Вепрь и Ворон

Он сорвал голос и теперь мог только хрипеть. Жано жмурился — видно, его крики доставляли ему особое удовольствие. Отец не раз говорил, что нет большей радости для быдла, чем получить власть над теми, кто стоит по рождению ли, по положению намного выше их. В таких случаях не знают жалости ни к слабым, ни к малым. А если человек мог когда-то вершить судьбы, то нет слаще удовольствия, чем вволю покуражиться над его собственной. Впрочем, какое это имеет значение? Он ведь знал, что его встретят не розами. Много раз за это время он думал, что умрет, но жизнь упорно не хотела расставаться с ним: то вытекала по капле, то, когда казалось, что сил больше нет, и он сейчас шагнет в алые сполохи Заката, начинала отчаянно биться в обессиленном теле, напоминая, что она не желает сдаваться. Иногда просто хотелось закрыть глаза и сказать «Да». Но перед глазами вставал белый замок на скале над городом, цветущие гранатовые рощи, смеющиеся продавцы на базаре, семья Салины, единственные, кто остались у него из родни, теплые волны моря. Мысленно он стал обращаться к судьбе, обвиняя её в том, что остался один, что братья ушли раньше, один из них мог стать соберано и Первым маршалом, и тогда бы он сейчас… Что было бы с Карлосом или Рубеном сейчас, представить было страшно, и он упрекал себя в трусости, но мысли возвращались. Иногда приходила мать, садилась на край топчана и тихо гладила по волосам, зовя забавным детским прозвищем «Росио» и прося прощения за то, что оставила совсем одного, без помощи, без поддержки. Это было самое страшное — он чувствовал себя маленьким и беспомощным, и слезы сами начинали катиться по лицу. Эти моменты Молчун любил — он хватал его за волосы, накручивал их на руку и, закидывая его голову назад так, что хрустели позвонки, шипел: — Ну сколько можно, Закатная Тварь? Сам не живешь, и мне не даешь, ***************. Соглашайся, ********************! Это отрезвляло, и он, закусив до крови губу и судорожно переводя дыхание, заставлял себя успокоиться. Жано это бесило до крайности, и он, не сдерживаясь, бил кулаком в живот пленника. — Здесь рассматривать не будут, **************, получи, ****************! Иногда он не успевал напрячь пресс и тогда бессильно обвисал на цепях, задыхаясь от нехватки воздуха, боли и бешенства. Из Первого маршала и герцога примерно в двадцать пятом поколении получался плохой арестант. Ночами, когда его тюремщик, ворча под нос, уходил, давая ему передышку до рассвета, он старался вспоминать что-то очень хорошее, радостное, счастливое — это помогало набраться сил на следующий день. Улыбка матери, сильные руки отца, подкидывающие его вверх, Карлос, добродушно смеющийся над тем, что он пропускает такие простые удары, фок Варзов, называющий его имя на площади в Фабианов день… Но по мере того как он слабел, из глубин памяти поднимались другие воспоминания, которые он до сих пор успешно гнал от себя. Широко распахнутые серые глаза, с интересом и изумлением рассматривающие его особняк в Олларии, — теперь здесь жить… сжатые губы — он в который раз не смог удержать шпагу… нахмуренный лоб — не может понять, зачем его гоняют по старым картам… «Хотел убить и убил!» Он так и не разобрался в этой странной истории… Красные перчатки на руках Хуана, и сползающий на пол оруженосец. Глухой от боли голос «Монсеньор, вы могли бы убить женщину?» Безупречно вежливая улыбка на лице — он становился все более похож на тебя, а ты думал, что он становится твоим. Тебе так этого хотелось… Боль, ужас, отчаяние в глазах, когда он узнал про письмо… Какой ты дурак, Рокэ, почему тебе не пришло в голову тогда, что в Надор надо приехать с приказом Фердинанда? Он бы не смотрел так… Мальчик с пушистой челкой… Нет, все правильно. Он бы увязался за тобой, ты бы не удержал, Вепренок вырос. Надор далеко, очень далеко… Удачи тебе, Дик … Жано, осторожно вошедший в камеру, встрепенулся: в беспамятстве упрямый заключенный прошептал чье-то имя. Он не расслышал, но это ничего, сказал один раз — скажет и второй. Молчун удовлетворенно улыбнулся. Заключенный устал, страшно устал, и уже не контролирует себя в беспамятстве, как делал это прежде. Значит, можно подобраться к тому, что он так тщательно прячет в душе, к тому, что ему дорого или дорог. Если он это сделает, его задача выполнена, остальное — дело начальства. Хотя интересно, конечно, глянуть на тех, кто дорог Первому маршалу, вернее уже бывшему Первому маршалу. Он аккуратно присел на край топчана, служившего ложем одному из первых вельмож Талига, и провел рукой по спутанным волосам. — Кто он, милок, кто? — Мальчик с пушистой челкой, — прошептал Рокэ Алва и снова провалился в беспамятство. *** Луиза тяжело вздохнула и поднялась со стула. В комнате вновь царила суета — на этот раз Дом Скал готовился к коронации. Девушки с восторгом перебирали ткани и кружева, рассматривали образцы кожи на башмачки, и госпожа Арамона решила, что они вполне обойдутся без неё. У неё были дела поважнее — в окно она видела, что домой в неурочное время вернулся Ричард Окделл, и ей очень хотелось узнать, что произошло. Герцога она нашла в библиотеке, за столом, заваленным картами и старинными фолиантами. Увидев её, он улыбнулся. — Неужели все торговцы уже покинули наш дом? — Нет, но они вполне могут обойтись без меня. — Ты выбрала наряд? — Что мне выбирать особо? — Я хочу, чтобы ты была нарядной, Элиз. — Вот уж радость великая, — пробормотала женщина. — Радость не радость, но событие заслуживает того, чтобы обратить на него внимание. — Не бойтесь, герцог, компаньонка вашей сестры вас не опозорит. Ричард не отреагировал на прямую подначку, и Луизе стало тревожно. — Что-то случилось? — Не более чем обычно. Она подошла ближе и осторожно погладила, а потом принялась массировать ему плечи. Дик откинулся в кресле, зажмурившись. — Как хорошо, что ты здесь, Элиз. Луиза приказала принести в библиотеку вино и фрукты и сама налила ему бокал. Он, не возражая, взял и задумался. — Что с тобой происходит? Только не говори, что тебя расстраивают наряды принца. Окделл рассмеялся, но только совсем невесело. Капитанша бросила взгляд на целую кипу карт Талига, раскрытые книги, разбросанные краткие записи. — Извини, я не хотела мешать тебе работать. — Сегодня Его Высочество на совете, как о решенном вопросе, сказал о том, что мы отдаем территории, завоеванные Талигом. Я слышал это уже, но все же не думал, что он решится. Герцог смотрел в окно, и она не могла видеть выражение его лица. — Как?! Все?! — Да, то, что не принадлежало Великой Талигойе, при условии, что заинтересованные государства сами будут разбираться с остатками армии узурпатора. — Но это, это… — Луиза не находила слов. — Это политика, Элиз, а её не делают в белых перчатках. — Её делают в белых штанах, — Луиза почувствовала бешеное желание придушить золотоволосого красавца. — Тварь Закатная, вот он кто! — Он потомок королей этой страны, который жил в Агарисе из милости и лишь во сне мог себе представить столь неожиданный поворот судьбы, Элиз. Не знаю, кто ему помог, но без поддержки тут не обошлось, это ясно. И вот он в столице своих предков. Но власть надо не только завоевать, её надо удержать, а с этим труднее. Фок Варзов, Савиньяки — прекрасные военные, а Рудольф Ноймариен был Первым маршалом. Это страшные противники, поверь. Альдо Ракан на первый взгляд придумал прекрасный способ удержать их от марша на столицу, только вот последствия такого шага абсолютно непредсказуемы. У будущего короля за душой нет ничего, кроме армии, которая в подметки не годится ни армиям врагов Талига, ни войскам самого Талига, оставшимся верными Фердинанду. Я допускаю, что в конечном итоге они будут уничтожены, ведь речь идет о том, что сражающуюся армию надо содержать: поставки вооружения, фураж, пополнение состава… но аппетит приходит во время еды. Захотят ли Дриксен, Гаунау, Гайифа остановиться? Ведь не каждое столетие, и даже не каждое тысячелетие, появляется шанс уничтожить вечного противника. Или сделать Ракана карманным королем. Я ничего не хочу сказать плохого про Первого маршала будущего Альдо Первого, но он совсем молодым принял участие в восстании, годы прозябал в Агарисе, потом поднял восстание в Эпинэ. Да, они победили, но ведь там и сражений серьезных не было, армия перешла на сторону Ракана. — Первый маршал Великой Талигойи не имеет военного опыта, ты это имеешь в виду? — Я имею в виду, что у него нет опыта, который можно противопоставить Савиньяку, фок Варзову, вражеским полководцам. Неопытный полководец с недостаточно подготовленной армией — плохая защита для страны. — Дик, — голос Луизы задрожал, — что ты хочешь сказать? — Только то, что в таких условиях страна начнет разваливаться, и с этим надо срочно что-то делать, а не тратить деньги, которых нет, на коронацию, что необходимо не подписывать обязательства, а лишь обещать, так как никогда Эйнрехт, Паона и иже с ними не договорятся с маршалами Фердинанда, а значит, помогут и за значительно меньшее! …Извини, Элиз, я забиваю твою голову чушью!  — Ничего, это интереснее, чем все разговоры о кружевах, лентах и драгоценностях вместе взятые! — Мне повезло с тобой, ты необычная женщина, — но даже комплимент Ричард произнес как-то равнодушно, явно думая о чем-то своем. — Но неужели Ракану этого не говорят? — Альдо Ракану власть кружит голову, это бывает у тех, кто получает её внезапно, без подготовки. Он слушает лишь себя. — И что ты будешь делать? — Луиза, уже не скрываясь, рассматривала спокойное, равнодушное лицо, на котором ничего нельзя было прочесть. — Исполнять обязанности супрема и готовиться к коронации, — Ричард не желал пускать её в свои мысли, и это казалось обидным до слез. — Так просто? Ведь ты — Повелитель Скал, за тобой семья, Надор, люди, что там живут! — Элиз, хочешь, я помогу тебе и Селине уехать? Спокойно тут не будет, уверяю тебя. — Не хочу, — Луиза уперла руки в боки и уставилась на хмурого Ричарда. — То, что мы спим с вами в одной постели, герцог Окделл, не дает вам никакого права распоряжаться моей судьбой, я вам не кошка. Захотел — в дом пустил, захотел — выкинул! Я сама решу, с кем и где мне быть! Вы меня наняли за сестрицей приглядывать? Вот я и буду, а то вы, за высокими государственными интересами, девушку просмотрите, она у вас безбашенная совсем, уж не знаю, в кого пошла! — Элиз, — прошептал ошарашенный Ричард, — что ты, я хочу, чтобы с тобой ничего не случилось! — Кому суждено быть повешенным, не утонет! — оттаскать бы за вихры, нет, обнять и прижаться всем телом и слушать, как глухо бьется сердце её непутевого любовника. Ведь полезет куда-то, всем существом она чует, что полезет, не удержишь!  — Да и тебя не хочу оставлять, много тут кошек драных, охочих до молодых холостых герцогов! Несколько мгновений Ричард смотрел на неё, полуоткрыв рот, а потом упал головой на стол и плечи его затряслись от хохота.