спаси меня

я — смесь безумной нежности с отчаянным «хочу к тебе». солги мне, что, конечно же, ты тоже это чувствуешь. судьёй мне будь, учителем, пристанищем, обителью. люби меня — мучительно, но всё-таки люби меня.

Солнце за день прогрело город, и вечер наступил теплый и свежий. Небо окрасилось в розовый цвет, и Питер, задрав голову, хмыкнула — такого же цвета были волосы у Наташи. Девочка опустилась на скамейку, продолжая смотреть в небо. Оно было таким огромным, теплым, таким всеобъемлющим и чистым, что захватывало дух. Плотную розовую пелену перерезали черные провода, на которых сидели редкие маленькие птицы. Питер неумело засвистела, прищелкнула языком, пытаясь подозвать пичуг. Птицы посмотрели на нее презрительно, и Паркер стало даже немного совестно. Она отхлебнула кофе из бумажного стаканчика и зажмурилась от удовольствия — еще никогда она не чувствовала себя так спокойно и хорошо. Кофе был чертовски вкусным, вечер теплым, а Питер — счастливой. На самом деле, она немного обманывала себя. Просто Питер знала, что стоит убедить себя в том, что ты счастлива — ты станешь счастливой, пусть и ненадолго. Так что девочка упорно держала улыбку на губах, и настроение стремительно повышалось. Если честно, было немного тоскливо, хотя Питер изо всех сил гнала от себя это чувство. Причина была проста — Тони. Тони, которая отказывалась от помощи. Тони, которая решила, что способна справиться со всем в одиночку. После рассказа о Стивен, Питер не могла справиться с непрязнью к Роджерс. Даже в школе, когда Стиви проходила мимо и приветливо улыбалась, Питер чувствовала отвращение. Как, как она могла так жестоко поступить с Тони?! Как она смела ее бросить, она ведь… Она просто поломала Тони, она — причина всех ее бед! В Питер кипела злость на Роджерс и отчаянная жалость к Тони. Она не могла понять, как способна была Стивен просто бросить Тони. Если бы Тони так любила Питер, девочка бы стала самым счастливым человеком на земле. Хотя, может быть, именно в этом и крылась проблема — Тони не нужна была маленькая девочка, беззаветно влюбленная в Старк. Тони самой нужна была защита, и для этого была уверенная, сильная Стивен. Питер же не годилась для такой роли. Питер вообще не производила впечатления человека, который способен защитить. Питер сама, кажется, нуждалась в защите. Наверное, так казалось Тони. А Старк, очевидно, вознамерилась спасти Питер от самой себя. В школе она с ней не здоровалась — проходила мимо, высоко задрав голову. Питер только улыбалась, хотя было немного обидно. Но она понимала, чего хочет Тони, понимала, что она чувствует. Теперь надо было ждать, когда эта игра надоест Тони, и она признает, что все это бесполезно. Питер не тешит себя пустыми надеждами. Питер умная девочка. Питер не плачет по ночам, целуя фотографию Тони или слушая грустные песни, как это делают влюбленные. Питер ловит жалкие крохи того времени, когда Тони рядом. Питер изливает свои чувства в единственно доступном ей крике — Питер пишет. Пишет запоем, и из-под ее рук выходят слова, пропитанные любовью. Когда она пишет, все плохое и тоскливое уходит, и в памяти остаются только моменты, пропитанные счастьем и солнцем. Вот Тони смеется, может быть, над Питер, но какая разница, когда темные глаза будто светятся от радости и смеха? Вот Тони сидит на столе в мастерской, закуривает и поднимает взгляд на Питер — и во взгляде ее дрожит огонь. Вот Тони лежит в постели, жаркая, красивая, с волосами, разметавшимся по белым тонким плечам, дрожат тени от густых ресниц, губы чуть приоткрыты — алые, будто припухшие, румянец лихорадочно ложился на впалые щеки. Погружаясь в воспоминания, Питер могла писать всю ночь напролет. Ей не нужен был кофе, потому что она попросту забывала о необходимости сна. Лишь утром, встречая прозрачный рассвет, она оглядывалась, будто бы не понимая, как может уже наступить утро, и тогда лишь наливала себе кофе, разбавляя, впрочем, его молоком. Она все-таки не была похожа на Тони — она не могла глушить черный кофе, разбавленный виски, литрами. Она вообще не могла пить черный кофе. Каждому свое. Кесарю — кесарево. Она выбросила стаканчик в урну, смахнула с глаз рыжую прядь и вдруг нахмурилась. Около витрины магазина она заметила Стивен вместе с Барнс. Баки стояла, прижавшись к девушке, будто к спасательному кругу, а Стивен поддерживала ее мягко и уверенно. Питер хотела незаметно проскочить мимо них, но, как на грех, именно в эту секунду Роджерс обернулась.  — Питер! — окликнула она ее с улыбкой и помахала рукой. По интерции, Питер вздрогнула и остановилась, за что немедленно отругала себя — какая дура, теперь нет возможности притвориться, что она попросту не услышала окрика. Глубоко вздохнув, девочка натянула на лицо улыбку и развернулась.  — Привет, — она надеялась, что пары дежурных фраз хватит. Ей совершенно не хотелось видеть Стиви и говорить с ней.  — Откуда ты? Как у тебя дела? — поинтересовалась, кажется, с искренним интересом, девушка.  — Да гуляю, — неопределенно махнула рукой Питер. — Ничего особенного, все хорошо. Какими судьбами ты тут?  — Решила Баки купить что-нибудь из одежды, а то из старой уже выросла, — охотно пояснила Стивен. — Последний раз одежду покупала два года назад…  — А Тони ты тоже по магазинам водила? — негромко спросила Питер, рассматривая милое платье в витрине. Фраза прозвучала будто невзначай, но на самом деле Паркер вовсе не хотела ее произносить. Она вырвалась на эмоциях, которые бурлили внутри Питер. Возмущение, гнев, обида за Тони — вот как, Стивен гуляет со своей подругой, пока Тони рвет от боли на части, да как она смеет вести себя так, будто ничего не было, как она смеет жить дальше, когда Тони без нее умирает, как она смеет смеяться, гулять, мило разговаривать, если она сломала человека?! Стивен поворачивается к Питер, и та успевает заметить, как резко изменилось ее лицо. Она чувствует непонятное удовлетворение — оказывается, ты тоже не железная, а, Роджерс?  — При чем тут Тони? — спрашивает Стиви холодно.  — Не при чем, просто так спросила, — хмыкает Питер. — Я задумалась, а с Барнс ты также поступишь? Сначала трахнешь, а как только появится вариант получше, бросишь? На лице Стивен полыхает гнев.  — Я никогда не поступлю так с Баки! — вырывается у нее, и она неосознанно делает шаг вперед, нависая над Питер.  — Тогда какого черта ты так поступила с Тони?! — Питер с ужасом чувствует, как глаза наполняются слезами. — Какого черта, Стивен, чем она хуже твоей Барнс?!.. — Питер хватает Стиви за грудки клетчатой рубашки, и ярость кипит в груди, а потом… Потом она видит глаза Стивен. Глубокие, прозрачные, будто вода. В глазах Стивен — чувство вины. Понимание. Тоска. Руки опадают сами собой. Питер с горечью отворачивается. Ни к чему говорить Стивен об этом. Ни к чему объяснять, что чувствует Тони. Она знает, и всегда знала. Питер не знает, ненавидеть за это Стивен или жалеть. Наверное, тоже больно. Ей. Питер. Тони. Всем больно. И даже Барнс — той, ради которой всем хуево — ей тоже больно. Питер бы заплакать. Стало бы легче, наверное. Так дядя Бен говорил, мол, плакать лучше, чем молча убивать себя. Говорил так, пока не умер. Так говорил, пока вместе с ним не умерла тетя Мэй, и вместо нее осталась лишь бледная тень — худая, с пустыми блеклыми глазами. Питер не плачет. Потому что она невыносимо хочет обычной жизни. А плакать — ненормально. Нет, не так. Не нормально. За гранью обыденности. Надо спросить у Барнс. Она-то понимает в вопросах ненормальности. Хочется смеяться до боли в горле от такого хуевого каламбура. Питер — девочка, которая должна быть счастливой. Питер — девочка, которая слишком любит (не себя), чтобы быть счастливой.  — Ты ведь ее любишь, да? — выдыхает Стивен. Питер не курит, но сейчас ей хочется этого до боли в подрагивающих пальцах.  — Не новость, Стиви, — отвечает она устало.  — Только не для меня, — упрямо гнет свою линию Роджерс. — Это же чувства, нельзя о них так говорить!.. Кажется, ей и правда не похуй. В отличие от Питер.  — Почему? — спрашивает Паркер равнодушно, жалея, что в руках нет сигареты — эффектно было бы, выдыхай она дым сейчас. — Ты же чувства Тони вываляла в грязи, почему мне мои нельзя? Стивен молчит. Впервые взгляд Питер падает на Баки — огромные глаза, прозрачные и голубые, почти как лед, темные круги, худые руки в синяках, костяшки сбиты. Интересно, что она чувствует, слыша эту перепалку?  — Забей, Роджерс. Это все неважно, — устало улыбается Питер. — У меня просто настроение скачет в последнее время, от вялости до агрессии, это не ты, я просто задолбалась, честно. Стивен смотрит на нее очень внимательно и участливо. Это бесит.  — Ладно, давай спокойно разойдемся, — машет ладошкой Питер. — Я уже просто хочу свалить.  — Питер, — Стиви вдруг берет ее за руку. — Посмотри мне в глаза. С усталым вздохом Паркер переводит взгляд на Стивен.  — Ну, что?  — Пообещай мне заботиться о ней, — Роджерс смотрит требовательно и отчаянно. — Пожалуйста, не оставь ее. Даже если она будет сопротивляться, оскорблять тебя, не позволяй ей сломаться. Не позволяй ей остаться одной, пообещай мне, что будешь рядом!  — Стивен, — на глаза Питер наворачиваются слезы, и она с болью глядит на сильные ладони Роджерс. — Скажи мне, почему ты оставила ее, если заботишься о ней? Почему ты не рядом?  — Я не могла иначе, — бессильно выдыхает Стиви. — Пойми меня, пожалуйста. Выдергивая пальцы из сильных рук, Питер ловит себя на мысли, что понимает. Питер знает, что и без слов Стиви она бы заботилась о Тони и никогда не оставила бы ее одну. Питер знает, что любит Тони. Питер любит Тони так же, как Тони любит Стивен. Какая ирония. Хочется смеяться, хохотать во все горло. До слез. До истерики. А потом разрыдаться бы.  — Я обещаю.