ID работы: 6507532

Наследие богов

Гет
NC-17
В процессе
50
Размер:
планируется Макси, написано 1 212 страниц, 42 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
50 Нравится 23 Отзывы 15 В сборник Скачать

VII

Настройки текста
      Неприятные спазмы в животе потихоньку начинали сопровождаться протяжным гудением. Закутавшись в объятиях, я совершенно позабыла о пище, и мой страдальческий желудок нещадно давал о себе знать. Корзина с закусками и собранными по пути ягодами и орехами одиноко лежала подле моих ног, всё ещё укутанная тканью во избежание распространения запаха и "приглашения" незваных хищников. Но… так не хотелось никуда вставать. Крепкие и сильные руки нежно держали меня за плечи и талию, прижимая к худощавому, но довольно упругому телу. Уткнувшись лицом в его грудь, я наслаждалась учащенным сердцебиением словно музыкальной композицией, составленной лишь из самых ярких и искренних чувств. Я не могла разорваться между ощущениями голода и блаженства.       — Может, стоило сперва перекусить, а потом уже обжиматься? — сверху донёсся игривый шепот. — Негоже принцессе так измываться над собственным и без того тщедушным организмом.       — Тебе обязательно быть таким грубым? — Я не жалеючи засадила Кирби локтем в живот, но ему это было словно… Да, как медведю древесная палка. Ни больше ни меньше. — Сам меня зажал, что и пальцем пошевелить не могу.       — О, прости-прости. Мне тебя выпустить?       Хватка ослабла и руки плавно соскользнули с моих плеч…       Отчего я ещё сильнее прижалась щекой к его груди и расстроенно замычала, будто стоило мне отпустить — и я его уже не увижу. Не знаю, с чего вдруг в голову пришли такие глупости, но я им поддалась.       — Н-нет, не нужно. Не хочу вставать. Бог с ней, с едой — ничего ей не станется.       — Глупая, — звонкий раскатистый смех пронесся по всей поляне и тяжелая рука взъерошила мне волосы. — Это не причина, чтоб голодными лениться и нежиться под солнышком. Неправильное питание плохо отображается на здоровье — у нас так в Фуго с десяток человек слегло от недоедания.       Надувшись, я собралась сбросить руку с головы, но тот проворно увернулся, а затем, как ни в чём не бывало, поднялся на ноги и отправился опустошать наши запасы съестного. Вот же обжора…       Но неприятный холодок, так ощущаемый мною на волосах, всё никак не отпускал, вызывая необъяснимую тревожность. Рука Кирби была ледяной. Как и щека, к которой я прикасалась. Невзирая на теплоту его объятий и поцелуев — он был страшно холоден. Припекающее, высоко обосновавшееся в чистом голубом небе солнце и слабый, обдающий лицо лишь едва уловимой прохладой ветерок только придавали сомнений. Внешне он выглядел таким же энергичным и весёлым, и на его щеках проступал румянец — никаких признаков болезни или недуга. И тем не менее что-то здесь было не так. Всё слишком… идеально. Нет нескончаемого потока похабщины (даже ни одного браного слова!), уже привычных подтруниваний (не в таком количестве) и неотёсанности деревенщины.       Сколько мы уже тут находимся? Я совершенно потеряла счёт времени. Образовалась иллюзия, будто мы здесь уже целую вечность. И это небо… Хоть бы одна угрюмая серая тучка пролетела, хоть бы одна дождевая капля упала на лоб. Но оно идеально чистое — ни осадков, ни облачка.       И пока Кирби, предварительно распотрошивший корзину, уплетал брусничный пирог за обе щеки — я, приняв сидячее положение, обхватила подогнутые ноги и уткнулась в колени лицом. Мне вдруг стало дурно. Весь заряд тепла и уюта испарился, по телу разнёсся озноб, и я была не в силах отогреться. Урчащий живот уже не казался хоть сколько-нибудь весомой проблемой. Время начало тянуться невообразимо медленно. Я лишь исподлобья наблюдала, как кусочек за кусочком во рту Кирби исчезал пирог, не ощущая ничего, кроме страха. Страха неизвестности. Непонимания. Что-то было не так, но мой разум в упор отказывался это заметить. Я так привыкла полагаться на собственную логику и дедукцию… А теперь я словно опять та маленькая девочка, что заблудилась средь множества однотипных коридоров и в отчаянье звала на помощь папу, учителя или Розалин.       Превозмогая гордыню, я решилась окликнуть Кирби — быть может, он заметил что-нибудь?       — Ом-м? Ты о чём? — прожевав как следует, отозвался он. — Обычный хороший юби, каких немало бывает в Каене.       — К-Каене… — шёпотом повторила я, стараясь уцепиться за "ниточку". Что-то не совпадало, и я чувствовала — это «что-то» совсем близко. Надо лишь дотянуться…       И словно разбушевавшееся молния, в моей памяти "сверкнула" одна деталь:       — А разве… недавно не было фестиваля по окончанию Каена?       Очередной кусочек пирога застыл в воздухе. До моего слуха больше не доносилось довольного чмоканья. Стало необычайно тихо.       — И до фестиваля мы… никогда не выбирались куда-либо одни… — с каждым произнесенным вслух словом тело всё больше окутывало чем-то тёмным и убаюкивающим, будто силясь сбить меня с мысленной тропинки. — И открыто выражать свои чувства мы начали лишь… после фестиваля.       — Ну ты даёшь, — хохотнул юноша. — До фестиваля ещё несколько эроб — сейчас же только середина цукаты. Ты не заболела случаем?       — Но я определённо помню тот фестиваль… Мясные шарики — кебаб… Ты мне впервые признался в любви и…       — Что за глупости? — встав, он незамедлительно подался ко мне. — Мы всегда любили друг друга и были вместе. Мы изначально были созданы друг для друга, моя принцесса. Какие ещё признания? Они излишни. За нас говорят наши сердца. Разве ты не чувствуешь это?..       — П-прекрати!       Стремительным рывком я подорвалась с места и отскочила как можно дальше от успевшего приблизиться ко мне вплотную Кирби. Подняв на него робкий взор, я вздрогнула — его весёлая, местами надменная, но такая обаятельная и светлая улыбка исказилась во что-то тёмное и безобразное… Как если бы дикий зверь выдавал голодный оскал перед оцепеневшей в страхе дичью. Обычно несерьёзный шутливый взгляд теперь был подобен взору кровожадного умалишённого, занёсшего нож и смотрящего свысока на беззащитную жертву.       — Что… ты такое? — продолжая отступать, выпалила я охриплым от переполняющего меня гнева голосом.       Гнева на саму себя, что сразу не осознала — всё и впрямь было до сказочного идеально. Прохладные и дождливые юби из моих последних воспоминаний никак не увязывались с такой солнечной и тёплой погодой. При всей моей любви к нему я прекрасно видела все его изъяны и мирилась с ними, как он мирился с возможными моими. То, что предстало передо мной — не он. Это лишь идеальный образ, взятый из моей головы. Обман. Иллюзия. И она понемногу развеивалась…       Словно в доказательство, на небе сгустились тёмные тучи, затмив собой солнце, а зелёную цветущую поляну вмиг окутал мрак. Могильный холод пронзил тело тысячью иглами.       — Си-и-и-ири-и-и-и… — Это издало глухой протяжный гул, приближаясь размеренными шагами.       — Н-не по-одходи!       Разумом овладел животный страх, и я лишь беспомощно отмахивалась руками. В голову, как на зло, не лез ни один нужный сигил и не было возможности даже сконцентрироваться. Я неоднократно успела пожалеть, что никогда недолюбливала физическое оружие.       В сгустившемся сумраке это приобрело ещё более жуткий вид. Тёмное бледное лицо неестественно исказилось, обнажая искривлённые полусгнившие зубы. Всклоченные волосы с каждым шагом сваливались на лоб взмоченными сосульками, скрывая широко распахнутые остекленевшие глаза, в коих проскользнула искра отнюдь не добрых, порочных желаний. Ломанные покачивающиеся движения тела гипнотизировали, не позволяя сделать ни единого шага, а лишь оставляя мне возможность беспомощно смотреть, немо глотая ртом воздух.       Когда он был уже на расстоянии вытянутой руки, я обречённо сжалась на земле, зажмурив глаза. И в отчаянье, ничуть не вдумываясь в собственные действия, я наотмашь ударила левой рукой, будто мои слабые и хрупкие конечности могли остановить эти щуплые, но по-мужски сильные ручищи. На что оно лишь слабо прохрипело.       Сидя на корточках, я прикрыла голову в ожидании неминуемого. Но после слабого мимолетного стона ничего не произошло. Я с трудом заставила себя разлепить глаза…       Тёмная фигура пошатывалась в некотором отдалении, тяжело вздрагивая всем телом и держась одной рукой за грудь. На рубахе, сквозь потёмки, проглядывался глубокий разрез, из которого сочилось что-то чёрное и слизистое, капающее на землю.       Едва фигура попыталась сделать шаг в мою сторону, я рефлекторно взмахнула рукой ещё раз. А затем ещё. И ещё. Что я делаю? Это бессмысленно. У меня нет концентрации для использования магических техник. Я не могу совершать их без начертания сигилов. Но тело действовало без согласия мозга, и даже вопреки ему.       И с каждым моим взмахом на его теле появлялись свежие порезы. Тёмная жидкость выливалась из него всё более обильными потоками. Каждые последующие ранения сопровождались стонами и судорогами. Я неустанно махала руками, совершая непрерывную серию секущих ударов — мои руки словно превратились в косы… Нет, вернее будет сказать, они посылали незримые воздушные режущие потоки во врага, как если бы я метала самые настоящие лезвия кос.       Когда последние силы покинули меня и онемевшие руки наконец опустились по швам, это уже осело наземь с опущенной головой. Содрогающееся тело было покрыто сочащимися ранами, одежда вся пропиталась жижей. Стоило мне опустить ослабевшую руку — словно в такт моему движению, его тело подалось вперёд и гулко шлёпнулось, одарив мои ноги мерзкими брызгами.       И в этот миг моё сознание пронзили знакомые образы. Заполонённая мраком поляна мгновенно сменилась на едва узнаваемые тлеющие руины, некогда бывшими деревенскими домами. Высоко стоящее пекущее солнце отныне скрывалось за горизонтом, озаряя темно-синее небо оранжевыми бликами. Приятный прохладный ветерок вместо аромата цветов и кореньев доносил запах горелого мяса. В недоумении озираясь на воцарившуюся разруху, я не сразу обратила внимание на лежащую лицом вниз подле моих ног фигуру. Вместо этого лежало обыкновенное мальчишеское тело в насквозь пропитанной тёмно-красным рубахе. Из-под груди проступала внушительная бурая лужица. Промокшие расползшиеся по земле волосы покрывали лицо, но моё сердце уже подсказывало мне, кто являлся их хозяином.       — К… Ки… Кир…       Горло скрутило спазмами, пытаясь выдавить из себя его имя, и у меня выходили лишь всхлипывающие обрывистые звуки. Ноги начали подкашиваться, и я рухнула на колени рядом с его головой. У меня не осталось сил для поднятия рук, чтоб повернуть его голову, дабы убедиться наверняка. У меня не осталось сил позвать его по имени… У меня их нет даже на банальные слёзы. Всё, что я могла — опустошённо смотреть на его окутанную промокшими от крови волосами неподвижную голову. Бледные щеки и посиневшие губы глубоко врезались в память, не отпуская меня, решись я даже отвести взгляд. Кто это с ним сделал? За что? Почему?.. Неужели это моих рук дело? Но это был не он, это… что-то другое! Я не могла… я бы не стала…       Горечь и гнев придали мне сил, и я, не имея возможности сдерживать нарастающую внутри меня боль, издала протяжный вопль злости и отчаянья. Но боль не отпускала меня, продолжая сдавливать сердце, словно удавка на горле висельника. Всё как в тумане. Разум уже не имел власти над телом, продолжая лишь нашёптывать мне уже не имевшие никакого значения вещи.       Прижавшись к его лицу и поглаживая рукой по волосам, я невольно взмолилась:       «Всемогущий Канто, первый среди богов, прародитель всего сущего… прошу… верни мне…»       Даже в мыслях я не смогла произнести его имя. Оно словно яд, прожигающий мне язык насквозь.       Я закончила нашёптывать молитву… И ничего не произошло. Канто не услышал меня. Проклятье!       «Тамоно, темнейший из богов, пожинатель неприкаянных душ, смилуйся над рабом своим и не забирай его в объятия бездны!»       Тишина. Тамоно также не благоволил мне.       И я уже собралась было молить милосердную Марико, как земля под нами неистово задрожала. Мои пальцы стремительно отдалялись от его влажных и липких волос. Меня заглатывала непроницаемая тьма. Тело не ощущало опоры под собой, словно я парила в воздухе. Я куда-то падала…       Но меня это уже не волновало. Он ушёл. Он исчез… И он никогда уже не вернётся. Ведь мертвецы не возвращаются, какую магию ты ни примени и с каким божеством сделку ни заключи. Я просто наивная дура — даже все пятеро богов вместе не способны возвращать людей с того света.       Уволакиваемая тьмой прочь, я свернулась калачиком и спряталась лицом в колени. Даже гнева на тех, кто посмел отнять у меня самое дорогое, уже не достаточно для чего-либо — я полностью опустошена. Всё, на что меня пока хватало — беззвучно выть сквозь зубы, увлажняя колени неотступающими слезами…       Несмотря на тёмную обстановку, мои глаза нещадно резала боль, пока я силилась их разлепить. Попыталась встать — тело отказывалось слушаться, будто оно принадлежало набитой пухом кукле. Сколько же я так лежу? Ответ не заставил себя долго ждать — желудок издал знакомый гул, сопровождаемый ощущением сродни выворачиванию всей меня наизнанку. Проклятье, нужно срочно что-то съесть, пока меня окончательно не перекрутило.       Вцепившись дрожащими пальцами в корпус кровати, я с огромным усилием перевернулась на бок и подтянулась к краю ложе. Зрение понемногу привыкало к темноте, и вскоре я смогла различить слабые контуры помещения. Скромная комнатушка с одним единственным окошком, льющийся тусклый лунный свет из коего освещал одинокую фигуру, неподвижно сидящую и мирно посапывающую за столом. Грубый деревянный пол со стенами создавали иллюзия ветхости, но каким-то чудом умудряясь сохранять домашний уют.       Безразлично осматривая комнату, мой взор наконец выловил искомое: тяжёлая кожаная сумка, грубо брошенная рядом с кроватью — оттуда тянуло едва уловимым пряным ароматом. Мясо. В данный момент я была готова вцепиться любому в глотку лишь за кусочек пищи и глоток воды — ни о чём другом думать я ныне не могла.       Ослабевшая рука потянулась к лямке. Ну же. Ещё чуть-чуть… Пожалуйста!..       Пальцы почувствовали приятную прохладу и жёсткость дубленой кожи. Есть! Только ухватить и подтянуть… Давай же… Ещё один маленький рывок!..       Казалось бы, такое простое действие, но оно потребовало от меня неимоверных усилий — горло жгло от участившегося изнеможённого дыхания. Тем не менее, мне удалось сдвинуть сумку до расстояния согнутого локтя. Трясущиеся пальцы заскользили по стягивающему шнуру, силясь развязать узел. Проклятье! Да что ж ты так крепко стянут-то?! Поддавайся уже, будь ты проклят пятерыми!       И на сей раз боги смилостивились над страждущей смертной — узел после недолгого напора ослаб, и я взялась потрошить содержимое. Пара кусков вяленого мяса, наполовину осушенный бурдюк с водой (эх, вино было бы уместнее), понадкусанная лепешка (убью того, кто так посмел сделать!)… Не густо. Забыв про приличия и этикет, я словно изголодавшийся зверь набросилась на скромные припасы, поглощая всё найденное молниеносными движениями и без разбору.       Отбросив опустевший бурдюк на пол, я блаженно развалилась на кровати, пространно разглядывая тёмный потолок и вольготно дыша промёрзлым воздухом через рот. Никогда бы не подумала, что подобная еда может доставить столько удовольствия. Наверное, стоит почаще голодать, дабы не разучиваться ценить подобные мел…       Блаженная улыбка понемногу сползала с лица. Упорный шёпот в голове, что поначалу был лишь далёким шумом, вдобавок затмеваемым чувством голода, теперь ясно звучал будто над самым ухом. Нечто тёмное не хотело меня отпускать, вцепившись словно пиявка. Пред моими глазами вновь и вновь всплывали одни и те же картины. Неподвижно лежащее тело Розалин с перерезанным горлом. Сухо произнесенные Иллианом слова о смерти отца. Бледное лицо, укрытое за мокрыми от крови сосульками волос… И я снова не в силах произнести его имя. Даже при попытке подумать о нём тело сковывало льдом, а сердце болезненно ёкало. Это был лишь сон. Это всего лишь мерзкий кошмар. Я сплю. Я хочу проснуться. Пожалуйста…       Мне холодно. Я завернулась в тонкое, но пушистое на ощупь одеяло. Но оно не в силах меня согреть. Судороги не прекращались, сколько бы я себя ни растирала. Выплакав все слёзы в том кошмаре, я уже не в силах заставить себя излить душу в этом. Стараясь отбросить всё лишнее, я в отчаянье уцепилась за последнюю частичку своего сознания — это не более, чем дурной сон. Я должна проснуться. Но сколь бы сильно я ни трясла головой, кошмар не думал отступать. Мне страшно. Папа… К… Иллиан… Кто-нибудь… Заберите меня отсюда…

***

      — Прошу прощения, что потревожила вас…       Внезапный укол в голову мгновенно вывел меня из сна, заставив, как ужаленного, вскочить со стула. Не придя в себя окончательно, я интуитивно схватился за рукоять подвешенного за спиной кинжала. Но развернув голову и завидев миловидную барышню, тут же облегчённо выдохнул и вернул наполовину оголённое лезвие на место.       Встревоженная девушка, одетая в нечто подобие наряда служанки — светло-серое длинное платье с опоясанным фартуком, поношенные башмаки и чудная шляпка, скрывающая большую часть головы и лоб — бормотала невнятные извинения и сжимала завёрнутыми в рукава ладонями деревянную ручку метлы. Из всего этого словесного потока я смог разобрать лишь «убиралась», «задела», «потревожила». Понятно, рассеянная девушка убиралась в комнате, задела меня рукоятью, тем самым разбудив. И чего она так волнуется? Обычное дело, с кем не бывает? Хотя, если подумать… Я уже успел позабыть, в каком месте нахожусь. Не удивлюсь, если у них тут за подобные мелочи и избить могут.       — Ничего-ничего, всё в порядке, не стоит беспокоиться, — поспешил я сгладить ситуацию, пока окончательно не почувствовал себя виноватым.       Видимо, ещё и моя реакция так подействовала на неё. Спя в сидячем положении, меня всю ночь мучили кошмары — конечно же, которые я запомнил жалкими урывками, такое часто бывает, — и они не позволили мне спокойно отоспаться, порядочно так нервируя.       — Прошу, не говорите ничего хозяину, — почтенно склонив голову, робким голосом прошептала она.       — Да что за бред?!. — Не знаю почему, но это начало меня злить. Благо я вовремя взял себя в руки. — Ты ничего плохого не сделала. Ну задела меня во время уборки, всякое бывает.       — Мне запрещено докучать постояльцам, — произнесла она так, будто это всё объясняло. — На самом деле, я должна была прибраться в этой комнате ещё вчера, до вашего въезда. Пожалуйста, выскажите всё недовольство мне, но не держите зла на хозяина — это всё моя вина.       Может, для местных это и в порядке вещей, но для меня подобное было дикостью. Тьфу, баран ты безмозглый, давно уже должен привыкать — здесь тебе не там. Эта ситуация начинала меня конкретно бесить…       — Расслабься уже и продолжай свою работу, — вздохнув, я постарался восстановить спокойную и ровную речь. — Я никому ничего не скажу. И зла я тоже ни на кого не держу. Честное слово.       С усилием выдавив из себя улыбку, она слабо кивнула и вернулась к уборке. Чёрт, я сейчас будто в потасовке поучаствовал — в ногах образовалась тяжесть, заставившая меня рухнуть обратно на стул. Я, конечно, слышал от Аргейла про рабовладельчество, но это вроде как на юге… Хм, неужели и на западе это практикуют? Или, что ещё хуже, так обращаются даже со свободными людьми? Вот уж действительно: город — огромный котел, где варятся и человеческие добродетели, и человеческие пороки. Он является пристанищем учёных и убийц, художников и наркоманов, торговцев и мошенников, артистов и проституток. Он вбирает в себя как всё хорошее, что имеется у людей, так и всё плохое. Хотя, кто я такой, чтобы называть что-то «хорошим» или «плохим»? Это всё из разряда философии, в коей я не то чтобы силён.       Выбросив из головы лишнюю софистику, я наконец заметил ещё влажные пятна на правом рукаве толстовки. Блин, обслюнявил во сне — теперь ещё стираться придётся. Хотя…       Бегло обнюхав себя, я пришел к однозначному выводу: нужно будет заняться поисками ванны или бани какой. Искренне надеюсь, что местная церковь — как это было с европейской, времён XIV-XV века — не придерживается запрета на гигиену под страхом отлучения от церкви. Не очень-то хотелось из-за такой мелочи попасть на плаху или костёр.       Плащ, что я вчера забыл снять, да так в нём и уснул, сейчас лежал в ногах — сполз во сне, наверное. В любом случае, я в помещении, и меня никто не видит в этой одежде — зашуганная служанка не в счёт: ей явно не до моей одёжки сейчас.       Ладно, что там говорил этот неприятный тип? Сегодня я весь день свободен, так? Тело просит ещё поспать, но в данный момент куда полезнее будет осмотреться. Опять же, надо решить вопрос с одеждой — местное я носить не могу, особенно если дойдёт до драки. А у меня отчего-то очень явственное ощущение, что здесь до неё может дойти очень легко. Надо хотя бы кроссовки обделать какой-нибудь тонкой тканью или кожей, чтоб не бросались в глаза… Ну и толстовку, это само собой. А джинсы в целом не особо-то и выделяются — хрен с ними, оставлю как есть.       «Ох ты ж… Я совсем забыл про тебя…» — пронеслось у меня в голове, когда взгляд упал на небольшой бугорок ткани.       Сири, наверное, также мучаясь от кошмаров, завернулась в одеяло калачиком. Даже отсюда мне были заметны её вздрагивания — не спит уже, значит. Впрочем, я сейчас при всём желании не смогу с ней поговорить — я без понятия, что я должен ей сказать, чтобы хоть как-то ослабить боль. Нет, в теории я прекрасно помнил, что нужно делать, когда у человека посттравматический синдром — а его проявления тут на лицо, — но я боюсь брать на себя ответственность: велик риск совершить непоправимую ошибку.       Нет, братиш, это тебе не универ — тут ты не отделаешься "неудом" в зачётке с последующей пересдачей. Ты можешь окончательно поломать психику человеку. И тогда это уже будет в лучшем случае овощ. А в худшем — психопат с маниакальным расстройством, который тебя же самого прирежет во сне, если тому что-то тюкнет в темечко. Эх, будь у меня доступ к нормальным лекарствам… Да хоть на тех же успокоительных подержать её, пока не выработаю стоящий план…       Ладно, хватит уже развешивать сопли. Это не каменный век — хотя бы примитивные лекарства и отвары у них тут должны иметься в наличии. Надо просто пройтись по рынкам и магазинам. Благо с деньгами пока проблем нет.       — У вас всё хорошо? Выглядите неважно.       От неожиданности я аж вздрогнул. Служанка стояла возле моего плеча и с любопытством вглядывалась мне в лицо.       Наверное, пока я раздумывал о ближайших перспективах лечения, оно приобрело очередное пугающее выражение. Не удивительно, из-за этого со мной почти никто и не любил контактировать — помимо странного пронизывающего взгляда, в моменты моего ухода в себя лицо так же становилось мрачным и… Как же тогда выразился отец?..       «Будто ты переступил грань, которую не следовало переступать».       Вот да, точно. Эти слова надолго въелись в память. И они отчего-то всегда меня веселили. Не знаю, почему так…       — Улыбка вам всё же больше к лицу, — её голос приобрел более радостные оттенки. Я что, улыбаюсь? Ну, я чувствую напряжение лицевых мышц… Всё может быть. — Что бы ни произошло плохого с вами — всегда встречайте это с улыбкой, и тогда всё будет хорошо.       Сама наивность. Скажи это кто другой — я бы обозвал его круглым идиотом. Но стоило мне поднять голову и взглянуть уже в её лицо — мне захотелось поверить в это. Такая прекрасная улыбка действительно могла бы осветить любую надвигающуюся тьму, развеять любую печаль и тревогу. От неё становилось тепло и легко. Словно ангел, который наблюдает человеческие грехи и смывает их своей божественной аурой.       И мне только сейчас представилась возможность разглядеть её получше. Рукава платья были необычайно длинные и полностью скрывали ладони. Чудна́я округлая шляпка, напоминающая шапочку для плаванья, почти полностью укрывала волосы, а козырёк скрывал впотьмах лицо, когда она наклоняла голову. Но сейчас, снизу вверх, мне было открыто всё: ровные, мягкие черты лица и впрямь делали её похожей на ангела, маленькие пухлые губки наливались цветом спелой вишни, а её глаза… Эм-м… Чего?..       — Прости, если это прозвучит бестактно, но… А что у тебя с глазами? — неуверенно полюбопытствовал я из боязни как-то обидеть.       Возможно, я сейчас задеваю за живое, но моё любопытство сильнее любой этики и морали. Если у Аргейла были вполне человеческие глаза, хоть и с необычной окраской радужки, то у неё… Я даже не знаю, как это описать словами. Я не силен в зоологии и у меня никогда не было питомцев, но доводилось видеть глаза собак, кошек и некоторых птиц. Её ярко-жёлтые глаза были, наверное, ближе к кошке — такие же зауженные вертикальные зрачки… Да, это наиболее близкое описание.       После моего вопроса девушка вздрогнула, потом покраснела и поспешила отвернуться, что-то бормоча себе под нос. Она стесняется? Но почему она ведёт себя так, будто остерегается чего-то?       Я было ринулся встать и извиниться за свою бестактность, но мой взгляд остановился на её нижней части спины. И я рухнул обратно. Не то чтобы я настолько уж падок на женские филейные части… Просто её зад слегка выпирал. То есть больше, чем обычно — такие задницы при таких внешних параметрах разве бывают? Посмотрев ниже, я заметил слабое шевеление под платьем. Да что за чёрт? В этот момент я не знаю, что на меня нашло. Обычно я такого себе никогда не позволяю, но тут…       Я без лишних церемоний нагнулся и приподнял подол. Да ну нах?!.       — В-вы что делаете?! — взвизгнула она. И по моему лицу больно хлестнули чем-то мягким, но довольно плотным. Не может быть… Хвост? Мягкий, пушистый и волнистый хвост мгновенно ударил меня по щеке, едва я приподнял подол платья. — Ну вы нахал!       — Воу-воу, легче-легче, спокойно! — Скорее от неожиданности, нежели от удара, но я перевернулся вместе со стулом и приземлился спиной на пол, продолжая прикрывать лицо от дальнейших побоев. — Я просто… у-ух… Я никогда не… не встречал подобное! П-прости, мне было просто любопытно! Не сердись, пожалуйста!..       — Ты… никогда не встречал зверолюдов? — недоверчиво покосилась она. Её пушистый рыже-бурый хвост всё ещё угрожающе висел в замахе, готовый обрушиться на меня. — Хм, и откуда же ты такой взялся?       — Мне и самому это интересно… — выдавив из себя невинную ухмылку, я глупо почесал затылок. В самом деле, что я тут могу ответить? Скажи я правду — она, вероятней всего, меня поколотит, сочтя лгуном и извращенцем. — П-правда, прости меня, я сделал это не подумав.       Буркнув что-то снисходительное, её хвост вернулся под платье и она протянула мне руку, дабы помочь встать. Из-за длинных рукавов я не сразу смог ухватить её маленькую ладошку. И нафига надо делать их настолько длиннющими?!       — Предлагаю забыть это недоразумение и начать всё сначала. — Восстановив равновесие, на сей раз уже я первым протянул руку. — Я Иллиан, прибыл издалека… Эм, даже не знаю, как точнее выразиться. Наверное, меня можно назвать странствующим исследователем… Очень начинающим.       — Неважный из тебя исследователь, если ты даже простейших правил приличия не усвоил, — насупилась она. Но тем не менее пожала мою руку через свою ткань. — Эрюкай’а.       — Довольно… необычное имя, — ляпнул я вновь не подумав.       Твою мать, как будто тут хоть какие-то какие-то имена будут для тебя «обычными», дурень!       Впрочем, судя по её ответной фразе, мой лимит везения пока не был израсходован окончательно:       — Я родом с юга. Можно просто Рюка.       Закончив выяснять со мной отношения, она сочувственно поглядела в сторону.       — Ваша спутница захворала?       — Эм-м… — замявшись, я задумался в поисках подходящих слов. Пожалуй, не стоит всем подряд трепаться о происхождении малявки. Не при подобных обстоятельствах. — Да, моей сестре нездоровится. Я как раз планировал сходить на рынок за лекарствами.       — Понимаю, — кивнула она.       Как бы странно это ни звучало, но после случившегося обстановка перестала быть такой напряжённой. Вот уж не думал, что меня спасёт тяжёлое психологическое состояние Сири. Выпустив мою руку, Рюка вернулась к уборке как ни в чем не бывало, вдобавок начав насвистывать что-то мелодичное.       — Положительный настрой хорошо сказывается на здоровье, — ответила она, когда я спросил её об этом.       Я не стал спорить и вернулся к планированию насущного дня. К счастью, несмотря на по-другому устроенный календарь, местное время почти не отличалось от нашего. Мои часы показывали четырнадцать минут девятого — и за окном как раз пробивались яркие, хотя ещё и слабые лучики восходящего солнца. Значит, времени должно хватить на всё, если грамотно составить маршрут. Ох ты ж…       Я не учёл того, что абсолютно не знаю город. Я собрался идти на рынок… хотя и понятия не имел, где он находится. Логика подсказывала мне, что самое вероятное место — центральная площадь. В любом нормальном городе должна быть такая. Только вот без карты всё равно проблематично к ней выйти. Разве что вскарабкаться по стене на крышу и осмотреть город с высоты. Тьфу, да ну на хер! Нашли, мать его, ассасина! Остаётся только нанять проводника… ну или гида, какая к чёрту разница? И его, мать же ш твою, тоже надо искать… Хотя, а что если…       — Рюка, — с призрачной надеждой в голосе, я таки решился обратиться за этим к ней. — Могу ли я попросить тебя показать мне город? То есть, я тут ничего не знаю и наверняка целую вечность буду искать нужные магазины. А с тобой это было бы куда быстрее.       — Ох… — она замялась, покусывая нижнюю губу. — Я не имею ничего против… Но не уверена, отпустит ли меня хозяин — ещё так много работы…       — Ха! — издав неожиданно громкий полусмешок-полувозглас, я бодро вскочил со стула, не забыв попутно подобрать с пола плащ. — Веди меня к нему! Как грится, ща всё буит.       — Ты очень странный человек… Иллиан.       Не успели мы и с десяток метров пройти от таверны, над которой располагался наш постоялый двор, как она буркнула мне в спину неопределённым, загадочно-отчуждённым тоном. Да что я опять сделал не так?! И это мне, прошу заметить, говорит звероподобная девчонка.       — Чем я опять провинился? — произнёс я, напустив нотки сожаления. Мало ли, может я и впрямь чего-то не заметил за собой.       — Ты слишком… уверенно разбрасываешься деньгами. С такой лёгкостью расстаться со ста тэнами ради одного моего сопровождения… — В её голосе чувствовалась грубость и упрёк. Но оглянувшись, я заметил на её лице тень лёгкой неприметной улыбки. Ни хрена не понял. — Ты воистину беспечен и безответственен.       — Что поделать, — пожал я плечами, размашисто вышагивая впереди. — Я не силён в бартере, поэтому… Э-э-эм… Э-э-э?       Чавойсь? Ста тэнами? Целых сто единиц местной валюты? Когда мой разговор с хозяином таверны зашёл в тупик, я решил перейти к прямому подкупу. Нисколько не разбираясь в местной валюте, да и не имея каких-либо альтернатив, я отцепил от ремешка одну монетку и с самым невинным видом выложил её на край стойки. По блеску в глазах трактирщика стоило догадаться, что я поступил необдуманно — следовало сперва узнать номинал и попытаться как-то разменять на более мелкие монеты. Но отчего-то в голову мне это пришло только сейчас. Вот же гадство. Так я быстро останусь без гроша в кармане!.. Ох не зря я прихватил с собой девчонку.       — Дай мне монету, — догнав, она приостановила меня за плечо.       Не думаю, что она настолько корыстная, чтобы взять и смыться с нею после того, что я сделал для нее. И всё же я крайне неохотно вытащил из внутреннего кармашка толстовки заранее освобождённую от ремешка монетку — пусть уж сразу по одиночке лежат, чтоб каждый раз не связывать-развязывать их — и протянул ей.       — Хм… — Монетку подцепили неожиданно когтистые, покрытые короткой красновато-рыжей шёрсткой пальцы и поднесли её к солнцу. Так вот зачем ей такие длинные рукава. Она какое-то время разглядывала монету сквозь солнечные лучи, после чего довольно хмыкнула. — Я так и думала — хилотрин.       Заметив моё замешательство, Рюка вздохнула, но взялась за разъяснение:       — Монета весом чуть менее пол-унции и имеющая идеальный зелёный цвет — это чистый хилотрин. Или, если в универсальном эквиваленте, сто тэн. Довольно нечастая валюта — её предпочитают использовать в торговых операциях для расчёта по крупным сделкам.       — Ты… довольно хорошо в этом подкована… — только и смог вымолвить я.       На вид ей никак не дашь больше моего, лет двадцать. А такое чувство, будто она долгими годами занималась торговлей.       — Я старше, чем ты думаешь, малыш, — словно прочитав мои мысли, она кокетливо подмигнула и, вернув мне монету, зашагала дальше по дороге.       — Не зазнавайся, — прошипел ей в спину. Но, как это обычно бывает, меня быстро отпустило. И поудобнее перехватив лямку сумки, я ринулся вдогонку. Нашла, блин, ребёнка…       После краткого изложения моих планов на день и её недолгого обдумывания мы в конце концов сошлись на том, что стоит начать с центрального рынка, где расположили торговые палатки приезжие торговцы и деревенские жители. О как, всё же есть здесь что-то, как и у нормальных людей… тьфу, то есть в нормальных городах.       И на что я не сразу обратил внимание: мне наконец выпал шанс нормально осмотреть город при дневном свете — поздним вечером было как-то не до любованием архитектурой. Первое, что меня начало мучить, пробиваясь из потайных уголков подсознания — чистота улочек. Начитавшись ужасов про лютую антисанитарию и выплескиваемое дерьмо прямо из окон, я уже был готов к последующим водным процедурам после прогулки. Но хвала всем местным богам, за чистотой тут следят. Красивые, вымощенные каменными кирпичами дорожки. Аккуратные высокие, в среднем два-три этажа, здания, возведённые с определённым шармом — кто-то додумался гармонично смешать камень, дерево, железо… и даже совсем уж диковинные минералы. Это определённо был не камень, не знаю, откуда такая уверенность.       Не удержавшись, я засыпал Рюку шквалом вопросов.       — Канализация, — ответила та на вопрос о чистоте улиц. — Хигадеру был заложен ещё в древние времена, и многое, что ты можешь видеть сейчас, сохранилось с тех времён. Разве что здания время от времени ремонтируют, а многие из них и вовсе перестраивают.       Поскольку путь нам предстоял не близкий, я воспользовался отведённым временем и для наведения справок, раз у неё имелись неплохие познания в местной экономике. Мне, привычному к курсу рубля и немного следившему так же и за уже ставшими стандартом долларом и евро, сказать, что всё это не умещалось в голове — это ничего не сказать.       То есть сама по себе информация-то простая: деньги, имеющиеся у меня — самые крупные, по сто единиц, состоят из чистого обработанного горного минерала, именуемого «хилотрином». Те, что попроще и служат местной разменной монетой, делаются из более распространённых металлов, не в пример более увесистых, но хотя бы сохраняющих положенные прочность и долговечность — что, в общем-то, всегда ценилось в торговле, — они имели номиналы в одну и десять тэн в зависимости от металла. Определить их тип не удалось, так как цвета были довольно вычурными: монетки в одну тэн имели непохожий ни на что мутный синеватый оттенок, а "десятки" — бежево-коричневый, что-то промежуточное между латунью и бронзой. Ладно, бог с ним, с материалом. Главное, что я узнал номинал денег и больше так глупо не подставлюсь. Но что у нас с покупательской способностью?..       Собственно, за этим мы и выбрали рынок нашим первым пунктом — нужно сперва разобраться в ценах: без этого нормальных торгов не выйдет и меня по старой доброй традиции разуют догола. Правда, стоило мне упомянуть торги, Рюка сразу на меня шикнула.       — Цены в городе регулирует мастер монетного двора. Вольные торги считаются дурным тоном и за это могут оштрафовать, — прошептала она, словно за нами наблюдали.       Отлично. И почему я не удивлен? Неужели я и впрямь ожидал в такой древности какого-то проявления либерализма и свободного рынка? И всё же меня терзали смутные сомнения — куда смотрит местная гильдия торговцев? И не говорите мне, что таковой нет — эти ребята во все времена и в любом известном мире сплотятся ради извлечения выгоды. Они просто обязаны быть. Или я окончательно потеряю веру в человечество… По крайней мере, в человечество местного розлива.       Заметив, что мы понемногу подходили к концу тёмного проулка, я поглубже закутался в плащ, дабы не светить своим чудным нарядом, так как впереди уже виднелись деревянные постройки, напоминающие мне старые ларьки, разве что не железные, а дощатые, и без стеклянных витрин. Несмотря на разгар рабочего дня (насколько я смог разобраться в местном календаре — выходными у них служили пятый и десятый день, а сейчас шел седьмой), здесь было довольно людно. Туда-сюда сновали разнообразно одетые люди: кто в обносках, кто в цветастых платьях (не знаю, как это точнее описать, но мужчины носили довольно длинные рубахи, и из-за опоясывающего их ремня создавалось впечатление, что они в юбках или сарафанах), а кто и с фамильными гербами на богато вышитых накидках. Впрочем, люди меня сейчас не интересовали. Так-с, что у нас с товарообменом?..       К моему удивлению, торговля шла бойко, несмотря на замороженные цены — хоть бы их с потолка не брали, как это любят делать у нас. Зерно, мука, разнообразные сорта диковинных круп, хлебные изделия — ну хорошо, с этим всё понятно, товары первой необходимости, — тут цены варьировались от трёх до семи тэн за три кило… ну или шесть фунтов, если брать местные единицы, и один тэн за буханку. Здоровую такую, надо сказать.       На соседнем прилавке были уже товары животного происхождения. Яйца по два тэна за дюжину. Молоко по шесть тэн за приличных размеров кувшин — на вскидку там литров пять. Мясо на любой вкус: начиная с курицы и заканчивая совсем уж неизвестным, учитывая мои познания языка, — от трёх до десяти тэн за фунт. Мда, удовольствие не из дешёвых.       Лучше обстояли дела с рыбным прилавком — самая дешёвая рыба стоила всего тэн за фунт. Наверное, тут где-то рядом озеро или река, откуда поставляют местную рыбу. Ну а самая дорогая, ясен перец, привозная — аж пятнадцать за фунт. Импорт всегда стоит дорого, хотя иногда пробуешь — и никакой разницы не ощущаешь.       — В северной части города находится речной порт, — утолила Рюка моё любопытство. — Рыба не самая вкусная и не так долго хранится, зато довольно питательная. И по карману не бьёт.       Река это хорошо. Нет — отлично. Пока ещё не изобрели паровые двигатели, а уж тем более на горючем топливе — речная торговля самая дешёвая и продуктивная, не чета наземным караванам. Впрочем, мне какое дело? «Не моя хата», как грится.       Ладно, пора закругляться, я и так примерно набросал у себя в голове ценовую таблицу. Нужно ещё посмотреть одежду и оружие, и можно уже заняться поисками местного травника, знахаря… или как они тут называются, едрён батон?       С одеждой, как и оружием, дела обстояли немного хуже — оно, конечно, было, но, если верить Рюке, довольно отвратного качества — полагаю, работа деревенских умельцев или простеньких подмастерье. Ладно, потом заглянем в соответствующие магазины…       — Рюка, как обстоят дела с лекарствами? Желательно синтетического производства, но и травяные сойдут, на худой конец.       — Син… этического?       Несмотря на то, что на людях она старалась не поднимать высоко голову, я всё же углядел из-под козырька её эти желтые кошачьи глаза, удивленно выпученные на меня.       — Ну… эм… созданные искусственным путём… при помощи науки?.. — поняв, что ни на йоту не прояснил, я от досады цокнул языком. — Ну или тайных знаний?.. Чёрт, забей.       — Как ты вычурно изъясняешься, — она нахмурилась. — В любом случае, здесь поблизости всего один магазин, принадлежащий целителю. Не найдёшь нужное там — придётся идти в соседний район, а это не близко.       — Ладно, — опустив плечи, сдался я желанию поскорее оказаться в тени и сбежать от начавшего припекать солнышка. — Тогда веди, чего стоять тут?       — Да ты прикалываешься надо мной… — только и прошептал я, глядя перед собой.       Идти и впрямь пришлось недалеко, каких-то два-три переулка (до чего же плотно они всё застроили — переходами между улицами служили узкие проулки между домами) — и мы стояли перед тяжёлой деревянной дверью, грубо обделанной какими-то металлическими пластинами. Больше походило на вход в какую-нибудь котельную — ни одного окна рядом, не считая малюсенькой задвижки на самой двери, служившей неким глазком. Я бегло огляделся: так и есть — ни одной вывески, ни одной таблички.       — Согласно распоряжению от мастера целителей, при одобрении его святейшества Блаженного Лазаря седьмого: право на торговлю целительными снадобьями и припарками закреплено за Храмом Ацуками, — заученно отчеканила Рюка. Её голос приобрел жуткую хрипоту, будто ей с трудом давались эти слова. — Они с тебя три шкуры сдерут лишь за простую микстуру от хвори. Куда дешевле обойдутся снадобья народных знахарей, пускай и выбор не так велик.       Посчитав, что ей больно об этом говорить, я не стал развивать данную тему — не хочу лезть никому в душу без надобности. Тем более, что лично мне никакого дела до местных разборок нет — своя задница в приоритете. Дешевле и дешевле, чего бубнить-то? Потому ограничился молчаливым кивком и занёс руку над дверью.       Громкий стук эхом разнёсся по узкому переходу. Блин, чувствую себя грёбаным наркоманом, который стучится в подпольную лабораторию для покупки очередной дозы. Искренне надеюсь, что местный "самопал" хотя бы приемлемого качества.       — Не делай такое лицо, — ворчливо произнесла Рюка, поглядывая на меня искоса. Проклятье, когда я уже начну держать свои эмоции при себе? Или, по крайней мере, не отображать их на физиономии? — Старине Арни многие из жителей обязаны своей жизнью… в том числе и я. Просто доверься мне.       — Да я не о том, — продолжая размеренно выстукивать, я качнул головой. — Просто у меня неприятное ощущение, что мы делаем что-то незаконное.       — Ох ты ж, до тебя только сейчас дошло? — Как бы та ни сдерживала себя, а пара коротких смешков таки прорезалась. — Я думала, что ты мальчик взрослый… Или мне более доходчиво пояснить фразу «право на торговлю»?       Блин, вот же… ушлая девчонка. Ну конечно, если здесь хоть немного укрепилась бюрократия, то без бумаги ты не можешь что-либо продавать или обменивать. Это имеет смысл хотя бы из-за соображений безопасности — вдруг на рынке окажутся испорченные продукты и это вызовет эпидемию массового отравления? Отвечать придётся в первую очередь чиновникам: а какого хрена под вашим носом таким торгуют? Даже если виновника накажут — народ всё равно продолжит буйствовать, просто чтоб выплеснуть злобу. Даже в такое жестокое время, когда любое недовольство можно подавить батальоном плечистых ребят с оружием, местные управленцы вряд ли захотят сокращать и без того немногочисленное население. Иначе с кого бабло тогда стричь?       Будучи выходцем из не такой уж состоятельной семьи, я часто одевался на рынке, где, как мы все прекрасно знаем, никаких бумажек и в помине не водилось. Я даже не был уверен, не украдены ли все эти вещи из какого-нибудь грузового поезда или фургона. Естественно, «честными и трудолюбивыми» выходцами из дружественных ближневосточных республик. То есть я уже вполне свыкся с мыслью, что не каждая буква закона свята. Что не всё то, что идёт вразрез с законом — преступление. Особенно это касалось России и других стран в составе СНГ. Даже сами представители закона порой глядели сквозь пальцы, понимая, что здесь стоит выбор между «правильным» и «по закону», предпочитая действовать по совести, рискуя собственной свободой. Вот только я никогда не приближался к каким-то серьёзным преступлениям, ограничиваясь лишь уклонением от уплаты налогов (вернее, поощряя уклонение от уплаты налогов, затариваясь дешёвыми товарами с рук... что не сильно-то на самом деле меняет ситуацию). И теперь мне предлагали затариваться у местного пушера не пойми из чего сделанными лекарствами…       При этих мыслях я опустил взгляд на свою левую руку. Ха-х, блин, ну ты нашёл из-за чего переживать. Ты, кто безжалостно выпотрошил дикого зверя, проделав в его горле множество дырок, перерубая хрящи и сухожилия. Ты, кто хладнокровно, словно заправской киллер, уложил профессионального убийцу одним броском попавшего под руку предмета и точечным ударом в горло. Не говоря уже о том, что мы с Аргейлом провезли какую-то контрабанду в город. И того получается, я теперь браконьер, убийца и контрабандист… Мда, пожизненное мне уже обеспечено. Прекрасно, прям всю жизнь мечтал!..       С тяжёлым скрипом дверь наконец отворилась, безмолвно приглашая нас пройти внутрь. Что ж, внутренние разборки с совестью можно оставить и на потом. Шагнув вперёд, я словно пересёк грань между светом и тьмой. То есть я ни черта не мог разглядеть. Что за хрень?       — Ты ещё кто такой? — Мой бок укололо что-то острое, тем самым вынудив меня остановиться и замереть. Скрипучий, как сама дверь, и требовательный голос прозвучал где-то совсем рядом, однако его хозяин не спешил выползать на свет — я смог лишь заметить краем глаза морщинистую руку, держащую небольшой ножик.       — Дядюшка Арни! — поспешно затараторила Рюка, также замерев позади меня в проходе. — Пожалуйста, уберите нож! Это я вам нового клиента привела!       — Рюки, ты шоль? — Боль в боку сразу ослабла и я вздохнул с облегчением. — Вот же дуреха, сразу надо говорить, тьфу… Ну проходите, чаго встали-то?       Грузная дверь захлопнулась, стоило Рюке отойти в сторону, и тьма полностью окутала помещение. Но спустя мгновенье послышался щелчок, и комната озарилась ярким, но довольно мягким голубоватым свечением. Хотя после улицы глаза всё равно болезненно реагировали на него, вынуждая щуриться, отчего я не сразу приметил протянутую ко мне старческую ладонь.       — Ты чьих будешь, младой человек?       — Иллиан, — проморгавшись, ответил я на рукопожатие. С виду дряхлые пальцы довольно крепко обвили мою кисть, провоцируя меня глухо шипеть от боли. Да сколько же в этом старикашке силёнок-то?! — Уф-ф, п-приятно…       — Чёй-т ты хилый какой-то? — усмехнулся тот, отпустив наконец мою начавшую неметь конечность. — Так-то. Старина Арно ещё вас всех переживет!       — Дядюшка Арни, не мучайте парня, — снисходительно, словно матушка, опекающая нерадивого сыночку, произнесла Рюка. И это прозвучало до ужаса обидно. — Мы к вам по делу… Эм, Иллиан, что ты там хотел?       Оба вопросительно уставились на меня.       — Ну-у-у…       Блин, а ведь действительно, что мне нужно-то? В двух словах так сразу и не скажешь — я ведь не медик. Ладно, будем импровизировать. Как и всегда.       — Мне бы успокоительное какое… что посильнее, да. Так, обезболивающее — тоже посерьёзнее, если имеется. Потом что-нибудь для дезинфекции открытых ран, да…       Не стесняясь, я начал перечислять, загибая один палец за другим. Судя по вдумчивому выражению лица Арно и тому, как он заерзал возле настенных полок и стоявших под ними шкафчиков, — если он чего-то и не понял, то уж основную суть ухватил, это главное.       Пока он собирал склянки в небольшой открытый деревянный ящичек, я, закончив с оглашением списка, решил осмотреться — больно не давал мне покоя этот странный голубоватый свет. Его источник нашёлся быстро. Вернее, несколько источников: небольшие камушки, лежащие по одиночке в стеклянных бокалах. Они светили ярко, словно фальшфейеры. Не знаю, магия ли это такая или природное явление… Хм, вроде как у нас нечто подобное тоже имеется. Я подумывал разузнать о них подробнее, но посчитал за благо не отвлекать и без того занятого старика по таким пустякам.       — Значится, так…       Арно наконец опустил ящичек на ближайший столик, подзывая меня рукой и тяжело сопя. Приблизившись, я с интересом поглядел на разнокалиберные пузырьки и склянки. Вот блин, опять я ничего не могу прочесть. И пока я перебирал в памяти различные символы, старик взялся перечислять, по очереди тыкая в ёмкости своим костлявым пальцем.       — Этот, шо помельче, экстракт «демонической лозы» — он для успокоения нервов. Даже самого буйного уложит. Учти, не более двух капель на кружку воды. Немного переборщишь и… Эхе-хе, ох не советую проверять. Тэк-с, вот эти две, пузатенькие — настойка из вымоченного корня «святой Ирциллы», обезбаливающее, как и просил. Сразу говорю — посреди боя… Хотя, боец из тебя так себе. Ну да не о том речь. В общем, пить только в спокойной обстановке, угу…       — Наркотик? — озвучил я свою догадку.       — Это как поглядеть, — неопределённо пожал он плечами. — В зависимости от реакции организма, ты мож тока потерять чувствительность тела. Ещё от него может начать волочь в сон. Некоторые входят в раж, другие обретают спокойствие, которому позавидуют даже священнослужители… Когда оно как.       — Довольно странный разброс побочных эффектов. — Я с сомнением вытащил небольшой пузатый, миллилитров на сто, пузырёк и повертел на свету. — Но свою прямую задачу хоть выполняет?       — А то ж! Если верить старым записям, его использовали ещё во времена Великой войны. Только сразу предостерегаю: не более одного глотка в сутки. Иначе рискуешь проваляться в беспамятстве два-три юби с пеной у рта. И это в самом благом исходе. А так, после принятия тебя отпустит где-то через четверть часа.       Четверть часа? Не так уж и долго для… Эм, хотя погодите-ка… У них тут, вроде, только шесть делений на часах… Двадцать четыре поделить на шесть…       Серьёзно? Меня будет "плющить" целый час? Теперь мне ещё меньше хочется в чем-либо участвовать.       — Ты меня слухаешь ваще, паршивец? — проворчал Арно, когда я закончил с подсчётом и возвратил к нему утраченное внимание. — Ещё раз, вот эти вот узелки… Да, коричневые мешочки — там порошок из сушёных листьев «морской девы», очень хорошее средство от всякой внутрикровной заразы. Запоминай: берёшь маленькую горстку и посыпаешь её прямо в рану. Да, будет жечь, сильно, но лишь мгновение — потом она начнет пениться и даст крепкую корку. Эту корку не сдирать в течении нескольких юби, она сама потом отвалится, угу.       Устало выдохнув, старик молча взялся разминать затёкшую спину, тем самым давая понять, что с инструктажем покончено. Признаться, мне и самому уже хочется поскорее оказаться дома, расслабиться после такого экскурса, привести разбухшие мозги в порядок. Надо будет на бумаге всё это записать — не хватало потом самоубиться из-за малейшего просчёта.       — Лады, сколько с меня? — бросил я через плечо, аккуратно укладывая всё это добро на дно сумки и стараясь закрепить его так, чтоб не побить по дороге.       — Хм… — Старик почёсывал щетинистый подбородок одной рукой, когда другой взялся загибать пальцы, что-то бормоча себе под нос. И когда закончил… — За всё, думаю… Да, всё верно. Значится, с тебя сто шестьдесят три тэн.       — Них… — сглотнул я подкативший к горлу ком, после чего повернул голову к стоявшей в отдалении и молчавшей всё это время Рюке. Та, заметив мой ошарашенный взгляд, настойчиво закивала. Да ты издеваешься… — Прекрасно.       Ругаясь про себя, я на ощупь выудил две монеты и опустил в выставленную жилистую ладонь Арно. Тот сперва каждую из них опробовал на зуб, а затем неожиданно принялся разглядывать их в голубоватом свечении от камней. Он всерьёз собрался высматривать зелёный цвет в голубоватом окружении? Ненормальный старик.       Рассчитавшись и забрав сдачу, я с превеликим удовольствием вновь выбрался на солнечный свет. Боже, будто вечность прошла с того момента, как я вдыхал этот приятный свежий, хоть и наполненный непонятно чем, воздух.       — Поверь, в храме с тебя бы содрали раза в два, а то и три больше, — по своему расшифровав мои раздумья, молвила выпорхнувшая следом Рюка. — Не говоря уж о том, что большая часть из тобою приобретённого — продукт подпольных знахарей, а не храмовых врачевателей. Посему не советую распространяться об этом перед кем попало.       — А я, стало быть, уже не кто попало?       — Перед кем попало из местных. Чужакам, как ни странно, доверия больше, нежели к местным, ведь они, как правило, не суются в наши житейские дела.       Странная логика. Ну да ладно. Меня тут больше волновало кое-что другое. Я загрузился под завязку всевозможными средствами первой необходимости при ранениях, будто собрался идти на войну. И всего один вопрос: а какого хрена? Забавно, что я спрашиваю себя об этом только после сделанного. Да, это место опасно. Да, лучше иметь про запас всё, что только может пригодиться. Собственно, поэтому я ещё планировал заглянуть к кузнецам и портным — глянуть оружие и какую-нибудь амуницию. Но чёрт бы меня побрал добровольно лезть куда-то, где есть хоть малейший шанс получить ранение… если вообще не "сыграть в ящик". Не знаю, что задумал этот долбаный «музыкант», но я хочу быть ко всему готов.       — Ладно, — решительно кивнул я самому себе. — Ещё раз, где тут ближайший хороший кузнец?

***

      Холодно. До той степени, когда натурально сводит ступни. Озноб постепенно поднимался по ногам всё выше и выше… Да почему здесь так холодно?       Я поджала ноги поближе к животу, но это не помогло. Я старательно дула на ладони в попытке их нагреть, а после растёрла плечи и колени. Всё тщетно.       Мысли перемешались, образуя в голове лишь какой-то невнятный шум.       «Пожалуйста, перестаньте», — умоляюще прошептала я неведомо кому.       Что-то невыносимо давило на виски, заставляя скрежетать зубами.       «Прошу… хватит…»       В попытках заглушить эти голоса, скрежет и боги знают что ещё, я что есть силы сдавила черепушку. Ещё немного, и она вот-вот грозила треснуть на множество осколков.       «Остановитесь…»       Меня затрясло… Или мне это только почудилось? Я уже не чувствовала пальцев: они все ещё продолжали крепко сдавливать черепушку или же?..       — Заткнитесь! — Сквозь весь этот шум я едва ли расслышала собственный крик.       И внезапно всё прекратилось. Ни шума, ни давления… ни холода.       Открыв глаза, я обнаружила себя лежащей под одеялом и свёрнутой в калачик. Сквозь ткань пробивались слабые блики света. Как, уже утро? Или день? Ох, какая мне разница? Я все ещё чувствовала себя паршиво. Меня одолевала необычайная усталость, ужасно не хотелось никуда вставать. Полежу-ка, пожалуй, ещё немного…       Шум в голове исчез, но мысли по-прежнему лениво сгущались в кашу. Где я? Откуда я?.. Что я? Всё это текло мимо, словно спокойная река, не встречая ни единой преграды в виде камушка или травинки. Река, да? Я бы не отказалась искупаться. А ещё лучше — полежать в горячей ванне. Или в горячем источнике. О, какое это блаженство. Как сейчас помню, когда мы с ребятами ходили туда прошлой…       Неприятный щелчок сработал в моей памяти, и пред глазами вновь замелькали эти жуткие картины…       Я сочла это не более чем дурным сном. Кошмаром, от которого меня должны в скором времени разбудить. Но я не могла проснуться. Меня никто не спешил унести из этого небытия. Рози. Папа. Шогу. Близняшки. Хорхе…       Был ещё кто-то… Но в попытках вспомнить его имя невыносимая боль вновь пронзала виски. Будто само сознание отвергало его существование. И как я ни противилась этому — оно и не думало сдавать позиции…       — Ай как не хорошо, — послышался до ужаса знакомый голос.       Барьер, в какой-то миг образовавшийся вокруг меня, начал постепенно рушиться. Выглянув из-под одеяла, я увидела его лицо: карие блестящие глаза, угольно-чёрные небрежные волосы, эта глупая и вызывающая… но вместе с тем такая тёплая и лучистая улыбка…       И после следующей фразы барьер окончательно рассыпался, возвратив мне все утраченные воспоминания:       — Опять грустишь, принцесса?       — Кирби!       Одеяло молниеносно слетело куда-то в сторону, когда я подскочила на кровати, пересаживаясь на колени.       Худощавая высокая фигура, одетая в знакомую рубаху и затёртые мешковатые штаны, сидела на окне и весело покачивала ногами взад-вперед, словно малое дитя. Он смотрел на меня печальными глазами, при этом умудряясь сохранять весёлую беззаботность на простоватом лице. Вот же…       — Дурак!       Едва мои ладошки сцепились на спине юноши, заключая его в крепкие объятия, как меня окончательно пробило на реки слёз.       Всхлипывая, я бестолково бормотала какие-то ругательства, пока его пальцы нежно поглаживали мои волосы. «Ты же мертв…», «Как ты тут оказался?..», «Это сон или взаправду?..». Когда моя щека вновь ощутила тепло его тела… Когда я вновь вдохнула его запах… Мне уже стало окончательно всё равно. Я плакала от счастья, прижимаясь к нему всем телом и трясь влажной щекой о его загривок.       — Не плачь… Прошу, ты меня всего сейчас зальёшь, — хохотнул он, сместив руку с волос чуть ниже и смахнув большим пальцем несколько слезинок с уголков моих глаз. — И ещё ты слишком близко к… ну, это самое…       — Пошляк… — Смутившись и немного придя в себя, я всё же осмелилась отстраниться и самостоятельно утереть лицо рукавом. — Как ты здесь очутился? Где тебя носило всё это время?.. Т-ты правда не умер?       — Будь я мёртвым, чего бы я здесь околачивался? — продолжая раскачиваться, он беззаботно закинул руки за голову. — О, так быть может, ты сошла с ума и видишь призраков?       — А что если и так? — нахмурившись, пробубнила я, не найдя, чем возразить. — Какое это теперь имеет значение…       — И то верно. — Внеочередная порция хохота. — Знаешь, а тут довольно неплохо… Я ведь никогда не был в большом городе. Помню, я хотел сюда приехать с первым проезжающим караваном, чтобы купить подарок на праздник твоего рождения.       — Откуда ты?.. Я ведь тебе не говорила.       — Хе-хе, ваш хранитель замка рассказал, или как его там?.. Довольно болтливый старичок, о да.       «Ну учитель, вы как всегда…»       — Хе-хе, я вот знаю твой праздник рождения. А ты мой знаешь? — Он весело подмигнул.       — Больно надо! — Я категорично скрестила руки на груди, обиженно отведя взгляд в сторону. — Я тебя и так чересчур баловала, куда уж ещё-то?       — Ну, тут твоя правда, не поспоришь.       Воцарилась тишина. Не было слышно даже его дыхания. Лишь стук собственного сердца звонко отдавался в ушах. Будто вечность прошла с момента нашей последней встречи. Хотелось столько всего спросить. Хотелось столько всего обсудить. Но вставший в горле ком не позволял вымолвить ни слова, оставляя за мной право лишь молчаливо созерцать. Меня не отпускало тревожащее чувство. То самое, как в последнем сне. Ощущение ложности происходящего…       — Что ж, был рад вновь увидеть тебя, любимая, — нарушил он тишину первым, начиная подниматься на ноги, тем самым опасно балансируя на краю окна. — Боюсь, на этом мне придётся откланяться.       — П-погоди! — Я уже намеревалась податься к нему прямо на коленях, но тот жестом призвал меня остановиться, и я невольно замерла, подчиняясь ему, как по волшебству. — Зачем?.. Почему ты уходишь?       — Таков порядок вещей. — Он просто пожал плечами. Улыбка уже успела исчезнуть с лица, оставив после себя лишь слабую тень. Единственное, что осталось неизменным — читающаяся в его взгляде лёгкая грусть. — Знала бы ты, чего мне стоило вырваться сюда к тебе. Прости… мне действительно пора обратно.       Стараясь сохранять равновесие, стоя на окне и ухватившись рукой за раму, он развернулся лицом наружу и взглянул куда-то ввысь, на чистые лазурные небеса. Что он, во имя пятерых, задумал?       — Не нужно больше печалиться, — бросил он через плечо, продолжая глядеть в небесную даль. — Помни: я всегда буду с тобой, что бы ни случилось… Во-оу-ув!       Едва закончив фразу, он отпустил руку и отправил себя в свободное падение. Не осознавая что-либо, я инстинктивно ринулась к нему.       Нет, не успеваю!       Но тело не слушало разум, продолжая движение. Его голова, а затем и торс постепенно исчезали за окном. Я выбросила вперед руку в надежде ухватиться хотя бы за ногу.       Что я делаю? У меня всё равно не хватит сил его удержать…       И даже так, я не остановилась.       Вот за окном исчезли и его ноги. Ещё немного, и я полечу вслед за ним. Но меня это не волновало. Я цеплялась за надежду до последнего, во всех возможных смыслах!       И только когда мои ноги потеряли опору, в голове вяло пронеслась одна единственная мысль: «Прости меня… Иллиан».

***

      — Ты действительно очень странный, — промямлила Рюка с набитым ртом, поэтому я скорей догадался о смысле сказанного, чем понял напрямую.       За сегодня я эту фразу услышал больше раз, чем за всю свою жизнь, это точно.       Когда мы прошлись по лавкам нескольких, по её словам, толковых кузнецов, я, так и не найдя ничего подходящего, рискнул обратиться с персональным заказом. Сперва, на всякий случай, я отдал один из своих кинжалов — что трофейный, со странной на вид рукоятью — на переработку: попросил заменить рукоять на что попроще и поудобнее в хвате. Всё же лезвие мне понравилось — хочу оставить про запас. Хотя и до японского стиля первого ему определённо далеко.       На удивление, здесь никого ничего не интересовало, кроме денег. Ну да и прекрасно. И раз уж цену мне ломить не стали, я заодно извлёк из рюкзака (пожалуй, буду называть эту сумку так, учитывая, что она вполне удобно пристраивается на спине, хотя и имеет лишь одну лямку) листок пергамента и диковинную на вид… ручку? Достаточно было слегка потрясти этот маленький стержень, как на его кончике начали проступать чернила. До чего странный мир… И магия тут вообще ни коим боком: к этому-то как раз привыкнуть оказалось куда проще, чем я думал — спасибо ММО.       В общем, наскоро сделав наброски, я передал рисунок кузнецу с единственным вопросом:       «Сможете?»       «Не вижу проблем, только цену и сроки утрясти надо», — не особо раздумывая, ответил тот.       И мы пожали руки, условившись, что серебряная гравированная рукоять кинжала отойдёт ему в качестве предоплаты, если я по каким-то причинам не смогу расплатиться или передумаю. Мне эта безделушка всё равно ни к чему, а так какая-никакая экономия средств.       Ещё мне сразу же приглянулись новенькие блестящие латные доспехи. Я было порывался их примерить, но суровая реальность — имя которой Рюка — быстро спустила меня с небес на землю.       «Ты себя в зеркало вообще видел? Ты и шагу в них не сделаешь, задохлик», — ехидно подметила девушка.       Эх, как жаль. А смотрелось бы наверняка круто. Ладно, мы народ не гордый…       У портного дела пошли куда быстрее — в первом же магазине я нашёл довольно жирный ассортимент всевозможных ремней, ножен, кожаной брони и, разумеется, самой кожи. Опять же, будучи полнейшим профаном в местной фауне, меня вновь выручила Рюка, посоветовав кожу илларкийского аллигатора, ссылаясь на её хорошее соотношение долговечности, прочности и цены. Что ж, ничего не могу сказать о первом и втором пункте, но третий меня если и не порадовал, то хотя бы не разочаровал. Обговорив кое-какие детали и сняв мерки (благо не пришлось раздеваться, ведь предполагалось, что новоприобретенное я буду носить поверх одежды), я внёс небольшой задаток, попутно прикупив приглянувшийся ремень с ножнами. Не то чтобы меня не устраивал мой текущий, но… Блин, как вспомню, что это снято с трупа — меня всего передёргивает. Нет, даже в мародёрке из большой нужды нужно знать меру — хватит и одного кинжала.       Выйдя из мастерской портного с чистой совестью, что все важные дела на сегодня выполнены, я по привычке украдкой взглянул на часы — обана, уже перевалило за третий час: мы прошатались по всему району, в целом, часов пять. Не удивительно, что так гудят ноги. Ещё и желудок предательски заурчал — гадство, я совсем позабыл о завтраке. Хотя, слыша урчание по соседству, в такт моему — не я один такой.       Теперь мы неспешно возвращались обратно в таверну, попутно заглатывая какие-то непонятные хреновины, намотанные на палочку в виде спирали. Впрочем, это довольно неплохо на вкус: хрустящая острая корочка снаружи, нежное мясо внутри — на языке оно буквально разлагалось на волокна. Да, за такое не жалко было отдать по два тэна за штуку.       Но наша барышня всё равно чем-то да недовольна.       — Чем я на этот раз провинился? — недовольно, в тон ей, отозвался я, предусмотрительно перед этим прожевав кусок. — Ну извини, что выдернул тебя сегодня на полд… кхм, на пол-юби. Но мне действительно была необходима помощь, и ты меня сильно выручила — я тебе безгранично благодарен… Блин, ну хочешь, с меня вечером выпивка? Раз уж малюсенького деликатеса было недостаточно.       — Странный… — глухо произнесла она снова.       Нет, у меня уже сил не осталось до неё допытываться, к чёрту. И дальше мы шли молча. Как бы тщательно я ни перебирал сегодняшний день в голове — так и не смог понять, что я сделал не так. За мой утренний косяк, как мне казалось, я уже извинился, и мы это дело, вроде как, благополучно замяли. Ай, ну её в… в баню. Да, именно… и желательно со мной в компании, хе-х. Интересно, она вся там такая… пушистая, или?..       За вот такими "невинными" мыслями я преодолел с ней добрую часть пути. И мы уже заворачивали на улицу, где и был расположен «Закуток Сэтору», когда вдруг по спине пробежал колючий холодок. Это что ещё за твою мать? В ушах отчетливо начал слышаться собственный пульс… и он стремительно учащался. Я заболеваю? Но сколько я ни трогал лоб, всё не мог понять точно. Потоотделения по крайней мере нет, несмотря на стоящую необычную для сезона осени жару.       До меня вдруг донёсся голос. Приглушенный, далёкий и неразборчивый. Он неистово нашёптывал что-то. Нет, этот голос скорей исходил изнутри головы. Без понятия, как это можно передать словами — я просто ощущал его.

Быстрее… вернись…

      Смог разобрать я лишь два слова, но мне и этого оказалось достаточно, чтобы тело приняло этот странный "приказ" и начало его выполнять. Бросив своей спутницу через плечо «за мной», я стремглав унёсся вниз по улице, не обращая внимания на потяжелевший рюкзак, неприятно бьющий меня чем-то твёрдым по спине при каждом сделанном шаге. Проклятье, хоть бы не побить стекло!..       Не добегая каких-то двадцать-пятнадцать метров до входной двери, я интуитивно поднял взор на, как мне помнилось, выходящее в эту сторону окно нашей комнаты: самое дальнее, возле угла. Знакомый силуэт, свесив руки на окне, смотрел куда-то перед собой и, насколько я смог разглядеть, с кем-то говорил. Блядство, девчонка сейчас в таком состоянии, что её и близко нельзя подпускать к окнам, да ещё на уровне второго этажа! Убиться если и не убьется, то инвалидом останется — это верняк. Вот счастье то мне будет, ага!       Чуть не срывая входную дверь с петель, я ворвался внутрь питейного заведения, где уже начал потихоньку собираться местный контингент завсегдатаев. Пока мозг успевал лишь диву даваться, моё тело уже выписывало пируэты, маневрируя и просачиваясь через толпу народа, ни на секунду не сбавляя темп движения. Фу-ух, осталось лишь преодолеть эту треклятую лестницу…       Винтовая, закрученная вокруг толстенного столба лестница не позволяла делать большие прыжки через несколько ступенек, отчего я был вынужден ещё шустрее семенить ногами, взлетая по ней вверх.       В итоге от таких нагрузок я буквально ввалился на второй этаж на трясущихся руках. Голос в моём нутре не унимался, заставляя подтягивать задницу, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться — казалось, я сейчас вовсе не управлял собой. Глубокий вдох — я сделал рывок и подорвался на с трудом сгибающиеся ноги — облегчённый выдох. Отлично, пусть и с горем пополам, но я встал. Осталось каких-то… тридцать-сорок шагов? Да едрить твою колотить — целых сорок шагов! Ноги едва слушались, вяло ковыляя мимо дверей и отдаваясь тупой ноющей болью — срань господня, только новых мозолей не хватало. Не знаю кто, но он определённо мне ответит сполна… богом клянусь…       — Сири! — заваливаясь с шумом в комнату, изрядно запыхавшись, я гаркнул что есть силы, нещадно рвя глотку в надежде, что эта тупица меня таки услышит и хоть как-то отреагирует.       Ноль внимания. Та ситуация в деревне грозилась повториться… Только теперь в опасности уже не я, а она. Не сказал бы, что это сильно радовало.       Чёрт, раньше она просто высовывалась из окна, теперь же она тянулась куда-то ручонкой! Куда ты лезешь, дура?! Второй этаж, сука-нах!..       Вот же сучий потрох — она уже потеряла опору и готовилась в любую секунду выпасть наружу!       — Бля-я-я!.. — выкрикнул я в сердцах, когда перед глазами пронеслись возможные последствия.       Припомнился мой первый похожий рывок к ней — тогда время тянулось обычно и я довольно быстро её ухватил… После чего, правда, был увлекательный полет, аля "Земля в иллюминаторе". Но сейчас я убедился — оказывается, правду говорят об адреналине: всё вокруг резко замедлилось, словно я повелевал временем и пространством… во что слабо верилось, конечно. Но мне это и не было нужно — только лишь следовало преодолеть каких-то два-три метра. Хоть одним пальцем уцепиться за что-то и понадеяться на природное преимущество мужской силы перед женским весом.       Хоть тело и двигалось примерно с той же скоростью, что и всё вокруг — теперь мозг работал куда быстрее, вовремя дав указание рукам скинуть рюкзак на кровать.       Левая рука ещё только отпускала лямку, позволяя сумке плюхнуться на мягкие простыни, когда как правая уже вытянулась, готовая ухватиться за первое, что попадёт в её зону контроля.       Никогда не был набожным и даже со скептицизмом относился ко всему, что не укладывалось в научные рамки. Но сейчас я молился. Неважно, "мой" ли это бог или местные — я обращался ко всем, авось кто-то из них да ответит мне. Кроме мысленной молитвы и стука собственного сердца я не разбирал ничего, хотя готов был поклясться, что моё горло всё ещё выкрикивало ругательства через раз, не забывая страдать от отдышки.       Не знаю, кого больше любят боги — меня или эту тупицу, — но так или иначе мне повезло ухватить край её платья. И я, не тратя время на раздумья, что было сил дёрнул ткань на себя. Блин, не знаю, кто выступал портным для семейства Ванбергов, но я когда-нибудь непременно возведу этому человеку памятник из самого дорого металла, что есть в этом мире. Платье оказалось достаточно крепким, и миниатюрное девчачье тельце, словно тряпичная кукла, полетело обратно ко мне.       Следующее, что я запомнил — дикая боль в правом плече и безумный вопль. Не мой, чес-слово! Видимо, когда я поймал её в полёте и потянул на себя, мы с ней неудачно сгруппировались и перекатились с кровати на твёрдый деревянный пол, где я так и продолжил удерживать беснующуюся и кричащую…       Ради всего святого, да заткнись уже!       Разумеется, вслух я этого не произнёс.       — Не стой столбом, разведи успокоительное! — прокричал я, как только заметил появившуюся, и довольно вовремя, в дверях Рюку. — Я не удержу её долго!       Стряхнув ошеломление от происходящего, она коротко кивнула и побежала к удачно приземлившемуся на кровать рюкзаку. Ради всего святого, женщина, очень надеюсь, ты куда внимательней слушала того старика, нежели я. Из-за острой боли в ушибленном плече и онемевших от напряжения пальцев из моей головы напрочь вылетели все наставления — теперь вся надежда только на неё.       Рюка без труда выудила нужный пузырёк — отлично, она всё же его слушала! — однако вскоре заметалась по комнате в поисках чего-то ещё. Да что ты, мать твою, ищешь там?!. Ох, блядство, ну конечно. Что там говорил старик? Две капли на кружку воды?.. Вода…       — Рюка, ваза! — завопил я, припомнив, как на пустом столе вчера стояла стеклянная ваза с одиноким цветком. Я от греха подальше переставил её на пол рядом со столом, чтоб во сне ненароком не задеть. — На полу… в-возле стола!       Бегло осмотрев стол с двух сторон, она осторожно вытащила хрупкий сосуд. Может, стоило всё же сказать про количество воды и капель? Нет, она и сама помнит — Рюка слила прямо на пол лишнюю воду, оставляя примерно триста миллилитров, сколько обычно в стандартной кружке, и взялась осторожно потрясать вскрытым пузырьком над кувшином, боясь переборщить с дозой.       — Когда скажу — постарайся влить в неё сразу все! — взялся инструктировать я — непонятно зачем, — когда Рюка опустилась рядом с нами, уже держа наготове получившейся раствор.       Глубоко вздохнув и резко выдохнув, я перенёс всю имеющуюся силу в правую руку, покрепче стискивая Сирино тельце, а левой зажал её нос. Теперь у неё не будет выбора, кроме как дышать через рот. Ну и заткнётся ещё, как бонус.       — Давай! — яростно провопил я.       Являясь новичком в подобной ситуации, тем не менее я справлялся неплохо. А вот касательно Рюки у меня имелись определённые подозрения. Но к превеликому счастью, и она не подвела — рывком поднеся вазу к губами девочки, она силой залила пойло в глотку. Более того, ещё и додумалась после закрыть ей рот ладонью, дабы та не сплюнула.       — Стимулируй!.. Тьфу ты, то есть поглаживай ей горло, пусть скорее проглотит эту дрянь! — Я уже буквально захлебывался от чрезмерного крика.       Слюна стала вязкой, в горле начало неистово щекотать. Вот-вот и до сухого кашля дойдёт. Эх, мне бы сейчас тоже водички… Ещё и руки едва-едва удерживали "жертву" из последних сил. Ещё немного — и они оторвутся к чертям собачьим, что не пришьёшь потом.       Но девчонка, судя по её стихающему напору, довольно быстро проглотила "настойчиво предложенное" пойло и уже через полминуты-минуту безвольно обмякла в моих объятьях, разве что лупясь куда-то отстранённым взглядом и бормоча что-то сквозь мохнатую ладошку Рюки. Я кивком дал понять "напарнице", что её можно отпускать, и сам тут же поспешил высвободить руку из под слабо ворочающегося тельца.       — Спасибо, — выпалил я на одном дыхании, взгромождаясь на единственный в комнате стул в намерении перевести дух и восстановить дыхание. Бли-и-и-ин, я будто постарел лет на десять. Такими темпами я точно поседею к годам тридцати - тридцати пяти. — Теперь… с меня… точно банкет.       — Лучше иди умойся, братец, — с усмешкой отозвалась Рюка, возвращая вазу на стол, а затем подняла успевшую заснуть Сири и поднесла к кровати. — Я присмотрю за ней, не беспокойся. Приведи себя в порядок.       — Пожалуй, не откажусь. — Ещё не успел подняться, как меня тут же осенило. — А где у вас?..       — Выходишь на задний двор через ближайшую от лестницы дверь. Там небольшое строение — тебе туда. На месте разберёшься, уже не маленький, — ухмыльнулась она, по подбородок кутая в одеяла спящую бунтарку, словно пеленая младенца.       Буркнув что-то нечленораздельное (в уме-то я прекрасно понял, что хотел сказать, но предпочту об этом умолчать), я вытянул из лежавшего уже на полу рюкзака комплект простенькой одежды, что в довесок прикупил у портного — как раз на подобный случай, когда нужно во что-то переодеться — и хромым шагом двинул в сторону лестницы.       Ну и денёк. А так всё хорошо начиналось. Если исключить постоянное недовольство Рюки, то это можно было бы даже назвать свиданием… с натяжкой. Хе-х, надо же… Моё первое свидание, значит? Никогда бы не подумал, что так плавно вольюсь в ряды реальщиков. Жизнь умеет преподносить сюрпризы. Хотя ещё чаще она предпочитает давать тебе с ноги промеж помидоров, это точно.       Ладно, к чертям всех и вся: окунусь по шустрому — и первым же делом волью в себя столько выпивки… Да, пока она у меня из ушей течь не будет, не то что из носу, именно!       — Слушай, Рюки… — После недолгих раздумий я решил рискнуть. — А можно мне… их потрогать?       — Да ты, погляжу, настоящий бесстыдник, — с игривой улыбкой ответила Рюка, заметно смягчившаяся от выпивки: её щёки уже залились розовым. — Ну что с тобой поделать…       Не веря до конца такому подарку судьбы, я облизал пересохшие губы и медленно подался правой рукой вперёд.       Ещё немного… Буквально десять-пятнадцать сантиметров…       У-у-у-ух, какие они мягкие… и пушистые…       Я игриво обвил пальцами её ушки, напоминающие то ли кошачьи, то ли лисьи — на ощупь они просто потрясающие, словно ты чешешь за ухом здоровенную кошку. Интересно, а когда я её глажу — она испытывает такое же удовольствие, как коты или собаки? Пожалуй, я не рискну спрашивать подобное.       К моему облегчению, то деревянное строение, куда отослала Рюка, являлось более менее привычной баней, хоть и с оговорками. Уж не знаю, чем они там подогревают камни, которые предназначаются для создания пара, когда на них выливаешь холодную воду, но такое чувство, будто они там вечно лежат раскалённые… обожжённый указательный палец до сих ноет.       Наскоро ополоснувшись прямо холодной водой — благо там такой душман стоял, что я просто не успевал продрогнуть — я как мог замочил свою "земную" одежду (кроме джинсов, так как они будут вечность сохнуть — знаем, плавали; лучше уж потом просто почищу тряпкой) и взялся за примерку обновок.       Как и ожидалось, с нижним бельем тут… небольшая проблема. Вернее, никаких проблем: нет белья — нет проблем, правда? Нет, блин, не правда. Как я понял от хохотавшего надо мной в тот момент портного, в качестве нижнего белья они носили какое-то подобие шорт из лёгкой ткани с зауженными штанинами чуть выше колена. Кошмар. В них я ни в одни штаны не влезу, к чёрту эту дичь. В итоге я прикупил ещё одни штаны, как можно более облегающие, и нещадно покромсал их ножом, сделав хоть как-то отдаленно напоминающее родные мне "семейники". Ладно, на первое время и так сойдет. Ну или придётся свои единственные труселя беречь как зеницу ока, стирая и высушивая чуть ли не каждый вечер. Забавно, что меня эта проблема особо не касалась, когда я гостил у Ванбергов: видать, просто не до того было, да и когда тебе позволяют каждый день мыться, при этом особо не потеть, не возникает такой острой нужды в стирке.       Вернувшись с "застиранными" (ведь для настоящего мужчины стирка — это простое ополаскивание вещей; да, я немного свинья, что поделать) вещами в комнату, я застал Рюку, сидящую возле кровати и что-то напевающую сопящей в обе ноздри Сири. Ну прям милота восьмидесятого уровня. Убедившись, что «пациент стабилен», то есть никуда не денется в ближайшее время, я решил-таки исполнить своё недавнее обещание и торжественно (даже выполнил почтенный кивок — неожиданно, не правда ли?) пригласил Рюку со мной отужинать.       И вот теперь, в новенькой, но довольно броской белой рубахе и таких же, но коричневых, штанах с непривычными галошами из плотной ткани (просто жаба задушила тратиться на кожу), я сидел за самым дальним столиком, практически под винтовой лестницей, и потягивал так желанный мною все эти недели нектар богов. Да, именно! И я не побоюсь это повторить — нет ничего лучше прохладного пива! И плевать, что за него тут требовали целых два тэна за кружку, тогда как вино подавали всего лишь за один — к едрене фене это ваше вино… мерзость.       Рюка сперва чувствовала себя неуютно среди толпы обильно надравшихся мужиков — она постоянно ерзала и оглядывалась куда-то в зал, — но спустя три кубка вина она даже сняла свой головной убор, явив мне самые настоящие звериные ушки. И я никак не мог избавиться от соблазна их потрогать.       — Ты наигрался уже? — продолжая держать голову наклонённой ко мне, она небрежно буркнула исподлобья. — А то, если ты не против, я бы ещё выпила.       — П-прости, — я поспешно одёрнул руку. И это мягкое приятное ощущение почему-то так и не исчезло с ладони.       Мы снова чокнулись кружками, отпили и продолжили пустой трёп обо всём и ни о чём одновременно.       Сперва разговор никак не клеился. С моей стороны сказывалась неопытность в общении с противоположным полом. С её… хм, да чёрт его знает, что у неё в голове творится, и об этом явно не стоит спрашивать прямо в лоб. Но, как это всегда и бывает, алкоголь быстро развязывает любой язык, и меня уже с первой кружки вынесло в неведомые дебри.       Я уже даже не могу припомнить, что я там такого рассказывал. Надеюсь только, что не взболтнул лишнего — уж слава выходца из иного мира мне явно пользы не принесёт. Но вроде как, если поднапрячь память, я красноречиво описывал свои сражения с боевыми товарищами… И плевать, что они были в «World of Fantasy», всё равно они были довольно яркими и запоминающимися! Да и, прямо скажем, мне больше особо рассказывать и не о чем.       Помнится, Рюка поначалу лишь закатывала глаза перед очередным глотком, а потом и вовсе разражалась хохотать, не упуская ни одного шанса меня опустить носом в грязь. Проклятье, ну хилый я, и что с того? Я, между прочим, против троих парней выстоял. Один! Ну да, они меня по итогу закатали в асфальт. Но и я в свою очередь зацепил их пару раз! Уж чего-то это да стоит, нет?.. Ай, пустое это всё. Сделаю-ка я ещё глоток.       — Ум-м-м, Рюки… — начиная клевать носом, я всё же сподобился припомнить давно мучившую меня деталь. — Ты постоянно… и-ик… повторяла одно и то же на протяжении… и-ик… всего дня. Мол, «ты странный», «ты странный»… Если не секрет — можешь объяснить идиоту? А то я уже всю голову сломал, где я так успел опростоволоситься-то, а?       С серьёзным видом разглядывая мое горящее лицо, Рюка вдруг рассмеялась, после чего залпом опустошила свой кубок.       — Провинился? — Вдоволь отсмеявшись, она утёрла проступившие слезинки. — Иля, да за всю мою довольно приличную, по вашим меркам разумеется, жизнь в этом городе никто не проявлял ко мне столько доброты, сколько ты проявил всего-навсего за пол-юби. Да что там доброты… простого человеческого отношения.       Не до конца поняв, о чём идёт речь, я лишь бессмысленно лупился на неё, ожидая продолжения. И та, заметив мой, наверное, до безобразия глуповатый взгляд, ещё раз хохотнула и подлила себе ещё вина из кувшина.       — Ты определённо не из этих мест. — Довольно покачав головой, она немного пригубила из вновь наполненной ёмкости. — Ты, возможно, будешь удивлён, но не все люди одинаково любят даже своих сородичей, не говоря уже про иноземцев. Наверняка ты слышал про взаимное презрение между людьми и эльфами. Но вот кого они не любят больше, чем друг друга… Вот именно, нас. Вольных обитателей степей и детей луны. Будь я чистокровной зверолюдкой — меня бы уже давно прибили в ближайшем тёмном переулке. Думаешь, вся эта маскировка лишь для виду? Ага, как же… Знал бы ты, как порой больно сдерживать хвост в этом тесном платье. Я бы всё на свете отдала, чтоб свободно прогуляться по этим улицам…       — Так какого хрена ты всё ещё тут торчишь? — грозно вдарил я кулаком по столу. Не знаю от чего, но меня начала пробирать злость. — Если этот долбаный городишко так к тебе относится, то почему бы просто не сесть на корабль и не уплыть… Хм, где там ваши сородичи обитают?..       — А ты не только странный, но и до нелепого смешной, — беззлобно произнесла она. — Думаешь, была бы у меня возможность — я бы ей не воспользовалась? У меня здесь нет родни. Мать, что была последней из тех, кого я знала, умерла ещё когда я была мелким лисёнком, далеко отсюда, на юге. Я уже говорила, что я из семьи рабов? Ещё моего деда много якум назад взяли в рабство, в северных землях, и привезли в один из южных городов-государств. Юг вообще очень странное место. Там умудряются сосуществовать представители всех рас, при этом все поддерживают идею порабощения собственных сородичей. Дикость какая-то. В общем, моя семья ни у одного поколения хозяев прожило в услужении. Благо, это были мелкие феодалы, имевшие лишь небольшую деревушку, да пяток гектаров прилегающих лесов. Поэтому они не были заносчивы и всегда относились к нам с теплотой… насколько это применимо к отношениям между хозяином и рабом, разумеется. Я всех подробностей не знаю, но как-то вышло, что мой отец, зверолюд, сумел зачать господской дочке ребёнка. Это притом, что шанс родить потомство от представителей разных рас довольно мизерный — этот вопрос я как-то оговаривала со знающими людьми. Видимо, у них был довольно бурный роман. Конечно, это потом раскрылось. Ему отрубили голову. Законы, касающиеся рабов там довольно суровы. А меня, как только я родилась, сослали подальше от этих мест. Как мне потом рассказывал Боурин, моя мать буквально рыдала, когда отдавала ему меня вместе с пригоршней хилотриновых монет… там, наверное, тысяч пять было… М-м? А-а, Боурин, это тот неприветливый и нередко ворчливый мужик, что постоянно торчит за стойкой — хозяин этого заведения. На тот момент он был ещё молодым и крепким путешественником. М-м? Сколько ему было? Хм, так сразу и не скажешь. Думаю, он был ненамного старше тебя. Чего это ты так уставился? Я уже говорила, что намного старше, чем ты думаешь — для нас время идёт не так быстро, как для вас. Я помимо этого хвоста с ушами — ну да, ещё и рук… ну и, чего греха таить, ещё и ступней — также взяла от отца и долгую жизнь. Эх, была бы ещё от этого какая польза. Не поверишь, за всё это время, пока я тут надрывалась, я ни на йоту не приблизилась к выплате долга… М-м? А ты как думал? Пока я не встала на ноги и не смогла приносить хоть какую-то пользу, Боурин обеспечивал меня всем необходимым и уже давно как истратил всё приданное. Так что у меня теперь сверху висит приличный такой должок. И никуда я отсюда не денусь. Нет, силой он меня не удерживает, просто… Не поверишь — совесть замучает, если вот так сбегу. Ха-х… я такая дура, правда?       Когда Рюка закончила свой длиннющий монолог, она коротко выругалась и жадно присосалась к своему кубку, подтверждая старую поговорку «нечего греть рюмку».       Моё недопитое пиво уже успело окончательно осесть и согреться. Впрочем, даже будь оно пенистое о прохладное, я бы уже не стал пить. После всего этого, что на меня вылили, продолжать пить… Я тогда точно полезу с кем-нибудь в драку. Что же это за скоты такие вокруг? Мало того, что человек (ну да, не совсем человек, но тем не менее разумное и интеллектуально развитое существо) такого натерпелся, так его готовы в порошок стереть лишь из-за его расовой принадлежности. Нет, наш мир этим тоже грешил лет семьдесят назад — да, по меркам глобальной истории, это просто пшик. Но для меня, выросшего в мире, где принимают людей независимо от его расы, пола или сексуальной ориентации, слышать подобное — рука непроизвольно тянется к писто… кхм, то есть к кинжалу. Эх, ваше счастье, сучьи отроки, что я оставил всё колюще-режущее наверху…       — Прости, — сам не понимая, что на меня нашло, я зачем-то извинился и поник головой. — Всё же я человек. Да ещё и белый гетеронормативный цисгендерный мужчина — по нашим современным критериям это совсем ядрёная смесь. Но это не значит, что я лишён понимания чужих проблем. Ты права, я совсем не из этих мест. Ведь там, откуда я родом, к людям… да и вообще ко всем относятся одинаково уважительно. Да, уродов и у нас хватает, но тем не менее общество не дает им разгуляться, регулируя само себя: если и не на уровне законов, то на уровне общественного воспитания. Мы так устроены, что нам просто необходимо выплескивать свою агрессию на что-либо или кого-либо. В прошлом у нас из-за этого было довольно много войн… да и сейчас они случаются. Но знаешь что? Интеллект, как ни крути, — величайший добродетель. С уровнем образования и технического прогресса невольно смягчались и людские нравы, буквально заставляя всех нас учиться жить вместе, понимать друг друга и даже любить. Я не знаю, сколько нужно времени этому месту, но я более чем уверен — рано или поздно то же случится и здесь. Скорей всего я не доживу до этого момента… да и ты, пожалуй, тоже. Но это неизбежно случится. Рано или поздно. Даю тебе слово.       Сам охренев от той бодяги, что я сейчас с умным видом задвинул (алкоголь, что ты творишь со мной?), я поспешил допить ту мочу, что только недавно была хорошим напитком, и грузно выдохнул.       — Ты странный, смешной… и вычурно выражаешься, — прошептала Рюка, оперившись рукой о щеку.       Видимо, она с упоением меня заслушалась, что из её приоткрытого рта я смог разглядеть необычно острые клычки, которые у людей выступали в лучшем случае на полсантиметра, а тут на целых три потянут.       Блин, да о чём я вообще думаю? Не пялься так!       А пока я мотал головой, отгоняя глупые мысли, она заключила:       — Я бы хотела побывать у тебя на родине.       Сожалею, но даже мне туда теперь путь заказан. И весь остаток своей жизни я буду вынужден жить рядом с этими неотёсанными дикарями. Перспективы прям радужные.       — Иля, чего опять грустим? — услышал я заботливые нотки в её голосе. Но у меня совершенно не осталось сил поднять голову, и я лишь фыркнул, спрятав лицо в ткани выставленных на столе руках.       Мне тошно. И нет, дело не в шести здоровенных кружках пива — мы, русские, народ бывалый, нас этим не сломить! Мне тошно от этого мира. В особенности от людей, что меня окружают. Если бы я окончательно лишился инстинкта самосохранения, то я непременно сейчас ввязался бы в драку, да начистил пару "пятаков". Может быть, даже проломил бы пару черепушек одним из этих примечательных табуретов, на которых мы все сидим. И наконец, взял бы одного из павших за его грязные и немытые волосы и хрясь… хрясь… хрясь! Чтоб он потом свои собственные зубы собирал по всему залу! Хе-хе-хе, это было бы весьма упоительно…       — Я, кажется, придумала, чем поднять тебе настроение… — Её нежный голосок на миг выдернул меня в реальность, но этого оказалось недостаточно.       Но вскоре что-то тёплое и мягкое коснулось моей руки, а затем потянуло меня в сторону. Мы что, уже уходим? Но ещё столько хорошей закуски осталось… Куда это мы идём?       Додумавшись наконец поднять голову и разлепить веки, я понял, что мы уже двигались вдоль коридора второго этажа — только здесь имелось столько дверей. Мы что, уже отправляется на боковую? Бли-и-ин, ну ещё так рано! Мне совсем не хочется спать!.. Вот чес-слово. Но, кажется, мы двигались не в том направлении. Готов был поспорить, что мы свернули налево от лестницы. Но моя комната находится в дальнем правом углу. Что опять задумала эта хитрожопая лиса?       Когда до меня донёсся звук запираемой двери, я сосредоточил всё оставшееся внимание на обстановке, чтобы хоть немного сориентироваться. Такая же небольшая комната, что и наша… разве что тут не было окна, отчего стоял гнетущий полумрак. Но вот в комнате заиграли желтовато-оранжевые огни — свечу зажгли? — и атмосфера сразу приняла более домашний вид.       Аккуратно заправленная одинокая кровать стояла у боковой стены комнаты. В противоположном от неё углу, но всё на той же стороне, находился габаритный — если не сказать гигантский — шкаф. На ум сразу пришла неуместная шутка, вроде «только женщинам может понадобиться столько места». Хорошо, язык уже заплетался и мне было бы весьма проблематично это произнести. На противоположной стороне от них расположился аналогичный столик, что и у нас… да и стул тоже. Блин, данное местечко определённо не блещет каким-либо разнообразием. Нужно будет с утра поговорить с хозяином, а то…       Мой вялый поток мыслей грубо прервали лёгким толчком в спину, что вынудил меня неуклюже рухнуть на удачно находившуюся рядом кровать. Или это я так удачно и своевременно приблизился к ней? Впрочем, какая разница?..       М-м-м, довольно мягко. Беру свои слова обратно — я вполне уже мог бы отойти ко сну. Но как-то глупо будет игнорировать такое хамство со стороны… кто бы это ни был. Собравшись высказать всё, что я думаю об этом негодяе, я кое-как перевернулся на спину и…       И весь мой запал, как и сон, вмиг улетучился, уступив место определённому инстинкту, о котором я уже успел и позабыть за последние сутки, полнящиеся лишь заботами и переживаниями.       Прекрасные изгибы талии маняще предстали предо мной, скрывая всё самое интересное в тенях из-за слабого освещения свечи, благо, моя фантазия в момент дорисовала всё необходимое. Рюка, пока я безбожно щёлкал клювом, успела избавиться от всей своей одежды, которая отныне лежала мёртвым грузом в ногах. Моё безудержное любопытство и здесь бежало впереди планеты всей, заставляя вытянуть шею, словно я страус, и только ради высматривания её до того скрываемых обувкой ступней — руки-то я уже успел поглядеть, а что у нас внизу?       Хм, это правильнее было бы назвать лапами, как у кошек или собак. Впрочем, как бы это странно ни прозвучало, они ничуть не принижали красоту тела целиком — скорей это являлось чем-то вроде «изюминок в твороге» — кому-то они могут не понравиться, но сама по себе еда от этого объективно не перестаёт быть вкусной.       — А ты продолжаешь меня удивлять, Иля… — прошептала она, медленно наклоняясь ко мне. — Другие мужчины бы вовсю разглядывали грудь, лобок, бёдра… А тебе подавай мои ноги? Ты у нас извращенец, малыш?       — Х-хватит меня так называть, — смущённо пробормотал я под нос, старательно уводя взгляд от… них. Когда она упомянула про грудь — мои глаза непроизвольно потянулись к её чашечкам. Мгновенно пришло ощущение жара от прилившей к щекам крови. И не только к щекам… М-матерь божья. К-как-то это всё не совсем правильно… — Я н-не ребенок, пусть ты и… уф-ф… старше.       — Да ты что? — игриво хохотнула лисица. — Может, ты и сформировавшийся муж, но… Хо-о-о, да, твоя реакция на моё тело выдает тебя с потрохами: ты у нас невинный мальчик.       Её лицо уже в нескольких сантиметрах от моего… Я-я больше не могу это выдержать!       Мои губы уже интуитивно потянулись к её, но когтистый палец среагировал быстрее, коснувшись их и оттолкнув назад вместе с моей болтающейся головой. Её коготь заскользил вниз, проведя линию от губы до шеи, после деликатно соскочил на грудь и наконец — уф-ф, ч-что за потрясающие ощущения от простого касания — недвусмысленно замер на моем паху.       Так, это уже опасно! Нет, останавливаться я определённо не хочу. Но ещё сильнее я не хочу облажаться в свой первый раз и быть осмеянным — это величайший стыд для любого мужского эго. А-а-а-аргх, и что же мне делать?!.       Пока мысли панически метались из одной крайности в другую, образуя в голове незапланированное и спонтанное заседание совета директоров, Рюка, уже избавив меня от верха, вовсю возилась с пряжкой ремня. Вскоре к рубахе отправились и штаны. Становилось душно, катастрофически недоставало кислорода. В горле встал массивный ком, который никакими усилиями не удавалось протолкнуть обратно, и я лишь судорожно сглатывал да сопел, как оголодалый волк пред куском сочного мяса.       — Серьёзно? — Её голова недоумевающе покосилась на бок, а ушки заинтересованно зашевелились. — Вторая пара штанов?       — На моей родине это зовётся «бо́ксерами», — из последних сил я постарался придать голосу более непринуждённую интонацию. Чёрт, сердце колотится как бешеное — я едва ли разобрал собственные слова, полагаясь на отточенные движения губ. — На ваши эти "парашюты" никакие штаны не натянешь.       — Ты всё страннее и страннее. Меня это не перестаёт забавлять.       Довольно произнесла она, отправив мои импровизированные труселя к остальной одежде в несколько немудрёных движений руками. И теперь ничто не мешало моему затвердевшему в ожидании женских тепла и ласок члену грациозно предстать во всей красе… Ладно, тут я уже сам нафантазировал — из-за алкоголя я сейчас слабо ощущал отдельные свои члены — выражанцы, бум! — а мой взор уплыл вверх к потолку. Если я и дальше продолжу разглядывать Рюку — избежать преждевременной эякуляции с огромной долей вероятности не удастся. Контролировать себя становилось сложнее с каждой секундой.       — Ой-ой, каков хитрец. Думаешь, если не будешь на меня смотреть, то это тебя хоть как-то спасёт? Какая прелесть…       Её страстный и озорной голосок умудрился пробиться сквозь громкий ритмичный стук в висках. И его одного вполне бы хватило, дабы "добить" меня окончательно — сквозь плотно стиснутые зубы нет-нет, да просочился жалобный стон.       «Этот парень был из тех, кто просто любил жизнь…» — В голове отчаянно пронеслись строки какой-то старенькой песни из коллекции отца. Не помню, о чём там пелось, но я невольно примерял её не самые радостные мотивы на текущую ситуацию.       И финальным штрихом сего "безобразия" выступила её теплая, мягкая и до неприличия уверенная хватка на моём и без того пульсирующем от напряжения гражданине Шишкине. На самих ладонях никакой шерсти не было, отчего по нижней части моего бренного тела раскатилась волна нежности. Если задуматься, это ничем не отличается от того, что я делаю собственной рукой… Но боже ж ты мой, почему ощущения кардинально иные? Её начавшаяся медленная стимуляция рукой заставила всего меня вздрогнуть, но вместе с тем накопившееся напряжение куда-то стремительно улетучивалось, а дыхание с сердцебиением постепенно выравнивалось. Нет, это всяко не те же самые ощущения, как если бы это делал я.       — Только не говори, что ты уже подходишь к своему пику, — усмехнулась она, продолжая медленно скользить ладошкой вверх-вниз, даже и не думая наращивать темп, лишь периодически сдавливая большим и указательным пальцами головку члена. Испытывает, дьяволица, насколько меня хватит, не иначе… — А я ведь ещё ничего не сделала. Какой чувствительный мальчик.       Так, ну это уже ни в какие ворота! Что там мне батя напутствовал в разговоре о сексуальном просвещении? Думать о спорте? Уф-ф, это проблематично — я не фанат какого-либо вида спорта, даже распиаренного и глубоко обожаемого по всей России футбола.       Может, на худой конец, и игры сойдут? Ладно, думаем о шутерах — самый такой драйвовый жанр. Я на ходу раздаю хэдшоты налево-направо. Противники ложатся пачками — едва успеваешь их считать. О, ачивочка очередная прилетает!..       Б-блядство. Нет, это только подстёгивает и без того возросшее возбуждение. Эксперимент, очевидно, не удался — моё либидо уже во всю пульсирует, готовясь устроить грандиозный фейерверк. Будь у меня хоть немного лишних сил, то непременно взглянул бы на часы: надеюсь, что хоть три-четыре минуты я продержался…       На подбородок угодило немного слюны, когда из меня вырвался последний вздох наслаждения, служивший своеобразной сиреной, оповещающей о приближающемся "прорыве".       И помимо всеокутывающего удовольствия от её плавной и медленной стимуляции, неожиданное болезненное покалывание разошлось от головки, опускаясь всё ниже вдоль ствола и до самого его основания — Рюка, решив "покончить" со мной как можно скорее, подключила вторую руку, играясь с моим членом своим острым коготком.       Н-нет, это уже за пределами моих возможностей…       В-вот оно… уже-е-е…       Вместе со струёй горячего и липкого семени, "удачно" угодившего на Рюкины живот и частично на грудь, из меня вырвался весьма жалкий, пораженческий по всем стаьям, стон.       Пока мой изнеможённый нещадными ласками "приятель" облегчался, меня же хватило лишь на то, чтобы откинуть голову назад и сфокусировать взгляд на одной точке на потолке. Не столько для очищения разума от пьянящего экстаза, сколько для подавления пробудившегося стыда. Какой же я всё-таки слабак. Несмотря на стоящую в комнате осеннюю ночную прохладу, грудь обжигало при каждом вздохе. От испытанного мною первого настоящего оргазма в глазах немного потемнего, а тело обрело воздушную лёгкость. И если бы не оседлавшая меня Рюка, быть может я уже оторвался бы от постели и улетел далеко ввысь, к звездам… Да, прямо через этот блядский потолок…       — Ой-ой, до чего ужасный парень, — прошептала лисица с разочарованными нотками, однако я был готов поклясться, что она попросту издевалась надо мной, вполне ожидая такого исхода.       Смесь стыда и гнева — конечно же, на себя — придали сил и я осмелился поднять голову. Пока одна рука Рюки упорно сжимала мой успевший обмякнуть член, другая зачем-то соскребала сперму с торса.       — Так быстро кончить, да ещё прямо на женщину… — насмешливо-укоризненно протянула она. — Вопиющее бесстыдство.       Переведя дух и убедившись, что "зона риска" уже позади, я наконец смог вдоволь насладиться видом её тела, не боясь за реакцию неопытного организма. Её нескромно пышная и упругая грудь, невзирая на полупрозрачные разводы спермы, завораживала своей белоснежной кожей и крошечными розовыми сосками. Взгляд спустился чуть ниже: широкие и соблазнительные бёдра обвили мои ноги — Рюка немилостиво прижимала меня к постели, величественно восседая тазом сверху. Ещё ниже: из-за слабого отсвета временами дрожащей от воздуха свечи я всё ещё не мог толком рассмотреть её промежность, посему довольствовался лишь рыжевато-коричневатым — в свете свечи он становился и того огненным — подстриженным кустиком на лобке… Ох, твою ж…       Кровь свежей волной прилила к нижней части тела — "дружок" уже успел отдохнуть и вновь становился упругим.       И это отметил не я один.       — Оу, ты уже готов повторить? — Её указательный палец сжимавшей член руки взялся играючи поглаживать головку.       «Зря стараешься, меня теперь таким не проймёшь!» — триумфально усмехнулся я про себя. — «Настало время перехватить инициативу! Мужик я или кто?!»       Использовав чувства стыда и гнева и преобразовав их в энергию, я одним рывком сократил дистанцию между нами, подтягиваясь к её лицу, и бесцеремонно впился в девичьи губы. Несмотря на неприязнь к вину, эти губы с осадком фруктового нектара показались мне слаще чего бы то ни было на свете. Чем дольше я находился в плену её рта, тем больше из моей головы выветривалось опьянение, заменяя его охватывающими тело возбуждением и счастьем. Но каким бы неожиданным ни являлся мой ответный ход, Рюка всё ещё опытнее меня, и её язык действовал куда как увереннее, страстно лаская и сплетаясь с моим. Я не сразу осознал, что перестал дышать, отчего грудь раздирала горящая боль. Но я и не подумал отступить. Только не сейчас. Речи о доставлении удовольствия уже не шло — это был самый настоящий вызов моей выдержке и способностям. И я обязан был перейти в наступление! В любви всё как на войне, верно?       — Рюка, — справившись с желанием, я неохотно отстранился от неё, дабы глотнуть прохладного воздуха, а затем прошептал на выдохе, нежно погладив пушистые ушки. — Я… ничего не понимаю, но… прости, если разочаровал… тебя… ух-х. Позволь мне… исправиться…       Игриво хохотнув, она обхватила мою голову влажными ладонями…       И поцеловала меня в лоб.       Мною овладели знакомые, но очень далёкие, весьма противоречивые чувства. Так обычно любящая и заботливая мать целует шкодливое провинившееся дитя в намерении успокоить и приголубить. По телу раскатились тепло и лёгкость, никак не связанные с животным возбуждением, но от того не менее приятные и одухотворяющие.       Но мне почему-то стало невыносимо грустно и тоскливо. На глаза ни с того ни с сего навернулись слёзы, в груди, на этот раз ближе к сердцу, а не лёгким, отозвалась жгучая пульсирующая боль, а пальцы взяла мелкая дрожь, как после месячного запоя. Что… это такое?..       В отчаянной попытке скрыть столь жалкий вид от стороннего глаза, я интуитивно зарылся лицом в Рюкину грудь и крепко обхватил её талию. Авось это какая-то минутная слабость и меня вскоре отпустит.       Да чёрта с два. Мягкость и тепло её кожи и сладкий аромат её пышных тёмно-рыжеватых волос только усиливали нахлынувшие эмоции — теперь всё тело вздрагивало при очередном всхлипе носом. Одна из слезинок скатилась по щеке и сорвалась с щетинистого подбородка прямиком на её грудь. Блядское убожество. Я хочу умереть.       — И-Иллиан?       Вот и Рюка наконец отметила моё странное состояние и с неподдельным беспокойством возложила руку мне на голову.       Она озадачена не меньше, а то и больше моего. Не могу её винить. Не понимая что происходит, она поглаживала меня по взъерошенным взмокшим волосам, пока нашёптывала что-то ободряющее.       Но до меня доносились лишь обрывки её фраз:       — Что случилось?.. Не так сделала?.. Поделись со мной… Ну не молчи, прошу!..       Даже думать не хотелось о том, как это смотрелось со стороны. И как хорошо, что я не мог этого увидеть, даже появись у меня такое желание.       Проклятье. Прекрасная женщина в моей постели… или я в её? Плевать. Важно лишь то, что она меня, судя по всему, хочет. А я в свою очередь хочу её. Так какого хрена я тут сопли развесил? Она небось думает, что провинилась в чём-то. Вот кто я после этого, а? Я не могу позволить Рюке чувствовать себя виноватой в чём-то. Особенно за то, чего она не делала. Что бы это сейчас ни было — нужно взять себя в руки и довести дело до конца. Дело уже даже не в сексе… хотя и очень прискорбно было бы не дойти до "хоум-рана", ограничившись "третьей базой". Тьфу, шутки в сторону. Я просто не могу позволить этому вечеру вот так ужасно закончиться.       Вдох… Выдох…       Вдох… Выдох…       Вдох…       Кажется, меня начало отпускать. Необъяснимое наваждение с каждой секундой отступало, постепенно возвращая мне ясность ума. Ещё бы теперь лицо привести в порядок… Блядь, как же я, наверное, жалко выгляжу.       — Прости… — Я огромными усилиями заставил себя оторвать лицо от её мягкой груди и наконец выдавил из себя как можно более искреннюю и располагающую улыбку. — Сам не знаю, что на меня нашло, правда. Быть может, просто нервы сдали — последние юби выдались не самыми лёгкими в моей жизни.       — Может, воды принести? Или чего покрепче? — взволнованно поинтересовалась она, уже намереваясь с меня слезть.       Но я в последний момент придержал её за плечи, не желая расставаться с этой прекрасной женщиной ни на секунду. Пока ещё рано.       — Ты — всё, что мне сейчас нужно.       Я как можно более уверенно перенёс руки ей на талию, поглаживая нижнюю часть спины и плавно смещаясь ещё ниже. В момент, когда мои пальцы крепко сжали её ягодицы, я почувствовал прокатившуюся по её телу дрожь — она не ожидала от меня такого напора? Что ж, будет ей уроком — никогда не недооценивай мужчин. Даже такой «мальчик» как я, собравшись с духом, может перехватить инициативу, если его раззадорить.       — Если ты ещё не передумала… ху-ух… я готов к матч-реваншу, — страстно прошептал я.       — Ох и любишь же ты мудрёно изъясняться… — Рюка также взяла себя в руки: пропавший было румянец снова залил её лицо; дрожь в теле исчезла, уступив место бывалой уверенности действий; голос вновь обрёл угасшие некогда нотки вожделения. — Хорошо, покажи мне, на что ты способен, малыш Иля. И не разочаровывай меня снова.       Всего-навсего пять-десять минут назад её эти шуточки меня здорово бесили, заставляя сгорать от стыдливого гнева. Теперь же я ей благодарен — своими подтруниваниями она окончательно вернула меня на грешную землю, заставив полностью сконцентрироваться на процессе и выбросить прочь все посторонние мысли.       Даже когда она вновь овладела моим отошедшим было на заслуженный отдых членом, я уже не ощущал былого экстаза лишь от одного прикосновения — это было просто приятно, не более.       «Отлично, теперь-то я так просто не уступлю тебе!» — На моем лице проступила горделивая ухмылка.       Одним лёгким толчком отправив меня обратно в лежачее положение и передвинувшись своими бедрами поближе к моим, Рюка начала тереться губами влагалища вдоль всего ствола всё ещё мягкого члена. Ещё не оказавшись внутри неё, я уже ощутил нарастающий жар. Боже, как же, наверное, горячо будет внутри…       Нет! Пока рано об этом думать. Даже в такой момент мой мозг — очень, блин, вовремя — вдруг выдал информацию из какой-то статьи, которую я читал ещё будучи на первом курсе: «Если женщина недостаточно возбуждена, то акт будет проходить довольно некомфортно». Говоря проще, ей нужно намокнуть. Вот почему она не спешит…       Проклятье, а продержусь ли я до этого момента? Нет, я определённо не могу позволить себе облажаться во второй раз! Думай… думай…       Ну конечно! Даже при условии, что я совершенно не люблю спорт — у меня полно воспоминаний, когда мы с отцом вместе смотрели футбол по телику. Когда он, разумеется, не нажирался как свинья. Что же там было? Толпа мужиков в футболках и шортах гоняются за мячиком по всему полю… Бред какой-то…       Но тем не менее, когда передо мной начали проноситься картинки из прошлого, мой орган уже не испытывал такого желания поскорее выплеснуться, оставляя лишь сухое очень поверхностное наслаждение. Чудненько! Теперь остаётся только не терять концентрацию…       — Оу-оу, а ты неплохо держишься, — наклонившись к самому уху, довольно прошептала она, после чего легонько куснула мочку одним из своих клычков. Никогда не разделял мазохистских наклонностей, но эта боль оказала благоприятный эффект, взывая к моим низменным желаниям не слабее её непосредственной стимуляции. — Ну а теперь… просто расслабься и растай в наслаждении.       С этими словами она приподняла член и неспешно опустилась на него своим лоно.       Д-довольно туго… и влажно. Головка скользнула через горячие и намокшие стенки влагалища, пробиваясь всё глубже и глубже.       Наконец, полностью протолкнув член внутрь и сжавшись половыми губами вокруг самого его основания, Рюка откинулась своим изящным телом назад и принялась медленно покачивать бёдрами из стороны в сторону, пока что исключая движений вверх-вниз. Её дыхание заметно участилось, а пронёсшийся мимолётный вздох, полный удовольствия, выдал её с потрохами — несмотря на игривое и озорное настроение, она охвачена возбуждением не меньше моего и сама с головой ушла в этот незамысловатый, но такой ответственный процесс.       Несмотря на нарастающее с бешеными пропорциями наслаждение, одновременно с этим я почувствовал некую… пустоту, когда её грудь исчезла из поля моего зрения. Будто ребёнка оторвали от его законной "кормёжки". И мне это не нравилось.       «Я… я хочу их попробовать…» — проплыла вялая мысль где-то на задворках моего дрейфующего в астрале сознания.       Вопреки наставлениям «расслабиться и получать удовольствие», я прижился к её телу, не прекращая массировать руками эту мягкую попку, и зарылся лицом между чашечек её мягкой объёмной груди.       Я без стеснения одаривал их поцелуями, и в какой-то момент сам не заметил, как уже вовсю облизывал правый сосок. И недолго думая, взвесив все за и против, высвободил одну из рук и играючи стиснул левый, массируя и покручивая.       Это… оказалось не так уж и просто — сохранять концентрацию ниже пояса, вдобавок не забывать энергично работать руками и языком. У-ух, ё… А ещё этот запах: резкий запах разгорячённой женщины — он сводил мой замутнённый разум с ума. Лёгкие горели, подобно печам на металлургическом заводе перед самой ревизией, и мне попросту не доставало кислорода. Но это трепещущее чувство, откладываемое на душе, изумительнее всего на свете.       Мои усилия не прошли даром: дыхание Рюки стало прерывистым, всё чаще переходящее в сладострастный стон. У меня самого сердце уже отбивало бешеный ритм — как бы не схлопотать сердечный приступ, — но я слишком увлечён процессом, у меня нет времени обращать внимание на что-либо, кроме доставления партнеру удовольствия. Я не могу позволить себе быть эгоистом… только не в таком деле.       Незаметно для меня движения Рюки сменились с покачиваний из стороны в сторону на непосредственную стимуляцию моего эрегированного органа вверх-вниз. Мощнейший электрический разряд пронёсся по всей паховой области, когда головка вновь начала тереться об эти горячие бугристые стенки. Я чувствовал, как её сок обволакивал мой орган, с каждым движением понемногу вытекая наружу.       От таких ощущений мое слюноотделение несоизмеримо возросло — я не успевал сглатывать обратно, неизбежно увлажняя её грудь. Пока мои губы и язык касались соска, у меня даже не возникло мысли о том, что буквально недавно здесь побывала моя собственная сперма… А даже и возникни — не думаю, что меня бы это остановило. Эти изящные упругие округлости так и манили меня, заставляя сжимать их пуще прежнего и никогда более не отпускать. Целовать их… лизать… кусать… Они сейчас были в моей абсолютной власти.       Также как и моё либидо было во власти Рюкиной щелки, которая не только с эротичным хлюпающим звуком скользила по моему члену, но и периодически сжимала его внутри своими мышцами. У-уф, а это довольно больно. Но эта боль лишь сильнее раззадоривала мой болезненный извращённый разум. Это просто высший пилотаж — когда она только научилась так управлять своим телом?       Словно в подтверждение моей теории, что-то мягкое и пушистое начало щекотать мои яички.       «Н-нет, прекрати, э-это… это н-нечестно!» — мысленно взмолился я. Когда как моё тело напротив вопило: «Ещё! Ещё! Ещё!..»       Рюка, продолжая ритмично ездить на мне верхом, обвила мои дражайшие кожаные шарики своим хвостом — то сдавливая их, то щекоча и поглаживая.       «Ты изверг! Я буду жаловаться!.. Хоть и не знаю кому, но уж найду!..» — только и промелькнуло у меня, пока я держал концентрацию, с трудом сдерживая вовсю приближающуюся "кульминацию".       Каковы бы ни были мои старания, у этой лисы имелось неоспоримое преимущество: помимо опыта, она умело использовала каждую частичку своего тела — я бы никогда не додумался так использовать хвост… П-проклятая извращенка!       Стиснув зубы, мне оставалось лишь сдаться в этой "битве" и принять "капитуляцию", полностью отдавшись удовольствию, что так любезно доставляли её промежность и пушистый хвост. Одно радует: я не дался ей так легко в этот раз. Свою порцию экстаза она определенно получила: Рюка уже начинала покусывать нижнюю губу время от времени, в перерывах между тихими стонами, а раскрасневшееся лицо устилали капельки пота.       — Р-рюка… — От столь непривычной нагрузки слова давались с трудом, отчего выходило лишь слабое шипение. Благо, мой рот находился в считанных сантиметрах от её уха. — Я… у-уже почти…       — Не… останавливайся… — расслышал я ответный, едва уловимый шёпот.       Э-э-эм, она сейчас серьезно? Мы же ничем не предохраняемся. Нет, я понимаю, что в эти времена в принципе не существует понятия «контрацепции»… мне так кажется. И всё же так рисковать…       Невзирая на мою пылающую страсть, я не знаю, как отношусь к Рюке. Сказать, что я люблю её, точно не могу — мы знакомы всего один день! Я хочу её, но к детям я определённо не готов… уж точно не сейчас.       И когда я уже был готов прервать акт, пусть даже применяя силу, она слабо добавила:       — Просто… доверься…       Ошарашенный, я окончательно растерялся, чем бы таким возразить, и посему, плюнув на всё, полностью отдался её волне.       К черту всё, мне уже лень о чем-либо размышлять.       Потом… всё потом.       Когда последние силы покинули меня, сведя весь напор на нет, я излился внутрь Рюки, ощущая нахлынувшую волну усталости и онемение в конечностях.       Мой пульсирующий член бешено колотился о стенки влагалища, раз за разом выплёвывая уже не такое густое — тут уже моя фантазия разгулялась за неимением иного, — но всё ещё обильное семя.       Даже по окончанию акта мне категорически не хотелось покидать её уютную горячую пещерку, особенно при взгляде на это блаженное личико: она тяжело дышала ртом, что мне прекрасно были видны её миленькие клычки; её мохнатые ушки опустились и редко подрагивали, смешавшись с волосами; в этих прекрасных желтоватых глазах стоял ранее невиданный блеск, что мне даже показалось, будто она чем-то расстроена, хотя эта чарующая улыбка красноречиво говорила об обратном.       Уставшие и изнеможенные, мы одновременно рухнули на простыни, всё ещё прижимаясь друг к другу грудью. Рюкин хвост, на который уже успело вытечь немного семени вперемешку с её соками, также ослабил хватку, устало сползая с моих яичек.       Обессиленные, голые, мокрые и липкие от пота и других жидкостей — мы взглянули друг другу в глаза… и от души рассмеялись. Я от того, что достойно продержался этот раунд, с доблестью выстояв все её ласки. Она… Вот без понятия, если честно. Могу лишь догадываться, что я чем-то да смог её удивить. Мне хочется так думать.       — Тебе не страшно? — решился я наконец озвучить заветный вопрос.       Мы какое-то время продолжали молча лежать в объятиях друг друга, так и оставшись нагишом. Ни у кого из нас не было сил на такую ерунду, как одежда. Да и к чему она сейчас — будто я чего-то ещё не видел?       Встретившись с её непонимающим молчаливым взглядом, я пояснил:       — Мы так мало знаем друг друга, а если пойдут дети…       Я ощутил, как её голова начинала подергиваться на моей груди, после чего её мило приоткрытый ротик выдал слабый смешок.       — Так ты действительно не знал, — прошептала Рюка, не поднимая головы с моей груди. — Не переживай, никаких детей не будет. Размножение между расами — довольно сложный и трудоёмкий процесс. Даже при искренней взаимной любви шанс зачать потомство очень невелик. В нашем случае это был не более чем просто секс.       — Вот как… — Я облегченно вздохнул.       Сказать, что от сердца отлегло — ничего не сказать. Но с другой стороны, её слова меня немного смутили. Да, люди уже достаточно давно эволюционировали, чтобы использовать инстинкт к репродукции в качестве развлечения, а не только для размножения — я это прекрасно понимаю и ничего против не имею. Но как бы это глупо и избито ни звучало, я всегда представлял свой первый раз с человеком — блин, мне уже даже немного стыдно произносить слово «человек», ведь я так выгляжу расистом, — к которому я буду испытывать определённого рода чувства. Не скажу, что я опьянён романтическими настроениями — хрень всё это, идеального ничего нет и я это осознаю — но меня не отпускает ощущение, будто меня использовали. Как какую-то игрушку для утех…       Тьфу ты, я уже говорю как баба. Чего я вообще жалуюсь? Это было лучшее, что со мной когда-либо случалось. Мне бы быть благодарным судьбе…       И всё же я не могу отделаться от этого наваждения. Думаю, мне стоит побыть наедине, привести голову в порядок. Тем более, что мне всё ещё нужно присмотреть за одной мелкой тупицей.       — Ты уже уходишь? — огорченно спросила Рюка, когда я, чмокнув её в макушку, осторожно высвободился из объятий и ныне тянулся рукой к лежащим на полу штанам.       — Д-да, мне уже пора. П-прости, я бы хотел остаться, н-но… — Пока я одевался, слова застревали в горле, отчего нет-нет, да и споткнусь языком. Блин, возникло неприятное чувство, будто я пикапер недоделанный: сделал дело — и в кусты. Тьфу. — Моя сестра малость не в себе, ты видела. Я не могу оставить её без присмотра на всю ночь.       — Ох, да, конечно…       Рюка понимающе качнула головой вперёд. Она было открыла рот, что бы ещё что-то спросить, но быстро одернула себя, так и оставшись молчать на протяжении всего моего скорейшего сбора. В любом случае, сейчас я не настроен на пустые разговоры — мне требовалось отдохнуть и подумать.       — Завтра у меня были кое-какие планы… — Оказавшись у двери, я замешкался, не спеша её открывать. Совесть не позволяла вот так просто уйти. — И если ты не против, то быть может вечером… Ну, в общем, хочешь ещё раз составить мне компанию на прогулке по городу?       — Ты очень странный, Иля. — На её лице вновь залился румянец вкупе с очаровательной улыбкой. — Если что — меня легко найти в таверне. Зови, если что-нибудь будет нужно.       — Непременно. Доброй ночи.       Я потянул за тяжёлое железное кольцо, что служило дверной ручкой, и осторожно выскользнул наружу, на прощанье зачем-то показав ей два пальца в виде кроличьих ушей. Сомнительно, что ей знаком жест «мира», но это первое, что пришло мне в голову. Для воздушного поцелуя у нас явно ещё не тот уровень отношений… Хотя, куда уж выше? Если только сожительство или, упаси боже, свадьба. Нет, мне определённо рано о таком задумываться, к чёрту.       Я уже говорил это, но смысл данной фразы начинал понемногу преображаться. Пускай и звучит по-старому: «Ну и денёк сегодня». Понять бы ещё: в лучшую сторону иль в худшую?       Уловив слабый запах и как следует принюхавшись, я с руганью свернул к лестнице — всё же придётся опять наведаться в баню. Не хочу смущать девочку своими телесными "благовониями".       Прохладная вода, ставшая теперь ледяной благодаря осенней ночи, мгновенно взбодрила меня после первого же вылитого ковшика. Как бы не заболеть… Но у меня до сих пор такой жар, что я обсохну быстрее, чем дойду до своей комнаты. Выпитое пиво уже никак не напоминало о себе, лишь вялое бурление в желудке алкоголя и закуски являлось неким доказательством, что это вообще всё наяву и я сейчас не проснусь.       Вернувшись к себе, только затем я окончательно смог расслабиться. В комнате всё было по старому: мирно похрапывающая Сири завернулась в одеяло калачиком, словно маленький ребенок; рюкзак всё так же валялся на полу, прислонённый к ножке кровати; и там же на полу лежал успевший завянуть цветок, павший смертью храбрых в борьбе с психозом одной личности; на столе стояла теперь уже опустевшая ваза.       Унимая зевоту, я решил не заморачиваться сейчас с извлечением и распределением по полкам пожитков и сразу развалился за ставшим родным за прошлую ночь письменным столом. Нет, следует таки спросить потом у хозяина заведения, можно ли организовать сюда ещё кровать. Или хоть матрац какой… Ну да ладно.       Закутавшись в подобранный с пола плащ, я и сам не заметил, как за глупыми мыслями быстро пришёл сон, так старательно стёртый перед этим заботой Рюки.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.