Сборник драбблов

Ифань открывает глаза и пустым взглядом смотрит в потолок. Апрельское солнце тонким ярким лучиком проникает сквозь штору, скачет по покрывалу, скользит по щекам и отражается в чёрных радужках, что от игры озорника — луча принимают цвет гречишного мёда. Луч прыгает выше, отражаясь в зеркальной поверхности часов, привлекая к себе мужское внимание. Девять утра. Вставать совершенно не хочется. Сон, что видел Ифань, прекрасен. Прекрасен настолько, что хочется остаться в этом сне навсегда, жить в нём, а не в реальности. Сердце сжимает болезненными клещами, и Ифань резко выдыхает. Нет, он не станет мучить себя ещё больше. Встаёт, педантично застилает постель, следя, чтобы ни одной складки на покрывале, надевает чистую одежду, умывает лицо и тщательно чистит зубы, варит крепкий кофе и завтракает бесконечно полезной овсяной кашей. Утро ничем не примечательное. Обычное такое апрельское утро, с той лишь разницей, что сегодня Ифаню предстоит разобрать вещи по коробкам — близится переезд в новую квартиру. Здесь в самом деле скопилось много хлама. Его старая поношенная одежда и одежда, которая принадлежала другому человеку, но уже совсем ненужная, так и не проявленные негативы, коробка с магнитами и куча безделушек. Всё это — его прошлая жизнь, пропитанная ностальгией и вызывающая улыбку, но улыбку вымученную, больную, чтобы справиться с водоворотом мыслей. Справиться с собой. Вещи из шкафа слоями ложатся по коробкам. Одежда, старые выпуски любимых журналов, учебные распечатки, мягкие игрушки. Так много. Так много доказательств прошлой жизни, так много подтверждений, что всё было на самом деле, а не является воображением и злой шуткой сознания. В последнем ящике, что открывает Ифань, лежат шарфы. Десятки: разной толщины вязки, яркие и строгие, на осень и на суровую зиму. Тот, кому они принадлежали, действительно любил шарфы. Ифань вытягивает стопку, но в мягких слоях чувствует что-то твёрдое и достаточно увесистое. Ежедневник. В голову стреляют воспоминания, и мужчина аж делает несколько шагов назад. Руки трясутся, дыхание сбито, а перед глазами тысячи образов. Трепетно и несмело проводит кончиками пальцев по коричневой коже, раскрывает на середине и вдыхает запах старой выцветшей бумаги. Возвращается на первую страницу и вглядывается в аккуратные крохотные буквы. «20140419 Купил на барахолке ежедневник, буду вести записи P.S. Хотя бы важных событий P.P.S. Очень постараюсь, по крайней мере» Под записью полароидный снимок, с которого улыбается мальчишка, купающийся в ярком и тёплом свете апрельского полудня. Ифань помнит этот день. Помнит в деталях, будто тот был вчера. Он проснулся, выпил кофе, глядя на розовеющее над городом небо, надел удобную обувь и выбрался на блошиный рынок. Как много чудесных и диковинных вещей там можно было найти! И старую масляную лампу, будто из рук самого Аладдина, и раритетные виниловые пластинки, и потрёпанные временем, но неиспользованные никем, ежедневники из натуральной телячьей кожи. Как раз на один такой ежедневник Ифань и обратил внимание. Чуть наклонился, потянул руку, но коснулся не ежедневника, а чужой ладони. Перевёл взгляд, чтобы рассмотреть «соперника» в борьбе за сокровище, да так и застыл. Соперником оказался долговязый мальчишка с маленьким малиновым ртом и чуть крупным для небольшого юношеского лица носом, с тонкими руками и лукавым взглядом. Улыбнулся озорно, чуть высунув кончик языка, и склонил к плечу голову. — Мой. Я раньше его тронул. Голос мягкий, с едва заметным дефектом речи, который Ифань нашёл крайне очаровательным. Ифань не нашёл в себе сил отказать мальчишке. Пожал плечами, улыбнулся и пошёл в другую сторону, слыша в спину искреннее: «Спасибо!». Календарная весна давно уже вступила в свои права, но весна в сердце Ифаня только-только делала несмелые шаги. Ифань мягко улыбается, вспоминая день, наполненный солнцем, откидывается на спинку кресла и переворачивает страницу. «20140426 Переехали поближе к папиной работе. Новая квартира прикольная, в ней огромная комната только для меня, не придётся больше тесниться с братом! P.S. Познакомился с парнем, которого встретил неделю назад. Ифань. Забавный китаец. Надеюсь, подружимся» Новое фото, только теперь со снимка смотрят два человека: улыбчивый и хмурый. В режиссуре такое явление называется постановочным знакомством, но Ифань предпочитал термин «судьба». Иначе как ещё назвать встречу с долговязым мальчишкой во дворе собственного дома? Было тёплое апрельское утро, Ифань по привычке засобирался на блошиный рынок, вышел из подъезда и нос к носу встретился с ним. — Оу, привет. Мальчишка снова улыбнулся своим маленьким малиновым ртом, прищурил глаза и спрятал ладони в карманы. — Здравствуй. Ифань если и был удивлён встречей, вида не подал. Но он был рад. Мимолётный, секундный контакт почти неделю назад никак не выходил из его головы, никак не удавалось выбросить озорной взгляд и лукавую улыбку. Каждый день он представлял, как мальчишка что-то записывает в ежедневник, может, ведёт дневник. Может, первой записью могла оказаться их встреча. — Не хочешь выпить кофе? Чувствую, что должен отблагодарить за то, что ты уступил мне в тот раз. Мальчишка не выглядел смущённым, не выглядел чересчур увлечённым. Из вежливости, должно быть, предложил, раз они снова встретились, но Ифань был рад подвернувшейся удаче. Ему хотелось пообщаться с незнакомцем, говорить с ним чуть дольше, узнать имя, чтобы эфемерный образ в голове приобрёл объёмную форму. Ифань кивнул на кофейню, находящуюся в этом же дворе и пошёл вперёд, специально замедляя шаг. — Меня Сехун зовут, — прошепелявил мальчишка, привычно улыбаясь и щуря глаза. — Ифань. В кофейне было светло, пахло кофе и сдобой. Мягкие диванчики вдоль стен, маленькие, будто кукольные, столики с симпатичными цветочными горшочками, на стенах висели стильные чёрно-белые постеры французских мотивов, а из колонок под потолком лилась ненавязчивая классическая музыка. Ифань любил это место именно за атмосферу. Ну, и за всегда свежую выпечку, конечно. Сехун подошёл к кассе, заказал напитки и угощение и выбрал столик в углу. Неприметное местечко, из которого открывался вид на всю кофейню. Уютное и уединённое. — Ну, — начал Сехун, с шумом отпивая горячий кофе, — как жизнь? И Ифань, сам себе удивляясь, начал рассказ. Как приехал из Китая на учёбу, как остался здесь преподавать, как каждые выходные ходил на блошиный рынок. Сехун улыбался, внимательно слушая, с охотой отвечал на встречные Ифаневы вопросы. Когда напитки закончились, спросил, не торопится ли куда мужчина, и предложил поболтать ещё. Потом вдруг полез в рюкзак и достал оттуда старый полароид, наклонился рядом с недоумевающим Ифанем, навёл объектив на них и нажал на кнопку. Спрятал мгновенно вылезшую фотографию к карман, где темно, и убежал за заказом. За беседой совсем не заметили, что кофейню начала озарять маджента, а когда стало совсем уже поздно, простились. Ифань проводил мальчишку до его подъезда, хлопнул по плечу, а в ответ получил хитрющую улыбку и крепкое объятье. Снимок на странице подписан Сехуновым особенным словом. Ифань никогда не понимал, что оно означает и откуда взялось. «20140503 Ходили с Ифанем на свидание. Не уверен, что он думает так же, но я приложу все усилия, чтобы мы начали нормально встречаться! Вперёд!» Под записью снова полароидное фото, где теперь они оба улыбаются, и билеты на колесо обозрения. — Ифань, а пойдём в субботу гулять? В парк аттракционов, например? Ребята из универа очень советовали, но мои одногруппники такие дорки, я так не хочу с ними идти. Но посмотреть реально хочется… Сехун выводил своего пса, когда Ифань вышел покурить на балкон. Мальчишка заметил, помахал рукой, приманивая к себе, и Ифань не увидел причины для отказа. Ему нравилось разговаривать с Сехуном. Нравилось проводить с ним время. Мужчина понимал, что не стоит, но и лишать себя маленькой радости не хотел. Даже если он влюбится, ничего страшного. Ему не привыкать. Субботним вечером в парке было много людей. Семьи, парочки, друзья. Все веселились, кричали, улыбались. Но ярче всего улыбался Сехун. Бегал от одного аттракциона к другому, метко стрелял в тире, забирая самые классные призы (большинство Ифань всё же настаивал не брать, так как никаких рук уже не хватало таскать всё это), угощался мороженым из каждого лотка, выпивал литры газировки и улыбался. Смеялся заливисто и звонко, не оставляя Ифаню и шанса быть равнодушным. Не оставляя Ифаню и шанса не влюбиться. Влюбиться без памяти и остатка. Потерять голову. Когда уже совсем стемнело, а огни озарили ночной город, Сехун предложил полюбоваться им из колеса обозрения. Они заняли кабинку, начали подниматься, и Ифань заметил, что мальчишка дрожит. — Всё хорошо? Ты бледнее обычного. — Ну, нет? Я слегка высоты боюсь. Ифань вопросительно вскинул бровь, на что Сехун так же многозначительно ответил своей, а потом оказался под боком. Прижался, говоря, что так будет хорошо, что так ему не будет страшно, и Ифань крепче обнял. Было ярко, тепло и невозможно уютно. «20140916 Наконец-то Ифань мне дал!» Ифань смотрит на пустую упаковку из-под презерватива и начинает хохотать. Ну, Сехун! Это же надо было додуматься! И написал-то как. «Дал». Не дал вовсе, но взял. Они нормально, как и хотел Сехун, встречались уже порядка четырёх месяцев. Ходили на свидания, целовались, ночевали в квартире Ифаня, но не спали вместе. Ифаню хотелось, очень, но в то же время не хотелось давить на младшего, принуждать к чему-то более серьёзному. Не хотел торопить события. Не хотел подводить к, возможно, роковой ошибке. Сехун был молод и глуп, мог не понимать всей ответственности, мог вскоре понять, что совершил ошибку, решившись попробовать отношения с парнем (вообще первые отношения в своей жизни, между прочим!). Но вот ночью Сехун всё же не выдержал. Стал ластиться котом, тереться всем телом, молить приласкать его. Молить взять его. Не слушал объяснения Ифаня, которому с каждой секундой становилось всё труднее сдерживаться. Не сдержался. Секс был медленным и томным, с пылкими признаниями и горячими поцелуями, с отметинами на телах и киселём вместо мозгов. Утром быстрые сборы на работу и учёбу, быстрый чмок в губы, а после обеда сообщение: «Ночью повторим!» Ифань с улыбкой на губах листает ежедневник, прокручивая в голове воспоминания. В каких-то днях присутствовал он сам, какие-то — представлял, чем Сехун мог заниматься без него. Новая страница, как и все следующие, пуста: Сехун больше не вёл дневник. Сехун погиб. Спустя три года их отношений, за четыре дня до годовщины, попал под колёса пьяного лихача. В полдень, на пешеходном перекрёстке. Умер мгновенно, очевидцы даже не успели вызвать скорую. Быстро. И так чертовски рано. Что-то стучит в голове отбойным молотком, и мужчина поднимается, подходит к столу и достаёт ручку. «20170309 Сегодня ты впервые мне приснился» Ифань будет вести дневник Сехуна за него. Будет жить за него. Ради него.