Последнее желание

Мужчина поправил очки, явно давая себе минуту на раздумья. Он смотрел не на него, а на какую-то деталь в аудитории. И это молчаливое отрицание постепенно начало раздражать парня, даже выводить из себя. Он прикусил губу, чтобы его горячий нрав не вырвался наружу. При учителях, и, отчасти, одноклассниках ему приходилось сдерживаться. Только некоторые друзья иногда попадали под раздачу, например, лучший друг, Фурухата Мотоки. Впрочем, у Мотоки был настолько лёгкий характер, что он прощал ему редкие вспышки. Да и до драки у них никогда не доходило. Мамору почти представил, как хватает эту лживую скотину за лацканы пиджака, а лучше всего за галстук — и выбивает информацию, как классический плохой полицейский. — Так ты помнишь, — с усталым вздохом произнёс Соичи. — И злишься, — констатировал он. — Да, меня бесит, что я не могу понять, что тогда происходило. И какого лысого хрена вы шатались ко мне в палату в клинике, если не собирались меня усыновлять?! Какие-то незаконные эксперименты проводили? Потому, что сироту не жалко? За никому не нужного ребёнка никто не вступится?! — Оу, столько экспрессии, — мужчина положил руку на его ладонь, которой Мамору несколько раз стукнул по столу, разгорячившись и даже не заметив этого. — Да, мы должны поговорить. Но не здесь. — Чем вас одинокий и тёмный класс не устраивает? — огрызнулся Мамору, и не подумав убрать ладонь. Он ощущал себя выдохшимся, как проколотый воздушный шарик. — Это, конечно, очень романтично, но я предпочитаю свой дом. Как насчёт того, чтобы принять моё приглашение и пойти ко мне домой? — чуть склонив голову на бок, произнёс он. А затем убрал ладонь, напоследок погладив дрожащие пальцы. Мамору сжал зубы, едва сдержав грубый ответ. Он помнил, что доктору нравилось дразнить аудиторию, издаваться над некоторыми студентами, вгонять в краску наиболее хорошеньких девушек… Которые, как он слышал из разговоров перед парами и после них, «велись» на «такую ледяную и совершенную красоту учёного». И добавляли, что он ничуточки не похож на тех старых хрыщей и высохших старых дев, которые занимались наукой. А когда девушки узнали, что мужчина теперь свободен, так как стал вдовцом, то на его пары стали приходить в довольно откровенных шмотках. Впрочем, ему на это было наплевать, хотя он тоже признавал, что мужчина — красив. И это несмотря на то, что обычно равнодушно смотрел на других людей, даже на красивых женщин. «У тебя профессиональная деформация, — как-то со смехом заявил Мотоки, ткнув его кулаком в бок, — ты слишком часто смотришь на красивого парня, когда оказываешься перед зеркалом. Вот другие люди тебя и не интересуют. Они просто не дотягивают до твоего уровня». — Ладно, — наконец отозвался он и отошёл от стола, сложив руки на груди, всем своим видом показывая, что добьётся правдивого ответа и не отстанет от него. Когда они вышли на улицу, вечер уже набросился на город, словно дикий зверь, и уничтожил все дневные краски и оттенки. Всё погрузилось в синеву, тени и электрический свет. Небольшие и уютные домики соседствовали с гигантскими высотками, создавая удивительную атмосферу Токио. Токийская телебашня виднелась издалека, являясь неким ориентиром, привычным элементом городского пейзажа. Доктор направился к стоянке, спокойно проходя мимо нескольких парней, которые считались в университете отпетыми хулиганами и даже опасными парнями. Мамору несколько раз сжал и разжал кулаки, так как ему приходилось драться с ними, доказывая, что он никому не позволит над собой издеваться! И отбирать деньги, которых и так было немного. Сначала ему выдавали пособие, а потом он получил наследство родителей. Оно было невелико, но позволило не переживать о будущем и не искать подработки, а полностью погрузиться в учёбу. Мамору невольно напрягся, ожидая, что доктор в своём щегольском костюме и светлом плаще станет мишенью для этих придурков. Но тот смог окоротить их одним взглядом. Он так и не понял, что те увидели в серых глазах Соичи, но парни даже не бросили в их сторону ни одного оскорбления, не говоря уже о чём-то большем. Хотя у полностью безбашеных парней не было привычного студентам пиетета перед учителями. Мамору уселся в машину и уставился в окно, не переставая время от времени коситься на мужчину за рулём. — Ты не думал, что я могу быть каким-нибудь маньяком, западающим на красивых юношей? — с явной насмешкой поинтересовался тот, повернувшись к нему. — Очень смешно! — зло фыркнул Мамору. — Тем более, что это я к вам подошёл, а не наоборот. Может быть, это я — какое-нибудь чудовище? Девушки регулярно мне об этом говорят. А сестра моего лучшего друга считает, что я самый невыносимый, злой и бесчувственный тип на свете. — Да, в тебе есть некоторые… Странности, — покладисто кивнул Соичи. — И мы уже приехали, — спустя минут пятнадцать добавил он. До этого же они молчали после обмена странным «приветствием». — Ух ты, вы живёте в одном из этих особняков нового квартала?! — изумлённо воскликнул Мамору, выходя из машины и уставившись на высотку, будто бы протыкающую небеса, и два её собрата, находящихся слева и справа. — Идеальное расположение, — кивнул Томоэ, поместив руки в карманы плаща и задрав голову. — Помогает контролировать переход между мирами, ну и звёздное небо заодно. Чтобы вовремя перехватить НЛО, если те вдруг прилетят. Ведь даже в фантастических фильмах нашествие инопланетян — это совсем даже не смешно, а очень даже грустно. Мамору едва удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска и не сказать пару «ласковых». Он внезапно подумал, что мужчина раздражает его до крайности, и рядом с ним его характер катится по наклонной и портится прямо на глазах. Он вдруг вспомнил все те годы, когда издевался над Унадзуки, младшей сестрой Мотоки. Он то обзывал её толстой, то говорил, что она никогда не выйдет замуж, так как невыносимо глупа… А потом узнал, что девушка всё это терпела, потому что он ей нравился. После этого он всё-таки извинился, и они внезапно стали хорошими друзьями с зеленоглазой милашкой. А потом вдруг узнал, что Унадзуки предпочла бы, чтобы он говорил ей гадости и замечал её недостатки, лишь бы однажды заметил в ней красивую женщину.