Наследие богов

      Одна старая шутка гласила: «твоё утро начинается не с кофе». В этот момент я бы всё отдал, чтобы моё началось именно с него, а не…       — С-сука-нах!..       Вопя, словно выворачиваемый наизнанку, я откатился в сторону и спешно припал лицом к грязному, но приятно леденящему полу. Нестерпимое жжение мгновенно выдернуло меня из царства грёз: будто некто хлестнул по моей щеке куском горящего угля.       Продолжая тереться обгоревшей стороной лица об холодное деревянное покрытие, я поднял убийственный взгляд на гостя:       — Ты в конец ебанулся, мудила?!       Пижон сегодня без сомнений был в добром расположении духа, что даже пропускал мимо ушей мои короткие, полные сквернословия и ненависти выпады в его адрес, продолжая безразлично сидеть по-турецки у моего импровизированного спальника. Пока я перекатывался, мимоходом успел заметить, как тот убирал вытянутую в мою сторону руку в кожаной перчатке… которой, судя по всему, и ударил меня по лицу. Манера будить спящего у него отвратительная, никакого уважения к инвалидам!       Впрочем, даже без подобных сюрпризов мои пробуждения в последние дни были примерно такими же: мазь, коей пропитаны бинты, теряла свои свойства примерно за сутки, отчего незажившая до конца кожа начинала жутко жечь и ныть при контакте с тканью, тем самым вынуждая меня каждое утро спешно вскакивать и с завидной скоростью заново обтирать повреждённые участки и делать перевязки. Не самые приятные полчаса моей жизни, но могло быть и хуже… намного хуже. Плохо, что спустя пять-шесть дней мне всё ещё больно притрагиваться к левой части лица, руке и боку не то что непосредственно, а даже сквозь ткань — этот ублюдок об этом знал, но всё равно влепил мне пощечину, причем по больной стороне… ебучий садист, я ему ещё припомню.       — Ты закончил? — ровным тоном спросил тот, когда мой поток оскорблений сошёл на нет и я лишь блаженно прижимался щекой к полу. — Тогда ответь: что это и откуда?       Из-за спины показался дугообразный кинжал с зубцами на внутренней стороне лезвия и простенькой полированной рукоятью. Он ещё и в моих вещах успел поковыряться… просто здорово.       — Он не из наших запасов, — добавил прецептор, повертев скромных размеров клинок в пальцах, с плохо скрываемым интересом разглядывая его с разных ракурсов. — Когда успел раздобыть?       — Вчера воздухом подышать выходил, — уклончиво протянул я, наконец отлипнув от пола и приняв сидячее положение. Жжение уже не ощущалось так явственно, но мышцы на щеке всё равно подергивало.       — Куда?       — На улицу.       — Зачем?       — Прогуляться.       — Откуда оружие?       — Из схрона.       — Где?       — Да что ты пристал? — не выдержал я, нахмурив брови. — Мне нужны были кое-какие вещи и я за ними сходил. Где, что и откуда — не твоего ума дело.       — Да неужели? — смерил он меня нахальным взглядом, словно поймал мальчишку за пакостями и приготовился его бранить. — Помнишь, что я тебе обещал насчёт вашего контакта с этой девчонкой?       — Это здесь причём?       Моё лицо внешне никак не изменилось — спасибо охлаждающему пыл «потоку», что пробивался из недр организма, разливаясь по всему телу подобно морской воде на песчаном берегу. Наги бдела и не позволяла эмоциям брать контроль над разумом. Но внутри массивными темпами нарастало беспокойство. Откуда в нём столько уверенности? Он следил за мной? Почему же моя «спутница» не предупредила меня об этом? Он… настолько хорош?       Какое-то время мы молча сверлили друг друга взглядом, пока пижон вновь не подал голос:       — За всё проведенное тобой время в городе ты нигде не задерживался подолгу, кроме как тот постоялый двор и заброшенный «проклятый» дом. Дом мы обыскали сразу же, как произошёл инцидент в порту… Единственное место, где ты смог бы успеть обустроить тайник — «Закуток Сэтору».       — Гениально, Шерлок, — я сдержанно хлопнул в ладоши, тем не менее не перестав хмуриться. И уж тем более не отведя взгляд — в таких "играх" нельзя и намёка подавать на слабину, иначе "оно тебя сожрёт". — И что из этого следует? Я всё ещё здесь, никуда не сбежал или…       — Что ты там делал?! — прервал он меня резким и громким "выпадом", как судья, осаждающий шумящих в зале заседания.       — Ничего я не делал, — твёрдо, но спокойно произнёс я, стараясь придать голосу большей уверенности. Я ведь действительно ничего такого не делал… кажется. Так чего я так неуверенно себя ощущаю?       — Врёшь, — сощурил тот глаза с ядовитым взглядом, но, спохватившись, всё-таки сбавил тон. — Что ты ей сказал?       — Ничего, она спала… Слушай, я помню наш…       — С кем ты ещё контактировал там?       — Э?..       Пока я, обескураженный столь бурной реакцией на что-то, казалось, вполне безобидное, приводил всё ещё сонные мысли в порядок, прецептор рывком поднялся на ноги и молниеносным движением выкинул вперёд правую руку, державшую кинжал.       — Эй, полегче!       Я в страхе, прямо с сидячего положения, неведомым образом умудрился сместить таз назад ровно за секунду, как в пол со свистом от разрубаемого воздуха вонзился клинок… в считанных сантиметрах от моего паха. Дугообразное лезвие аккурат вошло в дерево, как если бы метнули прямой нож. Я так и не определил, что же меня переполняло больше: страх остаться евнухом или восхищение от подобного мастерства. Я уже был готов перейти на нервозный крик, когда Наги вновь, непонятно как, успокоила мои разбушевавшиеся эмоции и вернула сердечный ритм в норму: теперь это скорей напоминало лёгкий электрический разряд, прошедший по телу вплоть до кончиков пальцев.       В итоге я ограничился лишь озадаченным взглядом исподлобья:       — Объяснись уже, что не так?       — Я… объясняться… перед тобой?       Его ноздри раздувались в попытке втянуть побольше воздуха; кисть в перчатке то и дело сжималась в кулак, издавая неприятный скрежет растягивающейся дублёной кожи; он стоял неподвижно, разглядывая меня сверху вниз, будто намереваясь «задавить» психически… но вместо этого лишь больше распалялся сам.       Видимо, поняв, что всё пошло по одному известному месту женского начала, прецептор медленно выдохнул и уже спокойным голосом вымолвил:       — Хорошо, будем считать, что я тебе поверил. Но впредь держись подальше от этого постоялого двора. Не испытывай моё терпение.       Посчитав за нужное не спорить с ним, я ограничился пожатием плеч и лёгким наклоном головы: «как скажешь, мол, ты главный». По крайней мере кинжал вернулся ко мне… пускай и столь бестактным образом. Если подумать, это не походило на простую ошибку в расчётах броска — он всерьёз намеревался меня покалечить… или же каким-то чудесным образом смог предсказать мою реакцию? Да и плевать… так или иначе спрошу потом с него за всё.       — Если набрался сил — собирайся, — пижон уже стоял у распахнутой двери, бросая мне на ходу. — Нужно тебя поскорее оформить. Жду внизу.       Я не рискнул уточнять, что он имел в виду — были заботы куда важнее. Поддев кончиком лезвия верхний слой повязки и разрезав ткань, я осторожно разматал лоскуты, стараясь не дёргать их резко ввиду возможности образования корок. Как же это муторно…       «Этот тип меня раздражает, — озвучила наши общие настроения "проснувшаяся" Наги. — Слишком много сил уходит на поддержание твоего духовного равновесия. Старайся его лишний раз не злить… или прикончи уже».       «И тебя с добрым утром, — вяло отмахнулся я про себя, отбросив в сторону уже негодные тряпки и принимаясь судорожно копошиться в сумке в поисках склянки с охлаждающей мазью: открытая кожа болезненно саднила от контакта с воздухом. — Надеюсь, ты сегодня бодрячком: чувствую, дальше будет то, что на моей необъятной родине обычно зовётся ёмким словом "пиздец"».

***

      — В каком смысле «оформить»? — решился наконец спросить я, едва мы минули пост стражи у главных ворот.       Когда я закончил с перевязкой и приёмом лекарств и мы с прецептором затем выбрались наружу через знакомый лаз в проулке, в городе вовсю свирепствовал, как бы это назвали у нас, «час-пик»: по улицам разносились звон от ударов молотами по железу, гомон праздношатающихся горожан, писклявые возгласы мальчишек-зазывал и прочие с трудом опознаваемые звуки городской суматохи.       Едва мы сделали шаг из переулка, как оба моментально растворились в толпе, вынужденные идти порознь и ориентироваться исключительно по направлению дороги и возвышающимся на фоне мрачно-серого неба зданиям. Благо, если и не все, то большая часть дорог так или иначе вела к центральной площади, где рассосавшийся по разным лавкам и магазинчикам люд позволил нам вновь скооперироваться и благополучно выбраться к воротам управленческого поместья.       Собственно, из-за всей этой суматохи и толкучки у меня не было возможности и слова вставить, потому рискнул спросить сейчас, пока шли через безлюдный коридор второго этажа. Первый этаж полностью занимали просторный вестибюль с величественной широкой лестницей из белого поблёскивающего минерала, напоминающего мрамор, и покрытой роскошным ультрамариновым ковром, что вёл на второй этаж. Обеденный зал в правом крыле, обставленный по последнему «писку моды» века эдак восемнадцатого: резной длиннющий стол из аналогичного белого минерала с множеством стульев, выполненных в схожей манере, дабы сохранить гармонию, статуи незнакомых мне личностей и настенные светильники в форме чаш. И библиотека в левом… хотя, насчёт последнего не уверен, ведь успел мимоходом заметить лишь множество каменных книжных шкафов и ничего более. Пижон ещё перед выходом пояснил, что члены городского правления собираются в совещательном зале на верхнем, пятом этаже и основные силы стражей порядка дежурят в районах третьего и четвёртого. Второй же был отдан обслуживающему персоналу и просто мелким порученцам, коих в разгар рабочего дня в коридоре, ясное дело, не было: кто в архивах трудится, кто обслуживает более высоких чинов.       — Сейчас сам узнаешь, — шёпотом отозвался тот, словно всё здание выстроено из фанеры и было хорошо прослушиваемым. Впрочем, я не берусь тут ничего утверждать наверняка. — От тебя сейчас требуется только помалкивать и делать серьёзное лицо. Просто помни: ты — закалённый и опытный наёмник из столицы, которого я своевременно застал в наших краях и намерен нанять.       — Э-э-э? — в недоумении протянул я, вопросительно покосившись на спутника. — К чему такие трудности? Не проще ли действовать из тени?       — Ну попробуй, — без намёка на хохму ответил он, не сбавляя шаг и глядя строго перед собой. — Если ты всерьёз полагаешь, что сможешь избежать внимания моих или ребят с соседних районов. В ином случае заткнись и делай вид, что тебе далеко за сорок… благо рожа у тебя повязана полностью, да и голос как у старца. Может и удастся выдать тебя за Ворона.       — Кого?       — Ты шутишь?.. — изумился было пижон, но, качнув головой — видимо, вспоминая, что я «пришлый» и не в курсе местных событий, — пояснил. — У нас, конечно, он не так известен, но в столице и его окрестностях это настоящая легенда. В своё время его даже сам король призывал на службу, что уже выделяло его среди прочих наёмников. Искусный воин, талантливый траппер, жестокий убийца. Если он брался за что-то — всегда доводил до конца и с наилучшим результатом…       Остановившись перед лестницей на третий этаж, прецептор оценивающе окинул меня взглядом, после чего заключил:       — Впрочем, видок у тебя так себе, явно не дотягивающий до уровня легенды.       — Я и не претендую, — справедливо заметил я, возобновляя прерванный путь наверх. — Попроще чего нельзя было выдумать?       — Это лучший вариант, — уверенно кивнул он. — Его никто не знает в лицо, у него нет близких или друзей, он всегда был себе на уме, появлялся из ниоткуда и уходил в никуда. Человек без принципов и у всех на слуху — такого невозможно не нанять… — Цыкнув, он после недолгой паузы дополнил. — А нам как раз кровь из носу нужны деньги, и не малые. Твой гонорар, пускай и немного, уменьшит финансовую дыру.       — Что я слышу? — игриво выглянул я из-за его плеча, расплываясь в самодовольной ухмылке: не мог отказать себе в удовольствии немного позлить этого чухана. — У великого и ужасного начальника местного КГБ туго с финансированием?       — Понятия не имею, что ты там лопочешь, но попридержи язык, покуда не укоротил, — брезгливо скривился тот. — У меня строгая подотчетность, я не могу использовать имеющиеся средства как мне вздумается. Приходится иметь дело с теневиками и другими мало приятными личностями. Жалованье наёмника более чем приличное и тоже может быть неплохим подспорьем, если сможешь сторговаться.       — Ну ты и еврей, — хмыкнул я, потягиваясь всем телом на ходу: подъём не то чтобы труден, но крайне утомителен — коридоры тут длиннющие, а лестницы расположены едва ли не в противоположных друг от друга крыльях здания. Спорная планировка, однако. — Решил поживиться за мой счёт? Смотри, я себе в любом случае жирный кусок отхвачу — обирать себя не позволю.       — Во имя пятерых, — протянул тот, словно мученик, взошедший на костёр несправедливого гнева средневековых инквизиторов, судя по напрягшимся скулам, и в попытках успокоиться взялся массировать виски. — Я сказал, что оно лишь немного… Просто давай уже ускоримся — я не хочу ощущать тебя рядом дольше, чем потребуется. Я и без того устал от тебя и хочу поскорее кончить с… Ч-что тут смешного?!       — Она…       Я пытался сдержать смех, хотя выходило крайне слабо: живот то и дело вздрагивал, а сквозь стиснутые зубы вырывалось судорожное похрюкивание.       Я с трудом выдавил из себя полушёпотом, дабы не заржать в голос:       — Она тоже так сказала… — Остановившись, пижон озадачено поглядел на меня сверху вниз — мы всё ещё находились на лестнице и он возглавлял наше шествие — с нескрываемым чувством безнадёжности и отвращения. Казалось, он всерьёз обдумывал, что может значить эта — по крайней мере для моих мест — старая и заезженная шутка, заодно давая мне время отдышаться. Нет, ну правда, так глупо подставиться — это настоящий талант нужно иметь. — Выражанцы, мужик! Ускориться и кончить… Понял?       Бесшумно сплюнув под ноги и пробормотав под нос что-то вроде «за что мне всё это?», прецептор ускорил шаг и чуть ли не прыжком через две ступеньки ступил на площадку третьего этажа, после резко свернув вправо, в коридор. Снова обиделся? Или просто опаздывает и решил поспешить? Думаю, сейчас это выяснять не стоит… Божечки, нельзя постоянно быть таким серьёзным. Хотя… глядя на его реакцию, я невольно вспоминаю собственную, когда рядом околачивался Гейл: его выходки точно так же выводили меня из себя, что довольно комично… и иронично. Контраст на лицо. Нас всех раздражает дурачливое поведение товарищей, но когда сам начинаешь ощущать чрезмерно гнетущее настроение вокруг — хочется разрядить обстановку любым доступным способом… заранее готовясь к тому, что тебя нарекут балаболом или шутом. Начинало казаться, что это уже некий закон мироздания, против которого и смысла нет пытаться выступать. Впрочем, я сильно лукавлю: мне просто доставляет удовольствие выводить этого засранца из себя, и я не откажусь от столь изощрённой забавы.       Эти бесконечные коридоры начинали меня утомлять. Конечно, архитектура не могла не радовать глаз: дорожка из уже знакомого ультрамаринового ковра выстелена поверх гладкого белого мрамора (просто буду называть его мрамором); белоснежные стены не имели сторонних декоративных предметов интерьера, помимо элементов освещения, что и понятно — через каждые пару метров были выгравированы лозы с распускающимися на них неизвестными цветами, что привносило «красок» в монотонно тянущееся помещение и без всяких картин или скульптур. Кто бы ни отвечал за интерьер — он был мастером своего дела, прекрасно ощущая грань между скудностью и показной сложностью. Но, как ни крути, а однообразие внешней выделки прямо-таки вопило: «это не жилое здание — тут люди занимаются делом». Учитывая, как о местных правителях отзывалась та бойкая барышня со шрамом — подобная скромность вызывала вопросы.       Ну, хоть люди появились, возвращая этому месту оживлённость и разгоняя закравшееся было ощущение своеобразного одиночества… никогда бы не подумал, что скажу такое. По большей части мимо проносились фигуры в белых многослойных одеждах с такими же синими полосами на подолах и рукавах… мантий? Ряс? Или роб? Неважно. Своим внешним видом они больше напоминали древних ученых или алхимиков… даже широкие пояса с кошелем сзади имелись и довольно сильно оттягивали вниз, что заставляло проникнуться к этим людям если и не уважением, то хотя бы симпатией: столько носиться туда-сюда с таким весом… Если б наши чинуши так вкалывали на работе — определённо коммунизм был бы уже давно построен, что никакие «буржуи» не смогли бы этому воспрепятствовать, как любил говаривать батя.       При подходе к лестнице возникли уже знакомые по моим «похождениям» с Гейлом свинцово-серебристые «панцири» внушительных доспехов с кольцами кольчуги в проёмах между пластинами. Ввиду ограниченного пространства, на их поясах висели короткие прямые мечи, чем-то напомнившие древнеримские гладиусы: такой же округлый противовес на конце рукояти, который стражники сейчас использовали как подставку для ладони, безразлично наблюдая за суетой в коридоре. Меня отчего-то смутила такая комбинация — тяжёлый крепкий доспех и короткий, требующий большей подвижности и тесного контакта меч, — однако смолчал: я всё же не эксперт, да и не моё это, прямо скажем, собачье дело. Хорошо ещё не заставили их надеть шлемы закрытого типа, а ограничились «касками»: в помещении, где из освещения только проникающий с окон свет, это доставляло бы больше мучений, нежели пользы.       — Господин прецептор, — без особого восторга поприветствовал моего спутника один из стражников, всё же подобравшись при нашем приближении и отдав честь: приложив правую руку, сжатую в кулак, к левой части груди, где должно находиться сердце. Дождавшись, когда гость проделает аналогичное действо, продолжил. — Нас не предупредили о вашем визите. Сейчас у милордов совет, вам придётся подождать.       — Незапланированный визит, обстоятельства так сложились, — зачем-то пояснил он. — Понял, подожду наверху. — Пижон жестом дал понять, чтобы его пропустили, но, сощурившись — как я успел заметить, он так думает, — вновь обратился к солдату после недолгой заминки. — Другие прецепторы появлялись сим утром?       — Не знаю, мы только недавно сменились, — пожал плечами стражник, указывая нам за спину, на одну из боковых дверей. — Если надобно, можете сами спросить у предыдущей смены.       — Нет, ничего существенного, пусть отдыхают, — мягко качнул головой он, протискиваясь мимо стражи на лестницу, коротким жестом поманив меня.       — А-а этот?.. — словно только сейчас заметив меня, солдат открыл рот.       — Не тормози, — проигнорировал того пижон, обращаясь ко мне глухим и холодным тоном.       Не уверен, какая у них тут иерархия, но меня задерживать не стали, и я спокойно прошмыгнул следом. На меня даже старались лишний раз не смотреть. Они что, побоялись связываться с ним? Или он имеет над ними определённую власть, отчего тем проще смолчать и не вмешиваться? За всё время, что я провёл в городе, много слухов и рассказов прошло мимо ушей. Некоторые из них звучали привычно и знакомо, некоторые вызывали омерзение, а некоторые и вовсе казались небылицами. Уж не знаю, чего такого эти ребята творили в прошлом, но сейчас они скорей воспринимались как шуты гороховые на понтах… хоть и следовало признать, что выучка у них имелась, и не хилая. Может, ребята просто чахнут без стоящей работы? Ну… мне же легче будет.       — Не расслабляйся, — прошептал спутник, когда я поравнялся с ним на площадке четвёртого этажа. — Когда окажемся на пятом — предсказать дальнейшее развитие событий не представляется возможным, всё будет зависеть от твоей импровизации. Я сделаю всё от себя зависящее, но будь начеку.       — Ясно-ясно, — запрокинув голову назад, пробубнил я, заворожено разглядывая резной мраморный потолок.       Цветочные лозы со стен тянулись вверх, переплетаясь на потолке в причудливый, не похожий на что-то конкретное узор. Абстракция была выполнена в совершенно хаотичной форме, что каждому взору будет мерещиться что-то своё, индивидуальное. Это могло вызвать негодование, и в то же время приковывало взгляд. Благо ноги уверенной походкой несли меня прямо, позволяя не отвлекаться понапрасну.

***

      — Не знаю, кто до этого додумался, но моё уважение этому человеку, серьёзно, — довольно проговорил я спустя Докинз знает сколько времени.       На что доселе дремавший прецептор лишь глухо прорычал сквозь плотно стиснутые зубы. Или же делавший вид, что дремлет, прикрыв глаза и облокотившись головой о стену, предусмотрительно натянув на нос капюшон. В тени головного убора недовольно сверкнула пара глаз, направленных строго на меня.       — Сейчас-то что не так? — искренне удивился я.       — Жди молча, — коротко бросил он и вернулся к… что бы он там ни делал.       Ну что за человек? Я лишь высказал свой восторг насчёт выставленных вдоль стен удобных каменных лавочек, обделанных сверху пушистым… чем-то вроде встроенных подушек под задницу. Чертовски предусмотрительно с их стороны, учитывая сколько времени мы уже ожидаем в холле! Ладно, чего это я… хоть не стоять приходится. А пижон, смотрю, следует заветам ветеранов войн: «старайся высыпаться в любое спокойное время и в любом доступном месте, ибо силы нужно сберечь для боя». Практично, что сказать… хотя в столь мирное время кажущееся дикостью и отсутствием приличия.       «Наги? — окликнул я мысленно своего единственного в этом помещении товарища, кого хоть отдалённо можно таковым считать. — Не знаю, что он там собрался втирать этим… но не подведи».       «Ох, заткнись, — вторила она пижону. Они что, уже успели спеться? Да что за… — Не мели очередную чушь, идиот. Расслабься и плыви по течению».       Легко сказать. Тело держалось бодрячком — я определённо восстановил силы за эту неделю, — но зудящие и ноющие ожоги не давали покоя. В таком состоянии, случись какая задница, я могу оказаться в невыгодном положении, даже если Наги выложиться на полную. Один, даже пускай тупой, но хороший удар по болезному участку кожи — и это будет подобно знатному электрическому разряду, напрочь сбивающему восприятие и оставляющего владельца в крайне беззащитном положении. Я уже говорил, что не переношу боль?       Тьфу, ладно, к чёрту. Раз уж я влез в это дерьмо — чего теперь нагнетать? Проблемы нужно решать по мере их поступления. И почувствовав знакомое щекочущее ощущение в горле, привычно потянулся за спину, залезая рукой в поясную сумку. Эту дрянь приходилось глотать около четырех-пяти раз за сутки, просто чтобы сохранять возможность нормально говорить, не заливаясь сухим, словно ты готовишься отхаркать собственные внутренности, кашлем. Подцепил пальцем лоскут повязки на рту, оттягинул вниз и приложился губами к узкому горлышку маленького стеклянного сосудика, миллилитров на сто, не более. Вернув повязку на место, откинул голову назад в ожидании, пока противная горьковатая жидкость смажет горло и пути, ведущие в лёгкие. За последние дни эта процедура стала чем-то неосознанным, механическим, как дыхание: мозг, если и даёт команду органам выполнять свои прямые функции, то делает это без моих усилий, на уровне рефлекса или близкое к нему.       — Хм? — пижон вновь подал признаки жизни, странно дёрнув головой в сторону ближайшей двери, где проходило совещание городских управленцев. — Закончили.       «Встают из-за стола, — подтвердила Наги. Я отвлёкся на сторонние переживания, что даже не обратил внимания на воцарившуюся в соседнем помещении суету, хотя слух отчётливо улавливал даже малейший шорох, вроде шелеста бумаги на столе, не говоря уже о скрежете стульев при подъёме посетителей. — Идут к двери. Дай знать, если потребуюсь».       — Мы вас поняли, — донёсся мягкий, но уверенный голос, каким обычно стараются расположить людей, одновременно с этим губя на корню любые сомнения, кто здесь имеет привилегированное положение. Чувствовалось, что этот человек знает не только своё место, но и свою цену: не выпячивая, но и не позволяя собеседнику об этом забыть. — Этажом ниже загляните к главному архивариусу — он предоставит все нужные документы. Оставьте свои пометки и печать, мы обязательно рассмотрим.       «Бюрократия, — внутренне поморщился я, стараясь сохранять каменное лицо. — Нигде от нее не скроешься».       Тем временем в коридор один за другим вываливались люди в богатых ярких одеждах: кто в опрятных шелковых рубахах с покрывающими грудь жилетами, вышитыми золотом и перламутром (и любят же знать выряжаться, словно павлины); кто в монашеских белых балахонах, тем не менее не лишённых напускной зажиточности, украшенные также золотом, шёлком и какими-то камнями; кто и в более броской одёжке, но тем не менее покрываемые плащами и накидками с фамильными гербами (мелких дворян тут, судя по всему, немало водится). Все старались вести себя тихо, при этом не переставая что-то напористо обсуждать. Но я уже не стал вслушиваться в их болтовню: там были сплошь простые числа и какие-то малопонятные мне термины.       — Мой лорд, — впервые за всё время уважительно произнёс мой спутник, рывком поднявшись с лавочки и выполнив спешный, но отработанный реверанс.       — О, какие люди, — выпроводив последнего из гостей, довольно отозвался обладатель этого чарующего и властного голоса: тот самый толстяк с пышной рыжей бородой и аккуратно уложенными назад вьющимися волосами — Лоуренс Кингсли. И впрямь, он вблизи создавал впечатление натурального «хрюнделя». Так и не переступив дверной проём, толстяк жестом пригласил того проследовать внутрь, нырнув обратно в комнату и уже оттуда голося. — У тебя уже вошло в привычку появляться здесь по поводу и без.       — Я никогда не тревожу вас без повода, господин, и вы это знаете, — без колебания отчеканил прецептор и, подзывая меня следом кивком головы, первым вошёл внутрь.       — Хорошо, у тебя вошло в привычку появляться здесь без серьёзного повода, если угодно, — прохаживаясь вдоль широкого стола, откуда всё ещё не успели убрать все письменные принадлежности, Кингсли развёл руками, что, несмотря на пухлое телосложение, имели внушительную массу: с ходу невозможно было сказать, жир в них или крепкие мышцы — проверять это сейчас явно не имело смысла.       — При всём уважении, мой лорд, — пижон встал посреди зала, выправив осанку и убрав руки за спину: ему явно хотелось сохранить лицо. Передо мной или ещё кем-либо? Не имело значения. Но держался он подчёркнуто гордо, надев маску бесстрастности и даже некой отчуждённости от происходящего. Голос также лишился какой-либо дерзости и агрессивности, смягчившись до неузнаваемости. — Вы определили под мою ответственность едва ли не самый проблемный район города, и я считаю своим долгом оповещать вас о любых значимых событиях.       Посчитав за лучшее пока не вмешиваться, я робко подобрался к громоздкому окну, укрываясь в тени подвязанного занавеса: вид отсюда открывался потрясающий, да ещё начавшее выглядывать из-за плотных облаков солнце разогнало серость площади, «играя» на слегка припорошённой снежным «ковром» улице — даже на таком расстоянии блики от снега казались невыносимыми, что хотелось поскорее отвернуться и плотно задёрнуть столь величественные шторы. К сожалению, от подобного своеволия пришлось воздержаться, по понятным причинам. Но, невзирая на раздражение от слепящих лучей, их тепло приятно обволакивало лицо даже сквозь тёмную ткань повязки — хотелось раствориться в этом тепле и никогда из него не высвобождаться.       — Наёмник?!       Нежась у окна, я совершенно позабыл, где нахожусь, и едва не струхнул от неожиданно громкого в просторном, но таки замкнутом помещении, оклика. Оторвавшись от созерцания красот, я первым делом встретился с прищуренным, выказывающим неприкрытое недовольство взглядом пижона, обращенным ко мне — он, собственно, и являлся нарушителем моего спокойствия. Толстяк тоже разглядывал меня, но больше с интересом, чем с раздражением: от меня чего-то ждут. Только чего именно? Дерьмо, я отвлёкся и совершенно утерял суть их разговора.       «Вот же недоумок, — вздохнула Наги, ворча что-то нечленораздельное. Смею предположить, ругательства в мой адрес. — Представься уже. И будь убедительным».       Хм, и то верно, что-то я туго соображаю по утру.       Выпрямившись и стараясь держась спину подчёркнуто прямо, я размеренным, нарочито медленным шагом двинулся в их сторону. Не знаю, как я смотрелся со стороны, но сам ощущал себя как самовлюблённый нарцисс. А впрочем, как ещё должен вести себя человек, чья репутация бежит впереди него и каждый хочет заполучить его меч себе?.. или же его голову? Людская зависть и бахвальство не имеют границ.       «Ну и павлин».       Занятый своими мыслями, мне показалось, что кто-то буркнул что-то невнятное. К чёрту, сейчас нет до того.       — Лорд Кингсли, — выдавил я ещё более тяжёлым хрипловатым голосом, чем обычно, стараясь казаться старше своих лет, и сдержанно склонил голову до уровня груди: нет смысла заморачиваться с «высокими» приветствиями, если ты чернь. — Ворон, авантюрист. К вашим услугам.       — Тот самый? — окинув меня изучающим с головы до пят взглядом, недоверчиво поинтересовался толстяк. Я не понял, к кому конкретно он обратился, поэтому счёл умным промолчать, для пущей внушительности скрещивая руки на груди и устало прикрывая единственный, не скрытый под повязкой, глаз: всегда казалось, что герои в боевиках, когда так делали, становились в разы круче. Надеюсь, что и сейчас сработает. — Что с его снаряжением и оружием? Он походит на дворовую шпану, нежели на опытного воина.       Я перевёл вопросительный взгляд на прецептора. Тот в свою очередь вернул его мне и повёл плечами. Ладно-ладно — сам, так сам.       — В городе оно мне ни к чему, — как можно более решительно заявил я, разведя руками в стороны. — А с одеждой и вовсе не вижу смысла заморачиваться — не на балу пируэты выплясываем, как никак.       Я запоздало "прикусил" язык — что-то меня занесло чутка…       «Чутка?» — мысленно закатила глаза Наги.       Спасибо большое за столь "ценный" комментарий.       Но толстяк лишь скупо "забулькал", стараясь удержать довольный смешок в животе, не позволяя тому вырваться наружу: он оценил мою реплику, но прекрасно понимал, что она довольно вызывающая для человека моего статуса, насколько бы я ни был хорош по слухам.       — Природная скромность и расчётливость, — саркастично хмыкнул Кингсли, жестом приглашая нас, наконец, присесть. Личным примером, он первый занял центральный стул — мы со спутником не стали мудрить и расселись по бокам. — Я достаточно наслышан о твоих заслугах: у тебя ни одного проваленного контракта. Вот только что забыла "пташка" такого полёта в столь отдалённых краях? Наслышан, в столице платят куда больше.       — При всём уважении, — подражая пижону, расслабленно протянул я, стараясь устроиться на мягком стуле повольготнее, но не слишком вызывающе: откинувшись назад, положил локоть на спинку и закинул ногу на ногу, непринуждённо покачивая ей в воздухе. Была мысль ноги и вовсе на стол закинуть, но что-то мне подсказывало, подобная выходка уже за гранью всех возможных приличий. И это мягко сказано. — Когда вы были последний раз в столице? И были ли там вообще? Даже на мелкие заказы налетают моментом, словно саранча в голодный год. Авантюристов развелось, что собак нерезаных — выгоднее становится работать на окраинах. Наивные дурачки стремятся выбраться из захолустья и перебраться в большой город, полагая, что там их ждут большие возможности, и не понимают, что таких «умников» там уже собралось немерено. Такими темпами здесь не останется никого стоящего. И я планирую занять эту нишу. Я далеко не молод, и хочется просто с комфортом обустроиться на старость лет.       Что я вообще несу? В этот момент я был ведом лишь одной мыслью: чиновники обычно слишком заняты своей территорией и им нет дела до других — время деньги. И была крохотная надежда на то, что городские правители не особо осведомлены, что творится в соседних и, уж тем более, в дальних владениях. По крайней мере, со столь примитивной системой связи, вроде почтовых голубей или воронов — или что они тут используют, без понятия, — выяснение подобной, мало чего стоящей, информации выглядело бы чем-то глупым и не заслуживающим внимания.       «Ты неисправимый дегенерат! — выпалила разгневанная, непонятно от чего, Наги. — Ты же читал отцовские книги, в том числе и по экономике! Товарообмен между городами, регионами и странами требует постоянного слежения за рынком. Вовремя совершённая сделка дает сверхприбыль, и наоборот, когда твой товар никому не сдался — это крах. В таком случае информационный обмен должен идти регулярно. Думаешь, город, построенный на реке, что тянется едва ли не через все западные земли, не ведёт торговлю со столицей?.. что, к слову, вообще отстроена на побережье океана!»       «Не шуми, — осадил её. — Это дела торговцев и мелких бюрократов — не думаю, что жирдяй лично в этом принимает участие».       «А ты в этом уверен, гений?»       Я смолчал. Я не был ни в чём уверен. Блядство, да я даже не был уверен до конца, что живой, а это не какое-нибудь извращённое подобие ада… Кто ж меня в рай-то пустит?       Кингсли же тем временем вперился в меня изучающим взглядом, словно намереваясь проделать во мне дыру, но ему явно не доставало для этого экстрасенсорных способностей. Только не говорите мне, что…       — Даже если твоя репутация внушает уважение, следи за своим языком, — произнёс тот спустя короткое время, расправив плечи и разглаживая напряжённое было лицо. — Но твоя правда: эти «крысы» и впрямь потихоньку перебираются в более оживлённые места, у кого хватает средств и возможностей. Остаётся здесь лишь никчёмный сброд…       «Великая Матерь-Пустота, — мысленно сплюнула Наги, — да ты издеваешься!»       Я тоже расслабился и даже неприметно выдохнул — оказалось, что я всё это время задерживал дыхание. Что тут поделаешь: не люблю я подобные встречи и подобных людей, и у меня совершенно нет опыта общения с таковыми. Я — человек маленький, мне нравится быть там, «внизу», а не пресмыкаться перед этой свиньёй тут, пускай и в богатых хоромах, с непередаваемым комфортом разваливаясь на мягком стуле. Отсутствие амбиций, скажет кто-то? Возможно, никогда над этим не задумывался. Человек, даже с учётом лёгкой адаптации к любым жизненным условиям, порой крепко проникается своим окружением, что сопровождает его с ранних лет. У кого-то хватает стремления из него вырваться, у кого-то нет… Нельзя сказать наверняка, хорошо это или плохо. Впрочем, а к чему вообще в этой жизни можно наверняка применить эти понятия? Если только к сказкам… да и те, чего греха таить, уже потихоньку начинают уходить от этой дремучей установки «хорошо-плохо».       — Оставим это. — Я снова отвлёкся — толстяк уже закончил разглагольствовать и теперь устремил строгий взгляд на притихшего прецептора. — Так что ты хотел?       — Я уже докладывал вам о пожаре в порту на прошлой эробе, — вздохнув, пижон подался вперёд, облокачиваясь на край стола. — По определённому стечению обстоятельств там заживо сгорело трое моих людей. У меня попросту не хватает рук на весь объём работ, что легли на мои плечи, а быстро подготовить достойную замену не представляется возможным.       — Ты ведь понимаешь, что это исключительно твои просчёты? — незамедлительно, едва тот закончил говорить, спросил Кингсли. Тяжёлый давящий холод, источаемый его аурой, странно контрастировал с недавней доброжелательностью и условной мягкостью, будто это два разных человека. — С чего ты решил, что вправе решать свои проблемы моими руками? Я уже не говорю о недопустимости сотрудничества с сомнительными личностями человеку… твоего уровня и твоей деятельности. Какие гарантии, что это не повлечёт последствия?       — Мне платят как раз за то, что я своевременно отвожу взгляд и держу язык за зубами, — перебив толстяка, вставил я свои «пять копеек», деловито разведя руками. Тот явно не оценил моей активности, наградив укоризненным взглядом. — Да и мне нет дела до того, что никак не касается лично меня: это моё кредо.       — Я сейчас обращался к тебе, наёмник? — терпеливо дождавшись моего покачивания головой, лорд Лоуренс, поминая о наших социальных ролях, сдвинув брови к переносице, добавил. — Вот и держи язык за зубами, покуда не спросят — последуй собственному принципу.       — Попридержи-ка коней, начальник, мы ещё не заключили контракт, — раззадорившись от наблюдения его реакции на мои, казалось бы, безобидные реплики, поспешил напомнить я, вальяжно протянув скрещённые ноги под стол. Не знаю почему, но меня крайне забавляло раздражать собеседника. И я лишь старался не перегибать палку. — А до тех пор ты мне не указ. Я — человек честолюбивый и своевольный: говорю и делаю то, что считаю нужным, ибо знаю себе цену. Что-то не устраивает — я просто уйду. Для человека моей репутации везде работа найдется. Я ни перед кем не пресмыкался и начинать не собираюсь, так и заруби на носу.       У обоих присутствующих мужчин лица вытянулись практически одновременно, насколько я смог уловить краем «рабочего» глаза. И если пижон буквально на мгновенье потерял самообладание, после чего вновь принял строгое выражение лица, лишь грозно обдав меня сощуренным взглядом…       «Ты долбаный самоубийца?» — можно было прочесть на его лице, или что-то в таком духе. Увы, мысли читать я пока не могу, но это и не требовалось.       Кингсли же, совершенно растеряв самообладание, начал краснеть на глазах, закипая от такой дерзости, к коей его «знатная» задница не привыкла и не знала, как на это реагировать должным образом.       Хотя нет, он довольно быстро пришёл к решению.       — Стража! — рявкнул он — хотя очень хотелось сказать «взвизгнул, словно натуральная свинья» — через плечо, где располагалась ещё одна дверь, но ведущая явно не в коридор, а в соседнее помещение. С завидной скоростью за спиной толстяка возникли двое в железе — всё те же пластинчатые доспехи поверх хорошо заметной кольчуги и шлемы-«каски» — со знакомыми короткими мечами на поясах, и вопросительно уставились на своего господина. — Этого, в повязке, заковать и бросить в подземелье. — Смерив пижона недовольным взглядом, он добавил. — Ни одна чернь не смеет ставить себя выше меня!       «Добился чего хотел, фекалий кусок?! — начала распаляться молча наблюдавшая доселе Наги. Непонятно только, от чего она-то так бесится? — Этот индюк теперь натравит на нас все городские силы, если потребуется!»       Возложив ладони на рукояти мечей, стражники молча встали надо мной полукругом, ожидая от меня примерного поведения.       «Просто доверься мне и выложись на полную», — мысленно ободрил я, то ли её, то ли самого себя, выравнивая дыхание и отбрасывая лишние мысли, позволяя ей вновь обрести контроль над телом.       Один из солдат, не убирая левую руку с рукояти оружия, возложил другую на моё плечо, безмолвно призывая подняться со стула и проследовать за ними.       Я уже развернулся к нему лицом, оценивая ситуацию и дальнейшие действия, когда краем уха уловил слабый шёпот прецептора, что вполне мог бы остаться мною незамеченным, если бы не обострившийся слух:       — Только не убей никого.       Невольно улыбнувшись, я мельком пробежал глазами по руке стражника, что вцепилась мне в плечо. Затем по животу, груди, подбородку…       И мысленно выстроив наилучшую комбинацию, я что есть силы ударил ребром ладони по сгибу державшей меня левой руки противника, где был зазор между пластинами брони, тем самым вынудив того согнуться ближе ко мне.       Не позволяя прийти в себя и выхватить меч, следующий удар я наметил в небритый подбородок, отчего ошеломлённый солдат завалился назад, расцепляя пальцы на моём плече.       Будь я более самоуверенным, то сказал бы «минус один», но скорей всего это лишь временно вывело его из строя. Для гарантии следовало бить в кадык, но мне и самому хотелось избежать ненужных жертв, не говоря уже о просьбе со стороны пижона.       Удивительно, что Наги произвела строго те манипуляции, что я мысленно распланировал, не став действовать по своему усмотрению. Кои скорей всего привели бы к более жестокой расправе. Всё же наш «тандем» не безнадёжен.       Звон вынимаемого клинка из ножен вынудил отбросить ненужные в данный момент размышления и сосредоточиться на угрозе. Что уже неслась ко мне и грозилась обрушить меч на мою голову.       Издав животный рык, я судорожно выискивал контрмеры. И ничего лучше не придумал, кроме как завалиться вместе со стулом назад, уведя тело из зоны поражения.       Спина болезненно отреагировала на встречу с холодной поверхностью пола, но «лёгкий дискомфорт» не помешал быстро принять устойчивое положение упором колена в пол после плавного переката через спину. До сих пор поражаюсь собственной гибкости, когда речь заходит об экстремальных ситуациях.       Солдат уже успел развернуться ко мне, но нападать не спешил — на мраморном покрытии стола явственно виднелся след от его неудачной атаки, от которой лезвие жалобно звякнуло на всё помещение.       «Нужно скорей кончать с ним, — процедила заметно ослабшим голосом Наги. — По коридору несётся подкрепление».       Когда она это сказала… Да, теперь и я уловил гулкий топот множества тяжёлых металлических сапог.       Схватка шла от силы секунд десять-пятнадцать, но применение пары силовых ударов и уклонения уже здорово отняли энергию, которая так полностью и не восстановилась из-за усиления регенерации. По крайней мере так я это понял. Следует обездвижить его в один заход.       Напрягши икры, я совершил рывок прямо с положения сидя, набирая скорость. По быстрой мишени сложнее попасть, особенно прыткой. И особенно когда тяжёлые доспехи стесняют движения.       Впрочем, стражник довольно резво встал в стойку, отведя сжимаемый в правой руке меч чуть назад и в сторону, явно намереваясь замахнуться посильнее. Видимо, моя безоружность притупила его чувство опасности и он не видил во мне серьезной угрозы.       Люди всегда расплачиваются за собственную глупость. Мой урок будет для него хотя бы не последним в этой жизни.       Меч рассёк воздух в считанных сантиметрах над моей головой — в последний момент, подгибая под себя колени, я "протёр" штанинами пол, по инерции проезжая мимо неприятеля слева. Его взгляд неотрывно следил за мной, и тем не менее я оказался у него за спиной, что и требовалось.       Собирая остаточную энергию в левой ноге, я что есть силы ударил стражника по правой голени, намереваясь сбить с ног. В обычной ситуации это расценили бы как идиотизм: опрокинуть человека трудно даже в лёгкой одежде, не говоря уже о закованном в сталь здоровяке. Но "позаимствованная" у малявки рукопашная полумагическая техника с лёгкостью решила эту проблему: не знаю как, но Наги легко и быстро осваивала даже мельком увиденную информацию, в чём я уже успел убедиться.       Сотрясающий окружение грохот и отборная ругань смешались воедино — здоровяк упал на спину и слабо закорчился, крепко приложившись, пускай и защищённым, но весьма уязвимым затылком. Меч, правда, выпускать из рук не стал, стоит отдать тому должное. Ну да и не суть важно — ему он уже не поможет. Я уже заносил руку за спину, как…       — Именем Тамоно, что здесь творится?! — вместе с шумом распахиваемых дверей в комнату ворвался и громогласный грубый голос. Самого же обладателя голоса я завидел уже после услышанного, когда мужчина в преклонном возрасте, в сопровождении четырёх стражников остановился в полуметре от меня, заметив наконец вероятную причину шума. Облачённый в точно такой же доспех, разве что украшенный коротким синеватым плащом и без шлема, он какое-то время рассматривал меня сверху вниз. И только затем, понизив тон, произнёс. — Ты ещё кто?       — Серьёзно, блядь? — не удержавшись, я выдал короткий смешок, прежде чем ответить. — В такой ситуации это твой первый вопрос?       Забавно. Перед ним двое мужчин, продолжавшие сидеть за столом, ещё двое лежат на полу…       — Господа хорошие, вы бы отошли чуть подальше, — как можно доброжелательней бросил я подоспевшей братии. — А то я тут слегка не в себе, ручонка может и дрогнуть в ненужный момент.       И к одному из которых незнакомец в чёрном приставил нож к горлу. И его перво-наперво волнует кто этот человек, а не что ему нужно? Впрочем, у всех свои тараканы в голове, не мне судить.       — Слышь, начальник? — я не сводил глаз с толпы солдат, но повернул голову чуть влево, давая понять, что обращаюсь к Кингсли. — Ты бы так не нервничал, ага? Обидчивый какой, божечки. У меня совершенно нет настроения проливать кровь, да ещё когда мне за это не платят. Так что сделай одолжение: побереги мне нервы, а заодно и жизни собственных людей. В противном случае гарантирую — я заберу с собой каждого в этой комнате.       Закончив, я только после рискнул бегло бросить взгляд на толстяка. Он и впрямь уже не выглядел злым. Даже пухлые щёки вернули прежний розоватый оттенок вместо помидорно-красного. Кингсли следил за происходящим скорей с любопытством, чем с жаждой воздаяния негодяю по его «заслугам». Но тем не менее продолжал сидеть на своём месте и молча наблюдать, не выказывая бурного желания как-то вмешаться. Ну что ж…       — Большая просьба подходить по одному, — оскалился я — хоть за бинтами это и не особо-то заметно, — прищурив единственный целый глаз и обдав ближайших противников горящим взглядом. Силы у меня если и не иссякли полностью, то уже на исходе, но адреналин всё ещё бурлил в крови и азарт никуда не делся: несмотря на риск "лечь" в столь юном возрасте, моё сердце радостно выстукивало в груди бешеный ритм, заволакивая разум в туман эйфории. Вероятно, это и есть «радость битвы», о которой любили слагать песни много веков. — Я не сторонник полиамории.

***

      Оказавшись на почтенном расстоянии от роскошной высокой ограды управленческого поместья, выполненной из металлических остроконечных прутьев, я наконец позволил негнущимся ногам беспрепятственно опустить тело наземь в очередном переходе между улицами. Сказать, что меня трясло — ничего не сказать: тело дрожало даже с оглядкой на полностью высунувшееся из-за облаков солнце, что сегодня, на удивление, даже припекало, несмотря на завывания ветра. Сапоги словно стали весить непомерно много, что пришлось вытянуть ноги, уперев их в противоположную стену дома — переулки тут всё же до ужаса узкие, повезло ещё, что бездомные здесь не ночуют… если таковы, конечно, имеются. Вобрав ртом побольше воздуха и встряхнув головой, я запоздало заметил, что так и продолжал сжимать мешочек с монетами в правой руке, пройдя с ним в открытую весь путь.       Моя предоплата за работу.       Я уже всерьёз тогда обдумывал — добить взятого мною в заложники солдата или, не теряя секунды даром, сразу попытаться обезвредить командира, как самого опасного в той комнате? — когда Кингсли властным тоном приказал мне (именно что приказал, а не попросил — он чертовски умело оценил ситуацию и сразу занял наилучшую позицию) убрать оружие и сесть на место. Хорошо меня чёрт не дернул «гнуть свою линию» и дальше — я тут же выполнил требуемое, понадеясь на рыцарскую честь и прочую чушь… в общем, решил, что безоружного они без приказа трогать не станут.       «Прыткий какой, да ещё с огоньком… — растянулся в ухмылке толстяк, жестом подзывая ёжившегося доселе (а я и не заметил) в углу молодого паренька в опрятной бело-синей многослойной мантии, что носили здесь все писари, архивариусы и прочие, кто работал головой или руками, а не мечом. Велев тому накрыть на стол, Кингсли вновь перевёл изучающий взгляд на меня. — И не скажешь, что уже в возрасте. Так сколько якум отроду, говоришь?»       В тот момент я старательно шевелил извилинами, в растерянности бегая глазами… глазом, силясь хоть что-то придумать. И откуда мне знать, сколько этому Ворону лет? Пока пижон не обмолвился об этом, я и знать не знал об этом мужике.       Впрочем, помяни плешивого. Тот, едва мой взгляд остановился на его фигуре, осторожно, но бегло показал мне четыре пальца на правой (от него) руке и три на левой, стараясь держать их пониже стола и близ живота. Нашел врёмя азбуку Морзе исполнять… Постойте-ка?..       «Сорок три?.. — скорей с вопросительной, чем утвердительной интонацией глухо пробормотал я, на что прецептор едва заметно качнул головой вниз: значит, верно угадал. Но спасибо ему не скажу, ибо такие вещи нужно было говорить заранее, блядь! — Хм, в смысле, много воды уже утекло, я порой сам теряю счёт прожитым якумам. Люди нашей профессии редко могут похвастаться подобным долгожитием».       «Понимаю, — развел толстяк пальцами, сцепленными в замок на животе. Он достиг требуемого уровня расслабленности, когда даже лень пожать плечами или кивнуть. — Значит, впервые взял в руки меч будучи мальчишкой двенадцати-тринадцати якум? Помнится, слухи о ребёнке, что смог в одиночку одолеть диковинную тварь в лесу, гуляли якум тридцать назад».       «Времена были такие, — неопределённо пробормотал я, стараясь избежать конкретики, совершенно не понимая сути: не хотелось где-то оступиться. Снова просчёт со стороны пижона, никакой толковой информации. И как мне работать в таких условиях? — Не хочу быть излишне дерзким, но у меня нет настроения об этом говорить. Хотелось бы уже услышать ответ на ранее озвученный вопрос…»       — Хороший ответ, — облегчённо выдохнул я, ослабив узел на мешочке и потормошив содержимое указательным пальцем: сплошь блестящие зелёные монеты, «чистые», хоть и относительно мало — штук девять-десять. — Ещё поживем.       Нервишки за то время, пока я тут сидел в грязи от подтаявшего снега, более-менее отпустили, как и трясучка, и я попытался подняться на ноги. Но теперь в силу вступало крепкое вино, явно не один десяток лет хранившееся в бочонке, что мы распили «на дорожку». Толстяка, видать, так позабавило устроенное представление, что даже на меня расщедрился, хотя пить столь дорогой напиток с плебеем…       Впрочем, если он снизошёл до того, чтобы после отвести меня в сторонку и выложить персональную, личную «просьбу», как тот нахально выразился, то и ничего удивительного: контакт установлен, нужно работать на доверие. Тем более, что поручение довольно любопытное…       — Не-е, на хер это всё, — впиваясь пальцами в шершавую каменную стену, сплюнул я под себя, стараясь удержаться на ногах. — На сегодня с меня точно хватит.       Верно, мне всё ещё стоит набраться достаточно сил, чтобы не выдыхаться после короткой потасовки, пускай и ведённой не на равных. Подождёт, всё подождёт.       Отряхнув замызганный плащ, а заодно и штаны в районе пятой точки, собрался с духом и сделал шаг на освещённое пространство, щурясь единственным открытым глазом и поправляя капюшон, что давал хоть какую-то тень.       «Ты же сейчас потратишь весь свой гонорар, — начала причитать Наги, уловившая направление моих мыслей ещё до того, как они сформировались во что-то конкретное, — да ещё и на что…»       «Отвянь, — лаконично бросил я, выискивая поблизости хоть что-то отдалённо напоминающее питейное заведение. — Я уже неделю сижу "на сухую" и мой организм требует заправки».       «Пьянь, — фыркнула та, но настаивать на своём не стала, лишь бросив напоследок. — Прошлый раз, смотрю, тебя ничему не научил».

***

      — В глаза смотри! По направлению взгляда ты сможешь предсказать атаку противника! И не держи ноги прямо — согни так, чтобы удобно было «пружинить» на случай быстрого смещения в сторону или назад!       Лязг стали о сталь то и дело разносился по просторному помещению. Контрастная от слабо проникающего лунного света фигура умеючи выдерживала дистанцию от меня, периодически делая выпады затупленным, но всё же настоящим одноручным мечом, стремясь поразить меня одним из множественных колющих ударов.       — Не блокируй удары лезвием — это тебе не щит! Плавно отводи им вражеские удары, а еще лучше уклоняйся телом! Тонкое лезвие не терпит такого грубого обращения!       — Да заткнись уже, сбиваешь!       В порыве гнева от его нескончаемых нравоучений, я, уходя чуть вправо от выпада, что есть силы ударил по лезвию, вынуждая пижона увести руку с оружием влево, тем самым оставляя беззащитной грудь, куда уже метила моя ступня.       — Г-гадёныш, — выругался тот, отшатнувшись на пару шагов назад и замерев, переводя дух. Пятка тяжёлой подошвы кованного сапога угодила аккурат в солнечное сплетение, сбив дыхание и вынудив того жадно взглотнуть воздух. — Это… грязный приём… — Впрочем, прецептор сразу же довольно вытянул губы, глядя исподлобья. — Быстро схватываешь, недоросль.       И в ту же секунду, покрепче перехватив рукоять меча двумя руками, пижон осадил меня шквалом колющих и режущих ударов, что я в лучшем случае успевал отбить половину. Правая кисть, левое плечо, левая часть груди и живот — от такого количества попаданий тело невольно подкосилось и устало рухнуло на одно колено. Зубы стиснулись в попытке хоть как-то заглушить тупую ноющую боль от ушибов и синяков; лёгким не доставало воздуха, отчего ноздри протяжно свистели с каждым вдохом; моё оружие теперь играло роль трости, на которую я опирался, дабы окончательно не распластаться по полу. Его эта шквальная атака, судя по количеству ушибов, длилась не более пятнадцати-двадцати секунд, но по ощущениям прошла минута или две. Если недавно мы вели лёгкий спарринг, то теперь это больше походило на избиение. Он и впрямь всё это время просто поддавался… а я уже было губу раскатал.       — Быстро схватываешь, но всё ещё слишком неуклюж, — забросив меч на плечо, прецептор убрал ухмылку с лица и теперь взирал на меня сверху вниз с отрешённым лицом, словно и впрямь перед ним лишь нерадивый ученик, а не досаждавший всё это время ошмёток грязи. — У тебя есть нужная гибкость, но недостает грации. Полагаю, твоя вчерашняя выходка — заслуга той твари?       «Передай ему, если ещё раз так меня назовёт — я и не такое устрою», — неохотно прошептал голос в голове.       — Она всё слышит, если что, — выдал я слабый смешок. Дышать всё ещё тяжеловато.       Ничего не ответив, пижон протянул мне руку и помог подняться на ноги. Устроившись на наиболее крепких ящиках, мы неспешно поделили один паёк на двоих и молча принялись за еду — всё же фехтовать, пускай и в просторном помещении, на протяжении часа, мягко говоря, утомительно: пальцы стёрлись до красна, ведь с какой силой я удерживал рукоять непривычно длинного меча — мои руки не привыкли орудовать чем-то подобным; отваливающиеся ноги плавно покачивались в воздухе, тщетно пытаясь отогнать ощущение расплющенных ступней, учитывая, как мне приходилось «выплясывать», уходя от быстрых колющих ударов; в голове страшно гудело и давило на виски — сказывался недосып, ведь это чучело подняло меня ранней ночью, думаю, часа через три, как я вернулся…       Ах да, чуть не забыл.       — Хоть бы пояснил, за что ударил-то? — пробурчал я с полным ртом, скосившись обоими, ввиду отсутствия лицевой повязки, глазами на скромно жующего свою половинку сушёного прессованного… чего-то там, на вкус вообще неясно из чего сделанного, но моментально таящего во рту, соприкоснувшись со слюной. Надо бы выпросить, что это да где такое купить. Прожевав свою порцию, я демонстративно почесал слегка припухшую правую щёку. — До сих пор ноет.       — Ты ещё спрашиваешь «за что» после столь дерзкого выступления? — евший доселе с прикрытыми глазами прецептор бросил осуждающий взгляд. — Твоё счастье, что лорд Лоуренс себе на уме и твоя выходка показалась ему… занятной. Он даже радушно проигнорировал наличие у тебя запрещённого оружия. Ты всерьёз рассчитывал этим кого-то напугать? Совсем идиот?       — Ты сказал «импровизируй», — утерев смоченные разбавленным вином губы, я деловито пожал плечами. — Я решил, что эффективней и быстрее показать себя на деле, вот и спровоцировал на конфликт. Всё же удачно вышло.       — Ну а грубить-то было зачем? — вздохнув, лишь добавил он, явно не желая продолжать мусолить эту тему.       — Ну… — замялся я. Ведь мне на это нечего было ответить — действительно, куда это меня понесло? Ну да, не люблю я эту «илиту», хоть нашу, хоть местную, но разве это могло послужить таким уж мощным толчком?.. Да и есть ли смысл сейчас об этом думать? «После драки кулаками не машут», поэтому я виновато махнул рукой, стараясь подобрать честный ответ. — Виноват. Не выношу просто всех этих «белых воротничков», вот прям до зубной боли. Не хотелось казаться подхалимом и жополизом, вот и пытался напустить образ, аля «грозный, дерзкий — как пуля резкий»…       — Пуля?..       — Проехали. В общем, промашечка вышла, признаю.       — Чем тебе не по нраву обычная лесть? — непонимающе приподнял тот бровь, отпивая из своего бурдюка. — Знать любит, когда ты демонстрируешь покорность и преданность.       — Серьёзно? — так и не откусив поднесённый ко рту «брикет» (буду называть эту прямоугольную сушёную субстанцию так), теперь уже я выпучил на него глаза. — Я должен пояснять тебе такие элементарные вещи? С каких пор преданность и лизание жопы — это синонимы? Ладно-ладно, просто… Вот смотри — перед тобой два человека: один осыпает тебя комплиментами, старается угодить и выказывает своё глубочайшее уважение, а второй в лицо тебе заявляет, что ты ему неинтересен и у него нет времени якшаться с тобой. И кому ты отдашь предпочтение?       — Я понял ход твоих мыслей, но с чего ты решил, что лорд Лоуренс думает так же? Все стараются выслужиться и это привычно для людей его высот.       — Вот именно, — щёлкнул я пальцами. — Люди обычно стараются подлизать тем, кто хоть чего-то стоит. Будешь частью серой массы — тебя и не заметят. Ты видел его рожу, когда я выдал ту тираду? Это был эпик… Конечно, я немного перегнул, но ведь тот самый Ворон тоже не «хрен с горы» — уверен, что он поступил бы аналогичным образом. По крайней мере с таким внушительным списком заслуг он склонил бы колено разве что перед королём.       Пижон молча покачал головой, раздумывая над чем-то, а я тем временем продолжил вещать:       — Ты передал толстяку, что у вас нехватка людей, и тут так удачно появляюсь я, да еще предоставляю свои услуги. Как минимум, он бы не стал мне доверять в должной мере, полагая, например, что я мог быть той самой причиной пожара… тем более, что так оно и есть. Никто не любит волшебные совпадения, умные люди склонны к подозрениям. Мне требовалось настойчиво дать понять, что это не Я нуждаюсь в работе, а Вы нуждаетесь в моих услугах. Тем более, что моя репутация позволяет мне без труда выбирать нанимателя.       — Репутация не будет стоить ровным счётом ничего, если ломать отношения с такими людьми, — приглаживая растрепавшиеся волосы, сухо пробормотал прецептор. — Ты ходил по краю.       — В моих краях это называется «взять на понт», — расправившись с остатками пайка в два счёта, я блаженно откинулся спиной к промёрзлой каменной стене, скрещивая руки на груди. — Если он и впрямь не был дураком, то должен понимать, что такой человек внушает доверие больше, чем жополиз — я говорил что думал, представ пред ним «открыто», словно книга. Я старался подбирать более правдивые слова, чтобы это звучало уверенней, при этом не скрывая своих недостатков… вроде тщеславия. Идеальных тоже никто не любит, знаешь ли. Понимание рождает доверие.       — Ладно, отставим полемику, — окончательно сдался тот, убирая в наплечный мешок оставшуюся после еды ткань, в которую были завёрнуты «брикеты», и носком сапога смахнул разбросанные по полу крошки в уголок за ящики. Едва поднявшись на ноги, прецептор тихо выругался, пробубнив что-то под нос, и снова подал голос. — К слову, ты самолично вспомнил, как я тебя ударил?       — К чему такой воп?.. — начал было я, однако призадумался. И ведь точно, я узнал об этом от Наги, когда меня час назад разбудили тычком ногой под рёбра. Она пояснила мне, отчего у меня распухла и саднила щека, но сам ничего припомнить не смог. Последнее, что запомнилось: я сижу за грубо сколоченным деревянным столом с пивной бочкообразной кружкой в руке, наполненной каким-то дурно пахнущим пойлом (кажется, я решил сэкономить на выпивке, придурок), окружённый с десяток такими же, но опустевшими кружками. — Хм, помню только, как набрался вчера в каком-то кабаке… а дальше провал. Я даже не помню, как добрался сюда.       — Не удивительно, — пижон принялся поглаживать гладкий, ровно выбритый непонятно когда подбородок, устремив взор в крохотный проём между досками, закрывающими высокое окно: луна прекрасно озаряла тёмные пустынные улицы, вырисовывая чёткие контуры домов и редких настенных светильников. — Так ты был пьян?..       — Говори уже, — начал раздражаться я от гнетущей недосказанности.       — Когда ты вернулся поздним вечером, то выглядел каким-то… неживым. Мне под повязкой разглядеть лицо не удалось, но ты глядел перед собой остекленевшим взглядом, как у покойника. Я тогда всё ещё был на взводе от твоей выходки и не сдержался, ударил разок в челюсть…       Умолкнув, он развернулся ко мне лицом: под его тяжёлым взглядом мне стало неуютно — тот словно силился увидеть что-то, чего и в помине не было, отчего лишь больше хмурился.       — Ты и правда не помнишь? — переспросил прецептор.       У меня даже отпало желание куражиться и я молча помотал головой.       — Я бил не в полную силу — моя левая не так сильна, но… — медленно выдохнул тот, словно не желая продолжать. — Ты этого словно и не заметил, лишь по инерции чуть сдвинув голову в сторону. Ты не издал ни звука, даже не отшатнулся. Часть повязки тогда съехала с лица… — В его взгляде я уловил знакомый блеск, каковой видел однажды: так смотрит человек, напуганный чем-то неведомым, но старающийся крепиться и выглядеть сильным. — Я повидал достаточно дерьма, но никогда не видел такой жуткой улыбки во все зубы. Ты глядел на меня единственным, широко распахнутым, при этом ничего не выражающим глазом, с безумной улыбкой до ушей, какая бывает разве что у потерявшего рассудок психопата. У меня тогда мурашки по спине пробежали — возникла первая мысль, что я прямо здесь помру. Но ты спокойным шагом двинулся к своей комнате, мягким жестом отстраняя меня со своего пути. Я облегчённо выдохнул лишь когда твоя спина скрылась в дверном проёме.       Я не нашёлся, что ответить на подобное. Этот человек, что давил меня авторитетом всё это время, диктуя условия и не оставляя никакого выбора… Он меня испугался? Нет, не меня…       «Это ведь ты? — я мысленно обратился к той единственной, что занимала моё тело помимо меня. — Какого хрена?!»       «У нас был уговор, — тихо прошипела на манер змеи Наги. — Ты всё равно отрубился за столом, вот я и воспользовалась твоей тушей на время. В чём проблема, Ильюша?»       — Это… это ведь была «она»? — следив всё это время за мной, осторожно подал голос пижон.       — Видимо, она взяла под контроль моё тело, пока сознание дремало, — кивнул я. — У меня нехорошее предчувствие… Можешь сказать своим, чтоб прочесали тот район? Кажется, это недалеко от центра… в юго-восточном направлении.       — Только не говори мне…       — Не буду, — я провёл ладонью по успевшему покрыться холодной испариной лбу. — Ты и сам понял, что я имел в виду.       Это определённо не самое лучшее завершение дня. Желание что-либо обсуждать ещё отпало у обоих напрочь и мы молча разошлись по своим комнатам. Готов был поклясться, что я даже услышал лязг чего-то металлического: засов или навесной замок, вероятно. Я его прекрасно понимал и подшучивать не стану — мне и самому после этого не до шуток. Да что уж там — мне теперь страшно даже засыпать. Кто знает, что она еще учудит? У неё совершенно нет никаких моральных ориентиров, и у меня, как выяснилось, нет возможности следить за ней круглосуточно. Судя по рассказу, Наги сегодня вернулась чрезвычайно довольная. Это могло означать лишь одно: в городе стало как минимум одним человеком меньше. А что, если она по ночам будет ходить и вырезать мирное население целыми пачками? У нас договорённость… но я её достаточное время игнорировал, и она могла счесть это за оскорбление. Дерьмо, а ведь она сейчас «слышит» буквально всё, что я сейчас думаю!       «Что же делать… что же делать?..» — словно в издёвку, тихонько пропел ангельский голосок, после чего по-детски рассмеялся.       Её звонкий ребяческий смех эхом разнёсся внутри черепушки, на какой-то миг заглушив собственные мысли. Этот голос настоящая отрада для ушей: чистый, звучный, успокаивающий… но принадлежащий демоническому отродью. Она нагло насмехается надо мной… и играет. У меня нет возможности даже внести корректировки в правила этой «игры», надеясь лишь на честность самого «мастера». И все мои потуги хоть что-то придумать заочно обернутся провалом — она слышит меня всегда; мне же не дано услышать её мысли… если таковы вообще есть. Что же… оно такое?

***

      — А ты подросла, кроха…       Даже с учётом выпавшего за последнюю неделю снега и неутихающего северного ветра, полуденное солнце сегодня пекло не слабее летнего, что меня мгновенно разморило. Кажется, последнюю мысль я произнёс вслух. Надеюсь, никто этого не слышал здесь, где я развалился прямо на снегу под моим привычным деревом в небольшом парке, закутавшись в утеплённый адъютантский плащ. Пижон всё же забрал полученный от толстяка мешочек, не позволив даже потратиться на одёжку, предоставив мне несколько комплектов стандартной униформы. Спасибо, блядь, что хоть зимняя нашлась, жидяра.       Прикрыв открытые ветру уши плотным и грубым капюшоном, я лениво наблюдал за резвившейся с другими ребятами в снегу Саей. Я прекрасно понимаю её задор: Сири всё равно болела, и, ввиду отсутствия постоянного ухода за ней, малышка могла позволить себе играть на улице. Тем более, если мне не изменяла память, она рассказывала, что в её краях снег — явление редкое, и в основном встречался у границы с северными землями. Маленькая девочка-эльф не шибко-то и выделялась на фоне остальных детей, с головы до ног укутанная в какое-то длинное шерстяное платье-пальто, из-под которого проглядывались носки меховых башмаков, а из длинных рукавов — длинноватые (для человека) пальцы в толстой светлой ткани. Разве что бледно-золотистый оттенок лица и сплошные ярко-зелёные глаза выдавали в ней уроженца Илларкии, но никто из присутствующих не выказывал презрения или откровенной агрессии — есть всё же в людях что-то «человеческое», не позволяющее так относиться к ребёнку.       Поодаль от детишек заметно выделялись две женские фигуры в похожих длинных тёплых светлых платьях, одну из которых также не трудно было узнать по этим кошачьим янтарным глазам и выпирающим клычкам, когда та смеялась или улыбалась — Рюка. Не иначе как эта лиса и приодела Саю под наступление холодов — она единственная, кому до девочки было хоть какое-то дело, кроме нас с Сири. Рад видеть, что в моё отсутствие всё осталось прежним… хоть и нельзя не признать, что это одновременно, пускай и слегка, расстраивало. Тьфу, прочь эгоистичные мысли, фу. Рюки совсем не изменилась за это время. Хотя о чём я вообще? Прошло-то недели две, даже те двое не особо-то выросли. Если только не брать во внимание слегка печальное выражение лица: девушка вела себя так же скованно и отстранённо, как при нашей первой встрече. А я уж полагал, что смог хоть немного внушить ей самолюбия и гордости. Или так сказывалась моя кончина? Чёрт, наверное, я бы выглядел аналогично, случись что-то с ней — не чужие ведь люди. Но и не настолько близкие… Эх, как всё сложно.       Грея нижнюю часть забинтованного лица под лучами яркого солнышка и морально расслабляясь в умиротворённой суете гуляющих по парку горожан, я тем не менее умудрялся притягивать тоскливые мысли, портя самому себе настроение. Могу, умею, практикую… мать его. А ведь после произошедшего пару дней назад очень важно как следует отдохнуть, и физически, и духовно…       В ту ночь, едва мы разошлись по комнатам после непродолжительной тренировки, стремясь обдумать всё как следует, довольно скоро лязг то ли задвижки, то ли замка его комнаты вывел меня из дрёмы. Как оказалось, ему прислали ворона, что уже какое-то время дожидался в комнате, впорхнув через небольшой проём между досками, закрывающими окно — его люди и без прямого приказа обнаружили то, чего я боялся, и мы поспешили в указанное на куске пергамента место.       «М-матерь божья, — пробубнил я в рукав чёрной рубахи, едва мы шагнули в нужный проулок, прикрывая рот с носом и силясь глубоко не дышать, дабы не спровоцировать новую волну рвотных позывов: предыдущий «ком» удалось с горем пополам сглотнуть обратно. — Что за?.. Вот же блядство… Как это?»       «Это я у тебя хочу спросить, "как это"?» — укоризненно прошептал прецептор, стягивая перчатку и осторожно касаясь ладонью успевшего посинеть на таком холоде открытого участка кожи мертвеца. — Как ты вообще умудрился провернуть такое так… быстро? Да ещё рядом с людным местом?»       Тело мягко качнулось от касания пижона, что тот невольно одёрнул руку обратно, побоявшись нарушить его шаткое равновесие. Впрочем, висело оно, на мой взгляд, очень даже надёжно. Я не уверен, какая подъёмная сила у человеческих кишок, но они уверенно держали среднего размера мужчину, обмотанные вокруг шеи и переброшенные через бельевую верёвку, протянутую между двумя близстоящими домами в небольшом проулке. И даже не подавали виду, что готовы порваться под тяжестью этой туши, лишь продолжая сочиться чем-то красно-чёрным, хотя покрывающая их кровь давно свернулась в мерзостные корки.       Оголённый вспоротый живот словно улыбался нам своей беззубой улыбкой, обнажая содержимое. Вернее, его отсутствие: желудок, печень… внутри всё темно-красное, что не представлялось возможным разобрать хоть что-то. Складывалось впечатление, что помимо кишок вытащили и остальное — угадывались лишь мясистые стенки, которые облепила свернувшаяся кровь.       Верхняя одежда представляла из себя изрезанное бурое рваньё и валялась у самой стены в сторонке — на покойном присутствовали лишь штаны да обувка… Его штаны…       «Ты больной ублюдок, ты это знаешь?» — выдохнул мой спутник, когда мы синхронно уставились на красно-коричневатое пятно в области паха.       Оно всё ещё переливалось на слабом свету проникающей в тёмную подворотню ясной луны, давая понять, что кровь здесь до сих пор была влажной, говоря нам об её обилии. Не нужно быть сверхразумом, чтобы установить причину такой большой кровопотери.       «Ты это сделаешь или я?» — окончательно растеряв всякое желание отшучиваться или дерзить, лишь скромно поинтересовался я, подбородком указывая на голову висельника.       «Сам разгребай своё дерьмо», — укоризненно бросил тот, поморщившись.       Мужчина был достаточно худощавым и странная выпуклость щёк не предвещала ничего хорошего, но требовалось проверить тело полностью. Примерившись, я всё же решил сперва спустить его наземь — больно высоко висел, в полметре-метре от земли, до лица никак не дотянуться. Тем более за ночь оно достаточно окоченело… да и мы не "опера", чтобы бояться за целостность улик. Мы здесь лишь затем, чтобы подчистить этот бардак… что был полностью моих рук делом, пускай это сделал и не я.       Пижон протянул мне свой короткий меч рукоятью вперёд ещё до того, как я собрался озвучить просьбу — в такой момент и впрямь хотелось сделать всё быстро и без лишних слов.       Подцепил кончиком лезвия узел на шее и резко дёрнул на себя. Эластичная, но успевшая промёрзнуть кишка без особого сопротивления порвалась, выпустив из своих объятий несчастного, что с глухим шлепком оказался на припорошённой тонким слоем снега земле.       Вернув меч владельцу, я потянул руку за спину, где привычно закреплён кинжал. Я не силён в медицине, но это общеизвестный факт: окоченевший труп неподатлив к мелкой моторике. Пальцы, сгибы локтей и коленей… интересующая меня в данный момент челюсть — ко всему этому придётся приложить определённые усилия, чтобы согнуть или раскрыть. Особенно челюсть. Человек способен смыкать их с такой силой, что даже ломом порой не расковыряешь. Я очень надеялся, что в тот момент это окажется надуманным.       «Ну давай же…» — Лезвие жалобно скрипнуло под моим натиском, пока я поворачивал рукоять, силясь раскрыть рот покойного методом "рычага". — «С-сукин ты… Э-э-э?»       Пока я матерился сквозь зубы, последний рывок оказался успешным и челюсть раскрылась достаточно, чтобы…       «Блядство! — выпалил я не сдержавшись, стараясь не смотреть вниз и дать организму передышку от этого смрада, что тянуло изо рта. — Вот же пиздапроёбина натуральная!»       «Тише ты, — отвесил мне лёгкий пинок в бок стоявший надо мной прецептор. У меня даже не было желания хоть как-то на это реагировать — настолько всё это было мерзко и отвратительно. Так я ещё и в плотную к этому приблизился. — Это и впрямь то, о чём я думаю?»       «Не знаю, мне уже по хую всё это, — воспротивился я, поднимаясь на ноги и делая пару шагов в сторону, тяжело дыша через рот. — Дальше сам, всё сам…»       «Хм…» — Твою же… он и впрямь встал на моё место и склонился поближе к телу… Вот же блядство, он туда ещё и рукой полез?! И это я больной ублюдок? Да иди ты на хуй, понял!.. — «Ну да. Они успели тут промариноваться слегка и скукожиться, но сомнений нет — ты заставил его сожрать собственные гениталии… целиком».       «Это не я, сколько раз повторять! — ощетинился я, сплёвывая скопившуюся во рту слюну, что приобрела кисловатый привкус. — Да у меня и в мыслях такого никогда не было… Даже в самых ебанутых снах!»       «И ты совсем ничего не помнишь о тех похождениях? — с сомнением протянул тот, выпрямляясь и упирая руки в бока. — Ни кто он такой, ни почему ты его убил?»       «Да нет же! — прохрипел я надрывным голосом. Меня уже трясло от переизбытка адреналина, что даже успокаивавшая доселе Наги слабо справлялась с моими эмоциями. — Эта сука… Не знаю, что здесь случилось, но… Я просил, чтобы она не трогала мирных жителей. Не могу сказать ничего наверняка, но…»       «Ясно, — одарив меня холодным взглядом, прецептор скинул с плеча тёмную кожаную сумку и принялся копаться в содержимом. — Мои ребята, ещё когда обнаружили тело, получили распоряжение выяснить личность и род занятий. И в твоих же интересах, чтобы он оказался лиходеем».       С трудом вытянув из сумки свёрнутую в рулон плотную ткань, тот добавил:       «А сейчас прибери за собой. Заверни тело, я пока канализационным лазом займусь».       В уме до сих пор всплывали образы увиденного мною. И даже заволакивающая картину темень не могла остановить воображение, что дорисовывало нужные детали. Не привыкни я к подобному через масс-медия, вроде телевизора или интернета, — мог бы окончательно рехнуться. Впрочем, глаз под повязкой до сих пор изредка дёргался, даже несмотря на то, что он нерабочий, хотя веко-то слабо пострадало, так что…       — Да чтоб тебя, — пробормотал я, встряхивая головой и отгоняя мрачные мысли, стараясь сконцентрировать внимание на окружении.       Нет, всё же тут необычайно спокойно, даже с этим назойливым ветром, что норовит сорвать головные уборы или задрать подолы мантий и платьев, отчего бедные женщины, и некоторые мужчины, вынуждены были постоянно придерживать ткань одежд. Это забавляло и одновременно успокаивало. Измени немного внешний вид одежды, добавь лавочек и фонарных столбов — и это место мало чем будет отличаться от наших московских парков: такие же облысевшие деревья, те же играющие в снежки детишки, те же гуляющие молодые парочки… разве что без гаджетов. Эх, как же я скучаю по своему телефону… Впрочем, он всё равно разряжен, и как его зарядить — без понятия, так и не придумал ничего путного.       — Иллиан?       — Э?!.       Я инстинктивно повернул голову на звук, запоздало понимая, что кто-то позвал меня по имени.       Человека, числившегося мёртвым для всех, кто с ним знаком, — противный старикан не в счёт. Также я не сразу признал этот суховатый, но всё же довольно женственный голос.       Спохватившись, я отлип от ствола дерева и, скрестив ноги по-турецки, сделал бессмысленный в данной ситуации приветственный жест:       — Д-доброе утро… Минори.       Её светло-серые, почти белые глаза разглядывали меня сверху вниз, словно я какая-то экзотическая зверушка… И не скажешь, что она слепая. Впрочем, обладай она зрением в привычном его понимании, вполне вероятно, что женщина прошла бы мимо, так и не приметив во мне старого знакомого. Да и я, к стыду своему, не заметил её приближения, хотя в любой другой ситуации Наги бы уже мне… Тьфу, ну да, я же с ней не разговариваю теперь…       — Для мертвеца ты испускаешь удивительно много энергии, — небрежно перехватив левой рукой знакомый тканевый чехол с мольбертом, женщина вытянула вперёд правую, обводя пальцами пространство предо мной. — Твоё «сияние» заметно аж за версту. Я было подумала, что моё восприятие меня обманывает — тебя все похоронили ещё на прошлой эробе.       — Вот… как? — натянуто улыбнулся я, что ещё больше не имело смысла из-за повязки, но на столь холодную прямоту мне нечего было ответить. — Надеюсь, прощальная вечеринка прошла на славу.       — Какая вечеринка? — девушка непонимающе склонила голову набок.       — Да нет, это я так… — махнул рукой, мол «проехали».       И снова бессмысленность жестов для того, кто не видит. Я напрочь отвык от общения с ней.       Зато, на удивление, сразу отметил, что на ней то же тёмно-серое длинное платье, в коем я повстречал её впервые, причем в этом же парке. Разве что тёплые толстые башмаки заменили лёгкие, тканевые, да накидка свисала с плеч, укрывая хрупкую спину от пронизывающего насквозь ветра.       — И как тебе только не холодно в такой тонкой одёжке? — нарушил я застоявшуюся тишину.       — Я тебе не рассказывала? — она слегка приподняла бровь. «Как будто ты вообще что-то рассказывала о себе», сразу подумалось мне, но решил деликатно промолчать. — Моя деревня располагалась на подножье горы, там всегда довольно холодно и я к нему привычна… Мне он даже нравится, в какой-то мере.       Забавно, но редко увидишь её такой сговорчивой. Помнится, она много расспрашивала о моём прошлом, но сама ничем не делилась, отделываясь общими фразами. Неужто моё «воскрешение» смягчило её нрав? Или я слишком высокого о себе мнения?       — Зачем ты исчез? — оборвав себя на полуслове, Минори в свойственной манере спросила в лоб. Мне даже почудилось, что её тон стал несколько грубее и жёстче. — Эти дети места себе не находили. Лисице приходится присматривать за ними усерднее обычного. Не похоже, чтобы ты решил просто сбежать от них, иначе тебя бы тут не было.       — А я похож на того, кто способен бросить нуждающихся во мне людей? — без намёка на серьёзность ответил вопросом на вопрос, прекрасно зная ответ и сам.       — Честно?       — Я понял…       Слабо кивнув, я отвёл взгляд, возвращаясь к созерцанию детских игр в снегу: Сая довольно ловко уворачивалась от запущенных по ней снарядов и «выбила» уже двоих меткими попаданиями в лоб. У неё имеется патенциал, нужно было заняться её обучением… Тьфу, да о чём я вообще? Уж кого-кого, а эту малышку я в этот мир не втяну. Как покончу со всем этим — нужно будет подумать, как вернуть её домой. Здесь не место разумному созданию, которое полностью не походит на человека — это мы уже уяснили. Не хочу, чтобы она росла в подобном окружении.       — Знаешь, — решился я на прямоту. — Многое успело произойти с тех пор, как я исчез. Меня вынужденно втянули в то, чего я так старательно избегал… и, кажется, в это собираются втянуть и Сири. Поэтому мне сейчас нельзя показываться им на глаза. Я не знаю, к чему это может привести. Я уже окончательно запутался, сейчас просто плывя по течению и стараясь больше не нанести вреда, чем принести пользы.       — Любопытно, — пробормотала Минори, в задумчивости опустив веки. Её неподвижная изящная фигура создавала иллюзию статуи, выставленной непонятно кем и непонятно зачем, да ещё в таком месте. Кивнув чему-то своему, она плавно развернулась и зашагала прочь. — Идём, беседовать на морозе не лучшая идея в твоём нынешнем состоянии.       — В моём… состоянии? — спешно вскочив на ноги, переспросил я, как нагнал.       — Твои раны до конца ведь не зажили? — Женщина, обернувшись, мягко провела ладонью по моей левой щеке, плавно перемещаясь на левое плечо, бицепс, запястье… Её прикосновения несли как болезненное жжение, так и приятную нежность одновременно. — Наибольшее излучение энергии чувствуется в этой области. Вряд ли ты самолично контролируешь её. Неудивительно, что девочка слегка в постель — ты истощаешь её.       Она не сказала ничего нового, но отчего-то ёкнуло сердце. Даже зная о том, что причиняю ей боль, я старался не думать об этом, просто выкинув из головы. Но от этого никуда не денешься, верно? Мне уже стоило бы это принять и смириться… ведь выбора нет.       Будто прочитав мои мысли, она слабо улыбнулась:       — Не стоит растрачивать чужую энергию попусту. Переберёмся в более комфортную обстановку, заодно и поведаешь детали. Тебе ведь требуется моя помощь, если я правильно понимаю?

***

      — П-понежнее там… — скрипя зубами, прошипел я, стараясь не морщить лицо. И давалось это мне с превеликим трудом. — Речь о моих мозгах всё-таки.       — Если будешь так напрягаться и отвлекать меня, — мягко прошептала Минори в считанных сантиметрах от моего лица — попробуй тут не напрягаться, когда всё ещё миловидное, пускай и местами имеющее морщинки личико находится так близко ко мне, что даже удавалось почувствовать её размеренное дыхание и слабоватый приятный запах от коротко обрезанных непонятно чем волос, — то я вполне могу случайно превратить твоё серое вещество в… жидкое вещество.       — Э-это ни капли не смешно, — тихо пробубнил я, всё же внимая её предупреждению и стараясь лишний раз не отвлекать от процесса.       И на кой чёрт я вообще согласился? Страх перед этим существом, что живёт внутри меня и, как оказалось, не поддаётся хоть мало-мальскому контролю, сильно притупил страх перед… другим существом, что сидит напротив меня, не имея ни малейшей жалости к собственным собратьям. Хотя бы потому, что она на полном серьёзе «вскрыла» мне черепушку. Фигурально выражаясь, разумеется. Она не стала вдаваться в подробности, дескать «мне это ни к чему», но её ладони в данный момент располагались напротив моих ушей, а указательные пальцы мягко касались висков. Превосходно владея так называемой «точечной» магической техникой, Минори направляла слабый эриевый поток в нужные ей участки мозга и взаимодействовала с ними… и это всё, что я смог уловить. В голове то и дело что-то кололо и щемило, словно нейрохирург, вскрыв череп, методично орудовал длинной иголкой, следя за реакцией пациента на уколы в те или иные области. Разве что внешних реакций у меня не наблюдалось: острая, но всё же привычная боль пронизывала сознание, вынуждая зашипеть или поморщиться, с чем я успешно справлялся, послушно сидя ровно на табурете, держа спину подчёркнуто прямо — хоть экзамен принимайте. Впрочем, реакции моего организма этой женщине и не были нужны — она выискивала отклонения в работе самого мозга при помощи своей этой техники, как бы «сканируя» разум подобно аппарату МРТ. Вот только ни один томографический снимок мозга не покажет вам мыслей, чувств или воспоминаний…       «И где же та грань, что отделяет простую магию от натурального волшебства? — невольно подумалось мне. — «Да и есть ли между ними принципиальная разница?»       — Есть, пускай и довольно условная, — тихо прошептала та, не раскрывая глаз и продолжая хмурить личико. Она… прочитала мою мысль? Куда-то она не туда лезет, как мне кажется… — И постарайся ни о чем не думать — этим ты меня тоже отвлекаешь.       Чтоб тебя, Минори. Сделал медленный вдох — также мягко выдохнул. Ни о чём не думать… это проще сказать, чем сделать. Но мне больше ничего не оставалось, кроме как покорно сидеть и ждать, безмолвно разглядывая сидящую предо мной фигуру, что ввиду близости заслоняла собой весь обзор. Как ни старался, но невольно отметил про себя стройность и некую сбалансированность её тела: очень близко к «классике» девяносто-шестьдесят-девяносто, как бы выразились у нас. Особенно это было заметно, когда висевшее на ней всё это время мешковатое платье открыло мне «содержимое» переднего выреза, на что ранее я просто не обращал внимания ввиду её отталкивающего характера. Как я и думал — лифчики тут не в почёте: даже в укрывающей их тени удалось разглядеть два бледно-розовых сосочка на успевшей уже слегка обвиснуть, но оттого ставшей небось ещё более мягкой груди. Забавно, но невзирая на холод снаружи, соски обмякшие и расслабленные, словно их хозяйка и впрямь нечувствительна к непогоде…       Проклятье, я почувствовал, как кровь прилила к щекам… не говоря уже о более важном месте: небось уже успел прилично покраснеть, а я ведь снял повязку. Да и странно вытянувшиеся вверх уголки губ Минори заставили почувствовать некую вину. Нужно было с самого начала закрыть глаза, а то, глядишь, она меня всерьёз поджарить удумает.       — Мужская природа естественна, — она чуть приоткрыла свои беловатые глаза, медленно отводя пальцы от моей головы: я с облегчением отметил, что пребывающее всё это время давление внутри черепа заметно ослабло. — Так что не вижу причин тебя «поджаривать», можешь быть спокоен. Но ты всё же затруднял мне процесс своими бестолковыми и плотскими мыслишками, на что я не могу не указать в грубой форме.       — Да уж, — виновато кивнул я, — твоя правда. Можешь высказать всё, что думаешь, я не против.       — Уже высказала.       Привычно пожав плечами, женщина поднялась с табурета и перебралась на более удобный стул за письменный стол, спешно принимаясь что-то записывать.       Это она сейчас так пошутила или всерьёз полагает, что это была «грубая форма»? Сама простота… и впрямь складывалось ощущение, что её растили где-то в горах.       Ладно, это всё лирика.       — Ну и что в итоге? — мне неловко прерывать её, но я в нетерпении спросил как есть. — Мой котелок варит, как и прежде?       — Ты спрашиваешь, выявлены ли какие отклонения в твоей мозговой деятельности или повреждения мозга как такового? — не прерывая движения пером, монотонно уточнила та.       — Э-эм… Наверное, и то и другое сразу?.. — замялся я, сгребая длинную чёрную ленту повязки со столика и осторожно накладывая на лицо: кожу всё ещё неприятно саднило от контакта с воздухом, пускай корки постепенно и начали сходить, затягиваясь не менее безобразной плёнкой кожных тканей. Не понимаю, зачем она вообще попросила её снять. — Вообще, если есть что сказать — говори как есть.       — В этом и заминка, — решительно ставя точку на бумаге, женщина возвратила перо в сосуд и задумчиво откинулась на спинку стула. Обычно беспристрастное лицо нынче хмуро глядело перед собой в никуда — она молча собиралась с мыслями. Трудно сказать, сколько мы пробыли в воцарившейся тишине, пока она не заговорила снова. — Образы, выдаваемые разумом, чёткие и плавные. Мысли ясные и цельные. Если какие повреждения и имеются, то они никак не сказываются на работе мозга… или я не настолько опытна, как мне кажется.       Вот сейчас я не совсем понял. Она омрачена тем, что не уверена в своих знаниях или тем, что со мной, по её мнению, полный порядок? Нет, конечно, и у меня имеются опасения, что та дрянь, которая с дымом наверняка попала в лёгкие, могла заодно отравить и мозг, но всё же отсутствие явных признаков невольно должно радовать и внушать оптимизм… а она лишь нагнетает. Нет, тут должно быть что-то ещё.       — Ты чего-то недоговариваешь, — серьёзно поглядел на Минори. — Будешь продолжать молчать?       — Мне сперва нужно самой понять, что я видела, — честно ответила она. От любого другого это прозвучало бы как увиливание, но Минори не того типажа человек, чтобы заботиться о чувствах других и скрывать что-то важное. Значит, она и впрямь не знает, как это выразить. Но, развернув ко мне напряжённое лицо, женщина неуверенно заголосила. — Эти образы, что я видела… что являли собой, полагаю, увиденное когда-то тобою… от них чувствовалась какая-то сторонняя аура. И твои мысли, что звучали ясно, но сопровождаемые каким-то невнятным трещащим звуком… Он не был похож ни на что, словно не принадлежит этому миру. Не знаю, как это описать более детально… Это было похоже на коррозию или плесень, только энергетического характера, и она целиком обволакивала твой разум, струясь и пульсируя вокруг мозга. Мне что-то упорно мешало внедрению, и я сперва предположила, что это естественная реакция твоего организма. Но теперь, обдумав всё это…       — Хочешь сказать, — затянув покрепче узел на затылке, я старался не упустить мысль, что вертелась на языке от всего услышанного, — что ты видела её?       — Мы выдвинули предположение, опираясь на скромные наблюдения и не имея возможности изучить владельцев «контракта», что их «подручные» имеют духовное происхождение. Информации по-прежнему мало, но теперь можно смело выдвигать предположение о их паразитической природе. То, как оно забирает жизненную энергию вас обоих… — игнорируя меня, Минори продолжила говорить, скорей даже размышлять вслух. Внезапно она довольно щёлкнула пальцами. — Ну конечно, «высасываемый» на протяжении многих якум человек и не способен прожить достаточно долго, отчего мало кто смог протянуть до старости. Умирает «хозяин» — и лишённый подпитки «слуга» не сможет поддерживать свою физическую форму, бесследно исчезнув в небытие. В твоём случае ей даже не нужно физическое воплощение, имея возможность использовать твоё тело — манипулировать уже готовым гораздо проще, чем создавать с нуля.       — А разве это было не очевидно с самого начала? — поддавшись порыву, ляпнул я.       — Сами по себе духовные сущности выходят за рамки привычного, — назидательно покачала головой та. — Нельзя отрицать возможность и всевышнего вмешательства, в таком случае могут быть нарушены даже фундаментальные законы мироздания. Как учёный, я в принципе не могу утверждать что-то, не убедившись наверняка — это лишь одна из гипотез, которую стоит тщательно проверить…       — Т-только без фанатизма, п-прошу, — вздыхая, молящим тоном выпалил я, склоняя голову перед зажёгшейся искрой в этих отстранённых, но всё же не лишённых живости светло-серых глаз. — Оно и так порядочно выкачало из малявки энергии для поддержания меня в сносном состоянии, не хватало ещё, чтобы из-за твоих опытов девочка окончательно…       — Хо-о-о… Так её хворь и впрямь твоих рук дело, — недобро протянула женщина, обдав меня холодным, невзирая на отсутствие зрения, сфокусированным взглядом.       В такт скрипнувшим зубам до хруста суставов сжались сложенные на коленях кулаки. Какого хера я сейчас язык распустил?! Я себе и так места не нахожу из-за того, что обрекаю Сири на подобные тяжбы, так ещё Минори теперь будет считать меня последним мерзавцем. Даже с учётом полного пацифизма к общественному мнению, мне не с руки портить отношения, пожалуй, с единственным человеком, от которого я могу получить хоть какую-то ощутимую помощь и кто внушает хоть сколько-то доверия. Нет, без друзей тяжко… особенно теперь.       — В целом… так и есть, — постарался объясниться я, тщательней подбирая слова. — Тебе ведь наверняка сказали, что именно произошло тогда в порту. Огонь знатно потрепал моё тело в тот вечер, в добавок я едва не утонул в холодной воде. Не хочу вдаваться в подробности, но я выжил лишь благодаря своевременному вмешательству… этого. Оному пришлось направить всю имеющуюся энергию на восстановление организма, в том числе и энергию «хозяйки». Её ослабленный иммунитет, вероятней всего, следствие нехватки собственной жизненной энергии.       Произнесённые слова с каждым последующим предложением преодолевали горло всё болезненнее, напоминая скорее рвотный ком, нежели простую звуковую вибрацию. Невзирая на отсутствие гадкого привкуса на языке, глотку обжигало и саднило как после недельного запоя, когда ты жрал одну водку… и даже без закуски. Глаза неимоверно щипало, и лишь когда на тыльную сторону ладони упало что-то влажное и тёплое, я осознал, отчего картинка слегка смазалась.       Слёзы. Крохотные слезинки скатывались с уголка единственного открытого глаза вниз по щеке, стремясь сорваться с небритого подбородка вниз. И у меня не хватало сил утереть лицо, ведь руки словно слились воедино с коленями. Чувство тошноты выбивало из меня… нет, не силы — желание эти силы воплотить в требуемое действо. Такое простое… и недостижимое одновременно. Просто подними руку и проведи замызганным рукавом по лицу. Это легко. Ты это делал множество раз. Это не сложнее, чем сделать вдох. Давай. Давай же!..       — Она… была такой умиротворённой, когда спала. Даже когда ей плохо, она старалась скрыть это, показывая, что с ней всё хорошо. Когда я сидел рядом… мне лишь стоило взять эту холодную маленькую ладошку, как на её мокром лице проступила едва заметная улыбка. Даже находясь в столь уязвимом и слабом состоянии, она улыбалась мне… Тому, кто довёл эту несчастную девочку до истощения. Из-за кого, вероятно, она сейчас здесь, в этом сраном городишке… окружённая сомнительными личностями с сомнительными намерениями… и по моей же милости втянутая в нечто отвратительное, что наверняка скажется на всех нас… если только…       — Иллиан… — Я уже не осознавал, что несу — мой язык проговаривал всё подряд, что в данный момент теплилось в душе. И умолк лишь от внезапного ощущения тепла на моих волосах. Минори возвышалась надо мной, неуклюже, но неожиданно по-доброму поглаживая меня по голове, приводя в чувство. Не знаю, что сейчас на меня нашло — долбаная «связь» повлияла на проявление слабины или что-то ещё, — но она прервала мою «исповедь», мягко произнеся. — Я слабо понимаю, о чём ты сейчас говорил, но то, «как» это звучало из твоих уст… Не знаю, что произошло с тобой за эту эробу, но твоё отношение к этой девочке заметно изменилось. Ты никогда ещё не говорил о ней с такой теплотой в голосе, как сейчас. Как женщина, я ей даже немного завидую…       — Э-это не…       «…то, о чём ты подумала», хотелось сказать мне. Но именно сейчас язык предательски отказывался это произнести. Впрочем, оно и понятно… я не люблю врать. Я умею врать, и делаю это, если потребуется… но не самому себе. Особенно самому себе. Ты можешь врать всем вокруг, но должен оставаться честен хотя бы перед собой. Кто твой лучший друг, если не ты сам?       Молча кляня себя за проявленную слабость, я лишь покачал головой, не в силах протестовать, но и не желая развивать данную тему.       — Раз уж зашла речь, — убрав руку от моей головы, Минори вновь приняла невозмутимое выражение лица и вернулась на свой стул, бесцеремонно закидывая ногу на ногу. Впрочем, её можно понять: мне теперь определённо не до того, чтобы, пускай и случайно заглядывать, ей под подол, что умудрился слегка задраться. Былое беззаботное настроение напрочь загублено собственными стараниями — сейчас я спокоен как удав. — Так во что ты, ину, умудрился втянуть своего иками?       Что ж, я с самого начала, как решил последовать за ней в парке, намеревался просить помощи, и стало быть для этого необходимо ввести Минори в курс дела. Другой вопрос — насколько она посчитает это важным, дабы вмешиваться, а не остаться в стороне. Как я понял, её не интересует ни сам город, ни его обитатели. Она может попросту уехать отсюда… хотя, имеет ли она такую возможность, я не знаю. Да и к чёрту…       — Это очень зловонное дерьмо, — звучно вздохнул я, разминая затёкшие плечи. — И боюсь, многие увязнут в нём по уши…

***

      — Она… выглядит бодрее, — невольно прошептал я, прикасаясь ладонью ко всё ещё сохранившему жар девичьему лбу.       После столь откровенной речи мой дух воспрянул за любые мыслимые пределы, и меня вновь принесло в столь родной постоялый двор, где моя «хозяйка» боролась с недугом уже около недели. На удивление, я и впрямь оказался достаточно бодр, чтобы без труда взобраться по стене, как в прошлый раз, пробравшись внутрь через приоткрытое окно. Наги, несмотря на мою безмолвную агрессию по отношению к ней, с лёгкостью приняла «статус-кво», стоило мне напрямую попросить о помощи. Уж прости, но собственноручно я цепляться за стены не умею.       «А ты чего ожидал? — она, как ни в чём не бывало, моментально среагировала на мою случайную реплику, даже если меня это совершенно не интересовало. — У меня скопились излишки энергии и я перенаправила их этой малявке. Мне казалось, что ты опечален её состоянием, я не права?»       «Ну… мне нечего на это возразить», — честно ответил я, с трепетом глядя на это гладкое умиротворённое личико.       Казалось, что некогда бледноватый оттенок кожи вновь обрёл розоватые тона, как и губы налились кровью, возвращая привычный цвет спелой вишни. Девочка явно идёт на поправку, и это не могло не радовать. Однако это невольно возвращало меня к тому, о чём недавно обмолвилась Минори…       «К-кража энергии? — повторил я полушёпотом, ощущая пробежавший по спине холодок. — А разве это возможно?»       «Не могу утверждать наверняка, — ожидаемо проговорила женщина, задумчиво глядя мимо меня. — Я лишь делаю предположения, основываясь на твоих словах. Ты ведь почувствовал прилив сил после того, как вернулся пару юби назад из кабака? И в ту же ночь вам сообщили об убитом тобою завсегдатае? Это существо внутри тебя… не думаю, что ей требуются человеческие жертвы лишь из глупых прихотей. Вероятно, оно каким-то образом питается ими».       «Мда…» — почёсывая затылок, недоверчиво фыркнул я. — «Чем-то напоминает вампиров… Только не говори, что мне придётся ещё и кровь сосать».       «Если не хочешь плохо кончить — отнесись к этому серьёзней, — не оценила моих стараний она, сурово скрестив руки на груди. — Даже среди ныне существующих особей имеются схожие, что способны выкачивать из человека его жизненную эссенцию. Почему же это не должно быть подвластно духу?»       «Так-то оно так, но… — всё ещё одолеваемый сомнениями, я ухватился за "соломинку". — Почему же она раньше не прибегнула к чему-то подобному? Шансов было достаточно, как по мне и…»       «Ты же блокировал её всё это время, разве нет?»       «Так это, выходит, правда, — очень неохотно признал я, воочию наблюдая плоды её трудов. — Как ты это сделала?»       «Тебе не всё ли равно? — озорно протянул девичий голосок, словно насмехаясь. — Недавно ты и вовсе меня игнорировал. Какой же ты плохой мальчик, Ильюша…»       «Прекрати», — опуская злость, я постарался сохранить самообладание. Присутствие Сири так близко не позволяло мне терять контроль над собой — опасно поднимать шум, когда ты находишься здесь украдкой. — Я всё ещё не простил тебя за твою выходку. Но то дело прошлое… А теперь мне следует знать, к чему быть готовым».       «Суть ты и так уловил, так к чему тебе подробности? — с большой неохотой отозвалась она, явно не имея желания об этом говорить. Но мне нет дела до её прихотей. — «Просто дай мне карт-бланш на ночь — и ты не пожалеешь, уверяю тебя».       «Ну уж нет, — скрипнув зубами, мысленно процедил. Почему общение с ней так и норовит вывести меня из себя? — Наши отношения строятся на взаимном доверии, не забыла ещё? Хочешь моё тело? Дай мне повод. Мне нужна информация».       «Какой же ты всё таки нудный, — страдальчески-наигранно простонала Наги, хотя могу поклясться: если бы я видел её образ — она наверняка бы надменно ухмылялась, вне всяких сомнений… дрянь. — Страх. Когда человек загнан в угол и напуган — он как никогда уязвим ментально, что позволяет поглотить его душу, в коей и содержится вся сила человека. Стоит слегка помучить и надавить — и они все «ломаются», рано или поздно. Ну так как? Ты решился, малыш Иля?»       Как на это вообще можно решиться? Для этого нужно стать безумцем… или садистом. При всей моей натуре одиночки, я никому не желал зла, даже отморозкам. Но…       Эта тощая изнеможённая фигура под одеялом, лежащая в объятиях другой, ещё более маленькой с остроконечными ушками и распущенными по всей подушке короткими серебристыми волосами — ей стало легче лишь после того, как я отнял чью-то жизнь… жестоко и беспощадно. Не я сам, но моими руками, что на самом деле мало влияло на обстоятельства. Жизнь того незнакомца облегчила её страдания. И почему-то мне этого более чем достаточно для принятия решения.       «Похуй, — отбросив сомнения, мысленно кивнул я, осторожно прикоснувшись кончиками пальцев лежащей поверх одеяла маленькой ладошки. Она была тёплой в отличии от прошлого раза, когда температура тела явно была ниже тридцати шести, пускай я и не располагал градусником. — Но отныне не смей действовать без моего непосредственного участия. Если мы легли спать — мы спим. Точка».       Не дожидаясь ответа, я тихонько поднялся на ноги. Я уже было собрался выбираться наружу, как припомнил о первоначальной цели, ради чего я сюда пришёл вновь.       «Тьфу, где этот чёртов мобильный?» — хлопнув себя по лбу, принялся осматриваться вокруг.       «Боги, ты так этого и не заметил?» — с нотками отвращения бросила Наги, чересчур болезненно "тюкнув" меня в темечко. Я уже было хотел обложить её трёхэтажным матом, когда она произнесла. — Её рука. Загляни под одеяло».       Я уже второй раз навещал Сири, но заметил только сейчас. Девочка лежала на спине, крепко сжимая на груди чёрное пластмассовое устройство, что зовётся у нас сотовым телефоном. Наверняка уже давно разряженный, но от этого не утерявший своей ценности для неё. Она сжимала его до белизны кистей, будто стоило ей отпустить этот маленький агрегат — и она отпустит что-то по-настоящему важное для неё. Я не знал, как на это реагировать: поддаться сентиментальности или же негодованию? И то и то казалось мне уместным.       В итоге я просто вернул одеяло на место, на прощанье прикоснувшись к её лбу. Если она так дорожит вещью, что имеет ко мне прямое отношение, то наверняка заметит пропажу, если я заберу её. Пофиг, всё равно пользы особой от него сейчас нет.       Пробрался ко всё ещё распахнутому окну. Не вижу смысла сидеть тут до рассвета, как в тот раз — я и так рискую, приходя сюда.       В этот раз даже не потребовался перекат через спину — ступни мягко коснулись мощённого камнем покрытия улицы, будто тело превратилось в пушинку. И поднявшись с колен, я сразу же спешным шагом двинулся прочь отсюда, во тьму ближайшего переулка. Придётся снова искать оправдания, где меня так поздно носило… Впрочем, это вполне может уже войти в привычку. Другой вопрос — что мне предстоит делать, когда я перестану нуждаться в отдыхе?

***

      — И какого чёрта меня сюда занесло? — скорей недоумевая, чем распаляясь, пробормотал себе под нос, разглядывая собственное отражение в тёмно-желтоватой жиже.       Ведомый каким-то внутренним желанием, ноги сами остановили меня рядом с каким-то кабаком и понесли внутрь. Следуя их примеру, язык без участия мозга потребовал у хмурого мужика за стойкой кружку светлого пива, причём не разбавленного, сделав на этом особый акцент. Хорошо ещё деньжата с собой имелись, пускай и не так много… К слову, а откуда они? Тот мешочек пижон присвоил себе, стоило мне вернуться обратно. Но тем не менее в кошеле на поясе бряцало несколько монет, правда, совсем уж синеватого оттенка, что говорило об их "ценности": напиться хватит — уже за счастье будет. Тем более, что это теперь моё последнее утешение, так сказать.       Да в пизду. Мотнув головой, я опустошил поданую деревянную кружку с душистым пойлом — как говорится: «нечего греть рюмку попусту».       Ещё можно было считать за счастье то, что постояльцев в столь поздний час было относительно немного: человек десять, да и те прилично так "рассосались" по помещению, каждый находясь на довольно приличном расстоянии от моего столика, притаившегося в уголке. Даже снующая между столиками молодая девушка редко забредала сюда, что, в общем, меня только радовало — совершенно не хотелось ни с кем общаться, лишь морально разлоться себе в тишине и спокойствии. Настроение такое, что и до драки дойти может… и я уже боюсь, что с лёгкостью могу выйти победителем. Вернее, боюсь последствий такой "победы".       Дождавшись, пока девушка в неприглядном фартучке на скромное платье соблаговолит повернуть голову в моём направлении, я сдержанно махнул рукой, подзывая к себе — от трёх кружек уже начало "нести", и вставать сейчас явно было не лучшей идеей, следовало расслабиться по полной.       — Ещё пива, — уверенным тоном пробасил я хрипловатым гонором (снова забыл вовремя принять лекарства, хорошо ещё кашель пока не донимает), пододвигая опустевшие кружки поближе к девушке. — И поесть что-нибудь, если кухарка ещё на месте.       — Боюсь, что для ужина уже поздновато: кроме меня и хозяина никого нет на месте, — виновато улыбнулась та.       Не знаю почему, но эта улыбка не была дежурной, какими обычно бросаются все, кому не лень. Нет, эта девушка улыбалась искренне, от чистого сердца… что заставляло чувствовать себя неуютно. Да что с ней сегодня? Настолько удачный день? Ай, меня это в любом случае не касается…       Однако девушка неожиданно склонилась ко мне лицом, что я невольно отпрянул, постеснявшись дышать на неё перегаром, даже пускай сквозь повязку, слегка приспущенную в районе рта (очевидно, для чего именно), и ласково молвила:       — Но я могу что-нибудь состряпать на скорую руку, если хотите. В конце концов, вы оказали мне тогда весомую услугу и мне не представилось возможности выразить свою благодарность.       Подмигнув, она тихонько, напевая что-то под нос, упархнула вглубь зала, намереваясь обслужить оставшиеся столики.       Обескураженный, я глядел ей вслед, силясь припомнить, где мы с ней вообще встречались до этого, не говоря уже об услуге, что якобы успел оказать ей. Может, спутала меня с кем? Мало ли кто ещё так одевается — через этот город довольно много авантюристов проходит, насколько я успел заметить. Но что-то внутри не давало мне покоя. Нет, мы точно где-то пересекались ранее, просто я не могу этого вспомнить.       Ладно, какое это сейчас имеет значение? Принесёт чего съедобного — и зашибись, уже желудок протяжно урчит, мучая меня болезненными спазмами, расходящимися волнами по всему животу. Это заставило задуматься, как же хреново я питаюсь последнее время… так и до гастрита недалеко. Нет, с этим определённо нужно что-то делать. Не всё же Наги за моим здоровьем следить, верно? Отныне буду ярым приверженцем ЗОЖ!.. Вот только четвёртую кружку дождусь — и завтра точно займусь собой.       Честно.       Без шуток.       Зуб даю.       Возможно…