я сильнее чем многие, что забрались повыше я сильнее чем те, кто об этом кричат и пишут да согнулась, и да всё спустила и разменяла, но готова встречать конец, что уже не мало.
Наташа чуть не подавилась, когда Ванда с нотками извинения в голосе сказала, что им придется спать в одной кровати. Вот серьезно, она не понимает, что чувствует Нат? Не понимает, как звучит предложение спать в одной кровати, она что, совсем ребенок, что за херня? Они ложатся вместе. Да. И Нат честно отворачивается к стене, потому что не хочет, чтобы самоконтроль просто с треском рухнул, и она накинулась бы на эту девочку. Обои в этой комнате старые и потрепанные, местами отклеились, и Нат бездумно водит кончиками пальцев по стене. Она рассматривает фотографии в простых деревянных рамках — вот здесь Ванде еще лет пять или семь, и она улыбается, а мальчишка постарше обнимает ее за плечи. У мальчика светлые волосы и голубые задорные глаза. Мальчик умер через два года после того, как была сделана фотография. — Спокойной ночи, — звучит резче, чем хотелось. Она вздрагивает, когда пальцы Ванды ложатся на ее плечо. — Наташа, все в порядке? — спрашивает девушка тихо. Наташа про себя чертыхается, когда понимает, что Максимофф просто так не заснет. Она дотягивается до тумбочки, достаёт сигареты, переворачивается на спину и закуривает. Дым тает в темноте. Сигаретный дым успокаивает. Этому научила Тони давным-давно. — Да, все нормально, — отвечает задумчиво Нат. — А я все спросить хотела… — Максимофф мнется, кусает губы. — Почему ты одна живешь? Ты же не рассказывала о своих родителях ничего… Наташа хмыкает, горько и зло, делает еще одну затяжку. — А ты не знаешь? Выгнали меня из дома. — Выгнали? — Ванда даже приподнимается на кровати. — Собственные родители? — Да какие они мне теперь родители… — вздыхает Нат. — Слушай сказочку, милая. Жила-была принцесса. Умненькая, сильная, спортом занималась, родители нарадоваться не могли. Жила она с ними в прекрасном замке, ездила на дорогих машинах, и дверь ей открывал дворецкий. Принцессе было четырнадцать, когда какой-то подонок, вовсе не похожий на принца, попытался ее изнасиловать. Она шла с тренировки, а он был немного пьян. Принцесса отбилась, но к парням после этого ее перестало вообще тянуть, совсем, и она полюбила другую девочку, которая была нежной, доброй и ласковой. Они встречались почти полгода, но родители обо всем узнали, и принцессу облили грязью с головы до ног, мол, неправильная ты, нехорошая. Запретили любить принцессе, понимаешь? А она сказала, что будет любить, несмотря ни на что. Родители выгнали ее из дома, не оставив ни цента. Сначала принцессу взяла подруга к себе, потом она нашла работу, квартиру стала снимать, вон, машину недавно купила. Старенькую, но нормальную. И не нужен ей был замок с прекрасными принцами. Вот и сказке конец, — хрипло засмеялась Нат. — То есть, ты?.. — ошарашенно начала Ванда. — Да, люблю девушек. Из-за этого из дома и выгнали, — ровно ответила Наташа, хотя сердце ее билось, будто ополоумевшее. — Неужели они не приняли тебя? — прошептала Ванда. — Они же твои родители, они должны любить тебя, несмотря ни на что… Наташе показалось, что с сердца ее упал огромный камень размером с Калифорнию. Ванда не против. Ванда приняла. Ванда не ненавидит ее. Романова с трудом смогла скрыть счастливую улыбку. Она сумела. Она призналась. — Да нет у меня больше родителей, Ванда, — легко ответила Нат, затушив сигарету. — Зачем они мне? Я наконец нашла себя, живу счастливо, ну и нахуй все это. Я нашла свою семью здесь. Это Тони, Стивен, Питер, Роуди… Ты. Под одеялом она нашла холодную ладонь Ванды и крепко сжала в своей руке, огрубевшей и сильной. Они лежали в темной тишине, глядя, как причудливо движутся тени на потолке, и ни одна не произнесла ни слова, будто боясь разрушить то хрупкое, неведомое, невесомое, что возникло между ними. Ванда молчала, слыша, как безумно и неровно колотится ее сердце. Нат назвала ее своей семьей. Нат… Наташа, родная Наташа, единственная, кто когда-либо о ней заботился, единственная, кого она когда-нибудь любила, кроме старшего брата. Наташа была всем для Ванды. Другом, сестрой, семьей, светом, надеждой… Любовью. Очарование момента разрушил телефонный звонок. Нат чертыхнулась, матеря звонящего на чем стоит свет. — О, Роджерс, легка на помине, — пробурчала она, поднимая трубку. — Алло, я слушаю. — Наташа!.. — едва Романова услышала голос подруги, как села на кровати, ошеломленная. — Стивен, ты чего? Ты плачешь что ли? — Наташа, мне нужно срочно позвонить Тони, она не отвечает на мои звонки, Нат, я не знаю, что делать… — дробные испуганные слова прервал всхлип. — Да что случилось, Стиви, говори толком! — воскликнула уже порядком перепуганная Нат. — Баки пыталась покончить с собой, я не знаю, что делать, в больницу ее надо везти, но там сообщат ее родителям, и тогда ее отнимут у меня, Нат, она совсем плохая, я пыталась вызвать рвоту, но ничего не выходит!.. — отчаяние в голосе всегда спокойной Стивен заставило Нат окончательно собраться с мыслями. — Я перезвоню тебе через пять минут, подожди. Что она сделала? — Наглоталась таблеток, — голос у Стиви дрожал. — Жди, — велела Наташа и сбросила трубку. — Что? Что случилось? — затормошила ее Ванда. — Да погоди ты, Максимофф, — отмахнулась Романова, набирая номер и пытаясь не сбиться. — Алло, Тони? У Старк был голос сосредоточенный, хотя усталый и хриплый. — Я слушаю, Нат. — Тебе звонила Стивен? — Да, но я не брала трубку, как ты и учила, — хмыкнула Тони. — Не тот случай, Тони. Барнс пыталась покончить с собой, отравилась таблетками. Ей нужна медицинская помощь, но в больницу Стивен не может обратиться — Барнс живет с ней фактически незаконно, и ее могут отнять у Стивен. Нужна твоя помощь, — отчеканила Нат. — Я все устрою, — мгновенно отозвалась Тони. — Адрес больницы скину тебе смс-кой. Лети туда быстро, Роджерс наверняка нужна поддержка. — Спасибо, — прошептала Наташа уже коротким гудкам. Она вскочила с кровати, натянула футболку. — Все слышала? — коротко спросила у застывшей Ванды. — Да, — с ужасом отозвалась она. — Ну так чего ты лежишь, собирайся, быстро, быстро, давай, шевелись! — чуть прикрикнула Наташа, влезая в джинсы. Ванда быстро встала, накинула вчерашнее платье, убрала волосы. — Вызывай такси, — отрывисто произнесла Нат. Трясущимися руками Ванда набрала номер, вызвала машину. — Через минуту будет, — проговорила она дрожащим голосом. Они вышли из подъезда. Секунды тянулись, будто вечность. Ночь была темной, и крыльцо освещали только неверный желтый свет фонарей. Ванда стояла, будто окаменевшая, обхватив тонкие плечи руками и бессмысленно глядя в темноту. Наташа нетерпеливо стучала носком ботинка, быстро и нервно шевелила пальцами рук. О Максимофф она будто и забыла, но так только казалось — иногда Ванда ловила на себе цепкий встревоженный взгляд зеленых глаз из-под ресниц. Когда наконец подъехало такси, они сели в машину, и водитель, повинуясь уверенным командам Романовой, быстро довез их до больницы. За окном стремительно мелькали улицы, дома и деревья, но Ванда смотрела только на Наташу. Свет фонарей путался в ее розовых волосах, очерчивал четкий тонкий профиль. Ванде вспомнилась высокая трава, яркое небо, такое голубое, что резало глаза. Вспомнился брат, резвый и смешливый, вспомнились его глаза, точно такого же цвета, как солнечное небо. Они бежали по какому-то полю и смеялись, и она все пыталась его догнать. Он был таким быстрым и лёгким, а в воздухе звенел его смех, и она тоже смеялась, и ей совсем не было обидно, что она никак его не догонит. Они были счастливыми. Последний раз, когда они были такими счастливыми. Она не знала, почему сейчас, почти восемь лет спустя, она вспомнила то, что многие годы пыталась забыть. Через несколько дней Пьетро побежал в лес, где так любил играть, и свалился в реку. Он не умел плавать. Тело унесло вниз по реке и протащило по камням, осоке и траве. Оно было изрезано и искромсано так, что почти нечего было хоронить. Почему, боже? Почему тогда ты забрал его? Почему сейчас ты забираешь Барнс? Может быть, нет никакого бога? Может быть, существуют только люди, уставшие и беспомощные? Машина несется с безумной скоростью, и только рука Наташи помогает Ванде не утонуть в своих мыслях, из дымчато-неопределенных ставшие в одно мгновение пугающее чёткими. Есть только люди, которые больше не могут жить. Такой была Барнс. Есть люди, которым не повезло. Таким был Пьетро. Они выскочили из машины, и Нат побежала было к больничному входу, но оглянулась на Ванду. Она стояла, со всех сторон окруженная вязкой темнотой, и ее тоненькая фигурка будто изо всех сил сопротивлялась мраку, который все старался поглотить ее. Максимофф выглядела потерянной, но в глазах ее отражалось нечто новое, чего раньше Нат никогда не замечала, и отчего ее сердце на секунду замедлилось, а потом застучало. Глаза Ванды сияли звездами. Наташа взяла ее руку, спокойно и безмолвно, и Ванда улыбнулась, будто бы снова становясь тем, кто она есть на самом деле. Будто бы избавляясь от вечной боли и тоски, вечной тяжести, которая всегда была рядом. Становясь собой.***
Тони рассеянно затянулась, склонившись над чертежами. Она уже второй день пыталась найти ошибку в вычислениях, но мозг отчаянно сопротивлялся работе. Она подумывала о том, чтобы поспать, но понимала, что даже час сна обернется для нее кошмарами и панической атакой. — Мисс Старк, к вам посетитель, — раздался приятный голос Джека, и Тони удивленно нахмурилась, посмотрев на часы. Почти одиннадцать, кто так поздно? — Пусть заходят, — махнула она рукой, уже запоздало, потому что дверь распахнулась. Тони, не глядя, промычала что-то, в чем при большом желании можно было различить слово «Войдите». Она услышала легкие шаги, шелест какой-то ткани, и вечный запах сигарет и виски, что был привычен в мастерской, ушел на второй план, оттесненный невесомым ароматом чего-то цветочного. Не оглядываясь, Тони поняла, кто это. Питер. — Привет, — голос звонкий и ласковый. Хоть что-то осталось неизменным. И Старк, не задумываясь, обернулась, потому что она так хотела увидеть Питер, взглянуть ей в глаза, наконец, вспомнить тот покой, что она дарила Тони. — Здравствуй, — улыбнулась она иронично. Кажется, разучилась улыбаться как раньше — светло и по-доброму. — Как ты? Я тебе принесла поесть, — Питер немного растерянная, стоит, кусает губы, будто что-то сказать хочет, а слов не находится. — Ну, чего ты? — хмыкает Тони, достает из пачки сигарету, мнет тонкими белыми пальцами фильтр, закуривает. Питер молча достает из сумки контейнер и пластиковую тарелку, не спрашивая, накладывает картошку, мясо, раскладывает овощи, кладет пирог, заваривает чай вместо кофе, разбавляя его молоком. — Да я бы сама справилась, — удивленно поднимает брови Тони, но послушно садится на стул и начинает есть. Едва откусив первый кусочек, Тони забыла обо всем. Еда — вкусная, свежая, горячая, такая… настоящая, такая аппетитная! Тони за эти пару недель и забыла, какой на самом деле должен быть вкус у нормальной человеческой еды, а не у черствых сэндвичей и испорченных полуфабрикатов. Рассыпчатая картошка, мягкое мясо в соусе, пирог с курицей, который таял во рту — Тони уминала еду за обе щеки, прихлебывая сладкий горячий чай. Питер в это время стояла, опершись на стол для моделирования, и смотрела на Тони с той мягкой улыбкой, которая заставляла сердце Старк останавливаться, если она ловила взгляд Питер. — Што ты шмотришь на меня? — взвилась Тони наконец, дожевывая пирог. — Ничего-ничего, ешь, пожалуйста, — засмеялась Питер, ероша свои рыжие кудряшки. Да и как было не засмеяться? Прекрасная, надменная, саркастичная Тони сидела за столом и уплетала домашнюю еду так, что за ушами трещало. Выглядело это непозволительно мило, и Паркер обнаружила, что наблюдать за такой Тони было очень залипательно. Наконец, дожевав, Тони смущенно отставила от себя тарелку. — Черт, я тебе даже не оставила, прости, ты принесла мне поесть, а я даже не подумала… — Ой, да забей, господи, — отмахнулась Питер. — Мне интересно, как ты тут вообще? Жива-здорова? — Да куда я денусь, — фыркнула Тони, нашаривая пачку сигарет и снова прикуривая. — Как видишь, работаю. — Ты выглядишь очень усталой, — проговорила Питер тихо после неловкого молчания. — Я в порядке, — пробормотала Тони, сама в это толком не веря. — Тони, — вдруг порывисто воскликнула Питер, в два легких шага оказываясь около Старк, утыкаясь головой в плечо. — Тони, что же ты делаешь с собой?! Этот вскрик заставил Старк зажмуриться и сжать ладони в кулаки до побелевших костяшек. Вечно спокойная, вечно веселая Питер почти плачет сейчас из-за нее, из-за такого монстра и твари, как Тони, Питер переживает за Тони. Это причиняло гораздо большую боль, чем лезвие. — Тони, родная, милая, пожалуйста, перестань, — голос Питер дрожал и ломался от едва сдерживаемых слез. — Тони, ты же такая талантливая, такая смелая, такая красивая… Ты же чудо, Тони, что ты делаешь с собой?! Питер схватила запястья Тони и попыталась коснуться глубоких порезов, но этот порыв привел Старк в чувство — она вырвала руки и отошла на три шага. — Нет, Питер, — голос был ровный и холодный. — Нет. Но Питер не собиралась молчать. Плотину чувств наконец прорвало, и она заговорила — взахлеб, горячо, почти с мольбой. — Послушай, неужели ты не понимаешь — как бы ты не наказывала себя, ты не станешь такой, как нужно Стивен! Дело не в тебе, пойми же ты это наконец, господи, дело в самой Стивен и Баки! Какой бы ты не была, как бы не менялась — ты не нужна ей, потому что будешь всегда лишь пародией на Барнс, всего лишь куклой на замене, Тони! Тебе никто не говорил этого, потому что видно, как ты мучаешься, но вот оно, пойми, я тебе говорю это в лицо и не лгу, потому что люблю тебя, мать твою!.. Вот оно. Слова отчетливо зазвенели в прокуренной тишине лаборатории, упали на пол и разбились. Тони закрыла глаза. Она знала. Знала об этом. Каждый день знала, каждый взгляд читала, каждое касание. Каждое неловко брошенное слово. Рыжие кудряшки, карие теплые глаза, светлая улыбка… Это стало неотъемлемой частью жизни Тони, она не чувствовала себя влюбленной — просто Питер была нужна Тони. В мастерской до сих пор царила тяжелая тишина, и Тони больше всего хотелось шагнуть вперед и прижать девочку у своей груди, поцеловать так, словно не было никаких слов, словно не было этих лет, пропитанных запахом Стивен и вкусом ее помады. Стивен. Призрак встал между ними, заслонил от Тони тонкий силуэт Питер, и Тони уже знала, что снова проиграет этому призраку. — Питер… — голос не слушался. В нем звучала тоска и мольба. Пожалуйста, пойми меня. Пожалуйста, прости. — Не надо, Тони, — проговорила Питер, и Тони пришлось поднять глаза, чтобы не заклеймить себя окончательной трусихой. На лице Питер читалась только усталость. Она будто бы повзрослела лет на пять. — Мне не так важно то, что ты сейчас скажешь. Я понимаю, правда. — Лучше бы ты не влюблялась в такую мразь, как я, — хрипло проговорила Тони то, что крутилось в ее голове. — Если ты думаешь, что человека можно разлюбить только за то, что он мразь, ты определенно не знаешь, что такое любовь, — хмыкнула Питер и бездумно запустила пальцы в рыжие пряди. — Мне плевать на твои слова, Тони, как ты не поймешь? Я люблю тебя, ты — и, что куда более важно, я — ничего не сможем с этим сделать. Она закинула сумку на плечо и зашагала к выходу. Не оборачиваясь. Не прощаясь. — Питер, — голос предательски дрогнул. — Оставь это, Тони. Не хочу больше пытаться стать тебе ближе, — глухо поговорила Питер и распахнула дверь. — Наверное, эта боль к лучшему, да? Этот вопрос долго висел в воздухе, а Тони до крови кусала губы, чтобы не броситься за девушкой вслед.***
Следующий час она помнила смутно. Пила, работала, глушила кофе, курила, вновь пила, резала кожу, будто бумагу, стремясь причинить себе как можно больше боли. Этот адский круг прервал телефонный звонок. Взглянув на дисплей, Тони выругалась сквозь зубы — звонила Стивен. Раз, второй, третий — но Тони не отвечала, заставляя себя заниматься хоть чем-то. Наконец наступила тишина. Тишина гробовая, мертвая, ничего не было слышно, кроме жужжания приборов. Тони дрожащими руками потушила сигарету в пепельнице, промахиваясь, обжигая тонкие пальцы. — Джек, выведи на первый план голограмму детали W-341, мне необходимо понять, какую толщину можно сделать максимальной… — задумчиво сказала она, но в этот момент телефон снова задрожал. — Да вашу же мать!.. — яростно выругалась Тони, но гнев поутих, когда она увидела входящий от Наташи. — О боже мой, я дохрена востребована сегодня, — протянула Тони. — Я слушаю, Нат. — Тебе звонила Стивен? — голос у Наташи был холодный и очень встревоженный. — Да, но я не брала трубку, как ты и учила, — хмыкнула Тони в трубку, рассматривая ногти. Нат говорила. Говорила много, и Тони никак не могла связать слова между собой. Баки… Баки пыталась отравиться? При чем тут ее родители? Зачем Стивен нужна Старк? Непослушными губами Тони заставила себя пообещать, что сделает все, о чем просят. Что-то про поддержку Стиви. После стакана виски мысли немного прояснились. Старк нажала на кнопку отбоя и тут же попыталась успокоить и уложить невероятные события в своей голове. Итак. Нужна частная больница, без государственного спонсирования. Круг сразу сузился. Три больницы подходят под это условие, но нет смысла укладывать Барнс в больницу, в которой будут спрашивать ее документы и данные, несмотря на протекцию Тони. Значит, остаётся только частная клиника доктора Стрэнджа, старого папиного друга и, что гораздо важнее, друга Тони. Она сбросила адрес Наташе и Стивен, набрала номер клиники и тут же нарвалась на самого врача: — Здравствуйте, мистер Стрэндж, это Тони Старк, — заговорила она. — Доброго вечера, мисс Старк, — по голосу доктора было слышно, что он улыбается. — Чем я могу вам помочь? — Через некоторое время вам привезут девушку, Баки Барнс, она пыталась покончить с собой. Этого нельзя сообщать ее родителям, вы сможете спасти ее? — спросила она с надеждой. Молчание в трубке было тяжелым и настойчивым. — Я сделаю все возможное, чтобы сохранить ей жизнь, я обещаю, — голос мужчины был серьёзным, и Тони позволила себе выдохнуть. Ведь и правда сделает все, что может. Он же обещал. — Спасибо, сэр, — она положила трубку, не прощаясь, по обыкновению. Она вытерла руки полотенцем и стала переодеваться — на грязный пол полетела драная футболка, спортивные штаны. Тони Старк не может выглядеть плохо, даже если не спала неделю. Платье привычно скользнуло по коже, ноги легко встали на каблуки, тональный крем ловко и быстро скрыл мешки под глазами, помада осторожно мазнула по бледным губам. Она вызвала такси и всю дорогу старалась гнать от себя подлые и страшные мысли — ведь если Баки умрет, Стивен вернется к ней, к Тони. Мысль билась в голове судорожно, лихорадочно, заставляя дрожать. Если… Если Баки умрет… Если Баки умрет, то Тони снова будет счастлива. Если Баки умрет, то они со Стивен снова буду вместе. Нет, не думать. Не думать. А главное — не вспоминать, как смотрела на нее Стивен, как мучительно и нежно целовала, как касалась ее, как обнимала. Не вспоминать ее запах, не вспоминать, каково это — чувствовать покой. Краем глаза Тони замечает масляный и похотливый взгляд таксиста, но делает вид, что не обратила внимания. Клиника — двухэтажное здание сливочного цвета, с отделкой из ярко-красного кирпича. Оно будто светится в темноте, и Тони выпрыгивает к нему из машины, до того, как водитель успевает перегнуться к ней через сиденье. Секунду она стоит перед стеклянной дверью, сомневаясь, а потом видит Стивен — заплаканную, убитую горем Стивен, и ноги сами несут ее к ней. Голубые глаза смотрят с болью и тоской, но Тони удивительно, до неприличия счастлива.