***
— …Так уж и быть. Исключительно ради благого духа празднества я готов закрыть глаза на столь возмутительный акт потрясения общественного спокойствия. Но впредь держите ваших воспитанников в узде, дабы ничего более на учудили. Ещё одна жалоба — и придётся их оформлять. — Ох, безусловно, господин рыцарь, я обещаю, больше они не доставят никому хлопот, я с них глаз не спущу. Примите мои искренние извинения ещё раз и позвольте повторно выразить свою безграничную благодарность. — Не предо мной ты вину несёшь, а пред самим Канто. Но будь спокойна, дорогая, твоё щедрое пожертвование храму не ускользнёт от его всевидящего ока. За сим благословляю и отпускаю вас, заблудшие души. Мари и Райли не смели поднять головы, продолжая пребывать в поклоне до тех пор, покуда здоровый боров в блестящих латах с белым плащом храмовников на плечах не удалился достаточно далеко, всё то время довольно поглаживая опрятную бороду и игриво подбрасывая мешочек монет. Деньги на «пожертвование» — как хитро выразился храмовник, когда на деле сие являлось банальной преступной взяткой — пришлось извлекать из средств Саи, что предназначались для оплаты всех, пускай и в скромном порядке, детских капризов. А теперь они приятно отягчали кошель стража, и всё из-за жалобного клича терпевших поражение в кулачной потасовке малолетних жителей припортового жилого района. — Мне очень жаль, что всё так обернулось, — виновато произнёс вышедший из толпы мальчик и присел на одно колено в смиренном поклоне пред успевшими выпрямиться Мари и Райли. — Ваши подопечные развязали драку только чтобы защитить меня, потому что я не смог ничего предпринять самостоятельно. И за это всецело готов понести ответственность. Прошу, не вините их. — Ты что несёшь, Лем? Они же сами… Возразившая было ему Нирра умолкла на полуслове, когда её пронзил непоколебимый, убийственно сверкнувший из-за плеча взгляд Лема, и тут же, будто поддаваясь безмолвному, ментальному приказу раскланивавшегося брата, поравнялась с ним и нехотя, едва ли не сквозь зубной скрежет, также опустилась на колено. После обуздания нрава самой горячей из них, остальные адъютанты добровольно последовали примеру этих двоих. — Мы все виноваты, — процедила Нирра, как только почувствовала на своём плече ободрительное касание брата, словно в это мгновение он сам говорил через её уста. — Наблюдая за унижениями нашего брата, мы страшились что-либо предпринять, боясь навлечь гнев старших. И ваши ребята самоотверженно заступились за нас, при этом не будучи чем-то обязанными или как-то связанными с нами. Если кто и заслуживает порицания, то только мы, не они. — Грёбаные боги, да что опять за дичь начинается? Все без исключения адъютанты вопросительно подняли головы на подступившего к ним с нескрываемым раздражением Шена, сунувшегося поперёк норовившей что-то ответить Мари. Он без всякого стеснения наградил нескольких из тех молодецкими подзатыльниками и заговорил уже ощутимо снисходительнее: — Мы, если вы ещё не поняли, по большей части из тех самых трущоб, и мы давно искали повод надрать пару наглых портовых задниц — не думайте, что вы какие-то особенные и мы горели эдаким праведным желанием вас защитить. Аж выбешивает такая мнительность. Зарубите на носу: мы сделали это, потому что сами захотели. Не больше, не меньше. Так что, Райли, — он ехидно глянул на того через плечо, — можешь их старшим так и передать, что ежели имеются предъявы — пусть высказывают мне, я всегда сам держу за себя слово. А вы, — возвратил внимание на адъютантов, — завязывайте с этим фарсом и пойдёмте уже поедим чего, пока представление не началось. Если мы всё пропустим — у вас появятся настоящие проблемы, не чета какой-то там надуманной вине. Вы сами видели, меня лучше не злить. — Во наш голодяй завёлся-то, — посмеялся из-за спины Паки. — Нам лучше свалить на безопасное расстояние. — Ладно-ладно, Шен, мы тебя поняли, расслабься, а то уже перегибаешь палку, — благодушно, с замаскированным под кашель смешком, произнёс Райли. — Ну что, ребят, предлагаю и правда пойти перекусить. — Эм, Райли… — Ох, ну да, — раздосадовано буркнул он, когда подкравшаяся малышка-алва вложила ему в ладонь маленькую горстку однотэновых монеток. — Что ж, надо пройтись по лавкам, может, какие-нибудь чёрствые булочки за бесценок урвём. Сколько тут у нас? Три, четыре, пять… Мари, у тебя осталось что-нибудь с нашей прогулки? — Несущественно, — покачала головой девушка, выуживая из-за пояса и протягивая тому три монетки. — Десять тэн, да? — юноша озадаченно почесал затылок. — А нас тут чуть большим сорока ребят, если верно помню. — Да, — кивнула Мари, — девятеро неважно себя чувствовали и их уложили отсыпаться. — Значит, придётся как-то сторговываться хотя бы на две дюжины булочек и делить поровну. Знаю, знаю, — едва заслышав слабый волнительный гул, Райли поспешил ободряюще взмахнуть руками, — этого будет мало, но до ужина продержаться хватит. Отъедимся дома, мы с Мари постараемся приготовить что-нибудь вкусненькое, обещаю. Просто потерпите и… — Этого… Оба взрослых без особого интереса поглядели на подавшую голос Нирру, но большая часть ребятишек обратили к ней удивлённые лица: от былой надменной агрессии девочки не осталось и следа — ныне она выглядела спокойной и даже податливой. И звучала соответствующе. — Этого хватит на бутыль-другую яблочного сидра? — собравшись с духом, более уверенно спросила она. — Чего? — вздёрнул бровь Райли. — Ты предлагаешь потратить последние деньги на выпивку? Половине из вас даже десяти ещё нет, ты в курсе? — Сидр нужен не для питья. Говоря откровенно, я могу накормить всех и без него, но тогда не обещаю, что это окажется вкусным. И это утратит всякий смысл, полагаю. — Что ты задумала, дорогая? — настороженно вопросила Мари. — Моё дело предложить, а решать уже вам, — утратив самообладание, в привычно строгой манере отрезала Нирра, оставив ту без ответа. Райли смерил девочку сомневающимся взором, однако перенеся внимание на Шена с остальными и прочтя в их глазах единодушное доверие, пораженчески покачал головой и с бурчанием поплёлся в сторону питейных палаток. — Избавь меня от этой идиотской ухмылки, или я помогу тебе, — заметив довольное выражение лица Лема, ощетинившаяся Нирра пихнула брата в грудь, на что тот лишь усмехнулся, чем только подлил масла в огонь. К всеобщему облегчению она не заметила аналогичный вид у Шена, ведь последний оказался умнее и своевременно отвернулся, избежав гнева новоиспечённой подруги. Как-никак, то был первый чистосердечный жест со стороны юных адъютантов к чужакам — прекрасное начало для налаживания дружеских… или просто тёплых отношений. Основная программа культурного фестиваля — театральное представление — была запланирована на половину третьего часа, чтобы мероприятие гарантировано свернулось засветло, к началу четвёртого. И до объявления о сборе, судя по видневшемуся вдалеке механическому циферблату, оставалось не более четверти часа или две большие колбы, когда Райли вернулся с тремя литровыми, добротными на вид бутылями и Нирра повела всех в неизвестность через ближайшую подворотню. — У меня недоброе чувство, будто нас здесь не должно быть. Если на поднятие канализационного люка все отреагировали скромно, то оказавшись внизу и преодолев непродолжительный путь по тёмному, полнящемуся затхлым сырым воздухом разветвлённому коридору, что в конце концов привёл ребят в небольшое помещение с низким потолком, кто-то не выдержал и полюбопытствовал взволнованным тонким голоском. — Какая уже, в бездну, разница? — резко, но с некоей снисходительностью отозвалась Нирра. — Это наше прошлое, а жить следует настоящим, как говаривал наставник. Располагайтесь где только возможно — на это уйдёт некоторое время. Кто-то из адъютантов услужливо запалил небольшой костерок у стены, прежде чем начавшие блуждать впотьмах дети успели навернуться на разбросанной тут и там грубо сколоченной мебели, ограничивавшейся дюжиной табуретов да единственным, хоть и широким низеньким столиком — скромный набор любого перевалочного пункта, чтобы не есть на земле с отмороженным задом. Райли же в первую очередь озаботился перспективой угореть в замкнутом пространстве от едкого дыма, но его сразу успокоили, указав на россыпь едва приметных потолочных вытяжек. — Иначе бы никто не стал оставлять здесь уже прогоревший костёр вовсе, — метко подметил раздувавший огонь адъютант. — А это что? Беспризорная девочка присела у столика и заворожено разглядывала выложенные одним из адъютантов кирпичики причудливого желтовато-зеленистого оттенка. — Эр-Эр-Пэ, — опустился рядом с ней Лем. — Резервный рацион питания. Сухой паёк, как его называли в лагере. Взяв один, он отломил крохотный уголок и протянул девочке. Та без задней мысли закинула его в рот, прожевала и сглотнула, ничуть не изменившись в лице, будто сама до конца не понимая, что сейчас съела. — Сами по себе эти брикеты безвкусны, да, — понимающе улыбнулся паренёк. — Зато достаточно питательны, чтобы протянуть целый юби на одном таком. — И ради этой дряни мы сюда спускались? — вмешался сидящий чуть поодаль Шен. — Просто заткнись и жди, — буркнула подоспевшая с очередной порцией брикетов Нирра. — Если я обещала, что накормлю вас на славу — я это сделаю. — Её тон не из приятных, но слова верные, — с усмешкой поддержал Лем. — Мы уже проворачивали схожий трюк с травяным отваром, вышла вкуснятина. — И сидр, я так понял, заместо него пойдёт. — Ну, выбираться в лес за травами явно не вариант. — Не знаю, что вы задумали, но прокипятите пойло хотя бы самую малость, — бросил устало сползший по стене Райли. — Некоторым ещё нет и десяти. Если Шарин прознает, что я дал детям попробовать алкоголь хоть в каком виде… — Нам и так требуется его разогреть, но мы подержим котелок над огнём чуть подольше, — последовал согласный кивок. — Хотя от этого может появиться небольшой привкус горечи. — Да плевать, — промычал сквозь ткань Шен, зарывшись лицом в сложенные на коленях руки. — Просто дайте мне уже пожрать. — Не парься, братан, самый первый кусок достанется тебе, я за этим прослежу, — с хохотом Паки опустил ладонь на плечо друга, на что тот глухо прорычал, точно дикий пёс. Вонь сырости вскоре уступила под натиском повеявшего ароматного запаха пряных яблок, что у многих проступили слюнки. Кажущееся сомнительным варево из сидра, разбавленного водой, взгромоздили на столик остывать. Наконец, устав от беспокойных ёрзаний Шена, Нирра перелила немного жидкости в одинокое блюдце, чудом откопанное в здешнем тайнике, и аккуратно опустила в него один брикет. Тот медленно разбухал, и за сим процессом завороженно наблюдали беспризорные, ничего похожего ранее не видавшие. Для них и сами брикеты являлись чем-то удивительным: высушенные и спрессованные частички самой разной еды в единую массу — технология давно известная, но не имеющая широкого распространения, так и оставшаяся уделом кочевников и солдат. — И что это такое? — недоверчиво скосился Шен на сунутое прямо под нос первое получившееся «лакомство». — Просто открой треклятый рот, — процедила Нирра и едва ли не силой затолкала это ему в глотку. Она подумывала об этом, но в последний миг влажный брикет застыл в дюйме от юношеских губ и услужливо выждал, когда его откусят. Шен сперва растерянно переглядывался то с брикетом, то с Ниррой, и после небольшой заминки позволил сочному куску пролезть внутрь. При пережёвывании его лицо постепенно менялось от мученического к разглаженному, а сглотнув, парень и вовсе облизал губы, что несомненно было хорошим знаком — иначе он бы воспользовался рукавом. — Вкус непонятный какой-то, но оседает отлично, — нехотя ответил Шен на молчаливое вопрошание остальных. — В меру сладко, в меру кисло. В общем, не так ужасно, как смотрится. — Ох ты ж какой гурман у нас выискался, — язвительно протянула Нирра, уже протягивающая кому-то подоспевший на очереди брикет. — Скажешь ещё хоть слово — и будешь жрать их как есть: сухими и безвкусными. Пайков у нас много, а вот отвара не очень. Так зачем переводить его на всяких снобов? — Эй, полегче, Колючка, я ведь только что похвалил твою стряпню, разве нет? — примирительно поднял руку Шен. — Хороша похвала, ничего не скажешь… — Та было недовольно скрестила руки на груди, но в следующий миг осеклась и огрызнулась. — И что ещё за «Колючка» такая? Нарываешься? — Да успокойтесь вы уже, — в один голос бросили замечания Лем и Райли, чему сами тут же подивились. Импровизированный обеденный перерыв накануне выступления определённо вышел удачным: несмотря на рассыпчатость блюда, из-за чего несколько брикетов развалились у детей на ладонях и оказались на полу, все поели с удовольствием. Им не с чем было сравнивать полученную пищу, они могли лишь догадываться, что, вероятно, это нечто сродни пирожным и тортам, что им доводилось видеть в витринах пекарен — по форме всяко подходило. Некоторые, пребывая в приподнятом настроении, порывались завести беседу с ребятами из противоположного лагеря, и кто-то из них даже отвечал взаимностью, хотя в целом всё ещё чувствовалось некоторое напряжение… или вернее будет сказать — неловкость. Благо, в ней уже не чувствовалось былой агрессии. Быть может, лёгкое недоверие. Самая его малость. — Ещё бы по канализации шататься не пришлось… Своё бурчание Шен терпеливо берёг до времени, пока все не выберутся обратно на поверхность, и только затем, небрежно подталкивая крышку-плиту на место ступнёй, позволил себе скромный, по его меркам, комментарий, на который, впрочем, никто не пожелал отреагировать — всех заботило, как бы не опоздать на представление. — Эй, вы, а ну стоять! И весьма не вовремя образовалось очередное препятствие к достижению намеченной цели. Все встревоженно подняли головы на оклик — с уступа крыши на них взирал гарнизонный лучник, не выражавший явной агрессии, но недвусмысленно извлёкший стрелу, пускай и тетива осталась нетронутой. Нирра в этот миг была готова расшибить себе голову от стыда: они все напрочь запамятовали о проблеме города, если и не первостепенной, то шедшей следом — обжившие подземные катакомбы упыри. То, что они спустились вниз без всякого оружия и умудрились не столкнуться с одним из этих, ещё полбеды. Теперь, очевидно, самих ребятишек могли счесть за упырей — с такого расстояния вряд ли кто-то захочет вглядываться, насколько опрятно одеты люди, которые буквально на глазах вылезли из канализации. Если и не пристрелят, то на дознание отведут без лишних раздумий, и тогда домой вернуться удастся хорошо если на следующее утро. И похожие мысли посетили отнюдь не только девичью головушку. — Внимание, — осторожно зашептал Лем, но так, чтобы его смогли услышать даже самые дальние из товарищей. — Каждый хватает по одному беспризорному и бросаемся в россыпную. Всех ведь учили работать в парах? Медленно, без суеты кооперируемся и ждём сигнала. — Эй-эй, господин стражник! — громко заголосил Райли, по всей видимости решив отвлечь внимание лучника, пока дети осторожно сдвигались друг к другу. — Что же вы так детей пугаете? Мы ничего дурного не замышляем. Ну как, просто некоторым захотелось в туалет, а мы не нашли другого выхода, кроме как… — Тишина! — рявкнул тот и угрожающе таки подцепил двумя пальцами тетиву. — Я видел, как последний из вас вылезал из люка! Всем оставаться на своих местах, пока не прибудет дежурный отряд! — Что же вы так нервничаете, господин?! Это же просто дети! Неужто они способны создать кому-то?.. — Я велел умолкнуть! Пока Райли пререкался со стражем, остальные послушно, но крайне неумело сбились в пары, то и дело случайно сцепляясь по трое или четверо, что приводило к неприятным, благо, быстро затухавшим перепалкам — всем крупно повезло, что вниманием стрелка в какой-то момент завладели подчёркнуто вежливые, хотя и пронизанные колкостью и дерзостью, полившиеся замечания юноши. — Не стоит, — робко прошептала Мари, когда Лем попытался взять её за руку. — Я останусь с Райли. — Вы уверены? После того, что ваш друг наговорил стражу — из всех нас он в наибольшей опасности. — Именно поэтому мне лучше остаться с ним. Я не хочу обременять кого-то из вас, а Райли… я верю, что он в силах позаботиться о нас обоих. Ох, то есть, о троих. Девушка с виноватой улыбкой погладила околачивавшегося поблизости хромоногого мальчишку, как про себя окрестила того Нирра, что закономерно не смог найти себе пару: никто из детей его на своём горбу далеко бы не утащил. На что девочка ожидаемо со скепсисом фыркнула, однако тотчас неопределённо кашлянула, когда заметила на себе строгий взгляд Лема, и уже сама безразлично огляделась вокруг в поисках напарника. Впрочем, она бы назвала это скорей балластом, который придётся волочить на себе. Но если для брата эта авантюра действительно важна, она готова уступить. Ведь нет ничего важнее сохранности благополучия семьи — так ей любил говаривать старший брат Броди. Но в то же время адъютант не может позволить себе слабость даже в отношении семьи, ибо она ведёт к погибели всех — это уже слова старшего брата Коула. И чему отдать предпочтение, девочка решить не смогла — наипростейшим путём казалось и дальше держать нос по ветру, уповая на туманную и капризную судьбу. Что не заставила себя долго ждать — Нирра ловко извернулась и перехватила ладонь, посмевшую коснуться её плеча, на что обладатель выворачиваемой в сторону конечности болезненно оскалился и прошипел: — Полегче с иголками, Колючка — я не угонюсь за тобой, если буду покалечен. — С чего ты решил, будто я горю желанием кооперироваться с тобой? — процедила она, нехотя отпуская его руку. — С того, что все уже разбились на пары, — едко сплюнул тот, потирая запястье. — Остались ты, я и ваш этот Лем, но он уже изъявил желание остаться с Райли, Мари и Симоном. Просто выбора не осталось, не думай, что я в восторге от твоей компании. — Вот уж не подумала бы, что такой грозный боров станет кого-то слушать, — язвительно ухмыльнувшись, она строго скрестила руки. — Куда же делся твой воинственный дух независимости? — Много ты поним… — Марш! Вскрик Лема, несмотря на ожидание, всё равно застал всех врасплох, вышедший несколько поспешным по ощущениям Нирры. И очень скоро обозначилась причина такой расторопности в лице трёх рыцарей, показавшихся из-за угла, — они уверенно направлялись в проулок, по всей видимости, привлечённые громкими возгласами Райли и лучника. И как было условлено, все кинулись прочь из подворотни, а оказавшись на полупустой улице портового квартала — попарно разбежались в разные стороны, полагаясь на удачу и содействие напарника. — Что ты делаешь? — процедил Шен едва ли не в самое ухо остолбеневшей на границе света и тьмы Нирры. — Лем… Двое патрульных рыцарей, гремя доспехами, спешили к ним, но один предусмотрительно остался возле противоположного выхода, куда и попытались прорваться Лем с Райли и Мари с Симоном. И к ужасу девочки первым схваченным за шиворот оказался именно её названный брат, когда как остальная троица опасливо застыла и не знала, куда деться. — Не о тех переживаешь, — уверенно кивнул он в сторону бучи. И весьма кстати: вернувший самообладание Райли с наскока влетел в живую бронированную преграду плечом, отчего первым же полетел на землю, и уже следом опрокинулся сам страж. Освободившийся от цепкой хватки Лем моментально подскочил к старшему товарищу и потянул за угол дома вместе с подоспевшими Мари и Симоном. Нирра облегчённо выдохнула: она почти уверовала, что эти четверо попросту решили занять руки стражей собой, дабы избавить остальных от преследования. И это представлялось в её глазах наиглупейшей затеей. — О себе лучше думай, — тревожно проворчал новоиспечённый напарник, почти насильно уволакивая на миг зазевавшуюся девочку от нависшей угрозы. Ещё самую малость — и уже её пришлось бы вырывать с боем из металлических лап правосудия. — Ходу! Почти не разбирая дороги, оба ошалело неслись куда глаза глядят, и несмотря на малые габариты и лёгкость одежд, позволявших развить существенную скорость, облачённый в доспехи рыцарь, увязавшийся именно за их парой, если и не нагонял беглецов, то уверенно держал равный темп — развитая мускулатура закалённого мужа не шла ни в какое сравнение с ещё растущими детскими мышцами. Слабый, но беспрерывный металлический грохот позади давил на нервы не только уличному шалопаю Шену, но и бывшей ученице соглядатаев Нирре, кою, в отличии от первого, готовили к такого рода испытаниям. Однако оказавшись, как говорится, «в поле», вся теоретическая подготовка волшебным образом из головы улетучилась, уступив банальным человеческим рефлексам: беги, покуда бежится, и не останавливайся. И она не останавливалась. Не столько из-за мысленной установки, сколько из-за тянущего её до сих пор мальчишки — она опомнилась, что они так и не расцепили ладони, когда уже успели миновать третий проулок и вот-вот должны были выбраться к окраине порта, к реке. — Сюда! — запыхаясь, шёпотом выпалил Шен и кивком указал на первое подвернувшееся глазу складское помещение. Подтянув Нирру к задней стене массивного амбара, он бегло провёл ладонью по доскам, и когда одна едва уловимо дрогнула — не колеблясь отодрал её без видимых усилий. Сырость древесины тому виной была или это издавна подготовленный кем-то «чёрный ход», раздумывать над этим Нирре не дал бесцеремонный толчок в спину — вернее даже бросок за шкирку, отправивший девочку внутрь сквозь образовавшуюся обширную для их габаритов щель. — Я задушу тебя твоими собственными портками, — отплёвываясь сенным настилом, прорычала приподнявшаяся в локтях Нирра. — Да-да, только сперва схоронимся, — безразлично протянул Шен, вовсю пытавшийся пристроить отломанную дощечку на место. Впрочем, его старания оказались тщетными. — Мелкие паршивцы! — прогремел мужской бас в опасной близости: рыцарь-храмовник уже топтался где-то близ склада. Успел он заметить прошмыгнувших внутрь ребятишек или потерял их из виду немного раньше — теперь лишь это крутилось в головах обоих, не смевших лишний раз вдохнуть. — Именем Канто я призываю вас выйти! Если вы чисты пред законом — вы чисты и пред богами! Таиться в тени удел грешников и преступников! Не усугубляйте свою участь! «А чисты ли мы?.. — невольно подумалось Нирре, отчего её взяла мелкая дрожь. — Мы скрываем, кто мы есть. Мы врём. Обман является одним из серьёзнейших грехов. Но если раньше мы делали это во имя нашего господина, что нарекалось благим деянием, то теперь мы делаем это для себя, ради собственного благополучия. Это уже грех или всё ещё нет? Боги вообще разделяют дурные поступки на допустимые и недопустимые? И почему меня это вдруг так заботит?..» Из смятения её мигом вывела лёгшая на плечо ладонь — слабо различимый впотьмах Шен жестом указал наверх и гуськом покрался мимо ящиков куда-то вглубь склада, словно преследователь мог углядеть их сквозь стену. И опасения те оказались ненапрасными: лязг трущихся друг о друга металлических пластин быстро перетёк вдоль одной стены к другой, а затем опасливо смолк неподалёку от светящихся прорезей дверных створ — страж принял решение заглянуть внутрь и вот-вот намеревался сорвать наверняка хлипкий без должного ухода замок. И тогда сумрак развеется, перестав служить детям защитным покровом и оставив после себя жалкие ошмётки теней от редких небольших ящиков и укрытых непромокаемой тканью тюков. — Ну попадитесь мне только… Когда треск дерева стих и склад озарил солнечный свет, только затем стало возможным расслышать рвущийся сквозь сжатые зубы желчный поток сдержанной, и всё-таки, брани. Рыцари-храмовники, в отличии от своих мирских прообразов, часто не имели дворянского происхождения: их отбирали за опыт и заслуги перед церковью. Что, впрочем, ничуть не мешало им впоследствии нарастить не меньшую, а то и большую гордыню. И одна мысль о том, что тебя водят за нос какие-то тщедушные недоросли, выводила дух славного мужа из равновесия. Шелест выстеленной по полу соломы под тяжёлыми сапогами мерно приближался к месту, где схоронилась Нирра: ни треска вскрытия ящиков, ни шуршания покрывал на тюках — страж будто знал, где эти двое прячутся и уверенно шёл к цели. Или, как минимум, одна Нирра — Шен юркнул в противоположный угол, и теперь их разделял не только проход, но и преследователь. Когда же иссохшие волокна хрустнули в опасной близости, девочка не выдержала и на четвереньках переползла за угол ящика. И вовремя: поверни вышедший страж голову в её направлении несколькими мгновениями ранее — и точно заметил бы скрывающийся за препятствием башмак. Шаги начали удаляться, однако Нирра, побоявшись испытывать судьбу, подалась ещё дальше, мягко, но расторопно перебирая локтями и коленями, не рискуя отрывать живот от пола. В какой-то миг она свернула влево и протиснулась в щель между ящиками — путь не самый лёгкий, зато так её наверняка не заметят: здесь царил непроглядный мрак, а лампы или факела у стража, очевидно, при себе не было. И девочка сейчас поистине была благодарна всем возможным богам, что при ней не имелось какого-либо снаряжения — даже в лёгкой тряпичной одежде порой приходилось натурально продираться, впиваясь в стенки ногтями для упора и проталкивая застрявшую тушку вперёд. Нирра едва сдержала рвущий наружу радостный вздох, выскользнув из товарного «лабиринта» прямо в объятия ослепляющего света — она проделала путь от задней стены к лицевой, с выходом, почти целиком. Бывший учитель наверняка бы ею гордился. Но победой ещё и близко не пахло — она лишь оторвалась от преследователя, но не избавилась от погони. К тому же следовало отыскать горе-напарника, которого ей навязали. И который, если разобраться, сделал куда больше для их побега, чем она сама, что не могло не ранить немногие сохранившиеся в ней чувства. Значит, надо найти его и вывести — здесь больше оставаться нельзя. «К-какого?!.» — чуть не выругалась она вслух, почувствовав болезненный укол в голову. А следом на солому плюхнулась какая-то маленькая ракушка. Или странной формы камешек? Не суть. Куда важнее — кто-то чем-то в неё кинул. И определив направление, Нирра с прищуром уставилась на активно жестикулирующую расплывчатую впотьмах фигуру. Шен неведомым образом оказался на внутреннем балконе, своеобразном втором этаже склада, и подзывал её к себе. Проблема сего простого, на первый взгляд, плана виделась невооружённым взглядом: единственная лестница прямо у входа, что открыт нараспашку, отчего добрую половину пути девочка окажется открытой всем ветрам и, что страшнее, глазам. На что она незамедлительно указала напарнику лаконичным жестом: кручением пальца у виска. Тот сперва отреагировал не менее «комплементарными» движениями, однако вскоре затих — не иначе как осознав посыл и задумавшись, — и после жестом указал в противоположную от лестницы сторону. Выведенная воображаемая прямая, тянущаяся от пальца, упиралась в высокий столб сваленных друг на друга ящиков. Нет, он там не один — россыпь "столбцов" разной высоты, и расположены они достаточно близко друг к другу, чтобы попытаться вскарабкаться по ним наверх. Не совсем лестница, но… Опасливо выглянув из-за преграды и убедившись, что храмовник не только далеко, но и обращён спиной ко входу, Нирра для верности выдохнула и мягким прыжком с перекатом ушла в тень под лестницей. Замерла и прислушалась. Далёкие шорох и ругательства — всё без изменений. Дело за малым — чуть проползти вдоль балок с перегородками, поддерживающих балкон. «Только понапрасну силы потратила…» — с досадой поморщилась она, вновь припадая грудью к настилу и морально готовясь буквально ползти назад. К чести Шена и облегчению Нирры, первый не остался безучастным в стороне и уже придерживал сверху крышку верхнего ящика, тем самым делая неустойчивую конструкцию чуть более надёжной. Или, как минимум, менее скрипучей — звук ныне являлся их злейшим врагом. Девочку едва ли возможно назвать акробатом или хотя бы ловкачкой — её таланты пока что раскрывались сугубо в боевой направленности, — но абы как взобраться на малую башенку из четырёх ящиков удалось с первой попытки. Осталось аккуратно подтянуться на большую башню из семи, а там уже влезть на балкон труда не составит — высота там в худшем случае ей по грудь, а то и по живот. — С-с-сука… В отличии от неё, Шен не смог удержаться от гласной ругани, когда потревоженная девичьим весом башня угрожающе зашаталась. Паренёк, рискуя свалиться, перенёс вторую руку с перил на ящик и до хруста в суставах потянул к себе — что бы там ни хранилось, но это явно нечто тяжёлое, норовящее от малейшего наклона слететь вниз камнем. Грудой камней, если быть точным. И осознавая возросшие до небес риски, Нирра, уже не озабочиваясь случайным скрипом или стуком подошвы, спешно поползла вверх, натужно цепляясь за всё, что хоть немного вызывало доверие. Расторопность девочки в какой-то миг чуть не сыграла с ними злую шутку, когда, оттолкнувшись от последнего ящика в надежде сразу ухватиться за подлокотник перил, она случайно ударила паренька носком башмака по лицу. К счастью, всё обошлось злобным шипением. И вскоре ребята совместными силами поправили верхний ящик, возвратив конструкции утраченный баланс. — Будешь должна ещё этих ваших пайков, — размазав по штанине высморканные сгустки крови, буркнул взбирающийся по приставной лестнице Шен. — Кто кому ещё должен, — грубо подтолкнула того под зад насупившаяся Нирра. Однако, стоило выбраться на крышу и узреть далеко простирающуюся лазурно-зеленистую реку на фоне синего, начавшего слегка розоветь, неба, на неё накатила причудливая волна печально-радостного блаженства: печали от выпавших на сей юби испытаний… и в то же время радости от возможности разделить этот триумфальный момент с кем-то ещё. Пускай не с братьями и сёстрами, но с человеком, который доказал делом, что какого-никакого доверия он достоин. А доверие, пожалуй, самый ценный ресурс из всех существующих на этой и всех прочих землях.***
— Снеси мой клич Хранителю Древа: сын его названный, дитя человеческое, Лунхард, Владыке Ужаса вызов бросить намерен, — с нелепо натужным лицом, отсылающим к стоическому виду героя, взмахнул рукой мальчик в лиственных — или имитирующих оные — одеяниях. — Пусть не печалится дорогой отец и духов славных на погибель не отсылает. Но песнь благодатную заведёт и сердце моё любовью безмерной своей наполнит. — Не только лишь своей, юный Лунхард, — его груди коснулась золотистая ручонка, выскользнувшая из мешковатого, разукрашенного яркими красками балахона, что должен был символизировать образ духа. — Стать и смелость твои укором нам послужат, пристрастию нашему изобличением, невежеству предупреждением. Ныне видим мы — не всякий люд природы дар отвергает, не всякий разум противится бытию. Душа твоя стремится к звёздам, чистоте её позавидует и дух. Один на битву ты отправиться удумал, но помни: все мы — твоя семья — впредь связаны в едино. Храни же бережно нашу к тебе любовь… — Ну чё ты тянешь, Даги, засоси её уже! — вдруг озорно выкрикнули из тени, и следом вспыхнули прочие смешки. — А не пошли бы вы!.. — не удержался мальчишка на сцене, на миг выйдя из образа героя. Но тут же разочаровано опустил голову, стоило его ладони почувствовать касания тонких длинных пальчиков малютки-алвы в образе духа лесного. Она украдкой нашептала ему что-то на ухо, чему тот согласно кивнул и полностью развернулся ликом к ней, обратно вживаясь в шкуру славного героя Лунхарда, что далее должен будет принять благословение от своей будущей невесты, духа-лисицы, через поцелуй. Естественно, ввиду детского смущения, оба ещё во время краткой репетиции условились ограничиться объятиями. Но о чём не были осведомлены зрители, и прошедшаяся по импровизированному залу — на самом деле чердаку поместья Ванберга — волна возбуждённого галдежа чуть не вывела начинающих актёров из равновесия. — Паки, не сочти за труд, — Шен потыкал в плечо соседствующего товарища. — Передай там особо говорливым: если они не угомонятся — всю ночь будут целовать землю у порога, а не простынь в постели. — Тебя правда растрогала эта поэтическая муть? — не без хохмы, тем не менее прошептал это Паки уже на почтительной дистанции. — Они вообще-то для нас стараются, кретин, — строго заглянул он в глаза друга. — Раз уж настоящее представление нам отрезали на корню, стоит быть благодарными хотя бы за импровизацию от нашей несравненной малявки. — Тебя не поймёшь… Паки ещё что-то пробурчал под нос, прежде чем подняться на ноги и отправиться усмирять наиболее непоседливых детишек, но Шен его уже не слушал, увлечённо наблюдая за представлением. — Тебя и правда не поймёшь. — Тьфу! — чуть в голос не выругался Шен от неожиданного появления Нирры прямо на освободившемся месте. Адъютанты и впрямь умеют подкрадываться незримо и бесшумно, раздражённо подумал он. — Оставь эти свои выкрутасы для своей братии, Колючка. — Много я пропустила? — явно или невольно пропустив грубое замечание мимо ушей, легко спросила она, играючи постукивая пальцами по икрам скрещённых на полу ног. — Ну… прилично так, думаю… Непринуждённый и даже дружелюбный вид некогда агрессивной и бойкой девочки вверг угрюмого крепыша в ступор: он не знал, как ему должно реагировать… и стоит ли реагировать вовсе. Ни с того вдруг сама подсела, да ещё и ведёт себя как человек. Как-то непривычно. И он бы с удовольствием проигнорировал её присутствие, возвратив внимание на подсвеченный лампами участок чердака с вывешенным разукрашенным покрывалом, что легкомысленно обозвали «сценой», если бы не возникшие ощущение некоего зуда пониже спины и тяга куда-нибудь деть беспокойные, трущие и почёсывающие друг друга ладони. Шену так и не выпала возможность поблагодарить выручившую его Нирру по возвращению в безопасные хоромы госпожи Ванберг. Ведь то, что он сделал для девочки при побеге от стража, ни в какое сравнение не шло с тем, как она вела трясущегося, что твой осиновый лист, парнишку по шатким уступам крыш и помогала ему преодолеть пропасти меж соседствующими домами. Потому что Шен открыл в себе то, о чём никогда не хотел бы знать: до белой горячки безумный страх высоты. Ощущавший себя самым настоящим королём на земле, в особенности после будоражащей авантюры в ночь бучи, из которой ему и его товарищам удалось уйти не просто живыми, но и невредимыми, на сравнимо небольшой возвышенности паренёк утратил всякий рассудок, а перед очами неустанно проносились образы неприглядного кроваво-мясного месива, от участи коего бедолагу отделяла всего одно неверное движение. Но крепость и уверенность обвитых вокруг ладони девичьих пальцев позволили, пускай немного, но ослабить оцепенение и сделать наиболее тяжёлый первый шаг вперёд. И каждый последующий давался в разы проще, пока наконец они не перешли на малость безрассудный, но такой одухотворяющий бег. «А эта девчонка умеет не только лишь языком молоть…» — невольно признал Шен. Чему, правда, тут же смутился и встряхнул головой, брезгливо поморщившись: ей об этом знать всяко не обязательно — она всё ещё больше болтает, чем делает. Хоть сейчас та и вела себя подозрительно тихо, но это всё очередные уловки, решил он, с неё спускать глаз — себе дороже. — Ч-чего? И несмотря на всю свою настороженность, Шен всё равно проморгал миг, когда перед его носом материализовался знакомый, как по форме, так и по запаху, брикет, деликатно лежащий поверх протянутой девичьей ладошки. — Сам сказал, что буду должна сухой паёк, — равнодушно протянула Нирра, даже не шелохнувшись, пока наконец липкое лакомство не перекочевало к новому владельцу. — Не обляпайся. — И ради такой ерунды ты пропустила половину выступления своих же братьев? — вынужденно смягчив тон из признательности, тем не менее укоризненно прошептал он. — Не хочешь — давай обратно. Поддаваясь бездумному рефлексу из-за устремившейся к нему девичьей руки, Шен немедля запихал в себя пирожное целиком, отчего едва не поперхнулся, и это вызвало у Нирры ожидаемую издевательскую ухмылку. На сей раз, правда, эта улыбка его взбесила чуть меньше, нежели обычно. На мгновение и вовсе приятно уколола в грудь, но сея возмутительная оплошность сошла на нет так же быстро, как и зародилась. — Вкус другой, — проглотив последний кусочек и облизав пальцы, с видом гурмана резюмировал Шен. — Это не остатки с той партии? — Смеёшься? — вздёрнула бровь Нирра. — Где бы я их схоронила, одетая в такое? Если только в заднице. — Миленько. — Не успей он прожевать пищу как следует, то непременно поперхнулся бы. — Ну и как ты смогла приготовить его? Сидра же, вроде, не осталось. — А вот это давай останется секретом, — хитро подмигнула она и отвернулась к сцене, где вовсю имитировали красочную битву добра со злом как раз при участии бывших адъютантов. Буквально красочную: брызги алой краски долетали аж до первых зрительских рядов. Шен открыл было рот, но в миг захлопнул обратно и сжал кулаки. Лёгкое дурманящее наваждение и обжигающее послевкусие наводило мысли о спиртном, но первоначальный вкус парнишка не различил, значит это что-то ранее невиданное, чего он никогда не пробовал. Не то чтобы он являлся почётным выпивохой, но в бытность жизни в доме презрения, где возможно было выжить лишь воровством всего, что не прибито к полу, нередко приходилось тащить и позабытые уличными гуляками недопитые бутыли: сомнительная, но всё-таки пища. Но то теперь казалось дешёвой бормотухой в сравнении с этим, что ему посчастливилось распробовать сейчас. Что бы это ни было — оно без сомнений из запасов кого-то очень зажиточного. И на ум в первую очередь пришёл погреб отца их новой попечительницы — никуда дальше девчонка не успела бы отлучиться за такой короткий промежуток времени. «Если об этом прознает госпожа Ванберг — кому-то не поздоровится…» Ему тотчас стало дурно. Мгновением ранее божественное лакомство теперь грозилось вылезти обратно прежним путём. Загривок схватил озноб, а ко лбу парадоксальным образом подкатил жар. Противоречивым ощущениям вторили и противоречивые мысли — он сам не понял, чем обеспокоен больше. Возможным наказанием для себя и своих друзей? Или прежде всего для неё?.. — Ты мне больше нравился грозным. — А?.. Шен очнулся и в испуге чуть не завалился набок — нос Нирры едва не задел его собственный при развороте головой, а сощуренные, но хорошо различимые вблизи чарующе-чёрные, будто бездонные, глаза вдумчиво уставились на него. Почему она так близко? И почему его это так взбудоражило? Ничего подобного с ним раньше не случалось. Страх перед лицом серьёзной угрозы? Бывало. Удовольствие от возможности разделения с кем-то общих благ и тягот? Не редкость. Ответственность за более слабых товарищей? Всегда. Но чтобы они смешивались воедино? Да ещё по отношению к какой-то чужачке?.. — Говорю, не делай больше такую физиономию, — без видимой язвы, довольно радушно прошептала она. — Словно ты готов разрыдаться и обделаться одновременно. Прямо как тогда на крышах, один в один почти. Убожество несусветное. Такой рожей только младенцев пугать. — Скройся с глаз моих, — процедил он и попытался отпихнуть назойливую девчонку. Но та ловко обвила руку парня, беря в крайне своеобразный, почти неощутимый захват, использовала его для упора, чтобы вскочить на ноги, а затем потянула "пленника" за собой к лестнице. — При всей моей любви к братьям и сёстрам, я терпеть не могу сидеть на одном месте подолгу, — протянула Нирра на выраженную озабоченность Шена по поводу пропуска спектакля. — К тому же, раз я свой должок уже выплатила, настала твоя очередь. — Это что ещё значит? — Ой-ой, значит, когда ты мою жопу спас на складе — с меня причитается. А когда я твою провела через полгорода почти к самой поднебесной — уже нет? На сей убедительный тезис он лишь угрюмо сдвинул брови и выдал раздосадованный вздох. — Не парься, — улыбнулась она. — Просто полазаем по деревьям, пока харчевать не позовут. К своему удивлению Шен только сейчас заметил, что её манера речи давно как преобразилась из деловито-высокого в улично-просторечный: намеренно или случайно, но девочка опустилась на его уровень. — Я ненавижу высоту, если ты ещё не поняла, — буркнул ей в спину паренёк, уже некоторое время как освобождённый и ныне бредший по собственной воле. — Знаю, — легко отозвалась она не оборачиваясь. «Хочешь опять увидеть меня трясущегося? Тебя это забавляет?» Почему-то в его голове сей вопрос прозвучал без всякой агрессии или хотя бы обиды. Одно лишь голое любопытство. Поэтому дрогнувшие губы так и остались закрытыми, а ноги послушно вышагивали дальше, не смея куда-либо свернуть или вовсе развернуться в обратную сторону. «Ну да и бездна с тобой. Знай мою доброту… Колючка». В конце концов в жизни каждого человека наступает пора, когда ему необходимо преодолеть свои страхи и двигаться навстречу чему-то большему, чем он есть сейчас. Даже если цель оного — развлечение какой-то девчонки, о которой он ничего не знает и до коей ему нет никакого дела. Или же он попросту убеждал себя в том, отказываясь в упор замечать сокрушительное противоречие: безразличным тебе людям не дают прозвища. И те не находят звонкий отклик в душе, стоит лишь раз проговорить, устно иль мысленно, не важно. Пожалуй, это и есть заветная черта, преодолев которую кто-то становится тебе родным. Другом, возлюбленным… или даже частью семьи.