Наследие богов

      Тьма вновь подминала под себя жизненное пространство, сгущаясь вокруг и не позволяя мне даже видеть собственные руки, оставляя довольствоваться лишь размытыми синеватыми контурами — и без того неполная серебристо-коричневая луна привычно скрылась за угрюмыми тучами, словно красная девица, стесняющаяся показываться доброму молодцу в неглиже. Невзирая на редко доносящиеся разношёрстные звуки суеты от дешёвых кабаков, клоповых постоялых дворов и борделей с сомнительным обслуживанием, чьи завсегдатаи периодически вываливались на улицу и опорожняли желудки… а порой и мочевые пузыри, здесь, наверху, царила идиллия тишины и покоя, нарушаемая разве что утробным завыванием северного, пробирающего до костей ветра. Я успел привыкнуть к этой картине — четвёртая ночь по счёту, как-никак. Даже складывалось ощущение, что эти неприглядные, полные грязи, смрада и порока трущобы стали мне роднее моей комнатушки в «Закутке Сэтору», где обитала моя "хозяйка"… Когда-то обитала.       Плоды моих трудов созрели, на удивление, скоро: девочка стремительно шла на поправку. Не знаю зачем, но я старался навещать её каждую ночь перед отходом ко сну, и контраст каждый раз был заметен всё сильнее: изнеможённое осунувшееся, с испаринами на лбу лицо вскоре приобрело здоровый розоватый оттенок, а температура вернулась в положенную ей норму. От этого её сон стал более чутким, что я пару раз едва не разбудил спящих, лишь чудом успевая выпрыгнуть наружу до обнаружения. Опасно, очень опасно. Но я не мог перестать ходить туда. Даже когда убедился, что всё в порядке и в моём присутствии нет нужды, меня просто рвало туда, как если бы цепь сильно натянулась, насильно таща за собой скованного ошейником. Неприятное чувство. Но оно с лёгкостью стиралось, стоило побыть рядом с ней.       Но сегодня её там не оказалось. Я решил заскочить пораньше, перед «охотой», а не после, как делал до этого — а комната пустовала. Все вещи исчезли. Даже мой «схрон» в виде запылившегося мешка со всяким сторонним барахлом, хотя по-хорошему стоило бы от него и вовсе избавиться… ведь мертвецу пожитки ни к чему. Сентиментальность… никогда не понимал этого, хотя в последнее время частенько замечал её проявление за собой. Но больше всего меня удивило, когда в углу сверкнула пара глаз-бусинок, и после недолгого призывающего свиста и щелканья пальцами оттуда выглянула знакомая вытянутая мордочка.       «Они так спешно собирались, что забыли тебя? — не удержался я от смешка, беря на ладонь маленькую самку бевильгара, чей гладкий длинный хвост, напоминающий крысиный, моментально обвился вокруг моего запястья, а сама тушка клубком свернулась и начала издавать привычные «юм-юм-юм» звуки. — И что мне с тобой теперь делать?..»       Мягко отталкиваясь носком сапога от обледеневшей кровли, я бесшумно "скользил" с крыши на крышу, пробираясь всё дальше, в самое сердце трущоб бедного района, в поисках свежей жертвы. Как бы мне того ни хотелось, останавливаться уже поздно. Даже когда Сири окончательно пришла в норму, я не мог перестать высасывать из людей энергию — это чувство распирало, стоило телу впитать в себя всю сущность человеческой души, оно наполняло ласкающим теплом и опьяняло похлеще самого вкусного и крепкого спиртного. Мне не хотелось признавать очевидного: я начал проникаться «жаждой крови» Наги, её желаниями, мышлением… сущностью. И мысль о том, что все убитые и выпотрошенные мною люди лишь жалкие отбросы, не заслуживающие жизни, — единственное, что позволяло сохранить уже расходившийся трещинами и грозившийся рассыпаться на мелкие осколки разум. Люди? Да они мне таковыми и не представлялись, когда вспарывал очередное брюхо, вырезал глазные яблоки или вырывал трахею голыми пальцами, пока те хрипели что-то отдалённо напоминающее мольбы или молитвы. Моё восприятие начинало расценивать их как пустых кукол, набитых потрохами и обделанных живой плотью. Но не более. Они для меня просто безликие деревянные марионетки, что служили лишь "пищей". Вернее, их страх. Нужно лишь направить их сознание по веренице боли и страданий, и они источали приятный "запах" страха и отчаянья, что Наги быстро впитывала в себя. Он подобен кислороду для лёгких. И после каждого такого "пиршества" меня переполняла сила, которую просто некуда девать. Внушалась иллюзия всемогущества: хотелось сломя голову ворваться к этим высокородным свиньям и устроить кровавую жатву, где "урожаем" послужат человеческие крики, боль, кровь и плоть.       Едва уловимое мурлыканье, донёсшееся из поясного кожаного футляра, вывело меня из тёмного наваждения, отчего я невольно улыбнулся, безмолвно благодаря источник этих звуков за оказанную мне любезность. Юм-юм, несмотря на холодную погоду, вполне комфортно чувствовала себя в небольшой сумке, куда я предусмотрительно подложил несколько тряпок и немного пуха из аккуратно подрезанной подушки. В самом деле, не оставлять ведь животное в теперь уже чужой комнате, а спецом делать массивный крюк, возвращаясь в убежище, душила жаба. Ты уж потерпи, морда, мы тут недолго — обычно это не затягивается более чем на час… если, конечно, не попадутся нежелательные свидетели.       Подошва тяжёлого сапога, ощутив под собой опору, изогнулась боком, притормаживая скользящее по инерции тело, когда единственный зрячий глаз выцепил из сплошного мрака стремительные движения маленького силуэта. В столь позднее время даже крепкие и рослые мужики не всегда отваживались появляться на улице, потому меня не мог не привлечь бегущий вдоль улочки, стараясь держаться поближе к стенам домов, ребёнок. Мальчик, судя по "ёжику" тёмных засаленных волос, никак не старше десяти-двенадцати лет. Знакомое глазу тряпье, что язык никак не поворачивался назвать одеждой: это тощее миниатюрное тело просто укутано в свисающие, подобно пещерным лозам, лохмотья серо-бежевых тонов, наверное, даже толком не согревавшие, но хоть не позволявшие парнишке окоченеть в непогоду; ступни также просто обмотаны тряпками в несколько слоёв… кажется, я отсюда могу даже разглядеть проглядывавший открытый мизинец с потемневшим ногтем. Обморожение — в данном случае это смело можно назвать гангреной, — видел похожее в медицинском справочнике, но вживую наблюдать не приходилось. Надеюсь, что я ошибся и это просто грязь… в ином случае его ждёт ампутация, в этих условиях других вариантов нет.       Слегка вывернул себе палец на правой руке — снова начал заморачиваться не по делу. Какое мне вообще дело до левых людей? Меня разве что заинтересовал сам факт присутствия здесь мальчишки в такое время и то, куда он так рьяно торопился. А он, к слову, уже успел далеко отбежать, что его маленькую фигуру едва не поглотила мгла — спасибо моему "прокачанному" зрению, что даже в думах не спускал глаз с цели.       Я уже привычно совершал длинные прыжки с крыши на крышу, нагоняя мальчика и особо не заботясь, что могу сорваться вниз с обледеневшей черепицы. Ранее ворчливая и вечно недовольная Наги, получив ощутимый прилив энергии, теперь же молча наслаждалась моим телом, "играя" с ним, сочетая мои физические данные и собственные возможности… даже не знаю чего. Я являлся лишь безучастным зрителем, не осмеливаясь вмешиваться в столь деликатный процесс: неохота потом, чтобы меня под утро отскребали от земли. А так я ей уже полностью доверяю: она своевременно подводила слабый поток энергии в ступню, что была готова оторваться от очередного края крыши, придавая тем самым лёгкому толчку эффект реактивного снаряда, что поначалу мне приходилось плотно стискивать зубы, дабы не проорать с мощного дуновения в лицо. Но за четыре дня успеешь привыкнуть ко всему. Особенно если это "цветочки", по сравнению с…       Приземлившись на край крыши двухэтажного деревянного домика, я припал на одно колено, вытянул шею и осторожно заглянул вниз: мальчик достиг своего пункта назначения и теперь приглушённо беседовал с крепким на вид мужчиной в простецких штанах и башмаках, закутанным в подобие плаща с капюшоном, хотя ткань выглядела весьма паршиво, красноречиво говоря о кустарном происхождении. Впрочем, тут мало кто мог похвастаться качественной одёжкой, купленной у мало-мальски толкового портного.       С самого начала было ясно, что здесь планировалась не сходка клуба книголюбов, но внутри всё равно неприятно засосало, когда мужчина, получив клацающий мешочек (местные деньги всё же были выполнены из какого-то минерала, ближе к камню, нежели к металлу), протянул парнишке аналогичный, но размерами поменьше. И ещё до того, как ребёнок развязал узел шнурка и оттянул горловину для лучшего обзора, в голове уже вспыхнули определённые догадки. И они полностью подтвердились. Последний раз снег шёл позавчера и с тех пор воцарилось затишье, лишь ветер гулял между зданиями, создавая в проулках дичайший сквозняк. Поэтому мне довольно хорошо сверху был виден поблескивающий в свете выглянувшей из-за туч крохотной луны лазурный с отблесками серебра порошок.       «На родине она известна как «Поцелуй небес», — пояснил Кингсли в тот день, когда я заключил с ним контракт и он отвёл меня в сторонку для личной беседы. — Как мне доложили знахари: эта дрянь легко добывается, быстро изготовляется и не бьёт по карману, отчего и приобрела свою популярность у низших слоёв населения. Проблема в том, что она вызывает сильное привыкание, умопомрачение, иногда агрессию и буйство. И мне начали приходить донесения о распространении этой дряни в нашем городе. В основном в нищем районе. Да и боги с ними, всё равно налоги оттуда никакущие, только зря жилплощадь занимают. Но ведь эта зараза может перебраться в соседние, более благоустроенные кварталы…»       До сих пор не перестаю поражаться с этих людей. Оппозиция обвиняет власти в теневой торговле наркотиками — власти сами пребывают в подвешенном состоянии от всей этой ситуации, что жирдяй просил меня, по возможности, заняться этим вопросом, так как уже ни в ком не уверен и будет проще доверить это дело независимой, в кавычках разумеется, стороне. Кто виноват? Кому верить? Впрочем, мне как и раньше всё это было до женских половых органов, так и сейчас — не поменялось ровным счётом ни-че-го. Разве что за горожан немного обидно… но это так, обычное сочувствие стороннего наблюдателя, не более.       Хотя сейчас у меня имелся шанс хоть немного восстановить справедливость. И я решил его не упускать.       Мужчина громко вскрикнул в испуге, когда его ноги резко оторвались от земли и теперь судорожно дёргались и сучили — одновременно с этим мои ступни всё так же мягко приземлились на подстеленную снегом землю рядом с беснующимся и напротив остолбеневшего от происходящего ребёнка. Его можно понять: всё произошло за считанные секунды. Убивать сразу не было никакой нужды, поэтому подвешивание являлось наилучшим вариантом — ради такого даже пришлось выпросить у пижона тонко, плетёную из крепких волокон веревку, что использовали сами адъютанты для обездвиживания цели, благо её тонкость позволяла сматывать в кольцо внушительную длину, что спокойно помещалась на поясе, сильно не мешая движению и не отсвечивая под плащом. Можно было, конечно, и ногу сломать, но так только больше шуму — сейчас же мужчина впивался пальцами в стянутый на шее узел, силясь не задохнуться, лишь слабо хрипя. Ночные патрули стражников в этом районе не велись ввиду слабого дохода с местного населения, но на крики вполне может явиться один-другой адъютант, и придётся либо его "убирать", либо спасаться бегством: о моей "охоте" осведомлён лишь один пижон, его ребятки не в счёт. Да и не станут они закрывать глаза на откровенное преступление, пускай я и оказываю своеобразную услугу обществу.       — Мешок, — хрипло произнёс я, протянув раскрытую левую ладонь — правая была занята концом верёвки, что перекинута через "коготь" края крыши и держала в воздухе дилера. Парнишка продолжал стоять истуканом, глядя на меня блестящими, начавшими увлажняться глазами и что-то силясь выдать трясущимися обветренными губами. Поняв, что слегка перегнул палку, я постарался сделать взгляд единственного открытого глаза более мягким, а голос непринуждённее и ровнее. — Я ничего тебе не сделаю, обещаю. Просто отдай этот мешочек — это плохая бяка, ей не место у хорошего мальчика.       Тишина, нарушаемая лишь слабым хрипом и треском натянутой веревки, затянулась на добрые полминуты, пока мальчик, чьи руки уже начинали ходить ходуном — то ли из-за холода, то ли из-за страха, — не отважился выполнить требование и в мою ладонь не опустился маленький тканевый мешочек со всё ещё развязанным шнурком, открывающим содержимое.       — Молодец, — довольно прикрыв глаз, сдержанно кивнул я и, улавливая ухом уже предсмертный скулёж задыхающегося мужчины, ослабил пальцы правой руки, выпустив конец верёвки и позволив слабо шевелящемуся телу упасть наземь: после такого он так быстро не убежит всё равно. — А теперь можешь забрать деньги и проваливать, детям на это смотреть не положено.       Для пущей убедительности я отступил на пару шагов к стене, жестом указывая на лежащего, жадно глотавшего воздух мужчину. К чести паренька, тому не требовалось говорить дважды, и его маленькая фигура исчезла через секунд десять, как только он быстрым движением сорвал с пояса дилера кошель и, бегло заглянув внутрь, пустился наутёк. Жаль, конечно, что всё содержимое пришлось вот так отдать: прошлые жертвы не имели при себе каких-то серьёзных сумм, и в моём кошеле болтались лишь крохи, коих хватит, наверное, на короткий вечер в дешёвом кабаке. Но в данном случае имело место нужда: я эти деньги тупо пропью, когда как мальчишка сможет на них жить с неделю, если не две. Что-то я и впрямь слишком мягок, можно было просто убить обоих…       Твою мать. Ладно Наги, ей вообще всё равно, кто перед ней. Но меня-то куда несёт? Очень поганые мысли. Нужно кончить этого жеребца поскорее… выражанцы. Однако даже улыбнуться не было никакого желания.       — Знаешь, а тебе, возможно, крупно повезло…       Мужской вопль смешался со смачным хрустом, заставив барабанные перепонки неприятно вибрировать. Пока я провожал задумчивым взглядом убегающего мальчика, "пушер" успел оклематься и неспешно полз прочь на четвереньках, не в силах, видимо, подняться на ноги. И благодаря мне он уже никогда этого не сделает — подошва тяжёлого кованого сапога с неимоверной силой опустилась тому на икру, вдавливая нижнюю часть левой ноги в землю, переламывая кость. Помимо неприятного звука я даже самой ступнёй ощутил этот скрежет — ощущение, пробирающее тебя до самых недр организма и вызывая рвотные спазмы.       Но сейчас всё "курировала" Наги, и её яркие эмоции перекрывали мои собственные, что мой рот невольно вытянулся в хищный оскал, наслаждаясь этой "симфонией" крика и страданий, пускай изначально я и противился этому, не желая лишнего шуму. Но та всегда всё делала по своему, зачастую игнорируя мои желания.       И с возносящим меня к небесам трепетом в сердце, я обратился к страждущему:       — Мне вот безумно любопытно, где ты достал эту дрянь. Настолько любопытно, что, возможно, я даже оставлю тебя в живых. Прости, не могу обещать, что при этом ты сохранишь все конечности… или даже органы. Но твоё сердце будет биться и гонять кровь по телу, не позволяя такому мусору, как ты, превратиться в заледенелый "суповой набор" из мяса, костей и потрохов.       Вслушиваясь в мой плавный, «плывущий по безмятежной волне» голос, мужчина перестал истошно драть глотку и лишь слабо подвывал сквозь зубы, борясь с острой болью в сломанной конечности, кость которой, кажется, умудрилась вылезти наружу, прорезая мясо и кожу: снег в том месте быстро приобрёл бурые тона.       Убрав ступню с пострадавшей нижней конечности, я присел рядом, подмяв под себя ноги и предвкушая увлекательнейшую беседу, попутно расчехляя закреплённый за спиной кинжал на случай, если придётся вытягивать каждое слово силой:       — Так что ты решил, увалень? У меня не то чтобы много времени, но "развлечься" с тобой его хватит с лихвой. Вопрос лишь в том, буду я делать это быстро… — Острый кончик холодного металла коснулся грубой щетинистой щеки. — Или же ме-е-е-едленно.

***

      «И какого хрена я вообще должен быть здесь? — мысленно закатил я глаза, безмолвно шагая следом за несравнимо молодым парнишкой с уже знакомой повязкой — белый, проткнутый кинжалом глаз, вышитый на чёрной ткани — на рукаве плотной кожаномеховой куртки по тёмному, с трудом освещаемому редко встречающимися настенными лампами, монотонному коридору из грубо высеченного камня. — Уже глаз дёргается от скудного однообразия этого местечка…»       — В чём дело, наёмник? — заслышав, видимо, мой многострадальный вздох, адъютант украдкой бросил на меня невыразительный, лишённый какой-либо заинтересованности, отчего в контексте вопроса казавшийся своеобразной издёвкой, взгляд. — Не та работёнка, к которой ты привык?       — Ну, сказать, что мне тут весело, было бы откровенным враньем, — многозначительно развёл руками я.       — Привыкай, — то ли насмешливо, то ли серьёзно-напутственно — по его безэмоциональному выражению лица невозможно было понять наверняка — бросил паренёк, разворачиваясь лицом вперёд, следя за маршрутом нашего патруля. — Нынче в городе глухое затишье, ничего из ряда вон выходящего не происходило уже как пару якум. Разве что недавно объявился какой-то индивидуум, потрошащий людей, но тот район не под нашей юрисдикцией.       — Ну да, наслышан, — пожал плечами, стараясь не развивать данную тему: было бы странно вести разговор о преступлениях, чьим виновником ты же и являешься. — Но ты мне лучше поведай: чего тут так тихо? Вроде бы резервное стратегическое хранилище, а охраны кот наплакал. Как так?       — Не моего статуса информация, — лаконичный ответ.       — И тебе чисто по-человечески не было интересно? — раздосадовано протянул я, склонив голову под тенью облегающего капюшона. — Хотя бы чуть-чуть?       — Почему это должно быть для меня интересным? — без тени сарказма или язвительности, словно искренне подивившись, спросил он. — Мне достаточно той информации, что позволит исполнить поставленную задачу. В данном случае: патрулирование хранилищ. Остальное меня не касается.       — Боже, какие вы скучные.       Шагавший впереди адъютант проигнорировал мой последний выпад, даже не выругавшись или раздражённо встряхнув головой, как делал это пижон, а молча продолжил идти, даже не ускорив шаг, как это сделал бы любой другой, над чьей личностью посмели насмехаться. Вот уж действительно бездушные бесхарактерные куклы. Хотя, как я успел понять, таких "вырастить" теперь удавалось через каждые четыре-пять голов — остальные успешно "адаптировались" и просто держали всё в себе. А этого действительно успели "сломать" и "собрать" заново: сделает, что скажут, не задаст вопросов и вообще проигнорирует всё, что не сочтёт важным.       Не знаю, зачем я вообще завёл этот разговор. Наверное, мне просто доставляло удовольствие подтрунивать над такими, как он. Тем более, что я как раз-таки причину отсутствия должной охраны знал…       «Диверсия? — поморщился я, когда пижон наконец вызвал меня "на ковёр" за полноценной работой и посветил в некоторые детали: не всё же наркоманов да уличную шелупонь "гонять" в трущобах. — Хотите взять врага измором?»       «Лишить горожан пропитания, — истолковав это на свой манер, кивнул прецептор. Хотя, каюсь грешно, я было подумал про лишение пищи господ. — Голодные люди — озлобленные люди. Таких без труда можно будет повести куда угодно, обещая им что угодно».       «Надеюсь, вы хоть воду травить не собираетесь? — припомнил я где-то на задворках памяти похожие истории, где города брали в блокаду, попутно отрезая им доступ ко всем благам, разграбляя торговые караваны, травя ближайшие водоемы и многое другое. — Голод в сочетании с дичайшим холодом очень опасная консистенция — люди будут дохнуть, как мухи».       «Да, выдавшаяся в этой якуме Фуго действительно неслабая, — мрачно произнёс пижон, выдохнув пар на оголённые кисти рук, что даже в протапливаемом помещении успели порозоветь. — Но мы не можем откладывать это бесконечно, и так вынужденные ждать неприлично долгое время. Придётся рискнуть».       «Ну разумеется, тем более, что вне удел останутся лишь горожане. Ведь вы ни в коем случае голодать вместе со всеми не планируете, как я понимаю, — забросив руки за голову, потянулся я, отчеканивая каждое слово с чувством. Даже с учётом, что мне, в общем-то, никакого дела до незнакомых людей не было, поганенькое послевкусие от услышанного ощущалось на языке, и я не мог это не выразить словесно. — Ладно, похер… Если это не затронет меня или тех, на кого мне не насрать — мне всё равно».       «Кто бы сомневался, — теперь уже скривился пижон, наверняка оставшись недовольным двойственностью моих слов: буквально секунду назад я осуждал их действия, а после сразу дал понять, что мне плевать. Понимаю, сам удивляюсь, но так вот уж получается, ничего не могу с собой поделать: воспитание матери пересекается с нажитым опытом и мировоззрением, и порой они схлёстываются между собой, вызывая противоречия. Я уже просто перестал обращать на это внимания. — В общем, к нам как раз поступил запрос от одной из близ располагающихся шахт, где поселились какие-то твари, распугав всех старателей. С бюджетом сейчас ощутимые проблемы и я настоял на разрешении ситуации собственными силами: отошлю туда половину людей с гарнизона крепости-хранилища и своих ребят, чтобы не крутились у нас под ногами. От тебя требуется лишь отваживать те редкие патрули, что могут помешать нашим уничтожить ящики с провизией».       «А кого порасторопнее и поопытнее подбить на это дело не можешь? — изумился я, вытянув к верху бровь под плотно прилегающей лицевой повязкой. — Я хоть и успел позаниматься всякой разной хернёй, но всё же стремаюсь настолько ответственной работёнки».       «У меня была парочка расторопных ребят, имеющих нужный опыт, — сухо выдавил он, складывая ладони в замочек и опираясь на них подбородком. И после недолгой паузы заключил. — Но ты их заживо сжёг в портовом складе».       «То есть, я снова во всём виноват, да? — нахмурившись, послал я мысленную фигу пижону, что, небось, сейчас с комфортом плющит харю в убежище, когда как я вынужден тут шароёбиться в потёмках по продуваемому из-за открытых окон-бойниц коридору на пару с этим неразговорчивым занудой, который в добавок ещё и является помехой моей задаче. И как от неё деликатно избавиться я понятия не имел. — За-ае-еби-ись, ничего не скажешь».       В добавок ко всему, прецептор и слышать ничего от меня не желал, пока я не разберусь с текущим заданием, хотя кое-что любопытное мне таки вытрясти из наркобарыг удалось. Но придётся отложить до лучших времён: я и так позволил себе слишком много вольностей, этот тип из меня точно всю душу вытрясет, если решу действовать самостоятельно.       Казалось, эту часть каменного лабиринта мы проходим уже в двадцатый раз, хотя на самом деле это могло быть и не так: абсолютно никакой разницы, когда ты заворачиваешь за очередной поворот. Единственное отличие заключалось в освещении: крайние коридоры, ясное дело, имели окна и подсвечивали путь призрачно-тусклым голубоватым светом; внутренние же — настенными масляными лампами. Из-за вычурного состава они наверняка горели тут сутками: не думаю, что люди, отвечающие за это место, будут каждый час-два их менять ради такого безлюдного местечка. Так или иначе, но уже хотелось вскрыться от столь нудного и однообразного окружения, повторяющегося из раза в раз. А всё, что мы делаем, это идём вперёд, периодически забирая влево или вправо. Слабо разносящееся эхо шагов — всё, что сопровождает нас в этом порочном, во всех смыслах, круге.       И это продолжалось бы до самого утра, вот только…       — Ты это слышал? — внезапно встал столбом шагавший впереди адъютант, плавно дёрнув головой в сторону, забавно подрагивая левым ухом: прислушивается так, что ли?       — Слышал что? — включил я «режим дурачка». Ведь мой ставший более чутким слух также уловил какие-то звуковые колебания. Источник шума был далёк от нас, отчего характер оного неясен, но всё же не померещилось, это точно. — Сквозняк периодически насвистывает, и только. Пошли уже, холодно на одном месте стоять.       — Это так ты отрабатываешь свою плату, наёмник? — теперь уже с явным презрением, пускай тембр голоса и не поменялся, бросил паренёк, бесшумно обнажая короткий клинок и, крутанув его в ладони, перехватывая рукоять так, чтобы лезвие кинжала смотрело назад. Всё же он не до конца был лишён человеческих черт, вроде самолюбования в виде бессмысленных, но довольно показушных жестов. — Идём. Звук исходил от одного из дальних помещений.       «Лучше бы это и впрямь оказался ветер, — безмолвно вздохнул я, спеша следом за заметно ускорившимся, но ввиду скрытности не перешедшим на бег адъютантом. Ведь меня спецом определили именно в этот сектор крепости, где хранился провиант и где мои неизвестные союзники вовсю уже должны были портить народную собственность. И по закону Мёрфи этот шум просто обязан быть их рук делом. — Чёртовы дегенераты! Не могут действовать тише?!»       Это, конечно, просто моя досада брала верх. Эти ребята ещё довольно оперативно работали, учитывая, сколько мы тут бродили — и не единого писка комара. Просто… закон подлости, опять же. Ему подчинены, пожалуй, все существующие миры в… мультивселенной? Ну, в нашей вселенной так и не удалось найти даже разумную жизнь, помимо нашей планеты, не говоря уже о всякой магии, эльфах и прочей мути. Наверное, та сомнительная гипотеза про множество альтернативных вселенных имеет под собой определённый вес. Не знаю, это лишь мои глупые, и чертовски неуместные в такой момент, мысли… я так постоянно делаю, пофиг.       Украдкой подобравшись к, как ему казалось, нужной двери, адъютант резво распахнул ту внутрь, всматриваясь во мглу, что от проникающего со спины лунного света становилась ещё более густой и непроглядной. По крайней мере для обычного человека. Стоило мне войти следом и оставиться подле его плеча, в глазах словно щёлкнул переключатель — и чёрное пространство начало приобретать смутные очертания пола, стен, потолка… какие-то прямоугольные — ящики, судя по всему — и бочкообразные фигуры.       — Тихо, — решил сыграть в «капитана Очевидность» мой вынужденный напарник, сузив глаза для лучшего восприятия. — Видишь что-нибудь?       — Шутишь? Тут хоть глаз выколи, — ответил тем же шёпотом, перебрасывая взгляд с одного характерного контура на другой. Это ложь — я довольно чётко видел те или иные линии, разделяя их на знакомые мне предметы… и людей. Мой глаз выцепил минимум двоих, помимо нас, людей — судя по изгибам, один из них точно женщина, — но, ясное дело, об этом сообщать не спешил, ибо и дураку понятно, что это "свои". — Нужен свет, сгоняй, что ли, за лампой.       — Я тебе прислужничать поставлен, наёмник? — он наконец продемонстрировал какие-то эмоции, повернув ко мне слегка нахмуренное с опущенными к переносице бровями и поджатыми губами лицо. В очередной раз убеждаюсь, что могу вывести из себя любого простым своим видом. — Сам пошёл и принёс, коли надо.       — А мне оно надо? — ехидно вытаращил на того единственный открытый глаз, склоняясь чуть ближе: людям всегда некомфортно, когда вторгаются в их личное пространство, и этим грех не пользоваться. — Если я не вижу противника — я его и не убиваю, всё просто. Мне ведь платят по времени, а не за трупы, бойскаут. Это исключительно твои проблемы, я не намерен прочёсывать каждые уголочки исключительно из-за какого-то там шороха.       — Ты… — Грузно, со свистом выдохнув ноздрями воздух, тот было намеревался что-то сказать, но в последний момент расслабленно прикрыл глаза, легко тряхнув головой. — Впрочем, чего ещё можно ожидать от продажного пса, что лижет сапоги тем, кто кинет кость побольше.       — Это практично, — я лёгким жестом оправил спутавшиеся между собой полы чёрного плаща, демонстрируя подчёркнуто гордым видом, что принял его слова за комплимент.       — Делай что хочешь, — отвернувшись, он настороженно ступил вперёд, медленно продвигаясь и всматриваясь в каждый уголок тёмного помещения.       «Пошёл на принцип, — злорадно хохотнул я в сердцах, стоя на прежнем месте в ожидании исхода такого опрометчивого поступка. — Поставил гордость превыше безопасности… идиота кусок».       А тем временем силуэты прячущихся зашевелились и стали плавно смещаться в сторону… вернее, мужская фигура углублялась прочь, за массивные ряды ящиков, когда как женская огибала нас по дуге, явно намереваясь подобраться к нежданным гостям со спины. Адъютант заметно дёрнулся во тьме, когда едва уловимый лязг вынимаемой из ножен стали коснулся наших с ним ушей — очертания правой руки крадущейся женщины увеличились эдак раза в два за счёт сжимаемого короткого меча. Парнишка, видимо, ориентировался исключительно на звук, не в силах что-либо разглядеть.       «Блядь», — единственная мысль пронеслась в голове.       Ведь женщина, исходя из того, что пробиралась именно ко мне, а не к нему, была в аналогичном положении, видя в озаряемом луной дверном проходе исключительно мою, недвижимую фигуру, потеряв из виду второго гостя. То есть, если я не обозначу ей сейчас свою "позицию" — мне придётся схлестнуться с ней клинками, если не хочу потерять голову. Дерьмо, просто натуральное цунами отборного зловонного говна. И как мне тут быть?..       Я только начал обдумывать возможные варианты, как моя рука сама дёрнулась за спину и, ухватившись одними пальцами за рукоять кинжала, отработанным движением отправила клинок в непродолжительный полёт, закручивая его на манер какого-нибудь восточного сюрикена — "звездочки", если по-нашему. Женщина в испуге вжала голову в пол, переходя в положение близкое к… я бы назвал это позой «паука»: её тело находилось в считанных сантиметрах от пола, удерживаемое раскинутыми в сторону руками и ногами. Она полагала, что я метил в неё…       «Слишком долго думаешь, — подала голос "дремавшая" Наги. Теперь я явственно ощущал разливающееся по телу слабое тепло и онемение на поверхности кожи: та снова без спросу "отжала" у меня контроль над телом — теперь она могла делать это по собственной прихоти, не требуя от меня никаких манипуляций. Это заставляло нервничать, но сейчас я был ей благодарен. — Как всегда, самое лучшее решение лежит на поверхности».       Мужской булькающий всхлип красноречиво известил меня о её «решении» и результате оного. Как и сухой шлепок грузного тела о камень. Женщине, в отличии от меня, не были видны его предсмертные конвульсии, как и растекающаяся от проткнутого лезвием горла лужица — она опасливо крутила головой, силясь разобрать что-то при помощи слуха, явно недоумевая от произошедшего и потому растерявшись.       — Ночной дозор, сученьки! — бодрым возгласом решил я разрядить обстановку тем, что первое пришло на ум. — Всем выйти из сумрака!       А я уже говорил, что порой могу ляпнуть что-то неподумав? Вот и женщина того же мнения оказалась, не оценив моей шутки и молниеносно рванув в мою сторону, занося для удара короткий меч: она всё ещё позиционировала меня как своего противника, даже не догадываясь о том, что буквально секунды назад я хладнокровно уложил лицом в пол теперь уже бывшего напарника, из-за темноты не успевшего среагировать, хотя могу дать голову на отсечение, что в любой другой ситуации он без труда отбил бы летящий в него клинок или попросту уклонился: недальновидность «фраера» сгубила.       — Эй-эй, охлади-ка пыл, сестрёнка, — оставшись без оружия, я был вынужден раз за разом уходить вниз-влево-вправо от колких стремительных выпадов, не имея возможности хоть как-то защититься, попутно стараясь вразумить словесно разбушевавшуюся не на шутку девушку. — Свои это, свои!.. Да завязывай уже, ёбана вошь!..       Моё терпение превысило все возможные границы, и дав соответствующие мысленные команды Наги и дождавшись момента, я упал на спину на вытянутые назад руки, выбрасывая вперёд нижнюю часть тела, намереваясь достать противника ногами. Такого акробатического пируэта последняя не ожидала и не успела среагировать, когда обвившие её талию ноги потянули женщину вниз.       — Сейчас на наши "кувырканья" все имеющиеся в крепости стражники сбегутся, — вскочив на ошеломлённую девицу сверху, я прижал одной ступней всё ещё стискивающую меч руку, а другой упёрся коленом в грудь, не позволяя свободно вздохнуть. Характерная пышность "холмов" ощущалась даже сквозь кожаную ткань её одежды, не говоря уже про мои тряпичные штанины, однако ситуация нисколько не располагала к промелькнувшим в моей голове эротичным штучкам: я хоть и извращенец, но уже вышел из подросткового, изливающегося не к месту гормонами возраста. — И тогда такую "групповушку" нам устроят, что целую эробу будем в раскорячку ходить, гарантирую.       — Т-ты… — слабо вздохнула та, жадно глотая воздух. Поняв, что переборщил с силой, я сместил левую ногу с груди на пол, теперь полноценно "оседлав" задом её живот. Не лучшая позиция для разговора, особенно когда вы только "познакомились", однако теперь ей ничто не мешало нормально говорить. — Ты от «него»?       — Не знаю, как его зовут, этот пижон не счёл нужным представляться, — пожал плечами, что в темноте не особо имело смысла, но я уже привык к бессмысленным действиям со своей стороны. — Хм, верно, он велел сказать при встрече: «долг уплачен, ничто не забыто»… что бы это ни значило.       Женщина, услышав сказанное, прекратила сопротивление, разжав державшие оружие пальцы и разгладив наряжённое лицо — на таком расстоянии мною были различимы даже очертания лёгких складок морщин.       Вздохнув, её губы на мгновенье выгнулись в слабой улыбке, после чего она твёрдо произнесла:       — Я поняла, можешь слезть с меня.       — Да уж придётся, — наигранно-разочаровано ответил я, на сей раз убирая ногу и с её руки, и мягким рывком поднялся с поверженной. И лишь полностью расслабившись, я ощутил слабые порывы сквозняка теперь уже открытыми растрёпанными волосами: капюшон успел слететь во время схватки. — Не люблю заниматься «этим» при посторонних, хотя обстановочка вполне себе располагает… — Подавая руку помощи, поднял взгляд в сторону прячущихся за ящиками людей. — А вы лучше свет дайте, чем штаны там протирать.       — Порядок, — бросила в темноту женщина, поднявшись не без моей помощи на ноги, но сразу отступив прочь. — Руди, Нирм, Калеб — дайте свет, свои.       Неожиданно яркая после проведённого в темноте времени искра сорвалась с кресала, и медленно разгоревшийся факел дал более-менее хорошую видимость, несмотря на скудность огня. Стоило мужчинам подойти чуть ближе с источником света, как мне открылось знакомое женское гладкое личико с локонами рыжих волос на висках, из-за которых хорошо проглядывался тянущийся во всю щеку шрам. Лишь благодаря Наги и обмотанной вокруг лица повязки я не выдал удивления. Хотя этого стоило ожидать: больно уж "бурно" прошла наша последняя встреча, чтобы относиться к этому человеку равнодушно. Той же удалось это исключительно из-за неведения: мой былой молодецкий голос безвозвратно "утерян" — спасибо той ебучей химии, что едва не разъела мне лёгкие… вместе с мозгом. А про лицо и говорить не приходилось, скрытое за слоями пропитанных охлаждающей мазью тряпок.       — Обмен любезностями оставим на потом, — прерывая жестом руки открывшего было рот одного из мужчин, хрипло выдал я. — Что со жратвой?       — В-всё п-почти готово, — слегка заикаясь, вымолвил худощавый паренёк с короткой стрижкой. — Остались лишь д-декоративные штрихи для п-полноты к-картины.       — Теперь у нас другая проблема, — вставила женщина, перехватывая у одного из мужчин факел и указывая им в сторону лежащей, уже недвижимой и наверняка остывшей, фигуры в чёрном одеянии. — Как быть с телом? Если его найдут — сразу станет ясно, что провизия испортилась неестественным путём. И разве это не твоя задача, чтобы такого не произошло?       — Полегче на поворотах, сладкая, — сощурил я единственный открытый глаз. — Я сделал, что смог — у меня не было другого выбора. Наверное, стоило дать ему вас обнаружить и пустить на фарш?       — Пожалуйста, не нужно препираний, — втиснулся между нами второй парень, постарше предыдущего и покрепче на вид. — Что сделано, то сделано. Лучше подумаем, что делать теперь.       — А что тут сделаешь… — задумался я, проведя пальцами по ткани на подбородке. — В принципе, труп можно списать на попытку грабежа… Что тут есть помимо еды?       — Оружие, доспехи, металлы, ткани… — принялась перечислять женщина, загибая пальцы на руке. — Знать из совета использует эту крепость в том числе и для хранения собственных товаров, если ничего не изменилось за прошедшие якумы.       — И что из этого ближе всего к нам? — ухватив возможность "за вертлявую жопу", уточнил я.       — Арсенал, — не задумываясь, ответила она, кивнув чему-то своему. — Хм, ящики там не такие уж и массивные, хоть и весят немало. Но качеством мечи отменные: для своих солдат городской совет не поскупился. Можно попробовать вынести ящик-другой.       — Больно мелкая кража для столь укреплённой крепости, — ещё раз всё обдумав, поделился мыслями я. — Могут не купиться на такое.       — Сейчас попросту не остаётся выбора, — развела руками она. — Лучше, чем оставить всё как есть.       Мне трудно было с этим спорить, и я решил сменить направление, предпочтя сконцентрироваться на другом, более важном:       — Допустим, однако как выносить собираетесь?       — Мы п-пришли сюда п-по северному к-коридору, — промямлил "стриженный" парнишка, разворачивая клочок бумаги. И передав мне, посветил на изображение, водя то тут, то там пальцем. — Т-там один из н-наших как раз с-сторожит проход. М-мы планировали в-вскрыть люк здесь, н-но без с-следов это сделать к-крайне проблематично.       — Вы тут совсем страх потеряли? — с трудом сдержался, дабы не заехать в зубы кому-нибудь, прорычал я. — Никаких «вскрыть», никаких «следов». Незаметно спиздил и свалил — даже не обсуждается. Я и так тут жопу из-за вас знатно подставляю, а мне ещё со "жмуром" возиться.       — Незаметно как раз и проблематично, — вновь встряла в беседу женщина, тыча пальцем в изображение двух довольно продолжительных линий, что означали тот самый северный коридор. Вообще, как я успел рассмотреть в "пляшущем" свете пламени, местная планировка напоминала подобие паутины, где центром являлась довольно просторная площадка с уходящей вверх и вниз широкой винтовой лестницей. Я и до этого предполагал, что крепость обширная, но взглянув на карту и просто безумное количество коридоров, всяких поворотов и тупичков, едва не присвистнул. — Мы пока сюда добирались — успели наделать немало крюков, чтобы обойти те немногочисленные патрули, что остались. Это без груза-то потребовало немало времени, а если ещё и тащить на горбу тяжёлую ношу…       — Я понял, — кивнул, почесав за затылком. — Нам нужно избавиться от охраны, и желательно без крови, иначе в гневе они весь город вверх дном перевернут — лучше лишний раз не злить.       — Соображаешь, — похвально отметила та, взглянув на меня с некоторым оттенком удивления. — А я думала, что дуболомы, вроде тебя, только мечом и языком работать горазды, а у тебя ещё и в котелке что-то булькает.       — Вот выберемся отсюда — я тебе наглядно продемонстрирую моё умение «работать языком», сисястенькая ты моя, — для приличия огрызнулся я, поднеся ко рту два растопыренных буквой «V» пальца. Жаль, что ввиду наличия повязки невозможно изобразить нужное действо полностью, но судя по усмешке — его смысл до адресата дошёл. Она меня настолько раздражает, что не хочется упускать ни единого шанса. — Короче, хлопцы, уберите пока все следы нашего присутствия, — указал в сторону лежащего тела, — и особенно этого. Вернее, кровь ототрите — с телом я сейчас сам что-нибудь придумаю.       — Ты же сам сказал, что сейчас нет времени на «это»? — укоризненно-насмешливо протянула женщина, скрестив руки на груди, когда её подручные разбрелись по помещению, возвращаясь к прерванной работе. — И как же «не люблю при посторонних»?       — На долгие и страстные прелюдия — да, — лениво ответил я, занимая мысли планированием, а не выдумыванием остроумных колкостей, попутно возвращая упавший на спину головной убор. — А покойнику это уже ни к чему. Да и если так приглядеться… вполне себе симпатичный мальчик — чего добру пропадать?

***

      — Мальчик, блядь… а весит, как рослый мужик…       Наверное, со стороны это могло смотреться даже романтично: прямо шагающий мужчина, несущий на руках плавно покачивающееся тело, чья голова нежно прильнула к его груди, создавая иллюзию, что тот просто спит, убаюканный в руках своего «принца»… Тьфу, у меня аж сейчас "встанет" от такого, а я ведь не по этой части.       Горло мертвеца предусмотрительно замотано в несколько слоёв тряпкой, дабы не "наследил" по дороге: рана вышла рваной и обширной, что туда вполне уместились бы два-три не шибко тонких пальца. Ножны с коротким тонким прямым мечом перекочевали на мой пояс — адъютанта и так нести было неудобно, так ещё его оружие постоянно било меня по бедру. При лёгкой встряске, когда носок сапога чуть не запнулся за какой-то выступ в каменном поле, голова покойного легко качнулась и откинулась назад… и вся иллюзия "спящего" вмиг развеялась: его полуоткрытые безжизненно-потухшие глаза словно в издёвку уставились на меня, глядя с каким-то вдумчивым… или даже недоумевающим выражением. Его немой вопрос, вероятно, звучал бы примерно так: «чува-а-ак, какого вообще хрена?». Я бы и сам хотел найти ответ, братишка… и сам бы хотел. Поделишься потом со мной, если узнаешь?       Отсчитав в уме нужное количество шагов, я достиг нужного мне поворота и свернул налево. Отлично, карта более-менее верная: я оказался напротив окна, откуда проникал, казалось, ставший ещё более ярким лунный свет, отчего всё вокруг пестрило и серебрилось, словно заблудшая фея рассыпала свою колдовскую пыль, привнеся в этот холодный безлюдный коридор немного волшебства. Правда, поганое настроение оно не исправляло ни на йоту.       — Фу-ух, кабан какой, — укладывая тело на каменный пол и прислоняя спиной к стене, облегчённо выдохнул я, разминая затёкшую спину. — Осталась пара штрихов и…       Звон стали. Противный, но мимолётный чавкающий звук, сопровождаемый лёгким скрежетом. Лезвие без особого сопротивления вошло в уже проделанную ранее дыру в шее, ещё больше разрывая сухожилия и ломая шейные позвонки. Резкий поворот в бок — раневой канал слегка увеличился, и успевшая было свернуться кровь брызнула на пол и одежду покойника. Не так бодро, как у живого человека, но всё же что-то да вытекает — уже хорошо.       Украдкой выглянул из окна: всё так, как и сказал тот заика — окно аккурат над главными воротами, где стояли по меньшей мере четыре-пять человек, закованных в броню. Приподнял мертвеца за подмышки, попутно встряхивая его, словно солонку или перечницу над блюдом, стараясь "выплеснуть" из него побольше жидкости, дабы "место преступления" походило на таковое. Усадив на окно, лёгким тычком ноги отправил несчастного в непродолжительный полёт прямо на головы столпившихся внизу стражников.       — Блеск, — довольно пробормотал я, когда до меня донеслась отборная ругань и причитания множества мужских голосов. — Удочка собрана, осталось закинуть червячка.       И следом за хозяином в окно отправился и его меч — надеюсь, что эти боровы удосужились посмотреть наверх и понять, с какого именно этажа им свалился такой "подарочек".       «Наги, давай», — покрепче стискивая зубы, мысленно кивнул я.       Бок резко обожгло стремительно разносящейся болью, что я лишь чудом не взвыл в голос, ибо дыхание в момент перехватило, вынуждая меня слабо хрипеть и сопеть. Изогнутое лезвие кинжала с хирургической точностью вошло в плоть, не задевая почки или печень, однако мне от этого легче не становилось: кровь заполняла изорванные мышцы и медленно вытекала наружу. А стоило металлу покинуть тело — та и вовсе выплеснулась на пол завидной струей, что только успевай зажать рану. Казалось, кровь поднималась даже до горла — на языке явственно ощущался гадкий привкус ржавчины.       «Я ускорила регенерацию тканей и повысила болевой порог, — сообщила Наги. — Но лучше бы тебе не отнимать ладонь… а ещё лучше стоило бы перевязаться».       «Нет времени, потерпи уж минут пять-десять, — морщась, мысленно отмахнулся, с трудом переставляя ватные ноги и осторожно шагая вдоль коридора. Температура вокруг будто понизилась многократно, что конечности практически не ощущались, и я словно орудовал костылями или протезами. — Нужно кое-что сделать».       Обтерев клинок и зажав его под мышкой, запустил освободившуюся руку за пазуху, ища наиважнейшую в данной ситуации вещь… даже две. И довольно вовремя: со стороны винтовой лестницы уже вовсю раздавались громогласные постукивания тяжёлых сапог — там человек пятнадцать, не меньше.       — Стоять на месте! — проревел здоровенный детина в доспехах, едва "вывалился" со своими молодцами из-за поворота и чуть не сбив меня с ног, своевременно притормозив и вскинув громоздкий полуторный меч. — Без резких движений, немедленно убрать руки от пояса!       — Слышь… ебобо, — прохрипел я как можно натужнее, для пущей убедительности разразившись болезненным кашлем, тем более, что горло и правда начало саднить и першить. — Т-ты совсем… охерел? Тут нарушители… имущество крадут, а ты… докопался до того, кто чуть копыта… не отбросил от них!       — Кто у нас тут? Назовись! — слегка растерявшись, но всё же взяв себя в руки, потребовал тот, слегка расслабившись и опуская оружие: заметил-таки, что я тут "немного" не в форме и истекаю кровью… баран.       Делая вид, что слабею, я припал плечом к стене, тяжело загребая ртом воздух, и «из последних сил» безмолвно подкинул в его сторону замотанный в ткань рулон пергамента.       — Надеюсь, что тут… хоть кто-то читать умеет? — дрожащими губами произнёс я, медленно оседая на задницу и скатываясь спиной по стене.       — Думаю, порядок, — бегло пробежав глазами по документу и убедившись в подлинности поставленной печати, неуверенно пробасил стражник, затем повернулся к одному из бойцов и сделал короткий жест в мою сторону. — Крин, займись наёмником, не хватало ещё, чтобы он окочурился в нашу смену. — Вновь перевёл взгляд на меня. — Так что тут произошло?       — Нарушители, ёбаный… насос! — непроизвольно вырвалось у меня, что проступившие изо рта слюни в момент увлажнили лицевую повязку. — Не стойте… столбом, в погоню! Они… побежали по северному… коридору! Я тут сам… разберусь, валите уже!       Буквально вырывая из рук подошедшего солдата свёрток — видимо, импровизированная аптечка с повязками и какими-то снадобьями, — я неустанно зажестикулировал в указанную сторону. Выделенный мне боец — Крин — вопросительно посмотрел на своего «начальника». Тот лишь молча кивнул и жестом призвал остальных следовать за ним, броском возвращая мне документ, подписанный лично толстяком и дающий мне право беспрепятственно передвигаться по городу, включая и подобные места.       «Больно ты дерзким стал, Ильюша, — прозвучал довольный мелодичный голосок из недр сознания. — И как они тебя ещё не прибили за такое?»       «Как будто у них смелости бы хватило…» — Убедившись, что те скрылись за очередным поворотом, я рывком поднялся с промёрзлого пола и спешно выпотрошил услужливо «одолженный» мне свёрток первой помощи. — «Избавь меня от любого дискомфорта, хотя бы ненадолго — это ещё не всё».       Высыпав в ладонь горсть знакомого зеленоватого порошка, я не раздумывая втёр его прямо в рану, не желая терять времени. Даже с учётом лёгкого онемения тела, выжигающая всё на своём пути "волна" пронеслась по нутру, словно в рану залили раскалённой лавы. На глаза проступили слёзы, смазывая и без того размытую от потери крови реальность. Уже трясущимися пальцами размотал скрученную в рулон и пахучую чем-то сшибающим нюх напрочь плотную повязку и перетянул потуже торс, насколько позволила длина ткани. Дышать стало тяжелее, зато можно было не беспокоиться за кровопотерю.       Всё действо не заняло более двух минут — требовалось торопиться: план и так ни к чёрту и половина была завязана на удаче, но ничего лучше придумать не удалось. И мои ноги понесли меня вглубь коридора, вслед за исчезнувшими впереди стражниками. Я уже ничего не чувствовал пониже пояса — впрочем, и выше тоже, — кроме неприятного покалывания на коже, и потому полностью отдался на волю Наги: я сам лишь усиленно вертел головой по сторонам, всматриваясь во мглу, едва-едва развеивающуюся далёкими редкими светильниками.       — Наёмник! — приглушённо, но достаточно звучно окликнули меня, когда я пробегал мимо очередной, абсолютно похожей на все имеющиеся здесь двери. Из образовавшейся крохотной щели показались женские пальчики. — Что это вообще было? Как будто стадо косулей пронеслось мимо, я… — Стоило мне протиснуться внутрь помещения, как она умолкла, заметив влажное пятно, поступающее сквозь наскоро затянутую повязку на животе. — И где ты только успел напороться?       — Так ваша же работа, не узнаешь? — саркастично скривился я, правда, всё, что она могла видеть, это единственный полуприкрытый от усталости глаз. — Храбро защищая хранилище, я потерпел поражение в схватке с преступниками, за которыми сейчас и погналась вся имеющаяся здесь стража.       — Ты шутишь… — скорей утвердительно, чем вопросительно произнесла та, всматриваясь в моё лицо недовольным взглядом. — Там ведь остался наш товарищ, за поворотом. А если они её заметят, то…       — То погонятся за ним, — кивнул я. — На это и был расчёт: пока они там отлавливают одного — остальные смогут беспрепятственно слинять. Другого варианта я не нашёл, уж придётся пожертвовать одним человечком, ничего страш… — Я осёкся, когда полный смысл сказанного дошёл до моего мозга. — Погоди, «она»? Кого ты оставила на стрёме?       — Идиот! — в гневе чуть не закричала женщина, однако своевременно приглушила возглас, при этом замахнувшаяся рука не прекратила своего движения в сторону моего лица. От смачной оплеухи меня спасла лишь реакция Наги, легко перехватив её ручонку. — Если с этой девочкой что случится, я тебя…       — Кого ты, блядь, оставила на стрёме? — процедил я сквозь зубы, приближая лицо к ней. Поминая, как эта женщина старалась заманить мою дурёху на свою сторону, я уже предсказывал ответ, но я должен был услышать явственно. — Ту малолетку-дворянку?       — Всё должно было пройти гладко… — вперилась та в меня пронизывающим взглядом, проговаривая дрожащими губами. — Эта девочка имеет потенциал. Я думала, что это будет для неё хорошим опытом… всё должно было…       — Завались.       Звонкий хлопок разнёсся-таки по помещению, но в этот раз ладонь была моей. У меня не осталось сил сдерживаться, и я позволил себе влепить ей пощечину, пускай и слабую. Возившиеся где-то на заднем плане с ящиками мужчины обернулись на нас, не зная как поступить и что сказать, молчаливо выжидая.       Не желая больше видеть это лицо, я развернулся к троице:       — Живее, мать вашу. Взяли — и понесли. Если увижу кого на этом этаже через… — Припомнив, что здесь не в ходу минуты, мысленно сплюнул. — Короче, валите на хер отсюда.       — Ты… — женщина подняла на меня взгляд, полный ненависти. — Да что ты о себе возомнил?       — Сейчас я тот, кто может оставить ваши поганые, выпотрошенные вдоль и поперёк, приправленные мочой и экскрементами трупы гнить здесь и разлагаться, что даже голодные плотоядные крысы побрезгуют к вам подойти, — убийственным леденящим голосом бросил я, разворачиваясь к двери. От сказанного даже мне самому стало не по себе… а ведь, пожалуй, я сейчас и впрямь мог это сделать — и плевать на всё. Они у меня все уже в печёнках сидят. — Скажите спасибо, что у меня нет на вас времени, падаль. Чтоб духу здесь вашего не было, когда я вернусь.       «Вот это ты дал! — постанывая, словно в экстазе, протянула Наги, когда дверь за мной захлопнулась и я пустился вдогонку за верзилами в броне, что уже успели прилично уйти вперёд, судя по отсутствию грохота и лязга железа. — Я аж вся теку от возбуждения!»       «Вот только "удовлетворять" тебя я сейчас не намерен, — тряхнув головой, натянул капюшон до самого носа: не знаю, что будет, если мы с ней пересечёмся… Стоило бы вовсе избегать контакта, но карта легла иначе. — Лучше сконцентрируйся на нашей хозяйке — куда она убежала?»       «Метров сто-сто двадцать… — неохотно отозвалась та, явно "нежась" в моих ненависти и гневе, подобно юной деве под водопадом: для неё это являлось своеобразным "перекусом", что, конечно, не чета настоящему "обеду", который я вынужден ей предоставлять каждую ночь. — Левее».       Из-за набранной мною скорости в повороты приходилось вписываться буквально скользя по каменному покрытию, что несчастная подошва сапог жалобно визжала каждый раз. Рана уже вовсе не давала о себе знать — может, она даже затянуться успела, под бинтом разобрать нереально, но кровь свернулась определённо, это хорошо чувствовалось. Завернув за очередной угол, я начал разбирать чью-то возню… вернее даже грохот. Падало что-то тяжёлое, при этом хрупкое, сопровождаемое треском, звоном и матерщиной. И преодолев ещё один поворот, я настиг источник шума… и его причину.       «Причина» выскочила из пустующего — и куда только делась дверь? — проёма, несясь прямо в лапы ожидавших её двух стражников, оставленных, видимо, для подстраховки. Лишь благодаря какому-то шестому чувству я признал свою хозяйку в этой шарообразной чёрной дымной массе, откуда проглядывались лишь тоненькие ножки в сапожках и мешковатых для её субтильного телосложения штанах. Ошеломлённый её мастерством, я запоздало вернулся за угол, украдкой следя за исходом, готовый в любой момент вмешаться. Впрочем, мои опасения оказались напрасными: девчонка умело перенаправила эту дымную массу на этих двоих, ловко протиснулась между стражниками и ломанула прочь… в мою сторону. Потребовалось немало усилий, чтобы вжаться в стену, укрываясь плащом. Хотя та пронеслась мимо с завидной скоростью, не замечая ничего вокруг — можно было даже не стараться.       — А ты не промах, малявка, — бросил шёпотом вслед удаляющейся фигуре, провожая её теплым взглядом из-за угла. — Такими темпами ты перестанешь нуждаться во мне.       Забавно, но сказанное мною в радостном ключе отдалось внутри неприятной горечью, что осталась для меня загадкой. Впрочем, решить которую можно и позже: следовало наперво убедиться, что она выберется отсюда невредимой.

***

      — Повтори.       — Может, всё же прервётесь и покушаете сначала?       Боже милостивый, женщина… я и так вернулся, буквально, из ада, и мне просто хочется расслабиться! Я в своём нынешнем состоянии едва поспевал за этой дурёхой, что небось успела обежать половину крепости, прежде чем наткнулась на искомый ею путь в спасительные катакомбы — всё же с третьего этажа так просто не выбраться: секретных ходов оттуда намного меньше, чем с первого, и ежу понятно. Дальше, увы, мне дороги не было — следовало вернуться на место, где меня оставили, и продолжать изображать раненого. С великим трудом удалось уйти прежде, чем они начали разбираться, что к чему — спасибо прибывшему своевременно пижону, что инициировал расследование произошедшего, распустив остальных по местам. А меня, как "инвалида", отослал прочь, отсыпаться. Но у меня уже вошло в привычку проводить свои ночи за кружкой спиртного, что без этого сон казался просто немыслимым.       И вот я снова здесь, в ближайшем к моему убежищу кабаке.       — Повтори, говорю, — подталкивая опустевшую кружку поближе в подошедшей девушке, устало протянул я, опуская потяжелевшую голову на согнутый на столе локоть. — Сегодня ночка выдалась просто ужасной и я тупо хочу забыться… — Подняв на неё мутный взгляд, добавил. — К тому же ты сама тогда сказала, что кухня у вас закрывается на ночь.       — Ой, так я могу сама что-нибудь приготовить, как в прошлый раз, — миловидную юную мордашку озарила согревающая улыбка… как и в тот раз. — Я не сильна в готовке, но, кажется, в тот раз вам понравилось.       — Ну, — я не нашёлся что сказать, ведь натощак что угодно покажется божественным. Тем более такое простое блюдо как овощная похлёбка: построгал овощи, отварил, добавил трав и специй — и кушай, не обляпайся. — Не хочется доставлять тебе хлопот…       — Для вас — никаких хлопот, — протестующе замахала руками та и спешно принялась водружать грязную посуду на деревянный поднос. — А вы пока могли бы привести себя в порядок — у нас на заднем дворе имеется пристройка с умывальней.       — Я что, так плохо пахну? — усмехнулся я, отлипая от стола и потягиваясь всем телом. — Это, знаешь ли, грубовато.       — Н-не то чтобы… — замялась девушка, расценив это как обиду с моей стороны, что радовавшая мой глаз улыбка улетучилась в момент, заставляя меня чувствовать себя засранцем. Чёлка тёмно-русых волос упала на лоб, когда та с виноватым видом опустила голову на грудь. — Просто ваша рана… на чистом теле всё заживает быстрее.       — Глазастая какая, — коротко глянув на оставшееся после происшествия в хранилище подсохшее буроватое пятно на тёмной ткани, что ещё и зияло приличной такой дырищей, под которой проглядывалась уже умело наложенная повязка, я окончательно смягчился и в свою очередь виновато махнул рукой. — Спасибо за заботу. Пожалуй, воспользуюсь предложением, если не помешаю.       — Д-да, я вас провожу, — радостно кивнула она, разворачиваясь на месте, и засеменила на кухню. Полагаю, что она сперва хочет снести грязную посуду — мне за ней сейчас идти смысла нет. Так и есть: девушка, уже успев избавиться заодно и от фартука, в одном домотканом платьице выскочила с кухни, подзывая меня к неприметному за барной стойкой коридорчику. — Пройдёмте, пока посетителей нет.       — Уже рассвет скоро, — поднимаясь со своего места и неуклюже направляясь вслед за ней, пробормотал я под нос, оборачиваясь в этот раз на абсолютно пустой зал. — Все нормальные люди давно спят… Один я такой ебанько, бухающий и шароёбящийся где попало. — Взгляд невольно остановился на бодро вышагивающей впереди девице. — Ну и она тоже.       До сих пор не возьму в толк, чего она меня терпит? Когда как другие кабаки уже плотно задраили все входы от ночных проказников и дебоширов, эта девушка не только пустила меня под… третий? Четвертый час ночи? Без понятия, мои наручные часы утеряны безвозвратно, а мобильник покоится в вещах той дурёхи, став эдаким талисманом, видимо. В любом случае, эта девчонка не просто пускает меня в такую темень, но и даже кормит за символическую плату. Ещё бы не следила, сколько я выпиваю — жена, тоже мне, нашлась.       К стыду своему, причину такого тёплого приёма я решился разузнать лишь на третью ночь, сперва сочтя это за должное. Но благоразумие взяло-таки верх и я скромно поинтересовался, выждав момент.       «Как знала, что вы забыли о том случае, — хихикнула она тогда, наливаясь слабой краской. — Вы тогда так напились, что уснули прямо за столиком. Я уже думала вас разбудить, когда кто-то из завсегдатаев принялся грубо меня прижимать к себе и говорить всякие непотребства…»       Проще говоря, кто-то из местных тогда нажрался в сракотан и возомнил себя «Дон Жуаном», начав приставать к работающим тут девушкам, а эту светленькую тот и вовсе уже собирался завалить прямо на столе, на глазах дружков. Совпадение ли или Наги не настолько уж безжалостна, какой я себе её представляю, но воспользовавшись моим бессознательным состоянием и "отжав" себе моё тело, та первым делом скинула этого прощелыгу с девушки и как следует отделала до кровавых соплей, если верить рассказу. А позднее кто-то видел его подвешенное за собственные внутренности в подворотне тело. Не люблю пустых совпадений, и мог поклясться, что этот бедолага неспроста оказался первой жертвой — наверняка пошёл за мной, решив отомстить за унижение. За что и поплатился: куда этому городскому неженке до опытной духовной сущности, что небось существует уже не одно тысячелетие. Но суть от этого не меняется: эта девушка слышала о случившемся и сделала соответствующие выводы. И от этого меня только сильнее начало коробить…       «Этот человек постоянно устраивал в нашем заведении беспорядки, поэтому мы… нет, я вам очень признательна. Вы показали себя таким сильным, хладнокровным… опасным и жестоким. Ваша одежда буквально пропитана людской кровью, этот запах так пьянит и пробирает до самой души…»       Именно. Эта молоденькая светловолосая девчушка с постоянно задорным настроением и ангельским голосочком — конченная извращенка, которую заводит жестокость и запах крови. И повезло же наткнуться на неё именно мне, кому всё это ни коим образом не нравится. Меня уже перестало от этого передёргивать, но восторга точно не вызывало, однозначно. Впрочем, даже при всём этом она вполне себе добродушная, я не чувствовал в ней какой-то тёмной… по-настоящему тёмной стороны. Да ещё и кормит неплохо — вообще грех жаловаться в моём нынешнем положении. В конце концов, как говорил кто-то из великих: «каждый дрочит как хочет» — не мне осуждать других людей… уж точно не с моими фетишами на младших сестрёнок или кошко-девочек.       — Простите за вторжение, — непонятно зачем выдавил я, переступая порог небольшой деревянной халупы, и впрямь смахивающей на какую-то деревенскую баню, и отряхивая сапоги от успевшего налипнуть уличного снега.       — Оставьте одежду тут, я потом прополощу, — указала она ручонкой на маленький столик-шкафчик в углу предбанника.       — Это уже лишнее, — отцепив ремень и собираясь вылезти из успевшей стать жесткой и неподатливой от мороза кожаной куртки, помотал головой я. — Такая одежда быстро не обсохнет.       — Да вы не переживайте, у нас наверху пустует несколько комнат для прислуги: на морозе я вас точно не оставлю.       — Слушай, я правда тебе благодарен за заботу и доброту, но… — Справившись с курткой, свернул её в четверть и уложил на столик, после чего принялся за рубаху. — У меня действительно туго сейчас с финансами, и я даже не знаю, как с тобой за всё это расплатиться.       — Если для вас это так принципиально, — как-то странно взглянув на меня исподлобья, девушка сделала шаг навстречу. Из-за моих усилий стянуть липнувшую к потному телу рубаху через голову, для меня стало неожиданностью её фигура, представшая в считанных сантиметрах, что я мог ощутить дыхание на своей, ввиду её роста, груди. — То уверенна, мы сможем что-нибудь придумать.       — Ты что делаешь? — не успевая что-либо осознать, на одних инстинктах перехватил её тоненькую ручонку, почти успевшую дотянуться до шнурка, поддерживающего мои штаны… по крайней мере мне так показалось.       — Н-нельзя? — виновато потупилась та, скромно указывая мне куда-то в область живота.       Тьфу ты, так она имела в виду…       — Хочешь взглянуть на рану? — высказал я догадку.       — Если позволите, — словно извиняясь за какой-то немыслимый грех, сдержанно улыбнулась девушка. Её карие глаза налились блеском, когда она разглядывала белые, с засохшим бурым пятном на боку, лоскуты ткани. — И если это не доставит вам дискомфорт.       — Всего-то, — облегчённо пожал плечами.       А я уже было надумал что-то пошлое. Хотя, для кого как: вот мне её просьба кажется довольно вульгарной за счёт нездорового интереса, который я не в силах понять. Наверное, осуждение и является всегда следствием простого непонимания… или нежелания понять.       Вздохнув, потянулся к снятому поясу с ножнами и мелкими сумками.       — Да чёрт с ним, всё равно уже затянулось небось коркой. — Вынул кинжал из ножен и сделал лёгкий надрез на ткани. — Только понежнее там.       Озорно улыбнувшись, девица начала аккуратно разматывать успевшие присохнуть вместе с засохшей кровью лоскуты повязки. Сопровождалось это, впрочем, моим шипением: рана, пускай даже затянутая, всё же саднила и подёргивала мышцы живота при внешнем воздействии, а та буквально отдирала от неё ткань, хоть и, стоило признать, довольно ловко и умело.       — Видимо, глубокая была, — с чувством предвкушения прекрасного произнесла она, наклоняясь лицом к коричнево-красноватой с лёгким оттенком желтизны толстой корке свернувшейся крови, пристально вглядываясь в неё на расстоянии в несколько сантиметров. — Она уже перестала сочиться.       — Конечно, я ведь втёр туда целебных трав, — не рискнув вдаваться в подробности своей «особенности», ответил я полуправдой. — Не понимаю, что тут инте… Э-э-э, ты чего вытворяешь?!       И без того разгорячённая в месте ранения плоть почувствовала болезненный «укол» чего-то мягкого, ещё более горячего и влажного, что я невольно поморщился и блаженно выдохнул. Девушка припала лицом к моему боку, уткнувшись кончиком мокрого языка прямо в корку, словно намереваясь проткнуть её. Не скажу, что это было прям так уж больно… Необычно — это да. И вместе с этим как-то странно возбуждающе. Это покалывание с пониманием, что её слюна смешивается с проступающей из повреждённой корки кровью, создавало непередаваемый, по своему извращённый кайф. С непривычки ноги с трудом сохраняли равновесие, на мгновенье подломившись в коленях, но сразу же выпрямившись от неведомой силы… и я даже знаю чей.       «Какого хера?! — мысленно воскликнул я оттого, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, а ведь желание оттолкнуть девушку — второе, что родилось сразу после проникновением этим странным, но приносящим необычайное удовольствие ощущением. — Что ты делаешь?»       «Не всё же тебе одному получать удовольствие, Ильюша, — довольно пропела Наги. И словно в издевку надо мной, возложила мою левую ладонь на голову девушки, как если бы та исполняла минет… а ведь это и впрямь смотрелось со стороны именно так. — Ты не представляешь, какое наслаждение может доставить боль».       — О, так вам это самому нравится? — на мгновенье бегло подняв на меня взгляд, улыбнулась та, затем ещё усерднее принялась работать языком, стремясь «войти» им внутрь плоти, что едва-едва успела затянуться.       — Н-не то чтобы… — Я начал ощущать её старания более явственно, что даже пропало всякое желание что-либо говорить. Всё, что мне хотелось — закрыть глаза и отдаться этому странному чувству смеси боли и сексуального возбуждения.       Вот и мой "компаньон" был полностью согласен с этим, предательски напрягшись в штанах, что даже слепой бы его заметил. А меж тем девушка дополнительно принялась поглаживать руками мой оголенный торс, не переставая облизывать края раны и периодически проникать внутрь, словно это было женское лоно. От этой мысли мне стало тошно. Но «желание», как ни странно, только усилилось.       — П-погоди… — не в силах управлять конечностями, я попытался словесно остановить её левую руку, что без промедлений юркнула в штаны, ища мой напрягшийся член. — Я же… ещё не успел…       — Я всё равно сегодня планировала водные процедуры, — озорно хихикнула она, крепко обвивая пальчиками мою "гордость" и высвобождая его из тесных штанов, приспустив те вниз. — К тому же будет нечестно, если всё удовольствие достанется мне.       Что ни говори, но даже будучи конченой извращенкой, она оставалась женщиной. И как любая взрослая женщина, она знала, как доставить мужчине наслаждение. К странному ощущению в боку присоединилась её медленная, но уверенная стимуляция рукой. Зажимая уздечку члена двумя пальцами, она массировала стержень оставшимися тремя — это сдавливание приносило даже больше удовольствия, нежели непосредственная стимуляция вверх-вниз, к которой я уже успел привыкнуть. Периодически она переносила большой палец на саму головку, поглаживая уретру — у неё гармонично получалось "пройтись" по всему репродуктивному органу, не пропуская ни единого сантиметра. Довольно быстро вышло немного предэякулята, пачкая поглаживающий головку большой палец, привнося в окружение, помимо моего учащенного дыхания, слабые хлюпающие звуки и более нежные "скользящие" ощущения от стимуляции.       — Это… — оказавшись на грани забвения, я уцепился за последние здравые зачатки своего сознания. — Это как-то… совсем неправильно…       — Почему? — подняла на меня изумленные, практически чёрные из-за тусклого освещения ламп глаза девушка. — Вам не нравится?       — Н-не в этом дело… — Я постарался собраться с мыслями, отбрасывая всё удовольствие, исходящее от её теплой и нежной руки на моём эрегированном органе и слюны на боку. — Т-ты же такая хорошая девочка, а з-занимаешься… чем-то подобным с таким, как я. Это совсем не правильно.       — С таким, как вы? — прервав свои ласки и поднявшись с колен, она потянулась к моему лицу и с ехидным выражением вгляделась в мой единственный, открытый под повязкой глаз и повторила мои слова. — Это с каким же? Бродячим авантюристом? Пьянчугой?.. — Приблизившись к уху, мягким шёпотом добавила. — Или жестоким хладнокровным убийцей?       — В любом случае… — Тряхнув головой, мне всё же удалось вернуть себе какой-никакой контроль над телом и, спешно убрав разгорячённое "хозяйство" обратно в штаны, я отвернулся от девушки. От этого миловидного личика, которому не место рядом со мной… даже пускай и с подобными фетишами. — Благодарю тебя за доброту, но… — Протяжно выдохнув, попытался успокоить разыгравшиеся нервы. — Тебе лучше уйти. Надеюсь, что я удовлетворил твой интерес, но лучше не связывайся с подобными мне. Найди себе нормального парня и живи счастливо, а меня оставь в покое.       Меня раздирало чувство неудовлетворения от такого поступка, пускай я и принял правильное решение… или я так думаю, по крайней мере. Очень сложно сохранять самообладание наедине с таким прекрасным молодым телом, в добавок берущим инициативу на себя… да ещё когда у тебя не было секса недели эдак три-четыре. Но всё это мне было совершенно не по душе — у мужчин тоже имеется гордость. Или если не гордость, то хотя бы чувство порядочности. Я и так постоянно причиняю боль тем, с кем нахожусь рядом, даже если стараюсь изо всех сил. Мне просто осточертело это — хочется уже отдалиться ото всех и быть одному. Так намного проще. И ради простых плотских утех я не буду преступать через принципы — я не хочу сближаться ни с кем. Я уже давно решил, что как только всё это закончится, я свалю куда подальше. И, если получится, выясню, как вернуться домой — уж там-то нет никого, чью жизнь я мог бы разрушить… или, как минимум, на кого мне не насрать с высокой колокольни.       — Пожалуйста, — добавил я, не оборачиваясь и стараясь смотреть перед собой, в стену. — Просто оставь меня в покое.       — Простите, если показалась вам назойливой. — Ну вот, этот ангельский голосок вновь кольнул меня в самое сердце своим извиняющимся тоном. Ты ведь тут совершенно ни при чём… это я мудак. Перед кем ты только извиняешься… — Приводите себя в порядок, а я что-нибудь приготовлю на скорую руку.       Понимая, что какие-либо слова тут уже бессмысленны, я лишь сдержанно кивнул. Окончательно расслабился только когда услышал скрип захлопнувшейся двери. И проклиная себя на чём свет стоял, принялся за узел на лицевой повязке. К слову, мазь давно уже высохла — после мытья стоит заново втереть в кожу. Удивительно, что я успел привыкнуть к этому лёгкому жжению на ожогах. Человек в принципе привыкает ко всему… хуже тараканов или крыс.       «Динамо», — разобрал я единственное слово, прорезавшееся через тернии собственных мыслей, что кружили в голове, создавая беспорядок.       «Говори что хочешь, — безразлично бросил я, спешно избавившись от остальной одежды и проходя нагишом внутрь банного помещения. — Я не такой, как ты… И не буду им. Никогда».

***

      — Да что с ним такое? — закатил я глаза, бубня себе под нос. — Сам же туда отправил, ещё и недоволен…       «Его можно понять, — задумчиво протянула Наги. — Мы с тобой знатный переполох устроили вчера, что этот человечишка вернулся весь зелёный и вялый».       Ну да, и не поспоришь: пижон, когда вернулся после "вызова на ковёр", выглядел измотанным и опустевшим, будто из него буквально высосали все соки. Даже я к утру чувствовал себя лучше, хотя, чёрт бы меня побрал, в боку только недавно была дыра с три здоровенных пальца! И я что-то не жалуюсь! Но такая регенерация потребовала несусветное количество энергии, что я так кропотливо "копил" со всех тех несчастных, что гниют в самых тёмных уголках канализации, вместе с экскрементами и нечистотами. Если так дальше пойдёт, то придётся "увеличивать дозу": нужно больше жертв… в разы больше.       «Что ты там, во имя пятерых, устроил?!»       К слову, прецептор вернулся не только вымотанным, но и злым, как собака. А я ведь предупреждал, что подобная работёнка не по мне… я с трудом-то освоил искусство кражи и умерщвления — диверсия уж точно не мой конёк. Однако, сколько я ни силился, но так понять и не смог, в чём причина такого недовольства: сымитировать естественную порчу зерна вышло (конечно, тому пришлось это дополнительно подкреплять результатами кратковременного расследования, в котором принимали участие и «капитаны» других районов… в общем, мужику пришлось несладко, но всё же); сообщники, все до одного, успешно скрылись по подземным путям… даже эта малявка, что страдала просто патологическим географическим кретинизмом, умудрившись намотать с несколько кругов, пока не нашла нужный лаз; и все согласились с официальной позицией о краже амуниции. Что ещё нужно для счастья?       «И какого лешего ты продолжаешь сокращать список моих подчинённых?!»       Ну тут уж извиняй, начальник, но я практически уверен, что ты знал с самого начала, что так выйдет… и спецом поставил ко мне такого "овоща", что только мешался бы и, в связи с чем, закономерно "выпилился". Можешь играть в эту игру сколько угодно, но тебе ни хрена не жаль своих подчинённых — это было ясно даже по простому взгляду: ты смотрел на меня точно таким же ненавистными, но спокойными глазами. Эта ненависть направлена исключительно на мою личность, не на совершенные мною поступки — я не дурак, такое легко "прочесть", если хоть немного времени провёл с человеком. И мне довольно любопытно, когда я успел перейти тебе дорогу. Но не настолько, чтобы спрашивать напрямую — ведь это не столь важно.       «Ясно. Значит, она слишком буквально восприняла мои слова…»       Участие моей хозяйки в данном предприятии и для него оказалось сюрпризом, когда я обмолвился об этом. Не сказать, что пижона как-то это озаботило, но лёгкое раздражение проступило — и на том спасибо. Значит, она им действительно нужна. Вопрос лишь в том, кто так своевольничает.       «Вот иди и разберись… заодно передашь им кое-что, сделай хоть раз что-то как следует».       — Серьёзно, с какого хера я ещё и виноват? — раздосадовано вздохнул, пиная перед собой сгустившиеся комочки сырого снега, оставляя за спиной ровную протоптанную "дорожку". — Ай, пофигу. Слышь, где там нужный нам дом?       «Я тебе Джи-Пи-Эс, что ли, шлепок? — видимо, оскорбившись таким отношением, огрызнулась та в ответ, но тем не менее добавила. — Уже пришли».       Я всю дорогу причитал да бранился, что нужный адрес совершенно вылетел из головы. Удивительно, как я ещё добрался именно туда, куда мне нужно. Не GPS она, как же… однако неплохо ж справляется. Если подумать, то я ей уже прилично так обязан, даже с учётом всех наделанных для её забавы трупов. Людей много, а собственная жопа всего одна. И расставаться с ней не очень-то хочется.       Свернул за угол неприметного двухэтажного домика, ничем не отличимого от всех остальных в этом районе. Поминая, что не стоит ломиться в парадную дверь, выискал в полумраке чёрный ход. Пижон говорил что-то про пароль, но мне уже откровенно лень напрягать ради этого извилины — хочется уже поскорее разобраться с тем "гением", что пристроил малявку на подобную работу… может, даже в торец прописать — лишним не будет. О как, деревянная тяжёлая дверь практически слилась со стеной, выделяемая лишь контуром да «кольцом»-ручкой… и ещё задвижное окошко, разумеется. Куда же без него-то, в самом деле. Конспираторы, мать их.       Наплевав на всю эту муть, коротко постучал кулаком по двери, даже не став напрягаться ради вылавливания из недр памяти этого их пароля.       — Кого там Тамоно принёс? — недовольно гаркнул грубый мужской голос, и следом отъехала в сторону задвижка, от которой, правда, не было никакого толку: дверь располагалась на достаточном удалении от улицы, да ещё близость соседнего дома создавала в этом проулке натуральную ночь. Этому борову, наверное, кроме смутного контура ничего и не разглядеть было. Я ещё предусмотрительно не стал стаскивать с головы капюшон — это уже вошло в привычку за последние недели. — Ты ещё кто?       — Ревизор, мля, — саркастично буркнул я, — с проверкой к вам, чтобы вы тут хернёй не страдали.       — Чё? — замерла тень в узком окошечке.       Видимо, понятие «ревизии» для него не знакома… да и Гоголя не читал. Блин, для кого я тут только стараюсь?.. необразованное стадо.       — Проехали, — мотнул головой. — Старшему передай, что наёмник пришёл, по поводу вчерашней ночи — думаю, он в курсе уже.       — Почему без пароля?       — В жопу его себе засунь, — прорычал я. — Слушай, ты, у меня и так поганое настроение после вчерашнего. Я с вашими недоумками как с детьми малыми возился, ещё и заточку в бочину словил. Так что не испытывай моё терпение и открой эту ебучую дверь… или это сделает моя нога.       — Ну ни хрена ж себе, — расхохотались за дверью, однако с той стороны начали греметь и клацать чем-то металлическим: отпирали засовы. Из открывшегося прохода мгновенно выступила высокая плечистая фигура с насмешливым и одновременно разъярённым выражением лица: вытянувшаяся ухмылка забавно коррелировала с изогнутыми к переносице бровями и широко распахнутыми горящими глазами. — Ты? Вынести эту дуру? Ты себя хоть видел со стороны, заморыш?       — Я знал, что ты оценишь шутку, — довольно моргнул я единственным открытым глазом, скрещивая руки на груди. — И спасибо, что отпер дверь. Теперь можешь отойти в сторонку, ты мне загораживаешь путь.       — А кто сказал, что я тебя пущу без пароля? — пробасил здоровяк, хрустя шейными позвонками, попутно разминая крепкие мышцы на оголённых руках. — Тебе повезёт, если я позволю тебе уйти отсюда на своих двоих. Чистосердечных извинений, для начала, вполне хватит.       — О, какие мы обидчивые… — протянул я, покачивая головой.       И тут же мысленно обратился к Наги:       «Вынести этого борова сможешь?»       «Если только повалить, — неуверенно отозвалась та, видимо, оценив габариты противника. — Слишком здоровый… Обязательно тебе нужно было нарываться?»       «Прости великодушно, — улыбнулся я. — С твоей силой я просто начинаю терять голову».       — Чего притих? — вывел меня из раздумий боров, склоняясь ближе. — Уже поджилки трясутся?       — Очень, — постарался, чтобы голос звучал как можно более серьёзно. — Ты ведь одним своим видом всех в округе распугаешь.       — Это чё ещё значит? — сильнее нахмурился боров.       — Забей, — примирительно махнул рукой. — И прими мои извинения.       — Вот то-то ж… — вытянулся было тот в довольной ухмылке.       Резкий прыжок вперёд оказался для него настолько неожиданным, что его руки начали какие-то движения лишь когда мои ноги коснулись земли за его спиной. Выброс в кровь адреналина слегка замедлил восприятие, что мой плавный полёт над его головой, казалось, тянулся не какие-то жалкие секунды, а целую минуту.       Ещё не достигнув земли, я уже крепко стиснул руками его шею и, едва ступни коснулись твердой поверхности, подался всем телом вперёд, сгибая колени. При нашем соотношении мышечных масс мне бы ни за что не удалось проделать задуманное… без посторонней помощи. Перенаправив немного энергии в позвоночник и руки, укрепляя их, я вложил всю имеющуюся силу в этот бросок. И таки добился желаемого, хотя мышцы взвыли неимоверно.       Боров гулко шмякнулся об пол животом и лицом, после чего, по инерции, откатился ещё дальше. Лёжа на спине, тот мутными глазами пялился в тёмный потолок, мыча что-то нечленораздельное — мужчина оказался явно ошеломлён от такого удара головой об дерево.       — Прими мои извинения за это, — поправился я, с кряхтеньем поднявшись на ноги: всё же тот оказался слишком тяжёлым и в спине теперь нещадно "стреляло". — Не за недоумков — за правду не извиняются.       — У каждого своя правда, наёмник.       Из бокового входа плавно выплыла более миниатюрная и с характерными формами фигура. Избавленная от той обтягивающей и зажимающей брони комплекция теперь поддавалась более… объективной оценке с моей скромной колокольни. Как и её "достоинства", проглядывающие из-под свободно висящей на ней мешком коричневато-серой рубахи, на плечах которой уже успели обжиться неухоженные жгуче-рыжие, даже в полумраке, волосы.       Бросив сочувственный взгляд на поверженного охранника, женщина добавила:       — Тебе доставляет удовольствие калечить людей?       — Только если они меня раздражают, — честно ответил я, потягивая ноющую спину, и направился к ней, не забыв предварительно захлопнуть ногой распахнутую дверь — нечего сквозняк создавать, в помещении и без того не шибко тепло. — У меня отвратное настроение и я не хочу терять время на подобную ерунду. Где ваш старшой? Есть разговор.       — Пройдём, — она поманила меня пальцем следом, выходя из… даже не знаю, что это за помещение: больше напоминает кладовую, судя по множеству тюков, корзин, ящиков… при этом с какими-то столиками. Притормозив у лестницы, ведущей наверх, она окликнула кого-то из соседнего помещения, кратко указав назад — судя по всему, замена поверженному охраннику у чёрного входа, — и затем, обернувшись ко мне, хмуро бросила. — Если только пообещаешь не устраивать проблем.       — Прости, сахарная, но это специфика моей работы: устраивать кому-то проблемы, — пожал плечами, пропуская мимо себя такого же здоровенного детину, какого недавно повалил. Их тут что, спецом выращивают в промышленных масштабах?       Внешность бывает обманчива… но это ни коим образом не относилось к этому зданию: типичный жилой дом снаружи — такой же и внутри. Ступив на второй этаж, мы вдвоём преодолели довольно продолжительный коридор, состоящий разве что из множества боковых дверей "квартир" да классического деревянного покрытия пола, стен и потолка: без изысков, без приукрасов — разве что масляные люстры-лампы над головой выглядели весьма занятно и даже как-то неуместно для столь скудного интерьера.       — И где ваш главный? — вопросительно окинул взглядом пустующую комнату, после того как женщина отворила дальнюю дверь и жестом пропустила меня внутрь. — Повторюсь, у меня мало времени, а разговор серьёзный.       — Так говори, — плотно прикрыв дверь, она прошла мимо и бесцеремонно плюхнулась на стул за единственным широким письменным столом. Сделав приглашающий на соседний стул жест рукой, женщина, опомнившись, добавила. — Ох, прости мою невежливость — можешь звать меня Шарин. У нас, как таковых, главных нет, но если говорить за планирование и указания — в основном всем здесь занимаюсь я. Этот паршивец тебе ничего не сказал?       — Пижон? — уточнил я, присаживаясь напротив неё. «В ногах правды нет», как говорится, а разговор, полагаю, может затянуться. — Он в принципе ничего не говорит.       — Занятное прозвище, — слабо улыбнулась она, опуская голову на сложенные «домиком» ладони. — Не обращай внимания, он с юности таким был, как попал к чёрным плащам.       — Так вы действительно давно знакомы, — припомнил я ту фразу про уплаченный долг. Не то чтобы мне это было прям так уж интересно, но информация лишней не будет. — Вы оба были в одном отряде или что-то вроде того?       — А ты проницателен, — женщина сощурила глаза. — Я ведь не говорила, что была в их рядах.       «Говорила… только Иллиану, а не Ворону», — невольно промелькнула мысль.       — Отточенная якумами интуиция, — развел руками я, блаженно вытягивая ноги под столом. Поминая, зачем сюда вообще шёл, тут же перевёл разговор в нужное русло, запуская ладонь в одну из поясных сумок. — Оставим это. У меня тут писулька от нашего "нервозника".       — Как грубо с его стороны, — закусила она губу, мягко подцепляя пальцами переплетённый с двух концов свиток из протянутой руки. — Мог бы и лично нанести визит.       — Этот визит был бы не самым приятным, — заметил я, поудобнее пристраивая зад на жёсткой поверхности. — Кингсли его, видать, знатно "поимел" сегодня утром, что тот после усиленно "совокуплял" мозг уже мне.       Не отреагировав на мою реплику, женщина вдумчиво водила взглядом туда-сюда, бегло вычитывая письмо. Понятия не имею, что он там написал, ведь даже будь у меня желание вскрывать чужие писульки — я всё равно не умею читать их иероглифы. Далеко не все. Общий смысл связок простых слов ещё понимаю, но не более того. Видимо закончив с чтением, та безмолвно перевела взгляд на меня, словно ожидая каких-то комментариев. Знать бы ещё, к чему.       — Не смотри на меня — мне ничего по этому поводу не говорили, — спешно ответил я на невысказанный вопрос. — Моё дело доставить, не более.       — Значит, он действительно всё переложил на меня, — раздосадовано пробормотала она, отбрасывая пергамент на стол. — И где мне только таких специалистов найти за такой срок?       — О чём речь? — без особого любопытства спросил я. Если они снова втянут малявку во что-то опасное — разнесу тут всё к ебеням собачьим. — Может, у меня найдутся нужные знакомые.       — Нужно устроить завал, — с оттенком негодования женщина развела руками, словно говоря: «я им, мать вашу, что — волшебник?». — Есть такие знакомые?       — Увы, — честно выдохнул я, пожав плечами. Припомнив того чудаковатого старика, осторожно добавил. — Если только что-нибудь взорвать…       — Не вариант, — отрицательно качнула она головой. — Как и вчера, требуется абсолютная естественность повреждения, а взрыв «огненной смеси» будет слышен на целый район.       — Ну, извиняй тогда… — Я собрался было уйти по более насущным делам, раз уж от меня ничего более не требовалось, как вспомнил основную причину, почему я вообще здесь. — Один момент. Можешь заодно мне пояснить: какие планы у вас на ту девку?       — А он тебе не говорил? — запоздало выйдя из раздумий, удивленно подняла голову Шарин. — Что у вас за отношения такие, что он ни имени своего не поведал, ни в детали не посвящает?       — За этим он, к слову, тоже отправил меня сюда, чтобы разобраться со вчерашним. И, полагаю, чтобы вы сами ввели меня в курс дела.       — Вчерашнее, — повторила та уставшим голосом. — Ночь выдалась тяжёлой, но все вернулись целыми и невредимыми…       — Не прикидывайся дурой, — процедил я сквозь зубы, чувствуя прилив жара в груди. — Если бы я тогда не проследил, чтобы этот ребёнок скрылся в канализации — её могли "оприходовать" на месте, даже не разбираясь. Какого хрена это было?       — Ребёнок? — она как-то странно взглянула на меня, словно припоминая что-то. Блядь, нужно осторожнее выбирать слова. — Ей уже четырнадцать. И она совершенно ни на что не годится. С её амбициями это просто необходимо — получить боевой опыт. Да, всё вышло совсем не так, как планировалось, но…       — Боевой опыт? — теперь уже я вперился в неё недоуменным взглядом. — Зачем? Я полагал, что вы собираетесь выдать её замуж за какого-нибудь дворянина, тем самым усилив своё влияние.       — А говорил, что не осведомлён, — довольно склонила та голову набок. — Верно, изначальный планы на неё были исключительно на выдачу подходящему дворянину, что сможет обеспечить нас поддержкой. Однако в ней столько "огня", что больно глупо растрачивать такой потенциал даром. Если она хочет участвовать, то мне нет резона её останавливать. Если всё пройдёт так, как я ожидаю — девочке вовсе не придётся накладывать на себя подобные обязательства. Поэтому это теперь запасной план «Б».       — То есть ты умышленно тащишь её в пекло? — Чувствуя, что начинаю закипать, я поднялся со стула и прошёлся по комнате, стараясь унять разыгравшиеся нервы. Я думал, что Сири будет отсиживаться где-нибудь до появления подходящей партии, и тот заберёт её с собой, в укрепленное поместье, подальше от всего этого. Но эта сучка буквально подставляет её тонкую шейку под удар. — Как вы намереваетесь её использовать, если та попросту погибнет где-нибудь?       — С чего такая бурная реакция? — усмехнулась Шарин, наблюдая за мной исподлобья. — Какое тебе до неё вообще дело? Ведешь себя так, будто запал на неё…       — Завались, — не выдержал я и ударил ладонью по столу. Женщина с ещё большим подозрением скосила на меня взгляд, что хотелось одновременно и уйти, и дать ей затрещину. Даже не знаю, что из этого будет выглядеть хуже. Кашлянув, я собрался с мыслями и постарался придать голосу твёрдости и равнодушия. — Это слишком глупо и расточительно, какая бы эта девка ни была талантливой и умелой. Весь ваш план и выеденного яйца не стоил изначально, я здесь лишь из-за уплаты долга. Один неверный шаг — и мы все могли вчера лечь там. В таком случае, ну и что там забыла эта девчонка? Вы разбрасываетесь столь ценным ресурсом ради такой мелочи?       — Это изначально была ваша идея, чтобы я держала эту девочку при себе, — примирительно развела она руками, явно утратив к этой теме всякий интерес и желая поскорее от меня отделаться. — Ничего страшного, если малышка поднаберётся боевого опыта. Тем более, что у неё есть определённые задатки…       «Снова ты за своё, змея подколодная, — вздохнул я, уже и сам растеряв весь запал: я попросту устал на неё злиться… или Наги снова меня "успокоила" своей силой. — Я тебе это когда-нибудь припомню…»       — Если с ней хоть что-нибудь случится — он вам это так не оставит, — сдавшись, напоследок прошипел я, склоняясь к её равнодушному личику. — Вы слишком своевольны. Следующий шаг обещает доставить нам куда больше хлопот. Надеюсь, у вас хватит ума не привлекать её в этот раз.       — Это ни к чему, — согласно качнула головой женщина. — В отличии от резервного склада, в этот раз никакой охраны не планируется вовсе… если верить вашим же источникам, которые вчера так облажались.       — Непредвиденные обстоятельства, — сухо бросил я, скрестив руки на груди. Вообще, если быть откровенным: не я занимаюсь планированием — я сам «мальчик на побегушках», но ей об этом знать не стоит. — Мы ничего не смогли поделать. Так или иначе, не втягивайте девчонку в это — она нужна нам целой и невредимой. И последний раз повторяю: не спешите с реализацией плана «Б». Проделано слишком мало, чтобы начать перестраховываться раньше времени.       — Я это учту — равнодушно проговорила она, отворачиваясь в сторону двери.       — Ради вашего же блага — надеюсь, что так…       Даже не до конца осознав, на что смотрит женщина, я уже почуял знакомый запах источаемых феромонов. Есть лишь четыре человека, чьи запахи я успел усвоить хорошо, и только одна может находиться в подобном месте…       — С вашего позволения, я откланяюсь, — оправляя плащ, хрипловатым гонором попрощался с собеседницей, не желая, чтобы невольный свидетель узнал меня. И какого хрена она там шкерится под дверью?.. — И передайте ей, что подслушивать нехорошо.       В последний раз вдохнув её сладковатый аромат, я выпрыгнул в приоткрытое окно, не желая пересекаться с ней лишний раз — кто знает, как на это отреагирует пижон: у него, видимо, на это особый пунктик. Её тоненький голосок что-то ответил из-за двери, но порыв ветра унёс слова далеко-далеко. Я запоздало вспомнил, что тут второй этаж… Благо Наги это было всё равно, и та умело направила моё тело в сугроб, предусмотрительно сгибая ноги и делая плавный перекат через плечо, стараясь не задеть землёй поясные сумки.       «Когда ты только прекратишь паясничать? — раздражённо пробурчала та, когда мои ступни упёрлись в твёрдую поверхность мощённой камнем улицы. — У меня почти не осталось сил для твоих выходок».       «Не будь занудой, — ответил её же словами. — Главное, что это было весело».       «Неужели ты это начал понимать, червяк?» — расхохотавшись, бросила та.       На самом деле не то чтобы… но от подобных кульбитов знатно так щемит в яйцах, привнося своеобразную порцию удовольствия. Да, пожалуй, я могу это понять. Но всё же я слишком стар для этого дерьма… пускай мне и всего двадцать, хотя ощущаю себя после всего этого на все сорок.       «Как бы то ни было, — выпрямляясь, я отряхнул верхнюю одежду от снега и углубился в ближайший проулок, намереваясь скрыться подальше от этого злосчастного окна, откуда в любой момент могла выглянуть моя хозяйка, — мне нужно "заправиться"… Но сперва следует кое-что узнать».

***

      — О, вы сим юби рано, — вместе с тёплым дуновением застоялого воздуха меня встретил звонкий, с радостными нотками, девичий голосок.       Сухо кивнув в знак приветствия, я стряхнул успевший прилипнуть к плащу снег и устало побрёл к моему уже ставшему почти родным и близким столику в дальнем углу, под самой лестницей. И впрямь, я сегодня слишком рано подошёл: солнце ещё не успело скрыться, окрашивая городские улицы в серебристо-рыжие тона, а количество посетителей в кабаке не позволяло полностью расслабиться под весь этот запах спиртного и чего-то пахуче-пряного.       Знакомая мне светленькая девчушка носилась от одного столика к другому. Каким-то чудесным образом она заметила меня, едва вошедшего, первым и громко поприветствовала, но сразу же виновато улыбнулась и пожатием плеч дала понять, что обслужить в данный момент не может. Ну ладно, мне, в общем-то, всё равно.       Выискал ближайшую ко мне девушку в характерном платье и фартучке и подозвал взмахом руки к себе, едва одна обернулась в мою сторону.       — Что у вас самое крепкое в наличии? — складывая руки на столе и отбивая лёгкий барабанный ритм пальцами, обратился я, едва полненькая женщина средних лет добралась до моего закутка.       — Домашний самогон, — задумавшись, не сразу ответила она. — Хозяин не настаивает его долго, ибо и без того по мозгам сильно даёт. Но зато вкус у него достаточно неплохой за свои деньги, у нас только свежие фрукты и коренья…       — К чёрту вкус, — отрицательно качнул головой. — Три кружки этого пойла, если действительно выносит мозг.       Не провожая ту взглядом, я поудобнее пристроил голову на сгиб руки, словно намереваясь уснуть сидя за столом. Сна не было — было чувство отвращения. И я понять не мог, к чему… или к кому оно относилось.       «И что ты тут забыл?» — недовольно спросила тогда Наги, когда ступни коснулись относительно чистого участка кровли крыши, а тело с относительным удобством устроилось сидя на краю.       «Не знаю, просто… — задумался я. И ведь действительно, толковой причины не было — мне просто захотелось пойти следом. Мне было необходимо понять, где она скрывается. — В любом случае такие вещи следует знать, вот».       «Х-о-о-о, так ты сказал это тогда всерьез?» — подозрительно протянула она.       «О чём ты?»       «Хо-хо-о, так ты ещё и забыл об этом, — довольно хохотнула та. — Будь это важным для тебя — и так бы вспомнил».       Не став вникать в её ребусы, я проводил взглядом украдкой шедшую маленькую фигуру, закутанную в какой-то монашеский балахон, а ныне уже скрывшуюся за входной тяжёлой дверью какого-то неприметного, но довольно широкого трёхэтажного здания. До самого закрытия двери до меня доходил её слабый, но очень приятно-сладостный запах чего-то медового вкупе с душистыми травами: если бы не её характерный аромат, то я бы ни за что не признал эту малявку, закутанную в целые слои тряпья — так мне без труда удавалось следовать по пятам, периодически сворачивая в сторону, дабы преодолеть очередной провал между крышами: хорошо ещё здания тут строились на манер «спирали», когда длинная-длинная "цепь" почти вплотную примыкающих друг к другу домов тянулась далеко-далеко вперёд и между "звеньями" домов имелись лишь небольшие переходы на достаточно широкие улицы. На лошадях и повозках тут ездить, как я понял, не принято — соответствующие постановления. Видимо, из-за этого такая планировка и делалась, чтобы была возможность передвигаться лишь на своих двоих. Торговцы же вели караваны через специальный проездной путь, тянущийся от главных ворот и до самого центра с раскинувшимися во всю площадь палатками да магазинчиками.       К слову, за ней всю дорогу плелась другая фигура, источающая уже более грубый и солоноватый душок — молодой паренёк, также укутанный в какое-то тряпьё, разве что с обувкой попроще: какие-то мягкие тряпичные, но толстые башмаки против её сапожек на небольшом каблуке. Не знаю почему, но этот парень вызвал у меня неопределённый дискомфорт в животе — вероятно, близкое слово тут «раздражение». С высоты третьего этажа сложно разглядеть лица, да ещё укрытые капюшонами — тут даже моё обострённое зрение не помогло. Но определённо могу сказать, что его «запах» мне был знаком. Чёрт знает, вокруг меня много людей шастало, без бутылки тут и не разберешься…       — Держите, — выдернули меня из полудрёмы громыханием глиняного кувшина и аналогичным "стаканом", хотя это больше походило на кружку без ручки, под стать средней ладони. — Идарочка уверила, что лучше вам сразу принести кувшин, дабы не бегать постоянно…       — Идарочка? — встряхивая "кашу" в голове, непонимающе переспросил я.       — Вы разве не знакомы? — на мгновенье удивилась полная женщина, но после уточнила, указывая куда-то рукой. — Та молодая светленькая девушка.       — Оу, — протянул я, поняв, о ком речь. Ну да, моя знакомая тут единственная со светлым, хоть и не таким, как у той же малявки, оттенком волос. Так вот как её зовут… — Да, простите, вылетело из головы. И передайте ей, что я признателен.       Коротко поклонившись, женщина удалилась на кухню, а я в свою очередь недоуменно уставился на только что замеченную мною стоящую тарелочку с сушёными хлебцами, натёртые чем-то отдалённо напоминающим наш чеснок и порезанные кусочки засоленной рыбы. Твою мать, я ведь просил только выпить… Интересно, хватит ли у меня денег за всё это заплатить? Ну, в крайнем случае придётся устроить привычное выступление с отвлекающим манёвром и кражей чьего-то кошеля. Лишь бы координация не подвела.       Плевать. Немного оттянул повязку в районе рта. Стакан в ладонь. Резкий выдох в сторону. И опустошил подрагивающее пойло одним залпом. Звучный вдох, полный агонии. У-у-ух, жгучая ссанина, аж внутренности выжигает на хер! Мой пищевод будто разъедало кислотой, а каждый последующий вдох отдавался сдавливающей болью в лёгких. С-сука, там что, процентов семьдесят? Восемьдесят? Твою ж мать, наверное, так пьётся медицинский спирт… без понятия, санитарам виднее — это по их части.       В глазах через короткое время начало всё рябить и расплываться. И без того смешанные мысли начало разжижать, создавая натуральный кавардак в голове. Однако стоило отдать этому пойлу должное — поганое настроение также улетучилось, привнося вместе с лёгким жаром и безмятежное блаженство. В конце концов, мне пришлось пройти через то, чего я старательно избегал. Но туманное будущее этого городишка обязывало меня хотя бы предупредить её, что надвигается жопа и к ней следует подготовиться. Жаль, что всё прошло немного не так, как я планировал…       «Рюка…»       Стоило лишь распахнуть знакомую массивную двухстворчатую дверь «Закутка Сэтору», как я моментально отыскал её взглядом через весь забитый битком зал. Всё так же прячет мохнатые, с коготками ладони под длинными рукавами, а звериные ушки сокрыты под шапочкой-чепчиком. Протирает тряпкой дальний столик… к слову, за которым мы с ней и предпочитали проводить досуг, если речь шла о распитии спиртного. Ни капли не изменившееся — да и с чего бы? — равнодушное лицо опущено вниз, ищущее пятна на деревянной поверхности. Взгляд блестящих янтарных кошачьих глаз выражал спокойствие, но с заметной долей меланхолии и отчужденности — её можно понять, учитывая, как та сдружилась с девочками, что впоследствии были вынуждены покинуть эти стены. И наверняка, в целях безопасности, так и не наведавшиеся сюда более ни разу.       И вот, подойдя ближе, я осторожно позвал её по имени, боясь спугнуть эту оставшуюся вновь одной девушку. Но та как-то странно дёрнула носиком ещё до того, как я обозначил своё присутствие, и медленно развернулась в мою сторону, словно отказываясь верить своему нюху и противясь очевидному до конца.       «И… Иллиан?»       Моя рожа уже не та, что была прежде, в добавок ещё и обмотана пропитанным мазью тряпьём. Но ей хватило одного взгляда в мой единственный, оставшийся таким же чисто-голубым глаз, чтобы на лице проступила слабая, подёргивающая мышцами щёк улыбка, а рука неуверенным движением потянулась ко мне, намереваясь дотронуться до одежды, будто боясь нарушить иллюзию.       «Как будто приведение увидела, ей богу, — не удержался я от смешка, протягивая свою руку навстречу. Наши ладони сплелись пальцами, ощущая тепло и мягкость друг друга… как в былые времена. Мне даже опошлять такой момент не хотелось: сердце на миг замерло, а дыхание прервалось. В этом мире остались лишь мы двое, стирая всё постороннее и ненужное в данный момент. — Рад видеть тебя, Рюки».       «К-как ты?.. — до боли сжимая пальцы в моей ладони, дрожащими губами прошептала она. — Т-ты же…»       «Знаю, прости меня, что всё так вышло, я этого не хотел, — не выдержал я нахлынувших чувств и утёр большим пальцем свободной руки наворачивающиеся на её горящие глаза слезинки. Слабость к женским слезам не перестаёт брать вверх над маскулинностью. — Мы можем поговорить где-нибудь наедине? Слишком много ушей».       «К-конечно, поднимайся в мою комнату, я… мне надо отпроситься у хозяина».       Как мне ни хотелось в тот момент расцеплять наши ладони, но здравый смысл настойчиво дал понять, что иначе никак, и я неохотно высвободил её руку. Она спешно упорхнула куда-то на кухню, а я счёл нужным сразу направиться к лестнице, ведущей на второй этаж.       Прошло всего недели три, а ощущение, будто целый год. Разумеется, ничего не изменилось, всё лежит на прежних местах, как я и запомнил. Просто… есть на душе такое слабенькое ощущение, слово я здесь чужой. Совсем чужой. Даже прогнувшаяся под моим весом кровать, которую мы с ней не раз и не два "мучили" в этой комнате, сплетаясь телами в экстазе, чувствовалась неродной, отталкивающей. И все оставленные после нас запахи давно уже выветрились, оставив лишь спёртость застоялого воздуха ввиду отсутствия окна в этом угловом помещении.       «Прости за ожидание, — вывела меня из хандры вошедшая Рюка, державшая в одной руке поднос с двумя кружками чего-то… Нет, определённо не спиртного — запах такой мягонький, отдающий травами и лесными ягодами. Неужели… — Вот, как ты обычно готовил раньше… кажется, сок?»       «Вообще, у нас бы это назвали скорей компотом, — принимая кружку — на мгновенье мне показалось, что её рука дрожит… тут холодно? — я затянулся исходящим от напитка ароматным паром. — Но сок звучит более презентабельно… и да, холодный он намного лучше».       «И почему ты вечно чем-то недоволен? — снисходительно покачав головой, она мягко опустилась рядом, аккуратно отпивая глоток горячительной жидкости и издавая похожий на мурлыкание вздох. — Боурин говорил, что похожее варят далеко на севере, но здесь спросом не пользуется. Если бы не твоя настойчивость — я бы так никогда и не попробовала подобного».       «Ну хоть что-то приятное я оставил после себя, да? — невесело усмехнулся, наблюдая украдкой за Рюкой. Она отчего-то села значительно дальше, чем позволяла кровать. И показавшаяся мне дрожь в руках действительно имела место — из-за удерживания кружки это ещё более заметно по колыханию поверхности жидкости. Да что с ней такое? Я, конечно, не рассчитывал на тёплый приём в связи с обстоятельствами, но такое… — Наверное, мне и вовсе не стоило появляться тут, но есть важный…»       «Что ты, во имя Марико, такое несёшь? — вдруг разозлилась она, грозно поднимая на меня доселе смотревший куда-то в пол взгляд. — Мне сказали, что ты мёртв… и даже тело найти не смогли! Как ты вообще можешь сейчас говорить что-то подобное мне? Той, которой ты говорил все эти приятные вещи, что видел во мне женщину! Я…»       Голос умолк, перебарывая, видимо, горечь: она с таким усилием выдавливала из себя слова, будто их приходилось сдирать с языка каленым железом.       «Я понимала, что всё это ненадолго, что ты когда-нибудь уйдешь. Но не так… Услышав это, я себе места не находила. Я не могла работать несколько юби. Ты… ты "ушел", оставив лишь после себя этих девочек, которым требовались забота и уход. И ты смеешь говорить, что не хотел появляться тут? Да где тебя вообще носило всё это время?!.. И что, наконец, с твоим лицом?»       Ошарашенный таким чувственным выпадом в свой адрес, я даже сразу не нашёлся, с чего, собственно, и начать. Следовало сказать слишком много, а времени так мало… ведь я действительно не должен появляться здесь. Не знаю, какой пунктик на этот счёт у пижона, но он обещал в следующий раз сделать что-то неприятное, если я вновь подойду близко к этому постоялому двору. И даже невзирая на заметную разницу в силе между нами — если его угрозы не обращены лично ко мне, то это серьёзная проблема. Я просто физически не могу находиться рядом с малявкой постоянно.       Блядство, почему мои мысли снова возвращались именно к ней? Какого хера из всех знакомых мне людей я так пекусь только о ней? Конечно, от неё зависит моя жизнь… но что с того? Раньше я о ней думал исключительно как о балласте, что цепью приковали к моей шее и велели тащить за собой. Разумеется, были и приятные моменты нашего общения, но в большинстве случаев мы друг друга лишь раздражали. Да чтоб тебя, даже сидя сейчас в этой комнате с женщиной, которую я любил… по крайней мере физически — почему я не смотрел на неё с тем же запалом, что раньше? Рюка ни капли не изменилась: всё такое же гладкое румяное личико, пышный бюст, стройная талия… Мой "компаньон" должен был, как минимум, уже "проснуться" или подать хоть какие-то признаки жизни. Но нет — в груди лишь тоска об утраченном былом и слабое тепло от воспоминаний о проведённом вместе времени. Что же успело измениться?.. Или когда успел измениться я?       «Почему ты молчишь? — настороженно прошептала Рюки, пытаясь заглянуть мне в глаза… глаз, что был устремлён в сложенные на коленях руки, удерживающие так и не тронутую, в плане напитка, кружку, но боковое зрение позволило мне заметить озабоченное выражение её лица. — Скажи хоть что-нибудь».       «А смысл? — безразлично пробормотал я, поворачиваясь к ней. Неосознанно, я тогда принял какое-то очень важное для себя решение, но суть которого осталась мне неясна, даже когда я силюсь об этом вспомнить. — Это не важно. Теперь уже ничего из этого не важно…»       Оттянув слегка повязку, я залпом влил в себя всё ещё довольно горячий напиток, словно умышленно подвергая себя экзекуции в качестве искупления былых грехов. Но пронёсшийся по моему нутру обжигающий жар не дал никакого облегчения, на которое возлагалась какая-то крошечная надежда.       И потому я лишь сухо продолжил, возвращая пустую кружку обратно на поднос:       «Послушай, у меня мало времени, поэтому не перебивай. Скоро наступит тотальный пиздец с продуктами — вам следует подготовить запасы минимум до середины следующего сезона. Любыми доступными способами, слышишь меня?»       «Что происходит?» — Даже если бы я мог, то всё равно ничего бы не ответил: просто не знал как это сформулировать так, чтобы она не провожала меня ненавистным взглядом. Ради всего того хорошего, что было между нами — я не хотел запомнить её… такой. Мне плохо уже от того, что она ведёт себя как-то дергано со мной, словно опасаясь чего-то. Как будто мы чужие люди. Поэтому я молчаливо покачал головой в ответ. — «И как это понимать? Ты возвращаешься с того света, чтобы сказать мне это? И всё?»       «А что ты ещё хотела? — поднявшись с кровати, бросил на неё прищуренный взгляд. Не знаю почему, но то, что она говорила… а главное как, очень сильно контрастировало с тем, как она двигалась: горечь и радость в словах — страх и недоверие в мелких, едва заметных движениях руками. — Хочешь поностальгировать по былым временам? Давай, я не против…»       Мимолетный порыв ветра и скрип широкой кровати смешались воедино. Резким рывком я как можно более мягко уложил её на простыню, крепко, но достаточно нежно придержав за плечи и нависнув телом сверху. Не знаю, зачем я это сделал. Мне совершенно не хотелось тогда «этого», да и ситуация не располагала ни капли. Наверное, мне была интересна её реакция: хотелось понять причину такой нервозности… или хотя бы убедиться в её наличии, ведь это было странным, так встречать старого знакомого, да ещё столь близкого… во всех смыслах.       «Значит, не показалось, — я невольно выдал смешок, наблюдая за её сжимающимися когтистыми пальчиками на моих запястьях, усиленно пытающихся скинуть их с плеч, когда как хвост умело обвил моё бедро, причиняя если и не боль, то заметный дискомфорт. Это уже не страх, а открытое проявление агрессии… пускай даже и на столь неожиданное действо с моей стороны. — В чём дело? Почему ты боишься меня?»       «О-отпусти… — прошипела она, поморщив нос и оскалившись острыми выпирающими клычками. — Иллиан… отпусти меня».       Довольно хмыкнув — хотя, чем тут можно быть довольным, если только верностью выводов, когда как сама ситуация более чем скверная? — я примирительно развёл пальцы веером и медленно слез с неё, позволив той вернуться в сидячее положение.       «Почему ты боишься меня? — поняв, что переборщил, я мягко повторил озвученный ранее вопрос. — Дело в чёрных тонах одежды? В лицевой повязке? Что изменилось?»       «З-запах… — утерев подёргивающийся нос, неохотно бросила она, даже не поглядев в мою сторону, будто бы испытывая презрение или отталкивающую форму жалости… даже и не знаю, что из этого могло быть хуже. — Твоя одежда насквозь пропитана свежей кровью… и смертью».       «Забавно, — поднёс тогда рукав к носу, старательно принюхиваясь. Нет, ничего такого, лишь лёгкий аромат свежести, какой бывает после растаявшего снега. Немного отдаёт ржавчиной, но совсем чуть-чуть… я хорошо прополаскиваю одежду после каждой "охоты". — У тебя феноменальный нюх, золотце».       «Что… — силилась она спросить что-то, но её заметно трясло, словно вот-вот стошнит. От этого зрелища мне стало не по себе, отчего пропало всякое желание шутить, и я выжидающе молчал. — Что с тобой стало? Ради чего на твоих руках столько людских жизней? Это был не один, и не два… гораздо больше. Твоя одежда буквально состоит из их крови и внутренностей».       «Тебе это действительно важно? — серьёзно вопросил я. Мне хотелось понять, что она хочет услышать от меня. — Ты уже для себя всё решила, судя по всему. Так чего ты сейчас хочешь от меня?»       «Хочу знать, куда делся тот смурной, вечно чем-то недовольный, с глупым чувством юмора… — каждое слово сопровождалось едва заметным всхлипом, по щекам скатывались редкие слезинки, а нос не переставал забавно дёргаться. — Но тем не менее добрый паренёк с чистой душой. Что ты с собой сотворил? Зачем?»       «Зачем?» — искренне изумился я.       Не знаю, имела ли она помимо острого нюха ещё и чутье, но услышать запах множества убитых людей и не заметить источаемую мной силу… если бы она имела цвет, то я буквально бы светился от её переизбытка. Конечно, сейчас запас оной поиссяк, но он легко восполним. И переполняющее меня чувство всесильности никуда не делось, эту ауру она обязана была заметить.       Но озвучивать нечто подобное у меня язык не поворачивался, я боялся нагнести атмосферу ещё сильнее. Вместо этого я молча потянул за выступающий из узла кончик лоскута ткани, плотно удерживавший повязку на лице.       «Что я с собой сотворил, говоришь?..»       Спешно, с рывками успевшей приклеиться местами ткани, размотал повязку и открыл ей успевшие слегка затянуться, но всё ещё явственные ожоги, что уже не исчезнут никогда в силу их тяжести. Эти выступающие на красновато-розовой коже "черви" мышц так никуда и не делись, если судить по недавнему разглядыванию через начищенное до блеска лезвие клинка, а глаз так и вовсе из желтоватого приобрёл более красные тона, ближе к оранжевому, уже начав местами "всасывать" в себя и зрачок. Даже в слегка искажённом изображении меня передёргивало от такого зрелища. Что уж говорить о натуральном виде, без замыливания, как есть.       Её реакция оказалась вполне предсказуема и даже нисколько не оскорбительна: поморщившееся лицо, лёгкое движение плечами, словно её продрало потоком леденящего воздуха, болезненно прищурившийся взгляд с изогнутыми бровями. Хе-х, ты ещё не видела их, когда они были "свежими"… вот уж действительно месиво, как после прожаренной отбивной, мать его.       «К-кто это… так?» — на одном дыхании выпалила она, заворожено разглядывая "узор" на моей левой части лица.       «Те, с кем я сотворю то же самое, — твердо произнёс я, прикрывая глаза. Её болезненный, полный жалости и отвращения вид уже начинал действовать на нервы. — И со всеми, кто встанет на моём пути».       Посчитав, что времени ушло предостаточно, также спешно замотал лицо обратно, хотя в этом деле требовалась деликатность. В любом случае, всегда можно будет заняться этим в другом месте — хотелось поскорее покинуть эти стены. Мне было уже даже не горько… тошно. Я успел пожалеть, что вообще пришёл. Но поминая добрым словом всё былое, я не мог просто так оставить эту девушку на произвол судьбы. Даже моё предостережение могло существенно повлиять на её судьбу. Жаль, большим я помочь не в силах. Да и теперь желания не осталось: внутри лишь пустота. Пустота и отвращение. Нет, не к Рюке. Наверное, всё же к себе. Ведь такие реакция и действия в отношении меня более чем оправданы — мне не в чем её винить. Может, оно и к лучшему. А я, дурак, ещё думал, как потом деликатно распрощаться, ведь понятия не имел, вернусь я сюда после того, как всё закончится или нет. Это, пожалуй, можно даже назвать подарком судьбы… Довольно мерзостным, но удачным.       «Не забудь о моих словах, — затянув узел на повязке, произнёс я, набросив сверху капюшон в готовности уйти. — Я не знаю, сколько осталось времени в запасе, потому вам следует поторопиться…»       Переступая порог, не смог не заметить её провожающего взгляда: он выражал молчаливое принятие и даже смирение. Нет, всё же горький осадок остался, раз в груди что-то неприятно кольнуло.       И я не смог так просто уйти:       «Прощай… и спасибо тебе».       — Ну это был просто пиздец, — заплетающимся языком пробормотал я в пустоту, перекатывая заваленную набок кружку вдоль стола, от одной ладони к другой. — Да что не так с этим ёбаным миром?..       — Вы как всегда: уже успели надраться, что сами с собой разговариваете? — озорно хихикнула моя новая знакомая, успевшая незаметно подойти со спины и теперь с любопытством заглядывавшая в моё распластавшееся по столу лицо.       — И-и-иди ты, куда шла, — вяло отмахнулся я, продолжая "играться" с пустой кружкой. — Идарочка, едрить колотить, ну и имечко…       — Ну вы и грубиян, — по-детски насупилась та, уперев руки в бока. — Для малознакомых людей я Идара. Мы с вами недостаточно близки, чтобы вы имели право так меня называть.       — Гы-ы, зато когда ты лапала моё "хозяйство" — тебя сей нюанс не смущал, сахарная, — я растянулся в довольной лыбе, наблюдая за её метаниями головой туда-сюда. Видимо, опасалась, что кто-то сторонний услышит. Что ж, на правду, как говорится, не обижаются. — Нашла из-за чего кочевряжиться.       — В-вы… — По её покрасневшему лицу я понял, что девчонка начала закипать: даже пьяному это было вполне очевидно. — Вот же неотёсанный мужлан. А я ещё, дура, для него тут стараюсь…       — И для чего ты стараешься, дорогуша? — встрепенулся я, резко подняв голову со стола и вперившись в неё пронизывающим взглядом. Та было интуитивно дёрнулась прочь, но я вдавил её тоненькую ручонку в стол своей ладонью, не жалея сил. — Только не говори, что из альтруистических побуждений. Херня всё это: люди всегда мелочны и расчётливы — везде и во всём ищут для себя выгоду. И какую же выгоду преследуешь ты?       — Н-не так сильно, — силясь вырвать руку, прошептала девушка, боясь, видимо, что кто-то увидит. Интересно, почему? — М-мне больно.       — Вот только по твоему виду не скажешь, что тебе это не нравится, — наклонился ближе к её начавшему розоветь личику. Даже отсюда, снизу, до меня доходило её учащенное дыхание со слабыми нотками стенаний. Она откровенно наслаждалась этим, хоть и всем своим видом старалась демонстрировать неприязнь и делала вялые, ни на что не годные, но попытки вырваться. — Долбаная извращенка, так ты этого хочешь? Чтобы над тобой надругались, как над последней шлюшкой? Тебе доставляют удовольствие боль и кровь?       — П-прекратите говорить столь с-смущающие вещи, — буквально взмолилась та, теряя последние силы от моего сдавливания. У меня начали зарождаться опасения, что я в конце концов могу раздавить ей кости в ладони, и я, запоздало опомнившись, высвободил её руку. — Что с вами сим юби? Больно вы напористый… аж в жар бросает.       — Настроение поганое, — уже привычно буркнул я. Можно подумать, у меня в последнее время бывает другое? Я вот не припомню. — Прости, мне не следовало делать что-то подобное, да ещё на людях.       — На людях не стоит, — согласно кивнула девчушка. И после короткого оборота на зал, тихо добавила. — Но я могу попытаться отпроситься на какое-то время у хозяина, если вы не передумали.       «Твою мать, ты это серьезно? — чуть было не вырвалось у меня, однако дальше мысли никуда не ушло: мой язык словно распух, отказываясь шевелиться. — Ч-что за… Наги? Какого хера ты творишь?»       Чувствуя непривычное напряжение в шейных мышцах, я старался противиться этому, но голова против моей воли сделала плавный наклон вперёд, молчаливо выражая согласие.       — Подождите здесь, я скоро, — заговорчески подмигнув, Идара задорной походкой засеменила на кухню.       «В тот раз ты обломал всю веселуху, — прозвучал раздражённый голосок внутри пьяной черепушки. — Пользуйся любой возможностью, дегенерата кусок. Сколько у тебя уже не было соития? Твой организм и моя забота, поэтому радуй его почаще. Или, если хочешь, я сама всё сделаю».       «Ещё чего не хватало!» — гневно воскликнул я, однако подсознательно согласился с её позицией: секс и впрямь является источником положительных эмоций и даже, в какой-то мере, здоровья. Смущало меня лишь то, каким образом он будет происходить… с той извращенкой. Я не любитель чего-то подобного и начинать, мягко говоря, желания не было.       «Ясно, — прочитав мои вялые измышления, даже не дожидаясь конкретного ответа произнесла Наги. — Значит, сделаю всё сама».       «Н-не смей!»       Но уже был поздняк метаться — у меня не выходило пошевелить даже головой, не говоря уж о руках или ногах: эта стерва оставила мне лишь возможность мыслить и глядеть. Б-блядь, она даже умудрилась перенаправить кровоток в мой детородный орган, что закономерно отреагировал, начав постепенно "просыпаться". Ей абсолютно похеру, что у меня нет настроения и желания — я буквально стал её заложником, вынужденный наблюдать, как сейчас будут изгаляться над моим телом. Или того хуже: я буду причинять боль этой девчонке, что даже более вероятно… пускай и с её согласия. Н-нет, не хочу такой любви, отпустите!       «Хватит ломать комедию, — презрительно фыркнула та. — Девчонка вполне себе ничего, да и ты сам далеко не красавец. Лучше радуйся, что тебя скоро отправят к небесам. Я ради такого случая даже изучила всю пересмотренную тобой порнушку, в том числе с твоими любимыми странно прорисованными школьницами…»       «А ну, не лезь, куда не просят! — натурально истерил я в мыслях. — Меня можешь оскорблять сколько угодно, но не смей плохо отзываться о хентае! Руки прочь от моих милашек! Я тебя точно придушу!..»