Сборник драбблов

— Профессор Ким, я дописал! Хан вваливается в аудиторию совершенно запыхавшимся, но донельзя довольным. Ура! Дипломная работа завершена! А профессор Ким лишь мученически вздыхает и отрывает сонный взгляд от пустой чашки кофе. Какая рань! Даже девяти утра нет, а этот неугомонный уже тут как тут. С готовым дипломом. И это за восемь месяцев до выпускного, ага. — Студент Лу, я очень за Вас рад, но не могли бы Вы подойти ко мне с этой радостной новостью попозже, скажем, через полгодика? Серьёзно, я очень рад, что у меня на потоке такой замечательный, целеустремлённый и амбициозный студент, но… — Да как вы не понимаете, профессор? Я дописал дипломную работу. Четыре года назад, когда я предложил Вам встречаться, Вы, цитирую, «Пока у тебя не будет готового диплома, даже не думай». Вот диплом, вот подпись куратора. Осталось его только защитить, но это уже мелочи. Так что? Теперь Вы согласитесь сходить со мной на свидание? Профессор Ким моргает непонимающе несколько раз, а потом роняет голову на сложенные на столе руки. Господь. Он ведь действительно говорил что-то подобное, но ведь и подумать не мог, что студент действительно возьмёт это за установку! И теперь он, вроде как, должен сдержать слово, чтобы не прослыть «треплом». Не то чтобы Лу Хан побежал бы верещать об этом направо и налево, но всё же. — Мне… Я должен подумать. — Конечно, подумайте! Я буду ждать Вас в кинотеатре в субботу в семь. Билеты уже купил. Не опаздывайте! Лу Хан весело улыбается, посылает воздушный поцелуй и ветром, как и попал в аудиторию, уносится куда-то дальше. А профессор Ким в миллионный раз задумывается о нынешнем поколении в целом и о Хане в частности. Похоже, он нисколько не сомневается в честности своего преподавателя. И кто профессор Ким такой, чтобы разочаровывать лучшего студента потока? Чунмён ходит из угла в угол в торгово-развлекательном центре и нервничает. Нет, вообще-то, чего ему нервничать? Фильм обещает быть интересным, попкорн — вкусным, а завтра вообще выходной день. И у него, вроде как, даже свидание. Но. Свидание не просто с кем-нибудь, а с его собственным студентом. Студент, конечно, молодец. Абмициозный парень, да. Захотел свидание с преподавателем, получил его. Вернее, получит. Чунмён ещё раз в волнении смотрит на наручные часы и… Оп, вот студент и опоздал. — Профессор Ким! Чунмён оборачивается на зов, во все глаза смотря на несущегося к нему Хана. — Профессор Ким, простите, я должен был быть здесь ещё час назад, но автобус сломался, и я долго не мог решить, какой подарок для Вас выбрать, и… — Так, успокойся. Выдохни, ты не опоздал, — Чунмён снисходительно улыбается, — и давай договоримся, что сегодня называем друг друга по имени и на «ты»? Хан счастливо улыбается в ответ и берёт мужчину за руку, чтобы застегнуть на ней браслет с подвеской в виде банана. Чунмён же боязливо озирается по сторонам, но вскоре успокаивается, потому что едва ли кому до них есть дело, и благодарит за подарок, не забыв, разумеется, «что ты, не стоило». — До сеанса десять минут. Может, пока купим газировку и снеки? Хан кивает, галантно пропускает Чунмёна вперёд, а на кассе не только делает заказ на двоих (не спросив даже о чужих вкусах, но, как ни странно, угадав в точности), но и оплачивает всё это добро. Чунмён чувствует некоторую неловкость, ведь Хан — студент, всё-таки, но благодарно принимает угощение. В зале, что прямо очень странно в субботу, свободны почти все места. Чунмён и Хан занимают середину на самом последнем ряду (Хан игриво двигает бровями, мол, места для поцелуев), укладывают на коленях огромное ведро с попкорном и принимаются ждать считанные минуты до трейлеров. Спустя полчаса Чунмён совершенно разочаровывается в фильме и обращает внимание на полностью увлечённого студента. Нет, красивый он всё-таки. Аккуратный овал лица, маленький симпатичный носик. А как он здорово играет мимикой, реагируя на какие-то моменты фильма! И, чёрт возьми, Чунмён всё же чуточку недоволен. Он-то (пусть никогда и не признается в этом) думал, что Хан воспользуется моментом, возьмёт за руку, например, или уложит голову себе не плечо. Не говоря уже о поцелуях на специально отведённом для этого месте. Но нет. Ни руки, ни плеча, ни поцелуев. И это… Бесит? Чунмён, хотя по жизни максимально консервативный, решается. Убирает подлокотник между сидениями, льнёт к чужому плечу и кладёт на него голову. Хан тотчас же замирает, совершенно теряя интерес к фильму, и не может поверить своему счастью. Профессор, то есть Чунмён, вот прямо так? Прямо здесь?! Решивший проверить границы дозволенного, Хан берёт чужую ладонь в свою, переплетает пальцы, а потом эту ладонь мягко целует. Сначала кончики пальцев, потом костяшки, оставляет невесомый поцелуй на запястье. От неожиданного прилива нежности Чунмён чуть не стонет, но держит себя в руках. — Пр… Чунмён, могу я тебя поцеловать? Шёпот в самое ухо значительно ослабляет оборону, и Чунмён в согласии кивает. Поцелуй совсем несмелый, почти детский, но такой искренний, что дух захватывает. И хочется ни на секунду не прерывать его. Чунмён сжимает пальцы на Ханевом колене, чуть прикусывает его язык и оттягивает нижнюю губу, чем вызывает еле слышный стон. Господи, разве можно быть таким прекрасным, таким чувственным? Только вот Хан всё же разрывает поцелуй и почему-то начинает сильно краснеть, даже в полутьме зала видно. — Всё хорошо? — Чунмён участливо интересуется, тоже шёпотом в самое ухо. — Угу… Всё просто отлично. Только если мы продолжим, я… «Спущу себе прямо в штаны» тонет в истеричном вопле главной героини, спасающейся от убийцы, но Чунмён понимает каждое слово. По губам читает. Сначала, конечно, неверяще смотрит, даже переспросить хочет, но пунцовые щёки студента говорят, что он понял всё верно. Остаток фильма они всё же досматривают, а после завершения Хан предлагает проводить Чунмёна домой. — Спасибо. Это был замечательный день! Хан быстро чмокает мужчину в щёку и уже хочет попрощаться, но у Чунмёна, всего такого консервативного и вообще, другой план. — А ты не хочешь подняться? Чунмён пропускает Хана вперёд и помогает ему повесить верхнюю одежду, затем приглашает студента в гостиную. В квартире преподавателя очень чисто, светло и уютно, и Хан даже несколько расслабляется, когда его сажают на диван, а Чунмён располагается в соседнем кресле. — Выпьешь что-нибудь? Чай, кофе? Ещё у меня есть джин с тоником. Хан тихонько просит последнее и ёрзает на месте. Нет, конечно, он не боится и ничего в таком духе, но… Но Чунмён смотрит слишком пристально, слишком внимательно наблюдает за каждым его действием и словом. Будто змея перед маленьким кроликом, гипнотизирует и ждёт. — Может, хочешь посмотреть какой-нибудь фильм? Или, не знаю, альбомы? Я в студенчестве занимался фотографией. Хан с энтузиазмом кивает и ждёт. Ему правда очень интересно посмотреть на то, чем занимался Чунмён. Интересно, что его интересует в настоящий момент. Фотографии Чунмёна… завораживают. Вроде бы самые обыкновенные моменты из студенческой жизни, но такие яркие, так передают атмосферу, будто сам Хан сейчас в тех моментах. Также в альбоме фотографии из разных путешествий. Вот сказочные маджентовые фотографии океана, вот - ослепительно-белые — каких-то гор. Студент так увлекается, что даже почти не замечает, как мужчина подсаживается ближе и мягко обнимает за поясницу, гладит, скользит пальцами по-над кромкой джинсов. Интерес к фотографиям как-то резко пропадает, как пару часов ранее — к фильму. Хан аккуратно убирает альбом на кофейный столик и вполоборота поворачивается к Чунмёну. Тот всё так же ловит каждый его жест, даже не моргает будто, и дышит еле слышно сквозь приоткрытые губы. — Чунмён? — М? — Я могу… Могу тебя ещё раз поцеловать? — Не спрашивай об этом. Чунмён в этот раз первым тянется. Мягко касается чужих мягких губ, не забывая скользить языком, всё поглаживает поясницу Хана одной рукой, второй — гладит тренированное, сильное бедро. Дыхание студента как-то очень быстро сбивается, сердце начинает бить так быстро, будто хочет совершить суицид ударами о грудную клетку, и как же чертовски не хватает воздуха! Но остановиться, прервать поцелуй он просто не в силах. Не сейчас, когда Чунмён мягко укладывает его на спину, перенося поцелуи на шею и ключицы. Не когда Чунмён расстёгивает его рубашку, перебирая тело точно клавиатуру пианино. Не когда Чунмён седлает его бёдра и трётся своими сквозь плотные джинсы. Хан знает, что это называется петтингом, но не мог предположить, что такое с ним произойдёт. Он ведь даже в свидание с профессором не верил! Очень ждал, хотел и надеялся, но не верил. Думал, что Чунмён пошлёт его, превратит всё в неловкую шутку, но вот они в его квартире целуются и трутся друг о друга возбуждённой плотью. И как хорошо, как сладко и волнительно, как дразняще и особенно! И… И Хан кончает под собственные тихие всхлипы. Чунмён, через секунду понявший, в чём дело, слезает, поправляет одежду и залпом выпивает весь джин. Раскрасневшееся лицо и вздымающаяся грудная клетка наглядно показывают, что он ещё не всё, что немного недоволен, и настроение студента падает чуть ниже, чем в бездонную пропасть. — Эй, ну, чего ты? Чунмён возвращается на место, мягко целуя своего чудесного студента в уголок рта. — Я… Я так быстро… А ещё ничего не умею, и ты… — Ну, ну, спокойнее. Нам ведь некуда торопиться, правда? Ты всему научишься. Ты ведь самый способный студент на потоке, м? Чунмён ещё раз со всей теплотой и нежностью целует, а сам надеется, что «обучение» пройдёт как можно быстрее, потому что Хана хочется до чёртиков. Ещё около двух месяцев Чунмён с Ханом никак не могут зайти дальше. И вдвойне обидно, что они оба этого прямо очень хотят! Но Хан слишком быстро кончает, чтобы быть в позиции актива, а Чунмён принципиально хочет быть снизу. Несколько раз они даже ссорились по этому поводу. — Чунмён, я тебе ещё раз говорю! Если хотя бы ты меня не трахнешь, то мы никогда сексом так и не займёмся!       За два месяца отношений скованный и ужасно стеснительный Хан теперь вовсе не робеет. Он уже и всякие пошлые намёки делает (например, толкает язык в щёку), и спокойненько так шлёпает своего парня по заднице, и даже не падает в обморок от слова «член»! — А я тебе ещё раз говорю, что не буду тебя трахать! Мне нравится, когда трахают меня, окей? Поэтому мы просто подождём ещё немного. Со временем ты научишься сдерживаться. Чунмён делает глубокий вздох, успокаиваясь, и приглашает насупившегося студента в свои объятия. Ещё через месяц ситуация не то чтобы сильно меняется. Нет, Хан работает над собой. И считает американских президентов в обратном порядке, и дрочит за просмотром порно, добиваясь отличных результатов сдерживания — целых сорок минут! Только вот проблема кроется в том, что быстро кончает он только рядом с Чунмёном. Тот слишком сильно его возбуждает, слишком волнует, чтобы сопротивляться силе желания. И Хан решается на отчаянный шаг. Сначала, конечно, долго стучится головой о стенку, потому что раньше не додумался до этого, но хорошая мысль, как говорится… Чунмён входит в квартиру поздним вечером — задержался на семинаре — и дивится, что в ней темно. Обычно Хан встречает его нежным поцелуем и крепкими объятиями, но тут… Неужели сегодня он не придёт? Мог и предупредить, между прочим. Снимает верхнюю одежду и обувь, проходит в спальню и… Чужое тело с силой впечатывает его в дверь, сразу же начиная возить руками по спине и жадно целовать. — Ты долго. Я скучал. Чунмён молчит, только обнимает крепче в ответ. Он тоже скучал. Каждую минуту думал о своём прекрасном студенте, мечтал скорее оказаться вот так близко. Хан скользит поцелуями по скулам к шее, оставляет неяркий засос на ключице, расстёгивает Чунмёнову рубашку и снимает её, помогает разобраться с брюками. — Эй, ты чего такой резвый? Хан тоже не отвечает, но тянет Чунмёна за руки в сторону кровати, укладывает на спину, мягко целуя в коленку, и отходит, принимается раздеваться сам. Чем меньше одежды остаётся на Хане, тем шире раскрываются глаза Чунмёна. Хан, весь такой красивый и спортивный, сладкий и подтянутый, с татуировкой на шее и силиконовым кольцом на члене. — Хан? Сегодня мы… То есть… Хан укладывается на Чунмёна сверху и снова начинает целовать, начинает массировать руки и плечи. Сползает ниже, целуя живот и гладя бёдра, касается губами твёрдого члена мужчины. Аккуратно, несмело, будто пробуя в первый раз. У Чунмёна звёздная пыль перед глазами, абсолютная пустота в голове и концентрированная страсть в жилах. Хан уже не единожды брал у него в рот, но сейчас, зная о кольце, зная, что они наконец-то дойдут до конца, это заставляет сходить с ума. — Скорее… Скорее! Хан не медлит. Ему тоже хочется скорее. И нет, не потому, что задолбало ходить в девственниках, не потому, что стебут друзья, а потому, что это Чунмён. Самый прекрасный, самый желанный человек на свете. Студент уже успел изучить матчасть, поэтому с мастерством фокусника достаёт всё необходимое. Умело (Чунмён даже немного в шоке) подготавливает и, не теряя лишних мгновений, толкается в чужое тело. Сладкие стоны звучат в унисон, им хорошо, как никогда раньше. Хану, конечно, и не с чем сравнить, но вот Чунмён с уверенностью может заявить, что более деликатного любовника у него ещё не было. Мужчина тянется вверх, пытаясь урвать поцелуй, но Хан не позволяет — не хочет лишний раз рисковать. Пусть на нём эректильное кольцо, чертовски туго сжимающее, Чунмён всё же тот, от которого можно кончить только посмотрев. Зато Хан дарит нежность по-другому. Гладит белые бёдра, теребит соски, не забывает ласкать головку члена мужчины. А как здорово и точно он толкается внутрь! Сильно, быстро, мягко и сбавляя темп. У Чунмёна не получается привыкнуть, но как это классно. Все его бывшие держались умеренно быстрого темпа, а когда ускорялись — не сложно было догадаться, как скоро придёт конец… Хан, судя по всему, заканчивать не собирается. Даже больше — только замечает, что любовник уже на грани, как перестает ласкать его член. И вот уже почти, и вот уже чуть-чуть… Хан всё же целует Чунмёна. Глубоко, страстно, до безумия и блаженства. И с таким же безумным и страстным стоном он кончает глубоко внутри, и у самого Чунмёна слетают тормоза. — Уф… Это было здорово, — Хан дышит в чужую шею, крепко обнимая. — Ага. Секс вообще здоровская штука. Предлагаю повторять чаще. Хан поднимается с довольной и озорной улыбкой, чмокает мужчину в щёку и резво поднимается с постели, беря направление в ванную комнату. — Я хотел бы закрепить пройденный материал, профессор Ким. И скрывается за белой дверью под тихий смех, а Чунмён ведь хороший преподаватель, он не отказывает в помощи хорошим студентам. Радости Хана и Чунмёна нет предела. Профессор всё так же преподаёт, в то время как его бывший студент с отличием выпустился и нашёл приличную работу по специальности. Они всё так же ходят на свидания пару раз в месяц, а на каждые выходные Хан остаётся с ночёвкой, не давая спать им обоим. Круто. До безумия охренительно. Но какой бы сказкой ни казалась жизнь, всегда существует вероятность какого-нибудь «западла». Это самое «западло» Чунмён чувствует последние полгода. Нет, они всё так же ходят на свидания, проводят вместе бессонные ночи, но… Чунмён чувствует, как Хан отдаляется от него. Будто встречи с ним отнимают у юноши все жизненные силы. Хан выглядит ужасно уставшим, разговаривает будто через силу, а порой и вовсе отказывается от встреч. Но самое главное, что не даёт профессору покоя, — Ханова отчуждённость. В глазах будто холод, любимые руки кажутся совсем чужими и неласковыми. Быть может, Хан устал от него? Быть может, хочет расстаться? И Чунмён, вроде, даже понимает его. Правда, может понять. Разница в десять лет, один пол, невозможность афишировать отношения — всё это совсем не в пользу Чунмёна. Но даже видя отношение Хана к себе Чунмён не может первым разорвать их связь. Не может отказаться от юноши по доброй воле. Если Хан сам захочет, конечно, Чунмён его отпустит. Будет скучать, но отпустит. Будет умирать без чужого тепла, но отпустит. — Чунмён, мы можем серьёзно поговорить? Субботний вечер начинается как в самом страшном кошмаре. Вот сейчас Хан скажет, что ему очень жаль, что непросто было принять такое решение, что им так будет лучше. Хан захочет расстаться. — Конечно. О чём? Чунмён беззаботно улыбается, заваривая Хану чай, а внутри всё сжимается и холодеет. — Я долго об этом думал. Долго к этому шёл. И если если ты не захочешь, я не буду настаивать, но всё-таки… Тук-тук-тук. Чунмёново сердце ускоряет ритм, ладони потеют, а в горле застревает неприятный комок чего-то кислого. — Чунмён, я… Тут-тук. Пальцы до боли сжимают чайную чашку, но Чунмён не замечает этого. Перед глазами только бледное лицо Хана, его бегающий взгляд. — Чунмён, ты не хочешь... Тук. Сердце не стучит, а воздух не попадает в лёгкие. — Да боже ж мой! Чунмён! Я много работал, чтобы накопить достаточно денег. Ты не хочешь поехать в Америку и пожениться? Мы ведь так любим друг друга, мы уже так долго вместе, мы… Чунмён не слышит, что тараторит Хан. Чунмён не видит, как тот нервно теребит край толстовки, как тому неловко от своего предложения. — Чунмён? Чунмёни, ты в порядке? Хан вмиг оказывается рядом, обнимает одной рукой, второй — приподнимает лицо и вглядывается в глаза. — В порядке. Я в полном порядке. Я согласен. Через три месяца после неожиданного предложения мужчины всё же собираются и летят в Америку. Каждый день до назначенной поедки проходит в нервном ожидании и сладкой истоме. Во-первых, все опасения Чунмёна развеялись, во-вторых, Хан начал чуть меньше работать и уделять чуть больше внимания. Хотя последние дни прошли явно в предистеричном состоянии обоих. Им, конечно, не нужно заботиться о ресторане и гостях, о костюмах и торте, разве что выбрать кольца, но всё же свадьба — такой ответственный и волнительный шаг! И Чунмён реально чувствует себя молодой и неопытной невестой. — Эй, ты чего так трясешься? — Да просто что-то не выспался, не переживай. Хан тянет вымученную улыбку и быстро целует ладонь любовника, а потом откидывает затылок на подголовник и жмурит глаза. Боже, как же ему страшно лететь. Не в смысле лететь в Америку, а в смысле просто лететь. Находиться в самолёте. На высоте. И пусть они ещё даже не взлетели, а паника уже пробирает до костей. Впрочем, Чунмён это замечает, но отчего-то, глупый, принимает на свой счёт. — Хан, ты уверен? Ещё не поздно передумать. Я знаю, что ты любишь меня, и невероятно счастлив и благодарен за это, но ведь… Ведь у тебя вся жизнь впереди. А женитьба… Брак с мужчиной, к тому же… Чунмён говорит едва слышным голосом. Нервничает тоже, да и не хочет, чтобы их услышали лишние уши. На борту самолёта пока что одни лишь корейцы. А у корейцев не приняты такие разговоры. Ну, если можно так сказать. — Что? Чунмён, не говори глупости. Я не делал более правильного выбора за свою свою жизнь. Я уверен в своём желании связать с тобой жизнь, я… Боже мой. Самолёт шелестит колёсами по взлётной полосе и набирает высоту, а Ханово сердце прячется где-то в левой пятке. — Хан?! — Не обращай внимания. Я сейчас посижу немного с закрытыми глазами, и всё будет хорошо. Ладно? Чунмён замечает побелевшие костяшки пальцев и широко раздувающиеся ноздри, испарину на лбу и закушенную губу. А потом переводит взгляд на иллюминатор и готов побиться головой о что-нибудь твёрдое. «О, как круто, что ты живёшь на первом этаже!», — сообщил Хан, когда впервые пришёл в гости. «Нет, не пойдём на колесо обозрения, там ужасно ветрено, тебя продует», — сказал Хан, когда на очередное свидание они выбрались в парк аттракционов. — Хан… Дурак… Зачем ты?.. Хан поворачивает голову и приоткрывает глаза, улыбается и тянет руку, переплетая их пальцы. — Я люблю тебя. Это самое малое, на что я готов ради тебя. А теперь, если позволишь, я поддамся действию снотворного и отключусь ненадолго, хорошо? Сердце Чунмёна трепещет, наполненное нежностью и любовью к юноше. Чунмён удобнее располагается в кресле, укладывая голову Хана у себя на плече, и начинает отсчитывать минуты до посадки. Минуты до отеля. Минуты до свадьбы. Мак-карат встречает их яркими огнями, духотой и множеством самых разных людей. Сотни и тысячи прилетают в Лас-Вегас в поисках счастья. Кто хочет просто весело провести выходные, кто хочет разбогатеть, кто хочет связать судьбу с любимым человеком. Чунмён и Хан получают багаж, проверяют информацию о трансфере, что отвезёт их в нужный отель. Отель Хан выбрал чудесный. И обстановка, и обслуживание, и номер. Номер вообще выше всяких похвал. На последнем этаже, звуконепроницаемый, с роскошной кроватью и ванной. Чунмён уже представляет себе, как им хорошо будет. Осталось только смириться с сутками ожидания. — В душ и спать? — Хан целует Чунмёна в плечо и обнимает со спины. — Никогда не думал, что перелёты так выматывают. Вроде, ничего не делал, а устал как собака. — Ложись, а я ещё немного посижу. Чунмён сжимает Ханову ладонь и тепло улыбается. Хан не видит этой улыбки, но Чунмён уверен, что чувствует. Хан всегда его чувствует. Малейшее изменение в настроении, мельчайшие детали. Всего через двадцать минут Хан посапывает, улёгшись на постели по диагонали, а Чунмён сидит перед ноутбуком, проверяя курсовые студентов. Пусть он, вроде как, и в отпуске, но сам отпустить работу просто не в силах. Ближе к середине ночи Чунмён чувствует сонливость и ныряет под тёплый бок Хана. Своего жениха… Подумать только! Чунмён никогда в жизни не думал, что осмелится на такое, никогда не думал, что у него будет семья. И никогда не думал, что семьёй станет его собственный бывший студент. Чунмён засыпает с улыбкой на губах и с Ханом в своих руках. Весь следующий день они отдыхают. Плавают в бассейне, лакомятся напитками и едой в ресторане при отеле, пытают удачу в казино, посещают художественную галерею Бэлладжио, отправляются на несколько часов в заповедник Рэд Рок. Ещё Чунмён очень хотел посетить известную Стратосферу, но вспомнив о страхе Хана, отмёл эту идею. Никакие аттракционы не стоят Ханова спокойствия и счастья. После экскурсий они возвращаются в отель, ужинают и… Чунмёну становится не по себе. Страшно. Он уверен в своих чувствах, уверен в Хане, но всё равно что-то точит изнутри, не даёт прикрыть глаза и трепетно ожидать чуда. Нет ощущения, будто он собирается совершить ошибку, но и уверенности нет. Чунмён всё ещё крутит в голове мысли о разнице в возрасте, об уверенности Хана в нём. — Чунмён? Хан выходит из ванной во всём великолепии. С уложенными в стильную прическу волосами, в строгом костюме с галстуком. Так хорош, что не верится. Не верится, что такой прекрасный мужчина захотел себе такого среднестатистического Чунмёна. — Я готов… Идём? Зал для церемонии разочаровывает. Не то чтобы Чунмён ожидал классической католической атрибутики, но хотя бы статуэтку Иисуса могли поставить. А так всего лишь арка из роз, три пары скамеек, чернокожий отче и потрёпанная Библия в его руках. Впрочем, что им до декораций. — Да? — перед самым входом Хан заглядывает Чунмёну в глаза и протягивает ладонь. Боже. Боже правый. Да. Однозначно. Разом все дурные мысли испаряются из головы. Хан ведь любит его. Хан ведь это всё устроил. Хан самый правильный выбор в жизни. — Да!