Вепрь и Ворон

Поздним вечером Луиза тенью скользнула в кабинет. Ричард приказал ужинать без него и весь вечер не выходил из комнаты. Селина скучала, Айрис мечтательно смотрела в окно, а она сама тревожилась. Она чувствовала своего молодого любовника и понимала, что ему плохо, очень плохо. Но герцог, за исключением разговора в библиотеке о планах Ракана об отказе от спорных территорий, политических тем с ней более не обсуждал. А ей не менее, чем Айрис, хотелось знать и о том, что происходит во дворце, и о Багерлее. Они с Ричардом никогда не говорили о прошлом, лишь однажды Дик сказал, что Герарду повезло — граф Лэкдеми очень хороший командир. На языке Луизы вертелся вопрос, был ли Рокэ Алва плохим эром, раз его оруженосец не упоминает даже его имени, но она благоразумно промолчала, хотя чем дальше, тем больше у неё появлялось вопросов к её непутевому шестому ребенку. Ричарда она нашла за столом, он смотрел на огонь в камине и бесцельно вертел в руках перо. Заслышав шаги, он поднял голову и улыбнулся, как всегда, когда видел её. — Элиз! Он легко поднялся, помог ей сесть в кресло и протянул кубок, а затем налил и себе. — Извини, я не внимателен, дел много, — мягко произнес он. Женщина кивнула.  — Пришло письмо из Надора, — продолжил он. — Знаешь, это самое радостное известие за последнее время — их все же нашли! Луиза чуть приподняла бровь — эту привычку она переняла от него, но она ей нравилась. Ричард улыбнулся. — Несколько лет назад управляющий сообщил в письме, что, возможно, в Надоре есть медь, на это указывает ряд признаков. Герцог Алва распорядился начать поиски, и вот, смотри! Не только медь, но и вот это! Он протянул ей ладонь, где лежали несколько камней. Один светло-зеленый, непрозрачный, с загадочными темными узорами, малахит, кажется, а рядом с ним — два темно-зеленых, сверкающих камня. Луиза ахнула. За время пребывания при дворе она стала неплохо разбираться в драгоценностях. Эти камни были крупнее и темнее по цвету знаменитых торкских изумрудов. — Управляющий пишет, что месторождение большое, можно будет вести промышленную разработку, Элиз, ты представляешь, что это значит! Она кивнула, не сводя взгляда с камней. — Твой опекун, видно, очень заботился о том, чтобы твое герцогство процветало! — Заботился, — Дик отвернулся, чтобы она не видела его лица, но Луиза все же заметила, как моментально слетела безупречно вежливая маска. Это, по её наблюдениям, случалось часто, когда речь шла о Первом маршале Талига. — Как ты мог столько лет прожить рядом с человеком, которого так ненавидел? — вырвалось у неё. — Ты ошибаешься, — Ричард взял себя в руки. — Я был привязан к нему, поверь. Вопрос, вернее, вопросы просто жгли ей язык, но Луиза поняла, что задавать их не стоит — нельзя копаться в душе дорогого человека, как в собственном шкафу. — Это первые, что нашли, — продолжал Дик. — Красиво, правда? Я не очень разбираюсь, но… знаешь, Элиз, они действительно очень красивые, — и он протянул ей изумруды. — Зачем? — Луиза отшатнулась. — Я не могу их взять! — Извини, — лицо у Ричарда стало замкнутым. Он небрежно бросил камни на стол. — Дик, я не хотела тебя оскорбить, — Луиза очень тщательно подбирала слова. — Но это — неразумно, пойми! Они необыкновенно хороши, и не вдове капитана Арамоны их носить. Что я скажу об их происхождении? — Ты — красивая женщина, а красивые женщины ничего не обязаны объяснять. Луиза улыбнулась. Слышать о своей красоте от него было необыкновенно приятно. — Многим покажется странным, что ты даришь бесценные камни не сестре, а компаньонке! И Айрис, наверное, в первую очередь. — Они ей не пойдут! — буркнул Дик, и Луиза поняла, что брат с сестрой опять схлестнулись. Она вздохнула. — Я все понимаю, — Ричард бесцельно катал камни по столу. — Это меня должны были воспитать таким, а воспитали её. Он повертел изумруды в пальцах. — Но теперь она очень богатая невеста и в скором времени будет думать о свадьбе, а не о чем-то ином. Луиза внимательно посмотрела на злосчастные камни. — Ричард, а это месторождение может сравниться с сапфировыми копями Кэналлоа? — неожиданно спросила она.  — Сапфировые копи уникальны, но управляющий написал, что того, что они уже добыли, хватит на перестройку замка. А добыча идет неплохо. — Кэналлоа во многом живет своими сапфирами, — заметила Луиза. -Королева как-то упомянула, что, когда страна была истощена, кто-то из кэналлийских герцогов- не помню, он тоже был Первым маршалом — содержал армию на сапфиры. И не обеднел от этого. Так что Айрис будет очень богатой невестой. Дик пожал плечами. — Я постараюсь скорее найти жениха. — Дик, ты не понял? — Луиза стиснула руки на груди. — Жених уже есть! Глаза герцога Окделла сощурились. — Ты хочешь сказать, что Альдо Ракан может передумать? — Конечно. Влюбленная жена, Надор, который отойдет короне, медь и изумруды, которые решат все денежные проблемы. — Ты списываешь меня со счетов? — Не я, Дик. Но эти находки, боюсь, не принесут тебе удачи. *** Пьер Дави приказал слуге принести в гостиную вина и упал на диван. Не было желания ни говорить, ни двигаться, ни дышать. Едва дождавшись, когда слуга закроет за собой дверь, он налил себе бокал, потом ещё и ещё. Но даже крепкое вино с кагетских виноградников его не брало, лишь после четвертого или пятого бокала голова стала наливаться свинцовой тяжестью. Я не бросался ложными обвинениями, не нападал вдвоем на одного, не перекладывал вину в поединке с себя на другого, а главное — не губил доверившихся мне людей! Я ничего не забыл? Нет, ничего. Этот проклятый вепрь бросил ему в лицо то, о чем он пытался забыть все это время. Почему он не заставил Анри тогда отказаться от этого предложения? Неужели страх перед отцом был у кузена настолько силен? Но дядя Габриэль обожал сына, вряд ли он стал бы гневаться долго. Или Анри не хотел, чтобы отец знал о его страсти к игре, ему было стыдно? Пьер налил себе ещё один бокал. Он любил Анри и, что бы ни шептали за его спиной, смерть кузена его не обрадовала. Он должен был его остановить, но тогда предложение незнакомца показалось всем наилучшим выходом из положения. Подумаешь, приструнить мальчишку, который забыл о чести! Все оказалось с точностью до наоборот. Именно они забыли обо всем, втроем, по сути, бросившись в бой, а потом Окделл, в силу каких-то своих причин, не сказал никому правды и тем спас их честь. А он не может забыть ни днем ни ночью, что титул, службу у Савиньяка, знакомство с Катариной он получил с конца шпаги Окделла и благодаря его же молчанию. Невыносимо, что кто-то знает о том, каков ты на самом деле. А после его сегодняшних слов им действительно стало тесно вдвоем на этом свете. И откуда он знает о Рене? Ведь именно так можно истолковать его последние слова? Или он просто сходит с ума? Дави налил себе очередной бокал. Он больше не в силах выносить общество Окделла и постоянно ждать разоблачения. Герцог не должен помешать ему быть рядом с Катариной и защищать её, а раз так — он умрет. Виконт вздохнул и поставил пустой бокал на стол. После принятого решения стало легче. *** Ричард Окделл, Повелитель Скал, стоял в кабинете своего бывшего опекуна и монсеньора и смотрел в окно. По двору торопливо сновали слуги, конюхи распрягали лошадей, закатывали в сарай карету, что-то крикнула с крыльца горничная Айрис, махнув кому-то рукой. Герцог поморщился. Вчера пришло письмо от кардинала Левия. Его Высокопреосвященство занемог, и его приезд откладывается, а следовательно, и коронация Альдо Ракана. Айрис пока остается в Олларии. Дамы вернулись из дворца, а это значит, что сестра наверняка виделась с Раканом. Неужели не может понять, что тот её использует? Хотя вряд ли он может упрекать её в слепоте — сам он был ничем не лучше, точно так же верил Катарине и не желал понимать намеков Алвы. Айрис тоже не желает понимать того, что он старается ей объяснить, и он не знает, что с этим делать. Она одержима Великой Талигойей, восстановлением династии, за которую погибли герцоги Окделлы. Он же не может поговорить с ней открыто, так как все, что он скажет, может стать известно Ракану, а с ним дела у него не ладятся. Принцу требуется слепая вера и такое же повиновение, а он не может идти за ним, закрыв глаза и не думая о будущем. В последние дни он вообще не знает, что ему делать. Альдо не желает предпринимать ничего, чтобы удержать корону на своей красивой голове, и, к сожалению, нет человека, к голосу которого он бы прислушался. А он не может спокойно думать о том, что страна потеряет территории, за которые сражались его предки, начиная с Ричарда Горика. И ведь потеря спорных территорий будет только началом! Почему Альдо Ракан не хочет ничего знать, кроме своей святой уверенности в том, что он имеет право поступать именно так, а не иначе? Оллария ещё не Талиг, да и в столице далеко не спокойно, как и у него на душе. Долгое время ему казалось, что он разучился не только любить, но и жалеть, сочувствовать, сострадать. Но в последние дни лед в душе стал таять, а вместе с этим напомнило о себе и сердце. Сначала только ночами, а потом и днем, оно ныло, как будто в середину всадили занозу. Дик пытался заглушить боль вином, жаркими ночами с Луизой, но стоило только остаться одному, как сердце вновь начинало напоминать, что оно у него все же есть. Настроения беседовать с сестрой абсолютно не было, и он приказал слуге передать герцогине Окделл и другим дамам, что он занят и будет ужинать у себя. Но посидеть в одиночестве не удалось. Раздался тихий стук в дверь, и на пороге появилась та, которую он меньше всего хотел видеть, — Айрис. — Я бы хотела поговорить с тобой, Ричард! — сестра слегка склонила голову и нахмурилась. — Можно мне войти? Дик молча смотрел, как она устраивается в кресле напротив и нервно поправляет банты на рукавах. Разговор, по всей видимости, был ей тяжел, если не неприятен, она несколько раз бросила на него растерянно-сердитый взгляд, видно, ожидая, что брат поможет ей, но он молчал, предоставляя ей возможность начать первой. — Знаешь, Дик, — наконец произнесла сестра, — я давно хотела поговорить с тобой, но все не решалась. Мне казалось, что ты поймешь меня, что ты все тот же мальчик, который защищал меня от гнева матушки и брал на себя все мои проделки, тот, с которым мы мечтали, что когда-нибудь Надор станет другим, в него придет радость вместе с победой Людей Чести и возвращением Раканов. Помнишь? — Все мечты сбылись, не правда ли? — сухо произнес Дик. — И Надор давно стал другим. — Другим стал ты! — глаза сестры подозрительно заблестели. — Я была так счастлива, что ты вернулся, что Ворон более не властен над тобой, что теперь герцог Окделл займет достойное место у трона, что наша жизнь изменится! — Она изменилась, сестра! — сердце снова сжалось. Глядя на Айрис, он уже прекрасно понимал, о чем пойдет разговор, и не хотел его. Айрис не переубедить, она будет видеть только то, что хочет. Лучшее, что можно сделать, — это разойтись, пока не поздно, и они окончательно не разочаровались друг в друге, но сестра не собирается отступать. — Ричард, прошло четыреста лет, и все возвращается на круги своя. Наша семья дорого заплатила, чтобы это было именно так! Нашему сюзерену трудно, ему нужна помощь, и кому, как не Окделлам оказать её? Ведь именно за дело Раканов погибли и Алан, и наш отец! Почему ты не хочешь сделать окончательный шаг, оказать помощь тому, кто ждет её от тебя, кому ты обязан служить? — Я обещал служить Альдо Ракану и служу ему! — Ты плохо служишь, — убежденно произнесла Айрис. — Ты единственный, кто может справиться с Вороном, и не хочешь этого! На суде это должен быть сломленный, признающий правоту Раканов человек! — Далее ты хочешь мне рассказать, что у него в руках то, что ему не принадлежит, и он обязан вернуть символы власти истинному владельцу? Поверь, что мне это хорошо известно! — Зачем ты так? — с горечью прошептала девушка. — Если для тебя все это пустой звук, зачем ты вернулся? Ехал бы в Надор и отсиживался бы там! А после победы мог бы приехать за мной, если тебе так уж не хочется видеть меня при ЭТОМ дворе. — Мне не хочется, чтобы моя сестра участвовала в том, значения чего она не понимает. — Я знаю, что должна помочь истинному королю! — и Айрис вдруг вздернула подбородок и сверкнула глазами. — Айрис, игры с коронованными особами опасны, поверь мне, — Дик старался, чтобы голос его звучал как можно убедительней. — Зачем ты делаешь это? Если Альдо Ракану есть что мне сказать, он сделает это сам! Юная герцогиня вспыхнула, но глаз не опустила. — Ты знаешь Ворона, как никто другой, брат! Почему ты не хочешь помочь его сломать? Он убил нашего отца, неужели ты позволил себе об этом забыть? — Он убил его в поединке, и поэтому я остался герцогом Окделлом, а ты сейчас не коротаешь свои дни в монастыре! — Ты оправдываешь убийцу? — Айрис даже привстала с кресла. — Ты настолько забылся, что готов ему это простить? Солдат, разоренный Надор, наши слезы? Дик отвел глаза от сестры. Бесполезно, её не убедишь, хотя ей, все эти годы прожившей в Надоре, хорошо известно, что «разоренным» край назвать нельзя. — Айри, я не хочу, чтобы ты и дальше пыталась вмешиваться в вопросы, которые тебя не касается. Тебе следует заняться иными делами. — Какими именно? — глаза девушки опасно сощурились. — Подумать о замужестве. — Вот как? — голос её задрожал. — Кому же ты меня предназначил? — Айри, — он старался говорить как можно мягче. — Я не собираюсь тебя неволить. Но тебе уже семнадцать, а Дейдри в конце года будет шестнадцать, и об этом я не имею права забывать! — Я была невестой Альдо Ракана, — в её голосе уже отчетливо звенели слезы. — Кто может быть после этого? — Существует много достойных людей, которые будут счастливы назвать тебя своей невестой, Айри. Я не выдам тебя против воли, но буду искать тебе жениха. Надеюсь, ты не будешь с этим спорить? — Нет, — выдавила девушка. — Я знаю свои обязанности перед семьей, не бойся! — Вот и хорошо, — в голосе брата звучало явное облегчение. Разговор, так плохо начавшийся, имел все шансы завершиться миром. — Тогда я прошу тебя, Айри, более не уделять столько внимания Его Высочеству Альдо Ракану. Это становится заметным, а репутация герцогини Окделл должна быть безупречна! Лицо Айрис сначала вспыхнуло, а потом смертельно побледнело. — Ты не смеешь меня обвинять, — она выпрямилась в кресле, сжав руки, и в этот момент стала необыкновенно похожа на герцогиню Мирабеллу. — Не тебе говорить со мной на такие темы! — Айрис? — Я не имею права беседовать со своим сюзереном и пытаться достучаться до твоей совести, которая, видимо, спит мертвым сном и просыпается лишь от нежных взглядов госпожи Арамоны! Или ты думаешь, что ни у кого здесь нет глаз? Ричард почувствовал, как его охватывает чувство ярости. — Видимо, все остальные, за исключением моей сестры, обладают не только хорошим зрением, но и достаточно хорошим воспитанием, чтобы не давать волю излишне бурному воображению! Мне неприятно, что моя сестра так увлечена подобными вещами! То герцог Алва, то госпожа Арамона! Опомнись! — Скажешь, что это неправда? Да она глаз с тебя не сводит, как будто боится, что ты вдруг исчезнешь! — Что ж, внимание такой женщины может только льстить, — голос Дика звучал безупречно вежливо. — Но я не только не буду разговаривать с тобой на эту тему, но и запрещаю тебе впредь обсуждать её с кем-либо. — Ты собираешься заткнуть мне рот? — Нет, просто напомнить вам о том, что герцогини Окделл не собирают сплетен о своей семье и никому не рассказывают о своих фантазиях, это первое, а второе — подчиняются главе семьи. Ступайте спать, Айрис, и подумайте о моих словах. Айрис вихрем вылетела из комнаты, а Ричард выругался и схватился за бутылку. Поговорили! *** Девушка бегом промчалась по коридору и, вбежав к себе, рухнула на кровать, отослав горничную. Они опять поругались, а ей казалось, что ей все же удастся убедить Дика помочь принцу. Но её брат продолжает защищать Алву! Он, несмотря ни на что, предан Ворону, убийце отца и врагу Ракана. Что же ей делать, она ведь должна помочь Альдо, раз её брат не хочет помнить о своем долге. Она скинула туфли и, свернувшись на кровати калачиком, задумалась. Она так пыталась быть выдержанной и убедительной, но Дик и святого доведет! Конечно, если бы брат не заговорил о женихах, она, возможно, сдержалась бы. Нет, она все прекрасно понимает. Никто не сможет обвинить герцогиню Окделл в том, что она пренебрегает своими обязанностями — хвала всем святым, её воспитали в Надоре, а не в доме бывшего Первого маршала и сумели внушить понятие о долге и чести, в отличие от её брата. Но все равно, это так больно! Альдо не говорит об этом, но так смотрит, так ласкает её взглядом! Если бы он не вернул себе утерянное, она бы стала его женой, женой принца в изгнании, и они были бы счастливы! Айрис всхлипнула, но тотчас же себя одернула: о чем она думает? За то, чтобы справедливость восторжествовала, погибли Алан и её отец, а она хнычет, как маленький ребенок, из-за того, что не может быть с любимым! Женевьев Окделл пришлось в тысячу раз хуже, но она выстояла! Она будет достойна её памяти! Девушка вздохнула. Не следовало говорить о Луизе Арамоне. Но её поведение недопустимо! Некрасивую, немолодую капитаншу интересует её брат, а она не должна даже мысли допускать о том, что может рассчитывать на что-то кроме благодарности за свои услуги от герцога Окделла. Незаконная дочь графа Креденьи, возмечтавшая не о ком-то, а о Повелителе Скал, какой позор для Дика! Она годится ему в матери, а смотрит как влюбленная девица. Разве в таком возрасте мечтают о любви? Правда, Ричард тоже хорош. Графиня Рокслей глаз с него не сводит, и не только графиня, если честно. Если ему нужна любовница, пусть выберет достойную, по крайней мере. А он защищает уродину и относится к ней, как к равной, раз не укажет ей на недопустимость подобного поведения. Танцует с ней на балах, знакомит с Ее Высочеством Матильдой, часто беседует наедине, интересно, о чем можно беседовать с вдовой капитана Лаик? Сестре он так не доверяет. Между прочим, граф Креденьи удрал из Олларии, узнав о приближении войск принца, и его можно отнести к изменникам. Впрочем, пусть его, если страхолюдины нравятся, лишь бы исполнил свой долг. А может, поговорить с ним утром? Сказать, что пойдет безропотно под венец, с кем он укажет, если он поможет сломать Ворона? «Мальчик с пушистой челкой», он может знать, кто это, ведь он столько лет провел рядом с ним! Решено, она поговорит с ним утром! Айрис вздохнула с облегчением и позвала служанку помочь раздеться. Заснула она сразу и без сновидений. А её брату спалось плохо. Стоило ему закрыть глаза, как перед ними мелькали такие знакомые, привычные картины, которые он старался забыть: Алва вместе с ним ставит парус на лодке — они собираются поплавать по заливу; он хмурится, разглядывая виновато понурившегося Дика, — слуги во главе с Хулио только что сняли его со скалы, куда он полез за птичьими яйцами. Дик ждет наказания, а Ворон вдруг беззаботно хохочет. Они с Берто под конвоем слуг возвращаются из борделя в особняк Алвы, где в кабинете их ожидают Салина и его опекун. Берто изучает ковер, а он, набычившись, смотрит на герцога Алву. — Для выхода из дома существуют двери, Ричард, — звучит насмешливый голос. — Мне жаль, что вы этого не знаете! Алва склоняется к нему, глядя тревожно и жадно, и он чувствует вкус горячих, пахнущих вином губ. Ворон на топчане, свернувшись калачиком. Скривившиеся сухие губы. «Дурак…» Почему он не бросился к эшафоту тогда? Алва не переставал быть его эром, а значит, он обязан был сделать для него единственное, что было тогда возможным — выстрелить. Все было бы давно кончено. Прошло достаточно много времени, и он теперь может размышлять о произошедшем если не беспристрастно, то более-менее спокойно. Между ними пролегла ложь, но ведь помимо неё за эти годы было много того, за что он был ему благодарен. Он не хотел ехать в Надор, бросать его, даже после того, что произошло между ними. Но Ворон его заставил — после таких слов он бежал бы не то что в Надор, а в Закат. Дик невесело усмехнулся — если бы он не сказал ему правды, он бы помчался за ним, и ничто его бы не удержало. Интересно, его бы не пощадили, пристрелив сразу, или он тоже коротал бы свои дни в Багерлее? Наверное, ему бы пришлось так же несладко, как и его монсеньору. Могли бы его принудить к тому, чего хотят от Алвы? Или требовали бы, чтобы он сказал, где древняя реликвия? То, что он не выдал бы местонахождения меча, он знал твердо — он представления не имеет, где он. Что касается остального, он не был уверен, ведь у Альдо была козырная карта — Айрис. А то, что сюзерен использовал бы её, он не сомневался — несмотря на краткость их знакомства, он успел его неплохо узнать. Они стараются сломить Алву, наивно надеясь, что физическое давление может заставить Первого маршала сдаться. Идиоты. Айрис все задает и задает вопросы, не догадываясь, что он прекрасно понимает, откуда этот интерес. Да, сюзерен не стесняется в средствах, не понимая, что, даже если они и найдут болевую точку, это не поможет. Соберано Кэналлоа не сможет переступить через клятву на крови, даже если бы на его глазах резали на части кого-то, кто ему бесконечно дорог. Таких нет, к счастью для Рокэ Алвы. Не может же он всерьез принимать слова Жано? Мало ли кто что вспоминает в бреду? Он тряхнул головой, зажмурился, вытянулся на сбитой простыне и увидел перед собой такой знакомый, жадный взгляд темно-синих глаз. Лежать в постели далее было бесполезно. Стараясь не шуметь, Дик скользнул в кабинет, зажег свечу, размышляя, чем бы себя занять до рассвета. Он рассеяно скользнул взглядом по комнате, на секунду задержавшись на так раздражавших его ранее кабаньих головах, резных дверцах шкафа, ящике с дуэльными пистолетами на подоконнике, потухшем камине, корзине с вином. Ещё немного и он начнет пить бутылку за бутылкой, благо их хватает. На краю стола лежала небольшая книжка ин кварто. Она лежала тут с самого начала, но он её не трогал, он вообще старался здесь ничего не трогать. Он бездумно потянулся к ней и открыл на середине. Любовь — мой грех, и гнев твой справедлив. Ты не прощаешь моего порока. Но, наши преступления сравнив, Моей любви не бросишь ты упрека. Или поймешь, что не твои уста Изобличать меня имеют право. Осквернена давно их красота Изменой, ложью, клятвою лукавой… Рукописные строки, написанные стремительным и летящим почерком. Странная привычка — переписывать стихи автора, которого высмеиваешь на каждом шагу, и издания которого существуют уже несколько столетий. Зачем? Он ещё раз пробежал строчки глазами и торопливо захлопнул книжку, чувствуя себя так, как будто прочел чужое письмо. «Но наши преступления сравнив, моей любви не бросишь ты упрека…» Дик налил себе бокал, выпил, налил следующий, потом ещё один и ещё… Но «Черная кровь» подвела — голова оставалась ясной. Он сидел за столом, глядя на книгу и ощущая, будто он погружался в какую-то вязкую жидкость. Ноги, туловище, плечи. — Идиот, какой же ты идиот, Повелитель Скал! «Изменой, ложью, клятвою лукавой…» — Монсеньор! — голос слуги был еле слышен. — Герцогиня спрашивает, может ли она позавтракать с вами здесь? Неужели он всю ночь так и просидел? Дик вздохнул и приказал приготовить ему ванну. Если беседовать, а Айрис, видно, решила продолжить вчерашний разговор, необходимо освежиться и собраться с мыслями. Когда он, встряхивая ещё влажными волосами, вошел в кабинет, там уже был сервирован легкий завтрак, а Айрис задумчиво рассматривала книгу. — Почему рукописная? — поинтересовалась она. — Разве перестали издавать? Дик пожал плечами. — Не знаю, Айри. — Красивый почерк, — Айрис положила книжку на край стола и повернулась к брату. — Я хотела извиниться за вчерашнее, — смущенно произнесла она. — Это было очень некрасиво, про госпожу Арамону. Я понимаю, что это не мое дело, но ведь здесь Сэль. Пожалуйста, подумай об этом. — Конечно. Айри, — Дик склонил голову. — Я тоже был не прав, извини. Мир был восстановлен, и брат с сестрой облегченно вздохнули. Разговор касался лишь самых безобидных тем, и Айрис наконец решилась. — Я думала о твоих словах, Дикон, ты прав. Но у меня нет никого на примете, и потом, ты же не станешь немедленно выдавать меня замуж? — Нет, конечно, нет, — Дик облегченно вздохнул и улыбнулся. — И потом, почему в Олларии? Ты вернешься в Надор, там много достойных людей. Он тряхнул головой, и высохшие волосы пушистыми прядками рассыпались по плечам. — Я хотела тебя попросить, — начала Айрис и вдруг осеклась, глядя на брата. Дик недоуменно улыбнулся. — Ты такой растрепанный, — деревянным голосом произнесла Айрис. — Извини, спешил, чтобы не заставлять тебя ждать, — Дик попытался пригладить пушистые после мытья волосы, — не успел привести себя в порядок, а без этого они всегда торчат в разные стороны, ты просто забыла. — Конечно забыла, — согласилась сестра, не сводя с него взгляда. — Ты же всегда очень тщательно следишь за своей внешностью. Но ничего, тебе идет. Короткое имя, тюремщик не разобрал, мужское оно или женское, не Ли, не Миль. Дик тоже короткое имя, даже очень короткое. — Пожалуйста, — взмолилась она неизвестно кому, — пожалуйста, сделай так, чтобы я ошиблась!