, что это обыкновенное обострение болезни на нервной почве. Хорошо. Тогда какого лешего голову Эдди всё чаще посещают фантазии, в которых Ричи его обнимает, лежит рядом или - боже упаси! - целует? Почему приближающаяся разлука так отравляет Каспбраку мысли, вплоть до того, что ему становится физически плохо? Почему его каждый раз раздирает изнутри желание коснуться Тозиера, обнять его, вылечить каким-нибудь волшебным прикосновением незрячие глаза? Почему Эдди всё чаще краснеет, путается в словах, задыхается, нервно улыбается и боится всего этого? Почему он до боли желает, чтобы Ричи смог его по-настоящему увидеть и наконец оценить целиком? Почему по ночам ему хочется плакать от своей беспомощности? Почему никто, кроме самого Каспбрака, не замечает происходящих в нём перемен? А вот уже на эти вопросы вряд ли кто-нибудь ответит. Погруженный в размышления, Эдди сидит за столом, бездумно пялясь на лежащий рядом гипс, сигналящий чёрной надписью. За окном сгущаются сумерки. Конечно, ему уже не раз приходил в голову один простой ответ на все эти вопросы, но принять его и даже позволить себе думать о таком Каспбрак не мог. Дерри - не место для таких мыслей. И не место для таких людей. Но можно ведь... можно ведь допустить, что другого объяснения попросту нет? Не может же Эдди быть... Сразу вспоминается больница, Бауэрс, запах пота, настойчивые толчки вперёд, безысходность и то тошнотворное чувство отвращения и паники. Но теперь Эдди смотрит на ту ситуацию под другим углом: ему... нравилось? Бауэрс был... нетрадиционным? Очевидно, да. А если да, то, если астматик признается сам себе, его можно будет спокойно упечь в дурку, как сумасшедшего Генри. Страшно подумать, что с ним сделал отец. Хорошо, находиться в такой близости с Бауэрсом было отвратительно. Но ведь на опыте Эдди теперь есть и другая близость - с Ричи, тем вечером в четверг. И её он уж точно не может назвать отвратительной. Волнующей, смущающей, таинственной, неизведанной, непривычной, приятной - но не отвратительной. И совсем не пошлой. Ричи вообще действует на него по-другому. Причём, сам он об этом даже не подозревает. Этот кудрявый чертёнок так и манит к себе, притягивает своей недосказанностью, скрытностью, обаянием. И что делать несчастному Эдди? Так настойчиво предлагал дружбу, а теперь... что? Что с ним происходит? Ответ приходит сам собой. Эдди неожиданно спускается с небес на землю, когда его взгляд падает на лежащий перед ним гипс. За время раздумий его собственная рука машинально вывела маркером поверх чёрной "S" ярко-красную "V". "LOVER". Влюбился ты, Эдди. *** Утро четверга будит Каспбрака телефонным звонком. Мамы, судя по всему, дома нет - скорее всего, ушла в аптеку. - а время уже явно позднее. Эдди лениво смотрит на часы, жмурясь от света - 11:30. Ну ещё бы. Он так сбил себе режим своими переживаниями, что стал засыпать лишь под утро, а просыпаться чёрт знает во сколько. Молодец, Эдди - сам придумал проблему, сам мучаешься. Самостоятельный. Да-да, вы правы, он говорит себе это уже далеко не в первый раз и готов повторить снова. Уж в чём в чём, а в самостоятельном усложнении себе жизни астматик настоящий профессионал. С трудом разлепив глаза и поднявшись с кровати, Эдди выходит в коридор к разрывающемуся телефону и снимает трубку. Наверное, мама хочет уточнить, какие из миллиона лекарств в их доме нуждаются в пополнении. – Да? – Эдс, ты? Голос Ричи действует на Каспбрака как ушат холодной воды: сон как рукой снимает, а сердце издаёт два мучительно громких удара, от которых в груди расходятся волны жара. – Я. Д-доброе утро, Ричи. – Чего это ты заикаешься? Только что встал, что ли? – Ага. – Ну ты и соня! Куда же делся твой хвалёный режим? Небось, как следует поразвлёкся ночью?... – Ричи!.. – Ладно, ладно, шутка! Но у тебя будет такая возможность сегодня вечером. Я хочу устроить что-то типа прощальной тусовки. Эдди непонимающе хмурит брови. Тозиер на том конце провода это чувствует. – Мы с папой уезжаем завтра рано утром. Сейчас он поехал с Пенни делать прививки, потом на работу - в нашем распоряжении будет целый день. Я подумал, что было бы классно провести последний вечер вместе. Неизвестно ведь, насколько я уеду, а я... я буду ску... Впрочем, неважно. Ты принимаешь приглашение? Я тут выкопал у отца пару банок пива; даже сигареты нашёл. – Хочешь пуститься во все тяжкие? – с укором усмехается Эдди. – Чтоб ты знал, никотин - страшный яд для организма, а пиво способствует разрушению целых отделов мозга! – В таком случае, я спокоен - терять мне нечего, – шутит Тозиер. – Ты так и не ответил, кстати. – Ну конечно я приду! Кто-то же должен оградить тебя от вредных привычек. – В таком случае, приходи хоть сейчас, если ты не занят. Я бы прогулялся, если честно, но Пенни с отцом, поэтому... сам я... не могу, – на последних словах голос Ричарда делается совсем стыдливым и растерянным, на что Каспбрак тут же реагирует: – Понял, скоро буду! Собравшись буквально за полчаса, Эдди оставляет на кухонном столе подробную записку маме и спустя буквально пятнадцать минут уже стоит перед дверью дома Тозиеров. Открывает ему, ожидаемо, сам Ричи, и Эдди испытывает ставшее уже привычным волнение вперемешку со смущением. – Привет! – улыбается он дрогнувшими губами, надеясь, что Тозиер ничего не заметил. – Здорово! – кудрявый находит его руку и пожимает. – Ну, готов оторваться? – Откуда это в тебе взялось столько бунтарства? Так давно сдерживался, что теперь всё выплёскивается оптом? – Типа того, думай как хочешь, – беспечно пожимает плечами Ричи. – Но это мы оставим на вечер. А сейчас, мадам, я предлагаю вам отправиться на прогулку. – Я тебе не мадам, – кривится Эдди, но следует вслед за Тозиером, который уже спускается вниз, скользя рукой по перилам. Маленькую лужайку перед домом он преодолевает без труда; но, пройдя почтовый ящик, кудрявый в нерешительности останавливается, настороженно прислушиваясь. – Всё нормально, не переживай, – успокоительно заверяет Эдди, догнав его. – Давай руку. Он предлагает это самым будничным тоном, но при этом внутренности его делают невероятный кульбит. Ричи несколько мгновений колеблется, но предложение всё-таки принимает. Как только его длинные бледные пальцы касаются ладони Эдди и слегка сжимают её, Каспбрак на секунду забывает, как дышать. Боже, да возьми уже себя в руки, размазня. Они осторожно двигаются вниз по улице. Эдди приходится касаться руки Ричи чуть ли не всем предплечьем, чтобы направлять его более точно, и из-за этого они находятся так близко, что Каспбрак чувствует едва уловимый запах одеколона друга. Зачем это он им надушился? В честь последнего дня? Хотя, запах настолько слабый, что наверное, на Тозиера просто попало немного парфюма, когда его отец собирался на работу. – Блин, без Пенни так непривычно, – вдруг неуверенно произносит Ричи, продолжая делать осторожные шаги. – Она скоро к тебе вернётся, – Эдди подбадривающе сжимает его ладонь чуть сильнее (это не потому что очень хочется, а просто для поддержки, для-поддержки-да-да). – Уж потерпи меня немного, сам ведь предложил погулять. – Да ладно, с тобой тоже ничего, принцесска, – ухмыляется Тозиер. И когда он ему прозвища придумывать успевает? Вскоре завязывается разговор, и парни идут, лениво переговариваясь и нежась под лучами августовского солнца. – ... и через неделю мне придётся переться в школу, – Эдди тяжело вздыхает. – Так не хочу, если честно. – У тебя нет там друзей? – Ну, есть несколько, но я бы не назвал их друзьями. Скорее, знакомые. Мы иногда общаемся на переменах. А ещё там жуткая еда в столовой и полная антисанитария... – Думаю, так считаете только ты и твоя повёрнутая на медицине мамаша. – А что ты хочешь? Она убедила меня, что у меня астма! Эдди горестно вздыхает. – А ещё в школе по-прежнему будет компания Генри, только уже без предводителя, – немного нервно добавляет он. – Но, можешь поверить, это не делает её менее опасной. Возможно, они даже побьют меня за то, что случилось с Бауэрсом. – Этого не хватало! – возмущается Ричи. – Нет уж, дорогой друг, если что, сразу зови меня! У меня большие связи в полиции, как ты знаешь. – А если вы к тому времени не вернётесь? Ричи тут же теряет свой гневный настрой и, кажется, виновато опускает голову. Несколько раз открыв и закрыв рот, он наконец выдаёт: – Ради тебя я вернусь. И этих слов достаточно, чтобы Эдди в один момент умер и воскрес. *** Парни возвращаются домой к часу дня, когда солнце уже нещадно палит и оставаться на улице становится весьма утомительно. – А ты неплохой поводырь, – одобрительно замечает Ричи, выпуская руку Эдди, когда они наконец оказываются в прихожей. – Надо будет пользоваться твоими услугами чаще. Каспбрак усмехается в тон шутливому настрою друга, но только для того, чтобы Ричи это услышал, потому что лицо астматика выражает совсем другие эмоции. А именно смущение, волнение и счастье. Ну и желание завыть от разрывающих грудь чувств, возможно. – Итак, Эдс, наступает торжественный момент, – объявляет Ричи, когда они входят в его комнату. – Я собираюсь попробовать одну из самых вредных привычек человечества, – кудрявый безошибочно подходит к письменному столу и извлекает из одного ящика небольшую коробочку с надписью "Винстон". – Считай, что я спасаю своего отца от излишнего употребления никотина. Ради него даже готов выкурить их сам. Ну, хотя бы несколько, – неуверенно добавляет он, оценивающе вертя в руках упаковку. – Ты точно этого хочешь? – с сомнением произносит Эдди. – Подумай о вреде. Один раз попробуешь, потом затянет, и уже не остановишься. – Не кипишуй, – спокойно отвечает Ричи, доставая одну сигарету. – Надо будет, остановлюсь. От жизни нужно брать всё. – А вдруг это повлияет на твою нервную систему? У тебя эпилепсия, забыл? – Говорят, курят для того, чтобы успокоиться. Может быть, мне это даже поможет. – Не знаю, – качает головой Эдди, с беспокойством наблюдая за тем, как Тозиер чиркает зажигалкой. – Мне всё-таки кажется, что это плохая идея. Но Ричи, похоже, от своей затеи отказываться не собирается, и Эдди обречённо просит: – Тогда хотя бы не дыми в мою сторону - у меня астма. – Выдуманная, – уточняет Тозиер, но просьбе внемлет и садится на подоконник, открывая окно. Раскурив сигарету, он делает несколько неумелых затяжек, отчего сразу же закашливается. Эдди было дёргается в его сторону, но кудрявый жестом останавливает его, почувствовав движение. – Ричи, выбрось ты эту гадость! – умоляет астматик, наблюдая за упорными попытками друга затянуться как следует. Неожиданно, тот снова закашливается, но на этот раз кашель так быстро не проходит. Тозиер кашляет и кашляет, и тут Эдди становится не шуток, потому что Ричи откровенно задыхается, роняя полуистлевшую сигарету вниз. – Эй, что с тобой?! – Н-не з-знаю... Г-горло как б-будто сдав-вило... – Чёрт... У тебя может быть аллергия на никотин! – внезапно осеняет Каспбрака. – Вот, возьми, это может помочь! Он суёт кудрявому в руки свой ингалятор, и тот тут же его использует. Пшшшик. Ричи возвращает ингалятор дрожащей рукой, согнувшись при этом почти пополам - и это в сидячем положении. – Подожди секунду, я сейчас принесу что-нибудь из аптечки! – обращается к нему Эдди и пулей вылетает из комнаты. Через пять минут он притаскивает несколько баночек и пузырьков, выуживает из одной ёмкости таблетку и подаёт её Тозиеру. – Это от аллергии. Ричи покорно глотает лекарство. Он уже не кашляет, но дыхание всё ещё свистит, и Эдди удивляется, когда это они успели поменяться местами: ведь всего несколько недель назад Каспбрак сидел вот так же в своей палате, задыхаясь, а Ричи спас его таким же образом. Ингалятор - соединяет сердца с 1990-го года. Стоп, мысли куда-то не в ту степь ушли. Какие, нафиг, сердца?... Проходит пара минут, и Ричи наконец поднимает голову. Дышит он намного легче, хотя в глазах блестит скопившаяся от напряжения влага. Эдди боится что-либо говорить и просто молча поглаживает друга по плечу. Выражение лица кудрявого непроницаемо - скорее, даже безэмоционально. – Вот ведь хрень... – хрипло выдавливает он, горько улыбнувшись, качая головой. – Ты как? – осторожно спрашивает Эдди, сидя на коленях перед ним, вытянувшись в струнку. – Как, как... хреново, как ещё. Ричи поднимается на ноги и, чуть пошатываясь, направляется куда-то в угол комнаты. Вдруг на середине пути он резко останавливается, как будто поражённый спазмом, и издаёт тихий стон. Эдди едва успевает поймать его прежде, чем тот падает на пол. – Ричи! Ричи, что с тобой? – в панике кричит астматик, но мелкая дрожь спазмированных мышц и плотно сжатые зубы Тозиера тут же дают ему понять: у него опять приступ. Стараясь сохранять трезвую голову и проклиная себя за то, что позволил другу взять в рот сигарету, Эдди аккуратно укладывает голову Ричи себе на колени, предварительно вытянув ноги, осторожно поворачивает её набок и начинает ждать. Пелена слёз застилает его глаза, пока он напряжённо вглядывается бледное лицо напротив; Ричи всё ещё трясёт. Наконец, спустя секунд двадцать он неожиданно расслабляется: видимо, на этот раз приступ был довольно лёгким - по крайней мере, по сравнению с предыдущим. С трудом разомкнув веки, он невидяще глядит куда-то вверх, мимо Эдди, потом тихо, глубоко выдыхает и закрывает глаза обратно. Проходит минута, прежде чем Каспбрак понимает, что Ричи заснул. В принципе, ему это простительно, потому как после приступа всегда хочется спать. Вот только сколько это займёт? Всё-таки, голова кудрявого по-прежнему покоится на коленях астматика, а они уже начинают ощутимо затекать. Тем не менее, Эдди и не думает шевелиться, боясь разбудить измотанного друга. Боясь разбудить или... не желая прерывать тактильный контакт? Да-да, вот какие умные слова он знает. Игнорируя ноющий копчик, Эдди начинает разглядывать находящегося так близко беззащитного Тозиера, желая отвлечься. Лицо кудрявого так бледно, что его веснушки, ресницы и чёрные волосы кажутся в два раза ярче; лоб слегка влажный от пота, алые сухие губы чуть приоткрыты; нос усиленно втягивает воздух. Всё это Эдди видел уже много раз, но сейчас он начинает замечать во внешности Тозиера новые детали: например, резко выраженные скулы, о которые, кажется, можно порезаться, или острый кадык, чуть ли не протыкающий нежную кожу шеи. Смоляные кудри откинуты назад, и Эдди ощущает непреодолимое желание зарыться в них рукой. Впрочем, он себя и не сдерживает: дрожащие пальцы астматика осторожно проникают в спутанную, но неожиданно мягкую шевелюру друга, и почти сразу обмякают в ней, лениво перебирая тёмные пряди. Эдди сидит так, наверное, минут сорок. Уже успевший онеметь копчик даёт о себе знать, но Каспбрак упрямо не двигается, желая обеспечить Ричи полный комфорт и лишний раз его не беспокоить. К тому же, это возможность касаться его, рассматривать... нет, любоваться, чувствовать мирное дыхание. Наконец, Ричи вдруг хмурит брови и что-то мычит, после чего ёрзает головой и открывает глаза. Эдди мгновенно отдёргивает руку, словно волосы кудрявого его обожгли; Тозиер же, услышав движение, но, видимо, не поняв его сути, сипло спрашивает: – Ох, чёрт... Эдс, ты ещё здесь? – Здесь, конечно - куда я мог деться? – Погоди... – Ричи дотрагивается рукой до коленей Каспбрака, отчего тот вздрагивает, чувствуя волны жара. – Я что... Всё это время спал у тебя на коленях? – Типа того... – И сколько ты так просидел? – Около получаса, наверное; может, чуть больше. – Ты ненормальный, что ли? – возмущается Ричи, принимая вертикальное положение (Эдди при этом чувствует громадное облегчение, хотя старается этого не показывать). – Почему ты не попросил меня перелечь на кровать? У тебя же, должно быть, всё жутко затекло из-за меня! – Не хотел тебя будить, – жмёт плечами Эдди. – Ты меня нехило так напугал, между прочим. Ричи тут же меняется в лице, резко помрачнев: – Прости... Я такой идиот! И слабак к тому же, как оказалось... – Не ты выбирал себе здоровье... – Но мог бы оберегать его хоть как-то. Блин, надо же, я даже оторваться нормально не могу! – с горечью усмехается Тозиер. Он на нетвёрдых ногах поднимается с пола и протягивает Эдди руку, помогая тому встать. Потом идёт куда-то в угол комнаты и, пошарив рукой, достаёт две банки пива (Каспбрак на это вопросительно поднимает брови): – Думаю, мы хорошо проведём вечер и без них. Подожди немного, я отнесу это на место. *** Эдди за свою жизнь редко приходилось участвовать в откровенных разговорах. Максимум, с кем он мог рассуждать о чём-то личном - это с самим собой. Ну и, наверное, можно посчитать полтора раза, когда он заговаривал со своей матерью в возрасте примерно семи-восьми лет. На этом всё. Но то, что происходило в жизни астматика последние несколько недель, всколыхнуло в нём такой громадный пласт чувств, что Эдди просто не знал, что с ним делать. Носить всё в себе было трудно: требовалось откровение, нужно было кому-то выплеснуть накопившиеся эмоции. И теперь ему представилась такая возможность. Каким образом? А вот каким. Когда Ричи вернулся в комнату уже без банок пива в руках, Эдди, дабы перестраховаться, предложил заняться чем-нибудь спокойным, что не вызовет у кудрявого перенапряжения. Тот лишь изобразил мрачную гримасу, но уныло согласился. Они думали довольно долго - за окном уже стало темнеть, когда Тозиер вдруг выдвинул идею: "А давай в правду или действие?". Эдди сначала чуть не поперхнулся принесённым с кухни соком, но после продолжительного ломания всё-таки сдался. И сейчас они сидят друг напротив друга на полу комнаты Ричи, по стенам которой расползается слабый свет зажигающихся уличных фонарей, периодически прерываемый тенями изредка проезжающих мимо автомобилей. – Ну, ты готов? – спрашивает Тозиер, как-то коварно потирая руки. – Н-не знаю, – мямлит Эдди, мысли которого в данный момент заняты не предстоящим допросом, а осознанием того, что друг находится так близко - слишком близко, чёрт возьми. – Да не бойся ты, – Ричи неожиданно мягко улыбается, вызывая у Каспбрака целый табун мурашек. – Ну серьёзно, это последний вечер перед отъездом. Мы знакомы довольно давно, а ещё толком ничего друг о друге не знаем. А друзья должны знать всё, верно? – полушутливым тоном делает ударение на втором слове он. – Поэтому, кончай паниковать - наступает время откровения... ну, или безумных действий. "Кончить-то кончу..." - проносится в мозгу у Эдди, но он тут же холодеет от пошлости и отвратительности этой мысли, поскорее выкидывая её из головы. – Окей, я начинаю. Правда или действие? – Д-действие, – бездумно выдаёт астматик, обещая себе ни за что не выбирать правду. Спалится ведь... Но это оказывается огромной ошибкой. Действия Ричи - худшее, что может быть на свете. Попрыгать, покукарекать, отжаться? Пффф! Даёшь выпить литр воды за один раз, высунуться из окна с криком "я люблю Элвиса!" на всю улицу, спеть оперную арию, издать характерный... ладно, этих примеров достаточно. Скажем столько, что Ричи пребывает в превосходном настроении: фантазия его разгулялась. Только гуляет она недолго: Эдди быстро смекает, что выбирать действия - себе дороже, и, чтобы избежать неловких заданий, в конце концов решается на правду. – Ого, ну наконец-то, – заметно оживляется Ричи. – А я уж думал, что мне вечно придётся стоять на одной ноге, зевать пять раз подряд и отвечать на вопросы типа каким шампунем я мою голову. Ну, и придумывать тебе весёлые задания, чтобы скучно не было, – он усаживается поудобнее, откидывает нависшие кудри со лба и безошибочно смотрит Эдди в лицо (астматик при этом мысленно желает себе удачи не выдать свои чувства с потрохами). – Ты спишь один или... – Один! – тут же обрывает его Каспбрак, чувствуя раздражение: всё-таки, ему хочется разговора по душам, а не стёба. – У меня своя комната, а у моей мамы - своя! Правда или действие? – Правда. – Ты когда-нибудь с кем-нибудь встречался? – Ишь ты, куда завернул... Нет, не встречался. Правда или действие? – Правда. – Почему ты захотел со мной дружить? – Потому что... сначала потому что был виноват перед тобой, а потом разглядел в тебе удивительного, но замкнутого человека, и решил до него достучаться. – Ого, – Ричи удивлённо приподнимает брови. – Мне воспринимать это как комплимент? – Это уже второй вопрос. Правда или действие? – Правда, что уж там... – Чего ты боишься? Ричи несколько секунд замирает в раздумьях, потом тихо произносит: – В данный момент? Что мне никогда не вернут зрение. Эдди сочувственно поджимает губы, радуясь, что друг этого не видит. – Правда или действие? – Правда. – Как ты сломал руку? – Ох, это... Я поспорил с несколькими одноклассниками, с которыми случайно встретился на улице, и мы полезли на дерево. Ну, я и не удержался - грохнулся с трёхметровой высоты... Правда или действие? – Правда. Так продолжается в течение получаса. Вопросы становятся всё более личными, ответы - откровеннее, а атмосфера - интимнее. Эдди начинает казаться, что он знает Ричи с самого детства, и зажатость потихоньку уходит, оставляя только удушливое волнение вперемешку с эмоциональным возбуждением. Друзья ведают друг другу о своих страхах, переживаниях, событиях из жизни и чувствуют, как между ними возникает неуловимая духовная связь, которую каждый страшно боится разорвать. На часах уже семь вечера, на улице совсем темно, но парни и не думают включать свет. Вся сложившаяся обстановка начинает напоминать "36 вопросов, чтобы влюбиться" - по крайней мере, со стороны Каспбрака уж точно. Эдди из последних сил старается сдерживать свои эмоции и порывы (а именно прикоснуться, обнять, выведать мнение о нетрадиционной ориентации, о себе самом и о любви в целом), в то время как Ричи, похоже, ничего и не подозревает. – Правда или действие? – Правда. – У тебя есть какая-нибудь "страшная" тайна? Вопрос, кажется, вполне обычный, но Ричи вдруг напрягается и думает чуть дольше ожидаемого, явно ведя какую-то внутреннюю борьбу. – Д... да. – И? – спрашивает Эдди после короткого молчания. – Вопрос был "есть" или "нет" - я на него ответил. Правда или действие? – Эм... Ладно, правда. – Ты по-прежнему будешь общаться со мной, когда я вернусь? – Что за вопрос? Конечно!... Правда или действие? – Правда. Эдди уже хочет спросить, пойдёт ли Ричи в этом году в школу, но в последний момент передумывает, решив, что настало время для другого, более глубокого вопроса, грозящего разбередить в Тозиере неприятные воспоминания. Но Эдди слишком долго горел желанием его задать, узнать правду. – Как... Как ты потерял зрение? Ричи в ответ молчит. Потом нервно зарывается рукой в волосы и бормочет: – Ты же и так знаешь... – Возможно, я знаю что-то не то. Или не всё. – Зачем тебе это? – Ну, я бы хотел знать. Ты ведь спросил меня про руку. Тозиер глубоко вздыхает, собираясь с мыслями. Потом поднимает голову, не поднимая при этом глаз, и тихо говорит: – Мама напилась... – он запинается, но быстро берёт себя в руки. – Гналась за мной по лестнице. Я споткнулся о ступеньку, упал, а она там сзади фактически ползла по стенке. После этого она рванулась ко мне, но... п-потеряла равновесие и свалилась за перила. Прямо на первый этаж. Я хотел посмотреть, сильно ли она ушиблась, но испугался и побежал вниз, к ней. Там я опять споткнулся, пролетел немного вперёд... А дальше я помню только сильный удар затылком обо что-то острое (возможно, срез ступеньки) и головную боль. И то, что когда открыл глаза, уже ничего не видел. И, наверное, слава богу, что не видел: вряд ли созерцание мёртвой мамы принесло бы мне удовольствие. Ричи несколько секунд молчит, насупившись и еле слышно шмыгая носом. Эдди становится неловко, что он заставил друга вспоминать такое, и он ободряюще касается его руки. – Правда или действие, Эдди? – кудрявый поднимает глаза; Каспбрак видит в них глубокое страдание, выступающее пеленой слёз, и тут же всё понимает. – Действие, Ричи. – Об-обними меня, пожалуйста, – голос Тозиера начинает дрожать, срываясь на шёпот, его плечи - трястись, а из-под зажмуренных век выкатываются три слезы. Эдди тоже чувствует ком в горле и, на миг забыв о своих переживаниях, осторожно заключает друга в крепкие, успокаивающие объятия, позволяя тому уткнуться носом в его плечо, пропитывая футболку солёной влагой. *** Следующим утром - 31 августа - Эдди провожает Ричи, мистера Тозиера и Пенни в дорогу, желая им удачи и чтобы всё удалось. При этом они с Ричи обмениваются понимающими улыбками и не удерживаются от благодарного рукопожатия. После этого начинается новый этап. Общение с Ричи, по известным причинам, временно прерывается, а возвращение в школу - неумолимо приближается. Соня Каспбрак не забывает напомнить об этом сыну ещё четыре раза за один день. В конце концов, первое сентября наступает, и Эдди с грустью и тоской вступает в здание учебного заведения с рюкзаком за плечами. При этом он замечает жуткую несправедливость в том, что высшая школа Дерри начинает работу с первого сентября, а школа в соседнем округе - с пятого. Дни начинают тянуться, полные утомительной рутины. Нет особого смысла описывать, как Эдди тоскует, сидя на уроках и думая не об алгебраических функциях, а о Ричи, который находится в нескольких сотнях миль от него; или то, как он молчит в компании знакомых, закопавшись в свои мысли; или то, как он засыпает дома за столом, не доделав уроки и где-то на подкорках сознания надеясь услышать сквозь сон громкий лай Пенни. Так продолжается пять дней. Каждый раз, возвращаясь из школы, Эдди нарочно делает петлю, чтобы пройти мимо дома Тозиеров и посмотреть, не приехали ли они ещё - но каждый раз машины возле гаража не оказывается, а окна смотрят на него отражением пустых комнат. Но один раз, Эдди, ни на что особо не надеясь, бредёт всё той же дорогой, посматривая по сторонам, однако через несколько минут его сердце пропускает удар: астматик замечает машину мистера Тозиера, припаркованную на своём обычном месте. Душу Эдди одновременно наполняет радость и сковывает страх: как всё прошло? Почему они так быстро вернулись? И когда? Ричи уже дома? Постояв в нерешительности, Каспбрак всё-таки собирается с духом и медленно начинает движение в сторону машины. Мистера Тозиера ни в ней, ни где-либо на горизонте не наблюдается. Наконец, Эдди добирается до входной двери и робко стучит. Никто не отвечает. Он стучит ещё раз - уже громче, но всё равно остаётся без ответа. В конце концов, астматик решает испытать судьбу и наудачу дёргает оловянную ручку. К его удивлению, дверь легко отворяется.