Тому уже приходилось бывать в особняке Блэк ранее. В самом начале пути становления Тёмного Лорда ему требовалась поддержка влиятельных семей, древних магических родов, которые имели вес и авторитет в высших кругах власти. Блэки были на вершине политического Олимпа. Мир ещё помнил грозного, но безукоризненного директора школы Чародейства и Волшебства — Финеаса Блэка; Арктурус на тот момент возглавлял палату Лордов и при поддержке Малфоев, Поттеров и Пруэттов держал аристократию в ежовых рукавицах, а по сути Совет и являлся правящей в Магической Британии элитой. В те времена совсем ещё молодое Министерство Магии не было единственным органом законодательной власти, всё-таки Британия — страна монархов, и юный Лорд Волдеморт собирался взойти на трон, как безраздельный правитель и могущественный чародей. Поэтому скромный на вид, но определённо знающий себе цену, наследник глубоко почитаемого и безгранично уважаемого Салазара Слизерина, умный и подающий большие надежды Том Марволо Реддл, используя юного Ориона, как средство и проходной билет, стал вхож в высший свет и очень быстро завоевал доверие, и обзавёлся единомышленниками. Он помнил званые вечера и балы, которые с лоском и присущей настоящей леди изысканностью организовывала хозяйка Блэк-Хауса. Но за хрупкой натурой и очаровательной улыбкой скрывалась жёсткая и властная женщина, иная не смогла бы войти в столь древний и тёмный род.
Следуя за Гарри по коридору, Том отмечал изменения, которые произошли с домом за столько лет. По-прежнему ощущалась мощь и сила, но уже другая, разбавленная магией нового главы. Обои не потускнели, серебряные канделябры и светильники сияли, начищенные до блеска. Притихшие на портретах маги лишь взглядом провожали хозяина и его гостя. В воздухе чувствовался запах имбиря и чего-то сладкого, медового. Пытаясь переключиться на окружающую обстановку, мужчина не мог отбросить угасшую яркость и цвет во взгляде юноши, которые заволокла холодная тьма. Если всё, что Реддлу было известно о легендарной силе Повелителя Смерти, правдиво, то сейчас Гарри, должно быть, борется с самим собой, с искушением, которое так близко и так заманчиво. Он должен бороться, Том был уверен в этом. Гарри Поттер — самый неудобный и упрямый, самый правильный и добрый человек на свете, в этом мужчина уже не раз убедился. Равнять по себе он не собирался, ведь сам Реддл не смог устоять от соблазна, развязав тем самый многолетнюю войну. Гарри другой, он верил в это, и отчаянно надеялся, что ещё не слишком поздно, чтобы достучаться до светлой, чистой души мальчика.
Гарри привёл гостя в пустую гостиную. Кричер умудрился за это время незаметно убрать с пола мантию хозяина и разместить на столике поднос с чаем и какими-то сладостями, но на глаза не решился показываться. Кивнув самому себе, Поттер жестом предложил Тому расположиться на любом из удобных мест, а сам занял кресло, обращенное спиной к камину. Оба молчали, тишину разбавлял, казалось бы, оглушительный треск поленьев. В комнате свет был приглушён, и отбрасываемые огнём тени придавали ей какой-то потусторонний, мистический антураж.
Исхудавший, нездорово-бледный, какой-то измученный и, кажется, совсем разбитый — непривычно было видеть таким почти бывшего Тёмного Лорда. Даже было его немного жаль, но это чувство Гарри решил засунуть куда подальше, оно неуместно. Юноша чувствовал себя уверенно, ведь он слишком ценен для сидящего напротив мужчины, чтобы ожидать какого-то подвоха или внезапного нападения с его стороны. Почему же эта мысль не пришла ему на ум сразу? Но Поттер вполне доволен, что, наконец, сегодня ему стала доступна истина. Как же всё оказывается просто. А Гарри даже на мгновение, совсем короткое мгновение, допускал в своё сознание мысли о том, что его можно искренне и беззаветно полюбить, просто так, ни за что. Не потому, что знаменит, не из-за того, что богат, не за имя или внешность. Но детские сказки и мечты остаются лишь мечтами и фантазиями, в которых любовь творит чудеса, покоряет и исцеляет сердца. В реальном мире всё не так поэтично, в особенности в мире, где обитают такие лицемерные змеи.
Мысли эти отдавали нехарактерным для мальчика цинизмом, но для себя он решил здраво смотреть на вещи, и лучше горькая, неприятная правда, чем сдобренная сладкой карамелью ложь. Как же он устал от этого! Недомолвки, тайны, недосказанность и откровенное враньё прямо в лицо. Ты ценен и нужен другим лишь до тех пор, пока можешь дать необходимое. Свету он был нужен, потому что мог прекратить войну; его окружало множество людей, они стремились быть ближе к Золотому Мальчику, желали купаться в лучах его славы, хотя им было чхать на его жизнь и переживания, за небольшими исключениями; тогда он был нужен Волдеморту лишь для того, чтобы самолично стереть с лица земли мешающую помеху, сейчас всё немного иначе. Гарри его последний якорь с крохотным кусочком многострадальной души, а это значит, что тот будет оберегать свой осколок и его носителя, сделает всё, чтобы тот был в безопасности, даруя при этом некое подобие свободы. Гениально, просто гениально. Парень хотел жить свободно и не намеревался быть чьей-то страховкой, вторым шансом. Достаточно. Он уже знает, что сделает этим вечером, Смерть немного пояснила, на что он будет способен с силой Повелителя.
— Как самочувствие, Том? — решил поинтересоваться юноша. — Выглядишь неважно.
Спокойный, ровный голос, ни тени страха или дрожи. Это определённо порадовало Реддла. Он любовался, как же он соскучился по этому мальчику. Боги! Если бы он только позволил прикоснуться к себе, просто обнять, Том бы больше никогда не отпустил, защитил бы от всего жестокого мира, шептал бы свои откровения и признания, всегда был бы рядом. Гарри совсем близко, всего каких-то пара метров разделяла их, но ощущалось это расстояние словно бесконечная пропасть.
— Со мной всё скоро будет в порядке, немного не рассчитал свои силы.
— Да уж, что-то тебя кидает из крайности в крайность. То сжить со свету пытаешься, то вот этой самодеятельностью занимаешься, — Гарри головой кивнул на лежащий на столе амулет. — Кстати, можешь забрать себе, мне больше не пригодится.
— Гарри, зачем же ты так? — но ответа не последовало, и Том попытался сменить тему, начать с чего-то отвлеченного. — Как прошёл первый семестр?
— Серьезно? Тебя интересуют мои успехи в школе?
— Меня интересует всё, что связано с тобой. Почему ты так удивляешься?
— Том, давай не будем ходить вокруг да около, — резко припечатал Поттер. — Я знаю, зачем ты пришёл. Не будем тратить время впустую. Мне не нужны твои объяснения или оправдания, это лишнее, — после небольшой паузы произнёс, открыто глядя в глаза удивлённому магу. — Знаешь, кажется, я начинаю понимать тебя.
— Правда? — словно камень свалился с плеч, а дышать стало свободнее.
— Отчасти, — утвердительно покачав головой, продолжил. — Запуганный, забитый ребёнок, с детства лишённый ласки и любви, попадает в сказку. Добрый волшебник пытается помочь ему, учит, рассказывает о новом загадочном мире. Но мальчик никому уже не верит, слишком свежи раны на душе и теле. Он карабкается, пытается выбраться из той грязи, в которой увяз, но с каждым движением его затягивает всё сильнее. Он скрывает свои страхи за жестокостью и равнодушием, но он боится, даже будучи взрослым, могущественным магом, он остаётся где-то глубоко в душе всё тем же брошенным всеми ребёнком. Он затевает опасную игру и ходит по тонкому льду, — каждая фраза, каждое слово бьёт наотмашь, остро и едко задевая, — который трещит под тяжестью всех грехов, совершённых уже совсем не мальчиком. Он сам растерзал, искалечил свою душу, убил всё светлое, что было в нём. Но спустя много-много лет у него появляется надежда, шанс начать всё с чистого листа, забыть свои страшные деяния и убедить окружающих в раскаяние своей лживой змеиной изворотливой натуры. Он по-прежнему использует свои безупречные таланты, умудряется обратить внимание Великих на свою жалкую тушку и играет на чувствах и идеалах другого, похожего на него мальчика с искалеченной им же самим судьбой.
— Прошу, не продолжай, — Том был готов закричать от отчаяния.
Да, в этих словах есть неприятная правда, но он не играл, лишь в самом начале их новой истории. Неужели так выглядит его наказание, потому как эта речь сродни приговору Верховного Суда: решение окончательное и обжалованию не подлежит. Кара сурова, и, по всей видимости, неотвратима.
— Отчего же? Разве я в чём-то ошибся? Ты же сам хотел заполучить разбитого и оскверненного, никому ненужного героя! Но вынужден тебя огорчить, Том, всё будет совсем по-другому.
Гарри нисколько не пугали те жестокие вещи, которые он сейчас произнёс. Только правда, он не должен лгать.
— Что она тебе сказала? — не нужны были уточнения, и так было ясно, о ком он спрашивал.
— Ничего такого, до чего бы я и сам не дошёл со временем. Мелл пришла ко мне не из-за тебя.
— Кто?
— Меллони, так она просила себя называть. Но это не имеет значения, — поднимаясь со своего кресла и делая несколько шагов в сторону Реддла, бросил Гарри. — Здесь и сейчас всё закончится, мне чужого не нужно, — подходя вплотную к мужчине, теперь уже сам Поттер смотрел сверху вниз абсолютно незнакомым, чужим взглядом. — Ответь мне честно, о большем не прошу. Будь искренним хоть раз, — упираясь руками в подлокотники кресла и склоняясь близко-близко, так, что их лица разделяла пара каких-то дюймов. — Для чего был нужен весь этот спектакль с демонстрацией несуществующих чувств и громкого «люблю»?
— Гарри, я готов повторить свои слова сотню, тысячу или миллион раз, пока ты не поверишь. Я докажу, дай мне немного времени, позволь быть с тобою рядом, — он осторожно протянул руку, касаясь запястья юноши на левой руке, слегка сжимая, огладил большим пальцем нежную кожу, отчётливо ощущая биение сердца. — Я бы отдал всё, чтобы исправить то, что сделал с тобой в тот день, — не отрывая взгляда, Том невесомо дотронулся до шрама на лбу юноши и с грустью произнёс, — но изменить это не в моих силах.
— Зато в моих, — резко отбрасывая руку Реддла от себя, он обхватил его голову, жёстко вдавливая большие пальцы ему в виски. — Ты станешь смертным, Том.
— Гарри…
— Я всё сказал!
Безудержная ярость и лютый гнев, желание отомстить и уничтожить, стереть с лица земли, волной нахлынули, снося все внутренние рамки, разрушая твёрдые устои и принципы. О, как же он хотел, чтобы Том корчился от боли, молил его о скорой смерти и он… он бы щедро откликнулся на этот зов. Что-то глухо пыталось нашептать, что это неправильно и так нельзя, иначе пути назад уже не будет. Но голос этот был столь тих и скромен, что был заглушён слепой, беспринципной и коварной силой, которая повиновалась мыслям и желаниям нового хозяина. Том кричал, кричал, срывая голос, раздираемый на части изнутри, будто ломалась каждая кость в его организме, а кровь пропитали ядом, спасения от которого не существует. Агония нарастала, выжигая силы, душила, лишая кислорода. Гарри чувствовал, как ненавистная частица его врага пришла в движение, задевая каждый нерв, огненным потоком пройдясь по венам, перетекая по его рукам, сливалась со своим истинным владельцем. Он ощущал свободу, которая с каждой секундой была всё ближе. Чувство времени, реальности и пространства были где-то далеко. Мгновение или вечность? Всё закончилось с хриплым вздохом Реддла. Поттер отпрянул и выпрямился, наблюдая, как медленно закрываются глаза мага, тело бесчувственно замирает.
Торжество и чувство облегчения, которые должны были его сейчас переполнять, где-то затерялись и не спешили осчастливить Гарри своим визитом. Моргнув, он будто пелену содрал со своих глаз. Ужас и паника наступали. Не может быть, это не мог быть он. Ведь он бы никогда… никогда не смог бы упиваться чужой болью и страданиями, даже если страдает самый злейший враг. Осознание содеянного припечатали не хуже зачарованного бладжера, возвращая в горькую реальность.
— Нет… нет… нет, — шептал юноша, пытаясь нащупать пульс на шее Тома. — Пожалуйста… пожалуйста, не умирай, — умолял он мага, смерти которого всего мгновение назад желал. — Что же я наделал?! — истошно взревел, сжимая неподвижную руку.
В зелёных незатуманенных глазах выражалась обречённость.
***
Он чувствовал лёгкость и свободу, не ощущалась больше их призрачная связь, которая за долгие годы стала чем-то неотъемлемым, срослась с его магией, почти что намертво. Но сейчас его одолевал страх. Монстр, чудовище, ничем не уступающее Лорду — вот кем он себя считал. Гарри думал, что если он обретёт эту новую, могущественную силу, то сможет изменить свою судьбу, сделать жизнь насыщеннее, ярче, и, наконец, сможет избавиться от мук. Неуязвимый, сильный, имеющий власть над судьбами людей, и в первую очередь своей. О, как же он ошибся! Он не был к этому готов. Мальчишка, самонадеянный идиот, который посчитал, что имеет право судить и выносить смертный приговор. Он ничем не лучше Волдеморта, расщепившего свою душу на куски. Как же мог воспитанник Гриффиндора поступиться своим самым главным принципом? Он ненавидел и проклинал себя за слабость, которой позволил взять верх. Как бы Поттер не был зол на Реддла за все его грехи и причинённую боль, он никогда не желал тому смерти. И сейчас Гарри утешало лишь то, что он чудом не переступил эту тонкую грань.
Ночь перетекала в новый день, уступая место восходящему солнцу, которое бесцеремонно проникало своими лучами в тихую комнату. Гарри не сомкнул глаз этой ночью, неотрывно наблюдая за бессознательным Томом. Если бы не Кричер, который вовремя появился и смог предотвратить начинающуюся неконтролируемую хозяином истерику, то юноша, скорее всего, выжег бы себя дотла, обуреваемый раскаянием и виной. Приведя мальчика в чувство, эльф поинтересовался не стоит ли перенести гостя в место, более приспособленное для сна и отдыха. Поттер безмолвно кивнул и только спустя несколько минут до него дошло, что он не убийца.
И вот сейчас, сидя в бывшей комнате Регулуса, он молился всем существующим богам, чтобы Том поскорее очнулся. Теперь у него действительно есть шанс начать всё сначала. Его душа цельна и едина, а это означает, что больше ничто не заставляет его держаться рядом. Он теперь тоже свободен. Стон и попытка лежащего мага пошевелиться, заставили Гарри резко подскочить.
— Том, — тихо позвал он.
Мужчина открыл глаза и посмотрел на обеспокоенного юношу, сидящего на краю постели, который держал его за руку так крепко, будто бы от этого зависела его собственная жизнь.
— Ты здесь, — прошептал маг, ответно сжимая ладонь мальчика.
— Прости меня, — как же было трудно говорить, — я не хотел, точнее хотел, но не так… Мне жаль, прости.
— Шшшш, — маг остановил душевные метания Гарри, — ты понимаешь, что сделал? — очень тихо спросил Том.
— Конечно, — юноша опустил голову в покаяние, — я вернул осколок твоей души и не хотел останавливаться на этом. Я хотел убить тебя.
— Спасибо.
— За что ты благодаришь?
— Ты дал мне шанс всё исправить.
В его голосе не было осуждения или обиды, а скорее наоборот, неподдельная уверенность. Наплевав на все свои убеждения и жёсткие ограничения, Гарри прижался к груди Тома, стискивая ткань его рубашки, уловив отголоски частых ударов сердца. Из глаз сами собой потекли слёзы, и точно нельзя было сказать, то были слёзы радости, облегчения или принятия. Он плакал, не зная, как по-другому справиться с той бурей, которая сейчас царила в его душе. Он слышал надломленный голос, слова успокоения и нежные прикосновения рук, которые чувственно и трепетно обнимали. Его ни в чём не обвиняли, не упрекали, а лишь говорили, что всё будет хорошо. Теперь всё будет хорошо. Перемены, они же к лучшему?
***
У Гарри больше не было желания отвергать очевидное: этот Том был совсем другим. Это не был Марк или Волдеморт. Абсолютно новый, незнакомый персонаж, которого хотелось узнать. Его больше ничто не держало рядом, крестражей больше нет. Но тот остался, просил не прогонять. И мальчик не прогнал, решил поверить. Они говорили о том, о чём раньше не могли и даже о том, что вызывало боль и поднимало самые неприятные воспоминания. Один прекрасно понимал, что без этого они не смогут переступить на следующую ступень, недосказанность на корню обрубит тонкую нить зарождающей новой связи; второй принимал эту откровенность без лишней горячности, пытаясь понять. Никто не говорил о прощении и о том, что нужно забыть, вычеркнуть из памяти прошлое. Нет, прошлое — это история, та, что свела их вместе несмотря ни на что, именно благодаря прошлому сейчас возможно будущее, которое они выберут сами.
Том помогал разобраться Гарри с его новой силой, обуздать её и научиться контролировать. Мысль материальна — именно так проявлял себя дар или проклятие Смерти. Необходимо было научиться отделять лишние, порывистые эмоции и чувства, чтобы ненароком не рассеять назойливого прилипалу или не обратить в руины Хогвартс. Реддл считал, что мальчик, как никто другой, достоин обладать этой силой, потому как никогда не будет злоупотреблять. Его стойкость, сила воли и доброе сердце, не позволят оступиться, а Том будет рядом и поддержит в трудный момент. Гарри мог вернуть своих родителей, Седрика, Сириуса, директора и многих других, покорить мир и заставить его пасть на колени перед ним, но он был сильнее этого соблазна. Переписывать историю, безрассудно меняя её ход, нарушить грань возможного, возвышая себя, приравнивая к Богу — всё это не стоило того, чтобы потерять себя.
Вечера на Гриммо проходили тихо, как-то по-семейному, что ли. Именно этого и не хватало многие годы обоим. Их разделяли годы и убеждения, но их бесспорно тянуло друг к другу. Разумеется, Том не мог перекроить все свои прежние идеалы, подменяя их теми, которые были близки Гарри. Но он определил самую важную константу, за которую будет теперь держаться всегда и стремиться быть чуточку лучше. Меняться не из-за того, что так надо, а потому что этого хочется самому, потому что не можешь себе позволить осквернить самое светлое, что есть в твоей жизни. Именно так он и поступил. Желание сделать мальчика счастливым согревало, как и редкие улыбки, адресованные самому Реддлу. Они узнавали друг друга, открывали новые грани. Сейчас назвать их непримиримыми врагами было сложно, но их дружба ещё очень хрупка, как и возвращающееся доверие. Никто из них не задавал вопрос: а что же дальше? Впереди была целая жизнь.
Единственная безрассудная вольность, которую себе позволил Том, так это долгожданный поцелуй, который он украл в день их расставания. Подобное расценить, как шутку или неосознанное действие было невозможно. Прикосновение не было мимолётным, казалось бы время попросту остановили. По телу прошлись мурашки от ощущения того, как бережно и нежно мужчина обнимал его, прижимая к себе, не оставляя и миллиметра между ними. Ладонь, скользящая вверх по спине, обжигала сквозь одежду. Когда пальцы соприкоснулись с открытой кожей на шее, стало невозможно дышать. Томление и ожидания миг, когда Том склонился к его губам, но не касаясь, давая последний шанс остановить. Но Гарри не смог бы отстраниться, даже если бы он этого и захотел. Закрыв глаза, он молча согласился, и дальше было наслаждение, когда на губах он ощутил горячее дыхание, и следом их добровольно взяли в плен. Дурманящий, волшебный, неповторимый, заставляющий сердце трепетать. И нет слаще сладости на свете, чем вкус, оставленный Томом на его губах.
Конечно, потом было неловкое молчание и алый румянец на щеках. Но это было искренним ответом сердца, дарующим надежду на взаимный интерес. Они прощались, но не расставались, с желанием скорой встречи вновь. И прав был тот, кто говорил, что чудеса случаются, когда в душе живёт любовь.
