24 и 76

На Гибралтаре всегда тепло. Здесь шумит океан, терпко пахнет водорослями и солью – отличное место чтобы подлечиться и собраться с мыслями. Ангела говорит, что воздух тут поставит на ноги даже покойника. Хотелось бы верить. База маленькая, прилипла к скале словно гнездо ласточки. Кажется, строили ее ради спутников и связи – Джек помнит, сколько сил ушло на отчеты, прошения и умасливание брюзгливых чиновников. В спутниках Моррисон не смыслит, но подставляет лицо ласковому бризу – с местом они точно не прогадали. В лазарете неуютно – Джек не любит больницы, даже такие крошечные. В единственной палате ему мерещатся запахи знакомых лекарств и допотопной дезинфекции: их не помогают заглушить даже настежь распахнутые окна и свежие цветы на тумбочке. Габриэль сидит у окна. Рейес выглядит сурово. И жалко. Напряженная фигура бойца…в нелепой пижаме и мягких больничных тапочках. Он уставился на спокойное море и легонько дрогнул только когда рука коснулась плеча. – Привет, Джек. Моррисон не знает, что отталкивает сильнее: свежий шов на выбритом черепе, или взгляд как у бестолкового пса – добродушный и удивительно пустой. Его просто ранили. Срочная операция и больничный – там, где всегда тепло, спокойно и терпко пахнет морем. И плевать на сплетни МакКри про то, что рана была пустяковая, что Рейес неугоден ООН. Щенок дерзок, как и все юнцы. Когда-нибудь он поймет. Гейб любит слушать его. Правда, Джек не уверен, что он всегда понимает или следит за словами. Но иногда взгляд становится совсем осмысленным и Моррисон тешит себя надеждой – все же, местный воздух творит чудеса. Он всегда проводит до двери палаты. Неловко шаркает ногами и опирается на штатив капельницы, а потом доверчиво утыкается в плечо. Сипло бормочет. – Я хочу домой, Джек. Уходить сложно. Моррисон стискивает лучшего друга в объятиях и отвечает, вполне искренне. – Когда тебе станет лучше. Габриэля просто ранили на миссии. А потом сделали операцию. Коммандер недолюбливал Мойру, но Рейес ей доверял – все знают как редко он ошибается в людях. О’Доран не похожа на Циглер. Сухо, без купюр, сказала, что Гейб очень болен. Что вмешательство простое и безопасное. Пара взмахов скальпеля отсекут все лишнее: злобу, норов, и прекратят вспышки агрессии. Джек помнит, как Гэбриэл орал на Петраса, едва не погубив их обоих. И дело жизни, Overwatch. Мойра говорит, что сильные препараты уже не помогают. Что маленькая операция – это путь к совершенству. Что нельзя упускать шанс. Моррисону плевать на совершенство. Ему надоели проблемы. Он просто хотел как лучше. Для Гейба. Для Overwatch. Или для себя. Гэбриэлу хочется предупредить. Что она стремится к идеалу. Что он – такой же брак как и прочие на программе. Что удачным был только один, а Мойра уже тщательно изучила его дело. И убрала все преграды с пути к совершенству. Ему есть что рассказать, но клубок из обрывочных мыслей никак не желает собраться воедино и Рейес только тихо всхлипывает: – Я скучаю. Влажные печальные глаза и тихий шепот. Хуже любых их ссор и драк. Гибралтар ставит на ноги покойников. Джек уверен, что Гейб вернется. Он утыкается в горячее, пропахшее лекарствами плечо. Мучительно хочется просить прощения, выложить все, но получается только сиплое: – Я тоже.