And you could keep praying but nobody's safe from the end. Not you, not me, not anyone. А ты можешь продолжать молиться, но от финала никто не спасется. Ни ты, ни я, ни кто-либо другой.
Первое, что слышит Луи ранним утром — весёлый детский визг, разлетевшийся по всему особняку. А, может быть, и по всему Лондону. Поговорить со Стайлсом, чтобы Оливия свободно передвигалась по дому, уже не кажется шатену такой прекрасной идеей. Масла в огонь подливает дикая головная боль. Подарок от вчерашнего виски. Когда кажется, что хуже быть уже не может, Луи вспоминает про поцелуй и резко раскрывает глаза. Солнечный свет тут же бьёт в самую глубину головы, отзываясь новой волной боли. Он стонет от ситуации, но также одновременно прибывает в шоке, только с закрытыми глазами. Он хотел поцеловать Гарри. Гарри его остановил и поцеловал сам. Виски — дерьмовый напиток. Вернее, он настолько хорош, что ты ненавидишь себя после него. И почему вообще голова болит так сильно? Луи нет даже тридцати. Он берёт телефон и обнаруживает сообщение от Лотти. Плюс одно адское ощущение с утра. Жизнь невероятно щедра на гадости сегодня. «Я знаю, что ты на задании и получишь зарплату, только когда всё закончится. Но прошу, узнай, можно ли получить деньги сейчас. Нам с девочками очень нужно знать, какая у нас есть сумма и сколько не хватает. Позвони, как только сможешь. Лотти ххх». Луи набирает сестру сразу же, несмотря на боль. И хоть лишние звуки только ухудшают ситуацию, он всё равно рад, когда трубку поднимают. — Алло? — Привет, Физзи. Позови Лотти, она мне писала ночью. — Она здесь, я поставлю на громкую связь, — Луи слышит, как кто-то громко сморкается на том конце. — Сколько у тебя денег? Это спрашивает уже Лотти. Судя по тому, как она произносит согласные буквы и постоянно шмыгает, у неё заложен нос. — Что случилось? — Дэн не вернулся с работы. Он бросил нас, — с раздражением говорит Физзи. — Мы рассказали ему про маму, и он просто не приехал больше. Снял половину денег со счёта, что, к сожалению, считается законным, потому что он совершеннолетний член семьи. Как бы дерьмово не звучало всё, что она только что сказала, Луи только закатывает глаза от всей драматичности. Это не в первый раз, поэтому он не чувствует никакой паники или беспокойства. — Не страшно, — успокаивает шатен и перекатывается на кровати к тумбочке, чтобы достать таблетки от головы. Иначе он просто сойдёт с ума. — Мой отец тоже бросил нас с мамой. Я тогда был очень маленьким, но мама справилась. А сейчас ситуация намного лучше, потому что она не одна. — Л-луи, на н-нас останется чет-четверо детей. Нам придётся взять их к с-себе, — паникует Лотти, снова сморкаясь. Шатен наливает воду из-под крана, чтобы запить таблетку. Ему лень идти вниз, да и вообще, кто об этом узнает? Его сейчас больше волнует разговор по телефону, потому что внезапно внутри Луи что-то неприятно перевернулось. — О чём ты говоришь? — Нам вы-выставили счёт в б-больнице. М-мы не покрываем даже п-половины. — Какой счёт? — терпеливо спрашивает Луи, хотя и чувствует приступ агрессии, из-за того, что никто ему не может сказать ничего определённого. — Физзи прошу, объясни внятно. Я почти не разбираю, что говорит Лотти. — Страховка мамы не покрывает её лечения. Всё написано в карте, и я не запомнила лекарства и диагноз, только суть. Лечение какое-то дорогое и зарубежное. Плюс деньги на пересадку и восстановление. Луи несказанно рад, что Физзи по характеру менее сентиментальна и поэтому умеет мыслить в экстренных ситуациях. Благодаря этому она спокойно может объяснить всё внятным языком. Но, тем не менее, паника берёт верх, и он практически срывается. — Какую пересадку, чёрт возьми? Скажите уже, что с мамой? — Она умрёт, если не сделать пересадку сердца, — Физзи говорит это так внезапно, как будто скидывает на Луи кирпич весом в тонну. Другого объяснения, почему он вдруг теряет равновесие и пытается сползти на пол, просто нет. Земля под ним шатается, но он продолжает слушать. — Те деньги, что мы собрали, хватает на временное поддержание сердца в норме, пока до нас дойдёт очередь. Чтобы пройти без неё, нам нужна такая же сумма. Столько же на трансплантацию. Мы могли бы сразу пройти без очереди, но в таком случае нам не хватает на пересадку, понимаешь? Нам нужно знать, сколько у тебя есть денег сейчас. Так мы поймём, возможно ли сделать всё быстрее или нам придётся тянуть время и потом пытаться взять кредиты. Луи слышит сестру сквозь какой-то туман и шум. Её слова медленно долетают до мозга и с трудом перевариваются. Будто эти мысли отравлены, и организм хочет от них избавиться. Словно он говорит «ты подсунул мне что-то отвратительное, и я отказываюсь принимать это». Луи — журналист и сталкивался со страшными вещами, но он никогда ещё не стоял перед фактом, что его собственная мать так легко смертна. Одна только мысль в сто раз ужаснее, чем всё, что шатен пережил до этого на работе. Строго говоря, там были мелкие неприятности. — Луи? Ты слышишь? — Да, — машинально отвечает шатен, пытаясь собрать себя обратно. — Я спрошу у Гарри, можно ли получить деньги сейчас. Напишу позже. Он кладёт трубку, не дожидаясь ответа от сестёр. Он знает, что ему не хватит, ведь он проработал всего три месяца. На самом деле даже меньше. Его счёт в банке тоже не спасёт ситуацию. Луи считает свою работу одной из тех, где нужно жить одним днём, поэтому накопленных средств у него будет не больше пары тысяч фунтов. Внезапно Луи вырывает из мыслей новый детский визг. Внизу Гарри играет с Оливией, ведь она определённо взволнованна, что её мир вышел за пределы комнаты. И её нельзя винить в этом. Она всю жизнь провела практически в клетке. Сегодня у Луи выходной. Он должен только приготовить поесть. До завтрака остаётся всего полчаса, поэтому шатен встаёт и направляется вниз, готовый к нападению со стороны Оливии. Так и происходит. Его нога едва опускается с последней ступеньки на пол первого этажа, как девочка радостно прыгает на него, цепляясь за шею. Луи реагирует невероятно быстро, чтобы предотвратить падение Оливии и избежать угрозы потянуть себе мышцу. — Луи! — пищит девочка. — Мы сегодня вечером идём гулять! Спасибо! — она целует шатена в щёку и ещё сильнее обнимает его. — Пожалуйста, Лив. Как ты себя чувствуешь? Девочка не успевает ничего ответить, потому что Гарри тянет её на себя и сажает к себе на плечи. — Намного лучше, чем вчера, — мужчина отвечает за Оливию, которая хватается за его волосы, чтобы не упасть. Только он, кажется, совершенно этого не замечает. — Я решил дать лекарство перед сном, и пятна на щеках уже уменьшились. — Ты выпустил её, — немного гордо говорит Луи. — Да. Теперь она до обеда может ходить по всему дому. Потом занимается с тобой и играет, пока я работаю. А после того, как солнце сядет, у неё есть час на прогулку, — Гарри кружит Оливию в разные стороны, а затем аккуратно ставит её на пол, и она убегает в гостиную. — Ты выглядишь крайне воодушевлённым. Гарри смущается и пытается сдержать свою улыбку, но не выходит. — Да что с тобой такое, Стайлс! — наиграно возмущаясь, говорит Луи и толкает мужчину в плечо. — Это что у тебя там? Улыбка? Луи тянется к ямочке, но в ту же секунду ему кажется, что так он будет слишком близко к губам Гарри и резко отдёргивает руку, так и не успев затронуть щёку. Только сделав это, он понимает, насколько странно это выглядело. — Что такое? — хмурится Стайлс, прогоняя ямочку. Ради всего святого, верни её на место! — Я… — Луи судорожно пытается придумать хоть какое-то логическое объяснение своему странному действию, и на ум ничего не приходит. Да что с его мозгом? Он как будто выходит покурить каждый раз, когда Гарри задаёт вопрос. — Что-то случилось? Да, точно! Конечно же, случилось. — У меня вопрос по поводу зарплаты. — Не волнуйся, если лекарство и дальше будет так работать, то мы уедем уже через пару недель. — Да, я как раз об этом, — две недели вдруг кажутся Луи чертовски маленьким сроком, но он решает игнорировать это неприятное чувство разочарования. — Можно получить деньги хотя бы за тот период, что я уже отработал? Мне срочно нужно отправить их своим сёстрам. — Конечно, только по договору ты должен отработать до конца, если нет никаких веских причин. Я думаю, это будет около двенадцати тысяч фунтов. Отправлю их на счёт сегодня. Случилось что-то серьёзное? — Мы справимся. Отправишь на этот счёт, хорошо? — Луи протягивает бумажку с номером счёта Лотти, и Гарри просто кивает. — Спасибо. На автомате шатен тянется, чтобы оставить на щеке мужчины поцелуй, но на середине пути останавливается, испуганно уставившись в глаза напротив. Почему подобное вообще приходит к нему в голову? Может у него какое-нибудь повреждение мозга или что-то вроде того? — У тебя зелёные глаза, — тупо говорит Луи, и это звучит даже ещё хуже, чем всё, что он говорил до этого. Конечно, его глаза зелёные. Он знает это, потому что это его глаза. — Это…довольно ценная информация, — издевательски подмечает Стайлс. — Ох, лучше заткнись. Мне надо готовить, — Луи закатывает глаза практически до боли в орбитах, и к моменту, когда они выкатываются обратно, по его лбу распространяется тепло от чужих губ. Он видит шею Гарри слишком близко, отмечая запах лимонного геля для душа. Луи неловко, потому что Гарри помнит, что было вчера. Неловко, неловко, неловко. Ещё его немного бесит, что мужчина даже не встал на носочки ради этого. Что за безнравственность и унижение личности? — Меня бесит, что ты можешь это делать так легко, а мне пришлось бы встать на стул, — Луи идёт на кухню и решает просто вести себя, будто это совершенно обычно — поцелуи в лоб. Гарри заходит на кухню следом, доставая приборы и кружки. — Я мог бы просто наклоняться для тебя. — Ещё чего! И вообще, ты говоришь так, будто это что-то рутинное. Ты меня пугаешь. — Давай-ка процитирую одного человека «Поцелуи — это просто поцелуи. Относись ко всему проще, так жить станет легче». Луи оскорблён, что его же цитату используют против него. Это чистой воды свинство. Он из принципа не станет никуда вставать. Ни на стул, ни за ступеньку, ни на носочки. А ещё он не сдастся и не откажется от своих слов. — Правильно ли я истолковал всё? Ты хочешь от меня поцелуев? Гарри успевает только открыть рот, но его слова перебивает мелодия звонка у шатена. Он просит Стайлса посмотреть за блинчиками и поднимается обратно в комнату. Это Ник, а Оливия сильно шумит. Нельзя допустить, чтобы он это услышал её. Нельзя. Следующие пять минут Луи успевает услышать фразу «ты — идиот» в нескольких разных вариациях. Порой, даже слишком экспрессивных. — У меня ещё законные две недели, Гримшоу. Мы договаривались так. — Ты должен был отправить мне то, что ты уже сумел накопать. Я жду информацию, которая у тебя есть, до сегодняшнего вечера, либо ты уволен. Ник бросает трубку, и Луи борется с желанием швырнуть свой телефон об стену. По сути, у него нет ничего, что могло бы скомпрометировать Стайлса. Кроме, конечно, литров виски, но он не хочет рассказывать об этом миру. Это слишком личное. Однако почему-то секс одного магната с тремя проститутками во Франции кажется не таким уж личным. И лёгкие наркотики, которые хранит в бюстгальтере бывший судья на западе Лондона. И внебрачные дети разных поп-звёзд… Это же Гарри. У него есть своя веская причина, чтобы делать это с собой. И об этом не обязательно знать каждому человеку. Но Нику нужно что-то отправить. Луи спускается обратно, направляясь на кухню. В двух шагах от дверного проёма он слышит детский голос. — Луи хороший. Он мне помог. — Кажется, мне тоже. — Пап, а где он будет жить, когда мы вернёмся домой? Гарри замирает, что слышно даже по голосу. Ему требуется больше времени на ответ, чем обычно. Этот невинный вопрос повергает его в шок. Он прокашливается и глубоко вздыхает. — Я разве не говорил тебе, что Луи будет у нас работать, только пока мы живём тут? — Говорил. Но я подумала, что он поедет с нами, раз он теперь тебе нравится. Слышится звук упавших приборов, а потом снова неловкий кашель. — Что? — Ну, нравится, знаешь. Как в фильмах, когда… — Нет-нет, милая. Я не про это. Почему ты думаешь, что он мне нравится? До него много людей работало, но ты такого не говорила. — С другими ты не общался. Ты зовёшь его по имени. Разрешаешь ему спорить с тобой. Смеёшься, — Оливия делает паузу, чтобы хихикнуть. — И ещё целуешь. Я видела только что! — По-моему, твой завтрак остывает. Луи не понимает, что это вообще может значить, но решает, что необходимо прекратить нагло подслушивать. Он стремительно заходит на кухню, будто это поможет как-то невзначай оборвать чужой разговор. Гарри выглядит крайне шокированным и задумчивым одновременно. — Прости, что вам пришлось самим делать завтрак, — извиняется шатен, принимаясь за грязную посуду. — Просто у меня день какой-то ненормальный. Вот-вот взорвусь. Гарри не отвечает, заталкивая в рот последний блинчик в качестве оправдания. Оливия кусает свой и уже через секунду начинает хныкать. — Папочка, можно я поем потом? Мне не хочется сейчас. Стайлс кивает, и девочка тут же соскакивает со стула и убегает в гостиную. — Ты всё слышал, — говорит мужчина с совершенно не вопросительной интонацией. — О чём ты? — О том, что сказала Лив. Луи не думал, что эта тема так быстро всплывёт. Серьёзно, что с ними произошло за какие-то жалкие семь или восемь часов? Шатен глубоко вздыхает и поворачивается лицом к Гарри, который уже успел встать и подойти достаточно близко. — Слушай, ты изменился буквально за ночь. Я не говорю, что в плохую сторону, но просто как будто кто-то щёлкнул пальцами, и ты вдруг перевернул всё вверх дном. — У тебя разве не так? Луи соврёт, если скажет «нет». Он с первого взгляда влюбился в ямочку на щеке. Он постоянно тормозил, хотя раньше такого никогда не было. Он позволил ему надеть свою любимую толстовку. Он забыл о работе, которая раньше ему являлась даже во снах. Поэтому он сейчас молчит дольше, чем нужно. — Я не знаю. Просто это слишком внезапно, — Луи смеётся после своих же слов. — Вообще-то я думал, что это будет твоя реплика. Он отворачивается обратно к посуде, но рука Стайлса тянет его за подбородок, чтобы установить зрительный контакт. Его прикосновение практически невесомое, но Луи слушается, ведь это просьба, а не приказ. — Мы можем поговорить сегодня об этом. После того, как Оливия погуляет и ляжет спать. Луи молча кивает, и ему на ум приходит вопрос, который невозможно не озвучить. — Гарри, если бы на работе, тебя вдруг начали не устраивать какие-то требования, то что бы ты сделал? — Я бы уволился и нашёл другую работу, — отвечает мужчина, пожимая плечами. — Надеюсь, это не мои требования тебя не устраивают? — Нет, это…это гипотетический вопрос. Хотел узнать твоё мнение. Гарри вежливо улыбается и уходит к Оливии в гостиную.***
Итак, на что Луи тратит свой выходной. Он отмокает в душе примерно полтора часа, напевая грустные песни в «микрофон». Он сидит в своей комнате в поиске новых видео про кошек и нелепо падающих детей. Переписывается в общем чате с сёстрами, где они подбадривают друг друга. В обед Лотти сообщает, что деньги Луи обеспечат их маме лечение ещё на пару недель, а затем им придётся взять кредиты. И около двух часов шатен проводит перед открытой пустой страницей, потому что не знает, что написать Нику. Он честно пытается создать что-то, снова и снова прослушивая в наушниках все записи с диктофона. Вся информация кажется слишком личной, а само задание — противным. Луи готов заняться чем угодно, но только не писать материал для Ника. После первого часа своих страданий шатен замечает, что всё это время сжимал зубы, и теперь его челюсть болит. Второй час проходит ещё менее продуктивно, так как всё, что сделал Луи — покричал в подушку от отвращения к своей работе. — Что с тобой происходит, кретин? — ворчит Луи на самого себя. Он смотрит в зеркало, но не находит ответа на свой вопрос. Выглядит он так же, как и обычно. Если бы было возможно посмотреть на себя изнутри. И не в каком-то диком биологическом смысле этого слова, а… просто внутри. Мама. Луи хватает свой телефон в ту же секунду, как эта мысль приходит на ум. Совершенно не задумываясь о правильности поступка. Только она видит шатена изнутри. — Привет, мам, — облегчённо выдыхает Луи, как только на том конце слышится слабое «алло». — Привет, дорогой, — её голос хрипит, но слышно улыбку. — Мам, я найду деньги, обещаю. Мы успеем. Всё будет хорошо. — Не волнуйся за меня. Как твои дела? Луи по инерции думает вывалить всё, что творится у него на душе, но внезапно это кажется ему неправильным, поэтому он затыкает свой внутренний голос. — Всё нормально. — Ох, детка, я бы не спрашивала тебя, если бы ты звучал так, будто у тебя всё нормально. Что случилось? В этом вся Джоанна. По одному вздоху способна определить, если с её ребёнком что-то не так. Отодвинет всё личное на задний план, чтобы выслушать и помочь. Луи готов принести к её ногам всё, что она попросит, но она никогда не просит. Она всегда приносит. — Мам… только ответь честно. Я — хороший человек? — Конечно, — не задумываясь, отвечает Джоанна. — Тогда почему я чувствую себя так плохо? — спрашивает Луи, нервно ударяя ногтями по диктофону. — Ну-ка рассказывай. — Случилось кое-что… и теперь я не знаю какой я, — шатен выдерживает паузу, чтобы как можно проще сформулировать всё. — Я вдруг понял, что если ты хороший человек, то ты плохой журналист. А если хороший журналист, то… Мам, я разрушаю чужие жизни. — Я так не думаю. Ты не лжёшь о людях. Ты пишешь о них правду, чтобы её знали другие. — Но ведь я лезу к ним в душу, даже когда они этого совсем не хотят. Я пишу то, что они просят не писать. Это грубо и бесчеловечно, ведь они доверяют мне. — Подумай… Ты никогда не поступал так с честными и порядочными людьми. — Да. Я думаю, мне нужно перестать быть журналистом и найти что-то новое, чтобы быть хорошим человеком. — Если ты этого хочешь, я всегда поддержу тебя, милый, — Джоанна имитирует звук поцелуя в трубку. — Я тайно ушла с процедуры, и медсестра вот-вот найдёт меня. Нужно идти, Бу. — Спасибо. Луи становится легче, но писать он ничего не собирается, поэтому вместо добытой информации, отправляет Нику одно маленькое сообщение «увольняй». Он ставит телефон на беззвучный режим и кладёт его в тумбочку, чтобы не слышать и не видеть гневных звонков Гримшоу до завтрашнего дня.***
Оливия провела на улице не больше часа, прежде чем Гарри заводит её в комнату и укладывает спать. Но даже этот час — огромное достижение. Девочка засыпает довольно быстро из-за того, что набегалась по двору и лестницам особняка. Стайлс ставит на журнальный столик две бутылки виски. И если ещё утром Луи думал, что никогда больше не будет пить, то сейчас ему хочется это сделать. Уж слишком много внезапно на него свалилось. Да, и неловкий разговор он не переживёт без алкоголя. — Почему Найл перестал приезжать? — спрашивает Луи, чтобы оттянуть приближение неизбежного. — Да брось, Луи. Тебя же не это волнует сейчас, — хмурится Стайлс, первым делая глоток из бутылки. Шатена бесит эта наглость, ведь ему не дают даже пошутить перед тяжёлым разговором. Он берёт бутылку из рук Гарри и отпивает виски. После этого Луи садится совсем рядом с мужчиной, оставляя для каждого не больше десяти сантиметров личного пространства. Пусть неловко будет обоим. — Поцелуи в лоб значат для меня намного больше, чем в губы, — говорит шатен. — Ну, знаешь, я считаю, что целовать в губы тебя может любой, и люди перестали терять особенность этого явления. Но зато поцелуи в нос, лоб или щёки до того кошмарно сопливые, что становятся редким явлением. Из-за своей редкости они ценятся в разы сильнее. — Я учту, — улыбается Гарри, и на секунду задумывается. — Иногда ты говоришь так, как будто ты по жизни много пишешь. Как люди, работающие в литературе, или журналисты. — Найл сказал, что ты их не любишь, — быстро находится Луи. — Журналистов. Почему так вышло? — Отвратительная работа. Как у людей может хватать совести совать носы не в свои дела? Никакой вежливости и осознания ценности человеческой жизни. Плевать на всё. В лице Стайлса читается столько ненависти и едва скрываемой агрессии, что это мгновенно давит на психику. Луи непроизвольно сжимается, пытаясь стать меньше. Ему стыдно. Он вздрагивает, когда чувствует прикосновение к руке. Гарри легко касается её губами. — Если хочешь просто целовать, то делай это обычно. Не обязательно использовать все редкие поцелуи, — Луи нехотя освобождает свою руку из соображений гордости. — Так что там Оливия говорила? Ты был затворником до меня? — Она не так сказала, — протестует Гарри с улыбкой на лице. — С другими не общался, никого не звал по имени, не спорил. Не смеялся. Только попробуй ещё раз мне сказать, что это не затворничество своего рода. — Но это не… Луи мгновенно зажимает рот Стайлса ладонью, предотвращая его протест. Он прижимает палец к своим губам с просьбой замолчать. Слова мужчины ударяются об руку Луи, но он не собирается отпускать её, пока этот наглый говнюк не заткнётся. — У тебя всё равно ничего не получится, — уверяет шатен. Гарри хмурит брови и пытается убрать Луи подальше от себя, чтобы всё-таки внести свою лепту. И тогда шатену приходит единственное возможное решение. Он приближается к своей руке, по прежнему зажимающей рот Стайлса, и прижимает губы к тыльной стороне кисти ровно на том месте, где располагаются губы Гарри. Наступает тишина, но Луи отмечает, как неловкость испарилась. Теперь тишина — это спокойствие, а не постоянная тревога. Они смотрят друг на друга настолько близко, что глаза начинают косить и это выглядит смешно. — Ты был затворником. И ты трус, — продолжает Луи, только уже шёпотом, и всё ещё закрывая рот Гарри. — Снаружи ты выглядишь грозно и давишь даже своим присутствием, но стоит только узнать тебя чуть больше, и всё это исчезает. На самом деле ты до ужаса нежный. Обычно ты подавляешь положительные эмоции, как будто думаешь, что за них тебе придётся расплачиваться. Ты боишься вещей, которые от тебя не зависят. Но мы — люди. Мы должны делать ошибки, радоваться, плакать, ссориться, любить… А теперь скажи, если я в чём-то не прав, — говорит Луи, убирая руку ото рта мужчины. Вместо волны возмущения, Гарри берёт бутылку виски и отпивает из неё порядочную часть. — Ты прав, — просто говорит он, без каких-либо ноток осуждения или недовольства в голосе, — Я боялся тебя и даже пытался избегать, но мы живём в одном доме, так что это довольно проблематично. — Почему боялся? — Ты заставил меня почувствовать что-то выходящее за мои собственные рамки дозволенного, — Гарри замолкает, взвешивая следующие слова. — У меня есть талант. Я с первого взгляда могу определить засранца, который может сделать что-то плохое. Я долго думал, приблизиться ли к тебе, потому что не почувствовал от тебя опасности, но было какое-то сомнение. До тех пор пока ты впервые не попытался уговорить меня выпустить Оливию, показав характер. — Ты хороший человек, Гарри, — улыбается Луи, накручивая на палец одну из прядей мужчины. — Как много изменилось всего за два месяца. Не слишком быстро? — Слегка, но думаю, это приемлемо. Мы можем быть друзьями. Луи смеётся, запрокидывая голову. Эта фраза кажется ему слишком по-детски наивной и совершенно неподходящей для Стайлса. Он отпивает виски ещё, оставляя бутылку наполовину пустой. — Ага, конечно, друзьями, — саркастично замечает шатен. — Ты хотел целовать меня. Плохие новости, но друзья так не делают. Они допивают бутылку полностью, и поэтому, когда Луи встаёт за телефоном Гарри, он слегка пошатывается из стороны в сторону. Он ненавидит виски. Он скажет об этом ещё миллион раз. — Ненавижу виски. Слишком быстро накрывает, — бормочет он, и тянет Гарри за руки, чтобы тот тоже встал. — Зачем тогда пьёшь? — спрашивает мужчина не менее пьяным голосом, но шатен только пожимает плечами. Когда они оба успешно оказываются на ногах в центре гостиной, Луи включает песню. Слишком сопливую, чтобы при нормальных обстоятельствах признаться о её наличии у него в плейлисте. We're not, no we're not friends, nor have we ever been We just try to keep those secrets in a lie. And if they find out, will it all go wrong? Гарри улыбается знакомой мелодии, притягивая к себе Луи для танца, во время которого они наверняка раздавят друг другу ноги.And you could keep praying but nobody's safe from the end. Not you, not me, not anyone. А ты можешь продолжать молиться, но от финала никто не спасется. Ни ты, ни я, ни кто-либо другой.