нет, не стой за меня, ведь падение неизбежно, мы не дети с тобой, нас не будут ловить во ржи. не смотри на меня, мой невыпитый, мой безбрежный. не держи меня, ладно? пожалуйста, не держи.
Страшный крик разрезал ночную тишину. Стивен встала, босыми ногами осторожно прошла по холодному полу. Баки спала на потрепанном диване в гостиной, который ей выделила Роджерс. Сначала у Баки была отдельная квартира — никто из родителей не хотел жить с умалишенной — а потом Стивен забрала Барнс к себе. Одна мысль о том, что подруга будет одна в пустой квартире, наедине со своими страхами, казалась Стиви страшной и жестокой. Баки сидела на постели, поджав под себя ноги и обхватив тонкие плечи руками. Она покачивалась из стороны в сторону, а глаза ее смотрели в пустоту с ужасом. Они встретились взглядами, и у Баки умоляюще дрогнули губы. Помоги мне. Я не справлюсь сама. Стивен бросилась к девушке. Заключила хрупкое дрожащее тело в объятия, прижала к себе изо всех сил. — Ну, шшш, не бойся, родная, я тут, — прошептала она ласково, зная, что способна успокоить Баки. — Не надо, все хорошо, все хорошо, я здесь, я с тобой… Стивен с трудом вспомнила, как Барнс делала так для самой Стиви, когда та валялась в лихорадке от воспаления лёгких. Тогда Роджерс бредила, ей снились безумные кошмары от огромного количества дешёвых антибиотиков, и единственное, что не давало ей рухнуть в пучину Ада (почти в прямом смысле), была Баки. Какая ирония, Господи. Да ты умеешь шутить, Отче. — Стиви… Стиви… — голос Баки хрипел и срывался. В нем слышались осколки прошедшей истерики. — Не отпускай меня, пожалуйста, — прошептала она почти неслышно. — Никогда, — ответила Стивен, легко пробегаясь пальцами по заострившимся чертам худенького лица. — Что тебе снилось, Бак?.. Баки молчит. Долго. Стивен не ждет ответа — знает, что если захочет, подруга сама расскажет. — Белые стены, — шепчет Баки, широко раскрытыми глазами глядя в лицо Стиви. — Все вокруг белое. Я бегу по коридору, зная, что дальше лишь тупик, а коридор все не кончается. Топот ног позади меня. Крики родителей. Отчетливо помню запах лекарств. Страшно. Некуда бежать. Она замолкает и лишь смотрит Стивен в глаза. Слов попросту не остаётся между ними. Да и не нужны тут слова. — Поцелуй меня, — попросила надрывно Баки и уткнулась Стиви в плечо, будто Роджерс собралась уходить. Стивен застыла. Ни разу после того, как Баки вышла из больницы, Барнс не просила вернуть то, что было между ними раньше. Стиви уже смирилась с тем, что они просто останутся друзьями, но Баки… Баки, не слыша ответа от Стивен, внезапно обхватила руками ее лицо и сама коснулась горько-солеными мокрыми губами. Поцелуй вышел смазанным и неловким, будто Барнс разучилась целоваться за то время. Стивен положила руки Баки на плечи и скользнула языком внутрь, не слишком напористо, чтобы позволить вспомнить, чтобы дать возможность остановить. Коснуться Баки вот так… Было сродни глотку воздуха. Стивен только сейчас поняла, как скучала по тёплому чуткому телу, мягким губам и глазам, чуть насмешливым и добрым. Да, пускай Баки изменилась, но это все еще ее Баки, ее девочка, которую она так любит. Не отпускай меня, пожалуйста. — Я скучала по тебе, господи-боже, как же я скучала, — почти всхлипнула Стиви, прижимаясь лбом ко лбу. — Я звала тебя все время, — отчаянно шепчет Баки, вцепляясь тонкими пальцами почти до боли. — Они сразу кололи мне лекарство, но я помнила, я каждый день тебя вспоминала, я знала, что не смогу забыть… Стив, Стиви, пожалуйста… Что значит это «пожалуйста», не может сказать ни одна из них. Пожалуйста, не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня больше. Пожалуйста, помоги мне вспомнить, каково это — любить тебя. Пожалуйста, помоги мне вспомнить, каково это — жить. — Ты останешься со мной? — спрашивает Баки обессиленно, гладит лицо Стивен легко и невесомо. — До самого конца, — обещает Стиви и ложится вместе с Баки. Всю ночь держит ее за руки и глядит на тонкие истаявшие черты лица. Когда Баки забрали, Стивен умерла. Почти перестала существовать. Делала все машинально — училась, общалась, улыбалась. Потому что так было нужно. Так было принято. Потому что так хотела бы Баки. Потом была Тони, которая ненадолго заставила Стивен чувствовать себя живой, Тони — влюбленная, отчаянная Тони, рядом с которой Стиви могла забыть о той, которая смеялась так звонко и призывно, о той, чьи глаза пьяно блестели от алкоголя и желания, о той, чьи касания впервые заставили желать большего. Теперь, когда Баки вернулась, Стивен точно знала, что жива.***
— Стиви, а почему она так злится? — негромко спросила Барнс, когда Роджерс суетилась у плиты, пытаясь не дать сгореть курице. — Кто? — обернулась Стивен. — Тони, — упрямо гнула свою линию Баки. — Почему она так злится? Стивен молча выключила духовку, открыла холодильник и налила в стакан молока. Тяжело села на стул и, глядя в пол, ответила: — Я поступила с ней отвратительно. — Расскажи, — попросила Баки, невесомыми пальцами коснувшись сбитых костяшек Стиви. — Да нечего рассказывать, Бак. Она меня любила, а я… Я пыталась быть с ней, но ничего не вышло. Едва ты вернулась, я ушла, потому что не могла иначе. Ты мне столько снилась по ночам, что я… Господи… — выдохнула Стив и спрятала лицо в ладонях. — Бедная Тони, — тихо и слегка расфокусированно кивнула Барнс. Стивен посмотрела в окно, за которым бледно загорался рассвет. Когда же все стало так сложно?***
Тони приподнялась на локтях, оглядывая комнату. Свет не горел, хотя она не помнила, как выключила его накануне. Внезапно ее будто молнией прошило ощущение, что она в комнате не одна. Кто-то шарился в ее столе, но Тони никак не могла разглядеть, кто. — Виски еще остался? — спросил чей-то знакомый голос. — Нет, — спросонья с трудом ворочая языком, ошарашенно ответила Тони. — Только вино, виски остался в лаборатории… — Его и выпьем, — довольно заключил голос. Тони в панике начала шарить по тумбочке, искать телефон, дрожащими пальцами включила фонарик и посветила в сторону стола. Луч света выхватил только пустоту. Никого. Тони вылетела из комнаты, захлопнув дверь и оказалась в коридоре. Наконец она выдохнула с облегчением — посередине коридора стояла мама в длинной белой ночной рубашке и смотрела прямо на Тони. — Мама! — бросилась Старк к женщине, обвила обеими руками, прижалась крепко, вдыхая запах свежего хлеба и таких знакомых духов. Запах, который преследовал ее с детства — еще когда была пухленькой и только училась ходить. Но женщина стояла без движений, не говоря ни слова, обнимать ее было тем же, что обнимать каменную статую. Тони отстранилась, с ужасом взглянула в лицо матери — и не узнала его. — Мама? Мама, скажи что-нибудь! Мама! Мама, пожалуйста, мне очень-очень страшно, мама!.. Сзади раздался какой-то звук, и Старк резко обернулась, да так и застыла от паники. На пороге ее комнаты высилась черная фигура — сгорбленная, изломанная, страшная. Фигура упала на пол и быстро-быстро поползла к Тони, перебирая по полу белыми человеческими руками с кроваво-красными ногтями. Тони закричала. Она почувствовала на плечах чужое касание и отчаянно старалась вырваться, чтобы не произошло что-то страшное, непоправимое, господи, как же жутко, нет, нет, пожалуйста, мама, Стивен, Питер, нет, нет, пожалуйста!.. Открыв глаза, она увидела потолок комнаты. Тускло горел ночник, желтым теплым светом, было нестерпимо жарко, а голова была еще тяжелей, чем прежде, будто бы Тони снова напилась в каком-то из дешевых баров, где ее обязательно принимали за шлюху и облапывали все, кому не лень. Губы будто бы горели. Тони действительно была в комнате не одна. На стуле сидела Питер, подобрав под себя ноги и таращась, словно сова. В карих глазах не было ни капли сна, только какое-то странное волнение и опаска. — Сколько времени? — спросила Старк и поморщилась от того, как скрипуче и хрипло звучал ее голос — идеально подошел бы для злодеек фильмов ужасов категории «Б». — Три часа ночи, — немного расфокусированно ответила Питер и, нагнувшись, хлебнула из термоса, который стоял возле ее стула. — Дай и мне попить, если не жалко, — хмыкнула Тони, откашлявшись. Питер без слов передала ей термос, и девушка хлебнула прямо из горла. — Ты чего, Паркер? — Тони глянула на Питер, откровенно так охуевая. — Какого черта у тебя там вискарь? — В смысле? — помотала головой девочка. — В смысле, у тебя чай вискарем разбавлен. Я, конечно, понимаю, учеба, все дела, но это откровенный алкоголизм, — хохотнула Тони, довольная шуткой. Глаза у Питер округлились. — Мне чай Наташа дала, она сказала, особый сорт… — пролепетала девчонка, закрывая лицо руками. — А я думаю, почему мне так хорошо стало… Тони рассмеялась, откинув голову на подушку. Темные волосы разметались по голым плечам. Голова, как и прежде, ныла, во всем теле ощущалась странная истома, чувствовалась нехилая температура. — Блять, убью Наташу, нехер ей спаивать детей. Кстати, о спаивании. Мелкая, достань мне из правого ящика стола бутылку. Питер безропотно принесла початую White Horse, и Тони с наслаждением отхлебнула глоток. — Будешь? — спросила Старк чисто для проформы — сразу было понятно, что этот ангелок в ужас придет от предложения выпить. — Давай, — хрипло сказала Питер и протянула руку за виски. Тони зависла на секунду. — Эй, ты сколько выпила, пока я спала? — нахмурила она брови и поболтала термосом. Жидкости там было на самом дне. — Понятно. Тони махнула рукой и сделала еще глоток из бутылки, прежде чем передать ее девочке. Питер отхлебнула и закашлялась, утирая рот тыльной стороной ладони. — Крепковато? — не удержалась от шпильки Старк. Паркер показала средний палец, все еще пытаясь отдышаться. Да, Тони по себе знала, как быстро это бухло дает в голову. — А ты интересней, чем я думала раньше, — бездумно обронила Тони. — Восхитительно, — хмыкнула Питер, запивая виски чаем. Который был разбавлен виски. — Я еще рассказы пишу и книги читаю, а не только бухаю в особняке у неприлично богатых привлекательных девушек. — Разве я неприлично богата? — подняла бровь Тони. Алкоголь начал действовать, в голове стало привычно легко и весело. Слишком плотная футболка жгла кожу, и Старк стащила ее, запульнув в дальний угол комнаты. — Мне казалось, только чуть-чуть. — О да, чуть-чуть, — саркастического тона Старк ждала от кого угодно, но не от Питер. — Поэтому у вас особняк больше, чем половина территории Куинса. — А ты из Куинса разве? — удивилась Тони, отхлебывая глоток и передавая виски своей собутыльнице. — Ага, — мрачно отозвалась Питер и едва не выронила драгоценное бухло — девушка поняла, что Паркер уже прилично набралась. — И наш район ты можешь купить на карманные деньги, и у тебя еще останется. Знаешь, пока я лежала в спальне, на какой-то момент мне показалось, что я — проститутка, которую купила богатая красавица. Но проститутки выглядят дороже, чем я, — пожала плечами рыжая. Тони смотрела на девочку и только диву давалась. Вот что алкоголь делает с неподготовленными людьми — ебать у Паркер язык развязался, конечно. — Притормози, Питер, стоп-стоп, — Тони пришлось взять себя в руки, чтобы глаза не разбегались. — Ты кем меня назвала, прости?.. — Красавицей, — кивнула Питер, чуть не падая со стула. — А что тут такого? Будто ты не знаешь, что ты красивая. На секунду Тони прикрыла глаза. Питер пьяна и не знает, что говорит. Не понимает попросту. Старк… конечно, она тоже немножечко бухая, плюс это чертовски хуевое самочувствие… — Я спать хочу, — с трудом ворочая языком, проговорила Питер. — Иди в комнату, мелкая, — улыбнулась Тони краем губ. Наблюдать за такой искренней и какой-то очень ребячливой Питер оказалось неожиданно приятно. — Не хочу, — протянула девочка. Она встала со стула, пошатываясь, дошла до постели Тони, приподняла одеяло и свернулась комочком под боком Старк. От подобной неслыханной наглости у Тони почти слова кончились. — Какого черта, Паркер?.. — ошарашенно спросила она, но руки, будто не повинуясь ей, легли на спину Питер. На девочке была только тонкая огромная футболка и белье. Пальцы Тони очертили позвонки, которые так сильно выпирали, крылья лопаток и рыжие завитки на шее. — Ты разве против? — Питер ластилась, будто кошка. В голове Тони мелькнула мысль о том, какая же Питер отзывчивая. Какое чуткое у нее тело, только тронь – мурашки пойдут, будто наэлектризованная. Она вдруг распрямилась и села на бедра к Тони. Паркер была удивительно легкая, будто не весила совсем ничего. Сквозь почти прозрачную ткань футболки просвечивали темные ареолы сосков. Ее руки скользнули по плечами Тони, огладили кожу, губы невесомо и жарко поцеловали впадинку над ключицей, язык скользнул ниже, к груди. Старк выгнулась от мурашек, пробежавших по спине, и странного возбуждения, которого совсем не должно быть, когда тебя целует малолетка. Питер скинула на пол одеяло, которое уже начало мешать, и спустилась ниже, к изрезанным и искромсанным бедрам. — Зачем ты это делала? — спросила она с жалостью. — Тебе становилось легче? — Нет, — ответила Тони, безучастно глядя в потолок. Она старалась представить, что это одна из тех ночей, когда она цепляла какую-то светловолосую голубоглазую девицу, и та делала все за сотню баксов, все, что попросит Тони. Или без денег. Просто так. Она почувствовала пальцы Питер рядом со шрамами и дернулась, будто от удара током. — Нет! Питер, черт тебя дери, нет! Тони стремительно подобрала под себя ноги и вновь закуталась в одеяло. — Ты головой думаешь, Паркер?! Это что такое было? Гормоны? Что, алкоголь в голову ударил?.. — повысила голос Тони, но осеклась. Ведь именно так все и есть. Алкоголь. Гормоны. Питер всего лишь..? Сколько там? Пятнадцать? Шестнадцать? Черт его знает. Тони в это время вовсю трахалась с Роджерс, и это было лучшее время в ее жизни. Так почему же Питер нельзя?.. — Иди сюда, — как можно ласковее проговорила Тони. Питер молниеносно вскинула на нее взгляд, острый и быстрый, недоверчивый. Слезы подрагивали на влажных ресницах. Она осторожно подобралась поближе к Тони, и они легли вместе — Старк обвила руками худенькое тело, прижала к себе крепко и надежно. Оттого ли, что это нужно было Питер, или оттого, что нужно было ей самой? — Это пройдет, мелкая, — тихо произнесла Тони, вплетая пальцы в рыжие волосы. — Не влюбляйся в таких, как я. Я тебе жизнь сломаю. — Может, мне только этого и надо? — прошептала Питер, обжигая плечо горячим пьяным дыханием. — Ты бухая, — спокойно заметила Старк. — Ага, но что у пьяного на уме, то в трезвого на языке, — Питер откинула голову на подушку, и ее пальцы пробежались по ребрам Тони. – Шутку про язык и девушек в твоей постели отвешивать не буду, я слишком пьяная, чтобы ее сформулировать. — Надеюсь, завтра ты ничерта не вспомнишь, Питер, — пробормотала себе под нос Старк. — Засыпай. И Питер — удивительно — засыпает. Странно, обычно она не слушается. Никогда не слушается. Делает все только на свое усмотрение. Тони вглядывается в черты лица девочки, с неведомой раньше нежностью смотрит на светлые веснушки, длинные ресницы, не знающие косметики, пухлые, по-детски приоткрытые губы. На лице остался синий след от ручки, а на тонких пальцах мозоли от постоянного письма. Точно, Питер же пишет рассказы. Тони уверена, что поступает правильно. Использовать сущего ребенка вместо работы и алкоголя, чтобы забыться, использовать ее чувства и пылкость — нет, даже Старк на это не способна. Хотя Питер красива. Тони закидывает руку за голову, второй бездумно ерошит рыжие пряди. Не будь Питер такой доброй и искренне влюбленной в Тони, та переспала бы с ней. Девчонка хороша. Девчонка отзывчива. Ласки хочется ей, любви. Может, это Тони и нужно?.. Старк отгоняет от себя глупые мысли. Любви она дать не способна – все внутри сгорело после Стиви. Она дотягивается рукой до тумбочки и выпивает жаропонижающее. Улыбается оттого, как хорошо ей сейчас. Она впервые за много дней засыпает без кошмаров. Впервые за много дней ей не страшно повернуться к кому-то — к наивной рыжей девочке — спиной.***
— Ванда, ты закончила с уборкой? Пора ужинать, — отец без стука зашел в комнату, и Ванда инстинктивно закрыла грудь руками. — Папа, — голос дрогнул. — Я же просила тебя стучать. Я переодеваюсь. Кожа покрылась мурашками, но не из-за открытого окна. Ванда отвернулась и схватила с кровати халат, набросила на себя, стыдливо запахнулась. — Прекрати, — голос отца был холоден и спокоен. — Опусти руки. Ванда усилием воли заставила себя отпустить края халата и прижать ладони к бокам. Было страшно и противно. — Хорошо. Нет, не одобрение. Констатация факта. Отец шагнул ближе, и глаза его впились в изгибы фигуры Максимофф. Та инстинктивно ссутулилась, будто пытаясь быть меньше, будто стараясь быть незамеченной. — Не сутулься, — резко и беспощадно. Неотвратимо. Чужие, враждебные ладони коснулись ее плеч, и ткань халата предательски соскользнула на пол. Отец провел пальцами по ключицам, спускаясь на спину, огладил лопатки, и Ванда содрогнулась от отвращения, когда его руки легли на крестец. Его блеклые глаза блуждали по лицу девушки. — Ужин готов, — она не слышала его голоса и лишь читала по губам. Он наклонился и оставил влажный поцелуй на ее щеке. Ванда закрыла глаза от того, как мерзко ей стало. — Через пять минут. Одетая. На кухне. Отец вышел, не закрыв дверь, и шаги его затихли, когда он спустился на первый этаж. Ванда села на кровать и бесслезно всхлипнула, закрыв лицо тонкими руками. Ее трясло. Наташа, милая, прости меня. Господь защитит меня, твоя защита мне не к чему. Я молюсь, и Он ответит на мои молитвы. Но пока Он не слышит их.