Вепрь и Ворон

Все обитатели бывшего особняка герцога Алвы утром собрались за завтраком. Герцогиня Айрис, бледная и рассеянная, старалась ни на кого не смотреть, с глубокомысленным видом изучая содержимое тарелки. Сэль испуганно смотрела на подругу, герцог был подчеркнуто вежлив, так, что Луизе хотелось просто завизжать, чтобы он очнулся.  — Я еду во дворец, — Ричард изобразил вежливую улыбку. — Дамы окажут мне честь? — Я простыла: вчера было прохладно, а я гуляла с госпожой Оллар и её дамами без шали, — Айрис даже не посмотрела на брата. Вчера, если зрение Луизе не изменяло, белокурый красавчик подавал девице Окделл шаль с трагически-тоскующим видом, а девица соответственно млела, принимая достаточно бездарную игру за глубокие чувства. Что это на неё нашло? Неужели не хочет лишний раз взглянуть в его лживо-восторженные глаза? Чудны дела твои, Создатель! И госпожа Арамона опустила очи долу, чтобы, упаси святая Октавия, не фыркнуть в безмятежное лицо юной лгуньи. — Я предпочла бы остаться дома, — Айрис рассматривала узоры на скатерти. На лице брата явственно читалось облегчение. — Воля твоя, Айри. А что скажете вы, госпожа Арамона? Она тоже останется дома и посмотрит, что затеяла эта влюбленная дурочка. — Простуда это серьезно, Айрис, вы нуждаетесь в уходе, Сэль тоскливо вздохнула. Конечно, теперь ей предстояло провести весь день с надутой по неизвестной причине подругой. — Госпожа Арамона, Селина! — Айрис наконец подняла голову. — Я ведь не умираю, а дома скучно. К тому же я обещала госпоже Оллар ноты, она ждет! Луиза хотела было ответить, что госпожа Оллар один день переживет и без нот, но дочь посмотрела на неё такими умоляющими глазами, а Ричард весело заметил, что не стоит лишать его удовольствия сопровождать таких красавиц. Капитанша внимательно взглянула на болящую. Вид унылый, губы сжаты, может, действительно заболела? Да и что она может сотворить в доме, а за ворота её слуги без сопровождения не выпустят! И она отправилась одеваться. Что греха таить, в карете, обитой изнутри алым шелком, ехать было необыкновенно приятно, и Луиза наслаждалась, откинув голову на шелковые подушки и изредка поглядывая из окошка на едущего рядом с каретой красивого кавалера. Неожиданно Ричард склонился к окошку и улыбнулся. — Я передумал, госпожа Арамона, далее вы поедете без меня, я приеду позже и потом зайду за вами к госпоже Оллар. Он склонил голову и тронул коня, не дав ей возможности что-либо ответить. Оставалось только грустно вздохнуть вслед — ей так хотелось опереться на его руку, когда она будет выходить из кареты. Ребячество, но так приятно. *** Свернув за угол, Ричард задумался: с какого из двух визитов, которые он решил нанести, начать? Пожалуй, лучше с мужчины, так как, наверное, дама находится неотлучно дома. И он решительно повернул коня в сторону улицы Жестянщиков, где на съемной квартире проживал его названный наследник — виконт Реджинальд Лар. Молодой, излишне полный для своего возраста мужчина, встретил его появление с изумлением. — Откровенно говоря, удивлен вашим появлением, герцог Окделл. Прежде вы не вспоминали о моем существовании. — Согласен, что это было не слишком красиво с моей стороны, виконт. Но никогда не поздно исправить свои ошибки, не правда ли? Тем более, вы являетесь моим наследником, а таким близким родственникам следует получше знать друг друга, — заметил Дик, проходя вслед за хозяином в крошечную гостиную. Расположившись в громоздких, старомодных креслах кузены с интересом стали изучать друг друга. — Вы похожи на дядю Эгмонта, каким я его помню, — наконец вынес вердикт Реджинальд. — А вы более похожи на свою матушку, — заметил Дик. — Вы ведь давно не видели родных? — Реджинальд чувствовал себя странно, разглядывая кузена. — Матушку и сестер, кроме Айрис — с момента отъезда из дома, а вашего отца видел несколько лет назад, именно он отвез меня в Лаик. — Я знаю, Айрис при дворе, я видел её перед тем, как она покинула Надор, — виконт покраснел, и Ричард с интересом на него взглянул. — Почему вы не навестили её? — Фрейлина королевы и чиновник, — Реджинальд невесело усмехнулся. — Вряд ли это было уместно. Дик ещё раз окинул взглядом комнату со старой мебелью и кивнул. — Но, надеюсь, вы не откажетесь навестить нас с Айри сейчас? Сестра живет со мной, мы будем рады. — Да, я слышал, что вы взяли себе особняк своего бывшего эра, — Реджинальд взглянул в зло сощурившиеся глаза кузена и вздрогнул. — Я сказал что-то не то? Но ведь вы и вправду живете в особняке Алвы? — Вы хорошо осведомлены, кузен, — лениво протянул Дик. — Вы правы, мы живем именно там. Я, знаете ли, привык, не хотелось бы изменять сложившимся привычкам. — Да, да, я понимаю, — забормотал Реджинальд. Ричард, которого он запомнил мальчиком с пушистыми, растрепанными волосами и любопытными глазами, слишком сильно изменился за эти годы. Лицом он был копией Эгмонта, но виконт хорошо помнил порывистого, упрямого, гордого и открытого герцога Окделла. Сидящий перед ним сын последнего, с его безупречно вежливыми манерами и скрытой насмешкой в голосе, был прямой противоположностью покойному отцу. — Могу я надеяться на то, что вы почтите нас визитом? — Дик провел рукой от переносицы к виску, и Реджинальд вздрогнул, узнавая этот жест. Однажды он нанес визит в особняк Алвы, по просьбе отца и герцогини Мирабеллы, и беседовал с опекуном своего юного родича. Герцог был любезен с кузеном воспитанника, только отказался разрешить встречу, мотивируя это тем, что мальчик ещё не привык к новому дому и его это может расстроить. Более виконт не решился нанести визит. — Конечно, — побормотал он, — конечно. Я с удовольствием, как-нибудь… — Мы с сестрой будем ждать вас завтра вечером, — не очень вежливо оборвал его Дик. — Айрис будет рада вам. С нами проживают госпожа Арамона с дочерью, они очень милые люди. — Зачем? — озадаченно произнес Реджинальд. — Зачем вам это? Вы столько лет обходились без этого общения и вдруг вспомнили? — Я уже сказал вам, что сожалею о своем поведении, кроме того, Айрис скоро покидает Олларию, возвращается в Надор. Он внимательно посмотрел на кузена. — Я, если честно, хотел просить вас об одолжении, виконт. Я не могу проводить сестру, к сожалению, мои обязанности удерживают меня в Олларии, а отпустить её только со слугами не могу. Вы ведь все равно, как мне известно, собирались в Ларак, вот я и подумал, что вы сможете позаботиться об Айрис. Реджинальд хотел спросить, откуда ему это известно, но вовремя придержал язык, подумав, что у супрема могут быть свои источники, узнал же он каким-то образом его адрес. — Не смею вас более задерживать, — Ричард поднялся с кресла. — Я и так позволил себе явиться без приглашения, надеюсь, вы простите меня. Наль подумал, что вряд ли его родственник и сюзерен нуждается в его прощении, но промолчал. Для него Ричард Окделл был абсолютно непонятен, поэтому он не счел возможным для себя вступать в лишние разговоры. Ему было интересно, как его кузен, присягнув Кэналлийскому Ворону, оказался при дворе и в милости у будущего Альдо Первого, когда его эр — в тюрьме, но он счел за благо оставить свои вопросы при себе, надеясь, что рано или поздно все разъяснится. *** Тень мелькнула в окне, и Жизела вздрогнула. С ней теперь это случалось часто, так как ничего хорошего для себя она не ждала. Дом давил на неё, хотя раньше она его любила — здесь она была счастлива с Клодом, бароном Ренари, а после его смерти — со своими воспоминаниями о нем. А теперь в её уютном доме поселились тени и тишина. Лишь Анна изредка переступала порог, и баронесса была ей благодарна за то, что не задавала лишних вопросов, не сочувствовала, лишь ставила на стол когда булочку, когда кружку молока, помогала разжечь камин и уходила так же неспешно, как и появлялась. Жизела считала её таким же призраком, как и те, что жили в доме. Но тень, мелькнувшая в окне, а потом четкие шаги испугали её. Неужели пришли за ней и снова отправят в каменный мешок, где она провела несколько дней? — Вы за мной, отвести в тюрьму? — спросила она мужчину, когда он переступил порог комнаты. Вопрос поставил Ричарда в тупик. — Вы желаете в тюрьму? — поразился он. — Почему? — Разве супремы приходят просто так? — Супремы не производят арестов, баронесса, для этого есть приставы. И потом, это несколько странно — сначала выпустить вас, а потом снова арестовать, вы не находите? Жизела ничего не ответила, разглядывая гостя и в который раз думая, что для своей должности он слишком молод. Герцог спокойно стоял посреди комнаты и смотрел на неё, и она, вспомнив, наконец, о правилах приличия и вспыхнув, предложила гостю присесть. — Я вижу, вы немного обустроились, — заметил тот, рассматривая расчехленную мебель, цветы на подоконнике, безделушки на каминной полке, вышивание в кресле. — Да, благодарю вас, — пробормотала баронесса. — Все хорошо. Она с секунду созерцала носки туфелек, выглядывающие из-под юбки, а потом все же решилась и задала вопрос о виконте. — Он — отец мятежника, — холодно ответил супрем. — Он старый человек, у него подагра, он не сбежит из дома, если его отпустить, да и куда ему бежать? Неужели вам чуждо милосердие?  — Милосердие? Вы действительно верите в то, что оно возможно? Жизела сжалась в своем кресле и замерла. — Зачем вы пришли? Неужели только затем, чтобы убедиться, что я не сбежала? — А вы собрались бежать? Неужели произошедшее ничему вас не научило? — Вы считаете, что родственница «мятежников» может чувствовать себя спокойно в Олларии, не вздрагивая от теней и шагов за окном? Или спать спокойно, не зная, что ждет её завтра? — Значит, хотите более-менее спокойной жизни и милосердия, -протянул герцог, и Жизела невольно поморщилась, глядя на неприятную улыбку на красивом лице. — Что вам угодно здесь?  — Вы знаете что-либо о брате графа Ларта, вернее, о новом графе Ларте? — вопросом на вопрос ответил он. Баронесса задумалась. Семьи Жавэ и Ларта связывала многолетняя дружба, поэтому Жизела пару раз видела маленького Одри — мачеха Рене приезжала с сыном в Олларию и останавливалась у друзей мужа. -Сейчас мальчику около одиннадцати лет, его мать умерла три года назад, и Рене оставался его единственным родственником. Ребенок живет в Лартоне. — Значит, — заметил Ричард, — там ещё не знают о смерти Рене и думают, что их маленький господин — барон Ларэ. Это неплохо. — Надо дать знать, но как? — Не надо. Чем позже узнают о смерти носителя титула и о переходе его к несовершеннолетнему ребенку, тем лучше для него. Баронесса с изумлением на него посмотрела. — Вам Ларт рассказывал что-либо о пребывании в Багерлее? — Я его видела сразу после того, как его выпустили, и не отходила от него несколько дней, — бросила баронесса. — Это было плачевное зрелище! — Я знаю, граф рассказал кое-что. И в частности, почему он угодил в эту паутину. Все дело в серебре, что было обнаружено на его землях, граница которых проходит рядом с владениями Колиньяров. Он боялся, что в случае признания его государственным преступником, они захватят его земли, а брат или окажется на улице, или просто исчезнет. Согласитесь, что рудники стоят жизни мальчика. — Теперь Одри совсем один! — ахнула женщина. — А если узнают, что Рене погиб, то его жизнь… — Не будет стоить и медяка, вы правы. — Но что можно сделать? — Можно попробовать предпринять кое-какие шаги, если вы захотите помочь, конечно. — Как вы добры, господин супрем! — с иронией бросила баронесса.- Вытащили меня, пытаетесь спасти неизвестного вам мальчика. Вы не из Ордена Милосердия, случайно? — Случайно нет, — спокойно ответил супрем. — Видите ли, я считаю, что должен Рене-бретеру. Я имел возможность предотвратить его гибель, рассказав все, что знаю о Дави, или просто отговорив его, но не сделал этого. Граф погиб. Что же касается мальчика… Я остался без отца примерно в таком же возрасте и, думаю, не дожил бы до встречи с вами, если бы не оказался в доме герцога Алвы. Поэтому я неплохо представляю себе, что может ждать наследника состояния, у которого не осталось никого из близких. — Странно это слышать от человека, который спокойно занимает одну из самых высших должностей при дворе, тогда как его эр томится в темнице. Или такова ваша благодарность? Жизеле захотелось прикусить себе язык, но было поздно. — Прошу прощения за беспокойство, баронесса, — её гость стремительно поднялся. — Более я вас тревожить не буду, обещаю вам. Только позвольте напомнить, что граф погиб из-за вас! Если бы он не решил помочь вам бежать из Олларии, то, верно, и сейчас был бы жив и здоров. Или вы видите соринки только в чужом глазу? Жизела вспыхнула и опустила голову — Окделл ударил по самому больному, о чем она думала почти каждый день. Что на неё нашло? — Простите, — прошептала она. — Я сама не знаю, что говорю… Простите! Я помогу вам, скажите, что нужно делать! Я виновата перед Рене и Одри…  — Только не обвиняйте меня во всех грехах, эреа, если вы найдете мой план неприемлемым для себя! Жизела вздохнула, ощущая, что этот человек вызывает в ней противоречивые чувства: бесит и внушает невольное уважение. От его слов, вида, взгляда веяло опасностью, но она готова была принять и это — баронесса Ренари вдруг почувствовала, что с его приходом двери её склепа распахнулись и тени стали потихоньку покидать дом. — Я помогу, если это в моих силах. *** Когда ворота особняка захлопнулись, выпустив карету и сопровождающего её всадника, Айрис лихорадочно вздохнула и прижала руки к груди. То, что она затеяла, пугало её саму, но она знала, что должна осуществить задуманное. В следующий раз может не представиться такого удобного случая или у неё не хватит храбрости. Тяжелая дверь отворилась легко, и девушка змейкой скользнула в кабинет, который некогда принадлежал Кэналлийскому Ворону и где теперь коротал вечера её брат. Тщательно затворив за собой дверь, она огляделась. С чего начать? Времени у нее, конечно, много — вряд ли Ричард вернется скоро, да и слуги в это крыло не ходят, но все равно, задерживаться долго нельзя. Ключи от дверок шкафа и ящиков письменного стола лежали на каминной полке, и Айрис даже поразилась легкомыслию брата. Но очень скоро эта небрежность Ричарда нашла свое объяснение — ящики были девственно пусты, лишь в нижнем была брошена пачка писем, перевязанная черной ленточкой. Девушка глубоко вздохнула и решительно дернула за её пыльный кончик. Большая часть писем была написана на кэналлийском, и она смогла разобрать лишь обращение — Rocío — и подписи — mientras, Carlos; padre; te amo, mama. Письма родных, вряд ли они могли ей помочь. Она медленно перебирала листы и чувствовала себя так, как будто подглядывала за кем-то в замочную скважину. Это было стыдно, но Айрис упорно продолжала перебирать пачку — листик за листиком, пока взгляд её не остановился на таком знакомом почерке. Торопливые, чуть загибающиеся книзу строчки, старательная подпись внизу — Ричард Окделл. Дик писал своему монсеньору, как она поняла, из Алвасете — ну конечно, тот отправлял подопечного в Кэналлоа, вместо того чтобы хоть раз разрешить навестить родных! — докладывал о своих успехах в верховой езде, плавании, спрашивал, когда опекун приедет, ведь он обещал, что они будут кататься на лодке, а одному ему не разрешают, хотя он уже умеет обращаться с парусом. Другие листы — новости, рассказы об успехах и о том, что без опекуна скучно — слуги и воспитатели не дают ему и шагу сделать, а он почти взрослый. Краткие письма, которые пишут близкому человеку, которому доверяют. Дику четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… Она заметила, что плачет, лишь когда рукав стал влажным. Убийца, мерзавец, отродье Леворукого, он хотел отнять у неё брата и отнял! Он заслужил смерть хотя бы за то, что заставил последнего из Окделлов забыть о долге и чести, о том, чья рука убила его отца и кто устроил бойню в Ренквахе. — Ничего, ничего, — шептала она, бесцельно перекладывая листы. — Ты все равно умрешь, и твоя власть над ним кончится! Более в комнате, как ни странно, ничего интересного не оказалось. На верхней полке шкафа стояли странного вида кувшинчики, склянки, залитые воском, коробочки из дерева и камня, от которых исходил почти неуловимый горьковатый лекарственный аромат. Айрис вспомнила, что брат рассказывал ей о том, что Алва неплохо разбирается во врачевании. Она нашла коллекцию ножей и кинжалов, пару ящиков с дуэльными пистолетами, книги на кэналлийском и талиг, в основном, как она поняла, посвященные военному делу, несколько резных безделушек… Неужели ничего? Совсем ничего, что может помочь, узнать? Значит, зря герцогиня Окделл решилась на такое? Она опустилась в кресло и грустно вздохнула. На краю стола по-прежнему лежала книжка ин-кварто, и девушка взяла её в руки. У Ворона был не только красивый почерк, но и хороший, с её точки зрения, литературный вкус. Дитерих, Веннен, Гантулл, Анте Россетти. Она пролистала книгу несколько раз, наслаждаясь строчками. Так свеж ручей, но ты милее втрое: С твоих густых волос я снял покров, И вижу робкий блеск лесных цветов, Запутанных в их золотистом рое. ……………………………………………………… Стихи о любви к девушке с белокурыми волосами, ей тоже всегда нравились эти сонеты, и она пыталась иногда представить, что эти нежные строки посвящены именно ей. Может, когда-то Ворон был влюблен в белокурую красавицу? Или речь идет о Катарине? Правда, у неё пепельные волосы. Потом несколько пустых листов, и вот снова летящие строки. Ей показалось, что между записями пролегли годы — первые из них слегка выцвели. Что же — привык я к тебе, что ль? Но ведь, привыкнув, не замечают. Все превращает любовь в боль, Если глаза равнодушно встречают. А на тебя я — и рассержусь, Не соглашаешься — разругаюсь, Только сейчас же на сердце грусть, Точно на собственное не полагаюсь. Точно мне нужно второе, твое, Если мое заколотится шибко; Точно одно у них вместе жилье, Вместе и горечь, и вздох, и улыбка. Нет, я к тебе не привык; не привык, Вижу и знаю, а не привыкаю. Может, действительно ты — мой двойник, Может, его я в стихи облекаю! Странное какое стихотворение, она с трудом вспомнила автора — Марто. Его своеобразный рваный стиль нравился немногим, в отличие от гармоничных строк Веннена и Дидериха. К тому же она никогда не любила поэтов времен Двадцатилетней войны — они казались ей грубоватыми. Что Алва в нем нашел? Камень, кинутый в тихий пруд, Всхлипнет так, как тебя зовут. В легком щелканье ночных копыт Короткое имя твое гремит. И назовет его нам в висок Звонко щелкающий курок. Кто, интересно, вызвал такое внимание маршала? Он тонок первой тонкостью ветвей. Его глаза — прекрасно-бесполезны! — Под крыльями распахнутых бровей — Две серых бездны. Сердце замерло, а потом забилось, как птица в клетке. Айрис лихорадочно листала книжку. Тварь, развратник, убийца! Добился своего, собачий потрох! Мальчик с пушистой челкой, короткое имя, не Ли, не Миль.Имя Дик легко различить при желании и в ударе камня в воду, и в отзвуке копыт и в щелканье курка. Напрасно она молилась почти всю ночь, надеясь на свою ошибку. Значит, Ричард лгал ей, а её обвинял в том, что она верит слухам. Что теперь? Последний из Окделлов стал подстилкой для потомка предателя! Ну нет, так она этого не оставит, она не позволит… Она так была погружена в свои мысли, что не услышала, как тихо распахнулась дверь, и лишь полный еле сдерживаемого бешенства голос брата вернул её на землю. — Что ты здесь делаешь?