Сборник драбблов

— Чанёль, просыпайся и дуй ко мне! Нужна твоя помощь! — практически в истерике кричит Хан. Даже кажется, что разрыдаться в любую секунду может. — Если это не помощь с устранением трупа, то я натяну твою флейту по самую агату, понял? — Чанёль, напротив, совершенно спокоен, зевает даже. — Ещё немного, и будет близко к этому! Давай живее, жду! Хан сбрасывает звонок, а Чанёль чешет лоб, пытаясь прикинуть сколько часов он успел поспать. Часа три, четыре? Спать хочется просто зверски, ещё и погода дрянная, и вообще сегодняшний день был распланирован по минутам, посвящён целому нихрена. Вот зачем Хан ему позвонил вообще? Что за паника такая? Чанёль перебирает в голове возможные сюжеты катастроф, которые с незавидной частотой приключаются с его лучшим другом. Устроил пожар, пытаясь приготовить в микроволновой печи попкорн? Отхреначил от стены кран, когда пытался подняться со дна ванной, и теперь вода хлещет во все стороны? Или — о, классика — Хан отрезал от своей руки какую-нибудь часть? Указательный палец, например. По мере представления неприятностей, в которые мог угодить драгоценный друг, сон отпускает, и когда в голове рождается образ изрезанного на мелкий пазл Хана, пытающегося потушить микроволновку струёй из стены, Чанёль бодр и собран как никогда. С армейской скоростью натягивает одежду и обувь, в доли секунды умывается и суёт по карманам ключи, кошелёк и телефон, ещё быстрее спускается по лестнице и несётся к дому друга. Дорога занимает каких-то десять с половиной минут (какая удача, что живут они практически по соседству), ещё две минуты Чанёль тратит на лифт, что достаточно быстро (по меркам жизни), но бессовестно медленно (по меркам паникующего Чанёля) доставляет его на последний, двадцать пятый этаж. — Хан! Лу Хан! — кричит Чанёль, колотя кулаками по металлической двери. — Открой мне, облезлый ты олень! — Наконец-то! Пойдём! Хан хватает Чанёля за руку и тащит за собой в квартиру, Чанёль разве что дверь успевает закрыть пяткой. Когда они минуют коридор и гостиную, не сворачивая ни на кухню, ни в ванную, у Чанёля появляются смутные сомнения. Когда Хан открывает прозрачную дверь и выпихивает его на балкон, сомнения становятся очень даже явными. — Ха… — Затнись и посмотри наверх! Чанёль послушно затыкается и смотрит. И видит целое нихрена. — Слушай, ты! — Нет, это ты слушай! Внимательно слушай, понял? Чанёль кивает, как-то даже испуганно смотря на агрессивно настроенного друга, снова задирает голову вверх и прислушивается. Звуки машин, смех с детской площадки внизу, щебет птиц… Миу? Чанёль превращается в слух и пытается вычленить из какофонии один, что напряг Хана. И опять какое-то тихое, жалобное, раздирающее сердце «миу». — Ну, слышишь? Его, наверное, не видно сейчас, но там котёнок. Совсем крошка! Мне нужно, чтобы ты залез на крышу и достал его! — Так дай ключи, пойду да достану. Ты же не думаешь, что я полезу на крышу через балкон? — Чанёль видит, что Хан именно так и думает. — Ты дебил? — Это ты дебил. Нема у меня ключей, так бы я сам разобрался. Ну, давай! Он там уже долго, должно быть. — Что он вообще там делает, если ключей от крыши нет? Как залез? — Я знаю? Давай, шевелись. — А ты не хочешь меня, не знаю, подстраховать? Лицо Хана выражает полнейший скепсис. Он? На балкон? Прямо возле перил? Да сейчас прям. — Ты дебил? Нет. Могу дать верёвку. — Ой, да иди ты. Вот я не понимаю, зачем при такой панической боязни высоты брать квартиру на последнем этаже гигантской высотки? И это я-то дебил. Хан машет рукой, мол, да-да, пошевеливайся давай, и садится на диван, во все глаза таращась на Чанёля. И сидит, руки мнёт, нервничает. Чанёль вздыхает, ставит ногу на перила, держится рукой, толкается от пола и хватается за железную изгородь крыши. Подтягивается, перебрасывает ногу, корпус и оказывается на крыше, отряхивая с одежды многогодовую пыль и грязь. — Ну привет, бандит. Малышам опасно гулять по крыше, что ты тут делаешь? Перед Чанёлем действительно котёнок. Маленький, не больше двух месяцев, с большущими глазами и коротеньким хвостом. Котёнок стоит в двух метрах от него, пытается шипеть (Чанёль чуть слезу от умиления не пускает), но не убегает. Чанёль садится на корточки, протягивает ладонь, ждёт (совсем не долго, даже странно) когда котёнок приблизится и понюхает его. Котёнок понимает, что опасности нет, всем котёнком забирается в Чанёлеву ладонь и авторитетно заявляет «миу!» Это «миу» означает сразу и «спасибо», и «мать твою ети как жрать хочется», и «живее спускай меня отсюда». И Чанёлю даже кажется, что котёнок говорит голосом драгоценного, но дебильного друга. Обратно Чанёль добирается, демонстрируя поистине феноменальные способности. Одной рукой прижимает котёнка к груди, другой — держится за изгородь, а перила балкона вообще исключает, просто раскачивается и прыгает на пол. — Какой крошка! Голодный, наверное! Пойдём подкрепимся! Ты хочешь молока? Или дать тебе сосиску? Ай, какая сосиска, ты же ещё совсем малыш! — Хан вырывает кроху из рук Чанёля и уносится на кухню. — Не беспокойся, дорогой друг, со мной всё хорошо, я не поранился! — кричит им в спину Чанёль, в досаде разводя руки. Вот она, дружба! Как труп спрятать, так «Чанёль, шевелись», а как поинтересоваться, всё ли хорошо, так «извольте проследовать нахрен». — Хоть бы кофе поутру предложил, дебил!