Вепрь и Ворон

Катарина вцепилась в воротник Робера Эпинэ и затрясла его, как грушу. — Вы не смеете с ним так обращаться! Не смеете! Пусть он был плохим королем, но он — мягкий, добрый человек и не заслужил такого! Неужели у тебя нет ни капли жалости? Твой дед мог лишиться всего и доживать свои дни в Багерлее, твоя мать — стать приживалой у родственников. А Эпинэ могли официально признать вотчиной Манриков! Как бы тебя звали сейчас? — Катари! — Робер не смел оторвать тонкие пальчики от ворота рубашки, и голова его невольно качалась из стороны в сторону. — Катари! Опомнись, о чем ты? Королева вздрогнула и разжала руки. — Он был милостив к проигравшим, в отличие от вас. И ты, и Ричард Окделл не хотите ни помнить это, ни проявить хоть какую-то жалость. Он — не Алва, он же не сопротивляется! — Что случилось? — Робер кое-как поправил изрядно потрепанные кружева и встревожено взглянул на сестру. — Твоему супругу плохо? — Плохо? — губы женщины сжались в узкую полоску. — Он тает как свеча, а никому и дела нет! — Но герцог Окделл недавно навещал его, он говорил, что Фердинанд себя неплохо чувствует, не жалуется. — Ричард Окделл! Щенок, которому позволили жить, дали возможность искупить проступки отца! Добрые дела не остаются безнаказанными, я говорила об этом, но Алва не желал меня слушать. Господин супрем не говорил тебе, случаем, что его монсеньору тоже неплохо живется в стенах Багерлее? — Наоборот, он сказал, что Алва плохо переносит заключение и может не дотянуть до суда. — Сказал? — с горечью повторила Катарина. — А что он сделал? — Катари! Ради всех святых, скажи, что происходит! — Что происходит? А тебе неизвестно? Конечно, зачем Первому маршалу Великой Талигойи интересоваться, что происходит с бывшим королем Талига. Какая мелочь, всего-то навсего не очень сильный, не очень храбрый человек, который, однако, никому не сделал зла! Он и так согласен на все, он подписал отречение, подпишет и любые показания, он абсолютно безобиден, пощадите! Его кузина обезумела, понял Робер, глядя на бледную как смерть женщину с судорожно сжатыми пальцами. Обезумела до того, что впервые за все это время покинула отведенные ей покои и явилась сюда. Сейчас из зала Совета выйдут Альдо и Окделл, задержавшиеся там, и увидят её, потерявшую от горя голову. Но, может, Катарина хочет с ними переговорить? — Ты хотела видеть принца или супрема? — он бережно взял её под руку. Но королева уже опомнилась и осторожно высвободила руку. — Прости, — виновато улыбнулась она. — Не знаю, что со мной. Просто мне страшно, Робер. — Не надо бояться, Катари, — серьезно сказал он. — Я не позволю никому тебя обидеть. — Я знаю, — Катарина слабо улыбнулась. — Но, наверное, мне следует все же поговорить с принцем, если он захочет уделить мне внимание. — Я весь к услугам прекрасной эреа, — Альдо, вышедший из зала вместе с Окделлом и Приддом, улыбался как сытый кот, видно его спутники чем-то подняли ему настроение. — Ваше Высочество, — пролепетала Катарина, стараясь не смотреть на будущего короля. — Ваше Высочество, меня очень тревожит мой супруг! — Что случилось с Фердинандом Олларом? — Альдо поднял брови и обернулся к супрему. — Я навещал его недавно, — сообщил Ричард Окделл. — Он чувствовал себя неплохо.  — За последние два дня он очень ослаб, — тихо произнесла Катарина. — У него совсем пропал аппетит, он постоянно мерзнет. И сердце, он жалуется на сердце. — Господин Оллар может просто переживать из-за всего, что с ним произошло за последнее время, — голос супрема был вежлив и спокоен, как будто он говорил не о бывшем короле, а о погоде в городе. Робер с удивлением посмотрел на сына друга отца. Однако, герцог Окделл верен себе, проявляя твердость и незыблемость в своих поступках. Неожиданно неприятно резанула мысль, что Ричард переступил через Алву, теперь, по всей видимости, очередь Фердинанда. Кто следующий? — Не волнуйтесь, госпожа Оллар, — невозмутимо продолжал супрем. — Я сейчас же пошлю к нему лекаря. Надеюсь, он сумеет помочь. — Благодарю, герцог, — чуть шевельнулись губы Катарины. *** Робер вместе с Приддом, неожиданно предложившим свои услуги, проводили королеву до её покоев. Робер настаивал, чтобы Катарина прилегла, но она уселась в кресле, а кавалеры устроились рядом, на стульях. Сестра дрожала под пледом, а Иноходец сидел, держа её за руку, и злился. Если бы он мог сам пойти и посмотреть, что там происходит! Но Альдо был непреклонен — нечего Первому маршалу делать в Багерлее, у него и без того забот хватает. Поэтому приходилось ждать. Ведь должен же супрем сообщить жене о самочувствии мужа? Окделл появился почти через час, и вид у него был хмурый. Небрежно кивнув мужчинам, он поклонился Катарине и сообщил, что лекарь нашел у её супруга сердечные спазмы и весьма удивлен, что на это никто ранее не обратил внимания. — Но он никогда не жаловался, — пробормотала Катарина. -Тем не менее это так, госпожа Оллар, болезнь застарелая, вашему супругу следует бережнее относиться к своему здоровью. — Я понимаю, — Катарина не поднимала глаз на герцога. — Лекарь утверждает, что ему нужно больше двигаться, не есть жирную и соленую пищу, чаще бывать на свежем воздухе. — Как вы себе представляете последнее? — усмехнулась бывшая королева. — В Багерлее есть сад, я распорядился, чтобы ваш супруг гулял, когда у него появится желание. — Благодарю вас, господин супрем, — Катарина склонила голову. — Могу ли я сопровождать его? — Конечно, госпожа Оллар. Думаю, это благотворно скажется на его здоровье. Супрем поклонился и сухо попросил разрешения покинуть её. Катарина кивнула и робко произнесла: — Могу я надеяться, что лекарь будет его навещать? Уверив её в том, что визиты будут ежедневными, герцог Окделл вышел, а вскоре за ним откланялся и Придд. Оставшись с кузиной, Робер вздохнул и произнес: — Пожалуй, ты была права насчет Ричарда. Та слабо улыбнулась. *** В доме шли приготовления к свадьбе: особняк заполнили ювелиры, торговцы тканями, портные. Комната Айрис была буквально завалена пеной кружев, рулонами материй, образцами вышивок и ещё огромным количеством всяческих дамских штучек. Невеста держалась очень спокойно, позволяла целыми днями вертеть себя перед зеркалом, примеряя платья и драгоценности, — брат не скупился на расходы. Жених был несколько растерян, но счастлив, все ещё не веря в то, что эта девушка с такими холодными светло-серыми глазами и немного замкнутым лицом сказала ему «да». Он бы днями не отходил от невесты, но будущий шурин отсоветовал ему раньше времени оповещать кого-либо о событии и преждевременно увольняться со службы, поэтому виконт появлялся лишь вечерами, сияя от счастья и смущаясь. Айрис принимала жениха приветливо, к тому же, она знала его с детства, и им не надо было знакомиться и привыкать друг к другу. В Надор Ричард отправил письмо с известием о предстоящем событии, извиняясь перед матерью, что нарушает принятые традиции. Со своей стороны, Реджинальд написал своим, извещая о близком счастье. Оставалось только подготовиться и сыграть свадьбу. Вечера будущие близкие родственники коротали в кабинете. Реджинальд молча смотрел на ставшую уже привычной обстановку и все не мог набраться смелости посоветовать Дику сменить хотя бы занавеси и обивку стен. В один из таких вечеров их уединение было нарушено неожиданным гостем. — Герцог Придд! — доложил слуга, и Реджинальд с интересом посмотрел на вошедшего. Он много раз слышал о нем, видел его отца, но с самим Валентином встречался в первый раз. Глядя на бледное невозмутимое лицо Повелителя Волн, виконт неожиданно подумал, что они очень в чем-то похожи с его будущим ближайшим родственником. Если Ричард и был поражен визитом, он ничем это не показал. Несколько минут присутствующие перебрасывались ничего не значащими фразами, но Лар почувствовал, как напряжение буквально сгущается в воздухе, становясь почти осязаемым. — С вашего разрешения, я пойду к невесте, — заявил он, поднимаясь. — Невесте? — брови Придда чуть приподнялись. — Моя сестра выходит замуж за виконта Лара, — хмуро бросил Ричард. Видно, что необходимость объяснять этот факт его не радовала, что слегка царапнуло Реджинальда — скрытность Ричарда он не одобрял, видя в этом некоторое пренебрежение к Айрис, которую брат пытается как можно быстрее сбыть с рук, так как вот-вот подрастет младшая сестра. — Поздравляю вас, — голос Придда звучал невозмутимо, словно речь шла об общеизвестном факте. Когда Реджинальд покинул комнату, Придд с улыбкой кивнул на так и не убранную коробку с шахматами. — Все играешь? — Под настроение, герцог. Хотите попробовать? — С вами — нет, не люблю заранее прогнозируемых ситуаций. Хотя вы почти заигрались, на мой взгляд. Бровь Ричарда чуть изогнулась, и он улыбнулся. Валентин внимательно глянул на хозяина. — Не стоит, Окделл. Если помните, на меня ваши штучки никогда не действовали. — Зачем ты пришел? — огрызнулся Дик. — Соскучился? — Можно сказать и так. Я все это время пытаюсь поговорить с тобой, и все это время ты делаешь вид, что не понимаешь. — Что я должен понимать? — Дик начинал злиться. — Все понятно и так. У меня нет к тебе претензий, если ты это имеешь в виду. Можешь избавить меня от извинений. — Мне не за что извиняться. — Мне следовало набить тебе морду у Жапри. Или все-таки вызвать. — Глупая история, — заметил Придд. — У тебя подают вино? — Почему ты решил, что я буду с тобой пить? — Ну ты же пил не только со мной, но и с Дави в борделе, — невозмутимо заметил Спрут. — Кстати, это то самое заведение, о котором все говорили при дворе после твоей эскапады, с Берто Салиной? — Не понравилось? — Дик улыбнулся. — Конечно, это не салон Марианны. — Почему? Ловкая девочка, перевязку мой лекарь похвалил. Так что насчет вина? Или недругу — ни капли? Дик рассмеялся и вызвал слугу. — Я всегда знал, что иногда ты склонен к неосмотрительным поступкам, — Валентин не спеша смаковал букет «Девичьей слезы». — Но дуэль с Дави! Окделл, ты совсем сошел с ума? — Придд, что тебе нужно? Мне приказать спустить тебя с лестницы? — Ну зачем же? Я могу попробовать вылезти из окна, ведь лепнина есть не только у меня в особняке, верно? — Валентин, в кабинете слишком тесно, чтобы махать шпагами, но вот кулаками — можно! — Ричард, скажи, пожалуйста, у тебя осталось хотя бы немного мозгов? Неужели ты своей каменной головой не мог понять, что я никогда не желал тебе зла? Ты мне не сделал ничего плохого! — Значит, ты решил меня сдать просто так? — Я тебя не сдавал. Я опешил, увидев тебя в Ракане. Растерялся, ведь ты, по своей милой привычке, сразу перешел к делу, ничего не объяснив! А через пять минут нагрянул Дави и заявил, что видел тебя у моего дома! Что мне оставалось делать? Я поставил своих людей, чтобы они не позволили тебе выйти из кабинета, и стал уверять его, что ему померещилось. А когда выпроводил его, тебя уже не было. Где тебя искать, я не знал, а когда ты объявился при дворе, ты же ни разу не ответил ни на одну из моих попыток поговорить. — Но ты же не простил короля, — пробормотал Ричард. — Но ты-то имеешь ко всему этому какое отношение? Ты доносил, сажал в тюрьму, пытал? Что до Фердинанда, то король должен защищать своих подданных, особенно невиновных. Моя мать ничего не сделала! — Лицо Валентина побледнело, а губы сжались в тонкую нить. — Она умерла из-за этого слизняка, он отнял у меня отца и сделал главой Дома в девятнадцать лет. Но тебя не было в Олларии, когда это произошло, ты воевал вместе со своим эром. Почему ты решил, что стал моим врагом? — Вряд ли можно было подумать что-то иное, побеседовав с тобой пять минут, а потом увидев охрану у двери. Дружеских чувств ты явно не проявил. — Извини, не успел, — огрызнулся Валентин. — У меня замедленная реакция. Я согласился стать секундантом в вашей безумной дуэли, думал, наконец-то все выяснится, но и тут мы чуть не сцепились. Знаешь, Дик, я подумал, что ты просто непробиваем. Поэтому пришел сюда, чтобы сказать, что вы, герцог Окделл, — самый настоящий дикий вепрь, который прет на все и вся без разбору! — Я видел тебя там, у эшафота, — вдруг сказал Дик. — Когда Ворон спас короля, ты смотрел так, как будто хотел убить их обоих. — Что ты там делал? — Валентин не скрывал изумления. — Собирался пристрелить Алву, — просто ответил ему однокорытник.