Вепрь и Ворон

Эта дорога была ему хорошо знакома: когда-то Дик Окделл, радостным щенком, разве что не скуля от восторга, спешил по ней навстречу, как тогда ему казалось, своему счастью. По Северной галерее налево, в старый сад, где находится столь любимая королевой часовня, которая имеет два выхода. На глазах своих фрейлин Её Величество входила в темный полумрак, чтобы помолиться в одиночестве, и выходила в запущенный сад, где ждал её глупый, доверчивый «надоедливый мальчишка», которого она еле терпела и от которого мечтала избавиться. Воспоминания были неприятны, и Ричард поразился: после приговора синеглазой он не чувствовал ничего — ни боли, ни сожаления. Почему вдруг старая дорога вызвала столь царапающие душу мысли? Он остановился, глубоко вздохнул, мысленно обозвал себя «трепетной эреа» и решительно направился к заросшему боярышником выходу из часовни, где уже стояла знакомая тонкая фигурка в тяжелом черном платье. — Ваше Величество, прошу простить меня за опоздание! Тонкая рука была прохладна и безжизненна, и, почтительно коснувшись её губами, он торопливо поднялся с колен. — Здравствуйте, герцог! — задумчиво и печально ответила королева. — Я вам благодарна. Ни Дикона, ни Катари. Неужели в открытую? Ричард склонил голову. Катарина несколько секунд внимательно его рассматривала, потом уголки её губ дрогнули. — Мы давно не встречались так, правда? — Я счастлив оказанной мне честью, Ваше Величество. В глазах королевы появилось непонятное выражение. — Я вижу, что вы нашли себя, герцог Окделл. Раньше вы казались мне потерянным мальчиком, который никак не может разобраться ни в себе самом, ни в окружающих. — Я повзрослел, Ваше Величество. — Это заметно, — в нежном голосе звучала печаль. — Но мне жаль того мальчика, что я знала когда-то, простите мне эти слова. — Я сын мятежника и потомок Святого Алана. — Вы были воспитанником герцога Алвы. — Мальчики вырастают, Ваше Величество. Иногда это идет им на пользу. — А иногда это очень грустно, герцог. Правда, остается память: я всегда буду помнить оруженосца, приносившего мне букеты цветов и уверявшего в своей любви. Помните, я говорила, что это пройдет? — Я был излишне наивным оруженосцем, Ваше Величество. Мне следовало верить своей королеве. Катарина Оллар перестала теребить кружево шали и неожиданно прямо посмотрела ему в лицо. — Вам не страшно жить с такими долгами, герцог? — Может ли кто-либо перед лицом Создателя сказать, что он никому ничего не должен? Не думаю, что у меня долгов больше, чем у других, Ваше Величество — Я буду молить Создателя о вас, герцог Окделл. — Благодарю, Ваше Величество, но, думаю, есть более достойные ваших молитв. — О герцоге Алве я молюсь днем и ночью, Повелитель Скал. — Создатель услышит искренние мольбы. — А вы, вы, Ричард Окделл, не хотите ни услышать, ни понять? — Я не Создатель, Ваше Величество, и не в моих силах помочь человеку, поклявшемуся кровью. Катарина вздрогнула и побледнела. — Кровью? — голос у неё дрожал. — Первый маршал клянется королю кровью, иначе герцог Алва наверняка уже штурмовал бы стены столицы. Королева опустила глаза. — И от этой клятвы? — Может освободить только смерть, Ваше Величество. Ричард сжал руку в кулак с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Она долго молчала, а потом с легкой грустью произнесла: — Я поняла вас, герцог. Мне очень жаль, что все сложилось именно так, но раз такова воля Создателя, нам можно лишь склониться перед ней. Взгляды голубых и темно-серых глаз встретились, и Катарина слегка улыбнулась, кивнув головой. Ричард медленно разжал сжатую в кулак ладонь. — Я буду молиться, его жизнь не может оборваться в Багерлее. Вы ведь видели его там, не правда ли? — Я видел не только его, Ваше Величество. Поверьте, все, кто имел несчастье туда попасть, нуждаются в том, чтобы кто-то просил за них святых. — Граф Штанцлер вряд ли нуждается в такой помощи, он, как я слышала, не жалуется на то, как к нему относятся. Я рада, что вы не забываете его, герцог. — Я в неоплатном долгу перед ним, Ваше Величество, а я не привык не платить по своим счетам. Ричард отвел глаза, и веточка акации в руках королевы чуть дрогнула. — У нас выходит странный разговор, герцог, вы не находите? Кровь и долг — тяжелые темы. — Они взаимосвязаны, к сожалению. Дик посмотрел, как солнечный луч, удлиняясь, скользит по стене часовни, по кусту и запутывается в волосах королевы. Когда-то он любил смотреть на этот золотистый нимб вокруг её головки. Женщина чуть коснулась своей прически, отбрасывая выбившуюся прядь назад. — Мне иногда кажется, когда я бываю здесь, что время повернулось вспять, — заметила она. — В Лаик кто-то из менторов цитировал нам слова одного из гальтарских мудрецов о том, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Я забыл имя сказавшего это, но мысль меня поразила. — Мудрец был прав, — голос королевы утратил нежные, печальные нотки. — В одну и ту же реку невозможно войти снова, особенно если её волны окрашены кровью, герцог Ричард Окделл. — В Эсператии сказано, что слова ранят сильнее кинжалов, Ваше Величество. Раны, нанесенные ими, лечат оружием. — Разве Эсператия учит мести? И уж тем более за слова одного направлять кинжалы в грудь другого? Эти слова заставили герцога вздрогнуть. — Ваше Величество, — тихо произнес он. — Для меня вы всегда были и останетесь королевой, что бы ни происходило вокруг. — Значит ли это, что моего супруга вы признаете своим королем? — Король Талига отрекся, и неважно, что послужило тому причиной. Поверьте, я сочувствую ему всей душой, но сделать для него хоть что-то не может даже супрем. Пусть он простит меня. — Я передам слова вашего сочувствия моему мужу, — королева кивнула. — Принц разрешил мне раз в три дня, начиная с сегодняшнего, навещать его и ужинать вместе, — королева горько усмехнулась. — Альдо Ракан умен. — Великой Талигойе нужен умный правитель, иначе она не выживет. Но я рад за вас и вашего супруга, Ваше Величество. Королева вздохнула. — Мне пора возвращаться, благодарю вас за встречу. Надеюсь, вы не откажете мне в беседе и впредь? Я не буду назойлива. Ричард поднес её руку к губам и поцеловал прохладные пальцы. Уже поднявшись на ступени часовни, королева неожиданно обернулась. — Как здоровье Айрис? После заверений Ричарда, что с герцогиней все в порядке и завтра она посетит дворец, по губам королевы скользнула легкая улыбка. — Она так заботлива, прислала мне ноты. Право, не стоило так торопиться и передавать их с госпожой Арамоной, мне приятно было бы получить их из её рук. Но я могу её понять — мне раньше нравилось иногда оставаться одной в своих покоях и без помех предаваться размышлениям. Временами присутствие близких людей бывает тягостным. Я надеюсь, что с ней все будет в порядке. И, глядя на сдвинутые брови молодого человека, добавила: — С юными девушками трудно, а у вас в доме их две. Они очень разные, но схожи в одном: свое представление о справедливости и чести готовы защищать до конца. — Я верю, что их чувству справедливости и чести ничего не угрожает, Ваше Величество. — До встречи, герцог Окделл! Королева уже скрылась за дверью, когда до неё донеслось негромкое: — Смею ли я просить упомянуть и меня в ваших молитвах? Катарина вздрогнула и резко захлопнула за собой дверь в часовню, где из полумрака каменных сводов шагнул ей навстречу Пьер Дави. Вид у виконта был хмурый. — Ничем не оправданный риск! Это сын Эгмонта! — Вы правы, это истинный сын Эгмонта, — ответила королева и печально улыбнулась.