Наследие богов

Интерлюдия

      — Что за странная ухмылка? — замерев на полушаге, насупилась девочка с рыжим мочалом вьющихся волос.       — Ох, прости, Цветик, просто ты так забавно крадёшься… со стороны это выглядит довольно мило…       — Не думай, что ты лучше меня!.. И прекрати уже коверкать моё имя!       — Не шуми так, — осадил её присевший рядом худощавый мальчик с коротко стриженными каштановыми волосами и забавно торчащими в стороны ушами, — иначе нас обнаружат.       Осторожно выглянув через крохотную щель в деревянном заборе, он нехотя добавил:       — К тому же это имя тебе больше к лицу.       — Болван, — сухо бросила она и в отместку кольнула мальчишку в бок указательным пальцем. — Не думай, что я стану терпеть подобное лишь потому, что нас угораздило попасть в одну пару… — Тяжёлый вздох. — И почему партнёрши недостало именно мне?.. Я отчего-то не удивлена, что ты также остался единственным без партнёра-мальчика.       — Прозвучало как откровенное оскорбление, знаешь ли, — криво улыбнулся он и коротко взглянул на девочку из-за плеча. Светло-серые глаза приняли добродушный блеск. — Не злись. Понимаешь, все ребята зовут тебя по имени, а мне захотелось звать тебя как-то по особому… ну, не знаю, как бы… мы ведь теперь стали ближе, чем когда обучались порознь, ну и в общем…       — Ты бы так лучше о поручениях учителя думал, чем о всяких глупостях, — нахмурилась девочка, резким тычком ладони в щёку отстраняя парнишку, дабы самой взглянуть на объект наблюдения. — Нам велели проследить за этим человеком и доложиться, если заметим что-то подозрительное. Так что гляди в оба, увалень, я не собираюсь нести повинность за твои просчёты.       — Я сама сосредоточенность, Цветик, о чём ты? — улыбнулся во все зубы паренёк.       — Ах ты… — сжала маленькие кулачки девочка, с трудом сдерживаясь, дабы не применить силу к нечестивцу. — Прекрати уже коверкать моё!..       — Ш-ш-ш, — парнишка рывком прикрыл напарнице рот, затем жестом призвал ту присесть и затаиться. — Я слышал чьи-то шаги, они приближаются.       Девочка навострила уши и тоже смогла различить отчётливые характерные шлепки тяжёлой обувки по воде: недавний дождь успел оставить после себя изрядное количество лужиц разного объёма и глубины.       — Нет, нельзя, чтобы нас обнаружили, — прошептала дрожащими губами девочка, обхватив плечи. — Милостивая Марико, я не хочу снова оказаться в колодце… только не там…       — Быстрее, — мальчик потрусил гуськом вдоль проулка, бесцеремонно ухватив растерявшуюся напарницу за запястье, вместе с ней как можно плотнее вжимаясь в стену одного из домов, где простиралась наиболее густая непроглядная тень. — У одного из чёрных ходов я видел несколько бесхозных бочек, думаю, мы там поместимся.       Тем временем шлепки становились всё громче. Человека, что занесло в этот не самый освещённый и благополучный район города, казалось, вовсе не заботила собственная безопасность… либо же попросту распирала невообразимая уверенность в себе, отчего даже мысли о том, чтобы попытаться скрыть своё присутствие пресекались на корню.       — Как думаешь, это за нами? — практически одними губами прошелестела девочка, невольно смыкая ручонки на шее мальчика.       — Не думаю, — опасливо, в такт ей прошептал он, в свою очередь осторожно отведя согнутую ногу в сторону, дабы не затекла раньше времени. — Кажется, это какой-то пьянчуга заплутал… Вслушайся в ритм шагов — они хаотичны, то ускоряя шаг, то замедляя, словно тот балансирует, дабы не потерять равновесие и не упасть носом в грязь.       На счастье ребят, им удалось добраться до заветных бочек раньше, чем на них вышел незваный гость, и оба, не сговариваясь, юркнули в первую попавшуюся пустую ёмкость, бесшумно толкая и пиная друг друга в попытке принять уверенное сидячее положение. Когда же шум шагов оказался на неприлично близком расстоянии от их укрытия, оба замерли и затаили дыхание, внимательно прислушиваясь… и стараясь не обращать внимания на странные ощущения от столь близкого контакта товарища. После их недолгой возни мальчишка оказался снизу, ощущая спиной холодок деревянного дна, и был вынужден развести ноги и руки в стороны, упираясь ими в стенки бочки, так как в противном случае оказавшаяся на нём сверху девочка попросту грозила свернуть ему шею — только конечности и удерживали верхнюю часть позвоночника в воздухе, не позволяя шее и черепу удариться об слегка выпирающий металлический ободок. Глаза обоих достаточно давно привыкли к недостатку освещения, и девочка воочию видела, к какому испытанию приговорила парнишку, посему тут же прижалась к его торсу, дабы суметь обхватить руками его шею и затылок, смягчая ему дискомфорт от металлических деталей.       Его грудь, невольно отметила про себя девочка, она такая мягкая, а внутри так живо выстукивает сердце. Его дыхание щекотало ей уши, но эти ощущения показались ей на удивление приятными. Вслушиваясь в окружение, девочка чуть сместила голову в сторону… и оба встретились взглядами. Лицо мальчика по какой-то причине сделалось непривычно вытянувшимся, щёки слегка пылали, а дыхание замедлилось, как если бы он боялся произвести лишний вдох, за который его непременно подвергнут истязанию. Чёрные в потёмках глаза неотрывно разглядывали её, находящуюся так близко… и одновременно так далеко. Почему так? Никто из них не смог бы ответить на этот вопрос. Они лишь продолжали глядеть друг другу в глаза, периодически забывая, как следует дышать. Нет, не из страха быть обнаруженными уже давно скрывшимся где-то в соседнем переулке незнакомцем. Причина была иной. Но ни один из них не решился бы даже подумать о ней, не то что произнести вслух.       — П-позади…       — Что? — в недоумении выпалила девочка, не расслышав вырвавшийся из его рта… это с трудом удавалось назвать словом — скорей уж это напоминало горловой набор звуков, когда чуть было не утонувший человек сплёвывает попавшую в лёгкие воду.       — Он ушёл, — заметно успокоившись, выговорил тот размеренным голосом. — Вставай, Цветик, нам пора возвращаться. К тому же, кажется, ты мне что-то отдавила.       Ещё не пришедшая в себя после этого странного наваждения девочка с непонимающим взглядом продолжала лежать сверху на мальчике. А когда до неё всё же дошёл смысл сказанного, а мысли были приведены в порядок…       — Я сколько раз просила не называть меня так! — прошипела она на манер змеи и, выпрямившись, намеренно саданула того в живот коленом, пока выбиралась наружу. — Вот же болван…       Раздавшийся снизу скрип дверных петель заставил едва не задремавшую, притаившуюся на крыше здания женщину встрепенуться и обратить взор на источник шума, так не свойственный столь мирной и глухой ночи.       «Вы приняли это куда проще, чем мне предполагалось, — меланхолично улыбнулась про себя таинственная наблюдательница, украдкой следя из-за угла печной трубы за медленно пересекающей внутренний дворик пансионата маленькой тенью. — Вы достаточно сильны и целеустремлены, леди Сириен, ваш отец непременно гордился бы вами».       Временами дикий, словно вознамерившийся прогнать незваного гостя с крыши, ветер лишь подхватывал полы утеплённой плащ-накидки, что таила под собой ладно подогнанную под атлетическую, и всё же малогабаритную девичью фигуру своего носителя кожаную броню. Крепкие, но стройные в облегающих суконных с кожаными накладками штанах ноги примыкали к самой груди, заключённые в крепкие объятия рук и стойко переносящие тяжесть возложенной на колени головы, а облачённые в лёгкие высокие сапоги ступни упирались низким каблуком в кровлю крыши, не позволяя их хозяйке соскользнуть вниз и упасть на успевшую оттаять после тяжёлой Фуго твёрдую землю. Сокрытые в тени капюшона светло-карие глаза с ласковым взглядом провожали скрывающуюся за дверью небольшой дворовой купальни девочку, а пышные бледноватые в голубоватом свете луны губы в какой-то момент выдали безрадостную полуулыбку. Что это? Попытка внушить себе, что всё складывается хорошо? Вот только для кого именно?..       Шарин из некогда существовавшего знатного дома Лакрон старалась не задумываться над этим. Неважно, счастлива ли эта девочка прямо сейчас — когда-нибудь она непременно поймёт. А если и нет… Это не важно. Цель оправдывает средства. Что значит счастье какой-то дворянки по сравнению с общим благом? Да… именно… Общее благо.       Облачённая в тонкую тканевую перчатку рука мягко убрала упавшую на лоб вьющуюся прядь рыжих волос и привычно увела её за ухо, беззвучно чертыхнувшись в пустоту сквозь плотно стиснутые зубы. Столь яркие образы, всё ещё порой мелькающие перед глазами, попросту не позволяли укорениться столь сладкой иллюзии об общественном благе. Как сильно женщина ни старалась убедить себя в обратном, но ею двигала исключительно ненависть. Необъятная и неутолимая жажда отмщения. За всё то, что они посмели отнять у неё. Мимолётный образ, возникший пред носом, вынудил женщину интуитивно протянуть к нему руку. Но пальцы лишь прошли сквозь видение, превратив и без того расплывчатую картинку в неразборчивое дымчатое облачко, скупо обволакивающее её кисть. Будто сами боги глумились над её прошлым, настоящим и будущим, наполняя сердце болью и страданиями снова и снова.       «Лу-лу… Мой милый…» — Пальцы бессмысленно загребали расплывающиеся вокруг крохотные дымчатые завитушки, будто в надежде ухватиться за частичку чего-то давным-давно утраченного, выдернуть это из вечного небытия в мир настоящий… хотя бы на мгновенье. Просто для того, чтобы хоть ещё раз увидеть это лицо, почувствовать тепло и нежность кожи, услышать чарующий слух голос… — «Просто подожди ещё немного, ладно? Я почти сделала это. Просто потерпи самую малость, пожалуйста…»       — Что ты несёшь, оболтус? — понемногу закипала Шарин, старательно вглядываясь ввысь. — Какие ещё кролики?       — Да ты просто взгляд расфокусируй, — усмехнулся лопоухий юноша и, подобравшись поближе к собеседнице, отчего их плечи тесно прижались друг к другу, указал пальцем на ближайшее из облаков. — Что, неужели не видишь в нём кролика? Вон же, лапки, маленький хвостик, ушки торчком…       — Какой-то уж больно уродливый и злобный кролик получается, — недоумённо скосила та голову набок, с хмурым видов разглядывая указанную ей плавно подгоняемую ветерком белоснежную пышную «фигуру» на ясном голубом полотне. — Видимо, у меня совсем плохо с фантазией.       Заметно подросшие и окрепшие двое ребят, девушка и юноша пятнадцати якум отроду, сидели, свесив ноги на краю крыши одного из самых высоких зданий Хигадеру — Храма Ацуками, — их излюбленного места, где ни одна живая душа не посмела их побеспокоить и где они могли насладиться столь желанным затишьем и покоем от беспощадных тренировок и порой бесчеловечных указаний их учителя, и вели праздный, одновременно обо всём и ни о чём разговор, иногда замолкая, дабы насладиться вальяжно проплывающими над ними пушистыми, с весьма своеобразными формами облаками. Они приходили сюда вместе. И уходили также вместе. Зачастую даже позабыв о времени, просто беседуя, споря, делясь чем-то личным или интересующим. Напарники из учеников-наблюдателей, готовящихся стать полноценными адъютантами, могли просидеть здесь до самого заката, увлечённые разговором. В такие моменты не существовало ничего вокруг, кроме этих двоих.       С момента их первого совместного задания как пары прошло уже три якумы. Неразвитые, слабые и мало на что годящиеся дети возмужали и стали крепкими, выносливыми, владеющими как знаниями, так и навыками полноценными людьми, достойными членами этого общества. Жестокого и беспринципного человеческого общества, в котором они в скором времени займут одну из верхних ступеней социальной лестницы, если оправдают возложенные на них ожидания. Оба это прекрасно осознавали и неукоснительно следовали всем правилам и указаниям учителя, не задаваясь лишними вопросами. Вернее, не озвучивая их вслух, ведь вопросов в их светлых головках возникало немало. И каждый в паре старался найти их прежде всего внутри себя, периодически интересуясь мнением партнёра, а иногда даже разговаривая с человеком со стороны, что являлось серьёзным проступком, отчего затевались такие разговоры лишь в редких случаях и только с людьми, вызывающими хоть какое-то доверие. За этим, собственно, они и скрывались на этой крыше, где никто не мог помешать им насладиться отчуждением в собственной маленькой компании. Ведь здесь только он и она. Ты и я. Партнёры. Соратники. Друзья?..       Шарин определённо испытывала какие-то чувства по отношению к партнёру. Как и тот испытывал что-то к ней. Это было понятным сразу хотя бы по его странному желанию привязать к ней это странное, по мнению девушки, прозвище — так обычно поступают с друзьями, насколько ей было известно. Но действительно ли их можно было назвать таковыми? Девочка попала к адъютантам, когда ей было около восьми якум. Паренёк оказался в числе учеников чуть позже, в возрасте десяти якум. Однако сейчас нельзя было сказать, что между их навыками имелась заметная пропасть — учитель ценил обоих одинаково. Просто потому, что этот мальчик старался держаться поближе к Шарин с тех самых пор, как началось их совместное обучение, будто слепой щенок, жавшийся к матери. Нет, подумала девушка, поначалу возможно это и носило характер некоего уважения к более опытному товарищу, но после того, как они стали партнёрами — его отношение к ней становилось заметно теплее и раскрепощённей. Он не боялся говорить ей что думает в данный момент, хотя подобная ветреность зачастую жёстко наказывалась — адъютанту негоже показывать своих чувств и эмоций, он должен переживать их внутри и никому не являть. И его наказывали. А Шарин старалась выгораживать его, ссылаясь на развитие социальной маскировки, ведь им порой придётся сливаться с обществом. В такие моменты, с улыбкой вспоминала Шарин, учитель усиленно искался с ответом, но в конечном счёте попросту огревал парнишку по голове шестом — довольно безобидное наказание, а могли бы и в сырой вонючий колодец бросить на ночь. Но тот в итоге ничему не учился и всё равно продолжал делиться с напарницей разного рода мыслями: о людях, об их поведении и действиях, об окружающей ребят действительности и многом другом. Поначалу подобные разговоры казались девушке глупостью и пустой тратой времени, да к тому же и опасными. Но со временем она сама не заметила, как стала ожидать их с искренним восторгом и предвкушением. Возможность обсудить что-то, сложить об этом своё мнение, поспорить, если их взгляды окажутся противоположными — это увлекало и привносило в душу некое спокойствие и умиротворённость. Чувство, что ты знаешь обо всём, что тебя окружает, того, где ты являешься лишь малой частичкой.       — …милый.       — Что?       Увлечённая своими думами девушка не обратила внимание, когда перешла на размышления вслух и задалась вопросом, сколь многое успела наговорить, пока прозвучавший едва ли не над самым ухом юношеский голос вынудил её обратить внимание на сидящего слева напарника.       — А, нет, это я так…       — Милый? Это ты про что? — напирал на неё неугомонный юнец. — Ну скажи уже, мне ведь интересно.       — Ну… я просто ненароком подслушала разговор двух женщин, когда они споласкивали бельё у колодца. Одна из них начала расписывать некого мужчину, там прозвучало столько любопытных слов… — замявшись, Шарин вновь прокрутила в голове то событие, пытаясь собраться с мыслями. — В общем, под конец она заключила всё это фразой «он такой милый». Я не до конца поняла, что это значит, но в тот момент… у-ух…       — Ну же, не томи, Цветик, — в нетерпении пропел он с каким-то детским восторгом.       — Сколько раз уже просила так меня не называть! — лягнув парня под рёбра, девушка в раздражении прикрыла глаза. — Что «ну»? Просто в тот момент, когда она произнесла слово «милый» — мне на ум пришёл ты, вот и всё… Доволен?! Можешь смеяться, мне всё равно!       Поняв, что проявила ненужную слабину, Шарин не осмелилась открыть глаз, сделав нарочито серьёзный, задумчивый вид, словно погрузившись в очередные думы. Когда как на самом деле ожидала всплеска очередных шуточек, бахвальства или издевок. Ему уж всяко виднее, о чём там была речь, скрежетнула зубами девушка, наверняка это что-то смущающее или просто глупое… зачем я только об этом обмолвилась, дура?..       — Ты это серьёзно?       — А? — подняла она голову, вопросительно уставившись на внезапно затихшего парня, чей серьёзный взгляд, казалось, прожигал напарницу изнутри. — Что «серьёзно»?       — О непонимании значения этого слова, — спокойно пояснил он. — Ты раньше с ним не сталкивалась?       — Хм, да вроде бы не приходилось… — поддавшись его настроению, всерьёз задумалась Шарин, отчего невольно растрепала уложенные было под ворот чёрного плаща-накидки рыжие волосы. — Ты же знаешь, что я нечасто контактирую с людьми вне нашего круга — это ты у нас любитель влезать в неприятности.       — Вот как, — получив ответ, тот помрачнел на глазах и скрыл взгляд за упавшей на лоб коричневой чёлкой в момент опускания головы, лишь шёпотом добавив. — Понятно.       — Что тебе «понятно», идиот? — реакция парня отчего-то задела девушку, и та вцепилась в его ворот железной хваткой. — Объясни уже по-человечески!       — Видишь ли… — промямлил неуверенно он, отведя взгляд в сторону. — Такое обычно говорят о людях, которые им не безразличны…       — О чём ты говоришь? — нахмурилась она. — Ты ведь мне не безразличен и прекрасно это знаешь.       — Нет, ты не поняла… — качнул головой парень. — Не безразличен не как человек в целом, а… — Сглотнув, он гнусаво выпалил. — Как объект любви.       — Это как? — непонимающе склонила голову Шарин.       — Ну, под «любовью» обычно понимают состояние, когда один человек не может представить свою жизнь без другого… — начал сбивчиво пояснять парень, по неизвестной причине прибегнув к жестикуляции, будто ему катастрофически недоставало слов. — Я сам не до конца понял, но это очень сильное чувство. Когда один человек любит другого — он стремится быть с ним всегда, разделить с ним всего себя… как бы стать с ним частью одного целого… П-прости, я сам не знаю, что несу…       — Одного… целого?.. — задумчиво прошептала девушка, невольно отпуская одежду напарника. — Желание быть с этим человеком рядом?       — Да, как-то так… — натянуто улыбнулся он, пожимая плечами. — Прости, что нагрузил тебя, просто забудь.       — А в чём выражается это желание?       — Э?! — вырвалось у парня, когда напарница задала, казалось бы, обыкновенный вопрос… который требовал от него весьма непростого ответа. — Н-ну… я даже и не знаю… — замялся он, покраснев. — Я как-то наблюдал за некоей парой и они… ну…       — Что? — требовательно произнесла Шарин, сжав кулачки.       Бросив на ту округлённый взор, парнишка глубоко вздохнул и молвил:       — О-они соприкасались губами.       На мгновенье оторопев, переваривая услышанное, девушка прислушалась внутрь себя, словно ища тот самый ответ, что требовался ей. Ребятам предоставляли некоторые книги, по которым они учились грамоте и письму, однако ничего подобного в них не упоминалось — лишь какие-то исторические хроники и события. Её распирали сомнения… и некий страх, но его источник определить было невозможно. Вместе с этим её переполняло любопытство: что это за странное необъяснимое чувство? Требовалось расставить всё по своим местам.       — Я же сказал, просто забу-у-у…       Закончить мысль парню попросту не дали. Поддавшись порыву, девушка резко приблизилась лицом к парню и впилась в его губы своими. Сперва ею овладели лишь неловкость и ощущение, будто она делает что-то неправильное. Но интуитивно скользнув внутрь языком, она поняла истинное блаженство этого действа, когда ощутила кончиком что-то мягкое, влажное… тёплое и такое же приятное. Какого-то вкуса не ощущалось, однако её язык всё равно старательно извивался и стремился вглубь, периодически упираясь то в десну, то в зубы… то в точно так же извивающийся язык парня. Они будто поглаживали друг друга, стараясь всосать в себя побольше чужой слюны. Задумайся она об этом, и это показалось бы ей весьма отвратительным. Но подобные мысли совершенно не трогали её юную головку, и она лишь следовала указаниям собственного тела. Влажность и нежность окутали её разум, будто унося девушку куда-то в небеса, вырывая её из этого бренного сурового мира. Если внеземной рай действительно существует, подумала Шарин, невольно касаясь ладонью начавшей покрываться редкой щетиной щеки парня, то это должно быть он и есть.       — Вот… так? — сквозь поцелуй неловко пробормотала она.       — П-почему?.. — взяв себя в руки, парнишка усилием воли отпрянул от столь манящих губ и упёрся руками в плечи девушки, стараясь возвести между ними дистанцию. — Зачем ты?..       — Хотела убедиться, — отдышавшись, выпалила она. Увлёкшись этим странным процессом, девушка напрочь позабыла, что человеку требуется кислород и на какое-то время прекратила дышать. И когда головокружение от недостатка кислорода прошло, она счастливо улыбнулась… как никогда не улыбалась прежде, словно найдя тот самый ответ, который так долго искала. — Ведь всё так, как ты и сказал. Я не представляю жизнь, в которой тебя не будет рядом. И стоило мне об этом подумать… — вздрогнув, она мягко качнула головой. — Мне захотелось обнять тебя и никогда не выпускать. Не знаю, любовь это или что-то совершенно иное… Мне всё равно! Я сделаю что угодно, лишь бы ты всегда был рядом со мной… конечно, если ты чувствуешь то же самое.       — Цветик… — мужские пальцы болезненно сжали девушку в плечах, но та стойко стерпела боль. Ведь она чувствовала, что эта боль не идёт ни в какое сравнение с тем, что сейчас переживал он, когда дорогой его сердцу человек произнёс то, чего он так долго ждал. — Ты… ты… — по его щекам скатились слезинки, отчего пареньку пришлось склонить голову, дабы его любимая не наблюдала его слабость. — Ты не представляешь… как я рад это услышать.       Юноша заключил возлюбленную в крепкие объятия, зарываясь влажным лицом в её растрепавшиеся огненные волосы, и едва слышно прошептал:       — Я отдам жизнь, если потребуется… но не предам эти чувства. Обещаю.       В глазах немилостиво защипало. Женщина поспешно отняла руку от пустоты и утёрла начавшее увлажняться от слёз лицо. Сейчас не лучшее время для сентиментальностей. Осталось совсем чуть-чуть. Её запасной план действовал как надо. Приглашённые на грандиозный банкет гости прибыли сим вечером, преимущественно на кораблях по речному пути, однако было немало приезжих и по сухопутным дорогам на каретах. Шарин самолично дежурила в порту, дабы убедиться, что нужные ей лорды — младший и старший сын семьи Рагхар из славного города Эндо — поспеют в Хигадеру вовремя. Оба отрока извещены о запланированной церемонии, поэтому исчезновение младшего сына, Галиба, на время банкета не вызовет осложнений — старший об этом побеспокоится. Оставалось надеяться, что кельигварцы не передумают и не раскроют их господам из совета. Но вероятность этого крайне мала — у них с лендскими лордами недостаточно доверительные отношения для подобных финтов. В худшем случае южане просто отменят сделку без всякого шума. Что, впрочем, также было для неё неприемлемым.       «Крепитесь, маленькая госпожа, — в подобии молитвы женщина сцепила ладони в замочек и прижимала их к груди, к месту, где билось неспокойное сердце. — Ради себя… и всех нас…»       Выплывшая из-за туч коричневатая луна привнесла немного света в столь пасмурную, навевающую ненужные мысли и пробуждающую не самые радужные эмоции ночь. Женщина невольно задумалась, что, возможно, это очередное божественное вмешательство. Что тем доставляет странное удовольствие играться с человеческими эмоциями. Нет, с самой человеческой жизнью. То заставляя их испытывать боль от прошлого, то привнося в их настоящее хоть немного света, как физического, так и духовного — полная луна не только осветила пространство вокруг, наделяя мир пускай сомнительными, тусклыми, но всё же какими-то красками — синеватым, серебряным… местами даже чистейшим белым, — но и разогнала пляшущие пред глазами тени, что словно ассасины, притаившиеся во тьме и ждущие, дабы нанести удар в спину. Это всё воображение. Вокруг стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь стонами редко проносящегося мимо ветра. Тени исчезли, а вместе с ними и все тревоги.       Но подобная тишина обманчива, и наработанный многими якумами опыт женщины не позволил так просто ввести свою хозяйку в смертоносное заблуждение. Потому что ветер внезапно довёл до неё знакомый и — она не тешила себя иллюзиями на этот счёт — ожидаемый кисловато-острый запах, что не в силах перебить даже тянущаяся от трубы вонь гари и копоти: свёрнутая, давно пропитавшая ткань человеческая кровь. Обладателя этого запаха женщина и ожидала здесь всё это время, таясь в тени и буквально вжимаясь в каменную стенку дымохода.       — И вот ты снова здесь, — тихо проговорила Шарин в пустоту. Ведь она знала, что её слова не утонут во ночи: ветер услужливо донесёт их до нужных ушей.       Женщина напрягла мышцы в предвкушении последующей атаки, так до конца и не поняв, зачем же она обозначила тот факт, что присутствие… недоброжелателя?.. для неё уже не является тайной. Она так и не определилась, какие намерения сокрыты в его черепушке. Она даже не могла сказать наверняка, насколько точны её выводы и не ошиблась ли она. Женщина опиралась на единственный возможный довод: никто не стал бы бессмысленно приходить в это место и не предпринимать никаких действий, будь они дружелюбными или агрессивными, не важно. Всё, что ей удалось выяснить от верных наблюдателей: этот наёмник приходил сюда раз в два или три юби и просто наблюдал с крыши. Как девочка спит. Как она возится с местными детьми на улице. Как занимается при помощи книг у себя в комнате. И всё, что делал этот парень — просто наблюдал. Этому могло быть лишь одно разумное объяснение…       — Сколь долго ты ещё собираешься продолжать эти игры… Иллиан?       И только затем с противоположной стороны крыши скрипнула черепица, недвусмысленно давшая понять, что женщина здесь и впрямь не одна. Они оба обозначили своё присутствие, своеобразный приветственный ритуал совершён, более никто не смог бы напасть на другого исподтишка. Потому Шарин показательно лениво развернулась лицом к медленно бредущему по возвышенности скатной крыши мужчине в чёрном плаще с непривычно откинутым на спину капюшоном и — ей с трудом удалось скрыть своё удивление под маской самодовольной усмешки — избавленным от повязки лицом. Серые в свете луны волосы, успевшие отрасти так, что их вполне можно было подвязывать лентой, подхватил порыв ветра, открывая женщине вид на обезображенную, успевшую местами затянуться, а кое-где и сохранившую характерное покраснение часть лица, что особенно выделялась на фоне проросшей на здоровой коже густой щетины… или даже короткой бороды. Озарившееся лунным светом глазное яблоко блеснуло оттенком пламени… как если бы живой огонь превратили в маленький стеклянный шарик и вставили кому-то в глазницу.       Наёмник по кличке Ворон. Как его представил Илай, и как этот парень сам себя называл. Однако, невзирая на кажущееся более зрелым из-за бледного цвета кожи, отпущенных волос и бороды — не говоря уже об ужасных ожогах — лицо, тем не менее Шарин могла с уверенностью сказать: «Да, я тебя уже видела… когда-то… недолго, но это определённо был ты. Тот самый паренёк».       — Любопытно, — прохрипел едва ли не старческим голосом Иллиан, продолжая неспешно сокращать дистанцию без какой-либо открытой агрессии. Отмеченное взглядом женщины оружие было зачехлено и руки даже не думали тянуться к нему. Левая рука и вовсе не отнималась от правого бока — в тени плаща невозможно было сказать, ранен тот или это какая-то уловка. Когда же между ними осталось не более двадцати футов, паренёк остановился и… криво улыбнулся, отчего исказившиеся "узоры" ожогов на левой стороне лица стали выглядеть ещё более неприятно. — Давно ты это поняла?       — Я не знала наверняка, но подозрения закрались ещё в хранилище, — задумчиво протянула Шарин, не спуская глаз с застывшей поодаль фигуры. Она чувствовала исходящую от него опасную ауру и старалась не поддаваться его внешнему виду, наблюдая за малейшим движением этого тела. — С каждым проделанным шагом ты становился всё менее осторожным, мальчуган, и теперь ты вовсе стоишь предо мной лицом к лицу. Это что же получается… ты не только сумел выжить в том пожаре, но и умудрился доставить всем нам столько хлопот? Прими моё восхищение. Признаться, я была о тебе однозначного мнения.       — Мальчуган, значит… — усмехнулся он и блаженно прикрыл глаза, словно намереваясь заснуть стоя. — Кстати о птичках, моё старое предложение ещё в силе: хоть сейчас можешь попробовать моего «мальчугана» на вкус. Можем даже не раздеваться, чтобы не тратить драгоценное время — у меня и от одного вида этих сочных губок уже стояк.       — Даже в такой обстановке ты не перестаёшь думать своим членом, парень? — не удержалась Шарин и коротко рассмеялась в ответ. — И ты явился сюда лишь за этим?       — Хе-х, если бы…       С его лица сползла кривая улыбка, а в единственном здоровом глазе промелькнула искра… сожаления? Женщина не без интереса вглядывалась в его лицо, пытаясь счесть эмоции, а вместе с ними и возможные умыслы парня, но желаемых плодов это не принесло. Он будто бы просто игрался с ней, без труда выдавая желаемую ему одному мимику. Неясность лишь повышала напряжение в теле Шарин.       — Что тебе здесь нужно, Иллиан? — устав от этих игр, женщина ужесточила тон и вперилась в парня серьёзным неуклонным взглядом. — Вы ведь с Илаем действовали сообща, не так ли? Я подозревала, что этот парень себе на уме, всё же ему не знакомы такие слова как «долг» или «верность». Сама себя пыталась убедить в обратном… Но ты здесь. Хотя не должен был появиться. Что вы задумали с ним? Вы не поддерживаете меня. Но и не поддерживаете совет. В таком случае ответь же мне — что здесь происходит?       — Так много вопросов… — пробормотал он в пустоту, обратив свой взор на маленький деревянный домик, купальню, где принимала водные процедуры… Верно, та единственная, кто ему нужен. И ради которой он сюда явился собственной персоной. — И так мало ответов…       Разорвавший мирное затишье горловой булькающий звук отдался мурашками на коже Шарин: парень пытался рассмеяться, но что-то помешало ему, и тот зашёлся судорожным кашлем, ещё сильнее сжав пальцами правый бок.       — Знаешь, Илай ведь задавался тем же самым вопросом, разве это не забавно? Он также до конца не понимал, какую цель я в итоге преследую, но каким-то образом я смог его убедить в том, что мой план сработает куда быстрее и надёжней твоего. Впрочем, так оно, возможно, и было бы… не знаю, в какой момент что-то пошло не так… Но теперь это не важно. Уже ничто не важно.       — Что ты этим хочешь сказать? — как можно более уверенней бросила Шарин, справляясь с волнительным покалыванием на коже и унимая вопящее чувство опасности.       Нет, он не может быть настолько опасен, да ещё когда выглядит так паршиво, ободряла себя женщина. Тем не менее осторожно сместив левую, закрытую от взора юноши руку поближе к поясному кинжалу — его при случае выхватить получится куда быстрее, чем закреплённый на спине под плащом короткий прямой меч.       — Илай больше не доверяет мне, — с глубокой печалью проговорил тот почти шёпотом, будто читая молитву, что женщине с трудом удалось разобрать слова. — Больше он не станет помогать мне…       Поддавшись какому-то веянию, Иллиан наконец отнял руку от бока и поднёс поблёскивающую, кажущуюся коричневой в лунном свете влажную ладонь, после чего губы слабо дрогнули:       — Больно. Илай… зачем ты так… Друг, да?.. Разве друзья так поступают?..       — Что… ты сделал? — только и смогла вымолвить она, чуть не поддавшись импульсу и не бросившись на того, намереваясь собственноручно вырезать сердце.       Но крепко вцепившиеся в рукоять кинжала пальцы так и оставили оружие зачехлённым. Женщина пребывала в растерянности, пытаясь переосмыслить услышанное, отчего её тело отказывалось куда-то двигаться. Она не могла принять те выводы, что сделал её мозг и посчитал самыми разумными. Она отказывалась считать их разумными.       — Иллиан… что ты сделал с Илаем?       — Что я сделал с Илаем?.. — бездумно повторил он её слова, странно разглядывая кровь на своей ладони, то сжимая, то разжимая пальцы.       Создалось впечатление, что его здесь нет вовсе. Он "ушёл" куда-то в свою реальность. Где не было ни Шарин, ни этой крыши… ни Илая. И прорвавшийся из нутра булькающий и скрипучий хохот, казалось, лишь укрепил сомнения женщины в здравомыслии парня.       Пока он не протянул окровавленную, с коей всё это время продолжало капать, ладонь в сторону Шарин и не прорычал сквозь безумный белоснежный оскал:       — Ты, блядь, лучше посмотри, что он сделал со мной! Сука! Как ты думаешь, чем я мог ответить ему на такое, а?! Ты что, конченая дура?! Включи уже ебучий мозг! Или ты хочешь, чтобы я озвучил подробности сего процесса? Пиздец, мать, да ты ещё бо́льшая шиза, чем я, выходит!       Разгоревшийся было запал юнца на удивление быстро сошёл на нет — прорычав это, Иллиан откашлялся и затих, медленно опустив мокрую от крови руку. В это мгновенье женщине даже стало жаль паренька, он показался ей не только безумным, но и каким-то… потерянным. Подобно бездушной кукле, что отставили после весёлой игры на пыльную полку, он замер в странной полусогнутой позе, ноги слегка подогнулись в коленях, руки бессильно свисали по бокам, а голова плавно покачивалась из стороны в сторону, как у маятника. Шарин могла поклясться, что его губы продолжали шевелиться, но расслышать что-либо не выходило. Он двигал ими безмолвно, без единого звука.       — Ты мне надоела, — резко выпрямившись, отчего следом подтянулась и женщина, принимая боевую стойку, Иллиан обратил к ней в момент сгладившееся, непроницаемое лицо. — Ты уже поняла, зачем я здесь. Ты мне не нужна — я лишь хочу забрать её. Её и малышку. Мне ни к чему отнимать твою жизнь. Поэтому прошу по-хорошему — не мешай мне.       — Почему именно сейчас? — не поддавшись его грозной тёмной ауре, хладнокровно вопросила Шарин, легко выдохнув через рот. Будь он и впрямь так силён, подумала она, то не распалялся бы, а просто ударил в спину. Вся эта мощь, что исходит от него — не более чем маска. Довольно умело надетая, но всё же маска. — Что же тебе мешало всё это время раскрыть себя и сбежать всем вместе?       — Здесь я отдаю должное Илаю — он славный манипулятор, под стать тебе, — радушно ответил он, явно не спеша прибегать к силе. «Ты действительно слаб, Иллиан, или же просто стремишься покуражиться напоследок?» — снова всплыло в её голове. — Всерьёз заставил поверить, что сделай я хоть один неверный шаг — и она умрёт, невзирая на такую нужность всем вам. Блядь… а я ведь и поверил, придурок. Ты бы не позволила ему это сделать, верно?       — Верно, — кивнула она. — Как и не позволю тебе даже приблизиться к девочке. Ты уже забыл, Иллиан? Те слова, с которыми ты оставил её в ночь, когда решил уйти? О, она, может, чересчур наивная и доверчивая, что могла попросту забыть о случившемся спустя какие-то юби и простить тебя. Но не я. Ты сбежал и оставил её совершенно одну на произвол судьбы, не задумываясь, что с ней будет после. Так что теперь движет тобою? Что двигало тобою с самого начала, как она оказалась под твоей опекой? У тебя какие-то мерзкие и безумные планы на её?..       — Захлопнись!       Звон двух клинков прозвучал практически единовременно. Однако если Шарин приняла защитную стойку, чуть согнувшись в коленях и сдвигая правую ногу назад, выкинув вперёд заключённый в крепкий, обшитый кожей лёгкий металлический наруч локоть, а руку с кинжалом расположив возле пояса для наиболее быстрого колющего выпада, то Иллиан так и продолжил стоять выпрямившись, вновь прижав левую руку к боку, а правая, крепко сжимавшая необычный кинжал с удлинённым тонким прямым лезвием, так и осталась вольготно свисать вниз. Противник обнажил оружие… но не выказывал никакой агрессии. Одними словами, но не движениями. Это поставило женщину в тупик.       — Это. Не твоё. Собачье. Дело, — раздельно выпалил он подрагивающими губами и только затем вскинул кинжал, небрежно направив остриё лезвия в лицо Шарин. — Предупреждаю в последний раз: не стой у меня на пути.       — Или что?       Ответа женщина решила не дожидаться, подняв над головой свободную руку и произведя жест пальцами: раскрыв ладонь, а затем согнув все пальцы, кроме указательного и среднего. Сигнал был получен — и фигура парня через мгновенье пошатнулась, а затем в унисон раздались звон металла и краткий приглушённый вскрик.       — Как ты?.. — ошеломлённо склонила голову Шарин, наблюдая за катящимся по склону крыши обломком стрелы. — Что за… реакция такая?       — Не столь хорошая, как хотелось бы, — процедил тот сквозь зубы, приблизив к лицу начавшую увлажняться правую кисть, тем не менее не выпустив оружие из пальцев. — Всё же задел, сучара эдакая. Хоть нервы не задеты… Пиздец, чуть мяса кусочище целое не выдрал, падаль…       И едва женщина вновь подняла руку, намереваясь повторить сигнальный жест, под ногами раздался слабый хлопок и всё вокруг затянулось непроглядной завесой густого белого дыма. Нос не уловил подозрительного запаха, и всё же она посчитала за лучшее прикрыть дыхательные пути рукой и попытаться выйти за пределы этой дымчатой ловушки, метнувшись в обратную от противника сторону.       — Не проглядите его! — оказавшись на краю крыши, выкрикнула женщина своим подельникам, что притаились на соседних крышах. — Не дайте этому выродку пробраться внутрь!       Чтобы войти в здание, Иллиану придётся как минимум сползать по отвесной стене к ближайшему окну и входить с шумом, ведь на ночь все нормальные люди задвигают засовы. Или же вовсе спускаться к самой земле во внутренний дворик и оттуда ломиться через чёрный ход, он выглядел заметно слабее парадного. Так или иначе, довольно отметила Шарин, я назначила на эту точку своих самых лучших стрелков — ему просто не успеть проделать задуманное… что бы это ни было. Однако…       Спохватившись, женщина перебросила кинжал в левую руку, когда как правая обнажила из-под плаща более серьёзное подспорье при схватке на открытом участке — короткий прямой меч. Даже в ограниченной видимости она не сможет проиграть необычному, но тем не менее израненному и импульсивному противнику с её навыками владения парным оружием. Это казалось ей немыслимым, и женщина, в ожидании внезапной атаки из всё ещё густого белого облака, отвела левую ногу чуть в сторону и подогнула колени, готовая в любой момент уйти в сторону коротким прыжком — производить перекаты не позволяла скатная форма крыши, ей и так приходилось ютиться на крепком, но довольно тонком водостоке.       «В крайнем случае уйду вниз, — кивнула сама себе Шарин. — Перчатки хорошие, зацепиться за уступ проблем не составит. Главное — вовремя выпустить из рук оружие…»       — Госпожа! — донёсся возглас одного из стрелков, что был ближе всего к её крыше. — Он проскочил в подворотню, намеревается сбежать по межуличным коридорам! Велите преследовать?!       — Нет! — ещё не осознав услышанное, интуитивно остановила его женщина, дополняя слова кратким рывком руки. — Возможно, он планирует увести вас отсюда! Его цель — девчонка! Ни в коем случае не покидать территорию, смотреть в оба!       Подручный кратко кивнул и метнулся к остальным, что уже выглядывали беглеца меж переулков с крыш. Скорей всего этот щенок попросту ретировался, дабы зализать раны. Трудно сказать, насколько серьёзно его успел отделать Илай, прежде чем…       — Илай… — в чувствах Шарин поспешно закусила нижнюю губу, дабы отвлечься на боль физическую, в противном случае грозились проступить слёзы. — Малыш… ты и правда?..       Солоноватый привкус крови помог ей взбодриться и вернуться разумом в мир настоящий. Что толку гадать? Нужно убедиться самой, решила она. Иак или иначе, я должна увидеть его, пока тело не обнаружили и не забрали чёрные плащи.       И проводив взглядом рассредоточившихся по своим местам подручных, Шарин убрала оружие в ножны и отработанными движениями соскользнула вниз, упираясь кончиками ступней в ближайший выступ. Для неё осталось загадкой, как этот парень умудрился так скоро оказаться на земле, ей же потребуется на это некоторое время.       «Прости меня, малыш, — сглотнув поднимающуюся по гортани горечь, поджала губы женщина. — Так не должно было всё закончиться… не должно…»       — Что ты делаешь? — пытаясь унять тяжёлое дыхание, прошептала Шарин. — Перестань, мне щекотно.       — Ох, прости, — выглянул из-под её оголённого живота юноша со взмокшими, повисшими мочалом на оттопыренных в стороны ушах коричневыми волосами. — Не смог удержаться, безумно захотелось поцеловать тебя там.       — Что за странные мысли… посещают твою безумную голову? — глотая ртом воздух, девушка откинулась назад, интуитивно выгибаясь телом под напором непривычных ласк со стороны партнёра. — Я ведь сим юби ещё не мылась.       — Не беспокойся, — озорно хохотнул он, проведя пальцами по изящным изгибам талии, от пупка до рыжего пушка на паху, что нещадно осыпался поцелуями и поглаживаниями парня. — Я люблю тебя даже со всем этим потом. И, к слову, весьма манящим ароматом от…       — Тебе обязательно… произносить что-то настолько неприличное вслух? — не выдержала она, едва ли не молящим тоном бросив в пустоту, ибо пред взором простирался лишь голый пыльный деревянный потолок чердака. — Боги… как я только согласилась… на такое.       В условиях ограниченности знаниями и тех, у кого эти самые знания возможно было бы подчерпнуть, оба довольно продолжительное время испытывали трудности в выражении собственных чувств. Девушке поначалу и вовсе казалось, что ничего кардинально не изменилось — они всего лишь переосмыслили собственные чувства и источник этих чувств. Сами отношения, думала она, у них и без того были крепкими и ладными. Но юноша не разделял её мнения, ему хотелось большего, чего-то совершенно иного…       Вот только чего? Как-то раз во время очередного поцелуя тот интуитивно возложил ладонь девушке на плечо. И рука случайно соскользнула вниз, оказавшись на выпуклой части её кожаного нагрудника. Даже сквозь броню он сумел ощутить нечто мягкое, что его тут же заинтересовало. Будучи детьми, они достаточно долгое время спали все вместе в одной комнате, а из-за нехватки комнатной площади и вовсе приходилось ютиться и спать чуть ли не в обнимку. Но тогда парнишка не замечал чего-то подобного ни за собой, ни за другими. Вероятно, заинтересовавшая его сейчас часть тела на тот момент банально не развилась — похожие выпуклости юноша стал подмечать у многих юных и зрелых дам, но никогда не решался ни спросить об этом, ни уж тем более взглянуть на них или потрогать собственными руками.       Но сейчас был совершенно иной случай. Перед ним была не кто-то посторонняя, а та, кто ему дороже самой жизни. И чьи чувства взаимны. Потому, прервав поцелуй, он всё же решился спросить об этом напрямую, внутренне готовясь к гневной тираде…       «Ты… хочешь взглянуть?»       «Е-если ты не против».       Но девушка лишь неловко улыбнулась. Ведь её посещали похожие мысли, пускай она и старательно отгоняла их, считая нелепицей.       «Я сниму верх… если ты сделаешь то же самое».       «А… ага».       У обоих внутри закралось чувство, будто они делают что-то неправильное. Ещё более неправильное, чем пресловутые поцелуи. И всё же они завороженно разглядывали покрывшуюся мелкими пупырышками, ввиду сквозняка, довольно гладкую, хоть местами и сохранившую шрамы от множественных побоев и истязаний, тем не менее белоснежную и мягкую на их ощупь кожу, довольствуясь лишь тусклым освещением проникающего внутрь чердака уходящего на покой солнца. Его холодная ладошка осторожными движениями изучала формы и упругость каждой из чашечек девичьей груди, задерживая пальцы на маленьких красноватых бугорочках, от касаний которых девушка невольно выдавала сдержанный всхлип. Нет, ей не было больно или как-то неприятно. Скорей напротив — девушку проняло до костей от странного удовольствия, когда партнёр касался её оголённых частей тела, что та по обыкновению всегда прятала под одеждой и бронёй. Потому что так велел учитель. И до сего момента они не понимала, почему было не принято выставлять именно эту часть тела напоказ. Когда как ученики-мальчики свободно снимали рубахи, дабы освежиться после выматывающей тренировки. Да, она не раз ловила себя на мысли, что слишком долго задерживала взгляд на мужской груди. По какой-то причине она притягивала внимание девушки. И следуя примеру напарника, она протянула руку к его груди, напротив, плоской и твёрдой. Никакой мягкости, но от этого она не была менее приятной на ощупь. Тонкие девичьи пальчики играючи изобразили воображаемый символ, методично двигаясь то справа налево, то сверху вниз. Изгибы его тела, подумала она, почему они так притягивают? Мне хочется прижаться к нему, дабы тепло наших тел согревало друг друга. Хочу почувствовать его сердце, и чтобы он чувствовал моё…       Само собой, никто из них не имел и малейшего представления о сексе и сексуальном поведении как таковом. Но любопытство и заложенные в расе человеческой животные инстинкты рано или поздно взяли своё, как и некоторая череда случайностей, куда же без них. Во время объятий девушка почувствовала, как что-то твёрдое упирается ей в живот — несмотря на один возраст, парнишка вымахал заметно выше её, что при объятиях он без всякого стеснения клал свой подбородок ей на темечко, отчего последняя ожидаемо дулась. Но только не в тот раз.       «Хе-хе, прости, такое иногда бывает, особенно по пробуждению, — покраснел он, когда Шарин осмелилась спросить о "холмике" на его паху. — Он обычно вновь "засыпает" спустя какое-то время, а когда "просыпается" — становится неудобно».       «Тебе больно?» — озабоченно спросила она и, припомнив времена, когда от синяков и ушибов некоторые из ребят поглаживали друг другу головы и приговаривали тёплые слова, дабы страждущему становилось легче…       «Т-ты что делаешь?!» — оторопел парень, наблюдая за тем, как её пальцы заботливо касались ткани штанов в набухшем причинном месте.       «Может, я смогу облегчить эту боль, — не обращая внимания на состояние напарника, та принялась потирать круговыми движениями бугорок через ткань штанов. — Боль-боль уходи, боль-боль уходи… Слушай, может, ему просто тесно там. Давай его выпустим».       «Н-но этого нельзя делать при посторонних, — звучно сглотнув, пролепетал он, испытывая нахлынувшую на тело необъяснимую слабость, отчего с трудом продолжал стоять на ногах. — Т-так говорил учитель и…»       «Не беспокойся, — улыбнулась девушка, ослабляя узел поясного ремешка, — В конце концов, я ведь не посторонняя для тебя, правда?»       Невзирая на вялые сопротивления со стороны юноши, Шарин удалось без труда спустить штаны вниз и…       «Ух ты… — выпалила она, разглядывая нечто, представшее пред ней во всей своей красе. Нечто слегка изогнутое, напомнившее девушке увиденную когда-то в кустах змею, только обёрнутую в человеческую кожу, а где должна быть голова, там… — Как будто кожаная змея с миниатюрной грибной шляпкой, хи-хи».       «Почему ты смеешься? — насупился тот, напрочь позабыв о первичном смущении из-за её последовавшей реакции. — У вас, что ли, как-то по другому?»       «Ом? Нет, у меня ничего такого нет, — в растерянности качнула головой Шарин и, поддавшись любопытству, осторожно заключила «кожаного змия» в обе ладошки, начав неуверенно массировать его подушечками пальцев. «Змий» на ощупь был неожиданно эластичным и податливым, несмотря на кажущую на взгляд твёрдость. Приложи чуть больше усилий, подумала она, — и его попросту переломит надвое. — Тебе становится легче, когда я так делаю?»       «Л-легче?.. — промычал налившийся, подобно спелому плоду, юноша сквозь участившееся дыхание. — Я д-даже не знаю…»       «Хм, может стоит ещё погладить эту шляпку?»       «Н-н-не смей!..»       Её указательный палец проник под кожицу, где скрывалась та самая грибовидная «шляпка» быстрее, чем юноша успел выразить словесный протест. И одного касания девичьего пальчика хватило, чтобы внутри парня чуть пониже живота начало пробуждаться нечто непередаваемое. Пока наружу из недр организма рвалось нечто, по ощущениям походившее на мочеиспускание, только приятно массажирующее и распространяющее волны тепла, он думал лишь над тем, как бы удержаться на ногах. И совершенно позабыл о той, что к тому времени давно уж как сидела на коленях для лучшего обзора. И на которую попала бо́льшая часть вырвавшейся из недр полупрозрачной белой жидкости. Пребывая в шоке от неожиданного выплеска… что бы это ни было, Шарин интуитивно провела тыльной стороной ладошки по вовремя укрытым векам в желании стереть липкую и непонятную, чуть не ослепившую её жидкость.       «П-прости, — наблюдая возлюбленную в таком непотребном виде, чему виной был никто иной как он сам, извиняющимся тоном прошептал юноша. — Я же п-просил не трогать…»       «Ничего, — выдавила та натянутую улыбку, умудрившись вслепую нащупать тряпку в одной из поясных сумок, и принялась утирать запачканное лицо и волосы. — Это… было неожиданно. И частично даже весело».       Произошедшее скорей перепугало её, чем развеселило, однако приведя внешний вид в порядок и прислушавшись к себе, девушка на удивление отметила, что до определённого момента это и впрямь казалось забавой. Немного успокоившись, её домыслы подтвердил и напарник, признавшись, что от этих манипуляций со «змием» его переполняли неописуемые ощущения. Начало было положено, и спустя некоторое время исследований собственных тел и манипуляций с ними, возлюбленные, не без огрехов и осечек, тем не менее смогли выразить свою любовь самым известным человечеству способом.       Возникшая острая боль пониже живота в момент первого проникновения чуть не положила конец всем этим экспериментам — девушка, не осознавая ничего вокруг, впилась короткими ногтями в оголённую широкоплечную спину юноши, принося ему похожую, хоть и не идущую ни в какое сравнение с её, боль. Она было пожалела, что позволила тому производить настолько немыслимые действия с её телом. Чувство, что он вот-вот разорвёт её изнутри…       «Я люблю тебя, Цветик».       Но ощущение нежности от его щеки, касающейся её, и тепла его дыхания, ласкающего ухо, в которое юноша ласковым голосом прошептал столь простые слова — всё это мгновенно остудило бушующий в груди водоворот хаотичных эмоций.       «Я тоже тебя люблю, — прошептала она в ответ, одаривая самого близкого ей человека поцелуем в щёку. — Я в порядке… продолжай».       И она по сей юби рада, что не поддалась мимолётным эмоциям. Не оттолкнула единственного дорогого человека. А приняла его всего без остатка, позволила ему соединиться с ней как душою, так и телом. Тем самым выстроив для себя заветное счастье, где есть лишь она и он.       — Знаешь, Цветик, — вновь подал голос юноша из-за живота девушки, — похоже, я себя сильно переоценил.       — Всё-таки устал? — озорно усмехнулась Шарин, зарываясь пальчиками в его взмокшие растрепавшиеся волосы. — Зачем ты вообще решил туда лезть после всего того, что мы вытворяли?       — Порыв души, — нехотя признался он, глупо улыбнувшись во все зубы. — К тому же мне почему-то захотелось попробовать твою дырочку на вкус.       — Что за ужасный парень, — наигранно поджала губы девушка и бесцеремонно подтянула парня к себе прямо за волосы, не обращая внимания на его шипение и протесты. — Заткнись и иди уже ко мне, идиот.       Невзирая на наступившие холода середины Чоши, оба испытывали непереносимый жар и иссушающую жажду. Возможно, подумала Шарин, виной тому была утеплённая одежда, что послужила ложей юным любовникам, на которой те, горячие, взмокшие и пахнущие не лучшим образом, лежали абсолютно нагие в объятиях друг друга, не желая разлучаться даже на банальную передышку. Да, скорей всего дело в крепких объятиях, что не позволяли теплу покинуть жмущиеся друг к другу тела. Подмораживало лишь пятки и спину, но девушка ни в коем случае не собиралась выпускать любимого, наслаждаясь его ровным безмятежным дыханием. Если жар и сухость в горле — это единственная цена за подобное счастье и покой, промелькнуло в её голове, тогда она готова заплатить сполна. Снова и снова, до скончания времён.       С этими мыслями девушка коснулась губами мокрого от пота лба юноши, на что тот, уже успевший по обыкновению задремать, лишь забавно дёрнул бровями, так и не проснувшись, и она последовала его примеру, блаженно прикрыв веки в надежде увидеть столь же прекрасный, как и их настоящее, сон.       Ведь это был их последний юби в качестве учеников. Завтра их должны будут распределить по прецепториям. И велика вероятность, что их будет разделять не такое уж огромное в масштабах целого мира расстояние, но достаточно большое для безопасных встреч друг с другом. Ну и в пекло, замотала головой в полудрёме Шарин, отгоняя прочь дурные мысли, пусть нас разделяют хоть целые мили рек, лесов и гор — я непременно найду способ увидеться с тобой. Клянусь тебе, мой милый.       «Нет, малыш, пожалуйста… — неустанно повторяла про себя женщина, несясь сломя голову по тёмным грязным переулкам, совершенно не беспокоясь о возможной, ввиду недавних событий, опасности. — Только не ты…»       Вот он, тот самый лаз, что ведёт в его убежище — Шарин едва не пропустила его, успев затормозить скользкими подошвами лишь благодаря вовремя замеченным потрескавшимся окнам с проглядывающими с той стороны знакомыми досками: облюбованный когда-то Илаем закрытый металлургический цех. Края жестяной кругообразной крышки были измазаны чем-то тёмным и липким, но женщине некогда было задумываться над характером этих следов. И она одним резким рывком выдернула и оттащила тяжёлую железяку прочь, открывая лаз в затхлый водосток. Не мешкая, она спрыгнула внутрь…       «Чтоб тебя… — прошипела про себя Шарин, болезненно ударившись обо что-то коленом. — Сюда ещё и мусор сваливают?»       Она на ощупь убрала с пути препятствие — это было что-то бесформенное, упругое, но тем не менее мягкое, покрытое чем-то слизким — и продолжила пробираться в кромешной тьме, водя перед собой рукой в поиске приставленной деревянной лестницы.       Есть! Пальцы нащупали характерную твёрдость и ребристость неровной обработки дерева и тут же ухватились, подтягивая тело наверх. Подъём не занял много времени, учитывая оставленный открытым лаз внутрь помещения, однако проникающему в коллектор слабому иссиня-серебристому свету что-то мешало.       «Боги… — беззвучно прошептали губы Шарин, пока она не без усилий отталкивала загораживающую лаз вымокшую в собственной крови непонятную груду мяса и тряпья, что некогда было человеком. Часть головы на удивление сохранилась… и женщина вздохнула с облегчением: это был незнакомый ей черноволосый юноша. — «Да он настоящий мясник, раздери его пятеро».       С момента её последнего визита в это убежище прошло не более пары юби, но Шарин с трудом удалось узнать рабочее помещение давным-давно заброшенного цеха. И без того пребывавшая в ветхом состоянии плавильня, населённая лишь пылью да паутиной по углам, ныне представляла из себя скотобойню… или безумный кошмар наяву. Кровяные разводы устилали не только пол и ближайшие стены, но и частично умудрились заляпать даже потолок. Откуда-то со стороны доносились звучные хлопки разбивающихся о каменное покрытие капель — неведомым образом пригвождённый к крепкой стене парнишка в такой же, как и у всех присутствующих тел, тёмной адъютантской одежде висел в пятнадцати футах над полом с раскинутыми в стороны руками и опавшей на грудь головой, и сочащаяся из выпущенных наружу внутренностей — живот был распорот от почки до почки, обнажая пищеварительный тракт — кровь струилась по штанине и срывалась с носка правого сапога.       И этот выглядел наиболее презентабельным, насколько успела заметить Шарин, невольно оглядываясь вокруг, тут и там замечая бесформенные груды, состоящие из чёрной ткани, плоти, костей и всевозможных жидкостей и выделений. Лишь по частично уцелевшим головам и изогнутым раздробленным конечностям было возможно определить в этих… останках некогда живых людей. А некоторые и вовсе не имели голов и конечностей, представляя из себя нечто сродни обмотанных в тряпьё мешков из-под крупы с торчащими, словно шипы, рёбрами. Местами проглядывались и "чистенькие", заблаговременно отсечённые руки и ноги… или же вовсе любовно, с врачебной аккуратностью вырезанные органы, выложенные на кусках ткани как на мясных прилавках.       Устроивший кровавую жатву на славу развлёкся с этими несчастными, выдумывая самые разнообразные методы истязания и упиваясь болью и страданиями загнанных в угол жертв. Воистину эпохальное торжество невообразимого насилия, граничащего с больными фантазиями извращённого разума. Тот, кто способен на подобное — не человек. Язык не поворачивался назвать это существо человеком, даже если оно приняло его образ.       И среди этого слизкого зловонного ужаса её глаз внезапно зацепился за тянущуюся до самой лестницы на второй этаж обрывистую "дорожку" из бурого, успевшего подсохнуть следа, будто кого-то волокли по полу, пока тот обильно истекал кровью. Не теряя время на долгие раздумья, женщина второпях преодолела лестничный пролёт, перескакивая через одну ступень, и, ориентируясь по следу, влетела в комнату справа. Ту, что Илай использовал как личные покои и рабочий кабинет единовременно. Почему некто предпочёл скрыться именно в этом месте, для Шарин перестало быть загадкой, едва выломанная дверь радушно отъехала в сторону.       — Илай?.. — дрожащими губами позвала женщина неподвижно сидящую на полу в дальнем углу едва различимую, но определённо человеческую тень.       Тишина. Ни единого движения. Будто само время остановилось, оставив комнату и её обитателей на границе миров, где правили лишь холод и тьма. Взяв себя в руки, Шарин переступила порог и, из соображений безопасности обнажив меч, медленно направилась в сторону тени, краткими метаниями глаз осматривая окружение. Судя по всему, никто посторонний в эту комнату не заходил, за исключением этой неизвестной фигуры: стол, стулья, книги, прочие мелкие вещи — всё стояло на своих местах. Нет, оплошность — попутно обходя стол по круговой, женщина заметила на полу одну из выдвижных полок письменного стола и разбросанные вокруг неё тряпки, бумажки и мелкие осколки стекла. Всё это походило на полевой набор первой помощи, что выдавался каждому из адъютантов. Верно, до Шарин только сейчас дошло, что в воздухе витало чем-то пряным и острым — запах целебных трав. Вернее, измельчённых в порошок целебных трав. Кто-то пользовался снадобьями.       И когда всё сложилось в цельную мысль, женщина бегло осмотрела ближайшие полки, схватила первую попавшуюся в поле зрения свечу, нащупала услужливо лежащее рядышком огниво и запалила фитиль. Подрагивающий от сквозняка огонёк неохотно развеял сумрак вокруг, вырисовывая гостье очертания стен, пола, мебели и…       — Илай! — не сдержав эмоций, надрывно выпалила Шарин, припадая к безвольно подпирающему стену телу в капитанском, с отличительным меховым воротом, адъютантском плаще. — О нет, пожалуйста, нет-нет-нет…       Убрав с мертвецки бледного осунувшегося лица тёмные волосы, она с надеждой оттянула вниз нижнее веко и заглянула в голубой глаз. Никакой реакции на свет. Впрочем, свеча не давала достаточного света, потому это не служило хоть скольким-то доказательством страшного. Женщина сняла перчатку и коснулась пальцами щеки. Холодная. Но это также ни о чём не говорит, мотнула головой Шарин, моя ладонь всё это время была в перчатке, а внутри едва ли не уличная температура, будто помещение сегодня не отапливали вовсе. Взгляд женщины остановился на животе, что был туго перетянут лоскутами чистой ткани — нос уловил стойкий аромат спиртного и трав от неё. Значит, тот мерзавец не нанёс ему смертельную рану, что он смог собственноручно проползти такое расстояние и даже умудриться обработать и перевязать рану. Женщина было обрадовалась, но вовремя спохватилась, напомнив себе, что прошло уже некоторое время и вполне возможно, что уже… уже может быть…       Теряя последние надежды, Шарин напоследок приложила ухо к груди парня, пытаясь услышать сердцебиение. Нет, ничего. Ни хоть какого-то постукивания, ни вздымания груди. Перед ней будто тряпичная кукла, не живой человек.       «Этого не может быть, — поджала губы женщина, в отчаянье сжав пальцами ткань его окроплённой стёганки. — Ты не можешь покинуть меня, малыш. Пожалуйста… Кто угодно… Верните мне его!»       …тум.       — Ха?.. — слабый, но такой отчётливый удар, донёсшийся из недр грудной клетки застал Шарин врасплох, что та в ошеломлении выдохнула весь собранный в лёгких воздух. — Это…       …тум.       — Слабое. Но… — пробормотала она, с трудом сдерживая слёзы. — Ты жив… — Разрывающая её изнутри боль оказалась выше мнимого самообладания, и на ткань сорвалось несколько солоноватых капель. — Спасибо… кто бы ты ни был, спасибо…       — Милосердная Марико, так это правда… — неожиданно охрипшим голосом выдал лопоухий юноша, едва завидев Шарин, успевшую по пояс влезть на их личный, облюбованный парочкой ещё давным-давно запыленный и заставленный невостребованным хламом чердак храма. Причиной его озабоченности являлась наложенная на левую сторону лица неприглядная повязка, уже успевшая местами окропиться. Подбежав к возлюбленной, он деликатно, насколько позволяли слегка подрагивающие руки, обхватил голову бывшей напарницы, и взволнованным взглядом осмотрел место ранения. — Как ты себя чувствуешь, милая? Прости, до моего прецептория дошли лишь неясные слухи, а появляться на территории вашего я не имею никакого права, и я приходил сюда каждый божий юби в надежде, что ты появишься здесь, и вот ты появилась, а я тут себе места не находил, всякого успел навыдумывать, ну и…       — Ш-ш-ш, — её указательный палец нежно коснулся губ юноши, прерывая его скоротечную, казалось, до конца не осмысленную речь. — Возьми себя в руки, я ведь жива, так? Разве наша работа не связана с определёнными рисками? Мы должны быть готовы, что один из нас однажды может более сюда не вернуться.       — Знаю, но… — обхватив руку, что заставила его умолкнуть, паренёк прильнул к ней щекой и прикрыл глаза, словно борясь с рвущимися наружу эмоциями. Но голос — ослабевший, надрывный, будто рождённый в борьбе — выдавал того с потрохами, несмотря на кажущееся серьёзным выражение лица. — И ты просто приняла то, что ты или я можем больше не вернуться сюда?       — Идиот, — беззлобно вздохнула девушка, притянув любимого к себе и заключив в объятия, позволяя тому зарыться лицом ей в грудь. Она прекрасно понимала, что мужчины в подобные моменты куда слабее женщин, и что для них выражение печали, горя и страданий — слабость, которую нельзя показывать другим. — Такое невозможно принять «просто». Но нам нужно это принять. Старайся не думать об этом, ладно? Нам хорошо вместе прямо сейчас, и это главное. Не стоит заглядывать в будущее, это может причинить лишь ненужную боль. Наслаждайся тем, что имеешь сейчас.       Сказать нечто подобное вслух одно. Но сама Шарин порой задумывалась ровно над тем же самым: что она будет делать если с ним что-нибудь случится? А с их работой… нет, это правильней было бы назвать «образом жизни», ведь они всецело отдавали себя той деятельности, к которой их готовили с детства — и в их ремесле до старости доживает далеко не каждый. При всей своей выучке, адъютанты нередко умирали от неудачно настигшего их клинка как опытного наёмного убийцы, так и простого уличного прохиндея, их сваливала лихорадка или ещё какая болезнь, как и всех прочих людей… в конце концов, бывали даже несчастные случаи, когда смерть приходила из-за собственной безалаберности и неосторожности: она до сих пор помнила рассказ учителя про некоего ученика, что по глупости забыл разрядить арбалет перед починкой, так и не заметив вложенного в него болта, и, случайно задев спусковой механизм, буквально оставил часть мозга вместе с левым глазом на арбалетном болте, аккурат вошедшем в заднюю от парнишки стену. Жизнь сурова и непредсказуема. Смерть — верный спутник каждого адъютанта, и это втолковывали с первых якум обучения. Другой вопрос, что все ученики — это брошенные собственными родителями дети, которые должны были умереть давным-давно, но по чужой прихоти они всё ещё продолжают дышать, есть и пить… и даже наслаждаться жизнью. С множеством ограничений и лишений, но жизнью. Верно, внутренне содрогнулась Шарин, нам ни к чему бояться смерти — мы уже мертвы. Просто наши тела сохраняют и поддерживают в них жизнь за определённой целью.       И именно за эту цель Шарин и пострадала, однажды обнаружив себя лежащей в койке лазарета их прецептория с перевязанным лицом и трещащей по швам черепушкой. На восстановление хронологии событий ушло некоторое время, не без помощи Габриэль — главной целительницы их прецептория и ответственной за лазарет, лишённой природной привлекательности, однако имеющей широкое сердце и острый ум зрелой женщины — и соответствующих снадобий, и даже так не удалось вспомнить всё до мельчайших деталей: то, что рассекло кожу на левой половине лица, от виска до нижней части щеки, прорезало мышцы вплоть до черепа, благо обошлось без серьёзных повреждений. Из обрывочных воспоминаний сложилось следующее. Шарин, в ожидании подмоги, выслеживала группу контрабандистов. В какой-то момент девушку настиг необъяснимый приступ тошноты, и на шум отреагировала охрана. Поняв, что ей не совладать с превосходящей силой неприятелей, она попыталась скрыться, однако во время побега та оказалась в ловушке, окружённая головорезами с двух сторон. Последнее, что удалось запомнить девушке: ожесточённая борьба в тёмном замкнутом пространстве, окончившаяся острой болью в голове и последующим уходом во тьму.       «Тебе повезло, что ваш капитан вовремя подоспел — он и принёс тебя сюда с залитым кровью лицом».       Да, её прецептор являлся не просто опытным капитаном, но и на удивление мудрым и заботящимся о своих подопечных, пускай и своеобразным образом, наставником. Адъютанты всю свою жизнь играли в прятки со смертью, ожидая, что та непременно настигнет их. Но этот человек всегда старался отвадить костлявую от своих людей, никогда не давая тем невыполнимых задач, а порой и вовсе берясь за выполнение задания собственноручно. Остальные прецепторы его недолюбливали, называли безрассудным и мягкотелым, порицали его желание защитить своих людей и стремление рисковать собственной жизнью. Девушка же напротив считала такое поведение храбростью и отвагой, а остальных принимала за многословных трусов, неспособных взглянуть в глаза смерти, а лишь старательно избегающих её. Она доверяла всю себя этому человеку, и потому нисколько не жалела, что ослушалась его приказа «не вмешиваться, а наблюдать и ждать указаний». В конце концов, всё завершилось успехом — контрабандисты были схвачены, а груз реквизирован. И все остались живы.       «Ты упомянула, что тебе стало плохо, — напомнила Габриэль, серьёзным взглядом всматриваясь в лицо Шарин. — Позволь личный вопрос: когда в последний раз у тебя шла кровь?»       «Кровь?» — не поняла она.       «Ну, кровь… там, внизу», — жестом указала та меж бёдер девушки.       Верно, припомнила Шарин, ведь где-то дважды за цукату она обнаруживала своё нижнее одеяние заляпанное кровью. Это началось ещё когда ей было около двенадцати якум, тогда девочка сильно перепугалась, но учитель её успокоил и заявил, что это неотъемлемая часть взросления и ей придётся к этому привыкнуть. После это стало настолько естественным процессом, что девушка попросту не обращала внимания, лишь интуитивно подсчитывая нужные юби и используя тогда дополнительные, обработанные специальными травами лоскуты ткани, что посоветовали ей старшие из учениц. И когда она задумалась над этим, то поняла, что довольно продолжительное время ткань была чистой, никаких пятен и следов. Она хотела было спросить об этом у кого-то из других женщин-адъютантов, но всё не выпадало подходящего случая.       «О боги, — прошептала врачевательница, когда Шарин умолкла, честно рассказав обо всём, что произошло за последнее время: женщина была одной из немногих, кому девушка могла довериться. — Девочка моя, ты…»       — Ты… что? — оторопел юноша, решив, что ослышался, когда она внезапно подала голос, и невольно высвободился из объятий, отступая на шаг назад.       — Беременна, — будто не заметив реакции любимого, ровным тоном произнесла девушка. — Внутри меня растёт наш с тобой малыш.       — Т-ты уверена?       — Ну, так сказала Габриэль, наша врачевательница, — пожала плечами Шарин. — Пока она не спросила… Крови не было уже больше цукаты, по пробуждению меня начинает подташнивать и накрывать слабостью, а ещё мне чаще приходится пользоваться уборной… Судя по всему, ребёнку не более шести эроб, окончательно станет ясным, когда у меня начнёт расти живот.       — Я, конечно, подозревал, что дети должны каким-то образом появляться на свет, но… — почёсывая затылок, начало было он.       — Да, — иронично усмехнулась девушка. — Оказывается, то, чем мы с тобой занимались является естественным биологическим процессом человеческой репродукции.       — Ре… чего?       — Ну, тем, благодаря чему человечество продолжает свой род… — замялась. — Так выразилась Габриэль, я сама до конца не понимаю.       — Вот как…       Пребывая в явной растерянности, паренёк тем не менее подобрался поближе и, припав на одно колено, с любопытством прильнул ухом к животу, будто ожидая услышать что-то или почувствовать от ещё не сформировавшегося плода.       — Поумерь пыл, — улыбнулась девушка, поглаживая возлюбленного по волосам. — Он ещё не развился, ты ничего там не услышишь.       — Нет, я… — мягко качнув головой, пробормотал он. — Кажется, я чувствую что-то. Да, я чувствую это. Невероятно. Теперь в тебе растёт частичка меня, это… Потрясает.       «До чего же ты простоватый, — подумала Шарин, с улыбкой наблюдая за восторженными усилиями парня что-то услышать или почувствовать. Она знала, что он врал. Но эта ложь отчего-то воспринималась ею куда более тепло, чем если бы он сказал правду. Он при всём желании не смог бы ничего почувствовать, если верить словам Габриэль. — Я так боялась, что ты скажешь мне то же самое, что и она. Что не переставала повторять себе и я. Спасибо… что не произнёс это вслух».       Но нет смысла делать вид, что всё в порядке, решила девушка. Это тяжело. Но это следует сказать. И если не скажешь ты, сглотнула она поднимающуюся из нутра горечь, то это сделаю я.       — Как мы это сделаем?       — А?       Он с удивлением поднял взгляд на омрачённое лицо девушки, что склонила голову и прикрыла глаза, будто боясь взглянуть на него… на весь этот мир.       — Ребёнок, — холодно повторила она. — Ты сделаешь это или я?       — Сделаю что? — насторожился паренёк, поднимаясь на ноги.       — Габриэль посоветовала воспользоваться специальным зельем, — её голос сделался глуше, практически перейдя в шёпот, а губы заметно подрагивали. — Говорила, что женщины нередко через это проходят и это довольно безболезненная процедура, будет больно лишь короткий промежуток времени, но я побаиваюсь, если честно. Может, есть какие другие варианты…       — О чём ты вообще говоришь?       Не до конца поняв смысл сказанного, но ощущая всю боль, с которой были произнесены эти слова, юноша интуитивно протянул к девушке руки, желая приобнять и утешить, но та с чувством ударила по ним наотмашь и внезапно сорвалась на крик, выплёскивая все скопившиеся внутри чувства.       — Я говорю об убийстве ребёнка, бестолочь! Ты хотел, чтобы я сказала это вслух?! Ну так вот, я сказала это! Удовлетворён?! Или ты всерьёз думал, что я смогу вынести и родить ребёнка так, чтобы об этом никто не прознал?! Раскрой глаза, недоумок! Думаешь, почему нам не позволяют иметь семью? Строить отношения с людьми? Просто поговорить с кем-то не из нашего круга уже является нежелательным поведением! Мы лишь инструмент, идиот! Расходный материал! Да если кто-то прознает про сам факт нашей с тобой неприемлемой связи — нас, возможно, обоих убьют без разбирательства! О боги, ты хоть вообще о чём-то способен думать трезво или тебе просто всё равно?!       — Цветик…       Вывалив всё, что гнело её душу, Шарин обессиленно рухнула на колени, закрыв начавшее увлажняться от слёз лицо ладонями. Будь сильной, напутствовала себе девушка, ты ведь уже всё решила, с чего вдруг реветь начала? Этот недоумок… всё только испортил. Близость с ним, подумала она, ощутив теплоту его тела на своей спине, эта близость делает меня слабее. Когда я рядом — мне невольно хочется стать простой девчонкой, какие ходят по городу. Чтобы обо мне заботились. Хвалили. Утешали. Подставляли плечо, когда мне тяжело. Хочется побыть слабой в конце концов. Хотя бы ненадолго. Позволь мне побыть слабой в твоих объятиях. Прости, что доставляю тебе столько проблем… Хотя, улыбнулась она про себя, в общем-то, это отчасти и твоя вина, дурень. Мы оба знатно облажались. Мы оба идиоты.       — Замолчи.       — Ч-что?       Шарин хотела было поднять голову, но юноша не позволил ей этого сделать, крепко прижав её тощее, кажущееся таким хрупким по сравнению с его, тело к себе, что её заплаканное лицо оказалось на его груди, а сверху на её темечко давил твёрдый острый подбородок.       — Ни слова больше, — сквозь зубы процедил он, будто пытаясь сдержать собственные эмоции. Казалось, будто он услышал её мольбы о том, чтобы позволить девушке побыть слабой, в свою очередь постаравшись преисполниться силой за них обоих. — Впредь не желаю слышать от тебя что-то подобное, ты поняла меня? Ты уже забыла, что я тебе когда-то обещал, Цветик? Я никогда не предам тебя и твои чувства ко мне. Это же касается и ребёнка. Нашего с тобой ребёнка, милая, что является не только частью тебя, но и меня тоже. Ты права, я не имею ни малейшего представления, как выпутаться из сложившейся ситуации. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Если потребуется — я вывезу тебя из города, и ищи нас на просторах всего бескрайнего Лендейля.       — С-совсем дурак? — вцепившись ослабевшими пальцами в ткань его рубахи, пробормотала она.       — Не исключено, — рассмеялся тот. — Однако я дурак, на которого ты всегда можешь положиться. Ты ведь веришь мне, Цветик?       — И впрямь дурак… — девушка сквозь слёзы выдавила из себя улыбку, всем сердцем стремясь пропустить его слова через себя, в самые недра души. Чтобы они смогли оставить в ней свой след и принести хоть немного покоя и уверенности. — И я дура. Потому что хочу верить тебе, невзирая на всю глупость и абсурдность такого заявления. Просто-таки два сапога пара.       — Ну, жизнь скучна без риска, верно? — Широкая белоснежная улыбка юноши окончательно развеяла все дурные мысли в её голове, и девушка, смахнув слёзы горя, дабы позволить выйти другим, на сей раз слезам счастья, согласно кивнула. — Лучше ответь, как ты думаешь: это мальчик или девочка? Ты сама кого больше бы хотела?       — Нашёл что спросить, болван, — залилась радостным смехом Шарин. — Как я поняла со слов Габриэль, это ещё даже не человек, а… как там его… бесформенный плод, точно.       — Эх, — раздосадовано покачал головой он… и в следующее мгновенье вновь со счастливой улыбкой подобрался поближе к животу. — А я надеюсь, что это будет мальчик. Давай назовём его Лунхардом?       — Ты серьёзно? — скосилась на него в недоумении девушка, припомнив одну из любимых сказок возлюбленного. — Тебе она настолько запала в душу?       Сказка про заплутавшего в лесу маленького мальчика, которого взрастил лесной дух, хранитель Великого Древа Судеб, а после, когда ребёнок окреп и победил Ужасное Зло, осаждавшее лес многими сотнями якум, человеческого детёныша провозгласили следующим хранителем, и тот даже умудрился влюбиться и создать семью с одним из духов — грациозной, с красивой шёрсткой, лисицей-оборотнем. Странный выбор, не раз отмечала про себя Шарин, когда перечитывала эту историю, что каждый раз она невольно пыталась представить, каково же на вид их потомство. И возможна ли любовь между человеком и духом в принципе?.. Так или иначе, по одной из версий легенды лесной дух назвал того мальчика Лунхард, что на современный лад можно перевести как «сошедший с небес». Довольно символично, учитывая его решающую роль в борьбе со злом.       — Я всегда находил это имя красивым, — смутившись, пожал тот плечами. — А представь, как красиво будет звучать «малыш Лу-лу», а? Разве не мило?       — Ну а если будет девочка? — решив более не издеваться над несчастным, тем не менее разумно подметила она.       — А если будет девочка…       Сделав серьёзное задумчивое лицо, спустя непродолжительное время затишья он наконец выдал с глупой улыбкой:       — Просто оставлю выбор имени на тебя, раз уж я выбрал для мальчика.       Несмотря на разразившиеся бурчание и нотации, Шарин была бесконечно рада. Обещания юноши, не утихающие в её сердце, они такие безрассудные, лишённые всякого здравого смысла и походящие на бред сумасшедшего. Но именно оттого девушка и прониклась ими. Вся их жизнь лишена всякого смысла, если задуматься. Что ждёт их через якуму? Две? Пять? Никто из них даже не задумывался над тем, доживут ли они до старости. А если доживут — что они будут делать, более не способные нести службу своему господину? Наиболее опытных назначат учителями и прецепторами, но что с остальными? Девушка не могла припомнить ни одного пожилого адъютанта, что не занимал бы один из выше указанных постов — среди простых исполнителей не было ни одного человека старше сорока.       «Мы лишь инструменты, — повторила про себя Шарин. — А от негодных инструментов принято избавляться».       Этот ребёнок. Возможно, он мог послужить тем самым смыслом жизни, что она не могла определить для себя. То, ради чего она будет стремиться жить. То, ради чего она из раза в раз будет возвращаться в место, что сможет назвать домом. Дом. Семья. Близкие и любимые люди. То, что наполняет человека. Делает его человеком. Не инструментом. То, чего их лишают господа и даже такие же «инструменты», как и она — прецепторы. Удивительная преданность заложенным в них устоям и порядкам. Или же беспросветная слепота, что не каждый адъютант способен преодолеть сквозь причиняемую боль, физическую и душевную, раскалывающую саму личность.       «Почему же мы выстояли, — задумалась Шарин. — Что в нас такого, благодаря чему мы смогли осознать, кто мы есть?»       И поймав на себе добродушный взгляд глупо улыбающегося лопоухого юноши, ответ пришёл к ней сам собой. Верно, у каждого из нас появился человек, ради которого мы отправимся даже в пучины Забвения. Человек, которого ты прождёшь целую вечность, дабы сказать одну единственную фразу: «Добро пожаловать домой». И на что тот обязательно ответит: «Я дома». Человек, с которым ты и построишь то самое место, куда вы вместе сможете вернуться. Наш дом.       «Ма…ма…»       Шарин встрепенулась и рассеяно огляделась вокруг. Она запоздало поняла, что задремала, когда что-то выдернуло её из грёз. Чей-то далёкий ослабший голос, будто зовущий на помощь. Протерев глаза, женщина обнаружила себя сидящей на полу у дивана, куда уложила с трудом приволоченного на собственном горбу через тёмные безлюдные переулки обескровленного, находящегося на грани смерти Илая. Последнего человека, что был ей как-то дорог. И чью руку она продолжала крепко сжимать даже во время сна.       — Учи… тель… — Женщина подняла взор и встретилась взглядом с подопечным, что невесть когда успел проснуться… и, видимо, чей осипший голос её и разбудил. — Где… мы?       — Тише, — покачала она головой, погладив его по прохладной коже тыльной стороны ладони. — Не трать силы, малыш, не надо. Тебе нужно отдыхать.       — Это же… — затуманенный расфокусированный взгляд Илая вяло смещался с одного угла потолка в другой, а брови то и дело подрагивали, выражая обеспокоенность или недовольство хозяина. — Ты… перенесла меня… в штаб?       — В один из штабов, — уняв тревожное сердце, утвердительно прошептала Шарин. — Тебе требовалась срочная врачебная помощь. Ты везунчик, малыш, наш врачеватель сказал, что органы не были задеты, ты просто потерял много крови. Как ты себя чувствуешь? Тебя накачали зельями, что немудрено, если может подташнивать…       — Сколь… ко? — с надрывом процедил тот, силясь податься торсом вперёд для принятия сидячего положения, но тут же рухнув обратно, болезненно шипя сквозь зубы.       Шарин хотела было придержать его за грудь и велеть, чтобы тот не пытался подняться и дал себе отдохнуть, но в тот же момент он бросил на неё острый, не терпящий возражений убийственный взгляд, отчего женщина замерла с повисшей в воздухе рукой.       Приложив недюжинную силу, парню удалось выпалить фразу на одном дыхании, что та невольно вылилась в крик:       — Сколько я спал?!       — Я не… — замялась она, озадаченная столь рьяным порывом. Но спустя мгновенье поняла источник его беспокойства и добродушно улыбнулась. — Остынь, малыш, тебе здесь ничто не грозит. Ты сумел ранить этого больного ублюдка, и он не смог забрать девчонку — мы заставили его скрыться, он теперь где-нибудь отсиживается и зализывает раны. Сейчас не повод задумываться о мести, гораздо важнее залечить твои раны и проследить, чтобы ему не удалось сорвать наши планы. А в его состоянии это маловероятно, и это благодаря тебе…       — Сумел… ранить? — нахмурился он, невнятно бормоча что-то под нос. — Нет… пекло… задумал… уходить…       — Пожалуйста, малыш, тебе нужно поспать, — женщина попыталась уложить успевшего приподняться в локтях мужчину, однако…       — Нет, ты… не понимаешь… — повысив голос, лихорадочно заговорил Илай, прерываясь на живительные глотки воздуха. — Это всё… он всё продумал. Нам… надо уходить. Сейчас же!       — Илай, остановись, — обхватив его лицо двумя руками, Шарин заставила того поглядеть ей прямо в глаза. — Посмотри на меня. Он сейчас не в том состоянии, чтобы суметь найти нас, поверь, я видела его рану. В конце концов, он просто мальчишка, какой бы странной силой ни обладал. Никому ещё не удавалось подобраться ко мне незамеченным, малыш, ты и сам это знаешь.       — Никому… из людей, — поморщившись от приступа боли, проскрежетал зубами тот. — Это не… не человек. Шарин… пожалуйста, по… поверь мне — надо… уходить. Срочно.       — Да что с тобой такое? — невольно начала закипать женщина, наблюдая вместо своего подопечного — хладнокровного и рассудительного мужчины — напуганного, загнанного в угол маленького мальчика. — Это обычный малец, что вследствие взрыва перестал дружить с головой. Я понимаю, та жестокость, с которой он расправился с твоими людьми — это кажется чем-то выходящим за грань реальности… Поверь, человеческая жестокость не знает границ, я наблюдала вещи куда более отвратительные. Мне тоже не по себе от мысли, что он смог одолеть четверых человек в одиночку, пускай это были лишь ученики, но…       — Восьмерых, — прервав её, на выдохе произнёс Илай.       — Что?       — Он… управился с… восьмерыми, — стараясь не проглатывать слова, отчеканил тот, сбиваясь на тяжёлое сопение. — Шарин, это… были мои… лучшие ученики.       — Да что за навыки у этого мальчишки? — недоверчиво вопросила она. — Только не говори, что это ты его успел так натаскать? За одну-то цукату…       — Нет, ты не…       Осёкшись, Илай внезапно позеленел на глазах и поспешно перекатился набок, склоняя голову поближе к полу, попутно отстраняя Шарин в сторону рукой. Вот и лекарства дали о себе знать, поджала губы женщина, наблюдая, как несчастного рвало чем-то зеленовато-коричневым прямо на пол — про ведёрко, как на зло, позабыли оба, и оно так и осталось одиноко стоять сбоку от дивана.       — П-прости, — пробормотал он после того, как Шарин утёрла ему рот тряпкой и дала отхлебнуть из бурдюка с водой. — Ты не… понимаешь, это… был не «он». Внутри него… что-то есть, что-то… неподдающееся нашему пониманию. Это «оно»… «оно» убило их всех.       — Ты хоть слышишь себя, малыш? — недоуменно прошептала она, старательно отгоняя от себя отдающее холодом странное наваждение. — Это же абсурд. Он не более чем человек.       — Шарин!       Его ослабевшие пальцы неожиданно крепко впились в тканный рукав её рубахи — кожаная броня, как и оружие, были аккуратно уложены на рядом стоящем стуле.       Будто в жуткой агонии, он умоляющим тоном прокричал:       — Уходи отсюда… пока ещё можешь… прошу тебя!       — Илай… — теряясь с ответом на такое безумное, лишённое и толики здравого смысла заявление, лишь прошептала Шарин, мягко касаясь пальцами ладони на своей рубахи. — Почему?..       — В самом деле, Илай, почему?       Глаза Илая моментально расширились, опасливо глядя мимо плеча Шарин в сторону входной двери, откуда раздался хрипловатый, казалось, издевательски насмешливый голос.       Женщина инстинктивно дёрнулась вправо, намереваясь выхватить из ножен подпирающий стол короткий меч, когда в этот самый стол, выбивая деревянные щепки, вонзился арбалетный болт, аккурат рядом с рукоятью оружия. «Даже не думай» — перевела она на человеческий язык сей акт агрессии, исходящий со стороны двери.       Осторожно отняв протянутую было к мечу руку, Шарин медленно повернулась лицом к незваным гостям и невольно выругалась в голос, пускай и шёпотом — за плечами стоявшего в дверном проёме Иллиана проглядывалось по меньшей мере пять чёрных капюшонов, одна из фигур выступила вперёд и перезаряжала компактный одноручный арбалет, и у всех прибывших красовались меховые, поблёскивающие в свете ламп вороты. Прецепторы, скрежетнула зубами женщина, делая шаг в противоположную от стола сторону, попутно пытаясь закрыть от их взора замершего на диване Илая, будто до конца надеясь, что его никто не заметит. Тщетный порыв, ведь его если ещё и не увидели, то уж точно услышали.       Какая знакомая картина, с горькой иронией усмехнулась в мыслях Шарин…       — Прошу, просто выслушайте…       — Одежда, — холодно повторил мужской голос. — Снимай.       Будучи окружённой дюжиной мужчин в чёрных адъютантских плащах, Шарин неподвижно стояла в центре тускло освещённого проникающим сквозь узенькое окошко солнечным светом помещения, понуро опустив голову и в беспомощности сжав дрожащие кулачки.       Их дом — затхлый, но достаточно крепкий для выдерживания бесчисленного множества старых мешков, мебели и прочей утвари чердак храма, — их маленький мирок был потревожен внезапно возникшими визитёрами в столь неудачный момент, пока девушка мирно спала на импровизированном ложе, завернувшись в меховую накидку. Но вколоченное ещё с детства жесточайшими тренировками чувство тревоги от чужеродного пристального взгляда заставило ту вынырнуть из постели, отработанным движением попутно выхватывая из ножен припрятанный под подушкой кинжал. Но оружие тут же полетело на пол, едва её мутные спросонья глаза разглядели явившихся, а сама девушка опасливо съёжилась, предвкушая не самое лучшее развитие событий. Так оно и вышло.       Нет, несравненно хуже, когда из-за массивной спины её прецептора, чей властный голос повелел ей раздеться, донёсся другой, молодой, знакомый, но такой непривычно равнодушный и отстранённый:       — Пожалуйста, Шарин, делай, что сказано.       Девушка звучно сглотнула, отказываясь верить своим ушам. Но взгляд предательски выцепили владельца голоса, его безмятежное разглаженное лицо, ровную линию рта, торчащие из-под взлохмаченных древесного оттенка волос нелепые уши и неуклонно смотрящие в пол светло-серые глаза.       «Как ты мог?» — беззвучно, одними губами прошептала она, высекая этот образ в сердце ржавым гвоздём и заливая нутро горячей кровью, выжигающей всё светлое, что было между ними.       — Снимай, — повысив тон, в третий раз теперь уже рявкнул прецептор, звучно вобрав воздух через ноздри. Устав наблюдать за неподвижностью подопечной, тот грубо схватил стоящего позади паренька за волосы и рывком потянул вперёд, вынуждая его упасть перед собой на четвереньки. — Или это сделает он.       Юноша молчал и не выказывал никакого сопротивления, так и оставшись сидеть на коленях, безвольно свесив руки по швам, и не подумав даже взглянуть на возлюбленную, что-то сказать, как-то оправдаться.       «Я никогда не предам тебя».       Слова, так много значащие для Шарин, которым доверилась и в моменты сомнений повторяла про себя, как молитву.       Слова, что не могли принадлежать ничтожеству, представшему перед ней. Слабый. Смиренный. Трусливый. У него даже не хватило смелости взглянуть на неё. На ту, которую он предал. Чьи чувства растоптал в пыль…       Во имя чего? Прецепторий смог раскрыть последовательно выстроенную парочкой ложь? Это невозможно, ведь Габриэль на их стороне — выслушав всё, что таилось на душе девушки, именно врачевательница предложила сослаться на лихорадку ввиду возникновения инфекции после ранения. А вскоре, как только паренёк всё подготовил бы для бесшумного выхода из города на торговом судне, женщина должна была утвердить кончину Шарин в связи с тяжелейшей хворью. И это позволило бы девушке бесследно исчезнуть, начать новую спокойную жизнь где-нибудь далеко. Сперва с ребёнком. А спустя какое-то время и с любимым, когда тот придумал бы аналогичный способ вырваться из треклятого города. Но что-то пошло не так. Кто облажался? И где? Почему они приволокли его сюда? Они выбили из него информацию? Или же он самолично всё им выложил? Где следы пыток? Почему, неустанно повторяла она про себя, почему, поглоти всё жаркое пекло, на тебе ни единого следа?!       Не в силах более выдерживать пронзительный взгляд своего капитана, девушка дрожащими руками потянула за ткань свободной тёмной рубахи, в коей отходила ко сну, и послушно сняла её через голову, обнажая присутствующим торс. С начала их затеи прошло не более двадцати юби, пара эроб, однако за это время живот успел приобрети некую округлость, что при субтильном телосложении девушки трактовать как-то иначе решительно невозможно.       И эти пугающие мысли быстро обрели явь, когда прецептор гневно сдвинул поросшие брови к переносице и с неприкрытым отвращением молвил:       — Лихорадка, значит?..       Не совладав с эмоциями, мужчина сначала смачно сплюнул на грязный деревянный пол, затем и вовсе нещадно пнул сапогом под рёбра затихшему в сидячей позе парнишке.       — Маленькие блядские выродки! Я говорил! Говорил, чтоб этих мелких пиздюков держали раздельно друг от друга! Пацаны отдельно, девки отдельно! Но нет! Ведь ничего такого, говорили они. Мы с лёгкостью выбьем это из них, говорили они…       Согнувшись пополам, парника тщетно пытался прикрыться руками, пока распалявшийся прецептор, бранясь в воздух, продолжал с чувством осыпать несчастного быстрыми короткими пинками по рёбрам, животу, ногам… куда только мог достать.       Пока, наконец не выпустив весь пар, мужчина не обернулся к коллеге, прецептору, под чьим надзором юноша и находился:       — Вот к чему приводит подобная безалаберность, Кроули! Твой пацан попортил мою девчонку, а она была одной из лучших!       — Ты всегда чересчур бурно на всё реагируешь, Зоррен, — взглянув на того осуждающим взглядом, ровно произнёс прецептор помладше, но с уже обветренной кожей и проглядывающимися морщинами под глазами: у адъютантов, а уж тем паче у их капитанов, одна якума шла за пять, если не за десять. — Им всего семнадцать, что ты хочешь от детей? Ещё скажи, что сам по юности не поступался нашими правилами: не пил вина, не топтал разных шлюх, не играл в азартные игры?..       — Это совсем другое! — покраснев ушами, словно юнец, тут же отозвался зрелый прецептор, скосившись на присутствующих, слышавших всё адъютантов. — Привязанности в нашем деле губительны. Пить вино и трахать девок — ещё куда ни шло, но здесь дело обстоит куда серьёзней. Мы не можем делать вид, будто всё в порядке…       — У неё… нет никакой привязанности…       Оба мужчины синхронно опустили взгляды на паренька, мычавшего что-то сквозь кровавый кашель — один из ударов сапогом пришёлся тому в челюсть, отчего некогда белоснежные зубы пестрили алым.       — Ты ещё смеешь подавать голос, сопляк?! — Зоррен уже занёс ногу над головой скрючившегося юноши, когда Кроули заблаговременно взял мужчину в захват, вынуждая угомониться, на что тот гневно прорычал. — А ты не вмешивайся, не дорос ещё!       — Господин прецептор, — всё же осмелившись поднять голову, виновный утёр рот рукавом и продолжил. — Шарин… она… — Замявшись, он слегка качнул головой, будто намеревался обернуться в сторону девушки, но тут же поднял взгляд на Зоррена, заглядывая тому прямо в глаза. — Моё мужское начало смогло разглядеть в ней женщину, когда та начала расцветать, это правда. Я возжелал её и не смог справиться с гложущими меня эмоциями, потому мы имеем сейчас то, что имеем…       — Вот же мелкий… — процедил мужчина, возобновив на мгновенье прерванные попытки вырваться из захвата менее зрелого, но, на удивление, куда более сдержанного коллеги.       — Однако у меня нет к ней привязанности, — внезапно выпалил во весь голос паренёк. Ошеломлённая его высказыванием Шарин в тот момент напрочь позабыла о морозящем открытую кожу сквозняке. Всё, что её заботило: не позволить себе проявить слабость. Она изо всех сил сдерживала горькие слёзы, неотрывно глядя убийственным взглядом в затылок человека, некогда бывшего ей всем, и в одно мгновенье представшего пред ней мёртвым. — Обманом и уловками я заставил её поверить, что она испытывает ко мне сильную симпатию, и я воспользовался этим для достижения своих целей. Она не любит меня, как и я не люблю её, между нами были лишь плотские отношения, ничего более. Я признаю своё недостойное поведение и молю о прощении, готовый понести любое наказание. Я искуплю свою провинность, если вы позволите мне это сделать.       — Как я и сказал, — мягко произнёс Кроули, осторожно убирая руки от шеи и головы остывшего товарища, выпуская того из захвата, — детишки просто увлеклись. Такое случается, мы не всегда способны подчинить себе человеческую природу. Ничего такого, с чем бы мы не справились. Накажем их, отправим на перевоспитание, чтоб мозги вправили как следует, и вскоре они вновь вернутся в строй.       — А с плодом что прикажешь делать? — потирая отдавленную шею, прохрипел Зоррен.       — А сам как думаешь? — молодой прецептор сперва одарил старого с неприкрытым оттенком наивности взглядом. А затем холодным уже окончательно пришедшего в себя паренька. — Ты наворотил тут дров — тебе их и разгребать. — И жестом указал на замершую в центре помещения девушку. — Избавься от плода, но деликатно, не навреди девчонке. У тебя ведь с этим не возникнет никаких проблем?       И только после этих жестоких слов юноша медленно развернулся лицом к побледневшей, с трудом сдерживающей слёзы Шарин, и их взгляды наконец встретились. Её, полный ненависти, отвращения и жаждой убийства… и его, опустошённый, не выражающий ничего и лишённый всех былых человеческих чувств.       — Никаких проблем, господин прецептор, — ровным тоном проговорил он и, покачиваясь, поднялся на ноги, лишь на мгновенье изменившись в лице, преодолевая боль от побоев. — Как прикажете.       — …нашли время для разборок! Я от вас с ума схожу уже!       — При всём уважении, мой лорд, но вам следует поберечь нервы. Прошу, выпейте ещё вина, успокойтесь…       — Какое, нахуй, вино, дебилоид оловянный? Хозяин и так походит на прожаренного до корочки хрюнделя, а ещё кубок-другой — вовсе человеческую речь забудет.       — Наёмник, раздери тебя пятеро, перед тобой глава городского совета и мой господин! Прояви учтивость хотя бы по отношению к нему, пока…       — В жопу засунь эту свою учтивость! Я, блядь, не в настроении в ваши бирюльки играть, меня сегодня чуть в сраку не выебали, со вкусом так, смачненько, что я весь кровью истекаю, срань! Но куда уж тебе понять — сам ни хуя не видишь, слишком активно орудуешь язычком в барской жопе, ага.       — Про язык это ты хорошо вспомнил — именно его я тебе сейчас и отсеку, если не поумеришь гонор.       — Да ты что? "Отсекалка" не отвалится на старости лет? Слышь, я тебя даже в таком состоянии смогу рачком нагнуть, не переживай…       «Что здесь происходит? — в борьбе с приступом тошноты и головокружением, в сознании Шарин проплыла ленивая, нечёткая, но уместная мысль. — Почему так шумно? Голова трещит и вибрирует от их воплей… Заткнитесь уже, чтоб вас…»       Однако, едва в памяти всплыли сцены произошедшего — последние, что женщина смогла запомнить вплоть до момента, как почувствовала сильный удар по шее и провалилась во тьму, — Шарин лихорадочно затрясла головой, разгоняя остаточную иллюзию чего бы то ни было, и бегло огляделась вокруг. Они уже покинули маленькую комнатку их временного штаба, сие женщина поняла сразу, ещё толком не продрав глаза. Неприлично просторная комната… скорей уж зал, исходя из высоко расположенных масляных ламп-люстр, что вчетвером умудрялись в должной мере освещать помещение — скорей всего, на улице ещё царила глубокая ночь. Редкая мебель, состоящая преимущественно из мягких, обтянутых богатым шёлком кресел давала понять, что это нечто вроде комнаты досуга. Книжные шкафы, запирающиеся на ключ серванты с алкоголем, массивный зажжённый камин, выстеленные поверх камня ковры также говорили в пользу этой догадки. Эта комната показалась женщине смутно знакомой. Многое могло измениться, но лёгкое чувство дежавю не оставляло её, пока взгляд заторможено блуждал от вещи к вещи.       — Так, заткнули уже свои поганые рты, пока всех в подземелье не отправили, вам ясно?!       «Этот голос, — Шарин опасливо обернулась на разнёсшийся по комнате оглушительной волной рёв и несколько раз моргнула, стараясь избавиться от ряби в глазах: женщина до последнего игнорировала, насколько сильно она вымоталась за последние юби, как физически, так и ментально. — Я знаю тебя…»       — Что тут у нас?.. — Палитра эмоций отобразилась на лице женщины, когда она смогла разглядеть опустившегося к ней — всё это время сидящей в мягком кресле со стянутыми за спиной руками — рыжебородого полного мужчину, возможно, чуть младше неё самой, но одним своим пристальным заинтересованным взором вызвавший в пленнице все самые бурные негативные эмоции… вперемежку с ужасом. — Чтоб меня сами боги низвергли в пучины забвения, да у нас тут настоящий бал мертвецов. Моя дорогая Шарин, сколько якум минуло, не напомнишь?       — Четыре… или пять… — нехотя произнесла Шарин, преодолевая приступ сухого кашля. — Недостаточно, чтобы забыть твою мерзкую жирную рожу, Лоуренс… каждого из вашего треклятого совета.       — Аналогично, милая, — издевательски, с поддельным радушием тот энергично похлопал пухлой потной ладошкой по её напряжённой щеке. Шарин стоило недюжинных усилий стерпеть его липкие прикосновения, не говоря уже о смердящем запахе перегара, только чтобы не явить врагу свою слабость. — И как ты поживала всё это время? Есть чем интересным поделиться со старым другом? Много воды утекло с тех пор, как ты служила моему деду. Ох, наверное, следовало бы позвать его спуститься к нам, но старику в последнее время нездоровится. Возраст, сама понимаешь…       — Харальд Кингсли, — поморщилась женщина. — Этот старый ублюдок ещё дышит? Отрадно слышать… — она выдала кривую усмешку. — Если бы он умер естественной смертью, я бы себе этого никогда не простила — его жизнь принадлежит мне по праву.       — Право… — ничуть не смутившись её слов, толстяк, напротив, как-то меланхолично, будто проникаясь её чувствами, вздохнул и заговорил с серьёзной, без намёка на издевку, интонацией. — Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что в этом мире есть лишь одно право: право сильного. Помнишь, что с тобой сделали, когда ты была ещё совсем соплячкой? Верно, мои предшественники это сделали потому, что таковы правила. Почему были введены такие правила? Потому что так решили сильные миры сего. Эти правила были установлены ещё на заре зарождения адъютантов, во времена моего прадедушки. Потому что они могли это сделать, у них было достаточно силы и ресурсов для этого, и никто им и слова против сказать не смел. Потому что за кем власть и сила — тот и заказывает музыку. Ничто не меняется, Шарин, я полагал, что тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.       — Так не может продолжаться вечность, Лоуренс, — преодолевая тяжбу, скопившуюся в лёгких и отдающуюся в самое сердце, горько усмехнулась она. — Можешь думать что угодно, но мир вокруг нас изменчив. Нам придётся измениться, если мы желаем благополучия и процветания нашему обществу. Я не понимаю. Как ты мог поддаться влиянию своего деда, когда твой отец, лорд Арвин, был чистейшей души человек? Он всегда шёл наперекор своему отцу. Видимо, потому тот до последнего и отказывался передавать ему власть. Я до сих пор помню, как он однажды возразил лорду Харальду и произнёс следующее: «Если мы хотим, чтобы люди жили в мире и процветании, мы не можем забирать у них то, без чего этого добиться невозможно — человечность». Но что я вижу… Лорд Арвин скончался, а лорд Харальд, когда возраст начал брать своё, объявил во всеуслышание об отхождении от дел и назначении на пост главы городского совета тебя, несмышлёного несведущего сопляка, что думал лишь над тем, как бы самоутвердиться. Я хотела верить, что всё то, через что прошла я и мои братья и сёстры — всё это закончится. Что вы перестанете калечить жизни беспризорных детей, делать из них послушных болванчиков, без чувств, без личности… без судьбы. Я жизнь положила, чтобы хоть кто-то из господ задумался над этим, сделал правильный выбор, остановил всё это безумие. Лорд Арвин мог покончить со всем этим… Но его законное место занял ты.       — Верно, его занял я, — сделавшийся угрюмым прямо на глазах, Лоуренс едва заметно кивнул и бросил на женщину равнодушный, с хорошо прикрытым, и всё же проглядывающимся оттенком боли, взгляд. — И ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти, дабы удержать это место. Ты такого высокого мнения о моём отце? Вот только где сейчас он, а где я? Собственные доброта и простодушие погубили его, как и мою мать. Он был глуп и слаб, и потому мир стёр его. Потому что слабым здесь не место, Шарин, запомни это раз и навсегда. Мы обязаны быть сильными, твёрдыми и расчётливыми… или мы попросту умрём от рук более умного и сильного. Это закон! Реальность! Прими её такой, какая она есть и прекрати уже нести всякий вздор!       Молчаливая пауза. Никто вокруг не осмелился нарушить воцарившуюся тишину. Казалось, будто присутствующие позабыли даже как дышать — оглушающее беззвучие. И лишь богам известно, сколько продлилось затишье.       Пока его не нарушил, как отметила про себя женщина с воображаемой улыбкой на безмятежном, ничего не выражающем лице, единственный на всём этом треклятом свете человек, способный пойти против всех… ради одной, по неизвестной женщине причине, человеческой жизни:       — Это, конечно, всё очень трогательно, хозяин, но вы так и не ответили — вы довольны моей работой или у вас имеются ко мне ещё вопросы?       Наёмник по кличке Ворон. Или, как его когда-то звала маленькая леди Сириен, когда он был простоватым, ничего из себя не представляющим мальчишкой — Иллиан. Я не знаю, кто ты такой… или что ты такое, обречённо вздохнула про себя Шарин, но у меня не остаётся другого выбора, кроме как признать своё поражение перед тобой. Кто бы мог подумать… какой-то иноземный, импульсивный, без костей в языке и несмышлёный мальчишка… Он растоптал всё то, к чему я шла долгое время, длиною в целую жизнь. Ради чего? Ради чего, во имя богов, ты сражаешься? Только не говори, что всё это ты проделал лишь ради одной только девчонки. Не оскорбляй мой ум, малец…       Что ж, так или иначе, надеюсь, что ты добился своей цели, какая бы она ни была. Ведь этим ты обрёк множество людей на ещё бо́льшие несчастья. Мы могли дать людям светлое будущее. Избавить их от постоянного страха. Но ты всё это перечеркнул своими эгоистичными желаниями. Да будет так. Вкуси же плоды трудов своих, юноша. Они не заставят себя долго ждать. Это я тебе обещаю.

Конец интерлюдии