Вепрь и Ворон

По стенам уютного зала по-прежнему пробегали разноцветные сполохи, переплетаясь в фантастические узоры, так же уютно тлели дрова в камине. Сильвестр откинулся на спинку кресла и вздохнул. — Неплохо, — заметила синеглазая, глядя на доску. — Блестящая комбинация. Рука кардинала потянулась к маленькой чашечке с душистым, горьковатым напитком, но прохладные пальцы остановили её. — Не стоит, Ваше Высокопреосвященство. Сильвестр поднял усталые, покрасневшие глаза. — Будьте милосердны, эреа! Но синеглазая лишь кивнула на доску, где несколько фигур самовольно двинулись вперед, меняя цвет клеток, куда их поставила рука кардинала, и Сильвестру осталось лишь смотреть, как легко рушится разыгранная им комбинация.  — Я предупреждала вас — не ошибитесь ещё раз, кардинал. Вы так и не поняли, что люди — не шахматные фигуры и в состоянии сами выбирать свои ходы. Но Сильвестр, не отвечая, смотрел на вновь ожившую шахматную доску. — Я хочу помолиться, — тихо произнесла Катарина Оллар, не поднимая глаз. — Мне необходимо побыть одной. Её дамы торопливо присели в реверансе и буквально растворились среди цветущих кустов. Дави остался с ней наедине. — Простите меня, мой друг, — глаза королевы были широко раскрыты, но она смотрела на него и не видела. — Я действительно должна побыть одна. Я ещё не привыкла к этой потере. Она глубоко вздохнула и продолжила: — Я должна была больше заботиться о нем, ведь ему было так тяжело –один против всех! Его предали все, кому он верил, лишили всякой надежды, угрожали. Ноша, которая ему досталась, была слишком тяжела для его плеч. Я должна была это понять. — Вы напрасно так мучаетесь, Ваше Величество. Вы сделали для своего супруга все, что возможно в такой ситуации, — возразил ей Дави. — Вы могли бы отречься от своего мужа, как вам предлагал Ракан, как отреклись от него те, кто ему присягал, но вы не бросили его. — Как я могла? — с недоумением проговорила Катарина. — Я принесла обеты по доброй воле, у нас дети. Как я могла предать отца своих детей? Они медленно дошли до маленькой часовни, и Катарина, отпустив его руку, на которую опиралась, стремительно взбежала по старым, кое-где раскрошившимся ступеням, и скрылась за резной деревянной дверью. Пьер застыл внизу, рассеянным взглядом скользя по зелени листвы, распустившимся фиолетовым ирисам, посыпанной песком дорожке. Кто мог предположить такое! Печальное известие принес герцог Окделл. Лицо его было очень бледным, когда он произносил положенные слова соболезнования застывшей от горя женщине. Но Катарина быстро взяла себя в руки и попросила супрема сказать, как умер её супруг. Холодный и безразличный голос Окделла заставил Дави кусать губы от бешенства. В эти минуты он сильно сомневался, знакомо ли молодому человеку такое понятие, как жалость. А всего пару дней назад ему начало казаться, что тому не чужды какие-то человеческие чувства. Права была Катарина, когда говорила, что Рокэ Алва воспитал подобного себе, сделав из него совершенное оружие. Вот только оно обернулось против своего создателя. Первый маршал в тюрьме, а его воспитанник готовит судебный процесс, где приговор известен заранее. — К сожалению, болезнь была запущена, так как в свое время придворные врачи её не обнаружили. Все треволнения, перенесенные вашим супругом в последнее время, лишь усугубили её и сделали процесс необратимым. Поверьте, мне очень жаль. — Не сомневаюсь, господин супрем, — в голосе королевы прозвучала горечь. — Но почему лекарь пришел так поздно? Моему мужу можно было помочь! — В тюрьме один дежурный лекарь, он был занят с другим заключенным, но поспешил на помощь, как только это стало возможным, — в голосе супрема прозвучало сожаление. — Никто не мог предположить, что этот приступ закончится так! Катарина буквально впилась глазами в его лицо. — Вы безжалостны, Ричард Окделл! Вы сами сказали, что лекарь обнаружил застарелую сердечную болезнь! — Лекарь был один, он счел состояние другого заключенного более тяжелым и не посчитал возможным его покинуть. Супрем спокойно, не отводя глаз, встретил взгляд королевы, и она первая опустила глаза. Дави нахмурился. В ближайшие дни, как только тело бывшего короля будет предано земле и его возлюбленная немного успокоится, он предпримет ещё одну попытку. Очень хочется верить, что Создатель будет на его стороне. Его взгляд, продолжая рассеянно скользить по дорожке сада, невольно задержался на блестящих темных камешках, сиротливо лежащих возле дорожки. Он нагнулся и поднял небольшую низку. Не удивительно, что камни показались ему знакомыми, — эти четки он часто видел в руках Катарины. По-видимому, королева выронила их. Пьер на мгновение задумался, а затем решительно поднялся по ступеням и отворил резные двери. Часовня встретила его прохладой и тишиной. Виконт с недоумением огляделся, но помещение было пустым, лишь солнечный луч через приоткрытое окно скользил по мозаичному полу. Он подошел к распахнутой створке окна и выглянул в старый сад. Катарина стояла возле цветущего шиповника и по своему обыкновению мяла в руках веточку, глядя на молодого человека в черном камзоле. Пьер вздрогнул. Почему они встречаются вновь? Он же отказал ей тогда, да и смерть короля оставила его абсолютно равнодушным, как и отчаяние женщины, потерявшей хоть и не любимого, но мужа и отца её детей. Неужели их открытая неприязнь — всего лишь игра? Но двое, стоявшие лицом к лицу, смотрели друг на друга явно безо всякой приязни, если не сказать большего. По их виду было ясно, что беседа доставляет им мало удовольствия. К его сожалению, собеседники говорили тихо, сначала до Пьера доносились лишь обрывки фраз, и ему трудно было понять, о чем идет речь. — Разве… попробовать помочь? — …но… — …предрешен. — Даже… ваш кузен… переломить… — Вы… голосовать… — следующие слова королевы ветерок отнес прочь. — Ваше Величество, — Пьер увидел, как Окделл усмехнулся, — я думаю, вы не сомневаетесь в ответе. — …Фердинанд мертв… гореть в Закате… даже вместе с… — Штанцлер… Робе… Эпинэ… тогда довести дело до конца… проблем… — Значит, он… — Пьер напрягся, но так и не смог расслышать, что говорила королева. — Попробуем… нашим правилам. — Не проиграть… — королева почти шептала. — ….выиграть невозможно, Ваше Величество, — Пьеру, напряженно смотрящему на губы говоривших, показалось, что Окделл добавил ещё что-то. — …страна погибнет! — Сознайтесь, что… просто… остаться… Катарина вскинула голову и холодно, отчетливо произнесла: — Клянусь, я когда-нибудь увижу вас на эшафоте, Ричард Окделл! — Думаю, что… у этого… желания есть… — он отвернулся, и хотя Пьер не дослышал ответ, он его прекрасно понял. — Нет, — королева нервно принялась теребить ветку в руках. — Нет… Создатель… судья. Что… я…? — …и ненавидеть… — …пора, — Катарина вздохнула. Герцог кивнул и галантно подал ей руку. Русая и пепельная головы на минуту сблизились вплотную, и теперь Пьер не слышал ничего из того, что они говорили Ричард Окделл помог королеве подняться на ступеньки, и Дави замер. Он теперь смотрел на них в упор, но они, к счастью, его не видели. Королева склонила головку, прощаясь, но герцог задержал её руку в своей. — Ваше Величество, моя сестра выходит замуж. Наша матушка далеко, могу я просить вас стать посаженной матерью? — Вот как! Кто же жених? — Виконт Лар, сын графа Ларака. Голос королевы чуть дрогнул: — Ваш названный наследник, герцог? — Он хороший человек и не обидит Айрис. В будущем она станет графиней Ларак, это хорошая партия. — Вы дальновидны, герцог, — голос королевы слегка дрогнул. — Но почему не Её Высочество Матильда? Айрис не слишком ко мне расположена. — Сестра согласится, ведь это честь, что к алтарю её поведет королева Талига. — Королева Талига, — голос Катари звучал задумчиво. —  Забавно, что при этом вы не лучшего мнения обо мне, впрочем, как и я о вас, Ричард Окделл, не правда ли? — Ваше Величество, я говорил вам, что вы всегда были и будете моей королевой, — Пусть так, — она снова склонила голову. — Но ведь это часть правды, не так ли? — Я не понимаю вас, Ваше Величество! — Ричард, у меня много недостатков, но вот отсутствие наблюдательности к ним не относится. По крайней мере, по отношению к одной стороне. — Не сомневаюсь, Ваше Величество, но в этом случае вы ошиблись, -впервые Пьер с чувством огромного удовлетворения увидел, как его соперник и противник сначала побледнел, а потом его скулы заалели. Катарина невесело улыбнулась: — Не лгать себе самому — трудно, но можно попытаться научится. Говорю это с полной уверенностью, так как сумела это сделать. Дальнейшего виконт не стал слушать, здраво рассудив, что вряд ли услышит что-то важное, а вот попадаться на глаза Катарине явно не следует.