научи, прошу, не бояться своих желаний. этот навык давно забыт и почти утерян. я хочу лишь пьянящей нежности, без признаний и немного… веры.
Тусклый рассвет пробивался сквозь шторы, когда Джарвис осторожно заглянул в комнату Тони. Остановился в дверях и не смог сдержать горькой улыбки. Они лежали в обнимку — сплелись руками, и головы склонили друг к другу, пальцы в плечи вцепив. Лица их были так близки, почти в поцелуе. Джарвис подошёл ближе к постели, поправил сбившееся одеяло, невесомо коснулся лба Тони — он был все еще горячий, но не такой пылающий, как вчера. Тони раскрылась ночью, видно, жарко было очень, но теперь, когда температура немного упала, кожа Старк покрылась мурашками, и девушка льнула к Питер всем телом. Едва Джарвис подтянул одеяло на стороне Паркер, та моментально открыла глаза, будто вовсе не спала. — Доброе утро, мисс, — шепотом поприветствовал девочку дворецкий. — Простите, сэр, это вовсе не то, что вы подумали, я не… о боже, кажется, я… мне…мне пора идти, — залепетала Питер испуганно. Джарвис подавил смешок. Если бы эта девочка знала, скольких парней и девушек он вот так встречал в постели Тони, и у всех полностью отсутствовало такое чувство, как стеснение. У всех. Кроме одной. — Доброе утро, мисс Роджерс, — улыбнулся Джарвис светловолосой девушке. Та как раз сушила феном волосы и едва не уронила его, заслышав голос за спиной. На ней не было ничего, кроме трусиков. — Боже мой, сэр, простите за мой вид, — девушка стыдливо прикрыла грудь полотенцем. — Нет, это вы простите, мисс Роджерс, за то, что я не постучал, — поклонился Джарвис, тактично отвернувшись. — Я уже ухожу, мисс. — А, Джарвис, ты вовремя, — в ванную ввалилась отчаянно зевающая Тони, небрежно закутанная в одну лишь простыню. На ее шее красовалась пара пунцовых засосов. — Прикажи подать нам завтрак — умираю, хочу тостов с сахаром и корицей. — Тони, что ты творишь, оденься немедленно! — в тихом голосе Роджерс звенела сталь. — Солнце, не будь такой серьезной, — Старк, ухмыляясь, обняла Стивен сзади и чмокнула ее плечо. — Тони, пока ты не наденешь хотя бы белье, я не буду с тобой говорить, — спокойно сказала Стивен, игнорируя игривые поползновения в сторону полотенца, которое Старк была решительно настроена снять. Тони закатила глаза. — Вот за что ты мне такая досталась, вся из себя приличная и правильная, с крестами между ног, чесноком вместо груди и конституцией вместо башки? — пробурчала Старк, но, к изумлению дворецкого, направилась в комнату, и вышла уже в белье и футболке Роджерс. — Умница, — улыбнулась Стивен и чмокнула Тони в губы, при этом послав извиняющийся взгляд Джарвису — мол, прости за такой беспредел прямо у тебя на глазах. Мужчина понимающе прикрыл глаза и вышел из ванной, плотно прикрыв дверь. Кажется, у мисс Роджерс были зелено-голубые глаза, уверенные и спокойные, как океан. — Не переживайте, мисс, — улыбнулся Джарвис, помогая встать Питер и перешагнуть через Тони, которая развалилась по всей постели, раскидав руки и ноги. — Вы будете завтракать? — Если… Если удобно, — девочка покраснела. Джарвис закатил глаза. — Мисс, послушайте. Тони болеет, ей нужна поддержка, которую её родители, — на мгновение дворецкий осуждающе сжал губы. — К сожалению, оказать не могут. От меня ей не нужна помощь, а друзья, кроме вас, к ней и не приходят. Мисс, я очень рад, что вы пришли, и что вы — рядом с Тони. Девочка слегка изумленно кивнула, а потом ответила на ласковую улыбку Джарвиса. — Сэр, если вам не сложно, вы можете принести завтрак сюда? Я не хотела бы уходить от Тони, — спросила она, придвигая вместо жесткого стула кресло. — Да, конечно. Чего бы вам хотелось, мисс? — дворецкий облегченно поднял глаза на Питер. — А есть еще и выбор? — звонко рассмеялась рыжая. — Тогда можно, пожалуйста, овсянку на молоке, чай черный с четырьмя ложками сахара, и какую-нибудь булочку. Если есть, то со сгущенкой. — Будет сделано, мисс. Мужчина покинул комнату и лишь в коридоре позволил себе задуматься, как давно Питер и Тони общаются, что их связывает. Почему Питер всю ночь была с Тони, почему осталась рядом с ней? Ответа, увы, он не знал, но его не покидало ощущение, что Тони в надежных руках.***
Когда Тони проснулась, она сразу поняла, что не выздоровела за одну ночь, как надеялась. Горло болело, каждый спазм и кашель отдавался тупой болью прямо в тяжелую голову. Руки и ноги были ледяными, а тело, наоборот, горело. Она едва смогла пошевелить сухими губами, стала шарить рукой по тумбочке, пытаясь найти воду. Дверь тихонько отворилась, и вошла Питер со стаканом сока в одной руке и книгой в другой. — О, неужели проснулась? — голос ее звучал мягко и успокаивающе. — Я как чувствовала — решила сходить вниз за соком, подумала, ты захочешь пить. — Я хочу, — голос был сиплым и противным. Тони откашлялась. — Блять, во рту будто кошки нагадили. Питер тихо хихикнула. — Пей, — она передала Старк стакан, и та в три глотка его осушила. — Тони, ты температуру свою смотрела? — Я только проснулась, когда бы я успела? — возмутилась Тони и тут же пожалела о своем выпаде — кашель подкатил внезапно и надолго. — Тебе курить бы поменьше, — с жалостью произнесла Питер, поглаживая темные спутанные волосы Тони. — Иди… к черту… — с трудом произнесла Старк, но Питер нисколько не обиделась. — Давай измерим тебе температуру, — сказала она и подала Тони градусник. Температура оставляла желать лучшего — тридцать девять и три. Девушка, поморщившись, отложила термометр на тумбочку. — Хреново, — прошептала она совершенно без сил. — Может, врача вызвать? — обеспокоенно спросила Питер, касаясь горячего белого плеча. — Не надо… Дай жаропонижающее и противовирусное, они оба… — слова ее прервались натужным кашлем. — В первом ящике тумбочки. Когда Тони выпила обе таблетки, Питер заставила ее осушить чашку чая с лимоном. Сама она села в кресло, подобрав под себя ноги, и сверлила Старк взглядом. — Мелкая, а ты разве не должна быть дома, с тетушкой? — хрипло спросила Тони, не открывая глаз. Ее черные ресницы трепетали. — Неа, я отпросилась. К тому же, в таком состоянии я тебя одну точно не оставлю, — твердо ответила Паркер, задергивая шторы. — Тебе надо много пить и много спать. Давай, постарайся хотя бы ненадолго заснуть. Тони хмыкнула, хотя было просто нисколько не смешно. Скорее, больно до рвоты. — Ты прямо как мамочка. Откуда ты все это знаешь? — Я болела часто, пока маленькой была, — пояснила Питер. — Тетя все это для меня делала, а я запомнила. Тони замолчала, напряженно изучая взглядом потолок. Двигать глазами было больно от большой температуры, поэтому она смотрела в одну точку. Наконец она прервала это молчание. — Тебе бы с Роджерс пообщаться, — произнесла она со спокойной горечью в голосе. — Вы похожи. Были бы лучшими подругами, наверное. — Как она и Барнс? — осторожно поинтересовалась Питер. Тони посмотрела на нее. Свет от лампы выхватывал и золотил рыжие пряди волос, а теплые карие глаза смотрели с опаской и участием. Старк усмехнулась и закинула руки за голову. В ней поднималась привычная едкость. — С Барнс они трахаются, — пояснила она, глядя куда-то вверх. Питер тихонько ахнула. — О чем ты? В смысле… — она порозовела и прижала пальцы к губам. — В смысле, Стивен и Баки… они… они спят вместе? — Ага, — кивнула Тони, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы не выдать боли и тоски в голосе. — Я тебе больше скажу — сначала они замутили, потом Барнс упекли в психушку, а пока ее не было, Роджерс решила, что будет хорошей идеей не сдохнуть от недотраха, и стала спать со мной, — Старк широко улыбнулась. — А потом эту чертову Баки выпустили, и Стивен к ней побежала, кинув меня. В итоге, у них там ебаный медовый месяц, — закончила Тони с ухмылкой. Питер сидела, разглядывая свои хрупкие пальцы. Ладони у нее были цвета молока, матовые и теплые. Она подняла взгляд на Тони, и та вдруг ощутила стыд за свои озлобленные и мстительные выпады. Питер присела на постель, взяла полупрозрачные в свете лампы руки Тони в свои. У Питер, несмотря на всю хрупкость, ладони были словно выточены из слоновой кости — надежные, крепкие. А Тони, которая проводила все свободное время в мастерской, имела практически хрустальные белые пальцы музыканта. — У тебя ожог вот тут, — тихо заметила Паркер, поглаживая большим пальцем тонкое запястье с космосом вен, отчетливо видным сквозь кожу. — Плевать, заживет, — махнула головой Тони. Питер вдруг медленно подалась вперед, и Тони сразу напряглась. В пямяти моментально вспыхнула вчерашняя ночь, и мысль, что повторение сейчас было бы очень не к месту, оставалась единственно здравой. Но Питер лишь пригладила темные волосы Тони и коснулась сухими прохладными губами разгоряченного лба, утихомиривая жар, снимая лихорадку. Так целовала мама — еще когда Тони не выросла, когда не было ссор с отцом, слез и разочарований. Когда Тони еще была полна надежд и мечтаний, а мама на ночь целовала маленькую девочку в лоб и рассказывала сказки. Так целовала Стивен — пока не ушла. — Спой мне колыбельную, Питер, — хрипло просит Тони, и сама же смеется от абсурдности своей просьбы. Питер смотрит с состраданием, будто ее пулей прошили насквозь, сжимает руки Тони в своих, не отпускает. От этого становится хорошо и спокойно. — Сказав «прощай» всем друзьям, что встречали свой конец изо дня в день… — голос у Питер совсем не для пения, хоть и звонкий, но Старк плевать. Она прикрывает глаза, чувствуя, как тело горит, и какие прохладные ладони у девочки. Забыться бы. Забыться… — Я бы солгала, если бы не сказала, что скучаю по ним. Если бы они знали то, что я хотела им сказать… — голос Питер дрожит, когда пристраивает рыжую голову на колени к Тони, не отпуская ее руки ни на секунду. — Если бы могла быть с тобой этой ночью, я бы спела тебе колыбельную… Никому не позволяй забрать свет в твоих глазах… Свет в твоих глазах… Комната наполнилась голосом Питер, слова песни были везде, Тони почти чувствовала их в воздухе. И внезапно она поняла, что вот это мгновение — вечность. И прокуренная комната, и рыжие волосы Питер под ее пальцами, и тонкий голос девочки, и слезы в ее словах, и дрожь ее рук, и невыносимая боль в груди Тони.Однажды я проиграю эту схватку, Пока мы растворяемся во тьме, просто помни, Что ты всегда будешь сиять так же ярко.
— Свет в твоих глазах… — почти шепчет Питер и поднимает взгляд на Тони. В ее карих теплых глазах стоят слезы. Тони бы прижать ее к себе и никогда не отпускать. Тони бы обрести счастье в чужих руках и чужой любви. Тони бы открыть, наконец, сердце. Но Тони лишь малодушно опускает веки, делая вид, что уснула.***
После тренировки Наташа едва добралась до дома и рухнула в постель, даже не раздеваясь. Единственное, что теперь было необходимо — поднять задницу, сходить в душ, соорудить себе хоть чего-нибудь сожрать, а там можно и спать. Она потянулась, слыша, как захрустели занемевшие суставы. План с душем был, конечно, хорош, но чем больше она смотрела на дверь, тем сильнее та удалялась. К черту, — сонно подумала Наташа, обхватила руками подушку. Завтра. Все завтра, а сейчас нужно поспать. Но едва девушка начала задремывать, как тишину оборвал телефонный звонок. Отчаянно матерясь, Наташа дотянулась до проклятой трубки, намереваясь сбросить вызов, как вдруг увидела имя на дисплее, и сон с нее слетел в секунду. Ванда. — Я слушаю, — произнесла она в трубку резче, чем требовалось. — Наташа, я тебя не разбудила? — голос у Ванды был, по обыкновению, робкий, но спокойный, и Наташа выдохнула — ничего особенного не случилось. — Нет, все нормально. Что ты хотела? — Романова села на постели и прислонилась спиной к холодной стене. — Ты свободна сейчас? Можешь приехать в тот парк, в котором мы виделись в последний раз, на ту же скамейку? — Все в порядке, точно? У тебя все хорошо, Ванда? — все-таки подозрительно поинтересовалась Нат. Из трубки донесся счастливый вздох. — Он уехал, Наташа! До вторника его не будет! — Черт побери, Ванда, что же ты сразу не сказала, — мгновенно, будто мячик, прыгнула с постели Нат. — Сейчас буду, жди на скамейке! Она забегала по комнатке, не в силах устоять на месте. Ее переполняла радость Максимофф, которую она чувствовала, будто свою. Не справляясь с эмоциями, она подпрыгнула и захлопала в ладоши. — Черт, да! Да-да-да! Кинув в рюкзак порядком помятую сигаретную пачку, кошелек, альбом с парой карандашей и ключи, Нат сделала себе пометку купить пива, пока доедет. Сунув в задний карман телефон и схватив кожаную куртку, она выпорхнула из квартиры. Ванда сидела на скамейке, комкая в тонких хрупких пальцах подол платья. Ее волосы чуть шевелил теплый ветер. — Опять за свое? — хмуро поинтересовалась Наташа, присаживаясь на скамейку рядом с девушкой и касаясь огрубевшими пальцами темного синяка на скуле. Ванда вздрогнула, когда чужие руки коснулись ее лица. — Ты же знаешь, Наташа. Ты же все прекрасно знаешь, не начинай снова. — Я начинала не раз и буду говорить об этом, пока до тебя не дойдет! — горячо воскликнула Романова и развернулась к девушке всем корпусом. — Ванда, твоя жертвенность не приведет ни к чему. Ты просто должна пойти в полицию и заявить на него! — На все воля Божья, — тихо проговорила Ванда, опустив взгляд. Наташа отчетливо услышала, как что-то с треском разорвалось. Очевидно, это было ее самообладание. — Блять, если еще раз я услышу от тебя вот эту вот безвольную хуйню, я тебя сдам в психушку. Серьезно, меня совершенно не ебет, во что ты веришь, только прекрати все валить на божью волю. Твой отец — изверг, фактически зверь. Неужели ты не можешь просто отомстить за себя? — …И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших, — произнесла Ванда почти неслышно и посмотрела на Наташу с тоской. — Кто согрешит в чём-то одном, тот становится виновным во всем, — твердо перебила ее девушка и закурила. — Если и случиться согрешить — верь в милосердие Божие, приноси покаяние и иди дальше, не смущаясь, — прошептала Ванда устало. — По-настоящему праведен тот христианин, который знает, как правильно совершить ошибку, — иронично хмыкнула Наташа, выпустив струю дыма в вечерний воздух. — Подленькая цитата, не так ли? — И никто не может нас ни оскорбить, ни досадить, если не попустит Господь быть сему к нашей пользе, или к наказанию, или к испытанию и исправлению, — ответила Ванда на выпад подруги, не глядя Наташе в лицо. Романова с досадой покачала головой. — Это безнадежно, он вбил тебе эти заветы в плоть и кровь, — поморщилась она. — Послушай меня, Ванда, христианство — хорошая религия, не лучше и не хуже, чем все остальные. А если Бог един, то разницы нет. В вере люди находят успокоение, но не ты. Ты превращаешься в забитого ребенка, Ванда. Верь хоть в Иисуса, хоть в Будду, но возьми судьбу в свои руки, пожалуйста, попробуй жить, — Наташа выбросила сигарету и притянула к себе девушку. Ванда была такой худенькой, что Наташе ничего не стоило обхватить ее одной рукой. Максимофф немного дрожала, и Наташа с затаенной нежностью коснулась ее волос. Именно так, наверное, сама Ванда прикасалась к иконам в церкви. — Ты никакая не грешница, Ванда. Ты человек. Ты имеешь право быть просто счастливой, — Наташа следила взглядом за птицами в розоватом небе. Они сидели в тишине парка, обнявшись, пока сумерки не начали спускаться на город. Тогда Ванда попросила: — Пойдем ко мне. Наташа улыбнулась и расцепила руки, а потом закурила еще одну. — Только если по дороге мы купим пива.