Вепрь и Ворон

Рейд выдался сложным. Отряд почти целый день выслеживал лазутчиков, которые оказались весьма опытными людьми, так что пришлось повозиться, прежде чем удалось уничтожить отряд и захватить их командира. Поэтому, доложив о результатах и избавившись от языка, Дик направился к себе. Шон, уже вполне сносно передвигавшийся на двух ногах, принес ему ужин и подогретое вино. Дик так устал, что даже не чувствовал привычного холода. Кое-как раздевшись, он забрался в постель, рассчитывая хотя бы полночи проспать спокойно. Сон пришел сразу, а вместе с ним — кошмары. …оцепеневшие фигуры придворных, окруживших высокое кресло, в котором, застыв как каменное изваяние, сидел король Великой Талигойи… Когда забили барабаны и из дверей каземата показался приговоренный в окружении солдат, Его Величество сдвинул брови, борясь с раздражением, наблюдая, как узник спокойно и неторопливо пересекает двор и поднимается по шатким ступеням. Дойдя до середины эшафота, тот остановился и обвел толпу насмешливым синим взглядом, чуть склонил голову — то ли приветствуя кого-то, то ли прощаясь — и слегка улыбнулся… — Я же тебя вытащил! — прохрипел Дик, просыпаясь. Узкое окно, стол, пара кресел, камин. Он в Ноймаре, а не в Ракане. Приснится же такое! На галерее, нависавшей над тюремным двором, стояли застывшие фигуры придворных, среди которых особенно бросались в глаза две: высокая девушка в алом платье с черными бантами и немолодая, некрасивая женщина в черном платье, с измученным, посеревшим лицом. Когда забили барабаны и из дверей каземата показался приговоренный в окружении солдат, женщина судорожно всхлипнула и зажала рот рукой, а девушка оглянулась на неё, сведя брови. В глазах её явственно читался гнев. Дойдя до середины эшафота, узник остановился и, обведя толпу взглядом, задержал его на плачущей женщине. Вперед выступил ликтор, держа в руке бумагу с гербовой печатью, смертник закинул голову, разглядывая розоватое небо, а женщина, не сводя глаз с эшафота, упала на колени, то ли шепча что-то, то ли молясь. Ликтор отступил назад, низко поклонившись, и палач, все это время державшийся позади, коснулся рукой осужденного, тот кивнул и спокойно преклонил колени. Король, до этого с застывшим лицом сидевший в кресле, взмахнул рукой, и раздался первый удар… — Нет! — Дик сел на кровати, оглядываясь. Проклятый сон, где на этот раз он идет к эшафоту под отчаянными взглядами Айрис и Луизы. Он долго лежал, не решаясь вновь закрыть глаза, но усталость взяла свое. …Чуть в стороне от группы придворных, застывших в предвкушении казни рядом с королем, стояла хрупкая женщина, одетая в тяжелое черное платье, с убранными в высокую прическу пепельными волосами. Когда забили барабаны, и из дверей каземата показался приговоренный в окружении солдат, она судорожно сжала тонкие пальцы. Узник спокойно и неторопливо пересек двор и стал подниматься по шатким ступеням. Дойдя до середины эшафота, он остановился и, обведя толпу взглядом, задержал его на пепельноволосой даме, а затем склонил голову, приветствуя её, и слегка улыбнулся. Священник в серой рясе, ожидавший на эшафоте, сделал шаг к нему, но приговоренный лишь покачал головой. Лицо у него было очень спокойным, как будто его совсем не пугало то, что ему предстоит. Вперед выступил ликтор, держа в руке бумагу с гербовой печатью, но узник, не слушая его, все смотрел на женщину, а она, не сводя глаз с эшафота, едва шевелила губами, то ли шепча что-то, то ли молясь. Ликтор отступил назад, низко поклонившись, и палач, все это время державшийся позади, коснулся рукой осужденного, тот кивнул и спокойно опустился на колени. — Закройте глаза, — тихо произнес палач. Но узник покачал головой и опустил голову на колоду так, чтобы в свою последнюю минуту видеть лицо любимой. Губы женщины вновь беззвучно шевельнулись. Король, до этого с застывшим лицом сидевший в кресле, взмахнул рукой… Ричард понял, что больше не заснет. Он слез с кровати, налил себе вина и, накинув плащ, уселся в кресло, наблюдая за тем, как прогорают угли в камине. Алва, он сам, Пьер Дави… Виконта схватили? Ведь наверняка Альдо бросил все силы на поимку беглецов, но как же хотелось верить, что Дави ушел! Из Раканы не было никаких вестей, а их отсутствие в такой ситуации дает надежду. Шанс у Дави был. — Был! — Ричард даже не вздрогнул от её тихого голоса, лишь повернулся на звук. Неужели он говорил вслух? Она стояла в углу комнаты, окруженная привычным темным мраком. — Был, — продолжила женщина, убедившись, что он её заметил. — Но ему не повезло. Она сделала шаг вперед, и туман опал хлопьями к её ногам. Впрочем, Ричард уже привык к этим фокусам. — Шахматы непредсказуемая игра, — заметила она, подходя вплотную к его креслу. — При чем здесь шахматы? — В них можно играть просто так, строя различные комбинации, а можно попытаться сыграть с судьбой. На жизнь — увы, не свою. Свою жизнь в шахматы не разыграешь… Не понимаешь, о чем я? Тебе и не надо. Просто комбинация не сложилась, и я рада. Я не могла отказать в просьбе, но все равно не получилось так, как хотелось блестящему интригану… — Эрэа, перестаньте говорить загадками! — Какие уж тут загадки! Должен был погибнуть он, у него не было шанса, партия была разыграна очень давно. Но пешка, как ты знаешь, может стать ферзем. Тебя в Ракане никто не ждал, но ты приехал. — Вы хотите сказать, что я приехал только потому, что кто-то передвинул на доске фигуры? — Нет. Кардинал Сильвестр, строя свою блестящую комбинацию, не учел одного: люди — не фигуры в шахматной игре, они вполне способны сами принимать решение. Я ему об этом говорила. Поэтому сложилось, как сложилось. И ты тоже не взошел на эшафот, хотя твой план был поистине безумен. Безумцам везет, Ричард. — Кардинал хотел… — нерешительно начал Ричард. — Совершенно верно. Кардинал хотел, чтобы ты спас его и погиб. — Но почему? — У Первого маршала Талига и, возможно, будущего Рокэ Первого не должно быть слабостей. Они делают человека уязвимым. — Это скорее он теперь моя слабость, — буркнул Дик и уставился на свою гостью, медленно осознавая сказанное. — Рокэ Первого? — Что касается людских слабостей, то это было твое решение, — мягко напомнила она. — Что до второго — не знаю. Комбинация Сильвестра рассыпалась… Про себя Дик тихо помянул роскошное животное с длиннющей шеей и шахматной шкурой, которое он видел на картинках, посвященных Багряным землям. Авторы сообщали, что высоченные красавцы медленно соображают, прямо как он, хотя шея у него несколько короче. — Сильвестр умер, — заметил он. — Как он мог играть? — Такие, как он, не умирают совсем. Лабиринт весьма прихотлив в своих пристрастиях. Но он плохо просчитал ходы, будучи кардиналом Талига, и захотел исправить содеянное. Вот только не прислушался к доброму совету. Но я рада, что так сложилось. — И что же теперь? — Не знаю, — и, увидев, как он сердито сдвинул брови, с улыбкой добавила: — Правда не знаю. Люди не шахматные фигуры. — Но если Сильвестр хотел переиграть, то возможно это повторить? Дави… — Пешки умирают за своих королей. Это правило игры, Повелитель Скал! Она чуть вздохнула и тихо добавила: — Для него смерть — выход, поверь! — Вы решаете за него? — Он, как и вы с Алвой, решил сам. Пьер Дави изменился, хотя эти изменения и привели его к тому, к чему привели. Если бы этого не случилось, наверное, остался бы жить. — Опять загадки? — Холод отнимает у тебя не только силы, но и разум! Гибель Анри, которого он не остановил, хотя мог. Клевета на тебя, которая дорого тебе обошлась. Ну и Рене-бретер, и Жизела Ренари. Хотя последняя и жива, но Багерлее не Рассветные сады. И Одри, который в одиннадцать лет стал графом и богатым наследником в раздираемой смутами стране. — Я не стану ворошить прошлое, да и баронесса будет молчать! — Он не смог бы жить по-старому. В нем сохранилось что-то хорошее, пусть и немного, несмотря на все, что натворил. Да и любовь творит чудеса, Ричард, — она улыбнулась невесело. — Он слишком любит Катарину… Счастье королевы для него главное. А для этого Алва должен жить и действовать. Впрочем, тебе ли рассказывать о слабостях и любви? — Но я… — Ты — дурак, но это, будем надеяться, пройдет со временем. Дик сжал зубы. Но злости хватило на пару секунд. — Но Валентин — Повелитель! Можно?.. Хозяйка Лабиринта взмахнула рукой, и огонь в камине вспыхнул с новой силой. — Грейся! Хотя скоро и это не спасет. Фигуры, сброшенные с доски, назад не поставишь. А в жизни убитые не воскресают. С тем, как ты поступил в аббатстве, тебе придется жить. Но опять же, это твой выбор. Ты же мог последовать совету своего друга. А Валентин мог отступиться. Ричард смотрел на пылающий огонь и молчал. — Долго ты так не сможешь, — неожиданно произнесла синеглазая. — Неужели тебе это не ясно? — Ты только что очень убедительно говорила о собственном выборе, шахматных партиях и людях! По комнате прошелся ветер, и Дик понял, что его гостья ушла.