Вепрь и Ворон

Я вынужден лишить тебя своего общества, — коротко бросил Рокэ Эмилю. — Сил у тебя достаточно, дальше справишься сам. — Куда ты теперь? — граф Лэкдеми посмотрел на Алву. Все-таки он не мог привыкнуть к мысли, что все обошлось и теперь можно свободно вздохнуть, благо есть тот, чьим приказам следует подчиняться. — Сначала на Север! — Ворон улыбнулся в своей характерной манере, и младший близнец вздохнул с облегчением: его дальний родич, несмотря на все, что пережил, остался прежним насмешливым и ироничным Рокэ. — Что ты там забыл? Или не наговорился со стариком Рудольфом? — Вот именно, забыл! — Рот герцога Алвы сжался в жесткую линию, и Эмиль понял, что расспросы пора прекратить, тем более что выросший словно из-под земли вестовой, вытянувшись, протянул желтоватый конверт. Бровь Первого маршала изогнулась, но послание он взял. — Рудольф? — поинтересовался Эмиль, но Алва лишь качнул головой и углубился в чтение. По мере того как он торопливо перебирал листы, лицо его темнело все больше. — Идиот! — наконец заключил он, перевернув последний лист. — Юный дурак Чести. Хотя, если быть объективным, это не только он. И, глядя на изумленное лицо Эмиля, пояснил: — Мэтр Инголс стал душеприказчиком Пьера Дави. Виконт просил его переслать это письмо мне, лично. Читай, тебе тоже будет интересно. — Значит, они все же его схватили, — тяжело выдохнул Эмиль, принимая из рук друга тонкие листки. Так… Господин Первый маршал, выполняя последнюю волю виконта Дави, переправляю Вам его письмо, написанное накануне казни. Господин виконт настаивал, чтобы я использовал все свои возможности и переправил его Вам как можно скорее. Я не сразу смог это сделать: после Вашего исчезновения из столицы, Раканом были приняты весьма серьезные меры к тому, чтобы без его ведома никто не смог покинуть город, но, к счастью, среди солдат Эпинэ у меня нашелся старый должник. Принц верит герцогу безоговорочно, его люди не подвергаются досмотру, поэтому я надеюсь, что письмо Вас найдет. Виконт был казнен в тюремном дворе, он признался в том, что убил герцога Придда и его людей из-за личных счетов. В это мне верится слабо, но ничего другого следствию доказать не удалось… Эмиль торопливо пробежал глазами пожелания здравствовать и изъявления почтения и буквально впился в листок, написанный знакомым почерком. Господин Первый маршал! Когда я расставался с герцогом Окделлом в катакомбах, он сказал, что не видит смысла ворошить прошлое. Признаюсь, я был благодарен ему за это решение, но не столько из-за себя, сколько из-за графа Тювье. Он достойнейший человек и не заслужил такого позора. Если быть честным до конца, ляг карты по-другому, я без колебаний воспользовался бы великодушием вашего оруженосца. Но, готовясь предстать перед Создателем, я понял, что какое бы решение ни принял Ричард Окделл, я не имею права им воспользоваться, хотя бы в отношении Вас… Граф Лэкдеми окончил чтение, аккуратно сложил листы и вложил их в конверт. — Почему он ничего не сказал? — вырвалось у него. — Он же должен был защищаться! — Не знаю, — безразлично произнес Алва. — Логика Окделла понятна только Окделлу. Но, думаю, сумею его разговорить. Он резко повернулся и пошел прочь. Эмиль долго смотрел ему вслед, но тот так и не обернулся. *** Граф Тювье наблюдал, как небольшой отряд въезжает в крепость. Воины выглядели усталыми, но довольными, а их командир — таким же невозмутимым, как всегда. По-видимому, рейд опять был успешен, так как Габриэль разглядел, что через седло одного из всадников перекинут связанный человек.  — Счастливчик этот Окделл, — раздался голос за его спиной, и Тювье резко обернулся. Сзади стоял граф Латтен, дальний родственник хозяина замка. Отвечать незваному собеседнику не хотелось, и Габриэль лишь слегка пожал плечами. Но на Северина Латтена это не произвело никакого впечатления.  — Я мало знаком с герцогом, — заметил он, — но мне он кажется весьма достойным человеком. Храбр, выдержан, хороший командир. Кстати, не хвастается: другой бы на его месте уже десять раз рассказал, как ему удалось спасти Первого маршала.  — Первый маршал его вырастил, он был его оруженосцем, — холодно заметил Тювье. — Он выполнил свой долг, не более.  — За что вы так его не любите, граф? Тювье резко развернулся и в упор глянул на собеседника:  — С чего бы это? Я раньше никогда его не встречал.  — Смотрите часто так, как будто пистолет в руках держите, да и не сталкиваться стараетесь. Окделла общительным не назовешь, да и знакомых у него мало, он редко с кем общается, а вот вы — человек общительный. Только, когда Окделл рядом, как в рот воды набираете, да и уйти поскорее стараетесь.  — Не говорите ерунды, Латтен. Да, Окделл мне не очень симпатичен, и я не собираюсь им восхищаться, как большинство офицеров. Алве он обязан всем. Что бы с ним стало, останься он в Надоре? Кем бы он стал, да и стал бы? А так — лучшие учителя, помощь в управлении Надором, место оруженосца. Вы не задумывались о том, что Окделл лишь выиграл от всей этой истории с Эгмонтом?  — О чем вы говорите, граф? — Голубые глаза Северина широко раскрылись. — Он был практически лишен родного дома и родственников. Кроме того, школа Алвы достаточно сурова, и не думаю, что Окделл жил как в Рассветных садах. Вряд ли герцог спускал ему хоть что-то. Снисходительностью воина не воспитаешь, а из надорца вышел хороший солдат.  — Да, смелый до безрассудства.  — И преданный к тому же.  — Это тоже трудно отрицать.  — Я не понимаю вас, Тювье. Вы, кажется, не участвовали в подавлении восстания Эгмонта, у вас никто не погиб, да и нелепо обвинять Ричарда Окделла в преступлении отца. Скорее наоборот, своим поведением он во многом искупил его вину.  — Что вы хотите от меня, Латтен? — устало произнес Тювье. — Я признаю отвагу и преданность надорца. Но герцог Алва это заслужил. Что до всего остального, то Ричард Окделл не девица и нравиться мне не должен. И Тювье вновь посмотрел во двор, где молодой человек с растрепанными волосами, отросшими так, что можно было плести косы, отдав последние распоряжения, направился к лестнице, ведущей к входу в замок.  — Если у него такие же красивые сестры, — произнес за спиной Северин, — то…  — Свататься собрались?  — Почему бы и нет?  — Не промахнитесь, граф. Жена не перчатка — с руки не сбросишь! И Тювье, резко повернувшись, отправился к себе. Это становилось просто невыносимым. Все почему-то все больше и больше симпатизировали человеку, само присутствие которого здесь он считал оскорблением для себя. Юному наглецу все сошло с рук! Вместо вечной ссылки в нищий Надор — Лаик, потом — место оруженосца, Алва по какой-то причине простер над ним защищающую руку, более того, сделал все, чтобы сын опального герцога имел все возможности для блестящей карьеры. Неудивительно, что мальчишка примчался за ним в Ракану, наплевав на опасность. И вытащил из лап новоявленного правителя, что вообще можно считать чудом. Лавры достались Окделлу, а Пьеру, который спас их с Алвой, — топор палача. Окделл не счел нужным самому отвлечь погоню — предпочел выводить своего монсеньора. Алва умеет ценить преданность — полковничья перевязь, и не стоит сомневаться, что через несколько лет она станет генеральской. А вот у него никого не осталось. Его красивые, умные мальчики в земле, а у Пьера и могилы-то нет. Тювье закрыл за собой дверь комнаты и судорожно перевел дыхание. *** Ричарда Окделла Латтен нашел на заднем дворе. Герцог, полковник, командир отряда с упоением играл со щенком. Это несуразное создание, плод недосмотра за породистой сукой, готовились совсем выгнать со двора, как вдруг бедолаге страшно повезло: он приглянулся Окделлу, и тот уговорил не губить беднягу. Теперь Над жил на заднем дворе и души не чаял в своем спасителе. А тот с удовольствием проводил с ним время по возвращении из рейдов. Северин с удивлением наблюдал за надорцем. Он уже успел уяснить, что Окделл нелюдим, хотя внешне держит себя достаточно приветливо. Его люди уважают его, с окружающими он вежлив, хотя почти не покидает своей комнаты, но это тоже можно понять: при его-то службе, наверное, единственное, чего хочется, — выспаться. Но, несмотря на это, многие с удовольствием не только бы с ним пообщались, но и подружились, дай тот только повод. Тем удивительнее было смотреть, как молодой человек позволяет забавному созданию с непомерно большими ушами и неаристократическим пятном на одном из них. стягивать с руки перчатку, подпрыгивать, пытаясь лизнуть в нос, и при этом весело фыркать. Кто бы мог подумать, что, оказывается, Ричард Окделл умеет смеяться. Вот сейчас он выглядел так, как положено в его годы: чуть сморщенный нос, улыбка до ушей и сверкающие глаза. Щенок тявкнул, припадая к земле и грозно глядя на непрошенного гостя, и герцог оглянулся. Северин увидел, как улыбка медленно сползла с его лица, и оно стало привычно замкнутым.  — Граф? Что-то случилось?  — Нет, герцог. Извините, что помешал. Просто ваш любимец так забавен.  — Да, Над — прелестное существо. Окделл тряхнул головой, натянул перчатку и подставил лицо неяркому солнцу. Эту привычку Северин заметил у него давно. По-видимому, Ричард Окделл, проведший, если верить слухам, часть юности в Кэналлоа, пристрастился к горячим солнечным лучам, и теперь ему не хватало южного солнца. Именно этим, наверное, и можно было объяснить его привычку в редкие минуты пребывания в замке в дневное время греться на солнце, а с наступлением сумерек подниматься к себе в комнату, где камин полыхал так, что нормальный человек не выдерживал и пяти минут.  — Солнце ещё не ушло, герцог, — спокойно заметил Латтен.  — При чем тут солнце? — Окделл слегка поправил манжеты.  — Я заметил, что вы любите его, все время пытаетесь поймать лучи погорячее.  — Так я не дама, мне можно.  — У меня есть предложение, если, конечно, хотите. Мне прислали бутылку кагетского. Не «Черная кровь», конечно, но вполне пристойное.  — Я всегда любил «Слезы», — Окделл откинул длинную прядь со лба, подумал немного и согласно кивнул:  — Принимается. Только не в замке.  — Я знаю прекрасное место, тут недалеко. Очаровательная поляна и всегда много солнца. ***  — Так зачем вы все же вытащили меня сюда? — опершись на локоть, Ричард откинул голову, лениво наблюдая за тем, как перистое облако накрывает солнечный диск.  — Вы неуловимы, герцог. А я хотел с вами переговорить.  — Вот как? Я весь внимание, — Дик отставил бокал в сторону и взглянул на собеседника. Северин помолчал с мгновение, а потом заговорил, медленно подбирая слова:  — Не сочтите меня дерзким, герцог. Мы мало знакомы, я понимаю. Но я хотел поговорить о вашей сестре.  — Какой именно? — вежливо уточнил Окделл. И от этой безупречной вежливости потянуло ледяным холодом.  — Я все понимаю, герцог. Я кажусь вам невежливым, но все же продолжу. Известно, что герцогиня Окделл вошла в возраст, и рано или поздно вы задумаетесь о её судьбе.  — И вы хотите стать её судьбой? — Окделл говорил очень медленно. — Дейдри только шестнадцать, она может не торопиться.  — Но у вас есть старшая сестра, ей уже почти восемнадцать.  — Айрис, — голос герцога зазвучал приглушенно. — Увы… Она погибла, вместе с мужем.  — Погибла? — собеседник был явно ошеломлен. — Но когда? Как? Ричард вздохнул. Бередить рану не хотелось, но и скрывать более не имело смысла.  — Она возвращалась домой, в Надор, вместе с мужем, виконтом Ларом. Они поженились в столице. Но свадебное путешествие не задалось. И Северин увидел, как спокойное лицо Ричарда Окделла исказилось от ненависти.  — Простите, я не знал, — пробормотал он. — Примите мои искренние соболезнования. Ричард кивнул и залпом выпил свой кубок.  — Никто не знает, граф.  — Вы никому об этом не сказали? — недоуменно произнес Северин. — Почему?  — Гибель моей сестры касается лишь меня, — резко бросил Ричард.  — Если верить моей бабушке-эсператистке, то гордыня — большой грех, а вы ей излишне подвержены, герцог. Брови Ричарда поползли вверх.  — Знаете, мне иногда кажется, что вы пытаетесь прикрыться щитами со всех сторон, хотя никто не собирается на вас нападать. Вы пришлись здесь ко двору, и многие хотели бы наладить с вами отношения. Вас считают преданным и порядочным человеком, исполнившим свой долг, и честно служащим, согласно присяге. В том, что вы не Эгмонт, а Ричард Окделл, давно разобрались, поверьте мне.  — Просто, — начал было Ричард, не ожидавший такой отповеди, — её ведь никто не знал…  — Какое это имеет значение? У вас горе, неужели вы думаете, что никто не захотел бы поддержать вас, кроме герцога Алвы?  — Алвы? — голос Дика дрогнул.  — Вы не сказали и ему? — потрясенно произнес Северин. — Но как же так?  — Я узнал, когда мы уезжали от Валмона. Монсеньор и так достаточно перенес. Мне не хотелось, чтобы он переживал из-за меня. Северин кивнул:  — И нет никакой надежды узнать, что за шайка орудовала на дороге?  — Я знаю имя убийцы, и, поверьте, рассчитаюсь. — «Если, конечно, успею», — добавил Дик мысленно.  — Я готов оказать вам любую поддержку, — твердо произнес Северин. — И поверьте, не только я. Вы стали своим, Окделл, просто не заметили этого. *** Во дворе замка слуга водил на корде взмыленную лошадь. Полумориска показалась странно знакомой. Но вспоминать имя хозяина Ричарду не пришлось — появился Хуан и, увидев Дика, улыбнулся во весь рот.  — Соберано будет здесь через пару дней, — бросил он, и Дик радостно улыбнулся в ответ. На душе стало необыкновенно тепло, как будто её коснулся солнечный луч. Рокэ! Он поднял голову вверх: небо было ярко-синим, а тень, падающая от лап старой ели во дворе, напоминала росчерк ресниц. Он сходит с ума? У себя он по привычке опустился на ковер у камина, глядя на огонь. Почему он не поговорил с Рокэ по душам? Герцог Алва имел право знать правду! Неужели граф Латтен прав, говоря о его гордыне? Вспомнился недоуменный и немного растерянный взгляд Алвы после их первой ночи. Получилось: в постель пустил, а вот в душу — нет. Как шлюху. Дик поежился, вспоминая про свои слова о «медицинских» целях. В сущности ведь так и было, и можно только представить, что испытал Рокэ, когда понял, что в его объятиях оруженосец пытается лишь бороться с непонятным заболеванием. Он не хотел, чтобы Алва чувствовал себя обязанным по отношению к нему. Но тот не мог не чувствовать себя обязанным! Как он говорил когда-то: «поводом больше, поводом меньше»? Он слишком много отдал, чтобы вытащить Алву, и вряд ли то, что он согласился на обряд, можно назвать особым геройством, скорее логическим продолжением начатого, к тому же он не мог не помнить, что сделали Катарина и Дави, чтобы у него был шанс спасти маршала. Разве можно было дать ему умереть на пороге победы? Или он просто снова лжет себе, не желая разбираться в истинной подоплеке своих поступков? Катарина, Айрис, Валентин… синеглазая оказались прозорливее или со стороны виднее? Даже сейчас он был уверен в том, что поступил правильно, не завершив обряд. Такое каждый должен решать для себя сам. Но получается, что он как раз и не дал Алве решить, хотя вряд ли можно сомневаться в его решении. И от этой мысли вдруг стало тепло. Дик улыбнулся, протянув руки к огню. Пожалуй, впервые за все это время он решил попытаться разобраться в происходящем с ним, как будто разговор с графом сдвинул какой-то камушек в его душе и стена, которую он так долго и тщательно возводил, отгораживая себя от любых мыслей и проявлений чувств, стремительно рушится, а сам он просыпается от долгого и тяжелого сна. Сколько времени он просуществовал так, словно между двумя мирами, плывя по течению и не желая признавать, что у него нет такого права: просто ждать, когда произойдет то, на что намекали Валентин и синеглазая. Он Повелитель Скал, у него есть вассалы, земли, семья, за которых он отвечает, и ещё есть… Рокэ Алва. Как он будет жить, когда узнает, отчего он погиб? Ворон не просил его ни о свободе, ни об избавлении от тварей Лабиринта, а раз так, то он отвечает за того, кого спас. Связал ли он себя с ним магически или его чувства зародились раньше — значения не имеет. Конечно, в их отношениях было много всякого, и хорошего, и плохого, и есть вещи, которые Дик вряд ли ему забудет, но он его спас. И даже если он сначала действовал из страха нарушить клятву, то потом он только хотел спасти. После посещения Багерлее, когда он увидел Ворона, в цепях, измученного, но не сломленного, он понял, что вытащит его, чего бы ему это ни стоило. Дик поднялся с ковра, поправил манжеты и улыбнулся, глядя на языки пламени. Сколько у него осталось времени и что можно предпринять? Не может же быть, чтобы не было никакого выхода! *** Корнелис Тиджс удивленно поднял брови, увидев, кто переступил порог библиотеки замка. С молодым человеком он не был знаком, но видел его часто: окна библиотечных комнат выходили во двор, и он наблюдал за юношей с растрепавшимися от ветра светлыми волосами, когда он влетал в ворота замка во главе своего отряда. Не было секретом и его имя: об оруженосце Ворона, вытащившем своего монсеньора из Багерлее, говорили много. Удивляло другое: как человек, носящий такое имя, мог спасать убийцу своего отца и кровника? Окделл и Алва. Более странное сочетание трудно было придумать. Для сьентифика, многие десятилетия ведавшего библиотекой северных герцогов, не было секретом, что имя Повелителя Скал в этом доме уважением не пользовалось, хотя семьи связывали давние родственные узы. И потому тем более странно было видеть сына мятежника спокойно разгуливающим по коридорам замка. Между тем посетитель вежливо поздоровался и улыбнулся, чуть склонив голову и глядя исподлобья. Изрядно отросшая пушистая челка упала ему на глаза, и он нетерпеливо отбросил её назад.  — Здравствуйте, господин герцог, — приветливо произнес Корнелис. — Признаюсь, приятно видеть вас здесь. Чем могу быть полезен? У герцога Ноймариена великолепная военная библиотека. Или, может, вы хотите просто что-либо почитать?  — Нет, мэтр, благодарю, в другой раз. Меня интересует, нет ли у вас трудов по магии. Ну, привороты, зелья, обряды по соединению…  — Вам? — Тиджс не смог скрыть своего удивления. — Но господин герцог, вряд ли вы нуждаетесь в таких средствах! Та, на кого вы обратите внимание, сочтет себя счастливейшей женщиной!  — Я не собираюсь никого привораживать, — нетерпеливо ответил Дик. — Просто меня интересует сам процесс, ну и примеры, исторические, если они были.  — То есть вы хотите знать, как околдовывали?  — Я хочу знать, можно ли при помощи каких-либо обрядов спасти человека, подарив ему часть своей силы, что бывает, если обряд не завершить?. И ещё, если человек, незавершивший обряд, умрет, то как это отразиться на втором, возможно его, ну скажем, оградить от опасности? И сколько времени отпущено первому? — Ричард Окделл нахмурился от досады, понимая, что весьма косноязычно излагает свои пожелания. — Да, насколько сильна магическая любовь и как долго она длится? Я говорю непонятно, мэтр?  — Нет, почему, кажется, я понял. Насчет ваших первых вопросов не знаю, а вот насчет последнего и без трактатов могу сказать, что магический приворот вещь ненадежная и приносит несчастье не только тому, кто её использует, но и объекту его воздыханий.  — Магические заклятья так слабы?  — Нет, что вы, они действуют. Только как бы вам объяснить… Любовь — это светлое чувство, оно… ну, если вспомнить древние верования этих земель, любовь дарует Солнце, а похоть — Луна. Так вот. Магия всегда связана с темными силами и ночью. И поэтому магические обряды не могут дать настоящей любви. Только телесное влечение, жажду обладания, похоть. Это все властвует ночью, а днем человек забывает о своих желаниях или кается. Библиотекарь увидел, как каменеет лицо его собеседника, и торопливо заговорил, стремясь пояснить свою мысль:  — Предположим, при помощи каких-то действий вас приворожили к какой-то даме. Вы будете желать её, сходить с ума от близости с нею, клясться в любви. Это как болезнь, понимаете? Но человек же понимает, что болен. Так и связанный магическим обрядом, он тоже осознает, что с ним что-то происходит, особенно если без магии на эту женщину он бы и не взглянул. Магией любовь не сотворить, поймите. Это как в пустыне без воды вырастить розы. А вот морок, обман, да, это можно.  — И человек так никогда и не разберется, что с ним происходит, любовь это или наваждение? — голос у молодого герцога дрогнул, и он зябко поежился.  — Почему не разберется? Вы просили какой-либо исторический случай. Так вот. Правнучка Манлия Ферра, Эрвина, была выдана замуж за графа Мартела, много старше её годами. Неудивительно, что она влюбилась в его племянника, Юнниуса, более подходящего ей по возрасту. Но юноша и помыслить о таком не мог, к тому же у него была возлюбленная. У Эрвины была кормилица, особа весьма сведущая в колдовстве. Поговаривали, что она принадлежала к весьма знатному роду, только бросила семью ради какого-то бродяги. Старуху боялись, так как считали, что она неплохо ладит с закатными тварями. Она обожала графиню и решилась ей помочь. Однажды в полночь она взяла каплю крови своей госпожи и добавила молодому человеку в вино.  — И что же дальше? — герцог невозмутимо поправил и без того безупречные манжеты.  — Юнниус пал жертвой магических чар, и все ночи проводил с обезумевшей от страсти графиней, забыв любимую. Днем он сходил с ума от того, что не мог понять, почему так привязан к женщине, которая ему никогда не нравилась, а ночью шел к ней снова. Но однажды Эрвина должна была сопровождать своего мужа в поездке, и она уехала, взяв кормилицу с собой. Магические чары ослабли, и юноша постепенно осознал весь ужас своего поступка. Однажды днем, сидя в саду, он вспомнил Эрвину и понял, что не любил её никогда, что это морок. Он уехал из дома дяди и более в него не возвращался. Предание рассказывает, что он умер, потому что собственная кровь перестала его греть.  — Страшная история. Показалось, или герцог снова зябко поежился?  — Если хотите, монсеньор, я поищу какие-либо рукописи о магических обрядах, может, там будет то, что вас интересует, — предложил Корнелис. — Только они, возможно, будут на гальтарском.  — Я им владею, — герцог Окделл слабо улыбнулся и, поблагодарив библиотекаря, вышел из комнаты. *** К себе Дик возвращался по открытой галерее, что с юга опоясывала старую башню, где располагалась библиотека. Солнце, не такое яркое, как днем, бросало последние лучи на серые, кое-где поросшие мхом стены. Он поднял голову, подставляясь под их тепло, и улыбнулся. Нет, он никогда не жалел о том, что было у них с Рокэ. Лишь о том, что почти ничего не помнит. Ему хотелось, чтобы хоть раз что-то осталось в памяти, кроме ощущения, что им было очень хорошо вместе. Решено: как только Алва объявится, они поговорят. И он весело, беспечно рассмеялся, как не смеялся с тех пор, как покинул Фельп.  — У вас веселое настроение, герцог? — голос регента прозвучал неожиданно. Дик обернулся: Рудольф стоял совсем рядом и внимательно смотрел на него.  — Обычно вы настороже, как дикий кот. А тут я уже пару минут иду за вами, а вы и не чувствуете.  — Действительно, это промашка с моей стороны. Но по виду Окделла регент понял: тот вовсе не расстроен своей невнимательностью.  — Пожалуй, я знаю, что вас так веселит, — Рудольф неожиданно добродушно улыбнулся. — Вы уже слышали, что ваш бывший монсеньор возвращается. Ричард Окделл кивнул и беспечно тряхнул головой:  — Я очень рад, господин регент.  — Хорошо, что Скалы и Ветер нашли общий язык, это пойдет на пользу Талигу, — Рудольф усмехнулся и добавил: — Через два дня состоится охота. Конечно, это не та Большая охота, что происходит каждый год, да и время не очень подходящее, но я решил не отменять. Людям нужно немного отдохнуть, да и запасы пополнить не помешает. Надеюсь увидеть вас там: надорские герцоги всегда славились своим умением и удачливостью в этих делах.  — Я вырос не в Надоре, — на мгновение темные брови сошлись холмиком, — но я обязательно буду, благодарю вас.