Наследие богов

      «Я сделал это, Наги. Не знаю как, благодаря кому или чему… но я это сделал…»       «Мы это сделали, эгоцентричный ты дерьма кусок. Мы, а не ты».       «Да-да, как угодно». — Затормозив и остановившись на мгновенье, я устало развернулся лицом навстречу приятно морозящему дуновению ветерка в желании хоть немного остудить нагревшуюся от перевозбуждения кожу. Даже захотелось снять свежую, из нарезанных с запасного комплекта униформы "чернышей" лоскутов лицевую повязку — от перегрева обожжённые мышцы начинало невыносимо щипать и подёргивать. Следовало остыть. Но это трудно, учитывая… — «Сегодня ночью всё должно наконец закончиться. Как же долго мы к этому шли…»       «Ну да, вот только в итоге всё решилось за счёт безумной импровизации и уличения счастливого момента, — продолжала та ворчать внутри моей черепушки. — Тебя вообще не смущает, что все твои планы пошли по одному известному месту?»       «А вот тут ты не права, дорогуша, — усмехнулся я под нос, возясь с узлом на шее. — Пускай ни один из них не сработал на все сто — тем не менее, если бы я не проделал всего этого, то мне попросту нечем было бы прикрыть собственную жопу в решающий момент, и тогда на месте Илая сейчас мог быть я».       Именно так. Некоторая часть «трофеев» оказалась весьма ценной, и я ими успешно воспользовался. Дневник владелицы борделя. Сильные чувства Илая к своей зверодевке. Записи Арно по доставке ингредиентов с последующим изготовлением наркотика. О да, изрядно покопавшись накануне «дня икс» в пожитках теперь уже мёртвого, ввиду отсутствия в нём надобности, старика, я обнаружил великое множество разношёрстных списков, заметок и прочей ебанины — старик явно не мог сохранить такое количество информации в голове. Потребовалось какое-то время, чтобы пожилой жрец любезно перевёл мне и их, как было с дневником. Подавляющая часть закономерно отправилась в огонь за ненужностью. Но были и любопытные записи: собственно, рецепт злосчастного порошка, подписанные кем-то акты о подтверждении доставки (судя по всему, большая часть ингредиентов вполне легально прибыла в город), неаккуратно начертанные схемы, видимо, поставок тех трав и растений, что не подлежали регламентации и многое другое. Забавно, что Илай позволил такому храниться в столь ненадёжном месте, как жилище дряблого, хоть и натужно бойкого старика — скорей всего прецептору просто не было известно о ведении учёта. Алчный дряблый хуесос, вероятно, стремился на всём сэкономить, не желая переплачивать лишнего. Жадность фраера сгубила, ага.       Но в одном Наги была права, следовало это признать: вчерашняя ночь в самом деле представляла из себя сплошную импровизацию. Не было никакого плана. Не было никаких гарантий. Ничего не было. Илай не лукавил, когда говорил, что я слишком сильно полагаюсь на удачу, пускай я старательно заверял в обратном самого себя.       И тем не менее я сейчас здесь. На улице. На свободе. А он…       «И как это понимать, наёмник? — нахмурился толстяк, обернувшись на шум распахнутой массивной двери огромного банкетного зала, где полным ходом шла подготовка к большому приёму, и одарив недоумённым взором вошедшую без приглашения толпу в чёрных одеяниях. Двое адъютантов покрепче несли на плечах по связанному человеку, мужчину и женщину, но вниманием Кингсли сильнее завладел я, с каждым проделанным шагом оставляя на ковре заметные бурые кляксы. Я их заметил лишь на обратном пути, но ощущение струящейся по ладони вдоль пальцев тёплой липкой жидкости даже при наложенной в спешке повязки не осталось без внимания, но ничего с этим уже не поделать. На что и толстяк также поспешил указать, как словесно, так и жестикуляцией. — Что за безобразие?»       «Это не безобразие, это Илай, — облизнув пересохшие губы, решил сострить я в тот момент, переводя взгляд на связанного, безмолвно лежащего на плече. Наги на удивление хорошо владела моим телом, что будь даже раны серьёзными, ей бы не составило труда попросту перекрыть кровоток в тех частях тела, не говоря уж о таких пустяках — больше на вид страшные, чем таковыми являлись на деле. Но вот острая, ноющая… всевозможная боль, распространяющаяся по телу — её унять уже было нереально, отчего мозг, дабы хоть немного отвлечься, генерировал какую-то несусветную поебень. Стыдно за это мне станет много позднее, но тогда… — А вторая… Гх…»       Беззвучно чертыхнувшись в пустоту при очередном остром приступе боли, я тряхнул головой, выдохнул и заключил:       «Хозяин, нам надо переговорить. Если вы ещё не поняли по моему внешнему виду — дело не терпит отлагательств. При всём моём уважении».       Молча разглядывая мою потрёпанную фигуру некоторое время, Кингсли в итоге обратился с аналогичным вопросом к одному из прецепторов, самому старому на вид из присутствующих, что встал по левую руку от меня и до сего момента никак себя не обозначал, демонстрируя превосходную сдержанность, коей этих болванчиков, по-видимому, обучают в первую очередь.       «Мой лорд, ситуация и впрямь щепетильная, я склонен согласиться с чернью и настаивать на вашем личном участии во всём этом».       «Великие пятеро, вы меня убиваете…» — Вздохнув, рыжий толстяк подозвал кого-то из прислуги, кратко нашептал ему что-то и жестом дал отмашку, после чего неспешным шагом направился мимо нас к выходу из зала. — «Пройдёмте в комнату, пока наёмник мне весь ковёр не залил. Бога ради, получше его перевязать не могли?»       «При всём уважении, мой лорд, но мы ему не няньки», — наградил меня укоризненным взором седовласый прецептор, прежде чем развернуться и последовать за своим господином.       «Ага-ага, вот только если я сдохну раньше времени — хер вам моржовый, а не информация, поняли меня?» — скривился я одновременно и в приступе боли, и в пренебрежении.       «Марли! — Кингсли подозвал одну из женщин-горничных, занимающихся украшением приёмного зала. — Прогуляйся до ближайшего врачевателя и приведи его в мою комнату отдыха, да поживее…»       На всё про всё ушло порядком около часа, пока меня деликатно разместили в кабинете на кушетке и пока к нам впопыхах не завалился долгожданный мной врач. Как бы я хотел забыть последние десять минут натуральной экзекуции над моим страдальным телом…       «Не молчите, хозяин, — осторожно подал я голос, когда нанесённая на рану глинистая вонючая мазь перестала выжигать мне бок к хуям и я, закончив распаляться на предмет всего происходящего здесь пиздеца и моего в нём непосредственного участия, смог наконец оторвать зад с мягкого удобного кресла: нервы совершенно ни к чёрту, требовалось размяться, хотя бы пройтись по этой чёртовой комнате… — Вы довольны моей работой или же нет?»       К сожалению, я не подготовил листочек со шпаргалками, как мне следует говорить, что стоит упоминать, а что лучше опустить вовсе. Примерный сценарий в голове крутился давно, но последние события вышли чистой воды импровизацией, что внесло ощутимые корректировки. В конце концов я решил рассказать всё как есть, разумеется, как врача выпроводили за дверь по окончанию всех требующихся медицинских процедур. Вернее, я сам заставил себя поверить в то, что всё сказанное мною — чистой воды правда. Если ты сам поверишь в собственную ложь — другие в неё поверят охотней.       Поэтому я старался обходить стороной самые неудобные моменты, такие как моя личность. При нашем последнем с Илаем разговоре он… Нет, мне не показалось — в его глазах читался страх. Он как никто другой смог «разглядеть», кто я такой… вернее, что я такое. Понимаю, если бы я задумывался над этим чаще — меня бы тоже коробило. Но ведь невозможно бояться самого себя, верно? Но дело не в этом. Никто просто не поверил бы, что какой-то безродный сопляк способен на подобное. И мне это только на руку — проще быть независимым незаинтересованным ни в чём, кроме денег, лицом. У Иллиана имелся личный интерес, и, полагаю, об этом было известно не только Илаю. У Ворона же его нет, повторюсь, кроме банальных денег. Иллиан — никто, человек без имени, обычный шалопай-проходимец, он ничего не умеет, ничего не может… ничего из себя не представляет. Ворон — это легенда, пускай и в определённых кругах, он многое знает и умеет. На этом всё. Ни больше ни меньше.       Как бы то ни было, я честно поведал о своём участии в налёте на хранилище, не забыв упомянуть, что приказ поступил от Илая, и что именно его инициативой было ослабить охрану в тот день. Впрочем, последнее им и так было известно, но сделать на этом акцент было не лишним. Честно признался в убийстве того сопляка, что мне навязали в напарники, иначе, как я объяснил, у меня не представилось бы возможности заработать себе доверие в рядах ополчения; не мог не заметить, как брови старого прецептора в тот момент сдвинулись к переносице, а глаза смерили меня ненавистным прищуром. Когда же речь зашла о подпольном борделе, я не забыл выудить заблаговременно прихваченный из убежища дневник и протянуть Кингсли, кто также смотрел на меня с не самыми доброжелательными эмоциями, однако никак не комментировал мой рассказ и вникал во всё со вдумчивым выражением лица. За это хочется отдать ему должное — учитывая, как скоро початая бутылка вина умудрилась опустеть за столь короткий промежуток, пока я вещал, в порыве нетрезвых чувств он мог бы меня и в окно выбросить. Но сдержался, вместо этого спокойно приняв из моих рук дневник и начав неохотно пролистывать его, страницу за страницей.       Прихваченные с собой пленные, коих усадили в кресла, также не выражали никаких протестов: Илай выглядел совсем бледным и, казалось, вообще не понимал, где он, что он, когда он, мутным взором пялясь на меня, неотрывно так, что заставлял понервничать, ведь начни он что-то говорить обо мне, вернее, о моей личности — это сулило некоторые проблемы, невзирая на кропотливо выстроенную легенду; а Шарин и вовсе спала мёртвым сном прямо в сидячем положении, как её и уложил один из адъютантов — из опаски сопротивления её было решено попросту вырубить ударом по голове и разбираться уже непосредственно в гестапо… кхм, то есть, в соответствующем месте, оговорился.       Не утаил я и тех редких встреч, на которые смог попасть самолично, и вкратце изложил суть этих самых встреч, если это казалось хоть сколько-то важным. Когда же пришлось упомянуть о Сири — вернее, о «мелкой блондинистой заносчивой соплячке», ведь Ворон понятия не имеет, кто она и что она, — Кингсли заметно напрягся и потребовал остановиться на ней поподробнее. Делать нечего, мне пришлось поведать и о её роли во всём этом. Ожидаемо, рыжему толстяку ещё со времён городского фестиваля стало известным, что девчонка скрывается в городе, но её деятельность в рядах мятежников для него оказалось новостью. Услышав это, рыжий толстяк не сдержался и выругался, крепко приложив кулаком по столешнице. А финальным штрихом у меня выступило раскрытие их следующего, некогда будучи запасным, шага об использовании всей этой шумихи с приёмом для заключения союза с кем-то из приезжих господ посредством бракосочетания. Вот и всё. Я только что сдал всех и вся с потрохами. «Ссучился», как выражаются в криминальных кругах. Впрочем, применимо ли такое понятие к двойному агенту под прикрытием? Не знаю, не думаю. Да и не похуй ли, в самом-то деле?       Я всё волновался о том, что же я мог упустить, а может, напротив, сказать лишнего. Но больше всего я переживал за свой голос, чтобы не дрогнул в неподходящий момент. Я должен звучать уверенно. Как человек, отдающий отчёт своим действиям. Прекрасно осознающий, чего он хочет и чего добивается. Пожалуй, не совру, если скажу, что в ту ночь это было наитяжелейшим испытанием для меня за всю мою сран… странную жизнь. Но стоило мне закончить, на удивление, не такой уж и продолжительный рассказ о, казалось, тянущихся вечность событиях… и ответом мне была лишь тишина. Старик в чёрном адютантском плаще с меховым воротом так и продолжил молча сверлить меня взглядом, переминаясь с ноги на ногу. Хозяин, наверное, слушавший меня под конец уже вполуха, задумчиво изучал переданные дневник и записи Арно.       Но стоило мне обратиться с вопросом к Кингсли, как прорезался голос. К сожалению, не того человека, чей ответ я с нетерпением ожидал.       «Твоей? — сухо бросил седовласый прецептор. — Ты вышел на моих ребят в патруле, будто побитая собачонка, а после смиренно просил оказать тебе поддержку. Знал бы, что ты промышляешь за нашими спинами — велел бы ребятам скинуть тебя в реку…»       «Ох, прошу прощения, — съязвил я, оборачиваясь к прецептору. — Ведь, если не ошибаюсь, изначально моей работой было выявить и устранить распространителей голубого порошка. А следить за порядком в городе и предотвращать любые возможные волнения — уже ваша, ага. Вот только выходит, что я решил не только свою проблему, но и вашу, ушлёпков тупорылых».       «Всё это время вредя нам, подыгрывая на стороне бунтовщиков? — старик вперился в меня острым взглядом. — Любопытный способ решать проблемы, создавая нам ещё больше новых».       «Узколобое мышление, приятель, — сплюнул я под ноги. От незначительной, и всё же потери крови горло раздирала сухость и вязкость. — Какая разница? Ну умерло там человек десять-двадцать. Ну немного усугубилась жизнь простых людей. Божечки, как будто для вас это такая проблема, я погляжу. Зато всё разрешилось меньше чем за цукату, а так бы вы дрочились вместе с вашими мятежниками до посинения, пока весь город в труху не превратился. Вы мне ещё спасибо сказать должны…»       «За то, что ты позволил им оставить город без пропитания и канализации? За те зверства, что, как оказалось, полностью твоих рук дело?»       По играющим желвакам было видно, что его переполнял гнев, но по долгу службы тот обязан был держать его при себе.       Устав от бессмысленных препираний, я лишь махнул рукой и перевёл взгляд на расположившегося в соседнем кресле и вдумчиво изучающего записи Кингсли. Создавалось впечатление, будто он и не заметил нашу со стариком перепалку, с хмурым видом бегая взглядом по строчкам рукописного текста, то на бумаге в одной руке, то переводя глаза на раскрытый дневник в другой. Приятно, что он счёл это достаточно интересными уликами, однако затянувшееся ожидание меня начало напрягать.       Но, как это обычно и бывает, кажущееся спокойствие бывает очень обманчивым. Сперва всё ограничивалось лишь нервозным подёргиванием глаз и безмолвным шевелением губ — Кингсли что-то рьяно вычитывал, да так, что с трудом сдерживался, чтобы не заговорить вслух. И в какой-то момент у него таки сдали нервы: рыжий толстяк с чувством швырнул в меня всё, что имелось в руках — дневник я ещё умудрился перехватить, благо тот не успел раскрыться в полёте, а листы с записями разметало по всей комнате так, что они некоторое время ещё парили в воздухе, — а следом в стену полетела и пустая бутылка из-под вина. Спасибо, что хоть не мне в голову.       «Хочешь сказать, меня обвели вокруг пальца собственные же люди?!» — Проклятье, всё же я оказался прав тогда насчёт его физической формы: Кингсли лишь походил на заплывшего жиром хрюнделя. Когда же он необычайно резво вскочил на ноги, в несколько быстрых шагов оказался рядом со мной и с небывалой силой схватил меня за грудки — признаться, я струхнул. Спасибо Наги, что забрала частичный контроль над телом себе, и на лице не дрогнуло ни единой мышцы. Сил толстяку не занимать — уж в руках у него явно имелись мускулы, а не только жир. — «Ты, какой-то проходимец, выходец из трущоб, ёбнутый психопат и садист, смеешь обвинять самых преданных мне людей в предательстве?!»       «Отрицание и гнев — первые признаки стадии принятия неизбежного, — невинно улыбнулся я, беспрепятственно являя ровные ряды белоснежных зубов, ведь повязка почивала в подворотне одной из улиц. — Хозяин, вы ведь только что держали в руках все необходимые доказательства. В добавок, в этой самой комнате присутствуют двое самых главных из этой шайки. И кто же вам всё это предъявил буквально на блюдечке, а, хозяин?»       «Сомнительного происхождения писульки? — прорычал тот, сильнее впиваясь пухлыми пальчиками в мой кожаный жилет. — С чего мне доверять тому, что там написано?»       «А кто сказал, что вы должны чему-то доверять? — развёл я руками. — Прошу вас, можете спросить у этих двоих сами. Думаю, ваш мясник вполне сможет их разговорить. Мои основные доказательства — их головы, в которых находятся все нужные вам сведения. А эти, как вы выразились, писульки — лишь затравка, чтобы вы начали сомневаться. Чтобы эти сомнения позволили вам дать отмашку на развязывание языков. К тому же…»       «К тому же что? — в нетерпении бросил Кингсли, когда я демонстративно замолк. Не смог отказать себе в удовольствии выдержать театральную паузу. — Говори уже, чтоб тебя!..»       «Вам ведь нужна та девчонка… дочь Ванбергов, верно? — заговорчески прошептал я, чтобы услышал один лишь толстяк. С этим я угадал: рыжий дворянин моментально ослабил хватку и разгладил лицо, не усмирив свой гнев, но выставив на передний план заинтересованность. Уже хорошо. — И я знаю, где они её прячут. Я не до конца понял всех деталей, но она представляет для вас определённую угрозу, из-за чего вы не можете ни отыскать её, ни схватить её прилюдно, так? Это легко объяснялось тем, что Илаю были известны все патрульные маршруты ваших людей и он успешно сливал всё людям вот этой барышни, что у них за главную. А те умело отваживали внимание ваших обормотов от места, где схоронилась девочка. Что, если завтра она окажется у вас? Этого будет достаточно, чтобы счесть мою работу хорошей и я смог забрать свой гонорар?»       «Снова заговорил про деньги, жадный ты выродок, — на сей раз без особой злобы, больше для сохранения лица, пробубнил Кингсли и окончательно отцепился от меня, сделав шаг назад. — Да, основная проблема в том, чтобы сделать всё без шума. О девчонке не должно быть широко известно. Сможешь доставить её сюда без свидетелей — я хорошо оценю твою работу».       «Кого вы слушаете, господин? — нежданно встрял в разговор прецептор, указав на меня пальцем. — Он из-за своего самоуправства и высокомерия чуть не подох в какой-нибудь подворотне, если бы мои ребята его не подобрали и не подлатали. Я уж не говорю о том, что без нашей поддержки он в одиночку, да в таком состоянии, и собственный зад сюда доставить бы не смог, не то что этих двоих. Понятия не имею, что он там наворотил, но у меня к нему нет совершенно никакого доверия. Если уж кого и допрашивать, то прежде всего его».       «Я сам решу, что мне делать, Крайн, — отмахнувшись, медленно побрёл обратно к своему креслу толстяк. — Пусть сперва доставит девчонку, а там видно будет».       «Да, Крайн, помалкивал бы ты лучше и не отсвечивал, пока взрослые дяди тут сложные задачи решают, — съязвил я, похрустывая застоялыми кистями рук. — Иди лучше со своими ребятками где-нибудь в песочнике поиграйся, только не мешайся».       «Считаешь себя самым крутым, сопляк? — не сдержался старик и сделал угрожающий шаг в мою сторону. — Оскорбления в свой адрес я ещё стерплю, но не смей смешивать с грязью моих людей. Не забывай, кто к кому приполз на коленях, щенок…»       «Ворон, Крайн — разойдитесь уже по разным углам, что за ребячество, в самом деле?» — попытался вмешаться плюхнувшийся в кресло и блаженно вытянувший ноги Кингсли.       «О нет, мой лорд, — качнул головой старик, даже не посмотрев в сторону своего господина, а продолжив сверлить меня взглядом, — при всём моём уважении, но этот нелюдь как минимум должен извиниться за своё вызывающее поведение, я вынужден на этом настаивать».       «Можешь настаивать на чём угодно и сколько угодно, сладкий, — криво усмехнулся я, сделав шаг навстречу, — но своего мнения я не изменю, покуда не увижу обратного. Вы хорошо их выдрессировали, я это признаю. Из них вышли отличные… бойцовые псы, не более».       «Ты сейчас всерьёз сравнил моих людей с собаками?»       «Чтобы зваться людьми — нужно иметь хотя бы минимальное осознание себя как личности, друг мой. Существо, не осознающее себя, не более чем безмозглое животное, пускай его и научили говорить и изображать человеческое поведение».       «Да как ты…»       «Вы оба, немедленно прекратить, нашли время для разборок! Я от вас с ума схожу уже!..»       Не знаю, с чего вдруг я тогда завёлся. Нервы попросту сдали и мне захотелось таким вот незамысловатым способом "разрядиться". В конце концов Кингсли попросту запустил в каждого из нас по винной бутылке, невесть откуда появившиеся на столе за время нашей перепалки, и в добавок сорвал глотку в нещадном оре, пока мы молча и понуро очищали одежду от спиртного и осколков стекла. Вдобавок и эта баба, Шарин, вовремя пришла в себя, и толстяк, к моему удивлению, довольно душевно пообщался с ней некоторое время с глазу на глаз, что мы со стариком-прецептором имели счастье слышать лишь отдельные обрывки, сказанные на повышенных тонах. А после обоих пленных унесли прочь. Полагаю, в подвальные помещения, где были оборудованы темничные камеры и помещение для допросов.       Что ж, учитывая физическое состояние Илая — ближайшие сутки он будет только отлёживаться и набираться сил, такого на допрос точно не поведут. Насчёт Шарин уже сложнее — возможно, экзекуцию начали прямо в ту же ночь, как она оказалась в их руках. Не знаю, я сразу же изъявил желание уйти отоспаться. Та заварушка в убежище с Илаем и его пацанчиками лишили меня всех скопленных мною сил. Впрочем, некоторую часть удалось компенсировать, так что…       «Только не вздумай снова хитрить со мной, Иллиан».       «Я понял», — с благодарностью… даже с неким благоговением прошептал я, покорно склоняя голову.       Что бы я в тот момент ни задумал — это следовало сформулировать как можно более чётко, кратко… и очень быстро. Я смог поселить в его душу сомнения насчёт необходимости моей смерти. Но смогу ли я их укрепить?..       «Что у тебя на уме?» — требовательно вопросил он, наморщив лоб.       «Ты сказал, — осторожно начал я, — у меня не осталось времени из-за того, что завтра в ход идёт запасной план, касательно Сириен, так? И ты не знал, как я на это отреагирую, отчего решил заранее урегулировать этот вопрос столь радикальным способом? Возможно, ты и прав. Не могу поручиться за то, как бы я отреагировал, узнай об этом в любой другой ситуации…»       Запнувшись, мой единственный целый глаз невольно скосился на один из клинков у моей шеи, что я ощущал волосинками на коже. Это страшно мешало сосредоточиться и сбивало с мысли.       «Хорошо, — сглотнув, продолжил, — я тебя услышал и готов рассуждать трезво. Допустим, всё пойдёт так, как вы планируете. Что дальше? Вы заключите союз с одним из иноземных домов, что, возможно, обеспечит вам некоторое политическое влияние, так как девчонка сможет беспрепятственно, не опасаясь за свою жизнь, заявить о себе и потребовать законное место в совете. Неплохо. А что это изменит? Один человек, пускай за которым и стоит влиятельный дом, не сможет кардинально повлиять на ситуацию в целом, ведь за остальными членами совета также стоят их дома, они также имеют свою власть и влияние. В лучшем случае изменится что-то в мелочах, но заданный советом курс развития и правления останется прежним, гарантирую. Выходит, что практичней будет полностью вычистить и заменить всю верхушку, только тогда будет какой-то толк…»       «И сколько же на это может уйти времени?» — без особого интереса бросил Илай.       «Учитывая обстоятельства…» — В опасных ситуациях мозг на удивление работал в запредельных мощностях, что я буквально с ходу не только генерировал подходящие умозаключения, но и даже набросал в голове примерную последовательность действий. Выходило слишком поспешно, слишком опрометчиво… зато, если всё получится… — «Всё закончится к завтрашней ночи».       «Вздумал опять дурить меня, ничтожество?» — напрягся Илай, недоверчиво прошипев мне прямо в лицо.       «Я предельно серьёзен, — придав голосу большей уверенности, строго посмотрел в его глаза, налаживая зрительный контакт: больше никаких сомнений, он должен сам увидеть мою решимость, даже если она напускная. — Нужно лишь соблюсти определённые формальности, чтобы меня впредь ничто не ограничивало и никто не мешался под ногами. И я гарантирую, что на утро следующего юби этот город будет нашим».       «Что за формальности?» — помолчав с минуту, явно обдумывая мои слова, наконец спросил он.       «Одна из них — очистить место сбора всех высокопоставленных лиц от охраны, или хотя бы минимизировать количество оной, ведь я не собираюсь выступать в роли шахида-камикадзе».       «Это сложно, — задумался прецептор, почёсывая подбородок. Видимо заметив перемены в отношении своего хозяина к пленному, двое позади меня также расслабились: клинки более не кололи шею, хотя и проглядывались в поле зрения целого глаза. — Допустим, если кто-то наведёт достаточного шороху в противоположном от усадьбы господина районе и большую часть стражи придётся отправить на выяснения и разбирательства…»       «Это моя забота, у меня уже есть кое-какие мыслишки, — перебил я его. — Что важнее, мне придётся сдать им лидера мятежников, Шарин, а после доставить и Сириен, тогда доверие ко мне вырастит достаточно, чтобы суметь…»       «Сдать?.. — теперь уже Илай оборвал мою речь резким замечанием, с недоброй аурой сделав шаг ко мне, приблизившись едва ли не вплотную, что наши носы упёрлись друг в друга. — Что ты, раздери тебя пекло, такое задумал? Ты и впрямь решил всех нас похоронить, лишь бы не умирать в одиночестве?..»       «Вот заладил, — процедил я сквозь зубы. — Как ты не поймёшь, что я и сам устал от всего этого. Сплошные кровь, насилие, боль и страдания. Неустанно повторял себе, что следует ускориться, это слишком затянулось. И теперь у нас есть шанс закончить всё в один миг, стоит лишь сделать последний рывок. Я предлагаю тебе этот шанс, Илай. Всего один юби, и настанет конец. Если повезёт — никто из нас не пострадает…»       «Если повезёт?! — с непривычным бешенством выпалил он, одаривая меня невыносимым смрадом изо рта. — О чём я и говорил, недоумок! Сплошь полагание на удачу! Нет, хватит с меня твоего безрассудства! Отправляйся в Забвенье один, без меня!..»       «Прости… — вздохнув, опустил я взгляд в пол. — Но мне ещё слишком рано умирать!»       Последняя фраза была брошена мной, уже заваливавшимся на спину, когда, получив соответствующий мысленный приказ, Наги оторвала мои ступни от пола и, сгруппировавшись, ударила ими Илая в грудь. У меня не было чёткого порядка действий — я просто хотел застать окруживших меня противников врасплох, заставить их впасть в замешательство и воспользоваться моментом. В голове лишь промелькнула мысль: «Нужно каким-то образом отскочить назад, за спины стоящим позади меня конвоирам». И в ту же секунду, когда подошвы сапог вот-вот должны были коснуться кожаной куртки стоявшего передо мной бывшего товарища, кожу ступней тут же что-то невыносимо закололо, будто от статического электричества…       Меня с невероятной скоростью утянуло назад — я буквально пролетел меж двух парней, что твоя торпеда, пока их клинки запоздало рассекали пустой воздух, где секундой ранее была моя голова. До меня дошло много позже, что Наги каким-то чудесным образом смогла создать мощный импульс во время удара, благодаря чему меня отбросило на добрые метров пять, когда как Илай отлетел в противоположную сторону на не меньшее расстояние. Итог: я проломил спиной несколько ящиков, что позвоночник тут же жалобно затрещал, а в глазах на мгновенье потемнело; Илай лихорадочно сопел и отплёвывался от поднявшейся пыли, распластавшись спиной по полу и вяло перебирая конечностями. Похоже, мой удар вышел нечеловечески сильным, что у того перехватило дыхание… а может и ребро какое треснуло, без понятия.       И поразмышлять об этом мне, конечно же, не дали — Наги своевременно прикрылась удачно подвернувшейся, отколотой от поломанного деревянного ящика доской, куда вошло два арбалетных болта. Храни макаронный монстр законы физики, не позволяющие иметь столь компактным арбалетам чрезмерно огромную пробивную способность — узкие металлические наконечники скупо поблёскивали с обратной стороны доски, войдя в неё не более чем на пару сантиметров, да так и застряв там намертво. Но мне их выдёргивать и не нужно, всё равно мой арбалет так и остался покоиться в вещах на втором этаже.       «Ты, как всегда, в своём репертуаре, — недовольно пробурчала в моей голове Наги. — Думаешь о чём угодно, только не о насущном».       «Ну да, ведь насущное заключается в том, что меня сейчас жёстко выебут! — огрызнулся я в мыслях. — Без оружия-то, блядь…»       «Всё твоё тело — моё оружие, глупый мальчишка…» — По телу внезапно начали распространяться морозящая и обжигающая кожу одновременно волны, словно меня окатили ледяной и горячей водой разом. — «Лучше молись, чтобы я успела добраться до тех двоих с арбалетами, что притаились на другой стороне помещения, пока они не успели перезарядиться…»       Наги садистки, предвкушая некое пиршество, хищно облизнула мои пересохшие губы, окончательно забрав контроль над всем телом, включая голову. Невольно в памяти всплыл эпизод с борделем, когда она полностью завладела мною, пускай и в добровольном порядке, что даже моё сознание вынуждено было временно отойти во тьму, уберегающую меня от того ужаса, который ожидал несчастных глупцов, посмевших оказаться на пути этого монстра. Но в этот раз она целенаправленно сохранила мне ясность ума, вынудив лицезреть то, что должно произойти…       Лишь до жути ласковым и нежным шёпотом добавив:       «А после я как следует поиграюсь со всеми ними».       «К слову, ты мне так и не сказала, откуда научилась владеть магическими техниками, — не без отвращения припомнив устроенную Наги в убежище мясорубку, мысленно вопросил я, пока осматривался вокруг. — Про боевые искусства ещё можно понять: фильмы, видеоигры… школьные секции по самбо — многие движения ты могла позаимствовать из моей памяти и адаптировать под мои физические возможности. Но чтобы магия…»       «"Владеть" — это громко сказано, — нехотя откликнулась та. — Я всего лишь подслушала размышления о природе эрия у твоей слепой подружки и подсмотрела, как практикуется наша хозяйка».       «Так мы что, теперь можем ещё и пуканы припекать нашим врагам, а не только заточкой их?..»       «Вот же идиота кусок, — тяжёлый вздох. — Похоже, я одна воспринимаю всю полученную извне информацию, а в твоих извилинах ничего надолго не задерживается. Если простая манипуляция эрием доступна каждому — не значит, что и освоить сложные техники сможет каждый. То, что ты видел вчера ночью — самая примитивная… даже не техника, а именно что манипуляция сосредоточенной в воздухе энергией, именуемой эрием. Без подготовки, как теоретической, так и практической, ты и простенькое пламя не воссоздашь, не то что могучие техники. Так что попридержи коней, ковбой, — маг из тебя никакой. И я очень сильно рисковала в тот момент, ведь манипуляция без сигила и должной концентрации могла и не дать нужного результата. Ты просто везучий мелкий ублюдок, прими это и выдохни».       «Эх, ну и хуй с тобой, не больно-то и хотелось», — сплюнул я себе под ноги…       От досады. Ну да, нашёл кому врать. Той, что видела меня насквозь. Всё же иметь подобную силу весьма заманчиво. Захотел — сжёг кого-то заживо; захотел — превратил в ледяную статую. Звучит круто, чего греха таить.       Болезненное шипение вырвалось из нутра, стоило мне сместиться торсом не в том направлении, и я инстинктивно схватился за правый бок. Былая рана более не проглядывалась сквозь рваную ткань рубахи и кожаного жилета и не кровоточила — одежда сменена, а рана успела затянуться безобразной, зато надёжной коркой, пускай на это и потребовалось потратить собранной энергии сверх положенного, — но мышцы всё ещё помнили ту жгучую боль и при любом удобном случае не гнушались мне напомнить.       Илай… сукин ты сын…       Тяжёлое дыхание затмевало собой большинство внешних звуков вкупе с бешеным сердцебиением. Ощущение времени терялось с каждым проделанным телодвижением — всё происходило на удивление медленно. Невыноси-и-и-и-и-имо медленно, что я на мгновенье засомневался: Наги и впрямь не успела каким-то образом овладеть техникой, влияющей на само пространство и время? Но нет, всё куда банальней и проще. Помимо объективной реальности, не зависящей от наблюдателя, существует и субъективная реальность. Та, что воспринимается каждым человеком индивидуально. Его восприятие. Его собственное мироощущение. В том числе и ощущение времени, зависящее от работы мозга. Болезненное давление на черепную коробку, будто голову поместили под пресс, как и ощущение непереносимого жара недвусмысленно говорили об одном: Наги довела мыслительные процессы до предела… нет, сверх предела любого нормального человека. Это не время протекало медленно — моё восприятие обрабатывало визуальную и слуховую информацию не в пример быстрее. Ведь движения моих рук казались такими же вялыми и скованными, как и движения противников. Моё преимущество разве что в своевременном улавливании траекторий этих самых движений.       Взмах. Стремительный колющий выпад без замаха. Короткий меч первого адъютанта вот-вот достигнет моего живота.       Ещё один взмах в поле моего зрения. Второй адъютант, не желая выжидать, напротив, замахнулся. Клинок, разрубая воздух, стремился обрушиться на мою голову сверху.       Но уж чего-чего, а времени на обдумывания у меня хватало, пускай от таких дум голова начинала трещать по швам уже спустя минуты… минуты моего субъективного восприятия — на деле же, наверное, спустя секунды.       Два единовременных удара.       И почему я не выдернул какую-нибудь доску? Но сожалеть уже было поздно. Как и отскакивать назад.       Левая рука, используя кожаное покрытие перчатки на тыльной стороне ладони, не сдерживаясь, ударила по лезвию, отводя направление удара левее, что меч прошёлся по животу лишь вскользь, оставив на кожаном жилете смехотворную царапину.       Правая аналогичным ударом тыльной стороны ладони увела падающий на меня сверху меч вправо, и второй адъютант, не сумевший вовремя погасить инерцию замаха, рубанул клинком по неудачно сместившемуся к нему напарнику.       Лезвие, пускай неглубоко, вошло в правое плечо, отчего бедолага невольно выпустил оружие из задрожавших в агонии пальцев, а ноги предательски начали подкашиваться. Стоило отдать должное адъютантской выучки — второй не растерялся, лишь на мгновенье округлив глаза на товарища, но тут же, собрав волю в кулак, перевёл взгляд на меня и рывком повёл меч в сторону в намерении рассечь мне шею.       Ну давай, ублюдок!       Звон стали. В воздухе рассыпались и тут же погасли искры. На сей раз мне пришлось сделать шаг назад, поддаваясь импульсу от возвращённого мне удара. Нам обоим.       Правая рука рывком устремилась вниз, ловя в воздухе удачно выпавший из хвата противника короткий меч, и, едва пальцы сомкнулись на непривычно тяжёлой рукояти, — уже ничто не могло помешать мне блокировать удар лезвием.       Один готов, мысленно отметил я тогда, не мёртв, но едва шевелится и не представляет угрозы. Один предо мной в боевой стойке, уже отметил мои навыки и ушёл в защиту, не спеша нападать. Двое притаились где-то на другой стороне рабочего цеха, ожидают, когда я откроюсь для выстрела. И вставшему напротив меня ублюдку это хорошо известно — он уже, едва заметно, начал смещаться в сторону, уходя из зоны поражения.       А вот хрен тебе! Дерись со мной, как мужик, а не прячься за стрелков!       Проведя в уме мысленную линию возможного огня, я в такт ему сместился чуть в сторону, чтобы мечник оказался аккурат между мной и стрелками, и сорвался с места. Хочешь быть в обороне? Что ж, защищайся!       Каждый блокируемый адъютантом удар выбивал сноп искр, на мгновенье освещая его напряжённое лицо. То ли в пылу схватки, то ли луна успела скрыться за облаками — стало заметно темнее, отчего нам обоим приходилось ориентироваться по смутным силуэтам друг друга. Моё хвалёное зрение не могло сосредоточиться на отрисовке деталей, благодаря как сумбурности и стремительности происходящего, так и развеивающим мглу, пускай на секунды, крохотным вспышкам. Стальные лезвия от столь вопиющего с ними обращения с каждым последующим ударом издавали всё более жалобные звуки, будто поддававшийся зверскому истязанию щенок. Но я не мог остановиться, продолжая неустанно осыпать адъютанта шквалом рубящих, секущих и колющих ударов, какие только позволяла наносить подвернувшаяся траектория движения руки. Тот не желал так просто расставаться с жизнью, на пределе возможностей как уводя тело из-под ударов, так и блокируя их мечом. Усиленные Наги атаки выходили столь мощными, что наши клинки, стоило им соприкоснуться, тут же отлетали обратно, с трудом останавливаемые их хозяевами, а адъютант невольно делал шаг назад, дабы сохранить равновесие и не упасть назад.       И в этом была его фатальная ошибка, улыбнулся я про себя, в пылу боя ему некогда было смотреть по сторонам. И уж тем более под ноги…       Сделав привычный шаг назад, его левая нога, не ощутив под собой опоры, устремилась вместе со своим хозяином вниз. Я не смог не рассмеяться про себя — теперь уже он оказался наполовину в том самом люке, где подловили меня. Закрывать надо за собой, овощи. Правда, в отличии от меня, адъютант оказался в не столь комфортабельном положении: он провалился в лаз по зад, балансируя оставленными снаружи правой ногой и обеими руками, когда как левая оказалась внутри. Наверное, болезненная вышла растяжка, сочувственно поморщился я.       Отвлёкся! Вернее, отвлеклась Наги на удачно загнанную в ловушку добычу — я даже глазами не управлял, что уж говорить об остальном теле. Заслышанный в последний миг свист разрезаемого воздуха, я упал вниз, пропуская летящие в меня болты над головой, и спешно перекатился в сторону. Фу-х, это было близко, теперь им потребуется ещё какое-то время на перезарядку, нужно лишь столкнуть «висюна» вниз и можно заняться стрелками, а затем…       Дыхание перехватило, отчего вместо болезненного вскрика вышел лишь жалобный всхлип. Оказавшись на ногах, я развернулся в сторону лаза, намереваясь воплотить заданный порядок действий, когда правый бок внезапно охватило огнём… ну или так мне показалось. Нет, из него торчало оперение застрявшего в плоти арбалетного болта. Третий стрелок? Кто? Где?!.       «Т-ты… — нахлынувшие на меня чувства были столь сильны, что Наги невольно поддалась им и озвучила моими губами крутящиеся в голове мысли. Её взгляд быстро отыскал того самого третьего стрелка, коим оказался скрючившийся на полу, и тем не менее уверенно державший в вытянутой руке теперь уже разряженный арбалет Илай. — Тебя я оставлю на десерт! Ожидай своей участи, ничтожество!»       Не обращая внимания на ранение, лишь сконцентрировав часть энергии в поражённой области, дабы ускорить заживление, Наги по змеиному прошипела на того и, сплюнув на каменный пол вязкую слюну, в несколько прыжков добралась до пытающегося выбраться из лаза адъютанта и вскочила ему прямо на живот, вынуждая бедолагу провалиться внутрь вместе с ней, оседлавшей его верхом.       Остальное представляло из себя сплошную чехарду впотьмах. Шлёпнувшийся спиной о грязную вонючую жижу адъютант мгновенно скрылся в воде под натиском моего тела, что собравшиеся полукругом, всё это время выжидавшие внизу, в канализации, стрелки в недоумении отступили…       И не имеющие возможности хоть что-то разглядеть, все четверо, насколько чётко я смог различить сероватые контуры в сплошной черноте, с хрипами присоединились к своему падшему, во всех смыслах, товарищу после моих стремительных коротких взмахов мечом. Я не видел наверняка, но, исходя из слышимых мною тут и там шипений, скулежей или откровенной матерщины, нанесённые Наги удары не были смертельными, а несли в себе цель лишь обездвижить, устранить возможную угрозу. С той пылкостью, что она наделяла движения моего тела, с той неумеренной тратой энергии, что придавала моему телу скорости и сил, было не трудно понять причины её бережного отношения к противникам. Она намеревалась высосать их досуха. Возместить вынужденные издержки. И просто развлечься с никчёмными людишками на славу.       От этих мыслей меня передёрнуло, но я тут же осадил себя, напомнив, что это и в моих интересах тоже: как ни крути, а без их энергии я стану уязвим, беззащитен. Без их энергии я не смогу должным образом восстановиться и сдохну от банального заражения. Это неизбежная плата за мою силу, пусть получит законное вознаграждение за помощь.       «Что… что ты вообще такое? — прошептал Илай, не в силах отвести взгляд от… последствий "пиршества" Наги, когда я, "насытившийся" и одухотворённый после завершённой вскоре бойни, подошёл к нему и, опустившись рядом на корточки, подтянул мужчину к себе за ворот плаща. Благо тот кусок событий моя напарница любезно блокировала для моего восприятия, наслаждаясь экзекуцией в гордом одиночестве. Вернее, с единственным свидетелем всего этого — Илаем. Отчего его взгляд сделался взбешённым и обречённым одновременно. — Впрочем, какая теперь разница… Твоя взяла, делай, что задумал».       «Вот ты всё же дебил, Илай, — неожиданно светло улыбнулся я, отчего тот в удивлении вытянулся в лице. — Я ведь сказал: никто из НАС не пострадает. Какие же это МЫ, если мне придётся убить тебя? Поверь, я искренне не хочу этого делать…» — Вспомнив про застрявший в боку арбалетный болт, я демонстративно выдернул его, проливая несколько капель крови на пол, и повертел снаряд в пальцах. — «Даже после твоей грубой выходки. Ты всё ещё можешь мне помочь, Илай. И я обещаю тебе, что когда всё это закончится — можешь забрать свою зверодевку и валить на все четыре стороны, я ничего вам обоим не сделаю».       «С чего вдруг такая снисходительность?» — с недоверием процедил Илай, тем не менее прекратив излучать агрессию.       «Дело не в тебе, если ты об этом, — вздохнув, нехотя проговорил я. — Рюки. В память о тех тёплых воспоминаниях, что она создала для меня, мне хочется дать ей то будущее, которое она заслуживает. В окружении любви и домашнего уюта. Ты не самый хороший человек, Илай, но это и не требуется, ведь святых не бывает. Мне достаточно знать, что ты её любишь. И убить тебя означало бы сделать ей больно. Пускай она уже давно считает тебя мёртвым. Но об этом буду помнить я. О том, что мог бы подарить ей счастье вместе с тобой. Что всё зависело лишь от моего выбора. Вот, я его делаю прямо сейчас. Не отворачивайся от моего подарка, Илай. Подарка вам обоим».       Казавшееся холодными, бесстрашно глядящими смерти в лицо глаза мужчины в какой-то миг дрогнули, и по их краям начала собираться влага. Чувства, они никуда не деваются. Насколько бы сильным ни было внушение обратного, сколь жестокой ни была бы физическая и эмоциональная закалка — ты не сможешь избавить человека от его чувств и эмоций. Мужчина или женщина, не важно — слёзы у всех одинаково солёные. Всё ещё находящееся под контролем Наги тело никак не отреагировало на поднятие руки Илаем — я всем естеством ощущал, что более он мне не враг. Никакого сопротивления. Никакой агрессии, попыток нанести удар — пальцы рук лишь скупо смахнули скопившиеся в уголках глаз слезинки и утёрли нос. Проявивший на мгновенье слабость прецептор взял себя в руки, поднял на меня привычно суровый и спокойный взгляд… и без лишних слов кратко кивнул, принимая все мои условия без возражений.       «Я рад, что мы друг друга поняли, — не удержался я от дружеского похлопывания по плечу, но, осёкшись, тут же выдал кривую усмешку и пробормотал. — Ох, прошу прощения, я не совсем корректно выразился. Когда я говорил про "не пострадает" — я имел в виду со смертельным исходом. Боюсь, тебе всё же придётся чуточку… пострадать».       «Как это по?..»       Придержав того за плечо одной рукой, второй я, будто бы в отместку, пронзил правый бок Илая его же собственным арбалетным болтом. К моему удивлению, прецептор не издал ни звука, крепко стиснув зубы, вместо этого вопросительно, с заметной дрожью боли в глазах уставился на меня. Видимо, не желая проявлять ещё большую слабость стенаниями, он продолжал задавать немой вопрос: «Что ты опять задумал, засранец?»       «Наги специально метила мимо всех важных органов, — заботливо прошептал я, укладывая побледневшего Илая на холодный каменный пол. — Не беспокойся, я тебя вдобавок ещё и перевяжу, чтобы уж наверняка коньки не отбросил. Впрочем…» — Из подобранного во время заварушки поясного футляра, что мне подрезали, на свет появилось несколько бумажных свёртков. — «Изобразить умирающего тебе всё же придётся, дружище».       «Как знал, что эта хрень рано или поздно пригодится, — иронично усмехнулся я, рассматривая сквозь лунный свет аналогичный, сложенный конвертиком, бумажный свёрток с бледно-желтоватой порошковой смесью. — Как Арни там её называл?..»       «Что ты вообще запоминаешь, ленивое отродье? — беззлобно вздохнула Наги. — Какая-то самопальная смесь из дикого крючкохвата, болотистого мха и янтарного папоротника, не помню, чтобы этот человечишка как-то его называл».       «Ну и плевать, — просто пожал плечами. — Главное, если эта смесь попадает в кровь — работа органов, включая сердца, здорово замедляются и происходит онемение мышц, полезная вещь при серьёзных операциях, дабы кровь не лилась рекой и человек не проснулся в неподходящий момент от боли. Примерно так он выразился. Думал использовать это на Сири в подходящий момент, чтобы её приняли за покойную, но, кажется, теперь это не понадобится».       «Сейчас бы баловаться с химией, в который ты совершенно не смыслишь, — пробурчала та. — Давай, ещё собственными руками её угробь…»       Устав от нотаций напарницы, я лишь мысленно махнул рукой и, спешно завязав лицевую повязку обратно, перепрыгнул с карниза на соседнюю крышу, продолжая прерванный путь. Время близилось к концу пятого часа (вот-вот пробьёт десять вечера по земному времени), и треклятая церемония должна была уже закончиться, следовало поспешить.       Лишённый возможности хоть сколько-то отдохнуть, я остаток прошлой ночи буквально просидел в проулке рядом с пансионатом тётушки Руми… блядь, ну и названьице… для лучшей маскировки отобрав у одного из попавшихся бродяг грязное тряпьё и завернувшись в него с головой, понадеявшись, что ни у кого и мыслей не возникнет лезть к грязному немытому бомжу. Вонь и чесотка донимали меня на протяжении всего времени, что мысли о сне развеивало при каждом проделанном вдохе, но меня и впрямь не трогали — караулившие пансионат стрелки, разумеется, в какой-то момент заметили спящего в переулке бродягу, но никаких действий не предприняли, и на том спасибо, категорически не хотелось тратить на них те крохи энергии, что ещё оставались.       И дремля мелкими урывками, я так просидел до самого рассвета, когда наконец Наги "кольнула" меня в мозг, давая понять, что мой слух или обоняние что-то почувствовали. Обоняние… из-за этой вони оно стало моим злейшим врагом — на протяжении некоторого времени я боролся с приступами тошноты, пока мой организм попросту не привык к этому смраду и не стал воспринимать его как часть окружения: неприятное, но уже ставшее чем-то привычным, терпимым. И к этому смраду внезапно присоединился тонкий сладковатый аромат, слабый, едва уловимый, занесённый сюда попутным ветром — девчонка вышла наружу. Трудность возникла лишь в незаметном отходе из моего импровизированного НП (наблюдательный пункт), так как стрелки периодически поглядывали на меня с соседней крыши. Пришлось лечь прямо на голую холодную землю, делая вид, что меня сморило, и когда последний сторонний взгляд был отведён от меня в сторону — я спешно выбрался из-под тряпья и, на скорую руку набросав внутрь подвернувшийся под руку мусор, благо в проулках постоянно скапливались какие-то деревянные ящики, тряпичные мешки и прочее, стремглав понёсся в противоположном от них направлении, намереваясь обойти охрану по кругу. А "бродяга" так и остался на месте, даже не шелохнувшись, хе-х.       Дальше оставалось дело техники, вернее, моих рецепторов. Я уже успешно воспользовался обонянием, когда отслеживал Шарин до её нового временного убежища, куда она оттащила "умирающего" Илая. С девчонкой оказалось и того проще: её запах чувствовался сильнее… или мне так показалось. За всё время преследования я её даже ни разу не увидел, она попросту не попадалась в поле моего зрения. Но я доверял своему обострённому нюху.       И не ошибся. Запах обрывался аккурат у одной из гостиниц в торговом квартале — даже при нынешних условиях наиболее оживлённом, где проще всего затеряться. Гостиница не высший сорт и достаточно скромная, в три этажа ввысь, но в обхват поменьше того же «Закутка Сэтору», рассчитанная не более чем на три десятка комнат, может и того меньше. И логика такого выбора стала понятной почти сразу…       — Прошу прощения, но свободных мест не предвидится до завтрашнего юби.       Неплохой ход — снять все комнаты в гостинице, дабы поблизости не тёрлись подозрительные, вроде меня, личности, и занять их своими людьми. Пока я пересекал питейный, как это обычно принято здесь делать вместо прихожей и первого этажа в целом, зал, меня украдкой провожали настороженным взглядом все присутствовавшие здесь посетители. И все как один — мужчины, молодые и не очень, причём поголовно смуглые или вовсе чернокожие, ни одного белого. Корабельная команда заграничного сеньора, да? Повторюсь, довольно неплохо придумано — особых подозрений это не вызовет в связи с предстоящим банкетом.       — Ты не соврал насчёт осведомлённости её месторасположения… — Собираясь было подыскать наиболее подходящую высоту для следующего НП на ближайшие часы, ещё будучи на земле я уловил другой знакомый запах и чертыхнулся: в тот момент его мне хотелось видеть меньше всего. И спустя мгновенье седовласый прецептор, Крайн, свистнул мне сверху, украдкой сделав подзывающий к себе жест. Покачав головой, мне ничего не оставалось, кроме как войти в ближайший проулок от посторонних глаз и взобраться к нему. — Признаться, удивлён, что её так хорошо прятали прямо под носом у одного из прецептория — противник оказался не из трусливых.       — Надеюсь, ты не планируешь путаться под ногами со своими пацанчиками? — сразу в лоб спросил я, категорично скрестив руки на груди. — Можешь самолично наблюдать со стороны сколько угодно, ничего против не имею. Но я хочу сделать всё один, без лишнего шума, как и было велено. И я не собираюсь потом докладывать хозяину, что толпа снующих вокруг адъютантов вспугнула цель и запорола мне всю операцию.       — В твоём-то состоянии? — без вчерашней язвительности и злобы произнёс он, равнодушно окинув взглядом мои правые бок и проглядывающую на груди кисть, уже избавленные от повязок ввиду образовавшихся неприглядных, но надёжных корок. — Удивительный контраст, наёмник. Так пострадать вчера… и стойко держаться бодрячком уже на следующий юби. Да, возможно, мои ребята не чета тебе, ведь они, что бы ты ни говорил, простые люди…       — Надеюсь, мы поняли друг друга, — пропустив его… даже не знаю что — издёвка, ремарка… просто отмеченный факт? — мимо ушей, я направился прочь, подыскивать местечко, где можно расположиться поудобнее и, если повезёт, подремать какое-то время. Лишь добавив вместо прощания. — Не стой у меня на пути.       Стараясь особо не отсвечивать перед редкими, но тем не менее встречающимися на улице горожанами, я бегло обошёл гостиницу, приметил несколько возможных точек обзора и занял ту, откуда просматривалось нужное мне окно. Практически всё утро я наблюдал за вознёй Сири и горничной с праздничным светло-фиолетовым платьем. Даже зеркало приволокли, насколько я смог разглядеть с такого расстояния. Ощущение бесстыдного подглядывания не отпускало ни на секунду, хотя будь это кто другой — я об этом даже и не подумал бы. Но наблюдая это низкорослое хрупкое создание в прекрасном платье, поверх которого распустили ухоженные и вымытые как следует шелковистые пшеничные волосы — невольно перехватывало дыхание, а сердце билось как бешеное. Маленький ангел… разве что без крыльев и нимба, ну и платье не каноничного белого цвета, а пурпурного, что ли. Но такие мелочи нисколько не заботили уплывающий невесть куда разум, а глаза, вопреки любому приличию, продолжали ловить каждое движение её тела, каждое колебание струящихся по спине светлых волос, каждое шевеление губ, когда они с горничной обменивались короткими редкими фразами, что я при всём желании не мог отсюда расслышать.       Говорят, что для каждой девочки день её свадьбы представляется самым радостным, торжественным событием. Но за всё то время я так ни разу и не застал на её лице даже намёка на улыбку. Маленький безрадостный, с тенью душевных терзаний… и даже страданий ангелочек. Внутри всё неприятно съёживалось и возникало безудержное желание обнять это тонкое тело покрепче, погладить по белобрысой головке и прошептать на ухо какую-нибудь глупость вроде «всё будет хорошо». Но нет, ничего хорошего в этом нет. Бога ради, принуждать четырнадцатилетнюю девочку к браку по расчёту…       «Успокойся уже, — мысленно осадила меня Наги, когда по приземлению на край очередной крыши низкий каблук сапога с чрезмерной силой опустился на кровлю, что по лицу немилостиво хлестнуло отколотым осколком черепицы. Обернувшись, я обнаружил под ступнёй здоровую вмятину, где проглядывалось голое дерево вторичного покрытия крыши. — Ты этим не только привлечёшь внимание, но и понапрасну тратишь силы».       «Ты права, прости, — виновато бросил в уме, тем не менее с силой сжав всё ещё саднящую правую ладонь. Но это и к лучшему — распространившаяся от неё тупая боль здорово прочистила рассудок. — У нас нет времени на подобные глупости».       И снова здравствуй ненаглядный пансионат, уже ставший таким же родным, как и «Закуток Сэтору»… по крайней мере если взять в расчёт всё то время, что я провёл как внутри, так и снаружи оного. Как это обычно и бывает, ближе к ночи окна надёжно запирают, но нет такого замка, что смог бы остановить прочный клинок моего верного танто: протиснуть остриё меж крохотной щели, вдарить по рукояти, загоняя поглубже, и резко дёрнуть в сторону — заметно тише, чем если выламывать окно ногой, и всё же вход вышел слегка громким. Надеюсь, никто этого не слышал.       Никто, кроме единственной оставшейся обитательницы комнаты, разумеется.       — Спокойно, — я тут же попытался остановить негромким окликом резво выскочившую из постели и рванувшую, на удивление, не к двери, а к письменному столу Саю. И довольно быстро я понял, почему так… — Лучше положи это обратно, а то порежешься.       — Вы опоздали, — угрожающе скалясь, подобно дикому животному, процедила малышка, и не подумав опускать подобранный со стола небольшой нож для бумаги. С трудом удавалось воспринимать такую кроху всерьёз, но надо признать — её ручонка весьма уверенно держала импровизированное оружие на изготовке, готовая в любой момент заколоть посмевшего подойди к ней без разрешения. — Сестрёнка уже покинула это место и больше вы не сможете причинить ей вред, она будет в безопасности, далеко от всех вас.       — А как же ты? — выпрямился я, стараясь не провоцировать излишнюю агрессию. — Хочешь сказать, она тебя бросила здесь, а сама сбежала?..       — Заткнись! Сестрёнка никогда бы так не поступила! — лихорадочно замотала головой та, крепче сжимая рукоять ножа дрожащими удлинёнными золотистыми пальчиками. На мгновенье мне почудилось, будто её сплошные, тёмные в ночи, глаза начали блестеть. Кажется, я её расстраиваю… — Она заберёт меня с собой, как сможет!.. она должна!       Твою мать… а ведь я и правда чуть не довёл ребёнка до слёз этой дурацкой фразой. Хотел было её лишь чутка подразнить, а только усугубил всё. Вот же дебил. Ладно, пора заканчивать с этим фарсом…       — Ты права, малявка бы так ни за что не поступила, — сглотнув поднявшуюся к горлу горечь, охрипши выдавил я. Когда она так близко ко мне — сложно сдерживать эмоции. Блядь, как же долго мы с тобой не виделись… по-настоящему, лицом к лицу. Не разговаривали. Как я скучал по тому, как ты называла меня… — Она оказалась надёжней некоторых… личностей. Прости меня, Сая. Прости, что… оставил вас обеих, хоть и обещал, что никогда так не сделаю. Хреновый из меня вышел семпай…       — К-как… — прошептала она, недоверчиво вперившись в меня округлённым диковатым взором. — Как вы с-смеете? Н-низко… Возмутительно… Так потешаться над… Как вы смеете осквернять его память?!       — Ох, точно. — Опомнившись, я медленно, без резких движений поднял руки к узлу на шее и принялся разматывать повязку — ясное дело, что мой юношеский… не сказать чтобы прекрасный, но хотя бы не старческий, как сейчас, голос утерян безвозвратно. И не удивительно, что девочка меня не узнала. — Надеюсь, ты не напугаешься…       Единственный целый глаз неотрывно следил за подрагивающим ножом в опаске, что малышке взбредёт в голову неожиданно атаковать, когда её вероятный противник в столь уязвимом положении. Но, к счастью, всё обошлось — она так и продолжила неподвижно стоять возле стола в ожидании, когда я полностью стяну повязку, будто в глубине душе надеялась на что-то…       Что ж, надеюсь, я оправдал эти ожидания.       — Н-не может… — невольно выпалила Сая, да так и оставив рот слегка приоткрытым от удивления, пока старательно вглядывалась в то, что с натяжкой можно было бы назвать человеческим… по крайней мере пристойным лицом: мало того, что пол-лица будто шкуркой по металлу обработали, так я ещё и порос знатно — найти время для бритья, когда вокруг творится сплошной пиздец, как-то трудновато. — Дядя… Иллиан?       — Ещё одна… — не выдержав, театрально закатил я глаза со звучным вздохом. — Если я выгляжу постаревшим, это всё ещё не отменяет того простого факта, что мне всего-то…       Но образовавшееся давление на животе и спине не позволили мне договорить, и вместо слов я лишь покрепче прижал обвившую меня маленькую эльфийку, поглаживая её вздрагивающую худощавую спинку сквозь струящиеся, чуть растрёпанные после сна, серебристые волосы. Тут и не требовались какие-либо слова, я прекрасно ощущал все её чувства через биение маленького сердца и крепко стиснутые на моём плаще пальчики. Лишь одно меня смущало: как ей только не противно прикасаться ко мне, человеку, насквозь пропахнувшему самой смертью. Искренне надеюсь, что радость от воссоединения после столь долгой разлуки попросту перебила любое ощущение неприятного запаха. В противном случае есть повод для волнений.       — Сем… пай… — через силу выдавила она, будто слова застревали в горле.       Я её понимаю — сам в похожем положении, что хочется сказать так много, но в голову, как на зло, ничего не лезет. А даже если бы и лезло — язык предательски отказывался двигаться, словно отсох напрочь. Но у нас нет на это времени, мысленно напомнил я себе и, приложив немалые усилия, деликатно высвободился из её объятий, после чего присел на одно колено и заглянул в эти кристально чистые, красивые даже в потёмках глаза.       — Я догадываюсь, что ты хочешь мне сказать. И обещаю — я выслушаю всё до единого слова. Но, как ты понимаешь, я не просто так пришёл именно в этот момент. Скоро на улицах… и даже в зданиях может стать небезопасно, поэтому я хочу, чтобы ты оделась потеплее — не бери с собой ничего, кроме того, что сможешь надеть на себя — и вышла наружу через чёрный ход. Пройди до дворовой бани и ожидай за ней возле забора, скоро туда должен подойди тёмно-рыжий парнишка не старше нашей дурёхи — он отведёт тебя в куда более безопасное место. Пожалуйста, просто сделай так, как я прошу. Я не могу заняться этим лично, так как нужно ещё выручить твою сестрёнку… Ах да, чуть не забыл, замри на мгновенье…       Деликатно забрав у уже несопротивляющейся малышки нож для бумаги, я лёгким движением срезал пучок серебристых волос.       — На всякий случай, а то ведь сама знаешь нашу дурёху, ещё отчудит чего не надобно, а это ей будет стимулом угомониться, — отшутился я, заворачивая поблёскивающие в свете луны нити в бумагу. И убрав свёрток в поясную сумку, я вновь поднял озабоченный взгляд. — Ты всё поняла, малыш?       Не проронив ни слова за всё время моих указаний, под конец она также молча кивнула, и, поднявшись на ноги, я жестом призвал её поспешить. Немного понаблюдав за её беглыми сборами, я взялся повторно обвязывать лицо тёмными лентами — боюсь, раскрывать себя Сири прямо сейчас будет не лучшей идеей, посему стоит прикрыться.       — Ты… — Уже вскарабкавшись на подоконник, намереваясь уйти тем же путём, которым и пришёл, я обернулся на раздавшийся из-за спины неуверенный девичий голосок. — Ты правда вернёшься… к нам?       — Я уже нарушил одно обещание, — серьёзным тоном проговорил я. — Если нарушу и это — тогда я и впрямь конченый человек без всякой надежды на реабилитацию. Так что этот вопрос тебе следует задать прежде всего самой себе: ты всё ещё веришь в меня?       Иногда слова действительно не нужны — радостная улыбка вкупе с кратким кивком служила мне наилучшим ответом. В таком случае просто дождись нас, Сая. Нас с малявкой. Мы обязательно встретимся позже. Верь в это.

***

      «…Я всё понял. Не беспокойтесь, мы вас не подведём!»       «Райли, хвать тебя за ногу, это не игрушки. Чёрт, я до последнего не хотел втягивать вас в это, но у меня попросту не хватает рук».       «Я понимаю, дядя Иллиан, но ведь я обещал, что помогу всем, чем только смогу. И раз у меня появился такой славный шанс — грех им не воспользоваться, правда? Хе-хе».       «Ты уверен?.. Пойми, случись чего — я не смогу прийти к вам на выручку, там вы окажетесь сами по себе. Наверное, глупо такое спрашивать у детей… Ты смышлёный парень, поэтому искренне надеюсь, что ты как следует взвесил все риски».       «Я… я просто хочу сделать всё, что в моих силах. Я знаю, что если бы у вас был выбор — вы даже не заикнулись об этом, вы слишком добры к нам. И уж тем более не просили бы привлечь к этому других ребят. Если вы так говорите, значит дело и впрямь важное… Я хочу помочь вам, даже если это опасно. Пожалуйста, положитесь на нас!»       «Что с тобой поделаешь… Идём, я тогда научу тебя пользоваться кое-чем. Смотри, чтоб все обращались с этим осторожно, не убейтесь сами по дурости…»       — Хозяин, посылка доставлена… в лучшем из возможных виде.       — Наёмник, ради всех богов, а поделикатнее как-то нельзя было? — проворчал Кингсли, убирая с безмятежного бледноватого лица русую чёлку, за которой проглядывалось лёгкое покраснение от моего удара лбом. Ударь я кулаком, думаю, было бы ещё хуже, так что… — Я её сей же ночью планировал продать одному влиятельному человеку, очень плохо, если распухнет.       — С таким милым личиком и безупречной родословной цена не сильно упадёт, полагаю, — кратко пожал я плечами, всё ещё удерживая на руках завёрнутую в мой плащ Сири. Хорошо ещё банкет начался задолго, как я пробрался к заднему ходу поместья и меня провели по отдельным коридорам в одну из немногочисленных комнат, что были защищены стальными прутьями на окнах и крепкой дверью с засовом — представляю, с какими мыслями в голове всё это приходилось возводить строителям. — Позволите, я её уже положу куда-нибудь? Не сказал бы, что она тяжёлая, но и далеко не пушинка, не люблю излишне перенапрягаться.       Рыжебородый толстяк молча указал пальцем на большую со столбцами, кровлей и подвешенными занавесями кровать, и я, не особо церемонясь, выпустил бессознательное тельце из рук, едва подобрался на позволительное расстояние — та мягко шлёпнулась о воздушные перина, оказавшись на боку, и я смог наконец забрать свой плащ обратно. Отлично, первый акт этого театра абсурда окончен — я самолично передал девчонку хозяину. Теперь он доволен как никогда и должен будет расслабиться, занимаясь своими делами и не путаясь у меня под ногами. Мне же пора побеспокоиться о другом.       — Я так понимаю, на этом я могу считать работу оконченной, — устало потягиваясь всем телом, лениво произнёс я. — Так когда я смогу получить на руки причитающееся?       — Она будет окончена, когда я решу, — вышагивая по помещению в нетерпеливом ожидании гостей, недовольно процедил Кингсли, не оборачиваясь ко мне. — Пока это предприятие благополучно не завершится — будешь здесь, ты можешь понадобиться в любой момент.       — Как пожелаете, хозяин, — легко пожал плечами. — Тогда, с вашего позволения, я немного осмотрюсь в доме — не люблю торчать подолгу в узком замкнутом пространстве…       — Не вздумай покидать усадьбу, наёмник! — тут же окликнул меня толстяк, стоило мне приблизиться ко входной двери. — Я же сказал — ты можешь ещё понадобиться!       — Не беспокойтесь, хозяин, я буду поблизости, — украдкой бросил на него острый взгляд единственного открытого глаза из-за плеча. — Ведь вы мне должны кругленькую сумму, и без неё я никуда не уйду, гордость не позволит, вы и сами это знаете.       — …Поглоти тебя пекло… — с трудом разобрал я в этом бубнеже под нос. — Делай что хочешь, — смиряясь, махнул тот рукой, явно не желая препираться со мной ввиду занятости совершенно иными мыслями. — Вздумаешь забрести в банкетный зал — не заговаривай с гостями и вообще держись от них подальше. Крайн там приставлен следить за порядком, в случае чего можешь обращаться к нему, но посмеешь своевольничать или выкинуть что-то из ряда вон — лично замурую куда-нибудь заживо.       Понял, принял, зарубил и не выёживаюсь. По крайней мере мой безмолвный глубокопочтительный поклон с последующим выходом задницей вперёд донёс до Кингсли именно эту мысль. Хорошо, комнату я покинул, теперь следовало непринуждённо спуститься с третьего этажа на первый и найти одну неприметную дверь, ведущую в подземный комплекс. Именно там располагалась пыточная мастерская и личная, так скажем, темница для VIP-персон, коих в городской крепости-тюрьме по тем или иным причинам не заселишь — простой люд не оценит, даже у монархической диктатуры имеются свои рамки приличия.       Охраны, как и предполагалось, было немерено даже в коридорах — боюсь представить, что творилось в банкетном зале. Впрочем, на самом приёме наверняка дежурили переодетые в цивильное адъютанты, дабы излишне не напрягать гостей монотонно-чёрной строгой одеждой. Когда как на моём пути всё больше попадалась простая стража, кто в тяжёлой стальной броне, кто в аналогичной адъютантской лёгкой кожаной, проглядывающей сквозь стандартные плащ-накидки, разве что у простых солдат преобладали серые и коричневатые тона, почему-то напрочь исключая чёрный цвет. Дабы легче отличать "пушечное мясо" от "илиты", не иначе, ибо разницы в обмундировании я особой не заметил — либо у бойца был опоясан короткий прямой меч, либо за спиной на ремне болтался, какой я уже видел у тех же адъютантов, компактный для более удобного обращения в тесном помещении арбалет, а на ремне уже закрытая кожаная сумка-контейнер под болты и кинжал. Адъютанты разве что в принципе редко пользовались габаритным оружием, вроде мечей или копий, отдавая предпочтение быстрым и скрытным, позволяющим несравнимо дольше пробыть на ногах без устали, кинжалам. Так что, если перед глазами возникает фигура в боевом облачении с хорошо просматриваемыми ножнами под меч, в сорока девяти случаев из пятидесяти это будет стражник, наёмник, траппер… кто угодно, но не адъютант.       — Всё развлекаешься тут, мясник?       Кратко выстучав запомнившийся мне с прошлого визита ритм, дежурившая за дверью стража с неохотой, но пропустила меня внутрь холодящего… блядь, натурального склепа: широкий, но с непропорционально низким потолком коридор был выделан тёмным грубым камнем, каковой используют обычно в гробницах или катакомбах, отчего находиться тут было натуральным испытанием для моей психики. Но не будем о грустном.       В общем, я с порога обозначил своё присутствие местному властителю людских страданий и боли.       — Это кто ещё из нас двоих истинный мясник, наёмник? — раздалось старческим ленивым тоном из-за ближайшей боковой двери. Решив, что нет смысла стучать дважды, я бесшумно прошёл в комнату без намёка на какой-либо естественный источник освещения. Просто каменная равноугольная коробка с одной кроватью, столиком, табуретом и небольшой каменной печью, где вымучено кипятилась какая-то не шибко приятно пахнущая бурда. И единственным обитателем, что прямо в одежде и обувке развалился поверх заправленной кровати с прикрытыми глазами. — Я уже как некоторое время закончил с барышней — на сей юби с неё определённо хватит, сердце может не выдержать, а господин недвусмысленно велел сохранять ей жизнь.       — Разумно, — холодно пробормотал я, прислоняясь спиной к закрытой за собой двери. — Поминая её железный характер, ощутимых результатов в скором времени не предвидится?       — Не имею привычки загадывать наперёд, — не открывая глаз, сквозь зевоту проговорил он. — Так, и что же привело тебя сюда, юноша?       — Илай, — кратко ответил я. — Если он достаточно оправился, чтобы вести диалог — мне бы хотелось расспросить его кое о чём.       — Полагаешь, после случившегося он станет с тобой откровенничать?       — Попытка не пытка, верно? — уклончиво пожал я плечами. — Да и вопросы у меня больше личного характера, они касаются только нас двоих.       — Что ж… прогуляюсь тогда с тобой, — старик наконец открыл глаза и поднял на меня равнодушный… ну или кажущийся таким, взгляд. — Может, что полезное услышу, мне же меньше работы потом достанется…       — Поступай как знаешь, — не стал противиться я, отлипая от двери и готовясь покинуть комнатушку. — Моё дело лишь проявить учтивость, ставя тебя в известность о моих намерениях. Даже получи отказ — я всё равно поступил бы по-своему, но весьма признателен, что ты мне не препятствуешь.       Мясник никак не прокомментировал моё нахальство, лишь потянулся, сполз с кровати и поспешил снять с огня уже успевшую закипеть похлёбку.       Сей день выдался тяжёлым не для меня одного: то и дело со спины раздавались приглушённые зевки сопровождавшей нас охраны, а пыточных дел мастер косолапо вышагивал по правую руку от меня…       — Осмелюсь предположить, что я последний человек, кого бы ты хотел сейчас видеть.       И вжавшийся в дальний угол тюремной камеры, сгорбившийся с притянутыми к себе ногами нездорово бледный, но привычно угрюмый, тяжело дышащий через приоткрытый рот и глядящий туманным взглядом куда-то в пустоту мужчина в одних лишь обшарпанных штанах да рубахе — ему не оставили даже обувку, отчего зарывшиеся в постеленную на полу солому ступни то и дело вздрагивали от холода. Да, у всех нас выдался не самый удачный день в нашей жизни. Пустые, ничего не выражающие голубые глаза, что вяло сместились на мою, подавшую при отпирании двери голос персону служили тому неоспоримым доказательством. Казалось, Илай вовсе не узнавал вошедших… или же ему просто было на нас плевать — возможно, он уже мысленно похоронил себя, продолжая существовать лишь по остаточному животному инстинкту самосохранения.       — И тем не менее я хочу задать тебе некоторые вопросы. Отвечать или нет — решишь…       — Человек ли… — неприлично тихо подал голос Илай, что я едва смог разобрать его речь лишь своевременно прервав свою.       Узник неподвижно, крепкой хваткой придерживая подобранные к груди ноги, продолжал разглядывать какую-то точку в сенном настиле пола, будто бы не замечая визитёров.       Но это обманчивое чувство мужчина развеял сам, чуть повысив начавший сипеть голос, явно адресуя сказанное мне:       — Кто… обращается?       Стараясь сохранять невозмутимость, я тем не менее на мгновенье замер, осмысливая вопрос. Что ты, чёрт возьми, хочешь этим сказать? Только не говори, что за одни единственные сутки успел позабыть мой голос, засранец, не смей. Или же ты желаешь, чтобы я представился тебе своим именем? Настоящим именем, прямо при всех? Ты прекрасно знаешь, что я не могу это сделать, и знаешь причину этого. Что за цирк ты тут разыгрываешь?..       — Это наёмник, Ворон.       — Кто обращается? — с более настойчивой интонацией повторил он, будто издеваясь надо мной. Хватит играть на нервах, ты…       Но тут мужчина обратил ко мне невзрачный усталый взгляд полуприкрытых небесных глаз, и до меня дошёл смысл его вопроса. Илай посмотрел на меня без единого намёка на ненависть или издёвку — в глазах промелькнула лишь искра надежды. Молчаливой надежды на неизвестное мне чудо. Впрочем, нет, догадка о природе оной родилась почти сразу. Вздохнув, я решил попросту снять лицевую повязку, уже возясь с узлом — то, что он желает узнать, вряд ли возможно передать словами, пусть увидит это сам.       — Сам скажи, — твёрдо произнёс я, небрежно перехватив у одного из охранников масляную лампу и осветив своё лицо.       Постаравшись выбросить из головы все тягостные и возбуждающие во мне агрессию мысли, я ослабил мышцы лица, верхние веки привычно опустились, придавая лицу будничное недовольство, как и подавшиеся вниз уголки губ. Обычное моё выражение лица на протяжении доброй половины прожитых лет.       — Ты… хорошо, — помолчав с некоторое время, наконец Илай слабо кивнул и отвернулся от меня, возвращаясь к прерванному занятию… каким бы оно ни было. — Не хочу… говорить с этим.       Ну и хреново же тебе сейчас, мысленно цокнул языком я, что даже за словами не следишь. Как будто ты не видишь, что позади меня ещё хлопцы стоят, которым не обязательно знать о том, что знаем мы…       — Выглядишь крайне паршиво, — я предпринял попытку вновь завязать разговор, дабы не давить на его ослабший в заточении разум вопросами в лоб. — Тебя хоть удосужились накормить и перевязать?       — Ещё заставили… выпить какую-то дрянь… — поморщился мужчина.       — Раз дрянь, значит наверняка поможет, — натянуто усмехнулся я. — Народная мудрость.       Узник молча прикрыл глаза и упёрся подбородком в колени, демонстрируя утраченный интерес к разговору. Что ж, как угодно, в таком случае…       — Шарин, — вернул я открытому лицу серьёзность, стирая кривую ухмылку. — Какие отношения вас связывают?       — Неожиданный вопрос… — кашлянув, промямлил тот пересохшими губами. — Особенно от тебя.       — Ну так что? — скрестив руки на груди, я встал в терпеливую стойку, постукивая подошвой сапога по полу.       — Она была моим… учителем и наставником, когда я… проходил обучение в рядах адъютантов.       Будто испытывая острую нехватку кислорода, Илай то и дело выдерживал паузы, пока потихоньку втягивал через приоткрытый рот воздух и тем же путём выдыхал его обратно.       — Многовато поддержки с твоей стороны для простого уважения к наставнику, — недоверчиво склонил я голову набок. — Должно быть что-то ещё.       — Жаркое пекло, да… какое тебе дело до этого? — не сдержавшись, Илай с негодованием уставился на меня округлёнными глазами. — Чего ты… добиваешься?       — Я любопытный, — без всякого скрытого умысла, просто пожал я плечами. — И мне стало интересным, отчего же она с такой нежностью воздыхала над твоей постелью, когда я выследил вас. Не могу понять характер этих чувств, но это определённо нечто тёплое и сильное. Эта женщина неравнодушна к тебе. Меня также заинтересовало, как ты отреагируешь, если её сердце внезапно остановится, не выдержав пыток? Твои чувства к ней также сильны, как и её к тебе? Или же тобой двигали более эгоистичные желания и тебя никак не тронет её смерть? Лишь горьковатый привкус разочарования от впустую потраченных сил и ресурсов на очевидно неудачный проект. Имеются какие-то мысли на этот счёт?       Ответом мне послужили только дёрнувшиеся на щеках лицевые мышцы. Илай не обронил ни слова и вновь молча уткнулся носом в колени, безмятежно закрыв глаза в попытке сдержать эмоции. А они у него были, вне всяких сомнений. Не уверен, чего именно я хотел этим добиться. Возможно, я просто убивал время до заветного сигнала. Возможно, мне хотелось пробудить в нём сильные эмоции, что помогут ему не пасть духом и собраться — эта ночь не закончится без его участия, сие было решено ещё вчера. Так или иначе, хоть немного, но мне удалось расшевелить нашего болезного, осталось лишь напомнить о кое-чём важном. Что он сам наверняка успел выкинуть из головы. Но ведь я обещал…       — Долго страдать не придётся, Илай, — мягко произнёс я, всучивая некогда позаимствованную лампу обратно охраннику. — Полагаю, всё закончится раньше, чем ты смеешь предполагать. Не забудь о том, что я сказал тогда.       Не дожидаясь ответа, я развернулся и вышел из камеры, небрежно отстраняя ожидавших снаружи мясника и стражу. Большего, увы, при свидетелях сказать при всём желании бы не вышло — надеюсь, он понял всё, что я хотел ему донести.       — А мне об этом поведать не хочешь? — тут же подскочил ко мне пыточных дел мастер, угрюмо заглядывая в моё начавшее скрываться под лоскутами ткани лицо: как же некомфортно щеголять таким… еблом, чего уж кривляться, перед окружающими — я поспешил вернуть повязку на место. — О чём это таком вы разговаривали?       — Да так… — уклончиво пожал я плечами, затягивая узел. — Когда выпивали вместе, я в какой-то момент обронил фразу в духе «вся наша жизнь — лишь капля в огромном океане; осознавая это, наше пребывание на бренной земле не кажется чем-то серьёзным, ты начинаешь относиться ко всему проще и легкомысленней, что твоя собственная боль не кажется чем-то важным в сравнении с болью тысяч и тысяч других», или вроде того. Когда твой вчерашний товарищ ныне гниёт в заключении — приятного в этом мало, не знаю, что на меня нашло. Ненавижу бессмысленные сантименты. Старею, видать.       — Выходит, ты и собственного друга готов продать, если хорошо заплатят? — широко улыбнулся старик кривыми пожелтевшими зубами.       — Личные отношения никогда не должны мешать работе, — как можно более серьёзно произнёс я, стрельнув в него единственным открытым из-под повязки глазом. — Я не намерен портить столь безупречную репутацию подобными глупостями, это непрактично.       Поосторожней со словами, мужик, крепко стиснул я зубы, давая себе мысленный подзатыльник. В какой-то момент ты и сам не заметишь, как подобные мысли начнут носить искренний характер. Ложь, повторённая множество раз, в конце концов может стать правдой… по крайней мере для твоего разума.       — М-м?.. — Проходя мимо знакомой двери, что почему-то оказалась приоткрытой, взгляд сам собой устремился внутрь. Пыточная камера. Одинокий, вымазанный в чём-то стул посреди просторного, без единого окна, тёмного помещения. У стены расположилась длинная столешница с узнаваемыми инструментами и приспособлениями. В голове неприятно засвербило от воспоминаний, как я оказался тут в первый раз… и с кем… — Старик, а что с тем пацанёнком сделалось? Он… ещё жив?       — Всё, что могли, мы из него вытянули, — равнодушно пожал плечами мясник. — Сердце выдержало, крепкое, молодое… — тот цокнул языком. — А вот разум — увы. Как человек, он сделался абсолютно бесполезным, даже простейшую механическую работу выполнять не смог бы. Господин распорядился, чтобы его убрали быстро и безболезненно. По мне так самое гуманное решение, не представляю, кто согласился бы так… это даже жизнью назвать не выходит — её имитация, и только.       — Да уж, — неохотно отозвался я, внутренне содрогнувшись. Что же… я наделал. Нет, я с самого начала знал, что этим всё и закончится, кого я обманываю. Себя не обманешь, и не надейся. Одна надежда, что смерть и впрямь была безболезненной и быстрой. — Более бесславной кончины и придумать сложно…

Интерлюдия

      «А ночи всё ещё морозные… — одними губами прошевелил притаившийся в тени меж аккуратно выставленных деревянных бочек Райли. — И не скажешь, что уже вторая эроба Имаки пошла…»       Мальчишка исполнил волю мужчины в тёмных одеяниях и лицевой повязке в точности до мелочей. Отобрав наиболее крепких и нетрусливых детей и едва земли коснулись первые лучи солнца, Райли с двумя товарищами и небольшим деревянным ящиком, стараясь передвигаться украдкой, держась проулков и тени, успешно добралась до указанного им здания торговой гильдии. На протяжении всей беседы с открывшим им дверь служащим Райли не отпускало чувство тревоги. Достаточно ли убедительно у него вышло соврать? А если и поверят — согласятся ли они участвовать в подобной авантюре?       Придуманная Иллианом легенда была проста. На последний из временных штабов мятежников сумели выйти адъютанты. Многих они убили на месте, некоторых, включая и Шарин, доставили в личные владения главы городского совета лорда Лоуренса. Скрыться удалось единицам, в том числе и группке детей, исполнявших роль посыльных. Для большей достоверности пареньку пришлось напрячь память и выложить всё, что тому нашептал на ухо мужчина в чёрном: про намечавшийся план с участием некоей леди Сириен, как она, скорей всего, также оказалась в руках лорда Лоуренса, про замысел главы городского совета продать девочку на предстоящем банкете… и об оставшихся верных делу Шарин людях, приближённых к совету.       Райли говорил без продыху и самым проникновенным тоном, на какой только был способен. Иллиан был прав — видоизменённая под твои нужды правда будет звучать куда убедительней, чем грубая откровенная ложь, нужно лишь поверить, что всё сказанное тобою в той или иной степени являлось правдой. И мальчик верил. Старался верить. Стоявшие позади двое ребят лишь скупо поддакивали, понуро опустив головы и всем своим видом выражая усталость и переживание. Служащий с явным недоверием, однако не без искры человеческой жалости в глазах молча слушал паренька и изредка что-то переспрашивал, уточняя то или это.       Выложив всё, что только можно, Райли попытался добить мужчину плачущим всхлипом и брошенной в пустоту фразой «мы просто смотрели, как наших товарищей убивали одного за другим и ничего не могли сделать» — мальчик и сам не ожидал, что сможет настолько проникнуться собственными словами, будто он в действительности присутствовал при налёте чёрных плащей, что в какой-то миг сердце болезненно ёкнуло.       «Давай же…» — Взгляд мальчугана то и дело перебегал с зажатого в ладони причудливого устройства с медленно двигающейся по окружности, перескакивающей с одного нарисованного деления на соседнее стрелочкой в ожидании, когда же она укажет на нужную ему метку. — «Ещё совсем немного…»       Сии устройства выдали Райли и ещё двум ребятишкам, когда их соизволили представить главе гильдии и уже ему парнишка был вынужден кратко пересказывать суть произошедшего. Глава гильдии, глубокий старец, заметно оживился, когда мальчик упомянул Шарин и леди Сириен, и пришёл в ещё большую активность, едва до него довели, что все оказались в заключении городского совета.       «Мы не можем больше уповать на случай — настало время взять своё силой, пока они наиболее уязвимы, — распалившись, старец подозвал служащего. — У нас имеется время до заката солнца. Сообщи в другие гильдии, всем, кому мы можем хоть сколько-то доверять: пусть собирают и подготавливают людей». — Обернувшись на мальчика, он ободрительно похлопал того по голове, взъерошив тёмно-рыжие волосы. — «Шарин даже на такой случай умудрилась подготовить запасной план, и нам очень повезло, что юноша оказался осведомлён о нём. Боги, им даже удалось принести то, что нам сейчас требуется!»       С сомнением, Райли вновь развязал зажатый между ног плотный мешок, где опасно позвякивала керамика. Пять пузатеньких глиняных сосудов из-под спиртного с весьма специфической, явно непригодной к употреблению в пищу жидкой горючей смесью, закупоренных чем-то эластичным, с торчащим из горлышка пахучим лоскутом ткани. «Зажигательная бомба», как её обозвал Иллиан и велел обращаться с этим бережно, предупреждая о взрывоопасном радиусе действия. Райли из всего этого понял лишь то, что эти «бомбы» следует кидать как можно более далеко и желательно из укрытия, дабы не получить серьёзных ожогов, но перед этим следует поджечь ткань, для чего мальчик заранее подготовил свежие кремень и кресало.       Аналогичные сумки имели при себе двое других ребятишек, вызвавшихся помочь в создании переполоха. Торговый глава поначалу упорствовал, когда Райли и ребятня прямо заявили о намерении заняться наведением шороху, однако тяжёлая реальность, а именно острая нехватка человеко-ресурсов, вынудила того сдаться и благословить ребят на нелёгкую задачу, обещав оказать любую возможную поддержку. Это успокаивало мальчика, но не настолько, чтобы сбросить с плеч давящий груз страха перед разъярённым врагом в лице стражников и, велика вероятность, адъютантов. А также груз ответственности за обещание, данное человеку, без преувеличения, спасшего как его, так и жизни остальных сирот.       «Время!»       В последний раз взглянув на вставшую ровно кверху стрелку и убрав чудной агрегат в поясную сумку, Райли что есть силы чиркнул камнем по железному стержню. Ещё раз. И ещё. Пока треклятая тряпка неожиданно не вспыхнула от удачно вылетевшей искры.       И прежде, чем пламенная бутыль совершила ровную высокую дугу, разбивая ближайшее к проулку стекло и влетая внутрь каменного здания-казармы, ночное затишье разорвал не столько свет от огненных всполохов, сколько невольно сорвавшийся с языка мальчишки воодушевлённый возглас:       — Задайте им жару, дядя Иллиан!

Конец интерлюдии

      «Ай молодца, детвора, так держать, — мысленно похвалил я Райли и остальных. — Остаётся надеяться, что ударная сила народного бунта докатится сюда в самые кротчайшие сроки».       Опёршись на оконную деревянную раму в наиболее затемнённом уголке коридора третьего этажа, я уже некоторое время бездумно разглядывал прорезающийся снаружи, "запачкавший" ночное звёздное небо, едва различимый густой дым. И не один. Чёрные столбцы возвышались как минимум где-то на окраине торгового квартала, в пределах рабочего и в самом сердце портовых складов. Из-за малой высоты моей обзорной площадки и достаточно плотной застройки самого города огня было не видать — один только дым. Но, думаю, и его быстро заметят… конечно, если стража заслуженно ест свой хлеб. А даже если и нет…       Со стороны порта послышался отчётливый звон: кто-то добрался до сигнальных башен и взялся оповещать о происшествии, требуя подмогу. Я заметил одну такую, когда прогуливался по рабочему кварталу. Старая обветшалая, но выглядевшая крепкой высокая, с два или три этажа высотой, башня с площадкой и колоколом наверху. На случай пожара или срочного призыва гарнизона к нужному месту, примитивная система оповещения. Трезвонит — будь здоров, лёгкая вибрация ощущалась даже тут, на отшибе, за толстенными каменными стенами. Ну или как минимум её ощущали мои пальцы, касающиеся оконного стекла. Но звон удивительно быстро стих, вновь погружая город в могильную тишину. Значит, звонил кто-то нежелательный, но его быстро прогнали. Или убили. Вот же блядство. Надеюсь, с ребятами всё хорошо. На душе и так погано от наводящих, то и дело возвращающихся мыслей о том пацане — Руди, кажется… Не кажется, а точно. Его имя, походу, отпечаталось в памяти на всю оставшуюся жизнь. В конце концов во мне живёт частичка его. Воспоминания. Эмоции. Чувства. Сейчас они спят, благодаря наркотику, но избавиться от них уже не выйдет. Райли. Дети. Хотя бы вы останьтесь в живых, ради всего святого…       О, вот и охрана поместья проснулась, легки на помине.       — Отдышись хоть сперва. — Я неспешно подошёл к вынырнувшему из-за угла коридора и остановившемуся перевести дух солдату, совсем ещё юнцу в лёгкой кожаной броне: хорошо ещё не додумались отправить в качестве «бегунка» кого-то постарше и в стальной панцирной броне — грохоту было бы… — Уже известна причина переполоха?       — Говорят… фу-ух… пожар в порту, — звучно втянул ртом воздух стражник, на мгновенье согнувшись пополам. — Командир… велел сообщить… лорду Лоуренсу.       — Считай уже сообщил, — хлопнул я его по плечу, призывая выпрямиться. — Хозяин именно за этим меня и спровадил вон, чтобы вместо него разбирался, так как, цитирую: «Я занят очень важными переговорами, пусть у вас хоть сошествие самих богов на землю — разберитесь с этим своими силами и в самые кротчайшие сроки».       — Н-но… — отдышавшись как следует, юнец поднял на меня не то чтобы преисполненный сомнений… скорей опасливо дрожащий, выражающий неподдельный страх взгляд — то ли я вызывал у него этот страх, то ли выше названный командир, чей приказ непременно должен быть исполнен в точности, но намерение получить аудиенцию лично у Кингсли у паренька ощущалось крепче стали, так просто не сломишь. — Командир должен получить соответствующее распоряжение от своего непосредственного господина, чьи приказы и имеют для него исключительную силу, и… п-простите, но я должен услышать эти приказы лично, за этим меня и направили.       — Да без проблем, — пропел я самым добродушным и весёлым тоном, какой только сумел выдать, и указал большим пальцем за спину, на нужную ему в конце коридора тяжёлую дверь. — Только как будешь стучать — не забудь прикрыть голову, так как не могу гарантировать, что в тебя не полетит что-нибудь тяжёлое и травмоопасное. Хозяин, знаешь ли, сейчас весь на нервах из-за всего этого торжества и деловых переговоров — меньше всего он хочет, чтобы его беспокоили. Но, разумеется, ты можешь рискнуть и проверить, прав я или же нет, вперёд… — краткий смешок, — твоя ведь жизнь, мальчик, не моя.       — Э-э-э… — в голос простонал сжавшийся на глазах юноша, то и дело заглядывая мне за спину, пристально всматриваясь в заветную, находящуюся в каких-то сотнях метров от нас дверь. Внутренняя борьба между долгом и риском попасть под горячую руку легко возбудимого толстяка велась достаточно ожесточённо. А победу в итоге одержало… — Т-так и что мне следует передать к-командиру?       — Наша первостепенная задача — охрана важных гостей и мероприятия в целом. Нужно укрепить главный вход в поместье и возможные подходы к нему. В банкетном зале уже имеется охрана? Отлично, пусть всё так и остаётся — большая численность будет только напрягать гостей, паника нам нужна меньше всего, пусть продолжают веселиться и отдыхать. Излишки же людей лучше направить в порт и торговый квартал, мало ли что там на самом деле произошло, перестраховаться будет не лишним, нам ведь потом нужно сопроводить гостей в целости до их гостиниц. Пусть командир грамотно разделит и рассредоточит имеющихся в поместье людей на указанные мною задачи. Ты всё понял, боец?       Растерянный, явно стараясь уложить всё услышанное в уме солдат пробормотал что-то под нос, попутно загибая пальцы. Наконец, когда я повторил заданный мною вопрос, он деловито покивал и также резво понёсся обратно, чуть ли не спотыкаясь о собственные ноги и дыша, как паровоз. Забавный малый. С какого же возраста тут вообще начинают постигать те или иные профессии, если даже в солдаты набирают таких сопляков? Мда, сказал двадцатилетний… сопляк. Но этот явно помладше меня будет, лет семнадцать, может, чёрт его знает.       Не важно. Если паренёк передаст всё, как приказ от Кингсли — его командир скорей всего так и поступит: разделит имеющихся людей на две группы, одними усилит охрану поместья, вторых отправит в город. Это усложнит задачу Райли и тех, кто сейчас должен выбивать всё дерьмо из внезапно пробуждённых, застанных врасплох стражников, но знатно облегчит задачу мне. Лишь бы у Райли и других детей хватило ума не браться за оружие, а устроить пожарище и свалить оттуда на хер. Но этот пацан… чёрт, он даже более импульсивный, чем я — вспомнить хотя бы то, как он заставил меня пощадить ту бабу в борделе. Думать членом или другими срамными частями тела весьма опрометчиво. Только в беду не попади, идиота кусок… я просто не смогу смотреть в глаза остальным, если с тобой что-то случится…       «Ты и сам порой не вовремя начинаешь поддаваться эмоциям, — справедливо осадила меня Наги. — Успокойся уже, Илья, и сконцентрируйся на насущном».       Верно, я опять проявил неуместную в такой ситуации слабость — до чего же люди слабы и беспомощны перед лицом собственных эмоций и страхов. Что ж, это хотя бы лишний раз напоминает мне, что я всё ещё человек. Кто бы что ни говорил. В груди от этого приятно потеплело, а возникшая в животе тяжесть улетучилась. Спасибо, Наги, я в норме.       Теперь остаётся лишь ждать — я не могу начать слишком рано, иначе нас здесь убьют прежде, чем я смогу использовать свой основной козырь: кровожадную, ничего не смыслящую и надвигающуюся подобно стихии толпу. Стихию, остановить которую под силам лишь одному человеку. И нужно, чтобы этот человек был жив. Не обязательно здоров — просто жив. Для чего остаётся просто ждать…

Интерлюдия

      — Отребье, осмелившееся поднять оружие на верных слуг его светлости, ждёт лишь страшная мучительная смерть!       — Закрой свой поганый рот, господский прихвостень! Вы не более чем просто убийцы, в какие одежды бы ни ряжались! Раз так угодно — умрите за своих треклятых господ, кто сотворил это с нашим городом!       В силу юного возраста, Райли никогда не сталкивался с войной, и представления об оной в голове носили крайне туманный характер. Но когда он в какой-то момент обнаружил себя застывшим, с широко распахнутыми в ужасе глазами и полуоткрытым, судорожно глотавшим воздух ртом, куда начала проникать неизвестная струйка, а язык тут же ощутил противный привкус поржавевшего металла — первая ассоциация, вспыхнувшая в разуме, была именно о войне. Жестокой и немилосердной ни к кому. Оставляющая после себя лишь ошмётки плоти и реки крови. Подрагивающие пальцы осторожно провели по мокрому лбу и предстали пред взором совершенно красные. Глаза опустились на грудь — вся его одежда была измазана мелкими бурыми кляксами. Снизу от ступней тянулся острый пьянящий запах — мальчику показалось, что он попросту обмочился в испуге, но штаны были совершенно сухими, не считая нескольких капель крови. Вонь шла от земли под ногами. Там, где проглядывались коричневатые осколки от разбитого сосуда.       Шок начал сходить, и Райли вспомнил произошедшее несколькими мгновениями ранее. Не цельную картину, только обрывки. Как из его руки выскальзывает последняя пламенная бомба, так и оставшаяся незажжённой. Что-то вспугнуло мальчика, неожиданно выскочившее прямо перед лицом, отчего тот в страхе выронил драгоценную, являющуюся серьёзным оружием смесь. Это что-то молниеносно близилось к нему, желая навредить, и мальчик, вогнанный в ступор, в отчаянье попытался прикрыть руками самое жизненно важное — голову. И тут паренька обдало немилостивыми брызгами горячей и липкой крови, заливая лицо и рубаху на груди. Но боли не было. Он определённо был жив — кожу обжигала попавшая на неё жидкость, так не гармонировавшая с прохладным ночным окружением. Вокруг ничего не разглядеть… и мальчик понял, что виной тому закрытые веки, когда тот в последний миг зажмурил глаза. Первое, что он разглядел, проморгавшись и утерев кровь с лица, — мужчина в простенькой рабочей цеховой одежде и с возложенным на здоровенное плечо топором, на вид отнюдь не боевым, а самым обычным, бытовым. Но послужившим этому человеку грозным оружием, раскрошив череп его противнику — завалившемуся набок стражнику в тяжёлой стальной панцирной броне, лишь по счастливой случайности оказавшемуся без прочного закрытого шлема. Работяга, как мысленно обозначил этого мужчину про себя Райли, дружелюбно улыбнулся и кивнул, молча давая понять, что опасность миновала и мальчик в безопасности, и тут же, заметив ещё возникших в поле зрения солдат, бодро кинулся на негодяев, мощным ором призывая ближайших своих товарищей к битве.       Тут и там неожиданно возникали и так же неожиданно заканчивались скоротечные стычки между стражей и горожанами. Тяжелейшие потери несли обе стороны: превосходная воинская выучка и отточенные якумами боевые навыки солдат не могли возобладать над численным преимуществом и безудержной страстью простых горожан, однако и сдавать позиции не спешили. Не все. В глазах солдат явственно читались недоумение и сомнение — не в риске получить топором в лицо, но в необходимости проливать кровь вчерашних друзей и знакомых. Многие из стражников, попросту не выдержав, бросали оружие, избавлялись от выдающей их принадлежность к военной касте брони и спешили укрыться в надежде переждать сие безумие. На передовой оставались самые беспринципные и упивающиеся азартом битвы солдаты… и не имевшиеся за своей спиной ничего с самого начала адъютанты.       Райли какое-то время лишь молча наблюдал за представшей пред ним картиной, наполненной кровью, болью, ненавистью и огнём, пока ударившие в ноздри запахи пролитой огненной смеси и дошедшей от ближайшего дома гари не привели застывший разум в чувство.       И он побежал. Туда, куда изначально нёсся сломя голову, пока на его пути не возникла очередная казарма, кою требовалось сжечь дотла. И чему помешал неудачно заставший мальчика врасплох солдат.       «Теперь каждый, кого встретит стража на улице без солдатских брони и обмундирования, не важно, вооружен человек или нет, горожанин или дезертир — он будет считаться для них противником, подлежащий не аресту, но умерщвлению на месте».       Глотая ртом воздух, Райли опасливо, но на всей возможной скорости пересекал улицу за улицей, стараясь выискивать наиболее безлюдные проулки и всячески избегать любых столкновений, по большей части вынужденный полагаться на слух, нежели на зрение: всё вокруг было либо непроглядно чёрным, либо ослепляюще жёлто-оранжевым из-за пламени.       «Ребята, держитесь… я почти добрался до вас, только… не смейте умирать!»

Конец интерлюдии

      — …Что за безумие? Кто ты вообще такой?!       Кто… я? Что?..       Красно-чёрная пелена внезапно спала с глаз, будто немилостиво сорванная чей-то грубой сильной рукой, дабы я прозрел. И я в ужасе взглянул на исказившееся от боли, страха и негодования девичье личико, а затем глаз интуитивно скосился ниже, на её связанные ручонки, что начинали уже белеть под давлением моей хватки на нежных тонких запястьях. Слух запоздало разрезал звон отлетевшего в сторону клинка.       Она… пыталась убить меня? Но я успел перехватить её руки в последний момент. Почему? Да что здесь вообще произошло? Я же… только что стоял в коридоре и наблюдал из окна за обстановкой в городе, выжидая приближающуюся ораву горожан и… Что-то щёлкнуло тогда в мозгу, напрочь вырубая всякое восприятие и рассудок, и теперь мне даётся огромными усилиями вылавливать крохотные частички из памяти, что успели сохраниться на мой серый червеобразный жёсткий диск.       Ей грозила какая-то опасность. Сири. Наша с ней ментальная связь сильно ослаблена, дабы та не смогла уловить моё присутствие. Но эти эмоции… они ворвались в меня с чудовищной болью и жаром, что в глазах помутнело, а тело что есть силы потянуло вниз — лишь вцепившаяся в оконную раму рука не позволила мне рухнуть. Тут к делу подключилась Наги. Мы ни о чём не сговаривались. От меня не поступало никаких мысленных команд. Я не давал разрешения на заимствование моего тела. Но я и не противился этому — меня волновала лишь эта боль. Её чувства. Чистые. Сильные. Для меня существовали лишь они.       Я убил их всех. Троих охранников-лучников, важного гостя… даже Кингсли. Всё произошло за считанные секунды, многие даже не успели проронить и слова напоследок — Наги действует наверняка, самым практичным и быстрым способом, беспощадно и не задумываясь.       Уже на бегу она вынула из поясных петель по метательному клинку и, бегло оценив обстановку, едва ворвавшись в помещение, пронзила ножом сонную артерию единственному оставшемуся у двери солдату. Не дожидаясь его смерти, клинок в сопровождении фонтана брызг из проткнутого горла отправился в непродолжительный полёт, нацелившись в голову уже разворачивающемуся мужчине в богатых одеяниях — высокопоставленному гостю, — и пробил тому правую глазницу. Оставшиеся двое охранников уже отпускали руки придавленной к кровати девочки и тянулись к коротким мечам на поясе, когда два следующих клинка оборвали их жизни, разорвав одному горло пройдя вскользь, а другому повредив шейные позвонки, угодив прямо в приоткрытый рот. Ну а ринувшийся было к двери толстяк уже на полуметре замертво свалился и проехался по полу, окропляя хороший ковёр брызнувшей из пробитой щеки кровью.       Отчего-то эти моменты отпечатались в голове наиболее чётко, нежели всё остальное. Я бы сказал, что вздрагивающее тело Кингсли — это последний кадр, что я выловил из памяти до сего момента, когда Сири уже возвышалась надо мной с неумолимой жаждой убийства, приправленной страхом и растерянностью.       Такое чувство, будто я всё проебал. Поддавшись этому странному… зову, даже не знаю, но что-то буквально тянуло меня сюда… и теперь я восседал на одном колене рядом с человеком, которого намеревался взять живым. Кого мог бы преподнести публику на растерзание в качестве некой отдушины. Но я быстро напомнил себе, что внизу остались ещё четверо из компании толстяка — не думаю, что этого окажется мало. Главное, чтобы и их не пришлось убить, иначе народ так просто успокоить не удастся — кого-то они должны будут линчевать этой ночью. И если эта участь не постигнет правителей…       Но следует разбираться с проблемами по мере их поступления. И в данный момент это почти обезумевшая от всего этого пиздеца девчонка пребывала таком состоянии, что и впрямь может попытаться меня зашибить — с неё станется. И как этому воспрепятствовать?       Блядь… да очень просто. Хватит уже этого маскарада. Всё кончено. Мы уже практически одной ногой за финишной чертой… или в могиле. Пан или пропал, да? Но отчего-то так боязно сделать этот шаг. Она… и правда примет меня нынешнего?.. Нет, стоп. Это не важно. Если сейчас она согласится действовать со мной заодно и в точности выполнять мои указания — этого достаточно. Остальное не важно. Крепись, мужик, у нас нет времени на распускание соплей, не будь тряпкой…       Сперва надо разжать пальцы и выпустить девочку, пока её кисти не онемели от прекращённой циркуляции крови, да, вот этим и займись. Хорошо, я её отпустил… вместе со случайно вырвавшимся крепким словцом. Ничего, она девочка взрослая, уж как-нибудь да переживёт. Просто сними эту ебучую повязку. Если уж Сая тебя с горем пополам узнала — она и подавно. В крайнем случае Наги может подать импульс по этой сраной… как её там… связующей нас энергетической нити, да. Вот так, хорошо, начни с узла. Блядство, что ж я его вечно так туго затягиваю? Так, есть, он поддался, осталось лишь размотать…       Тем временем единственный открытый глаз внимательно отслеживал каждое её судорожное крадущееся движение — она не просто отступала от меня шаг за шагом, но и попутно согнула руки в локтях, выставив чуть вперёд подрагивающие кисти с растопыренными пальцами, будто направляя невидимое оружие прямо мне в живот. Пальцы не сжимали ничего, кроме воздуха, но я всеми волосками на спине ощутил исходящую от девочки угрозу — её тело и было оружием. Ей оставалось лишь собрать некоторую волю — и меня ударит либо плотным зарядом воздуха, либо чем похуже, если той достанет ума и сноровки быстро вывести нужный сигил. Она в панике. Она не понимала, что происходит. А если человека загнать в угол — он, как и любое животное, непременно начнёт скалить зубы, отвечая на любое действие агрессией. Просто дай мне несколько секунд, малыш… не делай глупостей…       Наконец я распутал эту ебучую повязку и, стараясь излишне не провоцировать боязливо отступавшую от меня девочку, медленно опустил руки, позволяя лоскутам ткани сползти с головы под действием гравитации. Только затем поднял голову, являя лицо во всей своей нынешней красе. Отросшая чёлка частично закрывала глаза, но даже так моё лицо в должной мере освещала массивная люстра прямо надо мной, и по медленному сменяющемуся характеру её взгляда было ясным, что даже если она меня не узнала тотчас — это был лишь вопрос времени. Как минимум агрессия и убийственная ярость испарились в мгновение ока, оставляя разве что искру недоумения и страха. Страха не за свою жизнь, но обмана собственных глаз. Боязнь обретения некогда утраченного и неверие в это. И лишь частично смешанная с привычным мне отвращением, но его, на удивление, было мало — видимо, неверие сыграло свою роль и здесь. Что ж, прости, но мне придётся развеять твои сомнения, хочешь ты того или нет.       — Давно не виделись, — неловко улыбнулся я и протянул глуховатым тоном: страх и меня пронял, только в моём случае это страх явить рвущиеся наружу эмоции, им просто не время сейчас, нужно держать себя в руках, — малявка.       — Это… — Ну вот, ситуация с Саей повторялась: девчонка пришла в такое же замешательство, но хоть руки опустила, пока силилась выдавить из себя нужные слова. Даже и не знаю, считаю я это милым или же забавным. Может, всё сразу. — Неужели?..       — Именно! — воскликнул я, обнажая зубы в хищном оскале и триумфально указав большим пальцем на выставленную колесом грудь — всё же чистейшая копипаста с реакции малышки знатно так повеселила, что ко мне на мгновенье вернулся былой ребяческий задор. — Ты думала, что под маской скрывался какой-то незнакомый мерзкий тип? Но нет, это был очень даже знакомый тебе мерзкий тип! Всё это время им был я, Иллиан!       «Ты сейчас на полном серьёзе выдал "тот самый" референс? — застонала у меня в голове Наги. — В каком мы году, по-твоему?..»       «А ну цыц, ты, змея подколодная, тебя забыли спросить!»       Презренный фырк — всё, что я от неё услышал впоследствии. Правильно, вот так и сиди, ибо нефиг!       — Я не… — лицо девочки на миг перекосило в попытке понять выданное мою, но затем, встряхнув загруженной головой, она вновь уставилась на меня округлёнными, блеснувшими в свете огня кристально чистыми глазами. — Ты… правда он? К-как… ты же… ты…       — Вы с малышкой два сапога пара, ты в курсе? — добродушно усмехнулся я, окончательно расслабившись от наблюдения её забавной реакции. — Впрочем, она не в пример собранней тебя, ничего не меняется, ты всё так же безнадёжна. Слушай, я бы сейчас с удовольствием пустился в увлекательные россказни о моих нелёгких похождениях за кружечкой чего покрепче, но здесь явно не место для посиделок, согласна? Так что, для начала, давай успокоимся, обдумаем, как нам дальше быть и…       — Т-ты… конченый мерзавец!       — Э?..       — Подлый мудак!!!       — Блядь! Какого!.. — я и сам невольно сорвался на крик, когда на меня сверху внезапно напрыгнули и умело огрели по макушке сокрушительным ударом пятки. Удар пришелся с такой силой, что через мгновенье мой нос болезненно поцеловался с полом, благо ковёр смягчил последствия, и я был вынужден защищаться от побоев уже лёжа на боку, прикрывая преимущественно голову… хорошо эта истеричка не додумалась целиться в пах… — Да стой же ты! Мне же больно, эй! Хорош! Да угомонись же ты наконец!       — Т-ты хоть знаешь, через что нам пришлось пройти, пока тебя не было, идиот?! Все думали, что ты мёртв! Я думала, что ты мёртв! А ты всё это время скрывался под личиной этого… этого отпетого мерзавца?! Делал все эти отвратительные вещи, говорил эти ужасные слова… прямо мне в лицо и бровью не поведя! Ты хотя бы подумал, как мне становилось от всего этого больно?! Эгоистичный ублюдок! Ты вообще хотя бы немного думаешь о других, а не только о себе?! Раздери тебя Тамоно! Чтоб ты сгинул в самых тёмных уголках Забвенья! Ненавижу!.. Подонок… Что ты… за человек…       — М-малявка…       Удары с каждым произнесённым словом теряли свою силу, что последняя фраза была произнесена уже без всякого насилия и заметно глуше. Слова застряли в горле, когда я осторожно отнял руки от головы и обнаружил девчонку сидящей на мне верхом, крепко вцепившуюся в мою одежду и вжавшую голову в плечи, скрывая лицо под взлохмаченными волосами. И до меня запоздало дошло ощущение влаги на животе, рядом с местом, где дрожащие пальчики продолжали стискивать ткань моего жилета. Слёзы. Выплеснув на меня всю скопившуюся злость и боль, она полностью лишилась сил, как физических, так и ментальных, и крики с побоями незаметно сменились слезами, немыми, но говорящими доходчивей любых возможных слов.       Я понятия не имел, чем мне ответить на такое, и всё, что взбрело в мою опустевшую голову — медленно принять сидячее положение и притянуть её обессиленное тело ближе к груди, поддержать девочку руками, пока та старательно прятала от меня покрасневшее от злобы и мокрое от слёз и соплей лицо, ещё сильнее впиваясь пальцами в ткань моей кожанки.       — Мне нет оправдания, Сири, — тихо прошептал я над самым ухом, прижимая её сильнее, словно в страхе, что она вот-вот исчезнет. — Всё, что я сделал… Все решения, которые принял… Всё это было ради того, чтобы воссоединиться с вами. Не всё шло гладко, и это приносило тебе только бо́льшие страдания, я понимаю. И я не буду просить за это прощения. Это будет нечестно по отношению как к тебе, так и к малышке. К тому, что вам пришлось вместе преодолеть. Просто знай… То, что мы сейчас вновь вместе — это знаменует конец моего пути, Сири. Конец всему этому кошмару. Можешь проклинать меня сколько влезет… когда всё закончится. А сейчас я хочу, чтобы ты взяла себя в руки и доверилась мне. Как в старые добрые времена, помнишь? Пожалуйста… просто доверься… в последний раз.       — П-постой… — едва я попытался пошевелиться, она глухо пробубнила, не отнимая лица от моей груди, из-за чего мне потребовалось приложить некоторые усилия, дабы расслышать искажённую тканью речь. — Позволь… побыть ещё немного… так.       — Конечно, — вслушавшись в окружение и не заслышав никакой человеческой активности на этаже, мягко прошептал я и заботливо погладил девочку по вздрагивающей спине. — Всё, что захочешь.

Интерлюдия

      — Райли! Сюда!       — Шен? — не успев притормозить на повороте из-за чьего-то окрика, Райли едва избежал столкновения со стеной дома и, тяжело дыша, облокотившись о стену, лихорадочно завертел головой в поисках друзей. Углядев пару выглядывающих из проулка на той стороне дороги чумазых мордашек, паренёк тут же сорвался в их сторону, не забывая следить за обстановкой вокруг. — Шен! Паки! Ребята, вы целы?!       — Не шумите вы так, — донёсся осуждающий напряжённый мужской голос, когда мальчик вбежал в тёмный грязный проулок. — Не хватало, чтоб сюда нагрянули железные черепахи… или того хуже — чёрные плащи.       Из-за постоянных всполохов распространившегося по улицам огня глаза с трудом различили множество крупных и не очень человеческих силуэтов. Кто стоял, облокотившись спиной о стены, кто сидел, издавая свистящие звуки носом. Раненые и просто измотанные новоиспечённые мятежники прятались от стражи и переводили дух.       Осмотревшись, мальчик наконец заметил и подошедшего к нему мужчину в прочной на вид, но изношенной кожаной одежде, местами обделанной шкурами, с какими-то болтающимися на ней талисманами из костей и тяжёлым, пугающим своим необычным видом лезвия, мечом… нет, то более напоминало громоздкий длинный тесак с ровным срезом на конце и внушительными зубьями на обухе. На ремесленника не похож, всплыло в голове Райли, да и для наёмника слишком причудливая экипировка…       — Шен, как вы? — с опаской поглядывая на мужчину, осторожно спросил друга Райли.       — Паки слегка обдало огнём, но вроде бы ничего серьёзного, лишь прикоптило слегка, — безрадостно отозвался один из ребят. Оба, чумазые и заметно притихшие, ютились у стены под выставленными в проулке ящиками и мешками. — Эти люди… они помогли нам выбраться с порта и…       — Вся эта буча, значит, ваших рук дело? — давящим голосом пробасил возвысившийся над Райли мужчина с тесаком. — Погреби всех Тамоно, только с детишками нам возиться и не доставало. Что за геморрой…       — К какой гильдии вы относитесь? — уняв дрожь в руках, мальчишка поспешно выпрямился и поднял на мужчину твёрдый, решительный взгляд. — Ваш глава должен был довести до вас всё необ…       — Мы трапперы, дружок, — деловито фыркнул мужчина, возложив свой тесак на плечо и демонстративно тряхнув им. — Вольные охотники на диковинных и особо опасных тварей. У нас нет ни гильдий, ни главного — мы сами по себе. Так что да — мы понятия не имеем, что здесь происходит и для чего. Да и нам это, прямо скажем, до одного известного места.       — Тогда… — в растерянности замялся Райли, невольно возвращаясь в прежнее подавленное состояние. — Что вы… тут делаете?       — А то неясно? — кратко гоготнул он, широко улыбнувшись во все зубы, что подвешенные на шнурах кости и клыки забряцали. — Когда ещё нам выпадет такой превосходный шанс отделать как следует этих городских крыс, постоянно прячущихся за стенами и не вдыхавших запаха крови. Нет ничего слаще аромата свежевыпущенных кишок, друг мой. Если ты не в курсе — вокруг уж давненько не водилось хоть сколько-то серьёзной монстрятины, что могла бы отведать на вкус моего клинка…       — Хорошо-хорошо, я вас п-понял, пожалуйста, не горячитесь, — запротестовал паренёк, успокаивающе подняв руки, когда мужчина вновь начал опасливо потрясывать своим гигантским тесаком. — В таком случае вы с товарищами не могли бы помочь нам с прорывом на холм, к господким поместьям? Дело в том, что…       — Можешь не продолжать, дружок, — вновь рассмеялся тот, немилостиво хлопнув мальца по спине тяжёлой ручищей, что у Райли тут же на глаза проступили слезинки и жалобно затрещал позвоночник. — Переворот затеялся, значит? Нам всё равно, кто чего хочет и зачем… если это означает пролить немного крови. В особенности если это кровь напыщенных трусливых стальных крыс.       Обернувшись на отдыхающих товарищей, мужчина гаркнул:       — Ну чё, мужики, передышка окончена! Готовы к свежей порции мяса? Тамоно ждёт не дождётся наших ему подношений! Не будем же расстраивать его владычество!

Конец интерлюдии

      — Тихо, не отсвечивай.       Я спешно прикрыл ладонью рот начавшей было возбухать Сири. От моего предложения позаимствовать часть одежды у кого-то из покойных она ожидаемо в восторг не пришла и даже порывалась вновь меня ударить, отчего девчонку пришлось не только бесцеремонно заткнуть, но и обездвижить, грубо перехватив руки за так и не снятую с её запястий верёвку и притянув их к земле. И лишь затем я наконец опасливо прильнул ухом к толстой деревянной перегородке, вслушиваясь в доносившийся из коридора шум. Мы оба замерли, сидя под самой дверью и стараясь не выдавать лишнего звука. В окружении трупов, от которых понемногу растекалось бурым, пропитывая ковёр. У меня подобная деталь вызвала разве что отдалённые эмоции, их призрачные отголоски, но позеленевшее, поморщившееся девичье личико с прикрытыми веками и в этом вопросе было со мной категорически несогласно. Не могу её винить. Сие служило мне доказательством, что девчонка всё ещё в своём уме — это реакция здорового человека. Правильно, лучше не смотри лишний раз. Ещё бы истерики закатывать поостереглась в такой момент…       — Нет, ничего, — вздохнул я, когда стало ясным, что шум исходил откуда-то снизу, не на этом этаже.       — М-м-м!..       — Ох, точно, прости.       Я запоздало отнял ладонь от её лица и, стараясь не обращать внимания на гневные оскорбительные замечания в свой адрес, уже перерезал ей вынутым кинжалом сковывающие движения рук путы.       — …Как был засранцем — так засранцем и помрёшь, — заключила наконец успокоившаяся Сири, растирая покраснения на запястьях в месте связывания. — Однако… — Она отвела взгляд в сторону, как и лицо, на котором я успел заметить расцветшую робкую улыбку. — Как бы это странно ни звучало, я рада, что есть в тебе нечто неизменное, ставшее таким привычным… родным.       — Ах ты дрянная девчонка, — растянулся я в язвительной ухмылке. — На плохишей потянуло? Прости, принцесса, ты не в моём вкусе — приходи, когда подрастёшь… — Указательный палец небрежно замер напротив девичьей груди. — И я не только о росте.       — Тебе просто необходимо портить такой момент своей похабчиной, да? — ничуть не обидевшись, лишь снисходительно покачала головой девочка.       — Нужно постоянно держать себя в тонусе, — пожал плечами, — иначе так никаких нервов не хватит, знаешь ли.       Можно подумать, я уже не начал сдвигаться по фазе? Но ей об этом знать не обязательно — со своими тараканами я разберусь без чьей-либо помощи.       Я устало провёл ладонью по лицу, зачёсывая успевшие опасть на лоб волосы, когда пальцы нащупали ребристую, сморщенную поверхность опалённой кожи, и я невольно отвернулся в противоположную от девчонки сторону, стремясь закрыть обзор на ожог.       А ведь она старательно отводит взгляд от моего лица, невольно вспомнил я время, проведённые вместе с ней сейчас, в этой комнате. Мы с минут десять сидели в обнимку посреди трупов, пока Сири справлялась с нахлынувшими на неё эмоциями, а теперь вот перебрались поближе к двери, дабы имелась возможность заслышать любого явившегося на этот этаж первыми. И села она, что характерно, справа от меня, с приглядной стороны лица. Ну, про «приглядное» я, конечно, загнул с моими-то причесоном и бородёнкой аля урбанистский выживальщик (бомж, если по-русски). И тем не менее это остаётся неизменным фактом — она избегает меня. Пускай только и зрительно, охотно выливая на меня как вёдра оскорблений и гнева, так и просто отвечая на мою речь. Монета упала на ребро, как говорится.       «Похоже, третий и второй этажи полностью безлюдны, — внезапно подала голос, казалось, успевшая к этому моменту привычно "задремать" Наги. — Я чувствую достаточно сильные колебания, исходящие с первого… Хо-о, а теперь и за пределами стен…»       «Все имеющиеся в здании солдаты перегруппировались внизу, — подхватил я мысль напарницы. — Вдобавок и воюющие в городе начали потихоньку стягиваться сюда. Ты понимаешь, к чему всё идёт? Они отступают. Это их последний рубеж обороны. У нас получилось».       «Чему ты радуешься? — насупилась та. — Настало время для нашего решающего хода. И если акт устрашения не увенчается успехом — вероятность вырваться отсюда с девчонкой мне видится крайне туманной. Ничего радостного здесь не вижу».       «Вуа-ха-ха-ха-ха! Что я слышу? — разразился я дьявольским хохотом, наслаждаясь первой, не побоюсь этого слова, "живой" реакцией Наги, что сейчас искренне озаботилась за мою… нет, за нашу жизнь. Любо дорого, чёрт возьми! — А кто говорил, что ей уже всё равно, будет ли она существовать или поддастся забвению? Не ссы, лягуха болотная, умираем ведь единожды, разве не так? Вуа-ха-ха-ха-ха!»       «Хр-р… угораздило же меня связаться именно с ним…»       Я буквально ощутил, как её… нет, это сложно назвать телом, скорей «сущность» содрогнулась от моего безумного заявления. Что ж, в подобных ситуациях лучше всего иметь боевой… или даже самоубийственный настрой, нежели мочить штанишки и колебаться в самый ответственный момент. Да, на хуй и в пизду, пока не польётся изо всех щелей! С глаз долой, из сердца вон! Гуляй, рванина, от рубля и выше! Ора-ора-ора!!!       — Что у тебя опять на уме? — донеслось неохотное бурчание, и я поймал на себе настороженный взгляд Сири. — Мне категорически не нравится твоё довольное выражение лица — у меня нехорошее предчувствие.       — Ю-ар гаддэмн райт!.. — не обуздав до конца любовно созданный в голове раж, я потуплено кашлянул в кулак и поспешил поправиться. — Кхм, то есть, ты, мать твою, права — сейчас нам предстоит поставить во всей этой истории жирнющую точку. Врать не буду, на кон поставлено буквально всё, вплоть до наших с тобой жизней. Есть приличный такой шанс, что нас убьют медленной и мучительной смертью… в худшем случае, полагаю. Но могу твёрдо обещать одно — мы с тобой зажжём на славу, и в прямом, и в переносном смысле. Ты со мной до конца, малявка?       — Умеешь ободрить в трудный час, — скривилась она, недовольно уставившись на протянутую ей руку. Но, в раздражении выдохнув, тем не менее ответила на моё рукопожатие, да ещё вложила в него немалую силу. Вот это настрой, гордо воскликнул я про себя, моя девочка! — После всего того, что я сделала и пережила… как будто у меня есть выбор.       — Выбор есть всегда, — с чувством встряхнул я вложенную в мои пальцы ладошку, тем самым передавая девочке свою уверенность… насколько это было в моих силах. — И ты выбрала не самый дурной вариант, прямо скажем. Хотя, поставь меня судьба перед подобным выбором цукатой ранее — я бы скорей смылся в надежде спасти свою шкуру.       — И что же тебя останавливает на сей раз? — без издёвки, а вполне серьёзно спросила она, так и не расцепив наши с ней руки.       — Как видишь, мне тоже пришлось пережить не самые радужные мгновенья в моей жизни, — нахмурился я, вынужденно явив ей обожжённую часть лица для большей красноречивости. — Я терпел многое. И всему есть край. Я просто устал убегать и оставлять говнюков безнаказанными. Я выебу каждого, кто хоть как-то связан со всем этим дерьмом вокруг. И чёрт бы меня побрал, лубриканта я запас на якумы вперёд, о да.       — Бога ради, Иллиан…       — Да-да, как скажешь… неженка.       — Ты введёшь меня, наконец, в суть происходящего? — насупилась та… и необычайно сильно сжала мою кисть своими тонкими пальчиками! Откуда только такая сила… Опять какие-то магические штучки? Срань! — Или продолжишь порочить слух приличной дамы?       — Ни х… дама, тоже мне, — сквозь зубы выпалил я, с трудом вырвав начавшую немилостиво ныть от её хватки руку. Вернее, она сама вскоре отпустила меня с довольной до ушей недоброй улыбкой. Нет, я ошибся… её характер стал ещё гаже! — Ясно, больше никаких неприличных острот… чтоб тебя…

***

      Музыкальные струнные и духовые инструменты, чья стремительная, словно пикирование с небес ястреба к своей жертве на земле, и завораживающая симфония распространялась даже за пределами банкетного зала, моментально стихли, стоило большим входным… скорей уж вратам, нежели простым дверям, с жутким треском распахнуться, и нашу маленькую компанию тут же ослепило от множества необычайно ярких, в сравнении с полутьмой коридора, люстр и настенных ламп.       — Приносим глубочайшие извинения за вторжение, — неловко кашлянул я в кулачок и перешагнул через стонущее от боли, скрюченное в позе эмбриона тело стражника, выходя из потёмок навстречу замершим в центре восхитительно обставленного и украшенного огромного банкетного зала гостям, затем бегло оглядел окружение. — Ничего, что мы без стука?       Как и предполагалось, почти всю стражу и большую часть адъютантов выгнали наружу, усмирять… или хотя бы попытаться сдержать разъярённую толпу ещё на подступах к поместью — путь преграждали не большим дюжины чёрных плащей, что, конечно, ни разу не мало против такой маленькой группки, как наша, да когда каждый из её членов измотан и ослаблен по тем или иным причинам. Но это не важно, я вовсе планировал избежать стычки. Для чего их сюда и привёл…       «…И это весь твой план? — без особого энтузиазма огласил наконец свой вердикт освобождённый из заключения Илай спустя минуты и минуты вдумчивого молчания, тем временем примеряя снятую с одного из трупов обувь. — Мне определённо стоило прекратить тебя слушать много раньше».       «Хочешь, чтобы я оставил тебя гнить здесь?» — с неприкрытой угрозой спросил я.       «Я ведь так или иначе мертвец в одном шаге, — довольно кивнул он, когда последний сапог без проблем натянулся на ступню и сиделец, поднявшись во весь рост, покачался на каблуках вперёд-назад, позволяя ногам привыкнуть к новой обувке. — Какая мне, в общем-то, разница, где сгинуть, здесь или с тобой… чокнутым засранцем».              Вставший по правую руку от меня Илай окинул сощуренным взглядом присутствующих адъютантов и с задором подмигнул мне. Хорошо держишься, друг мой… или не друг уже? Пофигу, в любом случае — соратник.       Дрянь, что я втёр ему в рану ещё прошлой ночью, должна была к этому моменту выветриться, но когда я добрался до подземелья, без лишних разговоров обезглавил двоих единственных охранников вкупе с мясником и вывел под руки обессиленного, едва переставлявшего ноги Илая из темницы — довольно скоро я смачно выругался, не совладав с его весом, и вынужденно спустил прецептора на холодный каменный пол. Своим ходом он точно никуда не уйдёт, разочарованно отметил я, ощупывав его взмокший горячий лоб. Выбор был невелик: или попытаться "вдохнуть" в него чуток жизненной силы известным мне способом — отчего я определённо восторга не испытывал, — или понадеяться на наркотик, что на время отгонит от него усталость. В конце концов решил остановиться на наркотике — Илай не больно-то сопротивлялся, когда я наклонил ему голову чуть назад, поднёс бумажный свёрток к носу и, зажав одну из ноздрей, велел вдохнуть что есть силы. Что ж, обуться и набросить на плечи снятый с тела серый простенький плащ сил ему в итоге достало, как и подняться по лестнице и добрести до званной вечеринки. И судя по перебиравшим по рукояти обнажённого короткого меча пальцам, бывший прецептор был способен хотя бы твёрдо держаться на ногах, большего нам сейчас и не нужно.       Не в пример лучше выглядела Сири, встав строго позади меня и стараясь излишне не высовываться: хоть тут она безоговорочно следовала моим указаниям — волосы у меня на загривке явственно ощущали кроткое нервозно-прерывистое дыхание, но никаких жалоб или неуместных притязаний. Только чёртов псих не испытывал бы страх в подобной ситуации, я тебя прекрасно понимаю и не посмею осуждать, просто держись, скоро всё закончится… в любом исходе. Зато как ты приложила этих двоих, охранявших вход, у-ух! Они даже опомниться не успели! Краткий взмах обеими руками — и бедолаг будто вихрем впечатало в дверь, что тяжёлые створки от такой мощи моментально подались внутрь и рывком, с ужасным скрежетом, раскрылись. Кажется, в тот миг я заслышал жалобный скрип смятых металлических петель, но это не точно. И после массивные дверцы более не шелохнулись и не издали ни звука, будто вставшие намертво, чуть покосившись. Скопившаяся ли внутри злоба подпитывала твою магию или то был результат упорных тренировок — не важно… я горжусь тобой, малявка.       Это оказалось… удивительно просто. Наш с ней путь до вестибюля. Когда переполох со стороны ворот стал слышен даже ей, я впопыхах возвратил на лицо забытую было повязку, и мы крадучись, стараясь идти достаточно быстро, но следя за поступью каждого шага, без осложнений спустились на второй этаж. Но перед центральной лестницей, ведущей на первый, пришлось притормозить и задуматься об обходном пути…       «Ни за что! Я не стану носить одежду покойника, да ещё пропитанную кровью!»       Ёкарный бабай, ну да, ведь заляпанное той же кровью, да ещё пестрящее ярким сиреневым оттенком платьице — это совершенно иное, и в нём тебя никто сквозь широкие, хорошо просматриваемые снаружи окна не заметит и не поднимет шум раньше положенного, ага. И для избежания подобных конфузов достаточно было набросить на себя грёбаный тёмный плащ, что слил бы тебя с тенью! Чёртовы угодники, она безнадёжна… Хорошо эта дурёха не додумалась выйти в коридор босой — уж бархатные башмаки из добротной дублёной кожи на каблуке, снятые с "дорогого гостя", девчонка, пускай поморщившись, но напялила быстро и без лишних слов. И на том, мать твою, спасибо.       В конце концов мне пришлось спрыгивать в «слепой зоне» без окон прямо с балкончика второго уровня вестибюля, а после, оказавшись внизу, ещё и ловить девчонку — у меня чуть позвонки не затрещали, когда в мои руки упало, казалось бы, такое хрупкое и миниатюрное тельце. Ещё бы, сорок или пятьдесят кило в свободном полёте, пускай тут и метров десять-пятнадцать, не более — масса плюс скорость… физика, подлая ты су…       А вот страхующий Сири последний член новоиспечённой команды, остановившийся по левую руку от меня, признаться, радовал меньше всего. По большей части из-за своего скверного вида… ну и сложно отрицать тот факт, что я его, мягко говоря, недолюбливал. А откровенно — на хую вертел, как того, кто всю эту ебанину и устроил. Вернее, устроила.       «Стой! Ты что задумал?! Остановись!»       «Не лезь мне под руку, придурок!»       Бывшему прецептору недоставало силёнок взять меня в захват как подобает, однако отвести целившийся прямо аккурат промеж женской груди выпад коротким лезвием танто мужчина таки успел, хоть и в последний миг. Клинок пронзил пустой воздух возле подмышки. Да так и замер — держащая рукоять танто рука была буквально заключена в цепкую хватку обеими конечностями Илая. Его лицо возникло в считанных сантиметрах от моего, широко распахнутые голубые глаза злобно и умоляюще одновременно заглянули в мои. Нерадивый, нарушивший некогда данные обещания ради своих прихотей ученик тем не менее бросился буквально на клинок, защищая бывшего учителя ценою своей жизни. Как нехарактерно для тебя, Илай, промелькнуло тогда в моей голове, отчего желание сопротивляться его выходке заметно поугасло.       «Она лишь хотела как лучше, ты не имеешь право судить её после всего, что натворил сам!»       «Всё сотворённое мною — результат её деятельности, Илай! Не завари она всю эту кашу — меня бы здесь не было вовсе! Не заставляй меня причинять тебе боль!»       Находясь в пограничном состоянии, Илай, к моему удивлению, перво-наперво ринулся открывать оставшиеся немногочисленные камеры, одну за другой, бегло заглядывая внутрь и с глухой матерщиной тут же подбегая к следующей. Пока ему не попалась искомая, где просочившийся внутрь свет от лампы выловил пристёгнутую цепями к стене неподвижную фигуру. Некогда яркие рыжие волосы свисали, затмив лицо, грязным потускневшим всклоченным мочалом. Под замызганной, местами порезанной и изорванной рубахой проглядывалась сероватая с алым оттенком ткань повязки — экзекутор, видать, не стал обходиться одними лишь отравленными иглами, как было с пацанёнком, здесь он оторвался по полной, — и обмотаны ею были как торс, так и частично руки. Дышит, огласил Илай с нескрываемым облегчением. И меня это совершенно не устраивало. Не после того, что мне пришлось пережить. Нам с Сири…       «Прекратите, вы оба, ведёте себя как дети малые!»       Мы с Илаем синхронно обернулись на возникшую в дверном проходе и серьёзным взглядом прожигающую взрослых, готовящихся перейти в открытое противостояние мужчин девочку. И оба не нашлись, чем на это заявление возразить. Самая младшая из нас троих… и упрекает нас, как мамочка нерадивых сыновей. Есть повод задуматься. Но уж точно не в тот момент.       «Я же велел ждать снаружи! — прорычал я наконец. — Что тут забыла?»       «Иллиан, прошу, опусти оружие».       «Ха-а?..» — Опешив от её просьбы… Нет, её твёрдый тон звучал скорей как скрытый приказ, вырвался из меня вздох негодования. В общем, я чуть не простонал вслух. — «Балда, ты хоть осознаёшь всю текущую ситуацию? Эта сука, она!..»       «Осознаю куда лучше, чем тебе кажется, — спокойно произнесла девочка, медленно приближаясь ко мне шаг за шагом. — И я сыта этим по горло не меньше твоего. Но Иллиан… хватит бессмысленной жестокости. Это ни к чему хорошему тебя не приведёт. Вспомни, ведь ты сам сказал, что она нам полезней живой, нежели мёртвой».       «Я много что говорил! — отрезал я, сплюнув на пол. — Но если подумать ещё раз, тебя и одной для этого вполне хватит. Одной смертью больше, одной меньше — какая разница? Зато какое удовольствие мне это доставит в процессе!»       «Ты, конченный психопат…»       «Псине слово не давали! — прикрикнул я на подавшего голос Илая и, сумев выдернуть руку из его хватки, что есть силы вдарил тому рукоятью в живот, вынуждая строптивого защитничка осесть на колени. — Сиди и послушно помалкивай, пока я не исправлю это недоразумение».       «Не слушаешь глас милосердия своего сердца, так хоть прислушайся к здравому смыслу, — не унималась Сири, успев подобраться ко мне практически вплотную. — Значительная часть горожан знает её, принимает и поддерживает. Если я правильно поняла твой замысел — с ней у нас куда больше преимуществ. А её смерть ничего тебе не даст. Хватит уже обагрять свой клинок понапрасну, ты лишь больше очерняешь собственную душу…»       Слабое тепло достигло груди, когда её ладошка коснулась ткани моего жилета, туда, где должно было находиться сердце. Ты правда полагаешь, будто я настолько мягкотел, чтобы меня растрогала столь примитивная манипу?..       Ч-что это… за внезапное чувство? Моё сознание словно поплыло, а в кончиках пальцев возникло приятное покалывание. Я помню эти ощущения. Ещё с тех давних времён, когда мы жили под одной крышей в гостинице. Н-не может… Чёртова связь, она восстанавливается? Ну ещё бы, когда она так близко ко мне! Это же… её чувства? Такие тёплые, нежные… хочется зарыться в них как в пуху и мирно задремать, не беспокоясь ни о чём. А-а-а-аргх, прекрати выводить меня из душевного равновесия, чтоб тебя!..       «Мне страшно от того, каким ты стал, Иллиан. Но ещё не поздно начать вновь поступать правильно. Пожалуйста… не делай того, о чём можешь впоследствии пожалеть…»       «Хр-р, ладно-ладно, я понял, — не выдержав такого давления, сдался я этому чистому добродушному, но лишившемуся былой невинности и обрётшему невиданную напористость взгляду и неохотно вернул оружие в поясные ножны за спину. — А ты всё ещё та заноза в заднице, малявка».       В конце концов, не могу же я расстраивать девчонку, когда я вернулся к ней чуть ли не с того света… для неё это, зуб даю, именно так и выглядело.       «Эй, женщина». — Присев на одно колено, я грубо, не рассчитывая силы, похлопал Шарин по щекам, дабы привести в чувство. Как-никак, я согласился лишь сохранить ей жизнь, а не быть вежливым и обходительным, верно? — «Не спи на твёрдом — геморрой заработаешь…» — Выругавшись от отсутствия какой-либо реакции с её стороны, я невольно вскипел и просунул указательный палец под повязку на торсе, прощупывая кожу на наличие хоть единой мало-мальски обширной раны. Одну такую нащупать удалось, уже начавшую образовывать струп, и я с садистским настроем сковырнул её, стремясь просунуть палец вглубь хотя бы на фалангу. — «Вставай, заебал, ёбаный ты шашлык!»       Маленькую комнатушку с единственным, под самым потолком, узеньким окошком пошатнул прорвавшийся сквозь пересохшие губы вопль, а следом тут же последовал судорожный сухой кашель. Болевой шок поднимет даже находящегося на грани смерти, бу-га-га-га-га! Успевший перевести дух после моего грязного удара Илай услужливо поднёс ко рту женщины незаметно спизженный из моей поясной сумки бурдюк с водой — вот же поганец, — и та принялась жадно поглощать освежающую жидкость. Рассудок ещё явно не восстановился, раз её совершенно не заботило, что половина воды оказалась на её рубахе и на полу. Или её до сей поры не кормили и не поили, что ли? Да пофигу.       «Лу… лу? — с трудом сфокусировав туманный расплывающийся взгляд на подобравшемся к ней Илае, невнятно пробормотала Шарин, что даже с моим слухом у меня оставались сомнения, верно ли я расслышал. — Ч-что… ты здесь?..»       «Как ты себя чувствуешь… — непривычно робко отозвался он, осторожно коснувшись пальцами бледных осунувшихся щёк женщины. И после глухо добавил. — Учитель?»       «Так, хорош уже мыльную оперу тут разводить, — отпихнув того в сторону, дабы не мешался под ногами, теперь уже я обхватил её… чёрт, нездоро́во холодящее лицо и заставил взглянуть мне прямо в глаза. В один из них, что ещё способен был видеть. И принялся нашёптывать так, чтобы это слышала одна лишь Шарин, но не Сири, не хочу осквернять её нежный слух подобной мерзостью. — Значится, так, дорогуша, слушай меня внимательно и отвечай ровно тогда, когда тебя спросят. Скажешь хоть слово не по делу — пущу кровь, не поведя и глазом. Не думаю, что тебе нужны доказательства серьёзности моих заявлений, верно?»       Злобно приблизившиеся к переносице брови и сощурившийся взгляд я воспринял как положительный ответ.       «Вот и отлично. Первое. Если я сохраняю тебе жизнь — ты обязана приносить пользу. Задержишь нас хоть на мгновенье — убью. Подставишь под удар меня или девочку — убью. Скажешь или сделаешь хоть что-то, что мне может не понравиться — убью. Если окажется, что от тебя не было никакой пользы и я тащил тебя за собой напрасно — вовсе изнасилую, выпотрошу и сожру, на хер, вместе с потрохами. И я ещё поразмыслю над порядком. Второе. То, что ты всё ещё дышишь — исключительно заслуга одной лишь маля… кхм, леди Сириен, она сердечно просила не убивать тебя, когда как мои руки так и тянутся к…»       Раздражённо вздохнув, я продолжил более спокойным тоном:       «Другими словами, твоя жизнь отныне принадлежит ей. После всего того, во что ты посмела впутать эту девочку — ты положишь жизнь на алтарь служения ей. Ни один волос не должен будет упасть с её белобрысой головушки, или за последствия я не ручаюсь — из-под земли достану, если потребуется. Я не спрашиваю твоего согласия. Я задам ровно один вопрос: ты всё поняла из вышесказанного?»       Я ожидал, что будут какие-то попытки сопротивления, тщетные, но всё же. Но вместо ответа та продолжила молча взирать на меня холодным, заметно оживившимся взглядом. За всё время, что я "задвигал эту телегу", она даже ни разу не моргнула, не то что пошевелилась. И дело не в страхе — я определённо не вызывал у неё ужаса и душевного трепета, — она попросту… изучала меня? Её взор был устремлён строго мне в зрячий глаз, будто всматриваясь в самое сокровенное, сокрытое глубоко внутри, возможно, в самой душе, если такова вообще существует. Чего она добивается? Это начинало постепенно раздражать, а я обещал ей жестокую расправу за любое действо, что могло мне не понравиться.       К счастью, надолго это не затянулось — мои пальцы уже думали подбираться к спрятанному за спиной танто, когда Шарин мягко прикрыла глаза и без лишних слов склонила голову, подавая всем своим видом, что принимает мой ультиматум. Ходишь по грани, женщина, мысленно сплюнул я и убрал руки от её лица. Я уже всерьёз начал сомневаться в верности принятого мною решения.       «Сделка заключена, — удовлетворённо прошептал я, попутно оттягивая вниз лоскут лицевой повязки со рта. Шарин недоверчиво наблюдала за моими манипуляциями, и стоило мне приблизиться своими губами к её, тут же предприняла попытку брезгливо отвернуться. Но оставшаяся на щеке вторая рука не позволила ей так просто "сбежать". — Не дёргайся, дура. В конце концов, это для твоего же блага».       «И…Иллиан?! — с нескрываемым изумлением прорезался девчачий голосок за моей спиной. — Ч-что ты?..»       «Раздери тебя Тамоно, как это понимать?!» — подхватил разгорячённо Илай, но хотя бы не осмелившись воспрепятствовать мне.       «Нет, постой…» — Или же сама Сири вовремя остановила мужчину, судя по её неуверенному, но заметно сбавившему в экспрессии тону, когда она заговорила вновь. — «Я не до конца понимаю, но… он передаёт ей часть своих жизненных сил».       «Что за безумие? — грозно прорычал тот, но всё же поддавшись её необычной спокойной ауре, судя по отсутствию звуков возни. Илай не вырывался и вообще не издавал характерного для движения шороха, учитывая постеленную вокруг сухую солому. — Как это возможно?.. С чего такие выводы?»       «Не знаю, — честно ответила девочка. — Я просто… чувствую, как силы постепенно покидают его тело. Не уверена, как лучше это выразить…»       «Гх… — скрежетнув зубами, звучно сглотнул он. — Пекло, точно, он ведь говорил что-то про какую-то связующую вас нить или вроде того… Ну и мерзость. Как ты только способна переносить… этого?..»       Я тебе ещё припомню «этого», как только закончится текущая ночь, мудила, в раздражении подумал я уже в настоящем. И тут же кратко мотнул головой, разгоняя неуместные эмоции: самое худшее, что можно сделать перед готовой сожрать тебя в любой момент напуганной, а потому неизменно агрессивной толпой светской элиты и вышедших вперёд адъютантов — поддаваться каким-либо эмоциям, будь то страх, гнев или сожаление, без разницы. Голова должна быть ясной.       Даже пребывавшая в не самом добром расположении духа от моего вынужденного псевдо-поцелуя, но зато преисполнившаяся сил и решимости, дабы стоять сейчас вместе с нами в полной готовности встретить врага лицом к лицу, Шарин, заметив мои кратковременные колебания, с фальшивой, но достаточно приветливой полуулыбкой кивнула мне. И как бы я сейчас ни относился к этой сучке — её товарищеский жест не смог оставить меня равнодушным. Твоя правда, дорогуша, отложим наши разногласия до поры до времени. Прикрой мою злосчастную тощую задницу на сей раз, а я прикрою твою. Вместе до конца.       — Полагаю, будет излишним говорить очевидные вещи, вроде «оставайтесь на своих местах, никаких резких движений, тогда никто не пострадает»… — осёкшись, я не удержался от краткого смешка и заключил. — Хм, всё же я это сказал, ну да и ладно…       — Что всё это значит?! — взревел кто-то из толпы мужским нахальным гонором.       — Это какая-то неудачная шутка по случаю приёма? — поддержали его женским надменным тоном.       — Всемогущий Канто, кто-нибудь, разберитесь уже с этим безобразием, — заметно тише пробормотал третий, на сей раз более глухим, старческим голосом, и тут же оживился, видимо, обнаружив решение. — Лорд Уоррен? Вы ведь являетесь ответственным лицом в отсутствие лорда Лоуренса — примите меры!       — Я не совсем… ох…       Я на удивление быстро углядел в толпе знакомую сконфуженную фигуру пожилого дворянина в торжественных тунике и плаще, что под давлением десятка взглядов не знала, куда ей деться и что от неё вообще хотят. Мне даже стало жаль старика — на всех собраниях, что мне довелось присутствовать, он всегда сидел тихо и неприметно, редко вставляя свои замечания, и ежели таковые озвучивались — зачастую имели дельный, правильный на мой взгляд посыл. Без шуток, не лишённый мудрости и здравомыслия человек. Вот уж с кем имеет смысл вести переговоры. Не с оставшимися же тремя сопляками — относительно Кингсли и Уоррена, разумеется, не меня, — я их вовсе не могу нигде найти, наверняка с перепугу забились глубже в толпу, подальше от неприятностей. Хе-х, правители хреновы… всё норовят спихнут на несчастного старика. Кого не больно-то и жалко в случае чего, верно? Что ж, их право. Вот только я не собираюсь вступать в переговоры.       — Не утруждайте себя, лорд Уоррен, — качнув головой, я повысил голос так, чтобы меня услышали все присутствующие, однако стараясь не перейти на крик: уверенные в себе, занимающие твёрдую позицию люди никогда не позволяют себе подобного. — При всём моём уважении к вам, мне нечего обсуждать ни с вами, ни с советом. Мы здесь, чтобы выдвинуть наш ультиматум приезжим, простой и безоговорочный…       — Какого пекла вы стоите, развесив уши?! — О, а вот и пресловутый совет оживился — этот гонор я хорошо запомнил ещё в день демонстрации на площади. Лорд Ториан, если не ошибаюсь. Трусливый честолюбивый сукин сын — он первый, кто поддержал моё предложение о силовом разгоне толпы на площади, да ещё в какой форме высказался. Ублюдок. И судя по характеру сказанного, обращался он несомненно к охранявшим их адъютантам. — Схватите предателей! А если потребуется — убейте на месте! Что эти отбросы о себе возомнили?!.       — Эти жалкие насекомые никогда не слушают, что им говорят, — вздохнул я. — Что ж, придётся сразу перейти к демонстрации…       В тот же миг спина почувствовала дуновение горячего воздуха, и я спешно отступил вбок, освобождая пространство. И весьма вовремя — в полуметре от моего левого плеча вперёд вырвался желтовато-оранжевый хлыст чистейшего пламени, заставивший всю нашу троицу прикрыть дыхательные пути от быстро распространяющегося удушающего жара. Сири, как и условились ранее, всё это время внимательно следила за моими спущенными по швам руками и своевременно среагировала на поданный в момент вскрика сигнал — я крепко сжал левый кулак. Уже к концу моей реплики она вывела нужный сигил и пропустила через него эрий, высвобождая смертоносный, но подконтрольный хозяйке огонь. Одного единственного удара хватило, чтобы пол перед рванувшими было в атаку адъютантами вспыхнул, вынуждая агрессоров отпрянуть назад. Бушующее пламя на удивление превосходно чувствовало себя даже на каменном покрытии, быстро распространившись вширь в подобие полукруга, держа на расстоянии адъютантов и защищая нашу четвёрку: не иначе как девчонка самолично контролировала его отсюда. Вот уж не подумал бы, что она добьётся подобных результатов.       Поразмыслив, что уже достаточно, я мягко коснулся плеча вставшей в стойку со страшно напряжённым сосредоточенным лицом Сири, и та, поняв меня без лишних слов, без труда развеяла технику — огонь исчез за считанные секунды, будто растворился в вакууме, оставив после себя лишь заметные следы копоти на полу. Наконец можно вздохнуть полной грудью.       И эта простая мысль посетила отнюдь не только мою головушку. В панике отдалившиеся от "стены" пламени дворяне утирали взмокшие лбы, откашливались, оправляли одежду и волосы… а кто-то просто с широко распахнутыми глазами взирал на почерневший камень. Адъютанты же и не думали сдавать позиции, разве что растеряв прежние намерения подобраться к нам — они будто загнанные в тупик, когда и выполнить поставленную задачу казалось крайне затруднительным, и отступить невозможно. Прямо как в байках про злых советских НКВД-шников, что стреляли в спину любому посмевшему убежать в страхе с поля брани красноармейцу.       — То было лишь предупреждением, — довольно похлопав девочку по плечу, я громко обратился к присутствующим, борясь с щекотанием в горле от витавшей в воздухе гари. — Второго раза не будет. Все заживо сгорим, если не прекратите глупить…       — Ты на удивление убедителен, воин в чёрном, — внезапно оборвал мою мысль кто-то из толпы, на сей раз спокойным, я бы даже сказал, каким-то праздным, беззаботным тоном, отчего под конец я и вовсе ожидал услышать громкий звонкий смешок, подчёркивающий его отношение ко всему происходящему.       Но мои ожидания не подтвердились. Вместо этого из-за спин адъютантов вышел один из гостей и размеренным шагом приблизился к нашей компании, подчёркнуто встав на непозволительно близком расстоянии, дабы иметь возможность говорить с нами лично, без участия всех остальных гостей. Этот парень либо глупец… либо прозорливее всех присутствующих в этом зале, подумал я, делая шаг ему навстречу. Не иначе как решил под шумок перетянуть инициативу на себя. Что странно, ведь гладкие черты его смуглого, карамельного оттенка лица выдавали в нём пускай не юнца, но ещё и не зрелого мужчину, не более двадцати трёх — двадцати пяти лет. Нечто наподобие халата, вышитого золотистыми нитями, обтягивали его плечи, вздёрнутые чуть в носках светлые кожаные сапоги, широкие, будто слегка вздутые, синие штаны с поясом… и демонстрирующий атлетическую фигуру с положенными кубиками брюшного пресса оголённый загорелый торс. Вот это он приоделся на банкет, ничего не скажешь, заморский дворянин явно у себя на уме.       И пока я с интересом разглядывал его странный, на мой взгляд, наряд, темнокожий дворянин вновь подал голос:       — И это несмотря на вашу столь шаткую позицию. Так что вы затеяли, господа? Я вынужден настаивать на незамедлительных объяснениях.       — Вы, верно, меня неправильно поняли, уважаемый, — опешив от такой наглости, я невольно скосил голову набок с недовольным прищуром. — Боюсь, вы все сейчас не в том положении, чтобы что-то требовать. Мы намереваемся выдвинуть всем присутствующим ультиматум, предоставить единственный шанс разрешить воцарившийся конфликт мирным…       Но мужчина, казалось, меня даже не слушал, лишь стоял со скучающим лицом… как вдруг неожиданно вытянул шею, заглядывая мне за спину, и тихо произнёс:       — Скверно выглядишь, Шарин.       — Самочувствие не лучше, — криво улыбнулась женщина, качнув головой. Мой строгий взгляд — признаюсь, я не ожидал такого развития событий, отчего, полагаю, мои эмоции прекрасно отразились на лице в момент разворота к ней — она ожидаемо проигнорировала, но хоть потрудилась идентифицировать для меня гостя. — Боюсь, сеньор Марон, всё пошло не совсем так, как ожидалось.       — Это я и сам вижу, — с нескрываемым разочарованием вздохнул парень, сцепив руки за спиной, и бегло оглядел оставшихся спутников, недвусмысленно задержав взгляд на малявке. — Хм, полагаю, эта девочка — та самая? Леди Сириен Ванберг, если не ошибаюсь. Не в такой обстановке я представлял себе наше знакомство.       — А вы ещё кто? — с вызовом, через силу выпалила Сири.       Её едва заметно, но потряхивало после использования техники… а может дело в банальном стрессе или адреналине. Так или иначе, на мужчину она смотрела с опаской, моментально выстроив между ним и собой ментальный барьер. У меня он также не вызывает какого-то доверия, не посмотри что человек явно свой… ну или как минимум не кажущийся препятствием. И правда, кто же ты такой, чёрт бы тебя побрал?..       Но в нашу милую беседу вновь встрял лорд Ториан, что уже отдавал приказ адъютантам — на сей раз его взрывной тон более напоминал натуральный поросячий визг:       — Проклятье, Марон, что ещё за тайные разговоры с этими отребьями?! Вы посмели якшаться с врагами города прямо за нашими спинами?! Ваша наглость преступает всякие границы!..       — Вот расшумелся-то, — со снисходительной ухмылкой тихо произнёс Марон, весело подмигнув нам.       И поднеся два пальца к губам, пронзительно свистнул, что эхо пронеслось по всему залу вплоть до высокого потолка.       — К-какого?..       Вскрик так и оборвался на полуслове, будто его владельца незамедлительно лишили жизни. Однако, стоило вконец зашуганной происходящим толпе расступиться, я отметил, что трое членов совета, всё это время прятавшихся в задних рядах, теперь покорно стояли на коленях, а за ними возвышалась разнополая троица из заморских гостей под стать Марону, в чьих руках поблёскивали полированным лезвием кинжалы. О как, мелькнуло в моей голове, гостям теперь позволительно носить при себе оружие на званном вечере? Или же их просто недостаточно хорошо осмотрели? ПрофессиАналы, блин.       — Будьте вы прокляты, кельигварские дикари! Я говорил, что Рагхарам доверия нет, говорил!..       — Великие пески, Аша, заткни ему чем-нибудь рот, он начинает меня раздражать, — обернувшись к своим людям, повысил голос Марон. — А на вашем месте я бы продолжил изображать статуи, — опомнившись, погрозил он пальчиком переглядывающимся между собой чёрным плащам, — разумеется, если сохранность их жизни для вас что-то значит.       С каждой минутой ситуация становилась всё запутанней. У меня закралось чувство, будто я здесь уже ничего не решаю. И это удручает, мягко скажем. Сейчас бы выпить чего горячительного…       — Рагхар? — неуверенно переспросила Сири. — Вы из того же дома, что и Галиб?       — Марон Рагхар ми’йа Эндо, — мулат слегка склонил голову в знак приветствия, — первый наследник семьи. Галиб является моим младшим братом. Кровным, если быть корректным — другие мои братья и сёстры, что сейчас усмиряют совет, преимущественно исполняют роль наших телохранителей и ассасинов, но для удобства мы вписали их как членов семьи… — Усмехнулся под нос. — Как раз для подобного рода случаев. Нынче никогда нельзя оставлять спину неприкрытой, в особенности на дружеских встречах. Сим юби он твой друг, а завтра…       Осёкшись, мужчина внезапно изменился в лице и перенёс своё внимание на Шарин, серьёзно спросив:       — Хм, меня сейчас мало интересует, что с вами в такой неблагоприятной обстановке забыла леди Сириен, однако не могу не спросить другого — где сейчас мой брат?       Так, а вот это уже опасно!       — А ну-ка притормози, красавчик, — не выдержав давления, я небрежно, но мягко подтянул Марона к себе за ворот халата и недоумённо прошипел в считанных сантиметрах от его лица. Какого вообще хрена они тут ведут светские беседы посреди… Блядь, у меня даже слов не хватает! — Это сейчас что такое было? Зачем вмешиваешь своих людей в это?       — Вы ведь явились сюда, чтобы схватить оставшихся членов совета? — просто пожал плечами мужчина с беззаботным видом. — Я лишь немного ускорил этот процесс, поскольку большинство как местных, так и приезжих лордов позасовывали языки поглубже в зад и теперь выжидают, раздумывая лишь над тем, как бы переложить ответственность на ближнего своего и остаться чистенькими самим. Я не знаю, каким именно образом вы собирались использовать угодивших вам в руки лордов-управляющих, могу лишь догадываться, судя по шуму снаружи. Но ваш нынешний ход раскусить оказалось делом пустяковым: вы собирались сыграть на людском инстинкте самосохранения, заставить присутствующих попросту отдать вам в руки этих четверых, обменять их жизни на собственные, так как вы наверняка пообещаете защитить их от безумного гнева толпы в случае сотрудничества, верно? О, не стоит делать вид, что вы самые умные, это далеко не так. В конце концов, среди всех присутствующих здесь гостей примерно две трети — это замаскированные телохранители, смею предположить, так же вооружённые не хуже моих людей. И дойди дело до сопротивления — какой-то дюжине даже наслышанных далеко отсюда чёрных плащей не совладать с полста не менее обученных ассасинов со всех уголков света. Собственно, как и вам, если все сочтут более здравым всё же встать на сторону совета. И даже эти миленькие фокусы с огнём вас не спасут, уж поверьте. Всем в этой комнате без исключения об этом прекрасно известно. Всем, по-видимому, кроме вас…       — Стало быть, отсутствующая со стороны гостей реакция на действие ваших людей — добрый знак для нас, сеньор Марон? — поняв, что погорячился, я отстранился пальцами от халата и услужливо оправил его. — Допустим. А вам что за дело?       — Не говоря о том, что у нас с этой женщиной заключён весьма выгодный для меня договор? — мулат озарил меня довольной белоснежной улыбкой. — Просто Галиб очень тепло отзывался о леди Сириен, и раз уж она оказалась в такой ситуации — мне хочется сделать всё возможное, чтобы она ушла отсюда на своих двоих. И всё же я бы посоветовал вам быть куда более убедительным, нежели сейчас. Я пользуюсь уважением лишь в Кель-Игваре, и прислушаются ко мне исключительно земляки. С местными лордами заигрывайте сами. В особенности с теми, кто наиболее приближен к вашей короне — их мнение окажет несравнимый вес на чашу весов в вашу пользу.       — На большее я и не рассчитывал, благодарю вас.       Я порывался было протянуть ему руку для рукопожатия, но вовремя спохватился: боюсь, наблюдающие за нами лорды этого жеста не оценят — в конце концов Марон Рагхар ми’йа Эндо никак с нами не связан… формально. И пусть пока всё так и остаётся. Судя по всему, этот мужчина из южных краёв довольно эксцентричен — его внезапный порыв занять не самую благородную сторону конфликта земляки могли и не посчитать чем-то странным, возможно, даже вполне обычным делом: придурь — она у каждого своя, это точно.       Оставив пока ненужные измышления, я напоследок обронил:       — Думаю, леди Сириен сумеет подобрать нужные слова. Её сердце пылает сильнее, чем давешний сотворённый огонь — эта девочка никого не оставит равнодушным.       — Искренне на это надеюсь, — возвратив лицу былую серьёзность, мужчина в последний раз бросил беглый взгляд на обомлевшую от моих слов белобрысую девчонку и демонстративно отошёл в сторону.       — Т-ты из ума выжил?.. — начала было она, когда мы наконец вновь остались наедине, окружённые лишь Илаем да Шарин. — К-какие ещё слова? Я же… я не…       — Помнишь, что ты мне сказала в тот вечер, когда я ушёл от вас? — крепко обхватив Сири за плечи, я опустился к ней лицом. — Про отца, про дворянскую честь и прочую… и многое другое? Меня взбесило тогда не то, что ты говорила, но как ты это говорила. Я злился оттого, что это было сказано страстно, уверенно, без тени сомнения. Так вот собери все свои тогдашние мысли и чувства воедино и вложи их в уста. Это лишь кажется сложным. Если ты будешь говорить так же искренне, от всего сердца — они тебя услышат, я гарантирую. В крайнем случае эта, — я стрельнул глазом в сторону Шарин, — тебя подстрахует, уж ей найдётся, что сказать по всей этой неурядице, я даже не сомневаюсь.       Справа донёсся сдержанный женский фырк — приму это за согласие, сладкая.       — Просто помни, что правда на твоей стороне.       Ободряюще хлопнув по плечу напоследок, я буквально вытолкнул девочку на "съедение" публики… по крайней мере так мне это представилось. Я просто ужасный человек, знаю, но тут ничего не попишешь.       «Мы все верим в тебя, — прошептал я одними губами в спину вышедшей вперёд, побледневшей и сжавшейся прямо на глазах, кажущейся такой маленькой на фоне всех этих обомлевших, но всё ещё выглядящих достаточно сурово и грозно рослых мужчин, белобрысой девочке в запятнанном кровью её врагов светло-фиолетовом платье, что она ещё каким-то чудом умудрялась официозно придерживать за подол. Она справится. Она обязана справиться. — Я верю в тебя».