Вепрь и Ворон

Они собирались уезжать на рассвете следующего дня. На вопрос, куда они держат путь, Алва кратко ответил, что на Север, и посоветовал Дику собираться. Держался он с ним ровно, ничем не показывая своего отношения к тому, что произошло, но тому хотелось провалиться сквозь землю. Как теперь восстанавливать отношения с Вороном, и при этом попытаться сохранить тайну, он просто не знал. А восстанавливать как-то было надо, потому что теперь он понял, что имела в виду синеглазая: без Алвы ему просто не выжить, привязка начала действовать. Шон ещё не приехал, и монсеньор объявил, что, если он не вернется вовремя, то ждать его не будут, ему придется их догонять. Дику нечего было возразить, все правильно. Но без Шона казалось особенно тоскливо. О том, куда делся слуга, более не спрашивали — видимо, Бертрам поделился полученными сведениями. После обеда, когда все уже поднялись из-за стола, лакей доложил о том, что Шон вернулся. У Дика радостно засверкали глаза. — Идите, Ричард, — усмехнулся Рокэ. — Мы понимаем, как вам не терпится. Шон ждал его в комнате, вертя в руках конверт. — Хорошо, что ты успел, мы завтра уезжаем, — Дик буквально ворвался к себе, громко хлопнув дверью. — Ну что? Ты видел баронессу? Как она? — Да, монсеньор, — Шон поклонился, но Дику показалось, что он как-то странно отводит глаза. — Шон? Что-то с баронессой или она так и не приехала? — Нет, все в порядке. Госпожа баронесса благополучно добралась, у них все в порядке, — Флетч опустил голову и тихо добавил: — Она письмо написала, там все. Вот. И он виновато отвел глаза. — Хорошо, ступай, — Дик протянул руку и взял конверт. Что такого могло случиться? Он зажег камин, закутался в плащ и открыл письмо. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, и более получаса — чтобы поверить в то, что было написано мелким, красивым почерком. Он убил сестру. Младшую сестру, которую должен был охранять как мужчина, брат, глава дома. Он убил Айрис… Он устроил побег Алве, и Альдо рассчитался с ним. Он рисковал своей жизнью, он имел на это право, но вот подставлять Айрис… В голове крутились обрывки воспоминаний, вернее видений о Надоре, что мерещились ему в подвале горящего дома. Кажется, там были Айрис и Наль. Но что именно происходило в замке он не мог вспомнить, как не мог восстановить в памяти и ночи с Алвой. Прошло ещё около двух часов, прежде чем он кое-как взял себя в руки и снова принялся за письмо. Гимнет с родинкой на виске… Он помнил такого, значит, Айрис не ошиблась. Но как Альдо сумел? Он ещё несколько минут смотрел на письмо, прежде чем понял, что это не месть за освобождение Алвы, что все произошло до этого. Но зачем Альдо было убивать Айрис? За что? Она любила его. Баронесса писала, что Айрис тревожилась о нем и о Надоре, говорила о том, что Надор богат и это очень опасно, а сестра почти созрела для замужества. Жизела считала, что этот предсмертный бред виконтессы был навеян их разговором о младшем брате Рене Ларта, но Дик думал по-другому. Говоря с Налем о приданом, он просил пока держать все в тайне, не делиться ни с кем, что герцогство стало богатым, точнее, очень богатым, справедливо опасаясь, что Альдо Ракан не замедлит обратиться к вассалу за помощью. Тогда он уже знал, что будет делать, и поэтому не хотел, чтобы принц проведал о том, что за счет герцогства можно решить большинство финансовых проблем. Наль не мог проговориться. Луиза? С ней он делился. Нет, она бы такого не сделала никогда. А больше никто не знал, кроме Айрис. Айрис? Влюбленная девочка, помешанная на Великой Талигойе, которую для неё олицетворял Альдо. Тогда… тогда может быть. Переиграть дело со свадьбой было уже нельзя, но, убрав с дороги Наля с женой — наследников герцога Окделла, можно было бы посвататься к одной из младших сестер, взяв за ней приданое, а то, подождав какое-то время, и все герцогство, при условии, что Повелитель Скал не успеет жениться, погибнет или умрет… мало ли что. Уже привычный ледяной ком ворочался в груди, мешая дышать. Дик протянул руки к огню, зачарованно глядя на переплетение огненный струй. — Я доберусь до тебя, тварь закатная, клянусь тебе, доберусь! — шептал он белыми от ненависти губами. Ночь он так и провел в кресле, глядя, как пляшет огонь в камине, и мечтая лишь об одном: чтобы тихо скрипнула дверь и на пороге возник черноволосый, синеглазый мужчина. *** Утром Ричард послал сказать, что позавтракает у себя, полагая, что людям, давно и хорошо знающим друг друга, есть о чем переговорить перед дорогой и без него, ну, а он получит лишнее время для того, чтобы привести себя в порядок. Гибель Айрис и её мужа требовала отмщения, но это было его личным делом, в которое он не собирался кого-то посвящать. Сочувствия он бы просто не вынес. Он молча встал перед зеркалом, заученным движением поправил манжеты, откинул прядь, поправляя безупречную прическу, и улыбнулся себе вежливо и безучастно. «Я Алва», — хотел произнести он, но вместо этого у него вырвалось: — Я Ричард Окделл! — Я Ричард Окделл, — произнес он вновь и с изумлением посмотрел в темное стекло. — Я — герцог Окделл, и я справлюсь. Дик опустился прямо на ковер и замер. Неужели стоило пройти через все это, наломать столько дров, чтобы понять простую истину? Привычки, слова, внешний вид — только оболочка, не более. Он не знал, как поступил бы его отец, — Эгмонт слишком много времени уделял стремлению воплотить свои идеалы в жизнь и слишком мало — сыну. Его вырастил другой, и кого бы он ни хотел из него воспитать, он воспитал Окделла, просто вырвав его из мира химер, в котором жил его отец. Среди Окделлов были разные люди. Наверное, некоторые из них, как и он, метались в поисках правильного решения, принимая его не сразу, но, решив что-то для себя, уже не сворачивали с пути, чего бы им это ни стоило. Он ещё раз посмотрел в зеркало. У юноши в темной глубине посреди лба прорезалась первая глубокая морщинка, а глаза более не были холодными и безучастными. Скорее всего, они были злыми. — Я справлюсь, — повторил Ричард и впервые почувствовал, что холод если не отступил, то стал терпимее, смиряясь с тем, что более не может целиком подчинить его себе, лишая остатков воли. Он провел кончиками пальцев от глаз к вискам и попытался улыбнуться. — Справлюсь и отомщу. Но, прежде чем покинуть этот дом, он должен сделать ещё одно дело: написать баронессе Ринари. Вряд ли Жизеле понравится его решение, но, скорее всего, его просьбу она выполнит. Пусть простит его Рене-бретер. Он сделает все, чтобы его брат рос спокойно, не опасаясь за свою жизнь, титул и владения. Но одного он сделать не даст: имя Пьера Дави останется не запятнанным предательством, и граф Тювье не будет испытывать стыда за своего наследника. Перо стремительно бежало по бумаге, почти не останавливаясь. Если в первом, весьма коротком, письме Жизеле он просто сообщал о том, что им с Вороном удалось вырваться из Ракны, и засыпал баронессу вопросами о сестре и её муже, то теперь Дик коротко описал их с Алвой приключения, то, как Дави пришел им на помощь в аббатстве, как взялся увести за собой погоню в катакомбах, ясно давая понять: ей не следует ворошить прошлое. По отношению к баронессе это было жестоко, но необходимо. Она наверняка обидится на него, но завуалированную просьбу выполнит. Запечатав конверт Ричард пустился вниз, где хозяйка дома и граф прощались с Алвой. Последний бросил на оруженосца мимолетный взгляд, но Дик уловил в нем беспокойство и улыбнулся, попросив извинения за утреннее отшельничество: ему очень хотелось написать баронессе. — Вы всю ночь расписывали наши приключения? — поинтересовался Алва. — Надеюсь, баронесса не болтлива? — Люди, имевшие несчастье хоть ненадолго попасть в Багерлее, начисто избавляются от таких привычек, — Дик чуть склонил голову и повернулся к Арлетте. — Надеюсь, графиня, вы не сочтете неучтивой мою просьбу послать кого-нибудь доставить письмо в Лартон? — Конечно нет, — Арлетта улыбнулась, а Бертрам добавил: — Я когда-то знал Жизелу Ринари, вернее Жизелу Оссонвиль. Мы водили дружбу с её дядей. Я с удовольствием навещу и Одри, и её и вручу ваше письмо. — Благодарю, граф, — безупречно вежливое выражение лица Ричарда свидетельствовало о том, что он не понял подоплеки высказывания. Или не пожелал понять. Когда отряд всадников скрылся из виду, графиня Савиньяк чуть улыбнулась: — Молодой человек чем-то необыкновенно похож на Рокэ, вы заметили, Бертрам? — Похож, — граф благодушно улыбнулся. — Но вот клыки у него, кажется, выросли свои, — и, заметив удивленно поднятые брови женщины, добавил: — Вепрь рядом с вороном, забавно.