***
— Ни хера ещё не закончилось!.. Ай! — не в силах побороть возбуждение от произошедшего, нервно взмахнул я рукой, отчего едва не влепил себе по лбу раскалённой кочергой. — Блядство!.. Никогда не умел управляться с этим дерьмом. — Я бы тебе помог, но… Скрючившийся на пыльном диване Илай недвусмысленно указал пальцами на выставленный рядом с его головой на пол ночной горшок. Когда действие наркотика начало подходить к концу и мужчину скрутило от брюшной колики с последующим приступом тошноты — естественная реакция "новичка" на голубую пыль, самому довелось помучиться когда-то, — ничего лучше примитивного переносного туалета в короткий промежуток времени найти не удалось. Страждущий же выглядел крайне паршиво и успел заполнить сосуд на добрую половину. Мда уж, мог бы и не говорить, и так прекрасно видно, что тебе не до того. Ладно уж, в любом случае дымоход с горем пополам прочищен — насколько хватило моего терпения, разумеется, — дрова нашлись довольно скоро в подвальных закромах, да ещё и не сгнившие в конец, с огнивом разве что повозиться пришлось и розжигом огня в целом, но после всего, что уже произошло, отопление и приведение одной единственной комнаты в божеский вид казалось самым настоящим отдыхом. — Ты так и не ответил, с чего взвинченный такой? — недовольно промычал из другого угла комнаты Илай, когда я, покончив наконец с бытовухой, развалился в первом попавшемся кресле, вытянув ноги, свесив руки и откинув голову на мягкую спинку. — Твой идиотский нелепый план всё же сработал, несмотря на вынужденные отклонения. Мы живы и целёхоньки, в тепле и уюте… Если ты беспокоишься за охраняющих дом адъютантов, то не стоит — большинство из этих ребят я собственноручно взращивал, я для них как отец или старший брат, мы можем на них положиться. До утра нам не о чем беспокоиться… — Вот именно, что до утра, — вяло огрызнулся я, даже не потрудившись поднять голову. Только пристроив зад на мягкой обивке, я понял, насколько же сильно вымотался за эти несчастные сутки: мышцы буквально сводило судорогой, а тупая ноющая боль отдавалась аж в зубы. — И оно ближе, чем ты думаешь. Допустим, "культурная программа" на завтра ясна как божий день: предсудебное заседание, контроль пищевого снабжения горожан… ещё бы не помешало привести эту дыру в божеский вид, раз уж нам тут теперь жить. Что у нас там ещё на повестке? — Переговоры с гостящими у нас лордами, в особенности столичными. — Ебануться, и это тоже? Ладно, возможно, оно и к лучшему — стоит как можно скорее утрясти все возможные формальности и недопонимания. Но речь не о том. Что нам делать дальше? Накуралесили мы знатно, а как теперь исправлять? Городское оснащение, инфраструктура, восполнение ресурсов, как вещественных, так и людских… Бабло, в конце-то концов, это ж сколько придётся бабла вытряхивать!.. Сука, а брать его вообще где?!. — Ты слишком много на себя берёшь, — попытался остудить мой пыл растянувшийся на диване и приглядывающий за камином Илай. — Это уже забота девчонки Ванберга и её новых управленцев, ты-то куда лезешь? Сделал дело — теперь гуляй смело. Какой толк сейчас размышлять о том, что к тебе не имеет никакого отношения? — Да ты, видно, издеваешься надо мной! — чуть не взорвался я в негодовании. — Не ты ли говорил, что не доверяешь судьбе и удаче? Мои поздравления, на сей раз удача оказалась на нашей стороне. Но это вовсе не означает, что мы можем доить её и дальше. А оставить дела целого, мать твою, региона на несведущую малолетку — это и значит испытывать судьбу! Твою мать, мы столько наворотили, что теперь во век не отмоемся! Нас сожрут заживо, если срочно что-нибудь не предпримем! Не только малявку — нас всех, блядь! Так что не думай легко отделаться! И ты, и та баба — вы оба у меня на поводке, не забывай! Либо мы выпутываемся все вместе, либо дружно пойдём ко дну! — Я лишь хочу сказать, — осторожно начал тот, демонстративно сменив тон с безразличного на дружелюбно-успокаивающий, — что не стоит лезть не подумавши в дебри, в которых ты совершенно не смыслишь. И совершенно не обязательно стремиться разрешать всё в одиночку. После совета по судебным тяжбам у нас намечено собрание как с приезжими лордами, так и главами местных общин и гильдий — вот там уже и будем думать. Благо на нашей стороне, вернее на стороне Шарин, как минимум торговая и ремесленная гильдии. Общими усилиями что-нибудь да придумаем. — Я уже, кажется, однозначно выразился на этот счёт, — понизив голос, но не избавив его от резких нот, произнёс я. — Хватит с меня игр под чужую ду-ду. Не для того я жопу рвал, чтобы всякий сброд пожинал плоды моих трудов. А вот лысого им на губы — теперь это наш с малявкой город. И я построю то общество, которое сам пожелаю видеть. С блэкджеком и шлюхами!.. — Блэк… что? Что за ересь ты несёшь?.. опять. — Забудь, не о том речь. В любом случае, я получил шанс не просто наладить собственную жизнь, но и, чем чёрт не шутит, изменить к лучшему жизнь всех остальных. И последнее, что я для этого буду делать — позволять очередным алчным мудакам закрепиться у власти. — Можно подумать, ты таковым не являешься. — Не стану отрицать. Но у меня хотя бы имеются некие амбиции, гораздо шире, нежели пустое набивание собственного кошелька. Имеется немало сомнений, но… Нет, определённо такой шанс упускать нельзя, стоит рискнуть. — Я так понял, моё мнение тебя всё равно не интересует, — заключил Илай, утерев рот после очередного опорожнения желудка, и неуклюже перевернулся на другой бок, уткнувшись лицом в спинку дивана. — Что ж, делай, как считаешь нужным, а мне надо передохнуть — ощущение, будто завтра я уже не проснусь… — В таком случае я тебя лично реанимирую, не переживай, — усмехнулся я. — Так просто ты от меня не отделаешься, приятель, придётся отработать по полной. Но тот меня уже не слушал, выдав невнятное бурчание в ткань набивки и закутавшись в накинутый сверху плащ — почувствовав себя лучше, страдалец решил отойти ко сну. Ладно, хер с ним, нет смысла лишний раз дёргать человека — всё равно толку от него сейчас… Впрочем, в чём-то он, возможно, и прав. Вернее, это я чересчур резко высказался по поводу «несведущей малолетки» — всё же Сири неплохо показала себя перед не самой радушно настроенной толпой дворян. Периодические глотания слов и запинки выдавали нервозность, но кто в такой ситуации вёл бы себя иначе? А эта девочка, будто прирождённый оратор, умудрялась прямо на ходу подбирать нужные слова, щедро сдобренные выразительными эмоциями и интонацией. Её мягкий голосок то срывался на гневный гонор, то опускался до горьких надрывных выпадов. Она не упустила из виду ничего, что имело хоть какое-то отношение к делу: репрессии, беспорядки, антисанитария, голод… смерть её отца и близких друзей. В какой-то момент мне показалось, будто девчонку окончательно прорвало и она попросту сваливала всё подряд в одно огроменную кучу, но выстраиваемая ею повествовательная цепь при этом и не думала рушиться, неведомым образом всё умудрялось умещаться друг с другом, что не возникало ни единого вопроса. Я уже хотел подать знак Шарин, дабы она вмешалась и немного приструнила разогнавшуюся малявку, но Сири внезапно поставила жирную безоговорочную точку в своём спиче пылким выкриком, сопровождаемым взмахом крепко сжатого кулачка: «Я больше не намерена терпеть подобный произвол и бесчинства власть имущих! Я наведу порядок в городе, что всем сердцем любил мой отец! Дам его жителям то, чего они заслуживают, даже если придётся поставить на кон собственную жизнь!» Подобные речи годятся больше для плебса, а не для искушённой образованной элиты, однако никто из присутствовавших дворян не выступил против — реакция оказалась весьма сдержанной, но достаточно тёплой, что уже не могло не радовать. У меня буквально от сердца отлегло. Казалось, ещё немного — и девчонка грозилась перегнуть палку в своих тирадах о бессердечных и самоуправных лордах: а кому понравится, когда его смешивают с дерьмом на публике, да ещё какая-то недоросль? Всё обошлось. Хвала всем местным богам, что в переговоры с горожанами вступила уже Шарин, на радость толпе выволочив связанных теперь уже бывших членов совета, заодно и прекратив ставшее бессмысленным противостояние с немногочисленной стражей и "чернышами", что по тем или иным причинам не сбежали, а даже умудрялись до тех пор уверенно держать оборону поместья, но, завидев пленных хозяев, тут же послушно сложили оружие. Переговоры Шарин с восставшими я наблюдал уже из окна, не решившись выйти в моей нынешней одежде… не говоря уже о том, что значительную долю дерьма этим людям принёс никто иной как я. Лучше мне лишний раз избегать контакта с возбуждённым и воинственно настроенным сбродом. Мне и без того было чем заняться… «Пришёл позлорадствовать над недалёкостью моего внука? — проводив равнодушным взглядом мою вошедшую и пересёкшую комнату фигуру, Харальд Кингсли терпеливо выждал, пока я присяду в соседнее с ним кресло, прежде чем задать роковой вопрос. — Я не заметил этого глупого мальчишку вместе с остальными на террасе… Ты убил его?» «С чего вдруг такая обеспокоенность? — устало вытянув ноги к горящему камину, я озадаченно уставился на него со сложенными на животе руками. — Разве тебе есть дело до совершенно постороннего для тебя человека?» «Вот как, — сочтя услышанное за положительный ответ, старик многозначительно вздохнул и вернул взор на дрожащее пламя. — Этого следовало ожидать. Ох, Арвин, этот дуболом вылитый ты…» «Не самое удачное время для мелодраматизма, старик, — без особого желания прервал я его ностальгические изыски. — Если ты ещё не понял, я здесь отнюдь не ради бахвальства…» «Тогда делай своё чёрное дело, да поскорее», — злобно прорычал тот, прикрыв глаза. «…И отнимать твою жизнь у меня намерений нет, — терпеливо закончил я прерванную речь. — Можешь проживать отведённые тебе юби в тишине и спокойствии в родном имении. Увы, но внутригородская собственность и капитал будут определены в пользу новой управляющей. Но я почему-то уверен, ты не стал бы хранить все имеющиеся сбережения здесь, предпочтя более защищённое место на собственной территории, так что потери вполне терпимые, не правда ли?» «Что у тебя на уме, мальчишка?» — старик неохотно устремил взгляд вновь на меня. Уже приготовившийся к смерти, его руки, отцепившись от подлокотников, заметно подрагивали — даже в таком возрасте, оказывается, люди могут страшиться неизвестности на той стороне. «Городской совет, — оставшись довольным такой сообразительностью, я подался торсом поближе к Кингсли-старшему. — Мне нужна вся имеющаяся у тебя на руках информация по всем заседающим в городском совете лордам. И под "информацией" я подразумеваю, разумеется, всяческие аферы, незаконные предприятия и просто грешки, вплоть до самых ничтожных мелочей, всё, за что можно уцепиться. Я знаю, ты держал совет в ежовых рукавицах также, как после это делал твой незаконно рождённый внук, чтобы была возможность надавить в случае острой необходимости. И меня интересует то, чем ты планировал их шантажировать. Да, и меня также интересуют все возможные сведения по лорду Ванбергу, не только возможные тёмные дела, но также и прозрачная деятельность, увлечения, досуг… Абсолютно всё, что у тебя есть». «А ты-то как связан с этим напыщенным индюком? — не совладал с удивлением тот и подался навстречу ко мне. — С городским советом ещё не сложно понять, но Гаррус?..» «А это тебя уже ни коим образом не касается, — с усмешкой парировал я. — Всё, что тебе надо знать: мне крайне важно понять, что это был за человек и как он пришёл к своему концу. Поможешь мне — я помогу тебе. Лучшей сделки я тебе не предложу, папаша». «Ну и во что ты опять решил ввязаться? — пробурчала некстати "проснувшаяся" в моей голове Наги. — Ты просто не можешь сидеть на жопе ровно, ведь так?» «А тебе какой кайф задавать ничего не значащие вопросы, на которые, к тому же, ты и так знаешь ответ? — огрызнулся я про себя, поминая её возможность считывать мои мысли ещё до того, как те окончательно сформируются. — Я откладывал это дело в долгий ящик лишь за неимением никаких зацепок, не говоря уж о куда более важных на тот момент заботах. Но нельзя оставлять всё случившееся на самотёк — эта история с убийством лорда Гарруса стала только запутанней, тем паче следует во всём этом разобраться. Если Кингсли и совет в этом не замешены — кто тогда повинен? Этот кто-то всё ещё может представлять для нас угрозу, если мы оставим всё как есть». «И чувства девчонки, конечно же, здесь ни при чём…» — язвительно протянул шипящий голос. «Уж перед тобой я всяко не намерен оправдываться, — мысленно отмахнулся я, елозя задом в мягком кресле. — У меня нет времени на подобную чепуху — исключительно практичный интерес». «Как ска-а-ажешь, — невинным — скорей уж в край издевательским — тоном протянула та. — Ты же сама прямота и честность, не так ли, Ильюша?» Ой, да в пизду. У меня уже нет совершенно никакого желания даже комментировать это. Я опустошён. Хочется выпить и забыться. И правда, хватит с меня этого дерьма. Город, граждане, дворяне… да и девчонка — пусть все дружно катятся куда подальше, мои полномочия на сегодня всё. Завтра. Всё завтра… — А-а?! Иллиан! — Сэмпай! Блядь, да как бы не так, ага. Ни минуты покоя! Девчата там опять что-то учудили. Пиздец, вы даже помыться спокойно не можете, чтобы не наделать шуму?! Я специально отбирал наиболее пригодную для жилья комнату поближе к ванной. Прям как сердце чуяло, что нельзя оставлять барышень без присмотра — они же все как дети малые. Технически, конечно, две из трёх и есть дети, но сейчас не об этом. И их взбудораженные вскрики были слышны даже через несколько дверей и коридор. Ничего не поделаешь, пришлось подрываться и плестись к ним. В момент приключения этой неразберихи я уже некоторое время как дремал, а посему меня нисколько не смутил тот факт, что… — Что вы тут устроили, вашу?!. Что я собираюсь ворваться в помещение, где в данный момент принимали водные процедуры три девушки самого разного возраста, внешности и комплекции. И две из них предстали предо мной совершенно нагие, невольно демонстрирующие все самые интересные мужскому взору места, блестящие от воды и частично облепленные мыльной пеной. Впрочем, с «интересными» я, пожалуй, загнул: одна, едва завидев меня застывшего в дверном проёме, тут же со всхлипом прикрыла свои комариные укусы и только-только начавшую обрастать редким волосяным покровом… кхм, ракушку, да; вторая, впрочем, вовсе не спешила прикрыть свои… чтобы у неё так ни было — на золотистом блестящем плоском торсе, лишённом характерных для женщины изгибов, с трудом удалось разглядеть разве что два тёмных пятнышка, где должна быть грудь, а ниже… боже, и зачем я вообще это разглядываю?! — вместо этого малышка-эльф активно жестикулировала себе под ноги и что-то неустанно пыталась мне втолковать. Но до меня ни слова не дошло — начавшая было одолевать сонливость и неожиданная близость к, бог ты мой, голой Сири напрочь выбили из меня дух, что мне потребовалось несколько секунд на переосмысление происходящего. — …что ты встал, идиот?! Сделай уже что-нибудь! — прорезались наконец для моего слуха разъярённые вопли малявки, что вдобавок додумалась ещё и тактично прикрыть собой Саю, выступив вперёд. — Сирену убавьте уже, фансервис для лоликонщиков, — встряхнув головой, поспешно отмахнулся я и сместил взор вниз, куда мне указывала малышка. — Что за херь? Я вынужденно опустился одним коленом прямо на залитый водой каменный пол, дабы получше разглядеть лежащую у моих ног бесчувственную неподвижную Шарин. — Она вдруг просто завалилась набок и потеряла сознание, — начала пояснять присевшая на корточки рядом с женщиной Сая. — Всё было хорошо, тётя Шарин вела себя вполне бодро, но… Трудно понять, жива она или нет, учитывая нагретый в помещении воздух от исходящего из наполненной ванны пара — кожа женщины ожидаемо имела приятный розоватый оттенок. Пришлось перевернуть на спину, дабы послушать сердцебиение. Хм, а у неё отличные…ый сюжет, да, именно. Насыщенный такой, объёмный. Что даже хорошо проглядываемые на коже тут и там шрамы, некоторые идущие прямо над чашечками, не сильно-то и портили вид — естественную красоту всё же так просто не отнять… даже возрасту. Ну ладно, ребячество оставим на потом. — Сердце бьётся, — отметил я, прислонившись ухом к груди и старательно вслушиваясь в работу главных органов жизнедеятельности. — Дыхание кажется ровным. Ни хрена не понял. Она будто… «Уснула, — заключила ход моих измышлений Наги. — Переданная нами энергия чужеродна и ожидаемо надолго в ней не задержалась, окончательно выветрившись по прошествии времени. Вот она и упала в обморок, лишившись сил. Ничего серьёзного, отоспится — и будет как новенькая». «Могла бы и раньше об этом предупредить, — недовольно поморщился я. — Только девчат переполошили этим… Блядство, Сири меня за устроенное с говном завтра сожрёт». «Ещё скажи, что тебя против твоей воли потащили сюда и заставили пялиться на…» — Эм, в общем, — попытавшись заглушить нелепые выпады Наги в свой адрес, я усиленно закачал головой, попутно обращаясь к девчатам, — подайте мне уже кто-нибудь полотенце там или ещё какую ткань. Надо завернуть её и отнести в комнату — ничего страшного, она просто сильно вымоталась, не рассчитала нагрузок, ну и вот… — Да поняли мы, поняли! — вместе с гневным девичьим выкриком прямо над ухом мне в голову прилетело неожиданно тяжёлое и огромное, сложенное в четверть, полотно ткани. — Забирай её и проваливай уже, озабоченный! — Так сама же позва… — Вздохнув, я решил не препираться и принялся молча заворачивать женщину в ткань. — В следующий раз сама разбирайся со своими проблемами в таком случае… истеричка.***
Мы всё же умудрились проспать. Беспокойная ночь вчетвером в одной комнате сумела оставить неизгладимый отпечаток на всех нас — пришлось ютиться на услужливо приволоченных Иллианом из соседних помещений креслах, поскольку пребывавшая всё это время в ветхом и безжизненном состоянии усадьба отца, казалось, впитала в себя весь леденящий холод ушедшей Фуго, а растапливать для всех отдельные комнаты ни у кого уже не было как желания, так и физических сил. Нещадно слепящее глаза солнышко было высоко-высоко над головой, и даже частые, проплывающие поперёк него облачка не облегчали наше пребывание на улице. Но, как ни странно, я пребывала в более чем радужном расположении духа, ведь меня наконец избавили от этого стесняющего движения, продуваемого в самых невообразимых местах, да в добавок столь ядовитого пурпурного оттенка церемониального платья. Похоже, отвыкла я от цветастых и ярких нарядов — выданные мне Иллианом мои же собственные повседневные плащ с рубахой и штанами, невесть как оказавшиеся в усадьбе отца, наполняли меня простолюдинской праздностью и простотой. Как я поняла, Иллиан послал какого-то знакомого мальчишку в пансионат к тётушке Руми, откуда доставили не только наши с Саей вещи, но и выпросили пожитки для Шарин с Илаем — их одежда, как и моё платье, безбожно пропитались кровью и потом, что и дюжина служанок не смогли бы привести их в человеческое состояние. Прощай, моё последнее напоминание об ужасной ночи. Не могу сказать, что расстроена по этому поводу — его всё равно негде было бы носить, учитывая мой нынешний образ жизни. А от того же солнца вполне спасал глубокий, натянутый до самого носа капюшон, правда длиннорукавная рубашка с кожаным колетом поверх, напротив, вынуждала страдать от жары. Зато внушала чувство защищённости, и его я не променяю ни на что. Благо наш путь с небольшого холмика, где и расположилось большинство поместий самых богатых и влиятельных дворян, включая дом моего отца, не занял много времени, и наша группа в окружении доверенных этому грозному и пугающему на вид мужчине — Илаю — чёрных плащей вскоре ступила на вымощенную красивой каменной плиткой центральную городскую площадь. У меня до сих пор мурашки от этого места — перед глазами то и дело представала картина с бесчисленным множеством окровавленных тел и сыплющимися на голову стрелами. Ныне же это место кипело привычной, казалось, давно забытой всеми жизнью: лавочники вовсю натягивали тенты на свои вновь собранные торговые лавки-палатки; то тут, то там сновали их подручные с товарными тележками, проделывая нелёгкий путь от самого порта, где, по-видимому, торговая гильдия уже успела вскрыть собственные резервы провизии, учитывая количество мелькающих повсюду тележек… как и обилие присутствующих на площади простых горожан, в нетерпении занявших очереди у тех или иных прилавков. И немудрено — проглядывающиеся в толпе, рвущие глотки глашатаи призывали людей к порядку и настоятельно заверяли в обилии провианта. Трудные времена позади, и как минимум с голодом отныне покончено, чему все несказанно радовались, вновь открыто улыбаясь и свободно общаясь друг с другом, как в старые добрые времена. И практически все, с кем сталкивалась наша четвёрка, радушно приветствовали меня или Шарин, выражая как тёплые пожелания будущего, так и скорбь по событиям прошлого. Я до сих пор не отошла от потрясений, испытанных от этих, как выразился Иллиан, «переговоров», что в голове образовывалась откровенная каша, и мне ничего не оставалось, кроме как улыбаться окружающим в ответ и вежливо благодарить за оказанное внимание… когда же внутренне я буквально сжалась до неприличных размеров, готовая с головой уйти под землю — всё происходящее до ужаса пугало и заставляло нервничать. Великие боги, да как можно быть готовой к… к такому?! — Не трясись ты так, — внезапно мне на плечи опустились две грубоватые мужские ладони, а левое ухо защекотало тёплое дыхание. — Бо́льшую часть я возьму на себя, от тебя же требуется лишь выглядеть как можно более уверенно и величественно. Скоро всё это закончится, и ты сможешь продолжить бездельничать. — Т-тебе легко говорить, — сердито прошипела я, боясь быть услышанной посторонними. — Не на тебя ведь будут обращены тысячи взоров, ловящих каждое твоё слово… П-погоди, и что значит «бездельничать»?! Приобнявший меня за плечи Иллиан намеревался было выдать свою очередную остроту, по обыкновению лишённую даже намёка на юмор, как вдруг он выпрямился и кратко махнул рукой кому-то впереди. Кого он там завидел? Из-за толпы не удавалось ничего разглядеть, сколько я ни вытягивалась — до чего же неприятно в такие мгновенья лишний раз вспоминать о своём недостаточном, чуть ниже среднего, росте. Надо было как следует питаться, как мне постоянно сетовала Розалин. Интересно, я всё ещё расту или предел уже достигнут? Ну и вздор, мне всего четырнадцать, конечно же я ещё подрасту! Куда же я денусь?.. правда?.. Ой, о чём я только думаю в такой момент? Ох, ну вот, пожалуйста — этого уже и след простыл, стоило только отвлечься на миг… Как и Саи. Куда они оба ушли? Бога ради, хоть бы известили меня, прежде чем вот так исчезнуть. Я ведь ещё утром просила его быть всегда рядом, как и вести себя в рамках приличия и не распускать язык — теперь всё иначе, при этих людях нельзя говорить, что вздумается. И что в итоге? Ни слова! Ни единого, Тамоно вас раздери, слова я от них не услышала! И как это только понимать?! — Маленькая госпожа, не нужно так распаляться, — послышался рядом чересчур задорный голосок Шарин. Я что, это вслух сказала?! Н-нет, не похоже… ох, у меня, небось, всё на лице сейчас написано, да? У-у-у… — Ваш горе-подручный встретил какую-то ораву детишек, и они вместе с малышкой эльфом выдвинулись к ним навстречу, сейчас общаются в сторонке. Не волнуйтесь, думаю, они скоро нас нагонят, а нам нужно… — Я не маленькая! — О нет, а вот это я определённо сказала вслух! Да ещё так громко! Вот же стыдоба, да что это со мной такое? Почему я вся как на иголках?! — П-прости, я не хотела… я же просила его быть более ответственным, а он… Ах, просто забудь. Идёмте уже быстрее — хочу поскорее скрыться в теньке. — Да и подолгу находиться средь толпы не больно-то безопасно, — недовольным глухим тоном пробормотал Илай, что ни на мгновенье не переставал крутить по сторонам головой, невзирая на ярко выраженную в глазах вялость. Мужчина так до конца и не окреп, и тем не менее изъявил рьяное желание идти вместе со всеми, ныне проявляя похвальное рвение и бдительность. — Ничего ещё не закончилось, покуда некоторые из министериалов бывших лордов-управляющих могут всё ещё находиться на свободе, нам следует сохранять бдительность. Вот когда их всех настигнет виселица или что похуже… — Это уже решать не нам, — категорично качнула головой я, оборачиваясь к нему лицом. — Я не поддерживаю самоуправство и не собираюсь начинать своё восхождение с… бесчинствующей расправы. Всех участников без исключения будет ожидать справедливый суд в лице избранных народных присяжных и представителей закона и общественного порядка. Разве не этого мы добивались изначально — справедливости? — Вы теперь главная, наследница Ванберга, — пожал плечами закутанный в светло-коричневый плащ мужчина, мгновенно растеряв всякий интерес к толком и не начатому разговору. — Действуйте, как считаете разумным. У-ух, этот мужик просто невозможен. Они оба невозможны. А этот ещё и смотрит на меня как на пустое место, хотя и служит мне… или нет? Он ведь всё то время был на стороне Иллиана, значит и на моей стороне тоже. Вместе с этим он является… или являлся?.. одним из представителей городской власти — прецептор, верно? Но принял противоборствующую сторону, тем самым уже перестав являться этим самым представителем? Но ведь власть теперь в моих руках. Или ещё нет? Официальная церемония ещё не проведена, меня не утверждали. И кто же я сейчас, выходит? Всё ещё мятежница? В таком случае о какой законности судебной процедуры может идти речь? И как действующие представители властных структур будут реагировать на выскочку, вроде меня? Их тоже придётся смещать или возможно урегулировать этот вопрос мирным путём? Как же всё сложно, моя голова… — Леди Сириен, возьмите себя в руки, — сменив радушие на строгость, подтолкнула меня в спину Шарин, вынудив продолжить прерванный путь. — До начала собрания не так много времени, и вы покажете себя не с лучшей стороны, опоздав в первый же свой юби в качестве управительницы. Ну а какой у меня оставался выбор? Возможно, и не я заварила всю эту кашу, однако расхлёбывать придётся именно мне — на меня уже успели повесить всё, что только можно… и что нельзя тоже: как власть, так и ответственность за неё. Хорошо все устроились — получат, что хотят, при этом особо не заботясь, чего это будет стоить тому, кто всё преподнесёт им буквально на хилотриновом блюдечке, — и добавить нечего.***
— Великие пески, как чуяло моё сердце… я не должен был отпускать его одного… — Ещё раз примите мои глубочайшие соболезнования, сеньор Марон. Уже в третий раз я глубоко раскланялась перед усмирившим наконец свой южный взрывной темперамент смуглым мужчиной, что до нашего появления чуть не разорил один из совещательных залов управленческого поместья, в щепки разнеся несколько стульев и едва не опрокинув массивный книжный шкаф: его братья-телохранители с переменным успехом сдерживали ретивого господина совместными усилиями с ожидавшими нас дворянами. Известие о смерти младшего сына дома Рагхар достигло ушей старшего ожидаемо быстро, едва утренний свет озарил улицы города. К своему величайшему стыду, все последующие после смерти Галиба события напрочь вытеснили всякие переживания и скорбь по утрате моего новообретённого… теперь уже потерянного супруга, что не могло не жалить меня в самое сердце — я та, из-за кого этот молодой амбициозный и чистосердечный юноша канул в пучины Забвения. Но ещё бо́льшую боль приносило осознание, что его убийцей был человек, воспринимаемый мною как самый близкий и надёжный из всех возможных… из тех, кто всё ещё жив. И хвала Канто, что Иллиан всё ещё не нагнал нас — не знаю, как бы я сейчас реагировала, когда все мысли сводились бы к одному: передо мной человек, потерявший, как я понимаю, своего единственного и горячо любимого кровного брата, а рядом со мной стоял бы тот, кто лишил этого самого брата жизни. И одно неосторожное высказывание приведёт к ещё бо́льшему насилию, кровопролитию и ненависти. Так не должно продолжаться. Больше никаких смертей. Я не хочу выбирать между дорогими сердцу и важными для процветающего будущего людьми. Нужно положить конец этой порочной цепи раз и навсегда. До чего же мерзко даже думать об этом, но… придётся прибегнуть к любимой практике Иллиана: лжи во благо. — Было темно, и воцарившийся в комнате хаос не позволил мне разглядеть лицо убийцы вашего брата, — с трудом унимая дрожь в голосе, кротко проговорила я, когда долгожданный вопрос сорвался с уст медленно подобравшегося ко мне старшего сына семьи Рагхар. — Мне очень жаль, что так вышло. Галиб проявил необычайную доброту и понимание ко мне и моему положению, за что не могу прекратить восхищаться его персоной, как и неистово горевать от его преждевременной кончины. Говоря откровенно, не могу сказать наверняка, смогла бы я когда-нибудь возжелать его как возлюбленного, но моё почтение, как жены к своему мужу, будет теплиться на сердце до конца моих юби. Можете мне не верить, сеньор Марон, но это правда. И клянусь прахом своего отца — я приложу все усилия, дабы установить личность убийцы и подвергнуть его справедливому суду. — Суд? О нет, — оживившись, мужчина затейливо покачал указательным пальцем прямо перед моим носом. — Это уже дело семейное, не общественное. При всём уважении к вам, леди Сириен, но на моей родине подобные эксцессы решаются в индивидуальном порядке. Можете играться в правосудие сколько угодно здесь, в своём городе и со своими людьми, но убийцу моего брата вы доставите лично мне в руки, и приговор ему будет выдвинут исключительно моим клинком. Мы поняли друг друга, маленькая госпожа, или у вас имеются какие-то возражения? — Н-но… — чуть не сжавшись под его пламенным напором, я всё же сумела взять себя в руки, поминая моё нынешнее положение: негоже правителю целого города и прилегающих земель трепетать перед чужаком. Коему я несомненно обязана и сделаю всё возможное, дабы отплатить достойной монетой… И всё же чужаку, что стоял сейчас на моей территории. В моём управленческом поместье. В моём, раздери всех пятеро, городе! — Это вопиющее варварство! При всём уважении к вам, сеньор Марон, но я не могу дать своего дозволения на вендетту в моём городе — это противоречит местным законам, а стало быть я вынуждена настаивать… — Местные законы? — грубовато процедил тот, с хмурым видом нагнувшись ко мне; наши лица предстали в считанных дюймах друг от друга, а взгляды обоюдно прожигали оппонента насквозь, выясняя, кто окажется наиболее слабохарактерным и быстрее сломится. — А как насчёт наших законов, госпожа Ванберг? Для вас традиции Кель-Игвара — пустой звук? Выходит, окажись вы в моих землях, я бы мог без всяких зазрений совести угнать вас в рабство по праву сильнейшего, ведь ваши законы о свободе личности не значат у нас ровным счётом ничего, как и ваши дворянские писульки и фамильные грамоты. Слова, не подкреплённые деньгами и властью, — это просто слова, моя дорогая. И отсутствие толстого кошеля или армии головорезов за спиной вмиг сделало бы вас не более, чем уличной бродяжкой-попрошайкой… или рабыней. Что вы скажете на это, леди Сириен, вас бы устроили такие порядки? — У вас наличие или отсутствие общечеловеческих прав зависят от имущественного достатка и силы? — мне стоило больших усилий скрыть пренебрежение, пока я сухо вопрошала, не сводя глаз с каменного смуглого мужского лица. — Не кажется ли вам это излишне циничным, сеньор Марон? — А у вас они зависят от наличия соответствующих бумажек — разве это в чём-то превосходит наши ценности? — ухмыльнулся тот в ответ. И его неожиданное замечание оказалось более чем резонным: дворяне обладали куда бо́льшими правами, чем простолюдины, это правда. И пропасть между ними, несмотря на отсутствие рабства, всё же была достаточно великой, я не в силах с этим поспорить. — Если вы и впрямь вознамерились управлять одним из процветающих, перспективных и передовых городов, я бы на вашем месте начал мыслить более глобально и расширять границы своего мировосприятия. Ведь ваши юношеский максимализм и неумение идти на компромисс могут значительно сказаться на отношениях с людьми, которые могут быть весьма полезны вам, леди Сириен. Не говоря уж о тех, кому вы обязаны жизнью. Это крайне недальновидно даже для такой незрелой и несмышлёной девочки, как вы. Н-несмышлёной?! У меня чуть вена на лбу не вздулась, а губы невольно скривились в гневе. Я всё понимаю, он в трауре и не может найти себе места, наверняка считая себя обязанным отомстить за младшего брата, коего должен был оберегать — я слышала, что на юге очень сильно развит культ семьи, где старшие пожизненно оберегают и заботятся о младших, а младшие чтут и слушаются старших. Это не лишено благородства. И всё же, если я пойду на уступок и позволю свершиться… убийству, вот именно! Давайте называть вещи своими именами: это никакое не правосудие, а самое что ни на есть убийство. Чем Марон Рагхар в таком случае будет лучше Иллиана? Нет, я верю, что Иллиану ещё не поздно искупить все совершённые им злодеяния, ибо совершены они во имя благой — я надеюсь на это — цели. Но является ли таковой месть? Проклятье, а как я могу решать, что является благим, а что нет? Властен ли человек решать подобное вовсе? Нет, есть вещи, которые должны оставаться на усмотрение одним богам. Что мне в таком случае ответить? Я оказалась в глубокой яме собственных измышлений, и понятия не имела, как из неё выбраться. — Хорошо, леди Сириен, вы чтите закон и имеете строгую мораль с обострённым чувством справедливости, это достойно похвалы, — выпрямился мужчина, принимая горделивую осанку и смягчённое выражение лица. У меня укоренилось недоброе чувство, что он, каким-то образом уловив мои колебание и нерешительность, воспринял моё молчание как символ собственного превосходства… — Но вы забываете о долге перед покойным мужем. — И решил добить меня окончательно тем, чего я боялась больше всего. — Вы стали частью семьи Рагхар, и ваша собственная честь отныне зависит также от нашей чести. Если вы не почтите память Галиба отмщением за него — мы будем вынуждены применить соответствующие меры, как того требуют наши законы. И могу вас заверить, госпожа Ванберг, вам они отнюдь не понравятся. Боги, и что я могу на это ответить?! Я должна восстановить закон и принести городу заслуженные порядок и благополучие, и учинение расправы во имя мести меня к такому определённо не приблизят. Но и посрамить память Галиба с моей стороны выглядит ужасным поступком, не достойным верной и благочестивой жены. Как мне разорваться?!. — Ну и ну, — ехидно пропел из-за спины знакомый, невзирая на обретённую охриплость, мужской голос. И появление этого парня в такой ответственный момент не предвещало ничего хорошего. — Большой грозный мужик запугивает маленькую девочку. Ай-яй-яй, господин Рагхар, стоило бы вести себя чуток сдержанней… Деликатно отстранив меня с пути, Иллиан с невинной улыбкой приблизился к Марону, что уже открыл было рот, дабы возразить, когда парень оборвал его потуги беглым заключением: — И не хочется вас расстраивать, но леди Сириен не состоит с вами ни в каких родственных отношениях. — Что? — не сдержал своего изумления смуглый мужчина, вопросительно поглядев сперва на меня, после на молча наблюдавшую за нашей перепалкой Шарин, затем вновь вернув недоуменный взор на Иллиана. — Как это понимать? Бракосочетание засвидетельствовал официальный представитель церкви, и все положенные бумаги были составлены… — Ага, всё так, — непринуждённо развёл руками Иллиан, — вот только консуммировать не успели: наша юная госпожа всё ещё девственница… — Иллиан! Я чуть не захлебнулась от возмущения. Произносить что-то настолько смущающее при посторонних! Да как таких людей земля носит?! Но тот на удивление ловко сместился в сторону от моего резвого пинка и продолжил как ни в чём не бывало: — И любая церковь признает подобный брак недействительным в связи с отсутствием основополагающих брачных отношений. Разве нет? — Это правда? — глубоко вздохнув, размеренным тоном спросил Марон, предположительно, меня, при этом продолжая пристально глядеть на беззаботно переминающегося с ноги на ногу парня с ожогом на пол-лица, кой тот умело прятал в тени капюшона. — Да, — проглотив гордость, вымучено ответила я. Выворачивать грязное бельё напоказ — что может быть хуже для знатной дамы?.. — Галиб умер прежде, чем… чем всё случилось. Я целомудрена. — Понятно, — холодно произнёс он. Развернувшись на месте, отчего взметнувшиеся полы его плаща обдали меня прохладным ветерком, Рагхар медленно возвратился в противоположный угол помещения к своим людям, что тут же услужливо подставили своему господину стул. По последовавшему скрипу деревянного каркаса явственно ощущались пережитые мужчиной усталость и разочарование. Пускай я и не разделяла его чувств — по понятным причинам, поминая его бесчестную попытку воспользоваться струнами моей души, — но понимание оных пробирало меня насквозь. Мне в какой-то миг стало стыдно за чрезмерно грубое и бесцеремонное поведение Иллиана, и всё же он сумел вытянуть меня из образовавшегося капкана, за это я ему благодарна. Но во имя пяти божеств, когда же он научится проявлять хоть толику учтивости?! Я не намерена краснеть за этого олуха всю оставшуюся жизнь! — Ну будет вам, господин Рагхар, в качестве невестки она бы создала куда больше проблем, нежели принесла пользы, с её-то характером, у-у-у… — уйдя из-под моего последующего удара танцующими движениями, снисходительно протянул Иллиан и с ребяческим выражением лица украдкой подмигнул мне. Вот же шут театральный! Он ещё умудряется резвиться в таких обстоятельствах?! Я вовсю раздумывала над тем, чтобы грубой силой выставить дурачка за дверь, но тот уже оказался рядом с Мароном, прильнув спиной к стене и деловито сложив руки на груди. — Ну а что касается обсуждаемой проблемы, насколько я могу судить из услышанного, то… не вижу никаких препятствий, чтобы мы не могли пойти вам на небольшой уступок. — Что?!. — только и вырвалось у меня: остальные мысли мгновенно смело окатившим меня с ног до головы натуральным кипятком праведного негодования. — Вы сейчас произнесли именно то, о чём я подумал? — недоверчиво покосился на парня Марон. — Не знаю, ведь читать мысли я не умею, — усмехнулся под нос Иллиан. — Но ежели месть за брата — это всё, что вам нужно, то я лично передам убийцу в ваши руки. Как только его вычислят, разумеется, просто дайте нам некоторое время. Человек, что должен был поддерживать меня… Нет, хотя бы просто оставаться на моей стороне, что бы ни произошло — он сейчас с такой простотой… подвинул меня на задние ряды? Нет, ещё хуже. Он буквально растоптал в пыль все мои принципы и убеждения! Просто посмеялся мне в лицо и решил действовать по-своему!.. Да кто ты есть вообще?! Что ты, пекло тебя поглоти, себе позволяешь?!. — Прошу вас, будьте благоразумны, — тихо прошептала на ухо приобнявшая меня за трясущиеся в гневе плечи Шарин. — Я более чем разделяю ваши эмоции, но вынуждена согласиться с… этим: нам необходимо сперва заиметь поддержку как можно бо́льшего количества влиятельных людей, а это неизбежно ведёт к поступлению некоторыми принципами в угоду их собственным интересам. Просто помните о тех, кто в вас нуждается, ради кого и чего вы всё это делаете. — Тогда в чём состоял замысел? — глупо пробормотала я в ответ. — Если всё продолжится, как и было раньше. Какой прок от смены актёров, если спектакль и сцены те же? — Сперва укрепите свои позиции в самом театре, — подхватила мою завуалированную мысль Шарин. — Завоюйте сердца зрителей и добейтесь расположения патронов. Только сильные могут менять жизнь вокруг себя. Когда вы наберёте достаточно силы и влияния — тогда вы и сможете поменять устоявшиеся порядки, как сами того пожелаете. Самое трудное здесь — вовремя сойти с приевшегося пути, в момент, когда появляется возможность навязать собственные правила игры. Не миритесь с этим, леди Сириен. Сносите всё молча, до поры до времени, но в нужный момент не забудьте нанести решающий удар. Я в который раз убедилась, что подобные хитросплетения и уловки совершенно не для меня — от всех этих слов невольно чувствовала себя грязной, опороченной. Интересно, чувствовал ли себя похожим образом отец, каждый раз покидая родное гнездо и отправляясь в это злачное место? Нет, город в целом таковым, разумеется, не являлся, но участие во всех этих государственных интригах делало ужасным само пребывание в нём. Если поутру меня терзали неуверенность и страх перед неизвестностью, отчего невольно возникало желание сбежать как можно дальше, то теперь оно подкреплялось скорей отвращением. Нужно покончить со всем как можно быстрее — сил моих больше нет. Даже думать претит, какого бедолагу Иллиан намеревается выдать за убийцу Галиба. Кто бы это ни был — бездомный бродяга или закоренелый душегуб, — ему придётся ответить за чужое преступление. И с какой стороны ни взгляни — это отвратительно. Не хочу в этом участвовать, разбирайтесь сами, без меня. — Надеюсь, вы уже уладили здесь все свои дела, сеньор Марон, — сцепив руки за спиной в попытке унять волнительную дрожь, повышенным размеренным тоном прервала я бурные обсуждения тет-а-тет между иноземцем и Иллианом, что, на удивление, общались довольно легко и непринуждённо, будто давние приятели. И это почему-то злило не в пример сильнее, чем бесцеремонное вклинивание в важные переговоры моего слуги, что вовсе должен был стоять позади и помалкивать… после того, что натворил-то. — В противном случае я вынуждена настаивать на отложении оных до завершения судебных тяжб, мы и без того заставляем благородных господ ждать. Приношу свои извинения, если прозвучало бестактно. — О, что вы, я всё понимаю, ведь все здесь собрались именно для этого, а я грубейшим образом ворвался в чужие владения и доставил столько хлопот, — многозначно кивнув напоследок своему собеседнику, смуглый мужчина поднялся со своего кресла и одарил меня тёплой и, что более странно, достаточно искренней улыбкой. Жестом руки призвав телохранителей следовать за ним, Марон учтиво поклонился присутствующим дворянам и, поравнявшись со мной плечом к плечу, украдкой обронил по пути на выход: — С нетерпением буду ждать вашего первого официального приёма в качестве главы города, леди Сириен. Желаю удачи. Дверь со скрипом затворилась за моей спиной, и только после я позволила себе облегчённо выдохнуть. Но тут же поспешила наградить беззаботно пожавшего плечами Иллиана испепеляющим взором и беззвучно прошептала: «Мы ещё об этом обязательно поговорим». Слова были излишне — он и без них прекрасно понял мой настрой… на что лишь издевательски усмехнулся под нос и отвернулся. — Южане… — не сдержавшись, презрительно буркнул кто-то из сидящих за столом. — До чего же темпераментный народ. Участвующие в процессии уполномоченные лорды, едва я вошла в помещение и перетянула внимание Марона на себя, тактично заняли сидячие места за длинным внушительным столом и всё это время молча наблюдали за перепалкой, не потрудившись как-то вмешаться или хотя бы прокомментировать. Складывалось ощущение, будто никаких союзников здесь у меня не было и в помине. Или же я попросту слишком высокого мнения о товариществе и союзничестве и ожидаю от людей сверх допустимого. Нужно будет потом уточнить у Иллиана — уж этот самовлюблённый засранец лучше разбирается в том, кто, чего и кому должен или не должен… — Леди Сириен, — внезапно раздался со стороны стола старческий мужской голос. — Мы уже здорово отклонились от графика, мы можем приступать? — А? Д-да, разумеется. Осёкшись, что всё это время продолжала прожигать тяжёлым взором теперь уже выглядывающего наружу через массивное окно слугу, я виновато улыбнулась позвавшему меня старцу в лазурной бархатной мантии с причудливыми золотистыми узорами вдоль рукавов — за всё пребывание в городе ни разу не доводилось видеть подобной окраски — и направилась к ближайшему ко мне стулу, выставленному аккурат в конце стола. Я запоздало отметила, что причиной моего пристального разглядывания Иллиана служила не столько обида за его поведение, сколько, казалось, ставшей ещё более высокой с тех времён худощавая, но грациозная из-за подчёркнуто горделивой прямой осанки фигура в непривычных из-за своей простоты и скудности светлых лёгких одеяниях. На сей раз он не стал повязывать вокруг головы повязку, а обошёлся лишь натянутым на голову коричневым капюшоном, однако бо́льшую часть лица тем не менее укрывала падающая на глаза и нос тень. Скрещённые на груди руки в бежевой ткани проглядывались из-под наброшенной на плечи и подвязанной в воротнике короткой, до пояса, коричневой накидки, частью коей и являлся пресловутый капюшон, а отведённые одна за другую, упираясь каблуком поношенных башмаков в каменный пол, ноги обтягивали коричневые просторные штаны из мешковины. Мне стоило больших усилий заставить этого упрямца сменить свою, пускай и добротную, но успевшую пропахнуть, казалось, самой смертью одежду на великодушно выпрошенные у кого-то из постояльцев пансионата обноски — сплошь чёрные тона вкупе с этим жутким шрамом делали Иллиана похожим на палача или лиходея. По крайней мере в этих тряпках он не создавал пугающего, отталкивающего впечатления, этого я добивалась в первую очередь, а уж непрезентабельность такого наряда или мнение самого носителя — вопрос последний. Почему я обращаюсь с ним так холодно… или, вернее сказать, агрессивно? Ещё вчера я была безумно рада его внезапному воскрешению, а теперь дуюсь на то, чего от него и следовало ожидать в первую же очередь, поминая всю нашу прошедшую совместную жизнь в постоялом дворе. Нам так и не представилось возможности как следует поговорить обо всём произошедшем, как с ним, так и со мной. И скорей всего из-за этого я не нахожу себе место. Хочется о многом спросить. Многое разъяснить и обсудить. Но что-то то и дело встаёт между нами, не позволяя даже начать заветный диалог: сперва этот дурацкий случай в ванной, после которого мне совершенно не хотелось смотреть ему в глаза, а теперь и это позднее пробуждение, вынудившее нас собираться впопыхах. К чему вообще такая спешка с этим судом? Неужели нельзя просто… остановиться и передохнуть? Перед началом совещания, как только я разместилась за столом, подозвавший меня старик кратко представил всех присутствующих, чьи имена я, как ни старалась, запомнить с первого раза не смогла. Постеснявшись переспрашивать дважды, я с улыбкой обменялась положенными любезностями, не забыв представиться и самой. До чего же эта официозность утомляет… — Присаживайтесь, — решив отложить пока всё стороннее на потом, я указала сопровождавшим меня Шарин и Илаю на соседние со мной стулья. Как-никак, они тоже участники процесса… и ещё один… — Иллиан? — Воздержусь, — сдержанно отозвался тот, щурясь от проникающего внутрь через окно солнечного света и придерживая двумя пальцами шёлковую штору. — Всё необходимое я передал ещё вчера, больше мне добавить нечего, дальше разруливайте сами. — Это правда, нам вчера доставили целый ворох свитков и учётных книг. И мы с коллегами полночи провели над одним лишь изучением материала, — подтвердил пожилой мужчина в лазурной мантии, представившийся как городской легист при местном университете, Арчибальд… эм, как же там было дальше?.. Но пока я пыталась припомнить его родовое имя, старик в дополнение к сказанному похлопал по заранее приготовленной стопке местами потёртых и пожелтевших листов, аккуратно обвязанных лентой. При этом почему-то перебрасываясь взором с кем угодно, только не со мной. — Большинство из них являются заверенными документами, с печатями и подписями, их подлинность вне всяких сомнений. — И многое из этого мы сможем использовать для обвинения? — поинтересовался один из лордов. — Не так много, как хотелось бы, — пораздумав, покачал головой Арчибальд. — Серьёзные прецеденты требуют весомых аргументов, в противном случае защищаться придётся уже вам, а не им. — Подождите, — начала я, — а как же?.. — А что же свидетельские показания? Нагло перебил меня кто-то третий. — Уже известно, кто будет выступать на стороне защиты? Заголосил четвёртый. — Нужно будет поскорее опросить всех имеющихся свидетелей, тогда, наконец, мы сможем перейти к судебной инквизиции, уж экзекуторы своё дело знают. После ещё один… — Если нам удастся заставить их сознаться в грехах пред ликом богов, то и сторонние доказательства нам не понадобятся. Прискорбно, что ныне судебную инквизицию приходится согласовать с королевским двором лично, это доставит нам некоторые хлопоты… И ещё… Я попыталась втиснуться в их прения, но меня, казалось, даже не замечали. Мои неуверенные блеяния моментально заглушили более громкие и напористые голоса. — Господин аудитор? — понимающе кивнув последнему голосившему, Арчибальд обратился к более молодому мужчине в белоснежной многослойной мантии, в какую, я более чем уверена, облачали жрецов храма Ацуками. — Церковь расположена к сотрудничеству? Как я понимаю, от прошлого совета вам поступали крупные пожертвования… — Попрошу без грязных намёков, господин легист, — проскрипел жрец, что, как я поняла, отвечал за ведение учёта, доклады и другую важную документацию в духовенстве. — Церковь Ацуками всегда была отделена от власти мирской, мы служим богам и их последователям. Если кто-то согрешил пред ликом пятерых — мы выполним наш долг. Однако вы знаете установленный порядок. Как только все положенные акты и предписания будут исполнены, я тут же подам прошение о проведении пыток нашему епископу, будьте спокойны, господа. — Время отнюдь не играет нам на руку, — раздосадовано протянул кто-то. — Нельзя ли как-нибудь ускорить процессию? Обойти какие-нибудь из актов или?.. — Исключено, — категорично качнул головой легист. — Это не будет являться правосудием, если не будут соблюдены все до единого принципы священного права. — Документы? Пытки? Процедуры?.. А ну стоять! — опешив, я протестующе замахала руками, всё же сумев привлечь к себе внимание. — Вы же не хотите сказать, что нам ещё требуются какие-то бумажки и признания для установления чьей-то виновности? После всего произошедшего как со мной, так и со всеми горожанами? А как же мои показания и многих других людей пред ликом богов — неужели вам этого мало? Я своими собственными ушами слышала и собственными глазами видела… — Меня в очередной раз прервали, и в этот раз тот, от кого я подобного совершенно не ожидала. — И что в этом смешного? Я злобно покосилась на расплывшегося в ухмылке и гогочущего сквозь зубы Иллиана, так и оставшегося безучастно стоять подле окна, и тем не менее умудрившегося вновь встрять в мои скромные начинания как управителя. — Ох, маляв… кхм, прошу прощения, леди Сириен, конечно же, — нахал наконец соизволил отпрянуть от окна и вальяжным, чересчур уж развязным для собравшейся здесь достопочтенной публики шагом направился к одному из винных шкафчиков, откуда по-хозяйски выудил керамическую бутыль с элем и приступил к раскупориванию, попутно не прекращая вещать мне с запредельно заумным видом. — Вы явно незнакомы с основными принципами юриспруденции. Не имеет никакого значения, что вы знаете, а чего не знаете — важно то, что вы можете доказать, а чего не можете. Судебный процесс отнюдь не преследует цель установить истину — это противостояние двух сторон, где решающим звеном становится количество и качество предоставленных верховному судье доказательств, а тот в свою очередь уже сам будет выносить вердикт на своё личное усмотрение. — Избавившись от назойливой пробки и совершив внушительный глоток прямо с горлышка, Иллиан посмотрел мимо меня, и на сей раз улыбнулся заметно приветливее. — Ведь наш гость из столицы, лорд Эркель, именно по этой причине почтил нас своим присутствием в этом зале, я полагаю. — Подобные прецеденты не редкость в нашей системе правления, — отрешённо покачал головой мужчина средних лет в парадных тёмных одеждах и с серебристой фамильной накидкой на плечах. — Одни дворяне что-то не поделили с другими дворянами, такое случается куда чаще, чем ожидается, и нас это совершенно не касается. Но ежели речь заходит не о личной междоусобице, а о насильственном захвате власти над целым регионом, что приносит ощутимый вклад в казну государства и является важным пунктом всей торговли на западной стороне — корона никак не может оставить это без внимания. Ворон с донесением был отправлен ещё ночью, и пока мне не поступило конкретных указаний от его светлости — любой государственный процесс будет проводиться под моим чутким надзором с обязательным исполнением установленных правовых норм. Другими словами, всё верно: до официального утверждения властных полномочий леди Сириен я буду представлять королевскую власть, поскольку мне выпала честь оказаться в этом городе в столь тяжкое время. В мои обязанности в том числе входит и свершение правосудия, если ваше дело категорически не терпит отложений. Потому, если вы намерены представлять сторону обвинения, Леди Сириен, а также остальные присутствующие здесь господа, советую вам подготовить наиболее убедительные доказательства, ведь я не спешу занимать чью-либо позицию, на всё будет воля богов, как того требуют традиции и верховные законы. Пока лорд Эркель говорил, я отметила, как все сидящее рядом с ним дворяне и уполномоченные лица мгновенно затихли: столичный чиновник, и просто приближённый к короне лорд, внушал некое опасение в сердца всех местных обитателей. И в самом деле, этот мужчина, оставшись один в окружении неизвестных ему личностей и будучи втянутым по воле случая в местные трения, выглядел на удивление собрано и даже внушительно. Весь его внешний вид говорил о неприкосновенности и неприступности. Вот только что же получается. Если мы все формально являемся не более, чем узурпаторами под надзором короны, то… Какого пекла Иллиан так просто пообещал Марону выдать человека, пускай и преступника, для вершения самосуда прямо в присутствии представителя официальной власти?! — И да, в знак моего искреннего уважения к проявленным леди Сириен благородству и трепету пред верховными законами, на первый раз я пропущу мимо ушей то, о чём недавно велась речь с сеньором из Кель-Игвара, — будто прочитав мои мысли, меж делом добавил лорд Эркель, смакуя заранее разлитое по бокалам вино. И от столь неожиданного совпадения у меня буквально затряслись коленки… как хорошо, что под устеленным скатертью столом этого никто не увидел. — Побойся богов, молодой человек, твоя госпожа ещё не успела принять бразды правления, а ты уже чернишь её имя своими неблагочестивыми делишками, да ещё при всём честном дворянстве. — Намёк принят, сударь, — небрежно отставив полупустую бутыль эля на край стола — чуть ли не мне под руку! — Иллиан довольно утёр рукавом губы и пошагал к своему, казалось, ставшему излюбленным месту: к ближнему от входа окну. — Хотите сохранять лицо принципиального и честного слуги короны — ваше право. Более такого не повторится, по крайней мере при вас. Уж простите мне мою слабость — я человек простой и не привык к подобному лицемерию, впредь буду избирателен в словах и месте, где эти слова произносятся. — Лицемерию? — не поведя и бровью на очевидное пренебрежение со стороны юноши, лишь заинтересованно переспросил мужчина, будто и впрямь не понимая, к чему тот клонит. — Не будешь ли так любезен прояснить? — Любезность — моё второе имя, господин, — Иллиан остановился посреди зала и, развернувшись к Эркелю вполоборота, деловито поскрёб пальцев небрежно поросшую бородёнку. — Однако меня поставило в тупик, что же из моих слов вызвало у вас затруднение в понимании? Неужели вы наивно полагаете, будто каждый в этом мире живёт строго по… Парень не успел договорить — его прервала внезапная, сотрясшая помещение ужасная какофония из треска камня и звона разбитой керамики. Все присутствующие, включая этих двоих, единым порывом обратили недоумённые взоры на меня, нависшую над столом, упёршую дрожащие кулачки в разошедшийся крошечными трещинками полированный каменный стол, опустившую голову и судорожно втягивающую носом воздух. Да. Сколько. Уже. Можно?! — Мал… кхм, леди Сириен, — мгновенно стерев с лица довольную ухмылку, укоризненно покачал головой Иллиан, — вам всё же стоит учиться сдерживать себя. Только поглядите, испортили такой чудный стол… — Извинись, — холодно выдала я на одном дыхании. — А? — озадаченно нахмурился тот. — Встань на колени, склони голову и проси у лорда Эркеля прощение за своё неподобающее поведение, — вдохнув полной грудью для усмирения разыгравшихся нервов, терпеливо пояснила я. — Немедленно. — Знаешь…те, — уже в который раз оправился он, привычный обращаться ко мне на «ты», — маленькая леди, у вас всегда было туго с чувством юмора… — А по мне видно, чтобы я шутила?! Поминая его удивительную реакцию в ночь нашей первой встречи за долгое время, никакого страха я не испытывала. Напротив, меня пробирали исключительно гнев и боль, когда я, не до конца осознавая собственные действия, усилием одной лишь воли собрала над головой Иллиана концентрированный эрий, а уже в следующий миг того со страшной силой потянуло вниз: чудовищное давление на спину вынудило его упасть на четвереньки и издать горловой хрип от мимолётного перекрытия дыхания. Гнев от его бесконечных выходок, порочащих как моё славное имя, так и весь род. И боль от того, что приходится прибегать к столь радикальным мерам по отношению к ставшему мне, без преувеличения, близким другом человеку. Но… никогда бы не подумала, что скажу такое: чернь должна знать своё место, когда находится подле своего господина… или госпожи. — Леди Сириен, я глубоко тронут вашим порывом, но не кажется ли вам, что сейчас не самое удачное время для… воспитательных мер? — учтиво отозвался мужчина, с плохо скрываемой заинтересованностью наблюдая за корчащимся юношей. — Наказать наглеца всегда успеется. — Маленькая госпожа, пожалуйста, не стоит реагировать так бурно, — осторожно прошептала потянувшая меня за рукав Шарин, призывая вернуться за стол. — Не говоря уж о том, что ваши магические таланты стоит держать при себе и не акцентировать на них лишнее внимание, здешний люд к такому непривычен. — В-вот именно, еб… — хрипя и отплёвываясь, промычал с трудом держащий голову прямо Иллиан. Все имеющиеся силы бедолага вкладывал в заходившие ходуном конечности, дабы окончательно не распластаться по полу. — Н-не шути со м-мной, ты, м-мелкая… — Я уже поняла ваше отношение к моей персоне и ваши намерения, — не теряя концентрации на захваченном бедокуре, окинула я присутствующих в зале лордов строгим взглядом. — Мой слуга озвучил сейчас то, о чём думают все в этой комнате, не так ли? Что это просто одна большая шутка. Что я для вас не более чем кукла. Декоративное украшение для публики, которое будет ярко блистать, пока вы потаённо проворачиваете задуманное. Никто из вас с самого моего появления не отнёсся ко мне всерьёз. Думаете, я глупая беспомощная маленькая девочка, которую смело можно ни во что не ставить и всячески вертеть, как вам вздумается лишь из-за моей родословной? — Леди Сириен, это возмутительно, — поднялся из-за стола престарелый Арчибальд, судя по всему, один из тех единичных людей, чей авторитет не смел подлежать сомнению никем из присутствующих. — Вы главный представитель стороны обвинения и основной претендент на пост управителя города. Разумеется, мы уважительно относимся к вашему роду и вам лично… — Тогда закройте свой морщинистый рот и сядьте на место, пока мои сомнения окончательно не укоренились и весь гнев не перебросился с моего слуги на всех вас. Вы видели, на что я способна в гневе, и не думайте, что я стану церемониться с кем-либо только из-за мнимой "защиты" короны и уважения к верховным законам. Старик очевидно пребывал в негодовании — смею предположить, нечасто его дряхлые уши сталкивались с дерзкими речами от какой-то соплячки, какой все они меня и видят. Ничего, сейчас мы это исправим. Благо легист без видимых усилий проглотил своё недовольство и грузно опустился обратно на стул, лишь охнув напоследок от боли в пояснице — обычное дело в его возрасте, ничего страшного. Что ж, мой грозный обжигающий вид не оставил никого равнодушным, поскольку никто не выразил протест ни словом, ни хотя бы мимикой. Превосходно, на чём я остановилась?.. — Не для того я терпела все эти лишения, чтобы меня просто "подвинули" с моего же места. Места, которое моё по праву. Если и не по праву наследования, то по праву победителя. Я пожертвовала всем, что у меня было ради этого самого момента, ощущения свободы, что я могу не опасаться более никого и ничего. Безусловно, без поддержки всех присутствующих за этим самым столом меня бы здесь не было, я прекрасно это понимаю, и моя благодарность не знает границ. Но да снизойдёт до вас простое понимание, господа, — теперь это мой город. Я являюсь единоличным его управителем, покуда другие члены совета правления предстают перед судом, а более достойных претендентов вам в ближайшее время не сыскать. С благоволения короны или нет — вы сами вознесли меня. И теперь проявляйте должное уважение. В противном случае наше сотрудничество ставится под вопрос, который я намерена решать крайне категорично. Не забывайте, что народ прежде всего шёл за Шарин Лакрон, она подготавливала нужную почву, и её слово будет решающим. А она в свою очередь находится под моим покровительством и будет блюсти интересы меня и моей семьи. Любое моё решение будет расцениваться как решение народа. Хотите пойти против всего города? Тогда следует расставить всё по своим местам прямо сейчас! — Во р-разошлась-то… — донеслось снизу хрипловатым надрывным гонором. — С-смотри, не лопни от в-важности… Иллиан в неустанной борьбе с моей техникой весь покраснел и залился потом. Воспылав пуще прежнего во время речи, я невольно усилила давление ему на спину — удивительно, как его силы воли хватало до сих пор держаться на четвереньках, а не протирать грудью пол. Я не испытывала никакого восторга от его мучений, но эта была та самая необходимость, о которой он сам постоянно твердил мне, когда речь заходила о чём-то неприятном или вовсе омерзительном. Пожинай же теперь, что сам и посеял. Я усвоила твой урок. — Иллиан является другом моей семьи, — проигнорировав того, твёрдым тоном продолжила я. — Он спас меня, когда в наш дом пожаловали убийцы. Он оберегал и заботился обо мне, и продолжал это делать даже тогда, когда я искренне считала его мёртвым. Не будет преувеличением сказать, что я питаю к нему тёплые чувства и, возможно, могу даже назвать своим близким другом… Я чуть не утеряла ход собственных мыслей, до того было тяжело произносить это вслух. Вернее, больно. Всё ещё не верится, что я прибегаю к подобному. Тому, что сама всегда воспринимала как нечто возмутительное и неправильное. Но он не оставил мне выбора. Ты сам во всём виноват. Прости… — И тем не менее я леди Сириен Ванберг, дочь лорда Гарруса Ванберга и леди Кэролин Шульц, дворянка благородных кровей, чья родословная насчитывает не менее двенадцати поколений. Когда как он, — указательный палец резко устремился в сторону сгорбившегося юноши, — простой чужеземец-простолюдин, за чьей спиной ни славы, ни богатств, ни родословной. И что бы я сама ни думала — он не более чем мой слуга. Личная собственность, что обязана исполнять любые прихоти своего владельца. И этот плебс только что прилюдно опозорил свою госпожу и чуть было не оскорбил дворянина. Более того, хранителя высшего права на службе самого короля Лендейля. Искренние извинения в подобающем простолюдину подчинённом положении — это наислабейшее из возможных наказаний. Он должен радоваться, что я проявила немыслимое добродушие. — С-серьёзно?.. Вместо ответа я перенесла давление на голову, что Иллиан чуть не дотянулся носом до пола. Однако в последний момент я не выдержала и "отпустила" его, посчитав, что проказник и без того устал и вряд ли так просто поднимется на ноги. Так и вышло: он в облегчении звучно испустил ртом воздух и неуклюже перенёс вес тела назад, усевшись на колени. Иллиан поспешно схватился пальцами за штанины, дабы скрыть судорогу, и поднял на меня пространный… тем не менее лишённый какой-то злобы взгляд, отчётливо видимый даже в тени капюшона. В нём читалось некое понимание и даже принятие, пускай и с ярко выраженным недовольством от доставленного дискомфорта. — Я жду. — Прошу прощения, — потупив взгляд, пробубнил он куда-то в пустоту. — Тебя не слышно. Говори чётче и как полагается провинившейся зверушке, — требовательно произнесла я, скрестив руки на груди. — Т-ты… — Порычав сквозь зубы, Иллиан звучно втянул носом воздух, успокаиваясь, и проговорил заметно громче. — Я дражайше приношу вам свои искренние извинения, моя госпожа, что посмел вести себя непочтительно в присутствии вас и почтенных лордов. Прошу вас и лорда Эркеля простить меня, недостойного, что проявил неуважение и позволил себе лишнего. Этого более не повторится, клянусь своей головой. Это ужасно. Нет, не его извинения, для такого строптивого и неуёмного человека это прозвучало довольно убедительно, я буквально ощутила, насколько ему тяжело было выдавливать каждое слово. Но до чего же ужасное чувство от самого этого акта. Я уже начинала ненавидеть себя. — Что скажете, лорд Эркель? — но вместо раскаяния я с каменным лицом обернулась на равнодушно поглядывавшего на нас со своего места мужчину. — Вы удовлетворены словами моего слуги? — Мне больше по нраву пришлись ваши слова, леди Сириен, — уклончиво ответил тот, методично постукивая перстнем по столешнице. — Это ваш человек, и только вы несёте ответственность за его слова и деяния. Раз уж вы всерьёз вознамерились управлять целым городом — учитесь принимать решения самостоятельно. Ответьте на свой же вопрос сами, достаточно этих мер или нет. — Илай, — кратко кивнув на слова лорда Эркеля, я подозвала к себе бывшего прецептора, что безучастно наблюдал за тяжело дышащим товарищем. — Выведи его на свежий воздух, пускай проветрит мозги. На первый раз обойдусь полумерами. Молча поклонившись, мужчина в светло-коричневом потёртом плаще с кряхтеньем потянул валящегося с ног Иллиана, пробурчав нечленораздельно «ну и кабан, не посмотри что хиляк» или что-то в похожем ключе, и покачивающимися движениями потащил взмокшего и обессиленного парнишку на выход из зала. Надеюсь, они не свалятся дружно без сил где-нибудь на лестнице… упёртые дураки, что один, что второй. У обоих с самого начала юби был измотанный вид, но никто не выказал желания остаться дома, отдохнуть и восстановить силы. Я будто измываюсь над ними. Я просто ужасный человек, не так ли?.. — Итак. — Вернувшись на место, я с трудом поборола возникшее желание опустошить залпом оставленную Иллианом бутыль эля прямо с горлышка. Как это будет смотреться со стороны? Знатная юная леди распивает спиртное прямо из бутылки, как какая-то чернь, да ещё после того, как из неё уже отпил простолюдин… Нет, соблазн велик, но следует держать себя в руках. Вместо этого я элегантно присела на стул, подчёркнуто выпрямив спину и деловито сцепив пальцы на столе, и попыталась выдавить из себя самую радушную и светлую улыбку, на какую только хватило моего самообладания. — Ежели ни у кого не осталось никаких вопросов — не будем терять даром бесценное время. Продолжайте, господа, я вас всех внимательно слушаю.***
— Тебе определённо стоит посетить духовных целителей, — волоча меня вдоль коридора, громко буркнул под самое ухо Илай. Благо его речь глушили раздававшиеся, казалось, в самой черепушке противные стрекот и свист. Эта чёртова магия малявки не только мне хребет чуть не переломила, но и здорово задела голову. Только бы не стошнило… неохота пачкать обновки, даже если это откровенные обноски, да ещё вызывающие чесотку в самых неподобающих местах. — Какого пекла это только что было? — А сам как думаешь? — выдавил я довольную ухмылку сквозь ноющую боль как в теле, так и внутри головы. Невзирая на недуг, положительные эмоции брали верх, и свой триумф я скрывать не стремился. — Моя маленькая черепашка наконец соизволила казать мордочку из своего панциря. Чёрт, мне всё же нехорошо, дай где-нибудь упаду уже. — Панциря? — неохотно исполнив мой каприз и деликатно спустив меня у ближайшей стены прямо на пол — на этом этаже отчего-то не спешили поставить столь желанные в данный момент диванчики, — Илай непонимающе уставился на меня сверху вниз. — Она слишком мягкотелая, — вольготно глотнув воздуха полной грудью и блаженно раскинув гудящие ноги, задумчиво пробормотал я, разглядывая знакомый резной рисунок на белом монотонном потолке. — Даже будучи взрослой особой, с таким мягким характером её бы в конце концов взяли в оборот эти гиены в платьях и вертели бы, как им вздумается. А вкупе с её незрелостью скорей всего и вовсе сожрут с потрохами и не подавятся. — И вместо того, чтобы быть девочке наставником и направлять верной дорогой, ты попросту решил опозорить её и довести до безумия? — А что, лучшим будет, если ей постоянно утирают сопли и подсказывают пускай наилучшие, но чужие решения? — ответил я вопросом на вопрос. И не дождавшись от него внятной реакции, продолжил. — Она получила, что хотела, даже если до конца этого не понимала. И теперь ей придётся повзрослеть, научиться брать ответственность не только за свою жизнь, но и за множество чужих. И для этого ей нужно завести внутренний стержень, научиться давать отпор при малейшем намёке на угрозу, не только жизни, но и достоинству. Следует сразу дать понять всем, кто вокруг, что ты не лыком шит. Что тебя не получится так просто опрокинуть. Ты должен знать себе цену и не позволять другим её сбить, как бы те ни пытались. Плох тот правитель, с кем не считаются его приближённые. Впрочем, и самодурство не самая хорошая черта, но уверен, что уж кто-кто, а малявка до такого не опустится, она достаточно умна и проницательна… хоть и ребёнок ещё. Всё вышло немного… больнее, чем ожидалось, но в целом я доволен итоговым результатом — у девчонки есть зубы, и она их показала. Дальше дело пойдёт легче… надеюсь. — Забавно, — процитировав меня, Илай опёрся спиной на стену рядом со мной, деловито скрестив руки на груди. — Мне казалось, ты планировал взять этот город в свой оборот. Но при этом так старательно укрепляешь властные позиции девчонки, из которой ещё неизвестно какой управленец выйдет, когда как ты весь преисполнен уверенности в себе и своих… ох, ладно, умственных способностях. Что же изменилось? — Абсолютно ничего, — осклабившись, я дружески хлопнул того по ноге: ни до чего другого дотянуться, увы, не получилось. Как и обуздать этот странный восторженный порыв, собственно. — Я всё ещё имею определённые виды на этот город, как и желания воплотить некоторые амбиции, иначе вся эта поебень не стоила вложенных усилий. Но малявка очень верно подметила: каждый должен знать своё место. Она, как-никак, особа голубых кровей, а я безродный бродяга из другого мира. И даже с Наги я не столь силён, чтобы идти против выстроенной системы, отнюдь. Да это и не требуется. Мне достаточно того, что всем будет заправлять человек, который без преувеличений всегда будет на моей стороне, что бы ни произошло. Я превосходно ощущаю нашу с ней связь — её доверие ко мне крепко как никогда, и мои руки будут достаточно развязаны для всяких мелочных, и не очень… хм, так скажем, реорганизационных мероприятий. — Полагаешь, такая правильная и принципиальная девочка оценит твои, готов поклясться, не самые благочестивые, вдобавок ещё и наверняка не совсем законные намерения? — Воу-воу, полегче, крепыш, откуда только такие мысли? — невольно расхохотался я… но тут же посерьёзнел. — Впрочем, конечно, некоторые задумки выходят за пределы её понимания правильного, это так. Ну и да, это грозит здоровским скандалом… возможно даже с применением насилия; ох и зря Минори её так натаскала в своё время. Но кто сказал, что ей надо обязательно докладывать прям обо всём? Собственно, именно за этим я тебя и тащил за собой всё это время… — Ты меня тащил? — с нотками негодования процедил Илай, злобно сощурив глаза. — Да уж, самомнения тебе не занимать. — Не придирайся к словам, — устало отмахнулся я, — тут важна суть. Я о том, что здесь мне понадобится доверенное лицо. Человек, хорошо знающий ремесло шпионажа и скрытности, владеющий необходимыми познаниями в теневых предприятиях… и просто-таки душка, который не может не радовать моё ранимое сердечко одним своим видом. — Сгинь в Забвении. — Ладно-ладно, шутки в сторону, уговорил. Но про доверенное лицо я говорил всерьёз. Помнишь, что я обещал тебе в наш последний разговор перед роковой ночью? — Куда отчётливей, чем ты, — сухо выпалил тот. — В особенности ту часть, где фигурировала «зверодевка», как ты позволил себе выразиться. — Вот опять ты цепляешься к словам, друг мой, — вздохнул я. — Кто старое помянет, тому боженька глаз на жопу натянет, слыхал? Нет? До чего ж ты скучный… — Ты сказал, что мы с Эрюкай’ей сможем покинуть этот город без каких бы то ни было препятствий, — недовольно прикрыв глаза, размеренно проговорил мужчина нарочито спокойным тоном. — Вот только складывается впечатление, что я так и остался на той же службе — сменился лишь хозяин. И никто меня отпускать не спешит. — Лучше задай себе более важный вопрос: а есть ли смысл уходить сейчас, без гроша в кармане? Верно, я дал слово, что вы воссоединитесь и вместе уедете в прекрасное далёко… прям как в дешёвых мылодрамах, едрить. Но что вы будете делать без финансов? Думаешь, твои сбережения не реквизируют в качестве восполнения городской казны? После всего учинённого нами? Нам ещё предстоит многое восстанавливать, друг мой, и платить по счетам за сей чудный банкет придётся именно нам всем, ага. — Открытый шантаж, — скорей утвердительно, чем вопросительно протянул Илай с нервным содроганием лицевых мышц. — Или помогать тебе, или попытаться покинуть город без денег… и в итоге я так или иначе застряну здесь на какое-то время, ведь никто мне не предоставит место на корабле бесплатно. Ты с самого начала планировал меня кинуть, просто куда более ненавязчивым и изощрённым способом. — До чего же у тебя дурное мнение обо мне, — беззлобно пробормотал я, покачав головой. — Во-первых, подобный финт был очевиден с самого начала, и мне, и тебе, не строй из себя целку. Никто, включая меня, не позволит тебе вот так просто нажиться на человеческих пороках, оставив за собой длинную вереницу загубленных душ, и спокойно слинять безнаказанным. "Добровольно-принудительные" вложения всех имеющихся средств в Фонд Святой Малявки и Ко — это наименьшее, что ты можешь сделать для очистки совести. Ты ещё спасибо сказать должен, что я списал твой наркотрафик на других лиц — сейчас бы наша девчуля решала заодно и твою судьбу… — Не такому, как ты, разглагольствовать о совести. — Возможно. А что это меняет? Смирись, все деньги, что ты заработал на синтетической дряни, которая, напомню, не только сводит людей с ума, но и убивает — всё до последнего тэна пойдёт на восстановление инфраструктуры и сотрудничество с другими республиками. Никто не протянет нам руку помощи за спасибо, придётся всё разруливать самим. И ты действительно нужен мне, твой опыт и навыки. Помоги мне навести порядок. И довольно скоро мы сможем начать делать деньги, большие деньги. Никто не останется обиженным. И ты сможешь начать новую, да ещё безбедную жизнь где угодно. Я не буду удерживать тебя дольше, чем потребуется. Если хочешь, я готов даже составить соответствующий контракт со всеми положенными печатями и подписями. — Мой опыт подсказывает, что за красивыми словами всегда таится крайне неприятный подвох. Какие уловки ты припас на сей раз, пацан? — О, их довольно много, — хитро улыбнулся я. — Но все они касаются исключительно законодательной и правовой части жизнедеятельности, к тебе это отношения не имеет… ну, почти. Как я уже сказал, у меня на уме некоторая реорганизация уже устоявшихся порядков. Думаю, придётся сунуть носы во многие отрасли человеческой деятельности, многое подкорректировать, где-то и вовсе перелопатить всю систему на корню. Будем шатать режим как только можем, но осторожно, дабы не выбить опору из-под собственных ног. И, естественно, попутно подминая под себя всё, что только бесхозно лежит. А такого тут навалом, стоит лишь как следует поискать. — Звучит уж слишком сложно и рискованно, — нахмурился Илай, постукивая пальцами правой руки по левому предплечью. — Думаешь, осилишь такой объём работ? Что молокосос, вроде тебя, вообще смыслит в юриспруденции? В местной экономике? В торговых и производственных системах?.. — Мне достаточно понимания базовых основ, чтобы начать прикидывать тут и там, — всерьёз задумался я, рассуждая вслух. В голове мельтешили самые разнообразные мысли из всех уголков памяти, и как-то упорядочить их казалось задачкой не из лёгких. — Как я успел заметить, у человечества в любом мире имеется единая нерушимая базовая основа, отличия лишь в социальных, политических и экономических надстройках. Это как строительство дома, полагаю: сами стены, пол, потолок, крыша… все они могут быть самой различной частотности, формы и конструкции. Но фундамент всегда один и тот же. Разница лишь в материале изготовления. Немного утрированно и не очень корректно, но суть, думаю, ясна. Так вот, фундамент — это сами люди. Ну или любое сообщество разумных существ, не важно. Их природа, их сущность — это неизменный базис. А уж о людской природе я имею более чем широкое представление. Да и об экономике несколько умных книг в своё время прочёл, я человек так-то любознательный, если ты ещё не понял. Можно было бы припомнить ещё видеоигры в жанре хардкорных экономических стратегий, вроде относительно свежей «El Dictatoro 5» или старенькой «The Dynasty 2», уж они заставляли меня понервничать, когда на очередную важную постройку не хватало то ресурсов, то влияния, то народ взбунтуется, то ещё какая напасть… Ох, эти игрушки, сделанные с любовью и вниманием к деталям, могут научить многому получше большинства учебников. Если, конечно, вникать в эти самые детали должным образом, с умом. Правда, не думаю, что Илай оценит такой опыт по достоинству. Да и поймёт ли вообще, о чём речь? Ну да и ладно. — В крайнем случае всегда можно найти соответствующего специалиста, что поможет избавиться от пробелов в той или иной области, — подытожил я, не дождавшись желаемой… да хоть какой-то реакции от собеседника, что вовсе, казалось, ушёл в себя, судя по пространному взгляду в соседнюю стену. — От тебя мне нужна конфиденциальность и, собственно, обустройство этих самых предприятий, функционирование и прочее. Боюсь, моё персональное участие во всём этом будет здорово ограничено… по определённым причинам. — Девчонка? — Да. Не то чтобы меня сильно заботило её мнение… — Я невольно напряг скулы, со свистом выпустив воздух через нос. — Я уже успел засветиться перед дюжиной лордов и глав гильдий. Это лишь вопрос времени, когда они будут знать, кто я есть, под чьим покровительством нахожусь и кому служу. Со временем же их количество будет только расти по мере моего участия в делах управленческих. А я сильно сомневаюсь, что малявка сможет управиться со всем без меня. Смею предположить, она ещё и какую официальную должность на меня оформит, не шибко важную, но чтоб я особо не расслаблялся и был у неё под рукой. Чёрта с два мне удастся избежать скандала, если ей донесут, что я проворачиваю за её спиной. Она не умеет быть гибкой. Пока не умеет. Поэтому проще действовать без её ведома. В конце концов, кто-то однажды сказал: «Если хочешь обмануть врагов, сперва обмани друзей». И она такой вот друг, которого ни за что не оставишь в беде, но и посвящать во всё подряд желания не возникает совершенно. Нас же с тобой, давай говорить начистоту, сложно назвать друзьями, учитывая обстоятельства и личностные притязания… но в таких делах я бы доверился только тебе. Воспринимай это как хочешь, а я лишь поведал, что думаю. Собственно, как и всегда. И вновь тишина, нарушаемая разве что редко доносящимся с улицы галдежом и шумом бурной общественной деятельности. Илай отчего-то колебался, с натужным видом обмозговывая услышанное. Хотя и без того ясно, каким по итогу будет его ответ — куда ты, братюнь, с подводной лодки денешься-то, а? — Ладно, твоя взяла, — будто глубоко сожалея о принятом решении, со вздохом выпалил он. Но уже в следующую секунду как-то подозрительно улыбнулся уголками губ и добавил, косо взглянув в мою сторону. — Правда, на мой первоначальный вопрос ты так и не ответил: «Что это такое было?» — Он не касался моей выходки в зале совещания? — я озадаченно поскрёб пальцем густую щетину на правой щеке. — Нет, чего-то подобного я как раз ожидал, — отрицательно качнул головой Илай. — Меня поставило в тупик, с чего вдруг после откровенного измывательства и прилюдного унижения ты такой счастливый. — А? — Хочешь сказать, ты даже не обратил внимание на возникший дискомфорт пониже талии? — Чё?! — ошарашенный столь внезапным откровением, округлил я глаза. — Это сейчас что за намёки такие? — Никаких намёков, в отличии от тебя я говорю открыто — когда я поднимал твою тушу на ноги, у тебя проглядывалась ярко выраженная эрекция. «Наги, к-какого хуя?!» — чуть не впав в истерику, мысленно завопил я, с трудом сдерживаясь, дабы не начать выдирать с головы волосы. «Очевидно, крепкого, — с неприкрытой издевкой протянула та, — раз даже плотная ткань не смогла с ним совладать. Хоть чем-то теперь можешь гордиться». «Пиздец как смешно! Ты не могла своевременно кровоток перекрыть там, внизу?! Будто для тебя это больше дело!» «Не впутывай меня в свои низменные человеческие дела. Я обязалась помогать тебе в случаях, опасных для жизни. Я не подряжалась заботиться ещё и о твоей репутации…» «Ах ты!..» — По крайней мере наличие у тебя мазохистских наклонностей многое бы объяснило в твоём вызывающем поведении, — будто сговорившись с Наги на ментальном уровне, Илай ловко перехватил эстафету издевательств. — Твоё счастье, что девчонка этой необычной реакции, похоже, не заметила. — Вот уж счастье так счастье, — съязвил я, в гневных чувствах начав биться затылком об стену. Авось заработаю лёгкое сотрясение и тогда смогу выбросить этот эпизод из головы напрочь. Немыслимое унижение! Я теперь, оказывается, ещё и куколдом заделался?! Испытывать наслаждение от доминирования, когда тебя избивают и унижают… Хотя мне трудно отрицать, что когда малявка заводится и переходит в режим берсерка — это в какой-то мере доставляет. Чувствуется её внутренняя сила. Она завораживает, ты проникаешься ею, будто погружаешься в сплошной податливый океан чистейших эмоций. Хочется вновь и вновь ощущать это парализующее чувство, стать его бренным рабом, готовым вылизать пятки и… Н-нет! Это пиздец!!! С какой стороны ни посмотри — это уже дурка, ебать, вызывайте санитаров! Это настолько тихий ужас, что я всерьёз начинаю задумываться, не лучше ли, если бы та всё же заметила? Даже мучительная смерть кажется теперь куда предпочтительнее жизни после… этого.***
— Ладно, — вздохнула я, потирая саднящие после долгого и утомительного заседания виски, как только мы оказались на свежем воздухе, на заднем дворе управленческого поместья. — Можешь не сдерживаться, добивай меня окончательно. Прежние правленцы раскинули здесь цветущий сад с беседками и лавочками, потому места лучше для духовного восполнения и представить трудно — едва все сошлись во мнении, что на сей юби мы уладили все важные и неотложные нюансы и настало время закончить обсуждение, я молнией поспешила сюда, прочь от давящих стен и кружащего голову затхлого воздуха. Или же подальше от всех этих людей, я уже совершенно не разбирала собственные мысли и чувства. Оставшаяся последней из моей свиты Шарин, как и положено опытному воину и верному телохранителю, не отставала от меня ни на шаг, лишь почтенно держась поодаль за моей спиной. И я, наслаждаясь прекрасным видом начавших пробиваться из земли под влиянием тёплой погоды цветов и оживающих, обвивших арки и колонны лоз, решила дать высказать спутнице всё, что та таила в себе на протяжении долго тянущегося в зале совещаний времени. Хватило лишь одного мимолётного взгляда на женщину, дабы понять — ей есть что сказать, и характер оного отнюдь не восторженный. — Вы и сами не рады произошедшему, как я погляжу, — мягко, без всякого осуждения в голосе произнесла Шарин, поравнявшись со мной, неспешным шагом прогуливающейся по щебневой тропке в окружении травы и ещё не успевших распуститься бутонов. — Ваши намерения и стремления мне близки и понятны, посему любое ваше решение я приму без всяких возражений. Но не могу не отметить, что подобная… агрессивность на начальных этапах вашего становления как уверенного в себе правителя выглядит, мягко говоря, нецелесообразной. Весьма похвально, что вы не даёте себя в обиду и ставите на место любого, посмевшего усомниться в вашем авторитете. Но, как я пыталась сказать вам в зале совета, неразумно излишне привлекать к своей персоне такого рода внимание. Даже если народ воспримет весть о ваших магических талантах благосклонно — я вынуждена напомнить вам о такой организации как Цитадель… — А что с ними? — вопросительно обернулась я. — Я не являюсь их послушницей и никакими обетами не связана. — Именно, — с самым серьёзным видом кивнула та. — Как я слышала, к еретикам, что посмели практиковать магическое искусство вне стен Цитадели и добиться в нём каких-то заметных успехов, у них особое отношение. И если слухи достигнут их магистров — трудно предугадать последующую за этим реакцию. Но ничего хорошего это не предвещает, вне всяких сомнений. — Думаешь, им хватит смелости напасть на целого городского главу лишь из-за таких базовых навыков, коими способен овладеть любой при должных тренировках и знаниях? — не восприняв её слова всерьёз, в сомнениях усмехнулась я. — Это вы зовёте «базовыми навыками»? — женщина посмотрела на меня как на недалёкую умом. — Не хочу вас излишне нахваливать, это не в моём репертуаре, но поминая ваше первое использование магии в моём присутствии, когда вы выводили в воздухе какие-то символы и усиленно концентрировались… — Видимо, не найдя подходящих для описания слов, Шарин беззвучно пробормотала что-то, ругательства, не иначе, и кратко заключила. — Сейчас же вы заставили этого мальчишку буквально склониться перед вами при помощи одной лишь воли, без видимых глазу манипуляций. Понятия не имею, каким законам подчиняется магия, но сравнивая эти два состояния, что мне довелось лицезреть от вас — второе ощущается заметно сильнее, хоть и куда менее эффектно, нежели ваши манипуляции с огнём. Это… на удивление, очень точное замечание. Я бы сказала, лежащее на поверхности, кое заметить неспособен разве что слепой или очень глупый человек. Или же человек растерянный, выбитый из колеи, словно пребывающий в свободном падении, отчего невозможно успокоиться и подумать о чём-либо, кроме ожидания встречи с заветным дном этой глубокой ямы. Меня так сильно поглотили мысли о текущих и будущих заботах, что ни о чём более задуматься попросту не было ни времени, ни желания. В том числе и о Цитадели, хотя, казалось бы, мои знания об этом месте заметно превосходят знания той же Шарин, ведь мой учитель и наставник прожил в их застенках бо́льшую часть сознательной жизни. И такая простая мысль, что их собственническое отношение ко всему, что связано с магией и тайными знаниями не позволит так просто смириться с мыслью о существовании какой-то девчонки, обладающей столь выдающимися способностями — еретика, в их понимании, поскольку я не связана с их сообществом ни кровью, ни обетами, — мне в голову даже не приходила. Поначалу подобные опасения не возникали по весьма простой и понятной причине как крайне ограниченные навыки и их затруднительное применение. Но я и глазом моргнуть не успела, как в кратчайшие сроки, пускай и с большим упорством, смогла довести не самые трудные, но и далеко не лёгкие техники как «огненный хлыст» или «ветреная буря» до интуитивного применения. А воздух оказался до того податливым, что им удаётся манипулировать даже без сигилов… и заметила я это, к стыду своему, только сейчас. Учитель не раз говорил, что манипуляция окружением без соответствующих символов требует не столько мастерства, сколько врождённого таланта. Забавно, что до всей этой истории с дворцовыми интригами я в себе подобного таланта даже не заподозрила. Видимо, для него требовалось немного… сойти с ума. И то верно, со всеми ними другого исхода и быть не могло. Я ощущаю постоянную тревогу, неважно, нахожусь ли я в окружении знакомых людей или в уютной постели. Даже после изнурительных тренировок мне требуется некоторое время, чтобы заснуть, хотя всего пару цукат назад я засыпала как младенец в не самой удобной и странно пахнущей постели дешёвого постоялого двора. Я… о чём ещё можно говорить, когда я с недавних пор начала относиться к мыслям о смерти в целом и собственноручном убийстве в частности без всяких терзаний на сердце! Нет, мои принципы непоколебимы! Я всё ещё не приемлю подобную жестокость и всячески буду стремиться огородить от неё как себя, так и близких мне людей!.. Но снова и снова продолжаю ловить себя на мысли, что когда пред моим взором с мужской ладони в кожаной перчатке слетело множество серебряных волосков, чьих владелицу я установила с первого мгновенья — я желала лишь одного. Чтобы этот человек умер. Нет, сдох в самых страшных муках. За то, что посмел просто прикоснуться к малышке, которая с недавних пор стала мне как младшая сестра. Когда же всё раскрылось, меня охватили как радость с облегчением, так и животный страх. Страх перед тем, кем я могу стать, если позволю этим чувствам хотя бы раз взять надо мной верх. — Юная госпожа? С вами всё хорошо? Я ненароком перепугалась от внезапного ощущения чьих-то прикосновений к моему плечу, но быстро пришла в себя, вспомнив, где нахожусь, с кем и зачем. Оказалось, я уже некоторое время как стояла посреди дорожки и смотрела в безоблачную небесную даль. Это сулит проблемами, если меня настолько легко заставить уйти в себя даже посреди разговора на свежем воздухе. Так я становлюсь чересчур уязвимой. Нужно начать брать себя в руки, что я, в самом-то деле, как забившаяся в угол маленькая трусливая девочка? Теперь я, как-никак, глава возрождённого из пепелища знатного дома. Непозволительно отвлекаться на, как выражался Иллиан, рефлексию и прочую чепуху. — Прости, — поборов душевные терзания, через силу выдавила я, стыдливо опустив голову. — Я поступила крайне опрометчиво и подвела вас всех. Не знаю почему, но я почувствовала себя виноватой. Из её слов выходило, что я своим взрывным поведением доставила всем одни только проблемы. Которые им придётся разрешать собственноручно… И всё из-за того, что я не смогла сдержать свой… — Всё-таки вы ещё такой ребёнок, маленькая госпожа. — Т-ты что де?!. Совершенно не ожидая никакого подвоха со стороны доверенного лица, я и осознать не успела, как уже угодила в цепкий капкан из рук Шарин, что тесно прижала меня спиной к своему мягкому и тёплому животу. Ввиду отсутствия привычной кожаной брони, её пышную грудь более ничего не сдерживало, и та, заключённая лишь в льняную ткань рубахи, всей своей массой опустилась мне на макушку, взъерошивая так кропотливо уложенные волосы, но вместе с тем посылая через кожу головы странные приятные ощущения нежности и некой заботы. Словно две мягкие подушечки, в которых так и хочется зарыться лицом и вздремнуть… Боги, и что это ещё за мысли такие, я ведь приличная девушка, а не… Иллиан? Ну вот, его имя уже стало нарицательным! И почему при каждом случае обязательно в уме всплывает этот парень?! — Я всего-навсего предостерегла вас от необдуманного использования магии в дальнейшем, а у вас такой несчастный вид, будто вы совершили нечто поистине ужасное и непростительное, — с нотками насмешки прошептала женщина, при этом продолжая крепко обнимать меня со спины. Она будто заботливая мать, что пыталась успокоить ребёнка, готового вот-вот разрыдаться из-за сущего пустяка: сочувствует, разделяет и спешит обернуть всё в шутку, из-за которой нет смысла расстраиваться. — Вы никого не подводили, маленькая госпожа, и я нисколько не сержусь на вас. Если ваши волнения сопряжены с тем, что о вас думаю я и остальные соратники — ваш поступок нельзя назвать плачевным никоим образом. Я просто не ожидала от вас такой решительности, полагая, что вы захотите избрать более… мягкие пути разрешения конфликтов. И это только к лучшему, что вы понимаете необходимость применения агрессивных мер и при случае готовы к ним прибегнуть. Как уже было сказано ранее, я поддержу любое ваше решение. Я верю, что вы не тот человек, что способен переусердствовать и совершить непоправимые ошибки. Уж мы, ваши верные слуги, приложим все усилия, дабы не допустить этого, положитесь на нас. Мы… я не позволю вам так просто опорочить память вашего отца, клянусь всем, что у меня осталось, включая мою жизнь. Я окончательно растерялась, как мне реагировать на подобный, прямо скажем, нетипичный для неё порыв — чувства озабоченности и признательности смешались и не позволяли определиться, что из этого преобладает и кажется мне наиболее близким. Более того, на душе поселилась странная тяжесть, от которой в глазах начало пощипывать. О нет, только не в таком месте… только не сейчас… — Как мне быть, Шарин? — шмыгнув носов и укрыв веками начавшие увлажняться глаза, пролепетала я сиплым от напирающих эмоций голосом. — Я не хочу позволять этим напыщенным индюкам делать что вздумается в моём городе, не хочу повторения всех произошедших с нами трагедий, не хочу больше видеть людские страдания. Но мне страшно от мыслей, кем я могу стать, если всё… продолжит происходить в том же ключе. Я не хочу… стать чудовищем. Как для окружающих меня людей, так и для самой себя. После произошедшего во мне что-то… треснуло. Исказилось. Мой моральный компас… более не показывает строго на север. Он смещается от одной крайности к другой… порой выдавая противоречивые суждения касательно одной и той же ситуации. Я испытываю глубокое почтение и уважение к людям, что поддерживают меня. И вместе с тем никто из них не вызывает у меня и малейшего доверия, лишь томлённые ожидания удара в спину. Мне претит сама мысль о чьей-то смерти. При этом во мне просыпается неутолимая жажда крови, когда в мыслях всплывают определённые лица… Тяжесть в груди по мере моих изречений перерастала в тянущую боль, и я невольно впилась ногтями женщине в руки и сорвалась в истошный, преисполненный отчаяньем крик: — Разве это нормально?! Я сама уже ничего не понимаю! Что со мной происходит?! Когда всё это закончится?! Закончится ли вовсе?!. Помоги мне, Шарин… я не знаю, что мне делать… — Всё хорошо, малыш, не сдерживайся… — мягко развернув меня к себе, женщина опустилась на одно колено и услужливо позволила мне уткнуться лицом ей в плечо, дабы скрыть мокрое от слёз — и не только — лицо. Казалось, на тот момент не было никого ближе на этом свете, чем Шарин, что поглаживала рукой мою вздрагивающую спину, попутно прижавшись горячими губами к взмокшим и в конец растрёпанным — благодаря её прозорливой второй руке — волосам. Меня прорвало, словно хлипкую бобровую плотину, под напором неудержимого потока чувств, и даже столь успокаивающим поглаживаниям и объятиям едва ли удавалось его перекрыть. По-видимому, женщина и сама это прекрасно осознавала, ведь её нашёптывания сводились разве что к банальным… — Тебе более нет нужды нести на плечах такой груз в одиночку. Ты держалась достойней многих мужей и теперь имеешь полное право выпустить всё тягостное на волю. Нет ничего постыдного в том, чтобы поплакать и выговориться. — Я-я и не стыжу-усь! — гневно промычала я сквозь ткань её рубахи, но оттого лишь сильнее вжавшись в её плечо. — И-и не разговаривай со м-мной как с маленько-ой! — Ох, прошу прощения, юная госпожа, — расхохоталась та без всякого сожаления в голосе… и всё равно почему-то мне стало чуть радостней и светлей на душе. — Просто вы кажетесь сейчас такой маленькой и беззащитной… — Замолчи-и-и! Мне и так плохо, а от её слов я ощущала ещё бо́льший прилив жара к голове. Боги, я небось сейчас красна, как рак. Великие боги, Шарин, ты меня пытаешься успокоить или раззадорить?! Ну что за женщина!.. — Хо-о? Вот это зрелище. Я чувствую себя третьим лишним. — И-и-и?!. Застанная врасплох внезапным появлением посторонних в столь неприглядный и интимный момент, я в испуге взвизгнула и спряталась за тотчас поднявшейся с колен Шарин, в спешке утирая заплаканное лицо рукавом. Этот парень… почему он является всегда так "вовремя"?!. — Мне как-то доводилось видеть юри с похожей завязкой, — будто в издёвку, весело заголосил хрипловатым тоном Иллиан. Понятия не имела, о чём идёт речь, но предчувствие у меня возникло не из приятных. — Наверное, не стоило их прерывать… хотя и не сказал бы, что я большой поклонник эйдж гэпа… — Я в душе не… кхм, понятия не имею, что за чушь ты опять несёшь, на лендском уже начни изъясняться, — послышался строгий голос Илая. Великолепно, они ещё и вдвоём сюда пожаловали. — Ха-х, точно-точно, языковой барьер, я и забыл. В общем, юри это… — Иллиан осёкся, будто его что-то отвлекло. — Впрочем, я тебе позже объясню, не хочу обсуждать такие вещи при ребёнке. Ребёнке? Ух, сколько уже можно считать меня за ребёнка?!. Или он не про меня?.. — Сестрёнка! — Меня чуть не сшибла с ног налетевшая сзади и повисшая на спине Сая, обхватив мою шею своими тоненькими золотистыми ручками. Да, в этот раз он определённо имел в виду не меня. И это только что уберегло его от медленной и мучительной смерти. — Вы уже закончили? Мы с другими детьми всё утро на площади гуляли, там снова столько вкусностей начали готовить, развернули уличные печи, рыба такая свежая и вкусная и… Ась? Сестрёнка, а почему ты пла?.. — Я не плачу! — не до конца утихомирив бешеное сердцебиение, выпалила я на опережение и чересчур резко сбросила малышку с себя, что та чуть не ударилась об землю копчиком, в последний момент скооперировавшись и приземлившись на четвереньки. Пускай всё обошлось, но меня всё равно пробрал стыд, и я взялась оправлять её свободное лёгкое платьице, а затем отряхивать ладошки от грязи. — Прости. Ты даже не представляешь, до чего же душное выдалось собрание. Я просто… не знаю. Истощена, пожалуй, так и есть. — Мы, собственно, поэтому вас и искали, — безбожно вклинился в наш разговор Иллиан, успевший подобраться к нам на расстояние нескольких вытянутых рук. — Время уже близится к обеду, не пора ли нам всем заправиться? — Да ты, я гляжу, и так уже успел где-то заправиться! — вспыхнула я, оставшись разгневанной как дразнящими комментариями, так и повеявшим с его стороны характерным острым запахом чего-то спиртного. Я удивлена? Нет, я не удивлена. И всё же его легкомысленное отношение к происходящему меня коробит больше всего. — И как это понимать? Значит, пока твоя госпожа изволит решать важнейшие на текущий момент дела, ты кабакам выручку делал? — Во-первых, всего две кружки, я практически трезв, так что не надо мне тут ля-ля, — выпрямив осанку и сложив руки на груди, невозмутимо произнёс в ответ юноша. — А во-вторых, заканчивай уже этот фарс. Тут не перед кем выделываться, нас никто здесь не пасёт, все свои. Так что, малявка, можешь выдохнуть и рассла… Как и в тот раз, я не дала ему договорить, упреждающе выбив из его груди воздух наскоро сконцентрированным в ладони залпом чистейшего эрия. Прости, Шарин, похоже, я снова не сдержалась… — До! Чего же! Ты! Тугодум! — выкрикивала я в промежутках между хлёсткими ударами по спине осевшего на колени и прикрывшего голову Иллиана концентрированным эрием. — Хватит! Уже! Паясничать! Пекло! Тебя! Раздери!.. — А-арх, бл!.. У-уберите от меня… с-с-с… эту придурочную, ради всего святого! А-а-а!.. — Заткнись, зверушка! Сколько раз было сказано — относись с почтением к тем, кто выше тебя по статусу! Ничего, сейчас я это мигом из тебя выбью! Хлоп! — А-а-аргх! Ила-ай! Брата-ан! Выруча-ай! — Ничего не знаю, это ваши дела. Хлоп! Хлоп! — У-у-уф! Слышь, ка-ак тебя… Шари-ин!.. — На сей раз я солидарна с леди Сириен — ты сам напрашивался на взбучку. Хлоп! Хлоп! Хлоп! — А-а-а-а-а! Сая-я-я! С-спаси братика-а-а! — П-прости, сэмпай, но… ты и правда некрасиво себя повёл по отношению к сестрёнке. — Да она же мне… сейчас хребет слома-ает?!! — Ох, совсем запамятовал. Госпожа Ванберг, можете ни в чём себе не отказывать — у этого засранца просто потрясающая… как её там… регенерация, точно. Какие только ранения он не получал — всё проходило в течение считанных юби. Осмелюсь предположить, что и переломы вполне успешно заживут. — А-а-а-а, Ила-ай… п-предатель, с-су!.. — И прекрати уже материться при ребёнке! Мало тебе было тумаков за неподобающее поведение перед знатью — хочешь получить ещё и за непотребщину?! Да будет так! Но сперва — это тебе за неумеренный алкоголизм! — Мне ещё и пи-ить нельзя-я?!. Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп!!! — Матушка-а-а!!!