Сборник драбблов

      — Доброе утро, Ваше Высочество.       Байсянь низко кланяется зевающему совсем не аристократично Ханю и пытается скрыть улыбку. На заре его принц совершенно очарователен. Такой белый, точно только выпавший снег, такой прекрасный, точно нефритовая заколка, такой недосягаемый, точно Луна. Но Байсянь и без этого счастлив. Уже того, что он — личный слуга сына Великого Дракона, хватает. Что принц Хань смотрит на него, не показывая презрения. Что позволяет говорить с ним. Позволяет любить себя.       А Хань не может улыбнуться в ответ. Снова он проснулся, в мельчайших подробностях вспомнив прошлую ночь. Какой-то наёмник пробрался в его покои, чтобы лишить Поднебесную наследника. Вооружённый, он крысой пробрался под пологом ночи в Ханеву спальню, притаился, обнажив кинжал, и только занёс руку, как в покои влетел Байсянь, успев закрыть тело господина своим. Хань кричал, звал лекаря, но снова Байсянь умер у него на руках. В тысячный раз. И в тысячный же раз желает доброго утра по пробуждении.       — Просыпайтесь, Ваше Высочество, сегодня важный день!       Байсянь кладёт на маленький столик керамический таз и кувшин с тёплой водой, ждёт, когда принц умоет лицо, потом помогает снять ночные одежды и надеть одежды дневные. Сегодня это красно-чёрный шёлковый халат с бахромой и золотыми нитями, в качестве украшений — нефритовые подвески. Волосы принца Байсянь сначала долго причёсывает, неимоверно радуясь, что только ему принц позволяет это делать, потом стягивает тугим жгутом на макушке и тоже украшает нефритом и золотом.       После утреннего туалета Байсянь приказывает подать принцу завтрак, а когда его приносят, садится на колени подле принца и принимается играть ему на эрху. Смычок в длинных тонких пальцах увлекает принца. Отвлекает от мыслей о грядущей ночи, от неспокойного настроения в стране, от всего на свете. Как бы Хань хотел замереть в этой самой минуте. Чтобы не было очередной смерти Байсяня по его, Ханя, вине, чтобы если и наступило новое утро, то было действительно добрым.       — Байсянь, ответь мне.       — Да, Ваше Высочество?       — Ты бы хотел оставить службу? Хотел бы иметь свой участок, жениться на ком-нибудь из служанок, завести детей? Уйти из дворца?       Струны эрху неприятно взвизгивают, когда Байсянь неосторожно проводит по ним смычком, а сам слуга позволяет себе вольность взглянуть на принца с укором.       — Нет. Никогда. Я опротивел Вам, Ваше Высочество? Вы больше не хотите видеть меня? Чем я заслужил Вашу немилость?       Байсянь почти бросает музыкальный инструмент и касается пола лбом в поклоне. Нервничает, трясётся, едва не плачет. Он ведь всей душой любит принца! Видит в нём смысл своего существования! Так отчего же принц гонит его?       Хань секунду собирается с мыслями, а потом тянет к слуге руку, приказывая подняться и подойти. Касается ладонью чужих пальцев, сжимает слегка, прижимает голову Байсяня к своей груди. Байсянь слышит, как бьётся Ханево сердце, так тревожно и взволнованно, что будто хочет разбить грудную клетку.       — Ваше Высочество?       Вместо ответа Хань ладонью прикрывает глаза Байсяня и тянется к его губам. Неправильно. Дико. Нельзя. Но так желанно и сладко, что противиться нет сил. Знает, что у них нет будущего. Что не сможет исправить судьбу, так почему не подарить себе короткое счастье хотя бы на миг? Байсянь вздрагивает, но больше шевелиться не смеет. Не понимает, почему принц поступает так, зачем его мучает, когда знает, как Байсянь его любит. Не как принца, не как друга, но как воздух, без которого невозможно.       — Я хочу, чтобы ты ушёл, Байсянь. Этим же вечером. Если не пойдёшь сам, то я прикажу страже.       Ханю больно. Больно произносить это, больно видеть удивление и обиду в любимых глазах, но он должен попробовать. Байсянь не должен погибнуть снова. Должен жить, и пусть цена — жизнь самого Ханя.       — Ваше Высочество…       — Ты слышал мой приказ. Иди.       Байсянь сверлит принца взглядом, но тот не думает опускать глаза. Байсянь должен видеть в них решимость. Понимать, что ему действительно лучше уйти. Байсянь понимает, но не верит. Иначе зачем это всё? Зачем ласковые прикосновения холодных ладоней, зачем этот поцелуй?       Слуга поднимается, кланяется принцу и покидает покои, обуреваемый искренним желанием ослушаться своего господина хотя бы раз в жизни. Хотя бы раз пойти наперекор, хотя бы раз высказать недовольство.       Хань, как только деревянные двери смыкаются, падает на подушки и рычит в них, молотит кулаками. Правильно. Сейчас он выплеснет гнев, успокоится, проведёт день за учебниками, ляжет спать и будет ждать избавления. Знает, что сегодня ночью его убьют. Зарежут, отравят, пронзят сердце стрелой. А Байсянь будет жить. Оплачет его, когда по стране пустят траур, и будет жить дальше. Глупый, будет винить себя в смерти господина, но будет жить дальше.       День тянется долго. Дольше, чем все предыдущие. Может, потому, что Байсянь не скрашивает одиночество в пустых и холодных стенах дворца, может, потому, что Хань знает, что это его последний день. И в самом деле ждёт его конца. Чтобы кончилась мука, чтобы не слышать больше пожелание доброго утра, не имея права пожелать того же в ответ. Чтобы больше никогда не видеть кровь на чужих узких губах.       Хань тяжело вздыхает, воскрешая в мыслях любимую улыбку, которую больше никогда не увидит, откладывает книгу, гасит лампу и ложится в постель.       — Доброе утро, Ваше Высочество!