Сборник драбблов

Кёнсу всегда был придурковатым. Наверное, за это его Ифань и любил. Кёнсу сразу его покорил. Компактный (очень уж его было комфортно и приятно обнимать), с хорошим чувством юмора, чистоплотный и с талантом в готовке. Ифань сразу увидел в Кёнсу будущего соседа по квартире. А потом, значит, Ифань влюбился во всего такого замечательного Кёнсу. Как мальчишка влюбился. Тупил страшно, краснел, пытался как-то ухаживать. Только вот фразы «Кёнсу, а погнали в кино» никак не хотели рассматриваться как приглашение на свидание, а подарки в виде сковороды или топорика для разделки мяса воспринимались как «в хозяйстве пригодится». И Ифань грустил. Он не понимал, как Кёнсу может не замечать его чувств, хотел подойти и объяснить на пальцах, а потом… А потом ещё горше вздыхал, понимая, что если Кёнсу все знает и делает вид, что нет, чтобы сохранить дружбу, объяснения эту самую дружбу разрушат. И как бы Ифань ни хотел настоящих отношений с Кёнсу, его дружбой он всё же дорожил. Так прошёл первый год обучения в университете, второй, третий. Ифань устроился на работу, чтобы потихоньку привыкать ко взрослой жизни, а Кёнсу это делать строго-настрого запретил, мол, ты и так делаешь уборку и готовишь, этого более чем достаточно. А Кёнсу и не против. Ифань потянулся после короткого дневного сна, размял мышцы и начал собираться на работу. Ну и пусть ночной сторож, ну и пусть практически не спит, зато платят хорошо, и время на занятия полно. Переоделся, сложил в сумку рабочую форму, ланчбокс, заботливо приготовленный соседом, нырнул в ботинки и вышел из подъезда. И только прошёл шесть метров, как понял, что не взял сумку! Ну не дурак? Дурак, потому что вместо того, чтобы проверить все, пялился на Кёнсу в фартуке и представлял, что фартук этот надет на голое тело, а Кёнсу, игриво закусив губку, обещает по возвращении горячую ванну, завтрак и себя. — Кёнсуя, скинь мне сумку, она в коридоре перед дверью. Ну забыл! Да, ещё не проснулся. Кёнсуя, блин! Ифань слушал, как смеётся Кёнсу, и сам не сдерживал улыбку. Возвратился обратно к дому, поднял голову и увидел, что Кёнсу уже на балконе. А Кёнсу всегда был придурковатым. Потому Ифань его и любил, наверное. — Уходи, между нами всё кончено! — крикнул Кёнсу, а с лица Ифаня пропала улыбка. Как и с лиц всего двора. Бабушки, детишки, мамочки с колясками. — И вещи свои забирай! Ифань поймал сумку, искренне охреневая от происходящего, а Кёнсу, улыбнувшись напоследок, возвратился в квартиру и задёрнул шторы.