Наследие богов

      — Х-холодно-то как, мля… — пробормотал я, испуская горячий в столь холодную погоду пар изо рта и судорожно растирая плечи.       Один день сменялся другим, а после ещё одним. Одинаковые, ничем не отличимые друг от друга, они пролетали незаметно, учитывая моё скромное расписание: встать, пожрать, покормить Юм-юм, потренироваться в фехтовании мечом с пижоном, выпить, отправиться на «охоту», снова выпить и, возвратившись в свою берлогу и снова покормив зверька, благополучно вырубиться, дабы начать этот круг по новой.       Думаю, с момента заварушки в хранилище прошла неделя. То есть дней семь-восемь, не более… не знаю, я попросту потерялся в этом повторяющемся цикле. Единственное, по чему я мог отслеживать ход времени: температура. Уже даже днём приходилось прятать руки под плащ, а ночью так и вовсе без перчаток долго не протянешь — отрезать пальцы придётся к херам, без шуток.       Будто бы этого было мало, так ещё и их план начал потихоньку вступать в силу: количество продуктов в лавках существенно поубавилось, а цены на оставшиеся резко подскочили. Если бы не имеющиеся в убежище пижона пайки — разорился бы уже. Благо, я плачу только за выпивку… разве что от закуски пришлось отказаться. Но где моя печаль, а где всех остальных. Наблюдая сверху за ночными улицами нищего района, я не мог не отметить произошедшие изменения: людей на улицах стало меньше… ощутимо меньше. Раньше то и дело мелькали чьи-то тёмные фигуры, спешащие по своим делам или заключающие сомнительные сделки по подворотням. Теперь же белый ковёр снега выглядел нетронутым и гладким, серебрясь в падающем свете проступившей сквозь тучи луны. До смешного редкие следы разве что рушили "картину" полного запустения и отчужденности этого места.       «Если так и дальше пойдёт, наша охота тупо утратит всякий смысл», — без злобы, просто как констатация факта, пронеслась мысль, когда тело очутилось на самой высокой точке в этом районе: старенькой церквушке с конусообразной крышей и остроконечным стержнем на вершине, за который и ухватилась моя левая рука — простирающийся далеко вокруг вид стоил того, чтобы сюда взобраться.       «Мой запас восстановился ещё две ночи назад, — безразлично отозвалась Наги, — так что энергии у нас даже с излишком. Но рано или поздно нам придётся искать добычу, если ты не прекратишь вести себя опрометчиво».       «Как будто у меня есть выбор, — пожал плечами, разглядывая окрестности. Бушующая внизу метель отчего-то слабо добиралась до сюда, предоставляя мне лучшую видимость… о каковой вообще может идти речь в долбаных потёмках. Но отражаемого от блестящего снежного покрова тусклого света вполне хватало, чтобы можно было заметить любое движение фигуры, что хоть немного крупнее собаки. — Если эта дура не перестанет лезть, куда не просят… За ней ведь нужен глаз да глаз».       «Хо-о-о, — издевательски протянула та, — это уже больше смахивает на одержимость, чем на простой присмотр».       «Заткнись».       Лишь бы что-то ляпнуть. Какая ещё одержимость? Я даже не каждый день её навещаю… Через день. Ну да, сижу по часу-полтора на соседней крыше, наблюдая за её тренировками с Минори или индивидуальными на заднем дворе своей новой гостиницы. Не знаю, мне просто нравится наблюдать за её плавными, нарабатывающими автоматизм движениями руками и торсом, когда она пытается укротить порыв ветра или разбушевавшийся огонь — это приносит некий покой в душе, заставляет расслабиться и забыть обо всём постороннем. То, с каким упором она оттачивает свои эти техники, а после плетётся к себе в комнату ломаной походкой, словно вот-вот развалится на части — это умиляет. А уж когда она валится прямо в одежде на кровать, утыкаясь лицом в подушку, то и вовсе похожа на ангела… очень пьяного и потрёпанного жизнью ангела. Я не хотел признавать, но она начала крепчать. Если и не телом, то духом. Избалованная, привыкшая полагаться на других девочка, оставшись одна, смогла взять себя в руки и позаботиться о себе самостоятельно. С переменным успехом, но всё же. И отчего-то мне становится немного тоскливо от мысли, что таким темпом мой присмотр и впрямь станет лишним.       Но сильнее всего недоумение от того, что внутри меня начинает что-то крутить каждый раз, стоит мне увидеть его. Этого долбаного пацана со стрижкой «срочника», постоянно ошивающегося рядом с ней. Каждый… ёбаный… сука… раз, как я не прихожу — он с ней: или наблюдает в сторонке за её тренировками, порой даже помогая ей, если речь об отработке рукопашных навыков — к слову, опять не могу не отметить, что она добилась в этом определённых успехов; или они вместе с малышкой Саей играют на заднем дворе в снежки или строят снежные замки со снеговиками; или он вовсе водит её по городу, будто парочка на свидании.       Смелый мальчик… люблю таких. Но не когда они подкатывают шары к моей девочке…       «Ч-чего… — встряхнул головой, приводя расползающиеся мысли в порядок. — Что я вообще несу? Все мозги напрочь пропил, придурок? От неё зависит моя жизнь — ни больше ни меньше. Я просто привык к её обществу, и только. Окстись, мужик, это долбаный подросток, да ещё заносчивая упрямка, каких поискать, с дерьмом в башке — что ты мелешь?»       «Вы друг друга определённо стоите, — рассмеялась Наги, вторгаясь в моё личное пространство. — У тебя этого дерьма в голове не меньше, а уж раздутое самомнение, на кончике которого ты всех вертеть хотел…»       «Иди ты в известное место. И вообще… — отмахнулся было я, но тут же заметил долгожданное шевеление в одном из переулков: едва заметное, но очень характерное. — Позже разберёмся, цель на восемь часов».       «Я же вижу ровно то же, что и ты, — напомнила она, уже расцепив мои пальцы на пике церквушки и отправив тело в стремительный полёт вниз, скользя подошвой по крутой скатной конусной крыше, будто я сейчас на сноуборде съезжал с заснеженного холма. — И в этот раз не трать время на пустые беседы».       К слову о "птичках". С прецептором я так поговорить о моих зацепках и не смог — он меня умело игнорировал, ловко меняя тему или отмахиваясь, ссылаясь на срочные дела. Будто его это никак не касалось. Впрочем, возможно, так оно и есть: это не его район, если не ошибаюсь. Но в таком случае что прикажете делать мне? Я не могу игнорировать настойчивую "просьбу" жирдяя разобраться с распространением злосчастного порошка, но и действовать без одобрения «смотрящего» тоже будет не лучшим решением. Знать бы ещё, кто здесь местный прецептор…       Плюхнувшись задом в ближайший к стене сугроб, я потрусил сквозь слепящую и пробирающую до костей метель, ориентируясь буквально на ощупь. Примерное географическое расположение цели четко "отрисовывалось" в голове воображаемой картой-схемой, однако начавшие неметь даже сквозь толстые перчатки пальцы едва ощущали прикосновения к ближайшим стенам домов, по которым я искал заветный третий переулок по правую руку. Дышать через нос становилось невыносимо болезненно, что изо рта то и дело вырывалось облако пара, а в горле возникло неприятное покалывание. Я уже пожалел, что вообще спустился на землю, в очередной раз выдёргивая ногу с плотно повязанным полосками кожи сапогом из нанесённого ветром глубокого, высотой с мои сапоги, снега.       «Да кто вообще нос покажет в такую погоду? — хотел было злобно сплюнуть я, но своевременно припомнил, что рот закрывает несколько слоёв ткани. — Он там своим ходом сдохнет, пока я доберусь…»       «Он уже повалился наземь, — отметила озабоченным голосом Наги. — Шевели поршнями, а то и впрямь откинется раньше положенного».       Легко сказать, мать твою, — я уже и ступней толком не чувствовал, не говоря уже о ладонях. Каждый рывок сквозь плотную белую массу болезненно отдавался в ногах, что я едва не потерял пару раз равновесие, удачно придерживаясь за выступы на стене.       Вот оно: правая рука потеряла твёрдую опору и провалилась дальше, оповещая меня о третьем переулке. Буквально ввалился внутрь проёма и принялся спешно растирать окоченевшие ладони и разминать пальцы, гоняя застывшую кровь по венам. Залетавший сюда ветерок был заметно слабее, как и наваленного за день снега — тут лишь слегка припорошило. Благодаря чему я сразу заметил в потёмках тёмный лежащий силуэт на белоснежном "ковре". Даже невзирая на расположение тела спиной ко мне, я без труда определил в нём мальчика не старше десяти. Сорванный порывом ветра головной убор в виде обмотка каких-то тряпок открыл мне знакомый "ёжик" тёмных волос. Готов поклясться, что уже видел его когда-то… те же волосы, то же слоями обмотанное вокруг тела тряпьё…       «Ты не помнишь, в той церквушке горел свет?» — склонившись над телом, мысленно обратился я к своей неизменной "спутнице".       «Проблески в окнах были, — неохотно протянула та и, заметив мои потуги поднять ребёнка на руки, мгновенно насупилась. — Что за очередные глупые порывы альтруизма?»       «Ты за кого меня принимаешь? — в её же манере огрызнулся я, заглядывая мальчику в лицо, дабы убедиться наверняка. — Это тот пацан, который имел дело с одним из дилеров. В прошлый раз я по глупости отпустил его, а теперь выдался шанс расспросить поподробнее. Но для этого нужно сделать так, чтобы он не умер».       Прорычав что-то нечленораздельное, она замолкла. И сразу же после я ощутил прилив сил в ногах и руках. Теперь без особого труда тело паренька отправилось на правое плечо, а меня самого понесло прочь по протоптанным мною же следам. Обратный путь давался значительно легче, особенно когда я буквально перепрыгивал через один след, будто и не нёс никакого веса — Наги не жалела скопленной энергии, позволяя мне чуть ли не парить над землёй, перемещаясь плавными скачками.       — Открывай, сова — медведь пришёл! — влетев на бешеной скорости в распахнутую калитку и в пару прыжков преодолев ступеньки с крыльцом, я не жалея сил забарабанил в тяжёлую деревянную дверь, горланя на всю округу: требовалось скорее попасть в тёплое помещение любым способом… даже если придётся войти силой. — Что ж вы запираетесь, как в мавзолее?! А как же христианское гостеприимство, добродетель, хлеб-соль, в конце концов?!       — Нет нужды так распаляться, молодой человек. — Увлёкшись, я едва успел одёрнуть руку, что чуть не заехала кулаком в просунувшуюся через приоткрывшуюся дверь седую голову, с коей уставшие и заспанные глаза мутным взглядом уставились на незваного гостя. Он какое-то время молча изучал меня, отошедшего на пару шагов назад и постаравшись придать себе безобидный вид… хотя висящий на плече ребёнок портил всю картину. Однако старик понял меня правильно. — Вам требуется приют, сын мой?       — Хотя бы позвольте отогреться и отдохнуть, — кивнул я, стряхивая с сапог снег, дабы не наследить за собой. — Мы уйдем под утро.       — Если мне выпала возможность хоть чем-то помочь нуждающимся… — закашлявшись, он приглашающе отошёл внутрь, освобождая проход. — У меня не так много места, но прошу, располагайтесь.

***

      — Мальчик неважно выглядит, — прохрипел старец, протягивая мне деревянную миску со странно выглядящей похлёбкой, и присел рядом, к пылающему приятным оранжево-жёлтым огнём очагу. — Некроз охватил несколько пальцев на левой ступне. Боюсь, что придётся их отсечь.       Хмурым взглядом следя за играющими языками пламени, я молча покивал, вяло помешивая пахнущую какими-то травами и овощами бурду. А что тут скажешь? Почернение было ещё дней десять назад, за это время повезло, что саму ступню ещё не задело — тогда пришлось бы и её отрезать. Парнишке ещё повезёт, если ходить сможет вменяемо…       — Ты не похож на его отца, прости мне мою бестактность, — наклонился он ко мне, вглядываясь в открытое, лишённое привычной повязки лицо: ткань знатно промокла и её требовалось просушить. Я сейчас и вовсе сидел в одолженных стариком стареньких коротких штанах и шерстяной рубахе, видом напоминая, наверное, деревенского прохиндея. — И где это тебя так угораздило?..       — Я и не его отец, — игнорируя второй вопрос, я отвернул от него левую, обожжённую сторону лица: до сих пор не могу привыкнуть, когда кто-то так пристально смотрит на… них. Это вызывало неприятные спазмы в поджелудочной. — Я просто нашёл его на улице, когда… возвращался домой. Я его знаю, так что…       — Не перевелись ещё добрые люди, — довольно улыбнулся старик, зачёрпывая бульона из своей миски.       — Никакой я не добрый, — то ли обращаясь к старику, то ли заверяя самого себя, пробормотал я под нос, мрачно уставившись в своё отражение на поверхности колышущегося супа: этот чёртов красно-оранжевый глаз взывал к рвотным рефлексам, напрочь отбивая аппетит. — Не говорите так, будто знаете меня.       — Ты про тьму, что таится внутри тебя? — безразлично произнёс он, отхлёбывая с поднесённой ложки. На мой недоумённый взгляд тот лишь пожал плечами. — Брось, сын мой, она есть внутри каждого из нас. Вопрос лишь в том, какова чистота твоей души.       — Уж поверьте, отец, даже если и предположить о существовании души — она у меня наверняка какого-нибудь болотно-гнилого оттенка, — не сдержался я от презрительного смешка. — Даже родная мать бы отвернулась от меня, встреть я её сейчас…       Твою ж, и потянуло меня только это ляпнуть. Слишком расслабился в столь уютной обстановке, что язык сам собой «пустился в пляс».       — Забудьте, — качнул головой, постаравшись выдавить улыбку. — В любом случае, что есть одна судьба средь миллионов? Я один — крупица в огромном котле, ни к чему вообще заморачиваться над пустяками. И спасённая мною жизнь — такая же незначительная песчинка в огромном мире, никто его даже не заметит.       — Ты недооцениваешь важность каждой жизни на этой земле, сын мой, — поучительно поднял тот указательный палец вверх, назидательно им покачав. — Бог сделал всех существ похожими и непохожими друг на друга одновременно. Вот, скажем, собери сотню людей в одну кучу — и ты не разглядишь особой разницы между ними, верно? А возьми каждого по отдельности, загляни в его сущность… Каждый из нас уникален и неповторим. И потому каждый по своему важен, и ничьей жизнью пренебрегать нельзя.       — Тогда у вашего бога странное чувство юмора, — скривился я на мгновенье, однако проглоченный перед этим суп был достаточно перчёный и сладковатый, что разошёлся по организму приятным теплом и заставил меня окончательно расслабиться, унося все плохие мысли и переживания прочь. — Каждая жизнь неповторима, да? Но отчего-то мы так любим уничтожать себе подобных, не говоря уже о других видах. Жизнь ценна, говорите. Но в итоге мы платим за неё сущие гроши, а то и вовсе остаёмся ни с чем. Мы все разные. Но вытекающая из нас кровь одинаково красная, тёплая и липкая, как и внутренности. Не говоря уже о страхе — все мы реагируем одинаково: кто-то больше сопротивляется, кто-то больше молится… другие и вовсе обделываются. Но исход всё равно один. Всё то, что делает каждого человека уникальным, в итоге не значит ровным счётом ни хрена… ведь все мы закончим одинаково…       Разошедшееся было внутри груди сердце моментально замедлило насосный процесс — для Наги это, наверное, уже стало рутинным действом, — и только тогда я понял, что позволил себе взболтнуть ещё больше лишнего. Я даже не был уверен, что действительно верил в то, что сказал, пускай эти чувства меня в данный момент и переполняли, но всё же говорить что-то подобное преклонному духовному человеку — свинство. Даже мне это было понятно.       — Простите, отец, я не знаю, что на меня нашло, — смягчившись, я осторожно поклонился ему в качестве извинений, стараясь не пролить содержимое миски. — Тяжёлые нынче юби выдались…       — Ты прав, я действительно не знаю тебя, сын мой, — тот примирительно, с теплотой возложил на моё плечо морщинистую ладонь. — Но ты явно лукавишь, говоря так пренебрежительно о себе. Если бы тебе было всё равно — ты бы об этом даже не рассуждал. Тебя беспокоит то, что теплится на твоей душе… и это правильно. Хороший человек прежде всего тот, кто отдаёт отчёт своим действиям и осознаёт, каковы они. Даже если они не всегда такие, какими бы хотели их видеть другие — это твои осознанные решения, и они являются частью тебя.       — И что, даже если я сам считаю их плохими? — искренне вопросил я.       — Если бы ты действительно считал их плохими — ты бы не принял их, — уверенно произнёс старик, похлопывая меня по плечу. — У каждого из нас своё понимание «правильного», но мы всегда опираемся на то, что считаем верным. Когда человек говорит, что у него не было выбора — ложь. Выбор есть всегда, просто ни один из вариантов может нам не нравиться. Но даже в таком случае человек будет его делать, исходя из своих убеждений. Правильно — не правильно, плохо — хорошо… В конце концов, всё это относительно, сын мой. Ведь Бог наделил людей свободой выбора именно потому, что мир сложен и не получится жить по заранее заданным планам.       — Для священника вы больно широко мыслите, отец, — по доброму усмехнулся я.       — Многобожники живут старыми традициями и правилами, которые в нашем сложном мире уже не действуют, — пожал тот плечами, возвращаясь к прерванной трапезе. — Айрус терпим ко всем его созданиям, ведь никакой родитель не отвернётся от своего дитя. Мы вольны жить так, как велят нам наши сердце и душа.       «Монотеизм, смотрю, и сюда подъехал, — задумчиво протянул я про себя, переваривая сказанное стариком и болтая ложкой в уже успевшей остыть жидкости. — Интересно, какая из религий в итоге одержит верх?»       «Хорош страдать ерундой, — прервала мой покой Наги. — Ты хотел допросить парнишку? Он уже проснулся — я слышу его возню в соседней комнате».       — Мальчик, кажется, проснулся. — Поднявшись, отставил миску на стул. — Я вас оставлю, мне нужно с ним срочно поговорить.       — Пусть сперва поест, — старик, кряхтя, потянулся к висящему над огнём котлу и осторожно перелил содержимое в новую миску. — И прошу тебя, сын мой, не наседай на него сверх меры — ослабевшему организму нужен отдых.       — Понимаю, — серьёзно кивнул я, принимая горячую похлёбку и, балансируя с ней в одной руке, размеренно побрёл в соседнюю комнату.       Я, конечно, не умею ладить с детьми, но мне и до зверя далеко: пусть поест, а после уже попытаюсь что-нибудь выведать… Надеюсь, что не зря старался.

***

      «Какой же ты бесхребетный слюнтяй, — уже по какому кругу продолжала выносить мне мозг Наги, пока я, закутавшись по самый нос в плащ, скорым шагом двигался по указанным ориентирам, ища нужный дом. — Ты мог вытрясти всё, что тебе угодно из этого пацана — он уже почти и так сломлен! За каким пеклом ты ему одолжения делаешь?!»       «Не знаю… — честно мотнул головой я, замёрзшими пальцами впиваясь в толстую ткань ставшего мокрым от подтаявшего в помещении снега плаща и озираясь в поисках заветной хибары. — Может, затем, чтобы хоть как-то выправить карму? Меня и без того воротит от себя… Хочется сделать хоть что-то хорошее в этой жизни…»       «Фу-фу-фу, — пародируя меня, та закатила воображаемые глаза. — Я уж было подумала, что ты перестал быть таким занудой».       «Думай что хочешь», — не стал спорить я.       В одном она точно была права: при желании я с лёгкостью мог вытянуть из паренька всё, что мне надо. И почему я этого не сделал? Наверное, меня поставила в тупик его просьба…       «Мы с сестрой… — откашлявшись от попавшего не в то горло кусочка овоща, выдавил тот, когда я согласился его выслушать. — Мы раньше жили в доме презрения, но однажды один человек предложил нам более благоприятные условия, обещал тёплую постель и хорошую еду, если мы согласны поработать в непривычных для нас условиях. Изголодавшие, мы долго не раздумывали. Да и в приюте чёрной работы хватало с лихвой… Но подвох обнаружился достаточно быстро, а обратного пути уже не было. Нас было много: человек двадцать, двадцать пять. Поначалу мы занимались уборкой, стиркой, готовкой… ничего особо сложного, разве что хозяйка постоянно ворчала и чуть что — могла избить. Но даже это казалось лучше, чем гнить заживо в том месте, где мы жили раньше. А затем… затем…»       «Можешь опустить подробности, если не хочешь гово… — как можно мягче произнёс я тогда, потрепав мальчика по плечу, отчего тот странно дёрнулся, будто его ошпарило кипятком. Я уже как-то видел похожую реакцию и искренне надеялся, что ошибся в своих выводах. — Но хоть в общих чертах поведай, что с вами делали… это важно».       Понимающе кивнув, он одним глотком выпил остатки супа и, стараясь говорить ровно, продолжил:       «Это место… туда часто заходили странные люди. Вернее, выглядели они обычно, но вели себя… На входе их обязательно обыскивали несколько крепких мужчин, что жили с нами под одной крышей, и только после пропускали в главный зал с диванами и фуршетом. Там всегда стояла душащая атмосфера спиртного, чего-то острого и даже горелого. Пришедшие люди выпивали, нюхали какой-то непонятный порошок или втирали его в нанесенные ими же ранки, общались и обнимались с девушками, что также жили с нами… Многие затем расходились по комнатам, откуда доносились неприятные звуки…»       «Бордель, в общем, — мысленно отметил я про себя, не прерывая паренька. — Ещё и с широким ассортиментом услуг».       «Это происходило ближе к ночи, после заката солнца. На это время нас запирали внизу: нам обустроили подвальное помещение, что однако всё ещё было куда как комфортнее и теплее, нежели в доме презрения. Но где-то пол-эробы назад, до наступления заморозков, некоторых из нас, что работали хуже остальных, начали выводить небольшими группами наверх. Одни возвращались сравнительно скоро, другие лишь под утро, но… Все они выглядели бледными, словно побывали на "той стороне", и с трудом передвигались, что нам приходилось поддерживать их. Как мы ни старались, но они не проронили ни слова, молча заворачиваясь в одеяло с головой, не издавая ни звука… Лишь редкие всхлипы прорывались сквозь ткань. Преимущественно забирали девочек, но и нескольких мальчиков не миновала такая участь. Они становились похоже на живых мертвецов, большую часть юби безразлично глядя перед собой в пустоту, пока кого-нибудь вновь ночью не поднимут и не уведут наверх. Мы с сестрой работали довольно усердно и долгое время нас это не касалось, пока её не решили увести с несколькими "новенькими" девочками. Я молил хозяйку тогда оставить её и забрать себя взамен, но та лишь пинком оттолкнула меня прочь. "Клиент ясно дал понять, что ему нужны девочки" — так мне ответила женщина… Моя сестра всегда была сильной, поэтому когда она вернулась под утро вся бледная и на негнущихся ногах — я тогда не мог найти себе места. Всё, что я мог: сидеть рядом с ней, поглаживая её вздрагивающую спину и говорить, что всё будет хорошо…»       «Я понял, — решил я тогда всё же перебить, наблюдая за его меняющимся лицом: было видно, что воспоминая даются нелегко, и мне не хотелось, чтобы он пропускал всё это через себя вновь. — Но как ты оказался на улице?»       «После долгих упрашиваний и ползания в ногах, мне всё же удалось договориться с хозяйкой, что мою сестру больше не будут уводить наверх, а взамен я буду выполнять более… ответственные поручения».       «Тебя назначили наркокурьером?» — высказал я догадку, на что тот молча кивнул.       «Моя сестра выступала гарантом, что я никуда не убегу с товаром… И они были правы: я не мог оставить её в таком месте. Каждую ночь меня выпускали на волю с мешком монет и устной инструкцией. Найти человека — передать деньги — забрать товар и вернуться. Ударившие морозы затрудняли задачу, но в целом проблем не было… Пока однажды они не заметили это…»       Мальчик высунул из-под одеяла левую ногу с несколькими уже успевшими полностью почернеть пальцами. Даже невзирая на то, что я видел подобное не раз в медицинских энциклопедиях, в живую это выглядело нестерпимо отвратно. Лишь благодаря полученному на "охоте" опыту меня не вырвало.       «Местный лекарь сказал, что пальцы придётся оттяпать и что я уже не смогу нормально ходить. В итоге сего юби меня отдали каким-то мужчинам за небольшой мешочек монет…»       «Но тебе удалось сбежать, — скорей утвердительно, чем вопросительно, заключил я, на что вновь получил сдержанный кивок. — Я понял суть твоей проблемы. Однако скажу прямо: какой мне резон тебе помогать?»       «Вы ведь недалече допрашивали того мужчину на предмет этого порошка?» — Дождавшись моего утвердительно кивка, он продолжил. — «Те люди, что выкупили меня… Кажется, они замешены в этом. Меня успели отвести в какую-то укромную подворотню, где таился вход в подвальное помещение. Там было множество ящиков, каких-то столов с незнакомыми мне вещами… и дюжина человек вытаскивали и взвешивали на весах тот самый порошок. Не могу утверждать наверняка, но это походило на главное место хранения».       «Любопытно, — серьёзно, без утайки произнёс я, потирая подбородок. Всё, что мне удалось вытрясти из тех барыг: мелкие точки сбыта, что даже зачищать было довольно скучно — всего человека три-четыре да грамм сто-двести в небольших бумажных свёртках. Тут же, если парень не врал, речь о центральной сети хранения и распространения. Ящики… это же десятки килограмм, чтоб меня разорвало. — И ты, конечно, не станешь со мной делиться информацией, если я не вытащу твою сестру из того местечка?»       «Возможно, этого мало за подобную услугу, но у меня больше ничего нет, — безнадёжно опустил тот голову. — Прошу, если вы поможете мне — я обещаю, что сделаю что угодно… всё, что угодно…»       Вздохнув, я поднялся на крыльцо довольно внушительного, учитывая местную архитектуру, двухэтажного дома и размеренно выстучал по двери обозначенный пареньком ритм. Наверное, и впрямь проще было просто вытянуть из него всю нужную информацию — ребёнок ломается куда как быстрее, чем взрослый и крепкий мужик. Но сказать, что услышанное меня никак не тронуло, было бы откровенным враньём. Видимо, с возрастом я и впрямь становлюсь избыточно сентиментальным. А возможно сказывалось отчётливое понимание, что это место не только предоставляет все услуги сексуального характера, судя из услышанного, но и является одной из важных точек торговли «Поцелуем небес». Иначе говоря, уже мои «клиенты». Да и, опять же, никогда не поздно поправить карму, сделав этот город хоть немного чище.       Пока я привычно занимался самокопанием, дверь со скрипом отъехала внутрь и мне на встречу вышел действительно крепкий мужик, как минимум на голову выше меня и шире раза в полтора. Смотрю, голод на них особо не сказался…       — Чё нада? — как-то ломано спросил тот на манер нашей гопоты — ему только треников и семок не хватало для полного антуражу.       — Расслабиться надо, — спокойным тоном ответил я, хотя его габариты, надо признать, внушали опасения. И если бы не Наги — мой голос определённо бы дрожал. — Слышал, что у вас удовлетворяют… особые запросы.       — Я тебя тут раньше не видывал, — недоверчиво бросил мужик, вперившись в меня давящим и заставляющим съёжиться до размеров таракана взглядом. Остановившись на моей лицевой повязке, добавил. — Чё с рожей?       — Неосторожное обращение с огнём, — пожал плечами. Мне уже надоело стоять на обдуваемой всеми ветрами улице и я решил ускорить этот обмен любезностями, выуживая из-за пазухи увесистый кошель, предусмотрительно одолженный у священника с клятвенными заверением, что верну тот до наступления утра. — Хватит попусту тратить моё время, или я найду другое место, где оставить этих крошек.       Переведя сделавшийся заинтересованным взгляд на кожаную сумку с застёжкой в моей руке и какое-то время оценивая её взглядом, амбал таки удосужился пропустить меня внутрь, сделав шаг к стене. Ожидаемо, он позволил мне лишь преодолеть порог, но тут же, спустя пару шагов, одним жестом вынудил остановиться, а последующим — развести руки в стороны. Что ж, их территория — их правила. Кто я такой, чтобы с ними спорить, правда?       — Хм… — спешно обхлопав меня по всей длине торса, спереди и сзади, не забыв и про бока, здоровяк с интересом разглядывал найденный на поясе и выуженный из ножен кинжал причудливой дугообразной формы. — Не местный, как погляжу?       — Проездом, — я не стал опровергать его выводы.       — Откуда про наше заведение знаешь?       — Когда у знакомого затаривался "весёлым" порошочком — он мне спалил ваше местечко как «лучшее в городе, ублажающее все прихоти клиентов»…       Тот продолжал давить меня своим тяжёлым взглядом, и я решил «подбросить дровишек»:       — Я ведь попал в нужное место? Моим прихотям сложно угодить, но я готов платить хорошие деньги.       — Всё, шо касается людей — без бэ, — ослабив мышцы лица, наконец ровным тоном ответил тот, продолжая и так и эдак вертеть столь маленький в таких огромных ручищах клинок. — Женщины, мужчины, любого сложения, цвета кожи… и возраста — подробнее спросишь у хозяйки, — закончив говорить, здоровяк жестом подозвал второго охранника, что дежурил чуть поодаль, и передал ему моё оружие, попутно отвечая на невысказанный мною же вопрос. — С оружием нельзя, указ хозяйки. Получите всё на выходе, у нас ведётся учёт. А пока постойте-ка ещё немного…       Ещё раз пощупав со всех сторон торс, после перебравшись к ногам — не забыл даже в сапоги заглянуть, жук навозный, — на всё про всё ушло в итоге минут пять. И вскоре меня благополучно пропустили дальше по коридору, в последний момент, впрочем, потребовав снять обувку… отчего я, прямо скажем, испытал лёгкий шок, но вскоре понял, зачем это. Я также намеренно оставил всё дополнительное снаряжение, вроде мотка тонкой веревки, в комнатке церквушки, не желая лишнего подозрения на свою шею: маленький клинок иметь в подобном местечке — вполне себе норма, поэтому то, что подобное оружие находится вне закона, сыграло мне на руку. Адъютанты, конечно, имели карт-бланш на подобные запреты, но на этот случай у меня ещё остались «козыри»… лишь бы Наги не подвела…       Первое, что не могло не удивить: эти ребята не пожалели средств на внутреннее убранство заведения. Запустелый, пускай и крепкий на вид маленький двухэтажный особнячок ещё более-менее вписывался в ту часть бедного района, где как раз и располагались старые обветшалые поместья бывших зажиточных горожан… ну или, как минимум, не мозолил глаз, тем более что снаружи какой-либо свет разглядеть было невозможно: они, видать, крепко задраивали ставни. Внутри же он выглядел не хуже любого "жилого" особняка: бордовой раскраски стены и потолок освещены настенными лампами, что снова-таки использовали какие-то масла, а не свечи, что было практичнее, но дороже; не дурной, и даже вполне приятный на ощупь оголёнными ступнями, ярко-голубоватый шерстяной ковёр выстелен дорожкой вдоль всего коридора… К слову, за этим меня и попросили снять обувь — такого я ещё нигде не видел. Впрочем, я до этого побывал только в одном борделе, и то лишь в приёмном зале, поэтому кто знает. Также в коридоре присутствовали редкие, но довольно приятные глазу картины, пускай и не блещущие фантазией — обычные лесные, горные, тропические (?!) пейзажи. Это местечко, если не взирать на окружающие его трущобы, смело претендовало на рейтинг в четыре… а может и все пять звёзд — хрен знает, я в этом не силён. Куда мне до шикарных отелей со своими скромными финансовыми возможностями?       И это лишь верхушка айсберга: коридор с немногочисленными дверями вскоре закончился и я очутился, предположительно, в приёмном зале, где гости с комфортом располагались, принимали рюмку-другую горячительного для расслабона, а после выбирали себе «девочек» по вкусу. Меня спасло одно только наличие лицевой повязки, из-под которой невозможно было разглядеть рот ни при каких условиях — моя челюсть чуть не укатилась вниз, а потом пойди найди её ещё…       Планировка здесь выглядела довольно-таки интересно: в этом конкретном месте огромное помещение занимало все два этажа в высоту, и прям тут же имелись две боковые лестницы, ведущие на протяжённый вдоль всей стены этаж-«балкончик» с перилами, где невооруженным взглядом можно было насчитать по меньшей мере десять-двенадцать комнат. И ведь коридор на втором этаже уходил ещё дальше, в ту сторону, откуда я, собственно, сейчас вышел на первом этаже. В общем, от такого великолепия у меня аж закружилась голова, пока я озирался, и всё это под довольно приличное освещение, что давала массивная люстра под потолком, на которую также не поскупились, ведь только она одна придавала этому помещению роскоши на пять баллов… из десяти, разумеется. Но остальные баллы смело отрабатывал такой же мягкий, но в этот раз серебристый в крапинку ковёр, гармонично сочетающийся с тем же бордовым цветом — явно отражающим безудержную страсть и агрессивную похоть, за чем люд и приходит сюда — стен и потолка.       Невольно отметил, что температуру в доме поддерживают исправно, отчего пришлось сбросить не только капюшон, но и плащ в целом, закидывая тот на плечо, так и не найдя никаких вешалок — видимо, тут попросту не предусмотрены консьержи и гардероб… жаль. Но грех жаловаться, ведь немногие, ещё не успевшие разбрестись по комнатам с «ночными бабочками», мужчины аналогично мне сидели вместе со своими пожитками, вольготно вытянувшись в услужливо расставленных мягких креслах и трёхместных диванчиках… Чёрт возьми, да это же бархат! Или что-то близкое к нему — на ощупь просто обалдеть можно. Ещё в коридоре стянув перчатки, я теперь не мог оторвать ладонь от этой массирующей кожные окончания ткани, на секунду даже позабыв, зачем я сюда вообще пришёл. Но быстро одёрнул руку, пристыжая себя за проявленное малодушие — как ребёнок, чес-слово.       — А вы не частый гость в наших краях, — внезапный, вторгшийся в моё пространство женский голос чуть не перепугал меня, благо Наги уже вовсю работала с моей нервной системой, позволяя сохранять сердце в стабильном ритме, а телу двигаться более плавно и непринужденно.       Обернувшись, я встретился взглядом с женщиной средних лет, даже немного старше, судя по "усталости" в глазах, что красноречиво говорила о большом жизненном опыте. На удивление ухоженное с едва заметными морщинками гладкое лицо со сдержанной, дежурной улыбкой, немного по-мужски грубоватым носом с лёгкой горбинкой и непропорционально большими с длинными ресницами карие глазами. Вьющиеся локоны каштановых волос упали той на широкий вырез платья, буквально притягивая этим всё внимание на не лишенной шарма, пускай и успевшей немного обвиснуть, груди. Заранее мельком оглядев посетителей, я сразу подчеркнул то, как эта женщина выделялась на фоне остальных девушек своей грацией и осанкой — она держалась подчёркнуто гордо, с вызовом, словно говоря: «малыш, я тебе не по карману».       Возложив ладонь себе на грудь, она учтиво поклонилась, подобно аристократу — успев какое-то время пообщаться с таковыми, в ней я не учуял «голубой» крови, она просто играла на публику, — и представилась:       — Айрилен, хозяйка этого скромного заведения. А вы?..       — Иллиан, — решив, что про Ворона вести уже могли распространиться в определённых кругах, я назвался привычным именем и выполнил ответный, насколько позволяли мои навыки, реверанс. Ну, вышло так себе: слегка отвёл ногу назад, приложил левую руку к груди и слегка подался телом вперед. Ладно, я всё равно не претендовал на титул рыцаря или знати. — Вы всегда самолично выходите встречать новых посетителей?       — Это часть моих обязанностей, как управляющей, — без намёка на хохму, серьёзно ответила она. — Учитывая наше… не самое благоприятное расположение, вы должны понимать, что я не могу пускать сюда кого попало. Все мои клиенты — постоянные, проверенные временем люди. А что вы за человек… — Сделав паузу, она обвела меня строгим взглядом с головы до пят. — Это нам предстоит выяснить.       — Я всегда говорил, что лучший способ узнать человека — разделить с ним пищу и кров, — припомнил я когда-то услышанные фразочки из разных хентайных игрушек. А что, в них хорошо прописаны романтические линии так-то… Нормисам заткнуться!.. — Так почему бы нам из шумного людного вестибюля не перебраться в местечко более уединённое? Разопьём чего-нибудь крепкого, а после мы с вами… обсудим всё вас интересующее, так сказать, тет-а-тет.       — Какой вы шустрый, — усмехнулась женщина, явно оставшись довольна, что к ней проявили романтический интерес: с возрастом женщины начинают ценить подобные мелочи, на что я и рассчитывал. Однако, изящно проведя пальчиком по моей кожаной куртке, начиная с ворота и дойдя до ремня, та озорно одёрнула руку прочь, игриво склоняя голову набок. — Но боюсь, что я здесь только как управляющая: мои якумы молодости остались давно позади.       — Очень прискорбно слышать такое, — я буквально напряг гортань, чтобы выдавить из себя слова с искренней горечью. — Уверен, вы бы дали фору многим из этих детишек, — обвёл жестом присутствующих девушек в лёгких платьицах, что развлекали беседой немногих оставшихся мужчин. — Руки опытной женщины ни в какое сравнению не идут, пускай даже с молодым и нежным, но бревном.       — Вы ещё и эстет, — довольно отметила та, после чего сделала приглашающий жест к одному из свободных диванчиков, возле которых, к слову, стояли маленькие деревянные буфеты… и ежу понятно, с чем именно. — Присаживайтесь, Иллиан, вы небось устали с дороги. Что будете пить?       — Из ваших прекрасных рук — хоть болотную тину, — меня явно понесло куда-то не туда, но я не видел причин останавливать свой "порыв": раз уж "прёт" — пускай. — Доверюсь вашему вкусу.       — Я предпочитаю импортный бренди, — та намеренно наклонилась к буфету спиной ко мне, дабы предоставить возможность оценить её сзади: длинное, до колен, обтягивающее платье не позволяло разглядеть нижнее одеяние, но в подобном, как по мне, и кроется вся изюминка, чтобы воображение само дорисовывало нужное — сами по себе округлости ягодиц на вид внушали мягкость и упругость, не было нужды даже притрагиваться. — Южные виноделы славятся своим непередаваемым вкусом.       — Если советуете, то не откажусь, — уже менее уверенно произнёс я, предвкушая его стоимость. А ведь денег у меня не так чтобы много, невзирая на кажущуюся выпуклость кошеля. Ладно, проблемы стоит решать по мере их поступления. Принимая из её тоненькой ручонки стеклянный бокал душистого напитка, я неохотно перешёл к сути. — Что ж, раз вы одарили меня категоричным отказом, то я желаю услышать альтернативы. И сразу хотелось бы отметить, что у меня имеются довольно… своеобразные запросы, если вы понимаете меня.       — К нам каждый приходит со своими индивидуальными запросами и потребностями, — прямо ответила Айрилен, поудобнее расположившись на противоположной стороне диванчика с изящно закинутой ногу на ногу. — И как ответственные поставщики услуг, мы стараемся угодить всем нашим клиентам. Вас должны были предупредить, что мы не располагаем разве что экзотическими представителями видов, вроде эльфов и зверолюдов. Однако всё, что касается людей — любой каприз за ваши деньги.       — Зверолюдов мне уже хватило… — не без удовольствия приложившись губами к бокалу, предварительно оттянув ткань в области рта, невольно хмыкнул я с тоской, вспоминая о Рюке. И заметив вопросительный взгляд женщины, шутливо указал на повязку. — Довелось побывать на севере — всё лицо исполосовали, чтоб их…       — Понимаю, — с долей жалости кивнула та. — Собственно, из-за их буйного нрава держать подобных существ здесь довольно накладно. Ну а эльфов попросту невозможно достать — слишком велики издержки. Итак, что вас интересует?       — Я ищу кого… помладше, если вы понимаете, — ведя беседу, я попутно, мельком, поглядывал на социально-расслабляющихся соседей, что уже потихоньку отошли от спиртного и теперь подносили к носу маленькие бумажные свёртки, запрокидывая голову назад: мальчик не обманул — тут торгуют чем угодно… и кем угодно. — Опытные женщины хороши, но иногда хочется и чего-то… недоступного, так сказать. Отведать «запретный плод», сорвать прекрасный и невинный «цветок»…       Боже, я буду гореть в аду только из-за того, что произнёс нечто подобное вслух…       — Нечастый каприз, — наигранно-задумчиво протянула она, прикладывая голову к облокочённой руке. Ну хорош делать вид, что не поняла меня, сраная кикимора… у вас же целый подвал такого "товара". «Нечастый», блядь, как же… — Есть кое-какие варианты, но подобное удовольствие не из дешёвых… особенно если вы хотите целомудренных.       — Хм, я об этом даже и не подумал, — честно ответил я, задумываясь в такт ей. На самом деле мне вообще плевать — я не собираюсь вытворять что-то подобное. Но придя сюда, я даже толком не подумал, как мне вытащить всех детей из этого треклятого подвала: надеялся на импровизацию, ведь толковой планировки паренёк набросать не смог, да и не на чем было. — Если вас не затруднит, я бы хотел взглянуть на всё, что у вас есть, а там решим вопрос с ценой.       — Всех девочек? — уточнила она.       — Всех детей, — ровным тоном пояснил я. — На мальчиков тоже было бы любопытно взглянуть.       — Неожиданно, — женщина не смогла скрыть изумления, задумчиво покусывая губу. — Может, есть определённые предпочтения? Постарше, помладше, покрепче, пожилистее…       — Мне казалось, что вы исполняете любой каприз за соответствующие деньги? — подался я вперёд, произнося каждое слово размеренно и как можно более твёрдо, решая «ковать, пока горячо». — Вот вам мой каприз: я хочу взглянуть на всё, что у вас есть. Я очень избирателен, мне требуется посмотреть, подумать… Не беспокойтесь, я оплачу потраченное на меня время сполна, уверяю.       Озадаченная моим внезапным напором хозяйка какое-то время растерянно глядела в мой единственный, направленный строго на неё глаз, пока наконец не сдалась, молча кивнув. Приглашая жестом проследовать за ней, она безмолвно поднялась с диванчика и направилась к ближайшей лестнице, ведущей наверх, попутно подозвав одну из немногих девушек, что безучастно стояли в сторонке, наблюдая за гостями: я их даже и не заметил, они словно слились со стеной, невзирая даже на простенькие, причём выделяющиеся на общем фоне, сероватые платьица, заканчивающиеся чуть повыше колен, обнажая большую часть ног. Пока женщина наговаривала что-то подошедшей девушке на ухо, я вновь перевёл взгляд на мужчин, что уже блаженно откинулись на спинки кресел и диванов, расфокусированными взглядами уставившись в потолок с глуповатыми ухмылками на лице: разве что пены не хватало для полного антуражу — чёртовы нарики.       — Пройдёмте, — окликнула меня хозяйка, уже отправив девушку восвояси, куда-то в противоположный от главного входа коридор первого этажа. Скорей всего там и находился нужный мне подвал.       Лестница — «балкончик» — десяток шагов — лязг ключа в замочной скважине. Отперев одну из центральных комнат, хозяйка плавно толкнула дверь внутрь, приглашая войти первым. Подумав, что уже поздно корчить из себя джентльмена, послушно ступил в тускло освещённое помещение с одной единственной широкой кроватью и рядом стоящим буфетом, почти ничем не отличающимся от тех, что стояли в вестибюле: неплохо у них тут всё устроено, однако.       — Мари вам скоро приведёт тех, кто сейчас свободен, — дождавшись моего скромного осмотра комнаты ленивым взглядом, проговорила та. — Со всеми вопросами также обращайтесь к ней: она ответственная за молодых "работников" — укажет их расценки и состояние. Сразу предупреждаю, что "портить товар" строго запрещено — за это придётся доплачивать сверху. Если вы любитель более… "радикальных" развлечений, то сообщите об этом сразу — Мари отберёт наименее востребованный образец, и можете делать с ним что хотите, мы сами за вами приберём. Разумеется, всё это оплачивается сверху. Вы принимаете условия?       Р-радикальные развлечения? Это же то, о чём я подумал? То есть… они и таким промышляют? В нашем мире существуют любители жестоко избивать партнёра во время полового акта, порой даже с применением дробящего, колюще-режущего и другого оружия… вплоть до кончины жертвы. Это даже в определённый момент вылилось в отдельный, незаконный жанр кинематографа: снафф. Человеческая жестокость и похоть никогда не имела границ разумного… и теперь мне предлагали подобное буквально на блюдечке, за определённую доплату. Да ещё с детьми.       — Да, разумеется, — едва сдерживая гнев, холодно бросил я через плечо, стараясь дышать глубже и ровнее. — Только пусть не задерживаются, я весь в предвкушении.

***

      — Это все?       Стоящая по правое плечо молоденькая девушка вздрогнула от моего обращения к ней, но поспешно взяла себя в руки и ответила через силу, что её голос едва уловимо подрагивал:       — Д-да, это все свободные на данный момент… э-экземпляры.       Хотелось спросить «и кого же нет?», но вовремя спохватился, поминая стоящего позади у двери здоровяка, пристально следившего за процессом «отбора». И чёрт знает, как он отреагируют на такое любопытство. На меня и так косятся с подозрением.       Детей привели довольно быстро — я даже толком не успел обследовать буфет. Нервы разыгрались не на шутку, что возникло желание "опрокинуть" целую бутыль, но меня побеспокоили раньше, чем я сделал выбор. Их и впрямь тут немало: в ровную линию перед кроватью выстроили семнадцать детей. То есть, как минимум где-то держат ещё от трёх до восьми… ох, надеюсь, что всё же трёх — мне становится дурно от мысли, что с ними происходит в данный момент. Девочек заметно больше, но и мальчиков около пяти-шести: никто не выглядел откровенно «кожа-да-кости», но действительно здоровой комплекцией могли похвастаться разве что несколько мальчиков да девочек — по крайней мере их кормили исправно. Эта такой прикол мне устроили или случайность, но их выстроили по росту и, судя по всему, по возрасту: справа налево каждый последующий ребёнок был чуть выше предыдущего — последний, мальчик, был самым старшим на вид, не менее четырнадцати-пятнадцати лет, когда как самая первая девочка едва дотягивала до семи-восьми. Твою мать, она была даже мельче Саи.       — Что-то они больно тихие, — цокнул я раздосадовано языком, чтобы хоть как-то скрыть раздражение от всей этой ситуации.       — Н-наши посетители не любят, когда они слишком… активные, — отведя взгляд, пояснила девушка. Кажется, её назвали Мари. — Их предварительно успокаивают, чтобы клиент чувствовал себя вольготно.       Ясно… они сейчас под кайфом. Судя по отстранённости и отсутствию какой-либо реакции на внешние раздражители (вроде пристального разглядывания их незнакомцем), это не тот наркотик, что толкают на улице и предлагают здесь — что-то более «лёгкое», иначе бы неокрепшие организмы уже дали дуба. Кляня себя последними словами, я медленно и неохотно поднёс ладонь к груди одной из девочек и мягко прикоснулся к грубой, но хоть чистенькой ткани какой-то то ли сорочки, то ли длинной туники. Этого я и боялся: она никак не отреагировала на прикосновения, даже когда я немного стиснул пальцы на её "равнине", продолжая глядеть перед собой мутными, ничего не выражающими глазами. Тяжёлое рваное дыхание слышалось даже на таком расстоянии, не требуя приблизиться вплотную. Они даже не осознают, где находятся…       — И какое же в этом веселье — трахать безвольных кукол? — поморщился я, убрав руку и вернувшись на прежнее место, в середину комнаты.       — Если вам это принципиально — в шкафчике есть пузырёк с отваром, что снимет замутненность, но… — поёжилась та, будто каждое произнесённое слово выворачивало её на изнанку. — Тогда мы не гарантируем ваш комфорт.       — В этом же вся изюминка, — заговорчески подмигнул девушке, отчего та ещё больше помрачнела: такая реакция пробуждала во мне некоторые сомнения, но зацикливаться на них было не с руки. — Брать силой, ломать чужую волю и наслаждаться неоспоримой властью над их телами и сущностью, пока они сопротивляются и молят о пощаде, видеть в их глазах отчаянье и слёзы… это же просто феерия!       Жуткий взрывной смех раскатился по не такому уж большому помещению, отдаваясь эхом в ушах. Меня снова куда-то повело, но в этот раз меня раздирало непреодолимое отвращение и даже ненависть… уже к самому себе. Складывалось ощущение, что я действительно верю в то, что произношу — необъяснимое желание власти разгорелось внутри, стремящееся вырваться наружу и поглотить всякого, кто встретится ему на пути…       «П-прекрати… — с трудом справившись с эмоциями, мысленно прорычал я на единственное существо в этом мире, кто может навеивать мне подобные настроения. — Это… ни в какие ворота…»       «Ох, какие мы лицемеры, — хохотнула Наги. — Сам будишь собственных демонов, а валишь на меня? Ильюша, плохой мальчик…»       — Мда, отвлёкся, — откашлявшись, как ни в чём не бывало обратился к девушке. — Что по расценкам?       Мари неуверенным голосом начала перечислять присутствующих детей по возрасту, "качеству" (насколько их успели "объездить" — нетронутые имелись и ожидаемо стоили едва ли не в три раза дороже) и, наконец, конечным ценам с теми или иными условиями, вроде применения физической силы или удушения (оказывается, они ещё решали, кого можно бить и душить, а кого нет… ублюдки). Я молча слушал и периодически кивал, делая вид, что вникаю. А по факту — просто силился сдержать себя, чтобы не пустить кому-нибудь кровь. Почему меня это так злит? Казалось бы, совершенно чужие люди… пускай даже и совсем молодые, а желваки не переставали играть, зубы скрежетать, а пальцы тянуться к привычным ножнам на поясе. Коих, правда, теперь не было, но рефлекс никуда не делся.       — Постой-ка, — пускай я и слушал вполуха, но не заметить кое-чего не смог. — А что насчёт более… изощрённых услуг? Хозяйка мне поведала, что у вас имеются подобные "одноразовые" экземпляры. Почему их не обозначили?       Девушка и вовсе побелела на глазах, судорожно бегая глазами, не находясь что сказать. И меня это отчего-то только больше злило. Эта сука, как и все остальные здесь, даже если имеет какие-то свои причины, что работает в столь мерзком месте — ничто не способно оправдать то, что здесь вытворяют с детьми. Не знаю в чём дело, но когда речь заходит о детёнышах — любое животное начинает свирепеть и, не считаясь с собственной жизнью, готово броситься на стрелу, меч или пулю. Наверное, имеет место пресловутый инстинкт защиты потомства. И люди, способные переступать через него, уже мертвы… если и не физически, то морально. И уже находясь здесь, наверняка не в первый раз проводя подобные «сделки», она держалась так невинно и страдальчески, что аж блевать тянет… радугой и бабочками.       — П-простите, — выпалила та наконец, — сейчас т-такого предложения нет.       — Ну, на нет и суда нет, — мысленно сплюнул я, уже устав от этой клоунады, и решился действовать. — Подождите, проверю наличку…       Под пристальным надзором охранника я осторожно снял с пояса кожаный кошель и проник внутрь ладонью. Между прохладными кругляшами драгоценного минерала пальцы нащупали характерный шнурок.       «Наги, справишься? — в последний раз уточнил я. — Второго шанса нам не дадут…»       «Действуй уже!» — рассвирепела та, изнемогая от желания наконец отнять чью-то жизнь. И я не стал ей препятствовать.       Убрав девушку с пути лёгким пинком ноги, я выписал рукой дугообразный манёвр, зацепляя пальцами монеты, через которые был продет тонкий шнурок.       С самого начала предприятия у меня закладывались сомнения насчёт такого хода. Благо, охрана общупала меня с ног до головы, однако не проверила футляр с деньгами. На который я и делал ставку. Охранник даже не успел толком среагировать, как из его глаз брызнуло красным, а он сам повалился навзничь, будто марионетка с оборванными ниточками. Даже отсюда мне был заметен блеск едва проглядывающих из кровоточащих глазниц мутно-синеватых монет, предусмотрительно заточенных ещё в церквушке при помощи банального камня. Удивительно, но этот минерал был вполне податлив для придания нужной формы, при этом так просто не разрушался, отчего при достаточной сноровке мне удалось заточить края монет до остроты металлического лезвия. Опять же, спасибо Наги — сам бы я ни за что не смог так ловко метнуть такие маленькие предметы, чтобы они ещё угодили точно в намеченные, неприлично крохотные цели.       — Н-нет, п-пожалуйста… — Бегло глянув на лежащее тело и убедившись, что тот более не представляет угрозы, я грозно шагнул к упавшей на бок девушке, что, на удивление, начала вполне бодро соображать: ей хватило буквально трёх-пяти секунд, чтобы оценить обстановку. — Ч-что вам нужно?       — Заткнись или отправишься следом, — прошипел я, вслушиваясь в окружение. Мне было важно понять, заметил ли кто этот мимолётный шум. Но, к счастью, никаких новых звуков, вроде спешащих в мою сторону шагов, я не слышал. — Где оставшиеся дети?       — Я н-не… — оборванная моим смирительным, не терпящим возражений взглядом, она пыталась выдавить из себя что-то дельное. — Н-наверное в подвале… или в к-какой из комнат.       — Скольких тут не хватает?       — Ч-четверых…       — Как пройти в подвал?       — Н-на первом этаже, б-боковой коридор напротив г-главного входа — т-там будет н-неприметная дверь… самая д-дальняя.       — Ясно, — плавно качнув головой, я достал новую, также заточенную по краям монету, готовясь прервать её бренное, полное низменности существование. — Спасибо… и прощай.       Не успев толком замахнуться, меня что-то сзади потянуло за край выпирающей из-под кожаной куртки рубахи. Удивленно обернувшись, я наткнулся взглядом на паренька — самого старшего из присутствующих, успевшего подойти ко мне и теперь мягко подёргивающего меня за одежду. На удивление, его некогда туманный взгляд теперь вполне осознанно разглядывал меня, сфокусировав зрачки на лице.       — Пожалуйста, дядя, не трогайте тётю Мари.       Это всё, что я услышал из его уст. И моя рука невольно опустилась, не в силах препятствовать его просьбе.       — П-простите меня, — разразившись слезами, девушка уткнулась лицом в грудь подошедшего к ней паренька, что с искренним сочувствием обнял её и пригладил голову. — М-мне очень жаль…       — Я понимаю, как это выглядит, но… — начал было паренёк, но прервался, окидывая взглядом остальных детишек. Только затем он продолжил. — Она единственная, кто проявляла к нам доброту, особенно когда мы возвращались к себе после… после этого.       — Полагаешь, это её хоть как-то оправдывает? — серьёзно спросил я, до конца не решаясь, что же делать с ней. В надежде, что этот мальчик таки переубедит меня. — Всё то, что здесь делали с вами… Мелочная забота способна оправдать её бездействие?       Мальчик какое-то время молча поглаживал рыдающую на его груди девушку, после чего неуверенно кивнул. Это меня поставило в тупик, но всё же, раз уж они не считают её «врагом», то и, наверное, нет смысла демонстрировать неокрепшим умам ещё больше насилия, чем того требовала ситуация. Всегда можно разобраться с этим позже.       — Как ты так трезво мыслишь, если вас "накачали"? — припомнив один из важнейших нюансов, спросил я.       — Вы думаете, что мы впервые в этих комнатах? — невесело усмехнулся мальчишка. — К счастью, они используют довольно слабую смесь каких-то психотропных трав, к которой довольно быстро привыкаешь. Некоторые из нас уже попросту привыкли, вот только…       — Вам приходилось проходить через всё это в трезвом уме, — заключил я, на что тот молча кивнул. — По крайней мере некоторые из вас понимают ситуацию, это облегчает работу. Как там тебя?..       — Райли, — представился паренёк, в чьих объятиях продолжала всхлипывать девушка, а тот старался её успокоить.       — Лады, значит, твоя задача: хоть немного привести в чувство всех, кто туго соображает. Слышал же, что пузырьки в буфете? Отлично, я пойду за остальными.       — К-кто вы?.. — неуверенно позвал тот, когда я собрался было направиться к выходу. — И зачем всё это делаете?       — Потому, что так правильно, — лаконично озвучил я то, что таилось на моей душе, проигнорировав первую часть вопроса. По другому я всё равно это при всём желании выразить не смогу… да и времени нет. — Будьте готовы к моему возвращению. И обмотайте чем-нибудь голые ступни: нам придётся пробираться через снег.       Оставив детей на попечении Райли, я спешно обшмонал труп охранника на наличие хоть какого-то оружия, но, походу, они ограничивались исключительно физической силой — ничего полезного не было. Выругавшись про себя, я осторожно приоткрыл дверь и выбрался наружу, благо голые ступни не издавали шума на пушистом, уложенном повсюду ковре. В вестибюле на первом этаже по-прежнему была какая-то активность, однако посетителей стало ещё меньше, что их можно было по пальцам пересчитать, включая девушек да и редко мелькающих тут и там охранников. Хвала всем небесам, что «балкончик» второго этажа освещался скверно, и меня, по большей части, укрывала проступавшая от стен тень, в которой я и старался держаться: полагаю, гостям тут особо ходить не позволяют.       Не зная с чего начать, дёрнул ручку соседней двери — открыто. Приоткрыл, заглянул внутрь. Какая-то женщина "оседлала" клиента и скакала на нём, словно на родео. Громогласные стоны и вздохи эротично разносились по всей комнате, вгоняя невольного посетителя в смущение: ничего не могу поделать — мне действительно неловко за этим наблюдать. Ладно, тем более у нас нет времени — осторожно прикрыл дверь и двинулся дальше. Судя по всему, большинство комнат уже заняты клиентами: везде одна и та же картина, отличающаяся лишь позициями в сексуальных игрищах. Но из приличия всматриваться не пытался: едва убедившись в возрасте… а порой и в поле проститутки, сразу убирался прочь.       Вот и последняя по правую сторону от «моей» комнаты дверь — ручка также свободно повернулась, дверь открыта. Заглянул внутрь… и встал столбом. Ведь доселе подобного зрелища мне видеть не доводилось. Да и, прямо скажем, не очень-то и хотелось. Плечистый, уже в возрасте мужчина, стоя ногами на полу, методично двигал оголённым тазом, за которым виднелись чьи-то протянутые в стороны тонкие и изящные, явно не принадлежащие взрослой женщине, покачивающиеся в такт ножки.       Бесшумно затворил за собой дверь, как только оказался внутри. С бокового ракурса мне стала видна картина в целом. И лучше бы я этого не видел.       Маленькое хрупкое тельце, словно тряпичная кукла, дёргалось вперёд-назад в такт движению бёдер мужчины. Её изнеможённое, раскрасневшееся и залитое потом личико выражало ядрёную смесь боли, страдания и откровенного безразличия к происходящему. Из приоткрытого рта от левого уголка губ тянулась струйка слюны, плавной линией проходившей по щеке и оканчивавшейся маленькой лужицей на подушке, где болталась, будто у болванчика, её головка с растрёпанными, расползшимися подобно корням дерева в разные стороны угольно-чёрными волосами с непонятным блеском, отражающимся в свете немногочисленных ламп. Прямо скажем, немаленький член мужчины попросту разрывал несчастную изнутри каждый раз, как безбожно, с неприкрытой агрессией он вторгался в непропорциональное органу маленькое лоно, на котором даже с моего расстояния были заметны характерные алые пятна, сливающиеся с бесцветной жидкостью: то ли лубрикант для более комфортного проникновения, то ли природная "смазка". Блестевшие от слёз, с покраснениями вокруг, глаза умоляюще глядели куда-то ввысь, словно прося забрать несчастную далеко-далеко отсюда, где ей перестанут причинять боль и измываться над её юным миниатюрным телом. Смачные хлюпающие звуки перемешивались с редкими, но заметными детскими всхлипами, которые, правда, успешно перебивали тяжёлые, полные наслаждения и страсти вздохи мужчины, вырывающиеся сквозь плотно сжатые зубы, проглядывающие из-за вытянутых в ликующей ухмылке губ. Не сразу, но в глаза бросились странные покраснения на белоснежной шее девочки, и то лишь потому, что грубые волосатые руки, притягивающие взгляд, расположились совсем близко, удерживая жертву за плечи… в чём не было совершенно никакого смысла: та уже пребывала в фрустрации, подобно зомби — тело живо, но уже ни на что не реагировало, напрочь блокируя сознание, дабы его хозяйка окончательно не сошла с ума.       Не до конца понимая что делаю, я машинально ослабил узел на лицевой повязке, стягивая оную. Пара оборотов конца ткани на левую кисть — пара оборотов на правую, и медленно подался в их сторону, стараясь не издать ни звука. Дыхание перехватило. Мой слух полностью забит этими эротичными и одновременно мерзкими шлёпающими звуками. Руки дрожали в нетерпении. Сердце бешено стучало в груди…       — Так нравится душить маленьких девочек? — прошипел я в ухо мужчины, тут же набросив тряпичную петлю тому на горло и потянув что есть силы на себя. — Я буду также делать это с тобой… Долго… С чувством… Ты познаешь всё на собственной шкуре, хуесос ты ёбаный.       Я боялся, что следом за ним "увяжется" и девочка, соединенная физически с этим выродком, но его "ковбой" чуть ли не со свистом выскользнул, когда я, крепко сдавливая горло, потащил мужчину на себя, буквально волоча по полу. Микс из перекрытых дыхательных путей и сильного сдавливания трахеи заставлял того судорожно хрипеть и перебирать руками в воздухе в тщетных попытках дотянуться до меня. Ноги колотили по полу, но, благодаря пушистому ковру и отсутствию у обоих обуви, звук выходил более чем глух, не создававший мне проблем. Бешено скосившиеся в мою сторону глаза почти вылезали из орбит и постепенно наливались кровью, предвещая мне скорую кончину их хозяина…       Вот только это не входило в мои планы.       — У нас не так много времени, — с досадой цокнув языком, я отпустил подергивавшегося в судорогах мужчину, дабы тот мог свободно вздохнуть и продышаться, и блаженно сплюнул на пол: избавившись от повязки, это хотелось сделать в первую очередь, учитывая пересохшее от всего этого горло. — Придётся пройтись в режиме «нон-стоп».       Не беспокоясь, что ублюдок в ближайшие минуты сможет адекватно сопротивляться, я бегло порылся в стоящем рядом с кроватью буфете в поиске хоть какой-то столовой посуды и инструментария. Твою ж мать — ничего, кроме нескольких бутылок и пары стеклянных бокалов. Что ж, раз нам не оставили выбора…       — Пиво всё же лучше, — откупорив наугад (ибо понятия не имел, что написано на этикетках) и наполнив бокал, залпом опустошил его и звучно выдохнул. Ух, закусить бы чем, да нету. — Что ж, дезинфекцию произвели, а теперь…       Обернул бокал в тряпьё и ударил им о спинку кровати. Звон вышел едва слышимым, что я не смог не отметить это с облегчением: не хотелось раньше времени поднимать шум. Размотав, вытряхнул ненужные теперь осколки, сохранив себе лишь ножку с уцелевшим кусочком стекла… удачно заострённым.       — Рот открыл, блядь, — холодно приказал я, подкрепляя слова щедрым пинком в живот уже успевшему встать на карачки и вознамеривавшемуся подняться на ноги мужчине. — Будь послушной псиной и делай что говорят, падла.       Видимо, я тому чересчур сильно вдавил внутрь трахею, что ублюдок не переставал хрипеть и откашливаться, словно ему в глотку высыпали стакан жуков и они стремились выбраться наружу. Ну и насрать, зато он практически полностью игнорировал меня, что позволило без труда «заткнуть» его самостоятельно, резко вставив импровизированный кляп из свёрнутой в комок лицевой повязки, в довесок обмотал её дополнительно найденным на полу поясным шнурком (видимо, от его отброшенных в сторону штанов), чтобы тот не смог выплюнуть — боюсь, что такое желание у него сейчас появится…       — К слову о пёсиках, — ударив свободной рукой мужчину по носу, дабы тот немного притих и перестал крутиться, весело, можно сказать мелодично, пропел я, крутя в руках обломок бокала. — Знаешь, дружище, что делают с кобелями, что позариваются не на тех сучек и вообще плохо себя ведут?..       Тот соизволил-таки обратить на меня внимание… правда, лишь когда в моей свободной руке оказалось его крепко стиснутое "хозяйство". И заодно заметив острый предмет в другой руке, он с диким взглядом уставился на меня и сквозь кляп что-то надрывно промычал. Но мне было не разобрать. И ещё больше насрать.       Поудобнее перехватывая импровизированное орудие, я с не меньшим упоением — с каким он буквально пару минут назад жестоко трахал эту несчастную, — злорадно расплывшись в оскале, закончил мысль:       — Заботливые хозяева их стерилизуют.       По сравнению с острым и более-мене тонким лезвием кинжала, осколок стекла неохотно, и то лишь с прикладыванием завидных сил, вошёл в плоть чуть выше члена, обдав моё лицо бурыми брызгами. Словно войдя в транс, мой язык нежно слизал попавшую на губы кровь… и её вкус был прекрасен: не привычная ржавчина, а что-то солоновато-кислое, с каким-то сторонним неописуемым привкусом. Вкус боли и страданий врага… что может быть божественнее этого?       На шее мужчины проступили вены от напряжения, когда осколок пробил его пах. А приглушенный рёв дополнил всю "картину", когда моя рука начала делать резкие, урывками, движения по кругу. Уж прости, наркоза тут не имеется, но ты потерпи… здесь делов-то секунд на двадцать…       Глазные яблоки закатились за орбиты глазниц. Конвульсировавшие ноги и руки не могли воспрепятствовать экзекуции, ведь тело "заботливо" удерживалось на месте упором моей правой ноги. Да уж, положение так себе: вынужденный "оперировать" обоими руками полусидя, попутно одной ногой упираясь в грудь, чтобы тот не рыпался. Мне повезло, что мужик оказался довольно среднего телосложения и невысоким — моей силы, подпитываемой Наги, вполне хватало, чтобы удерживать его тело ровно… хотя можно было бы просто связать, но я не нашёл чем, да и не подумал как-то. Меня всего трясло от адреналина, что мысли путались, а в венах словно протекал огонь.       Закончив с окружным разрезом, я вонзил осколок чуть дальше, намереваясь перерезать мочеиспускательный канал. Приходилось орудовать вслепую, и я вонзал остриё снова и снова, на ощупь продвигаясь дальше, превращая его пах в нечто, что можно наблюдать разве что на скотобойне: вырывающиеся наружу после каждого рывка осколком ошмётки окровавленного мяса; проглядывающие в тусклом свете ламп обрывки каких-то "ниточек", сочащихся тёмно-красным; выливающаяся из образовавшихся ран бурая с оттенками желтизны жижа… видимо, я таки угодил куда метил.       Финальным штрихом послужил сильной рывок назад рукой, крепко державшей пенис и яички, что с лёгкостью расстались со своим хозяином, уже не вопящим, а скорей булькающим. И мутным уставшим взором глядевшим на собственные "причиндалы", теперь уже плавно покачивавшиеся в моих скользких кровавых пальцах. Признаться, от проделанной работы у меня самого неприятно сжалось в мошонке, однако это не помешало мне довольно покачать свисающими репродуктивными органами перед взором его, теперь уже бывшего, обладателя, после чего отбросить в угол комнаты, как ненужный мусор.       «Добивать не будешь? — страстным, будто предаваясь плотским утехам в моей голове, голосом спросила Наги, когда я обтёр липкие и влажные руки о ковёр, рядом с едва шевелящимся мужчиной и распрямился, выкинув заодно и осколок бокала. — С ним вполне ещё можно поиграть».       «Сам сдохнет, — отрицательно покачал головой, перебросив взгляд на неподвижно лежащую в постели девочку. — У нас ещё много работы… хватит развлекаться».       Подойдя к кровати, я с сомнением — и чего уж греха таить: с некоторой долей жалости и отвращения — поднял взор на лежащее на простынях потное и местами слизкое тельце. Избавленная от столь огромного для неё "лося" девочка блаженно, но слабо и прерывисто вздымала плоскую, толком не развившуюся грудь при каждом вздохе, словно опасаясь, что втяни она нормально воздух — и на неё вновь обрушится весь этот кошмар. Болтающиеся доселе от тряски ноги вольготно вытянулись в стороны, открывая мне всё, что раньше было видно урывками: стекающая по внутренней стороне бёдер и незрелой, лишённой какой-либо растительности дырочке бесцветная… и густая белая жидкость — эта свинья уже успела как минимум раз кончить внутрь. Во имя всего святого, надеюсь, что у неё ещё не начался репродуктивный возраст и шанс зачатия будет крайне мал — этим мозгам теперь и без того требуется «капитальный ремонт».       Её мутные, полные слёз глаза, бестолково таращившиеся в потолок, медленно скосились вправо, вяло фокусируя увеличенные зрачки на моей фигуре. Я был увлечён "стерилизацией" и не знал, видела она хоть что-то и вообще осознаёт ли, где находится, однако девочка, как следует разглядев меня, едва заметно улыбнулась, слегка моргнув веками, этим движением словно благодарно кивая, явно не имея возможности сделать это головой. Понятия не имею, сколько времени они тут "резвились", но она и впрямь выглядела истощённой… и, наверное, поэтому не может нормально дышать, просто не имея на это сил.       — Потерпи немного, — хрипло выдал я, ощущая неприятный комок в горле, и провёл ладонью по мокрому лбу, не зная что ещё можно сделать в данный момент. — Обещаю, скоро всё закончится… просто побудь здесь.       — Ж… — её пересохшие, влажные лишь в месте, где проходила нить слюны, губы слабо зашевелились, стараясь что-то сказать. Я склонился ближе, почти вплотную, но удалось что-то расслышать лишь через несколько попыток. — Ж-жарко…       — А, с-сейчас, — спохватился я, сразу и не сообразив — а ведь проступивший на коже пот был красноречивее всего, — и спешно полез в буфет. Несколько бутылок оказались пускай и не холодные, но хотя бы ниже комнатной температуры из-за прохладного уголка. — З-заранее извиняюсь.       Я как можно более деликатно подложил по бутылке ей к подмышкам… и одну к паху. Я готов убить себя уже за это, но, повторяя из раза в раз «я помогаю, я помогаю, я помогаю», меня в конце концов отпустило. Подумав, ещё одну бутыль положил поверх грудной клетки, поближе к сердцу… что, как я успел заметить, задев левую грудь ребром ладони, всё ещё лихорадочно билось, стремясь вырваться наружу. Почувствовав приток живительной прохлады, та с наслаждением выдохнула, довольно прикрывая глаза.       — Я скоро вернусь, — бросил очевидную вещь на прощанье, разворачиваясь к двери. Её разум сейчас, вероятно, напоминает неисправный механизм, где местами шестерёнки ещё крутятся, а местами заели, мешая выполнять функцию остальным. Посему я посчитал нужным донести до неё информацию, которая могла не проявится в её мозгу естественным путём. Мне почему-то это показалось важным. — Набирайся сил и дождись меня.

***

      На всякий случай, я прошёлся по второму этажу дважды, минуя разве что комнату с отдыхающей девочкой — она оказалась единственной, кого отправили сегодня ублажать клиента. Остальные, полагаю, томятся в подвале. Трое… это сильно усложняет дело: даже умудрись я незаметно проскочить мимо людей к той самой двери — с ними мне уже не выбраться по-тихому. Что ж, я уже где-то с полчаса тут только и делал, что импровизировал… буду придерживаться этой тактики и дальше.       Одно плохо: теперь я остался совершенно гол… в плане оружия. Повязка так и осталась во рту того выродка, ведь я попросту побрезговал доставать её: в крови и слюне… Не знаю, но мне тошно. Заточенных монет всего ничего: штуки четыре, не считая уже двух использованных — меня, идиота, жаба задушила "испортить" все монеты, боясь, что потом тупо не расплачусь за них… дебил, что сказать, каюсь. По крайней мере оставленный в комнате плащ не стеснял движений. Как, впрочем, и сапоги — ступни чувствовали себя просто обалденно на этой мягкости и пушистости, пальцы ног не переставали радостно "поглаживать" ковёр.       «Хватит страдать ерундой, — осадила меня Наги, буквально минут пять назад намеревавшаяся потратить время в пустую, на "развлечения" с тем выродком. Чья бы уж корова, мать твою, мычала. — У нас с тобой слишком разные представления о "пустой трате времени", плебей, не смей сравнивать меня с собой».       «Пофигу, не отвлекайся…»       Дождавшись подходящего момента, пока рассевшиеся в вестибюле гости не отвлекутся на подошедшую… официантку? Ну, как минимум, у них тут бродила девушка, разносящая на подносе закуски и уже знакомые мне крохотные бумажные свёртки. В общем, едва те повернули головы в её сторону, я бесшумно спрыгнул вниз с «балкончика», стараясь придерживаться наиболее тёмной стороны стены. Голые ступни беззвучно коснулись мягкой и пушистой поверхности ковра, после чего сразу оттолкнулись от него, уводя тело в сторону, вглубь нужного мне коридора.       «Дверь… дверь…» — Я что есть силы напряг зрение, буквально на ощупь пробираясь вдоль узкого, по сравнению с тем, где располагался главный вход, коридорчика, ища этот треклятый подвал, ведь освещение тут нулевое — кто-то забыл завести сюда ебучие лампы! — «Единственная, блядь… А ещё найди её тут в этой… афроамериканской жопе».       Наконец-то моя ладонь наткнулась на характерное металлическое кольцо, служившее дверной ручкой. Осторожно подёргал — на удивление, дверь оказалась открытой, что слегка повергло в шок: типа, детишки не сбегут от них при первой возможности? С таким-то обращением?..       Впрочем, стоило мне проскользнуть внутрь, как меня встретили нокаутирующим аргументом, почему никто не посчитал нужным запереть вход: уже на лестнице, ведущей глубоко вниз, я заслышал кашель и свистящие хлюпающие звуки носоглотки. Оставшаяся троица попросту слегла от болезни — в таком состоянии они с трудом будут держаться на ногах, не то что убегать из здания, где минимум шестеро крепких парней ходят по коридорам, способные таких малышей тупо расплющить одним ударом.       Сойдя с лестницы, я оказался в типичной каменной «коробке» подвала с голыми стенами, полом, потолком и без единого окна. Необычайно хорошее освещение давала одна единственная лампа, стоящая в центре помещения, вокруг которого были расстелены толстенькие матрацы с одеялами и подушкой: прямо натуральные походные спальники. Три из них выделялись на фоне остальных "возвышенностями" из-за спящих внутри них ребятишек. Они укутались в них с головой, что разобрать, кто из них кто не представлялось возможным… да и не требовалось.       — Детвора, как себя чувствуем? — обозначил я своё присутствие.       На что, правда, особо не отреагировали, лишь слабо пошевелившись внутри нагромождения одеял. Только из-под одной "горы" появился чей-то затылок с каштановыми волосами и вяло обратил в мою сторону пропотевшее мальчишеское личико.       — Я вас… не припоминаю, — усиленно соображая, протянул тот, уставившись на меня расплывчатым взором. — Вам… тут не… место.       — Это вам тут не место, — поморщился я, подходя ближе. И наклонившись, протянул к его лбу ладонь, намереваясь проверить температуру. — Нужно вытащить вас, вот только… Эй, полегче!       Паренёк, явно неправильно расценив мой жест, в последний миг едва не откусил мне пальцы — лишь реакция Наги спасла меня от участи калеки… ещё большего калеки.       — Н-не трогайте нас! — провизжал тот, юркнув обратно под одеяло с головой.       — Да чтоб вас… — раздражённо выдохнул я, но всё же убрал руку. — Я здесь, чтобы вытащить вас всех, ясно? Райли и остальные уже ждут вас наверху.       — Р-Райли? — тот настороженно высунул недоверчивое хмурое личико, но с загоревшимся проблеском надежды в глазах. — Он бы не стал называть своё имя кому попало…       — Отлично, с этим разобрались, — устало закатив глаза, пробормотал я. — Есть более насущный вопрос: вы в состоянии передвигаться самостоятельно? В ином случае у нас крупные проблемы…       — Н-нет-нет, всё н-нормально, правда! — запротестовал мальчик, не иначе как решив, что я их собираюсь бросить здесь, если они будут доставать проблем. Что, разумеется, полная ересь: я при всём желании не могу так поступить… я не хочу так поступать. — Из нас троих только Элли слаба, но мы вдвоём как-нибудь управимся, мы вас не задержим, клянусь!..       — Успокойся, — миролюбиво потрепал паренька по волосам, когда тот вскочил с постели, демонстрируя свою живость… пускай его заметно пошатывало и трясло в ознобе. — Никто не останется, обещаю. Просто я не до конца уверен, как вас провести на второй этаж мимо охраны, да ещё в таком состоянии…       — Мимо всей охраны и не нужно, — встрепенулся тот и поморщил лицо, силясь что-то вспомнить. — Если вернуться обратно по коридору — по левую руку будет дверь, ведущая в личные покои хозяйки. Райли говорил, что там имеется что-то вроде чёрного хода: небольшое двустворчатое закупоренное окошко, прикрытое шкафом, — успел заметить, когда прибирался.       — Проще говоря, мы сможем уйти через него, — заключил я, почёсывая небритый подбородок. — Но получится ли проникнуть туда тихо? Я припоминаю, что видел какую-то дверь в начале коридора, но там слишком освещённое место.       — Меня больше беспокоит, что хозяйка может находиться там, — резонно заметил мальчик, пристыжая мою недальновидность.       — Если она там одна, то не вижу проблем, — пожал плечами. — Лишь бы не успела поднять шум прежде, чем…       Я запоздало осёкся. Конечно, этих ребятишек, небось, уже ничем не удивишь, но всё же не хочется произносить подобное вслух.       — Короче, собирайтесь, хрен с ним, — сплюнул я в дальний угол помещения, поднимаясь на ноги. — Сейчас главное — выйти отсюда, а дальше будем действовать по ситуации… — Задумался, явно упустив что-то важное, однако понял это лишь случайно заметив краем глаза его босые ноги. — Ах да, нужно обмотать чем-нибудь ноги.       Выудив из кошеля заострённую монету, взялся потрошить имеющиеся одеяла на лоскуты ткани, попутно отправив паренька будить товарищей и вводить в курс дела: я и так теряю непозволительно много времени. В итоге пришлось потратить ещё три минуты, пока я нарезал тряпки, а те — неумело обматывали ими ступни. Но лучше так, чем потом нести такую ораву на своём горбу. Да я там тупо сдохну, так и не дойдя до убежища.       — Надеюсь, что вы готовы, — обернулся напоследок на этих троих: двое мальчишек подхватили под руки едва стоящую на ногах тощую девочку, закинули её болтающиеся ручонки себе на шеи, а сами обхватили ту за поясницу. Здравый подход: с их весом только так и тащить, правда, по узенькому коридорчику им придётся двигаться полубоком, но это меньшее из зол. — Не шуметь, смотрите, куда ступаете, чтоб не скрипеть половицами.       Выбравшись в коридор, медленно, но уверенно двинулись вперёд… ну, для меня скорей «назад». Из-за потёмок снова пришлось прибегать к тактильному "зрению", ощупывая пальцами стену по правую руку. Оборачиваться, чтобы посмотреть, как там поживают ведомые мной ребятишки, не было нужды: обострённый слух доносил до мозга необычайно громкое тяжёлое дыхание в полуметре позади. Буду надеяться, что оно громкое лишь для меня одного…       — Замрите, — прошипел я, подкравшись к "линии" света, что отделял тёмную половину пространства от освещённой.       А до заветной двери ещё добрые метра три вбок: для этого придётся выйти из коридорчика и пройти шагов пять влево… по открытому всем ветрам участку огромного вестибюля. Так и знал, что всё не будет так гладко.       — Ладно, — решился я, прикинув все возможные варианты в голове и отбросив большую часть как абсурдные. — Я пойду первым и очищу нам путь. Затем вы по одному быстро прошмыгнёте следом. Не вздумайте переть толпой.       — П-погодите, — придержал меня за рукав куртки паренёк с коричневыми взъерошенными волосами, с которым я заговорил первым в подвале. — Но Элли не сможет идти сама… скорей всего.       Я скосил глаза на девочку, что буквально "висела" между мальчуганами, практически не используя ноги как опору. Та, заметив мой пристальный взгляд, виновато опустила голову, будто я её безмолвно упрекал. Нет, конечно, она не виновата, но, чёрт возьми, это действительно становилось занозой в заднице. И я даже не знаю, как её "выдернуть" оттуда.       — К чёрту, — чуть не выругался я более грязным словом, но пришлось сдержаться. — Просто ждите меня тут, что-нибудь придумаю. Я пошёл.       Выждав очередной момент, когда трое мужчин и пять девушек, оставшихся в вестибюле, снова отведут взгляды от нашего уголка, я, словно шут гороховый из цирка, кривляючи перебирая ногами, старался делать шаги как можно шире, при этом ступая как можно мягче, дабы ни одна сраная половица предательски не скрипнула в неподходящий момент. Полторы секунду — и я уже у двери. Две с половиной секунды — я, молясь всем известным богам, дёрнул ручку двери. Четыре секунды — поняв, что дверь открыта и отворяется внутрь, мухой влетел в комнату, бесшумно затворив за собой. Пять секунд… Я успел провернуть это за ебучие пять секунд — я вёл счет на подсознательном уровне, даже не соображая толком что делаю, всё на инстинктах. И судя по позвякивающей стеклянной посуде снаружи, я таки никого не потревожил… слава тебе, Господи.       — Господин Иллиан? — Переживая за реакцию «внешней» публики, я напрочь выбросил из головы публику «внутреннюю»… то есть в этой комнате. Благо, здесь была одна лишь Айрилен, с присущей людям её статуса грацией сидевшая на оббитом пушистой и лоснящейся шкурой кресле и потягивавшая что-то из бокала. Хозяйка без удивления, но с явным любопытством разглядывала меня, переполошенного и прижимающегося к двери. — У вас какое-то срочное дело? Недовольны имеющимся выбором?       — Что вы, мой ангел, — кашлянув, постарался ответить ровным тоном, мягко отлипнув от двери и вольной походкой приблизившись к женщине. — Детишки выше всяких похвал. Правда, они у вас больно молчаливые и стеснительные.       — Таковы издержки работы, — меланхолично произнесла та, пристально вглядываясь в моё теперь уже открытое лицо. — К слову, мне помнится, что вы говорили, как ваше лицо пострадало от контакта со зверолюдом. Интересно, в какой это местности зверолюды прибегают к огню?       — Прошу прощения, но это уже издержки моей работы, — в такт ей ответил я, присев напротив, в соседнее кресло. — Говоря проще, я солгал.       — Я уже поняла… — Она сделала маленький глоток, как следует посмаковала, и только затем продолжила. — И в чём же ещё вы успели солгать?       — Ну, насчёт вашей обворожительности я однозначно не лгал, — почтенно наклонил слегка голову, сцепив ладони на животе и блаженно вытянув ноги под стол, намереваясь насладиться хоть минутой покоя. Чувствую, что это мой последний шанс. — Но, боюсь, что насчёт детишек — тоже была ложь. Я здесь затем, чтобы вытащить их отсюда.       — Похвальное стремление, — она сощурила слегка глаза, понимая, в каком направлении движется разговор, но не предпринимая каких-либо действий. Это, надо признать, здорово напрягало. — Вот только совершенно непонятное. Какую цель вы преследуете? Только не говорите, что человек вашего склада ума занимается банальной благотворительностью?       — Разумеется, это исключено, — почти убедительно произнёс я, пожав плечами. — Я лишь выполняю просьбу одного знакомого. Вы, вероятно, его тоже знаете — он у вас когда-то жил… пока его не продали каким-то отморозкам.       — Ох, тот мальчуган, — кивнула она, даже не стараясь увиливать. — Припоминаю. Кажется, его сестра всё ещё здесь… Хм, теперь понятно, вы здесь из-за неё.       — Отнюдь, — строго отрезал я. — Я заберу всех детей. А после убью каждого, кто находится в этом здании. И спалю его дотла. Камня на камне не оставлю от этого притона. Почему? Просто мне это не нравится. Разве нужны ещё причины? С каких пор человеку нужна какая-то причина, чтобы творить жестокость? Как погляжу, для вас это в порядке вещей.       — Ты думаешь, что чем-то лучше нас? — не выдержала женщина, перейдя на угрожающий полурык, отбросив прочь всю напускную официозность. — Думаешь, я не чувствую то, что творится у тебя внутри? Ты точно такой же выродок, как и все в этом городе, но отчаянно хочешь выставить себя «рыцарем»? Избавь меня от столь "скользких" речей, ради всех богов, и не строй из себя добродетельного, мальчик.       — Не буду спорить, — беззаботно качнув головой, я подался вперёд. Наши глаза установили чёткий, достаточно близкий контакт, создавая своеобразную "битву", кто кого первым "задавит". Мне знакома эта игра, уже приходилось в неё играть. — Для меня определённо уже заготовлен котёл в аду. Однако, в отличии от вас, я хочу забрать с собой лишь таких же подонков, обходя стороной хороших людей. Это не искупит грехов, как некоторые утешают себя, но это знатно облегчит душу и принесёт своеобразный покой. Ты бы поняла меня, если бы попробовала хоть раз поступить правильно, а не как тебе хочется.       — Не смей поучать меня, сопляк!       Первой не выдержав давления, женщина стремглав разбила бокал о коленку, совершенно не обращая внимания на явную боль, и с яростью выкинула вперёд правую руку с образовавшимся осколком, явно метя в мой целый глаз.       — Т-ты… — гневно процедила та, когда моя левая ладонь перехватила её в считанных сантиметрах от лица, крепко вцепившись в запястье и болезненно сдавив. — Да что ты можешь знать о жизни, если даже не живешь так, как хочется, следуя каким-то дурацким кодексам?! Ты не знаешь, каково это, по-настоящему жить!..       — Жить?.. — задумчиво смакуя это слово на языке, я поднял на неё равнодушный взгляд. — Люди без внутреннего равновесия и гармонии не живут — они лишь существуют, имитируя жизнь. Ты ещё не поняла? Ты давно уже мертва, просто не осознала это в должной мере… — Медленно выкрутил ей запястье, на что женщина предсказуемо чуть не ответила вскриком. Благо, второй ладонью я заблаговременно заткнул ей рот. — И знаешь что? Я сегодня милостив… и потому покажу тебе…

***

      — В-вас долго не было, — обеспокоенным шепотом обратился мальчик, когда я вернулся к ним, осторожно прошмыгнув мимо расслабляющихся за выпивкой и наркотиками посетителей. — Какие-то проблемы?       — Уже никаких, — не став пускаться в разъяснения, коротко бросил я, выглядывая за угол. Им ни к чему такие подробности произошедшего. — В общем, комната свободна, чёрный ход взломан, шкаф отодвинут в сторону — осторожно, по одному, проберётесь внутрь и ждёте меня, ясно?       — А как же?..       Паренёк хотел было возразить, волнуясь за понятно кого, но я прервал его на полуслове, уловив суть:       — Девочку оставьте на меня.       Снова выглянул за угол. И тут же, приглушенно шипя, скомандовал:       — Пошёл!       Видимо, гости уже давно пребывали в своём "мирке", что неуклюже семенящий вдоль стены ребёнок не привлёк ни малейшего внимания, даже когда один из них опасно покрутил головой в нашу сторону, но, никак не среагировав на замершую возле двери фигуру, быстро вернулся к вялой беседе с товарищами.       «Близко, — бесшумно выдохнул я с облегчением. — Очень близко».       «Времени мало, — напомнила Наги. — Ночь вскоре закончится, и тогда могут быть проблемы».       А то я сам не знаю? Ладно, один уже скрылся за дверью, шустро приоткрыв её слегка и прошмыгнув внутрь. Отлично, минус один.       — Второй пошёл, — перехватив из его рук живую "поклажу", я лёгким толчком ладони отправил второго мальчика в аналогичном направлении.       Этот, к слову, был куда более тощим и мелким, что казался и вовсе незаметным, когда старательно вжимался в стену, тем не менее быстро переставляя обмотанные тряпками ноги. Я успел пару раз глубоко вдохнуть и плавно выдохнуть, когда, наконец, и он исчез за дверью. Остался лишь я и…       — Твою ж… — с трудом сдержался, дабы не выругаться. Затем присел на корточки и занёс назад руки. — Эй, не смей отключаться, слышишь? Давай, взбирайся… и крепко держись за шею.       С горем пополам, но девочка взгромоздилась на меня верхом, всем телом вжавшись в спину и даже обхватывая тонкими ножками талию, насколько позволяла длина. А я уже было думал, что придётся придерживать её за… у-ух, бёдра, чего мне не очень-то и хотелось ввиду этого не шибко длинного платьица, едва дотягивающего до колен. Да чтоб тебя, нашёл время страдать хернёй!       «Стартуем!» — собравшись с духом, рванул я, подгадав очередной момент, когда все отвернутся.       Удивительно, но в этот раз, имея на плечах немалый, прямо скажем, вес, я оказался по другую сторону двери за секунды три: я в один длинный прыжок уже оказался у входа, а влететь внутрь и запереть дверь — делов на пару секунд, не больше. Но такая прыть не далась мне даром: грудь теперь словно калёным железом выжигало, каждый вдох отдавался тупой сдавливающей и выкручивающей болью в лёгких.       — Отлично, — после десятка секунд молчаливого выжидания и прислушивания, довольно выдохнул я, спуская с плеч тяжело дышащую девочку. — Заберите подругу обратно, мне ещё понадобятся свободные руки. — Дождавшись, пока мальчики подхватят с трудом стоящую на ногах девчушку, я подошёл к маленькому двухстворчатому окошку и толкнул наружу заранее сломанные грубой силой дверцы. — Один наружу — примет с той стороны девчонку. Затем уже второй. Живее.       Поминая, что снаружи теперь покоится, пускай и прикопанное слегка, но всё же мёртвое тело бывшей хозяйки борделя, у меня тем не менее не оставалось особого выхода: надеюсь, что дети его попросту не заметят. Во избежание ненужных следов я тогда сперва сломал женщине руку, упорно продолжавшую держать оружие, затем вцепился ей в горло, стремясь свернуть шейные позвонки. Даже с помощью силы Наги это вышло не сразу — на шее впоследствии остались заметные подтёки от пальцев, — но мы и не в моём мире, чтобы переживать за отпечатки пальцев и прочие возможные ДНК.       Бодрящий холодный воздух мгновенно опьянил разум после всего пережитого, что я чуть не забылся, выбравшись наружу сразу за последним из ребятни и представ перед гуляющим ветерком в полный рост, позволяя тому обволакивать моё лицо и "расчесывать" пропотевшие, превратившиеся в сосульки волосы. Лишь осторожное подёргивание моего рукава извне заставило вернуться в мир насущный.       — Чёрт, а что делать с остальными?.. — запоздало пробубнил я, оглядываясь вокруг.       Как и многие отдельно стоящие частные дома, здесь был свой небольшой задний дворик, где, собственно, мы сейчас и стояли по щиколотку в снегу. Как и ожидалось, окна не горели из-за затворенных ставней. Эх, надо было сразу выломать, чтобы теперь не выискивать нужную мне комнату.       «Наги, твой выход, — решился я, встряхивая успевшие вспотеть ладони. — Парку-у-ур!»       «Да захлопнись ты наконец, полоумный», — проскрипела та, но всё же забрав контроль над телом себе.       Глухой хлопок в ладоши на удачу. Ноги согнулись в коленях для наибольшего импульса. Ступни что есть силы оттолкнулись от снежного "ковра", отправляя тело в полёт.       Пальцы уверенной хваткой вцепились в едва заметный выступ под окном второго этажа — в этот раз удалось подпрыгнуть на метров эдак десять, что я с трудом сдержался, дабы не присвистнуть. Чувствую, что сегодня вернусь опустошённым… если, конечно, удастся вернуться — оптимизм мой постепенно иссякал.       Ещё рывок вверх, отталкиваясь голыми ступнями от стены, — и я ухватился за выступ карниза самой оконной рамы. Это было, на удивление, быстро… хотя мне и пары минут хватило, что я перестал чувствовать собственные ноги. Блядь, надо было и мне тоже чем-то обмотаться, да не обратил внимание, постоянно заморачиваясь о других.       Вгляделся в узкую щель между створками ставен: почти ничего не видать, за исключением промелькнувшего на мгновенье чьего-то волосатого зада. Ясно, немного не моё окно. Слегка раскачавшись, прыгнул влево, перескочив на соседнее окно — надеюсь, что выбрал нужное направление, иначе это натуральный пиздец. Припал к щели: в этот раз в ракурс угадила пышная чашечка правой груди, подпрыгивающая в такт скачущей на ком-то женщины. Да чтоб тебя, едем дальше.       — Райли? — осторожно подозвал я паренька, в этот раз не заметив абсолютно никакого движения в проёме створок. — Пс-с, Райли, ёкарный бабай!       — Дядя? — в проёме показалось знакомое лицо старшего из мальчишек. Ну слава тебе, Господи! Четвёртое окно оказалось искомым. — Вы как там вообще?..       — Нет времени на ерунду, — сплюнул я за спину. Ну да, сказал тот, кто постоянно мается ерундой… чёртов лицемер, вот уж действительно. — Стяни с кровати матрац, одеяло… всё, что хоть немного мягкое, и прислони к створкам окна.       — Что вы?..       — Твою налево, просто сделай это!       Меня больше заботило, как я проверну то, что задумал, и пускаться в долгие разъяснения для пацана уж точно желания не было.       — Это последнее, — известил он меня спустя где-то полторы минуты, что я тут все яйца успел себе отморозить, не говоря уже о пальцах на ногах и руках.        — Упрись в них покрепче и держи, — требовательно бросил я, одной рукой стараясь снять куртку, при этом балансируя на узеньком выступе на высоте с двадцать-двадцать пять метров… у-ух, ёб… — Почувствуешь треск, грохот или звон стекла — не смей отходить и держи до последнего, слышишь?!       Не дожидаясь ответа — паренёк сообразительный и небось уже выполнил требуемое, я в этом уверен, — я расправил куртку и прижал к стеклу, осторожно надавливая на него. Б-блядство, звон треснувшегося стекла вышел всё же громче ожидаемого, разнёсшись по округе, благо, неутихающая метель унесла звук далеко-далеко. Встряхнул куртку от битого стекла — осколки осыпались вниз, чуть не изрезав в полёте мне ноги, с-суки. Ладно, сам виноват…       И-и-и-и раз!       Забросил на плечо куртку и взобрался чуть выше. Тогда, крепко ухватившись за верхний выступ окна, я что есть силы ударил пяткой о деревянную дверцу ставней, намереваясь если и не сломать их сами, то хоть выбить крепление, что держало их запертыми.       И-и-и-и два!       И-и-и-и три!       И-и-и-и четыре!       Я уже начинал жалеть, что снял, пускай и тяжёлые, но хоть с крепкой и твёрдой подошвой сапоги — от пятки с каждым ударом разносился "электрический заряд" тупой боли по всей длине, с каждым последующим уходя всё выше, достигая таза. Казалось, что ещё немного — и я вовсе расстанусь с конечностью: оторвётся и улетит к чертям собачьим.       Вложив неимоверное количество сил, на восьмой раз ставни звучно треснули, а с той стороны послышался глухой удар падающего тела. Проверил окно, легонько упершись ногой в ставню, — та плавно отъехала внутрь, демонстрируя мне торчащие "кольями" щепки по краю.       — В-вы… — Скользнув внутрь и первым делом усевшись на пол, принимаясь поглаживать отбитую пятку левой ноги, я услыхал ошарашенный голосок паренька, всё ещё лежавшего подле окна на спине и странно глядевшего в мою сторону. — В-вы человек вообще?       — Я порой задаюсь тем же вопросом, — встряхнув пару раз ногой и убедившись, что боль постепенно уходит, я просто пожал плечами. Опомнившись, я мгновенно перевёл взор на присутствующих, что выстроились вокруг меня полукругом, встав немыми столбами. Не знаю почему, но меня это взбесило, тем более ясно видя, что те более-менее успели прийти в себя, взирая на меня вполне ясными глазами. — Ну и какого хрена вы вылупились? Валите уже — на этот шум сейчас могут сбежаться хлопцы!       — Так ведь… — вновь подал голос паренёк.       — Прыгайте, — догадавшись, что он хотел сказать, отрезал я. — Всего второй этаж, снег смягчит падение… — Перевёл серьёзный взгляд на старшего из мальчишек. — Райли, первым пойдёшь. После будешь принимать остальных внизу, чтобы никто не убился. Уж простите, но лучшего варианта я вам не предложу.       Поднялся с пола и направился в сторону двери: с детьми разобрались — осталась лишь одна несущественная мелочь. Но сперва…       — Наверное, стоило выбросить тебя из окна первой, для надёжности, — холодно произнёс я сидящей на кровати женщине, что успела успокоиться и теперь дрожащими глазами разглядывала меня, остановившегося близ. — Но ты уже не моя забота, а его, — указал за спину, где мальчуган уже успел взобраться на подоконник, собираясь спрыгнуть вниз, — так что не забудь поблагодарить пацана.       Та лишь всхлипнула, не проронив ни слова. Ну и хорошо — мне всё равно нет до неё никакого дела, и любые слова просто окажутся для меня пустым фоновым звуком.       С этими мыслями я замер у порога, настраиваясь на нужный лад и зажигая в сердце огонь ярости и гнева. Мне предстояло устроить грандиозное "шоу"… и для этого требовалось собрать максимальную концентрацию, на которую я был только способен, поминая случай с некромантом.

Интерлюдия

      — Во имя пятерых, что это за шум?!       Дверь одной из комнат приоткрылась и в проёме показалась мужская небритая недовольная харя.       — Мы сами ничего не поняли, — отозвался другой мужчина, успевший выбраться из своей комнаты, и полуголым — потрудившись надеть лишь штаны — направился к предполагаемому источнику шума, коей являлась дверь в середине «балкончика» второго этажа. С недоумевающим видом тот принялся колошматить по твёрдой поверхности. — Эй, любезный, вы что там устроили?! Я сейчас охрану позову, если!..       Его слова потонули в ужасной какофонии грохота, треска древесины и отборной матерщины: возвышавшаяся пред ним дверь резко подалась вперёд, срываясь с петель и придавливая собой мужчину, не успевшего отскочить прочь.       Из проёма медленно выплыла фигура в чёрной расстёгнутой кожаной куртке поверх тёмной простецкой рубахи и аналогичных штанах, после чего остановилась по левую сторону от придавленного человека, как-то странно склонив голову, отчего не такие уж длинные волосы умудрились скрыть большую часть лица.       — К-какого?.. — прохрипел лежащий мужчина, силясь выбраться из западни.       Однако его мучения прервала резко опустившаяся на голову голая ступня. Череп отозвался смачным хрустом и буквально взорвался фонтаном тёмно-бурых брызг, подобно спелому арбузу, по которому малолетний шутник вздумал ударить бейсбольной битой. Тело лишь скупо дёрнулось… и спустя мгновенье вновь воцарились неподвижность и тишина.       Вышедший из проблемной комнаты молодой парень медленно поднял сочащуюся красным ступню с отваливающимися от неё мелкими ошмётками мозгов и черепных косточек и брезгливо обтёр о ковёр, награждая серебристую поверхность бурыми кляксами — он вложил в свой удар непомерное количество сил, что от головы практически ничего не осталось, кроме непонятного месива из останков крови, мяса, волос, мозгов и осколков костей, что разлетелись по округе, окрасив собой пол и соседнюю стену.       Выглянувшие из своих комнат клиенты, привлечённые шумом, молча следили за представшей пред ними "картиной", не решаясь что-либо сделать. Все завороженно наблюдали за медленными и расслабленными движениями паренька, что словно пребывал в некоем трансе или полудрёме.       — У-ублюдок! — первым пришёл в себя кто-то из посетителей и, вооружившись пустой бутылкой из-под спиртного, быком понёсся на нарушителя спокойствия. — Сдохни!       Мужчина, не разбирая дороги и не обращая ни на что внимания, так и не заметил прорезавшейся на лице паренька неприглядной улыбки, что постепенно ширилась по мере приближения нового врага.       Почти настигнув цель, посетитель замахнулся импровизированным оружием, намереваясь ударить в голову…       И в следующий миг бутылка вывалилась из ослабевших пальцев и, укатившись к краю «балкончика», слетела вниз, где трое оставшихся мужчин тут же ошарашено повскакивали и уставились на образовавшуюся наверху бучу. Противный чавкающий мимолётный звук также разошёлся по второму этажу, ввергая наблюдавших в искромётный ужас. Вернее, не сам звук, а сопроводившее его действо.       Сухой кашель вырвался изо рта нерадивого агрессора, что набрался смелости напасть на незнакомца в чёрном, испачкав последнему волосы слетевшей с дрожащих губ кровью. Сочащаяся красным кисть торчала у мужчины из спины — тот напоминал теперь свинью, насаженную на вертел. Паренёк без видимого стороннему взгляду движения в последний момент выкинул вперёд руку, странным образом умудрившись пробить тому голой ладонью грудную клетку насквозь. В слизких окровавленных пальцах отчетливо виднелось что-то овальное со стекающей с него кровью… и пульсирующее. Мужчина всё ещё был жив, но вся его деятельность ограничивалась булькающими звуками в горле и бешеным, подрагивающим взором на неприятеля.       Молодой паренёк молча выдернул скользкую руку из груди и, не давая мужчине осесть на колени, быстрым круговым ударом ноги отправил умирающего в непродолжительный полёт с «балкончика», вынуждая того попутно снести перила.       Глухой шлепок упавшего тела тут же встретили отборной мужской матерщиной и несколькими девичьими взвизгами. Все наблюдавшие пребывали в… нет, слово «страх» тут не совсем уместно — скорей «недоумение»: на их глазах этот хлипкий на вид юноша недвусмысленно выбил дверь, после разнёс одному из мужчин голову в дребезги, а второму вырвал сердце голыми руками, после без видимых усилий сбросил его тело на первый этаж. Он попросту нарушал все немногие, пусть опосредованно, но известные местным жителям законы физики — в такой ничтожной массе тела не могла таиться столь разрушительная сила. Это приводило в шок и не позволяло никому осмелиться выступить против этого… монстра.       Все присутствующие более не видели в этом человека — в их глазах он обрёл демонический окрас, не меняясь внешне, и тем не менее теряя привычные человеческие черты. Особенно когда оно наконец подняло голову и обратило свой взор на наблюдателей, что притаились в левой стороне «балкончика». Безумная во все зубы улыбка занимала едва ли не четверть лица, где явно проглядывалась красно-розовая обожжённая кожа, а широко распахнутые, налившиеся пугающим блеском глаза хищно уставились на людей, с любопытством и… жаждой?.. разглядывая каждый сантиметр их трясущихся тел.       Раскатистый протяжный смех взорвал застоявшуюся тишину, вызывая цепную реакцию: кто-то вновь начал материться, а кто и вовсе взвыл в отчаянии. Оно пребывало в неописуемом восторге, заливаясь безудержным, пробирающим до костей, звонким смехом, предвкушая пиршество. И теперь люди по-настоящему ужаснулись, ведь этот смех не мог принадлежать человеку: звонкий, но скрипучий, лишённый каких-то светлых эмоций, полностью состоящий лишь из безумия и жажды крови.       Паренёк, чьим телом овладело это существо, не был таким, ему всё это приходилось не по душе, и если бы он мог, то просто ушёл бы прочь, забыв об этом месте и его клиентах. Но они перешли ту черту, за которую он уже не мог просто так их простить. И потому добровольно «отошёл во мглу», предоставив этому существу абсолютную свободу. Он знал, что оно не отпустит никого живым, и рассчитывал на это.       Однако он также понимал, что такая жатва просто разорвёт его и без того расшатанный разум, окончательно превратив в безумца, способного убить по простой прихоти даже собственных друзей. И он, рискуя не возвратиться, "ушёл" сознанием далеко вглубь, отказываясь даже смотреть на этот… карнавал трупов. Максимально отстранился от всего этого, отчего его сердце начало петь. Плавная меланхоличная с нотками мрака мелодия ребристой волной прошлась по телу, расслабляя его… и позволяя существу не сдерживать себя.

Прошепчешь ли: "Приди, спаситель", В час, когда надежды нет, И вкус греха как искуситель Наполнит жаждою в ответ?

      Словно получив безмолвный призыв к действию, паренёк, выронив бесполезный теперь орган из руки, стремглав понёсся на собравшихся в кучу людей, отчего те пришли в панику, лихорадочно толкаясь в попытке прорваться к спасительной лестнице.

В плену намёков и подоплёк, страстей чужих, Что не дают в покое жить, Среди смятения тебя стремление закружит, Сожмёт в объятиях, задумав погубить!

      Он настиг их прежде, чем кто-то смог ступить на лестницу. Мужчины интуитивно пытались защититься, нанося предупреждающие удары, но юноша уже развил просто немыслимую скорость, с лёгкостью уходя в сторону от их выпадов кулаками.       Громкий вскрик. Болезненный хрип. Одно из тел повалилось навзничь, лишь изредка судорожно подёргивая конечностями. Кто-то, заметив произошедшее в этой толкучке, начал причитать и бросать грязные ремарки. Залитое кровью лицо юноши с тем же хищным оскалом держало в зубах что-то, напоминающее маленькую трубочку с тянущимися от неё "верёвочками" оборванных вен. Кого-то из девушек в толпе стошнило, уделывая и без того забрызганный бурым серебристый ковёр.

Дождь напои, Жажду я твоей любви, Что пылает в небесах страстей. Дождь напои, Без твоей любви вся жизнь — Безумный карнавал моих потерь.

      Выплюнув вырванную голыми зубами трахею, паренёк также быстро влетел в самое сердце толпы, создавая натуральный переполох. Крики и предсмертные, полные агонии, хрипы сопровождались каждым нанесённым им ударом, ведь оно било точечно, стараясь гарантированно вывести из строя всех присутствующих.       Одно из тел завалилось набок со сломанными шейными позвонками — его голова была вывернута под неестественным углом.       Второму юноша пробил ладонью живот, ловким движением выпуская и разматывая кишки, используя их вместо лассо, что вмиг набросил на шею третьему, почти достигшему лестницы, и резким рывком возвратил сбежавшего в создавшуюся бучу…

Всё лишь игра, от краха бегство, И правды краски темны: Порочно всё – дела и средства, И вещи, что нам не нужны.

      Одна из девушек взвизгнула и повалилась на пол, сворачиваясь в позу эмбриона и крепко держась ладонью за левую часть лица. Сквозь пальцы струилась алая кровь, заливаясь внутрь раскрывшегося в крике горла. На ковёр упало что-то круглое с тянущимися от него "жгутиками" вен и сухожилий: глазное яблоко. Что довольно скоро было раздавлено чьей-то голой ступнёй в этой мясорубке. Как и сама девушка — её попросту начали топтать, не обращая внимания, что находится под их ногами, отчаянно борясь за свою жизнь, тщетно противоборствуя монстру, виртуозно наносящему точные и зачастую смертельные удары ладонями и пальцами, что будто обрели форму лезвий, без труда пронзали и шинковали человеческую плоть.

Я жажду "завтра", когда несчастью не сломить, Не сломить будет нас, Сильней чем прежде во мне надежда не пасть, Туда, где нормы грань — не то, что есть сейчас!

      Всё длилось меньше минуты — и на «балкончике» второго этажа на ногах осталась лишь одна худощавая фигура в чёрном, окружённая дюжиной поверженных людей, большая часть из которых уже перестала дышать и корчиться. А немногие ещё живые "счастливчики", лишённые тех или иных частей тела, отхаркивали кровь и придерживали жалкие ошмётки мяса, где буквально мгновенье назад была их рука, нога, глаз… любое возможное место, куда только смогли дотянуться лапы этого монстра, что теперь стоял неподвижно, даже не усилив дыхание и не вспотев, безмолвно вслушиваясь куда-то вдаль.       Юноша помнил о тех немногих, что остались внизу и к которым уже со всех ног спешила взбудораженная охрана — они практически все собрались в вестибюле первого этажа, усиленно вглядываясь ввысь.       Поминая о хороших манерах, он решил "поприветствовать" их как следует, подхватывая с пола за ногу одно из корчащихся тел — согнутую пополам девушку, лишившуюся глаза и теперь бормочавшую что-то невнятное — и что есть силы забрасывая бедняжку на широкую, покачивающуюся под потолком люстру.       Не сумев выдержать такого веса вкупе с силой удара, массивная и широкая железная конструкция со страшным грохотом рухнула вниз. Неудачно вставшие прямо в центре зала люди, неотрывно следившие за происходящим наверху, тем не менее запоздало среагировали: те, что были дальше всего от центра, успели сгруппироваться и отпрыгнуть, когда как остальных попросту расплющило под столь огромным весом тяжёлой и громоздкой конструкции, на которой всё ещё лежало зацепившееся каким-то чудом тело брошенной девушки. Некогда блестящий серебром ковёр в вестибюле медленно окроплялся расползающейся по окружности лужей крови. Изувеченные тела покоились под люстрой в ломаных, неестественных позах, местами демонстрируя немногим выжившим оголённые, вырвавшиеся из плоти кости со свисающими на них вереницами окровавленных рваных мышц — многие глаза покойных так и остались широко распахнуты, смотрящие в потолок со страхом и отчаяньем, теперь уже, правда, лишённые какой-либо яркости, безвозвратно потухшие и остекленевшие.

Дождь напои, Жажду я твоей любви, Что пылает в небесах страстей. Дождь напои, Без твоей любви вся жизнь — Безумный карнавал моих потерь.

      Кого-то снова стошнило. Кто-то начал постепенно сходить с ума, ошалелыми дрожащими глазами разглядывая мёртвых, некогда приходившихся им знакомыми, друзьями… и даже любимыми. Но некоторые, что ещё дышали, пришли в ярость, громко и утробно проклиная того, кто это сотворил.       И кто милостиво спустился к ним сам, мягко, словно подвешенный на верёвочках, приземлившись рядом с охранниками, лишь слегка подогнув колени.       Весь их боевой задор мгновенно сошёл на нет, стоило им встретиться взглядом с этим монстром: радостная широкая улыбка психопата демонстрировала сохранившие чужую кровь алые губы и зубы, которые нежно обводил язык, слизывая липкую жидкость; налившиеся безумием и жаждой крови глаза, один из которых буквально представлял из себя отвратный сгусток крови с чем-то жёлтым, будто поражённый гноем; растрёпанные волосы представляли собой торчащие во все стороны сосульки, с которых всё ещё срывались бурые капли, и укрывали часть лица, тем не менее под которыми всем хорошо были заметны проступающие красно-розовые "черви" страшного ожога, отчего чувство отвращения увеличивалось в разы.       Краем ума мужчины осознавали, что их конец неминуем, но гордость не позволила им так просто отдать свою жизнь, и те дружно ринулись к неприятелю.       Юноша сразу заметил в их руках полноценное оружие в виде коротких дубинок и кинжалов, однако даже и не дёрнулся, позволяя им подойти ближе. Ведь оно, что управляло его телом, не ведало страха и сомнений, прекрасно просчитывая все возможные ходы и уже заранее выставляя себя победителем. Сам же паренёк полностью доверился ей, оставаясь безразличным ко всему происходящему, ведь он добровольно отрезал себя от реальности. И лишь плавно тянущаяся мелодия согревала его сердце в этом царстве крови, мяса и безумия.

Не уходи, не уходи, Когда мир сгорает. Не уходи, не уходи, Когда сердце страдает…

Конец интерлюдии

      — Дядь? — чей-то знакомый голос позвал меня в темноте. — Дядя, вы как? Прошу, ответьте!       — Ха-а-а?.. — проскрипел я, едва не выблевав собственные лёгкие: горло ужасно саднило, словно меня неделю мотало по пустыне без единого грамма воды. — П… пи-и-ить…       — Д-да, конечно, один миг! — бодро кивнув, Райли выбежал за дверь.       Что за чёрт… где я вообще? Раскрывая щиплющие и слезящиеся глаза, я мутным взором окинул крохотную тёмную комнатушку, освещённую лишь скупым розово-оранжевым заревом проступающего за окном рассвета. Видимо, ночь уже позади и я благополучно вернулся в церквушку — это определённо не моя берлога и не комната той чокнутой извращенки. Дерьмо, и ведь я ни хрена не помню, как добрался обратно… я вообще ничего не помню с момента, как моя рука коснулась той дверной ручки, ведущей в коридор второго этажа злополучного борделя. Так что же, я их таки… А дети?!.       — Осторожно, горячее, — влетевший обратно в комнату мальчуган аккуратно подсел рядом и медленно протянул мне кружку с чем-то не шибко приятно пахучим. Заметив, видимо, моё выражение лица, тот виновато хихикнул. — Дедушка просил передать, чтобы вы не обращали внимание на запах и вкус, зато оно быстро поднимет вас на ноги.       Молча кивнув — ведь сказать что-либо вменяемо не выходило, приходилось сдерживать сухой кашель, — я забрал кружку и, приподнявшись в локтях, приложился губами к краешку сосуда. Никогда не мог терпеть слишком горячие напитки: чувствительный язык. Но моя жажда была куда сильнее привычных рамок комфорта, что я безбожно, но без фанатизма залил кипяток, а по другому это и не назвать, в глотку маленькими порциями, тем не менее знатно обжигая орган и вызывая неприятное бурление в пищеводе.       — Бе-е-е, — как-то по-детски вытянул язык, всем своим видом поясняя за вкус этого травяного напитка, и, отставив пустую кружку подальше, уселся по-турецки на расстеленной на полу импровизированном спальнике из нескольких тёплых шкур и одеяла. Только сейчас заметил, что ступни перемотаны тряпками и слабо покалывали… блин, я ведь, получается, так и не забрал свою обувку… говнина. Зато паренёк уже успел обзавестись большими, не по размеру, зато относительно свежими шмотками, как и обувью: старик, видать, порылся в закромах. — Ну и дрянь… Ладно, скажи лучше, все ли целы? Что там случилось после того, как вы выбрались наружу?       — А вы не помните? — удивлённо уставился тот. Дождавшись моего молчаливого покачивания головой, мальчик продолжил. — Спустились мы без проблем: снега под окнами намело — будь здоров, никто при падении не пострадал, разве что лёгкие синяки у некоторых остались. Вас какое-то время не было, что мы уже начали волноваться. Я даже решил было за вами вернуться…       — Ты, вроде, самый старший из них, но при этом тот ещё идиот, как я погляжу, — не удержался я от ироничного смешка, отчего мальчуган тут же насупился. — Даже если б я не вернулся — что ты мог бы сделать против здоровых мужиков с твоей-то комплекцией? Учись думать головой и не лезть куда ни попадя.       — Кто бы говорил… — под нос буркнул он, отворачиваясь. — Сами полезли, куда не следовало… зачем, спрашивается…       — Проехали, — нарочно пропустив его замечание мимо ушей, примирительно махнул рукой. — Так что там дальше?       — Когда я уже намеревался пойти за вами — окно через несколько комнат от нашей разбилось, разметая по округе щепки и стекло, и вы выпрыгнули оттуда с кем-то на руках, без малейших помех приземлившись посреди двора. Мы тогда чуть дар речи не потеряли — думали, уже умом тронулись. После чего вы, как ни в чём не бывало, прошли мимо нас и направились куда-то за угол, в переулки. Вы молча шли впереди, неся на руках одну из девочек, замотанную в одеяла, а мы брели следом, стараясь не отставать… — Запнувшись, он как-то странно посмотрел на меня. — И у вас было такое безжизненное лицо, будто вы… Не уверен точно, но вы меня немного перепугали тогда. Ещё и откуда-то взявшаяся наплечная сумка покачивалась у вас на спине… мы не осмелились её открывать и просто забросили в угол, вон туда. Что вы только там устроили, отчего за нашими спинами тянулся приличный такой густой дым?       — Забудь, — отмахнувшись, я повернул голову в указанном им направлении, натыкаясь взглядом на какой-то потрёпанный… скорей закоптившийся мешок с одной лямкой, похожей на рюкзак. Ну да ладно, с этим потом разберусь. А вот насчёт всего остального… всё это в двух словах явно не объяснишь, да и не его это дело, собственно говоря. Поэтому я сменил тему. — А что сказал старик, когда мы пришли?       — Он ничего и не успел ответить, — пожал тот плечами. — Вы молча вошли внутрь, уложили спящую девочку в кресло… и тут же повалились на пол. Я уж было думал, что вы умерли, но дедушка уверил, что вы просто сильно устали и мы вас перетащили сюда.       — Ясно, — погладил колючий подбородок, затем припомнил одну вещь. — Этот пацан… ну, что был здесь до вашего прихода — где он?       — Симка? — переспросил тот, на что я лишь развёл руками: я как-то и забыл спросить его имя. К слову, ну и имечко: так и хочется отшутиться про сотовый… эх, я уже скучаю по своему старенькому "девайсу". В любом случае, других претендентов тут всё равно не было, и скорей всего это он и есть. — Дедушка как смог удалил ему несколько пальцев на ноге, теперь он отдыхает под успокоительными травами.       — Хорошо. Как проснётся — тут же сообщишь мне, лады? У меня к нему имеется неотложный разговор.       — Да, разумеется.       Видимо, имея за плечами и другие заботы, Райли вскочил на ноги. Но прежде чем выйти за дверь, неловко добавил:       — Мы… мы вам действительно признательны за помощь. Если что понадобится — дайте знать. Мы сделаем всё, что в наших силах.       Хотелось было отмахнуться, мол «да забей», но я лишь сдержанно кивнул, молча проводив того взглядом. Кто знает, может и впрямь ему выпадет шанс вернуть должок. В конце концов, я действительно не альтруист, чтобы защищать сивых и убогих по доброте душевной — люди должны оплачивать свои долги, даже если они их изначально не хотели и избегали всевозможными способами, но те просто упали им на голову, подобно срывающемуся в самый неподходящий момент снегу. Жизнь умеет давать с ноги промеж помидоров, но и в ней можно найти некую закономерность и даже своеобразную справедливость… если слишком широко трактовать эти понятия.       «Спасибо тебе», — вспомнив другой не менее важный момент, мысленно обратился я к дремавшему внутри меня существу, возвращая голову на подушку и решая ещё немного поспать: тело всё же прилично ломило, особенно в пояснице.       «За что? — будто и впрямь не понимая, о чём идёт речь — хотя она видела каждую мою мысль чётко и ясно, — неохотно отозвалась Наги. — Я сделала то, что требовала от меня ситуация, только и всего».       «Ты знаешь, о чём я, — улыбнулся я, отворачиваясь на бок и прикрывая веки от начавшего подсвечивать комнату оранжевым солнца. — Спасибо, что не забыла захватить девчонку, хоть ты и не обязана была».       «Заткнись уже и спи, — отчего-то начала закипать та и привычно "удалилась" вглубь, перед этим бросив напоследок. — Нам требуется хорошенько набраться сил: я использовала почти весь наш запас».       И больше я её за сегодня ни разу не услышал.