Сборник драбблов

Холодно. Ветер кажется ледяным и пробирает до самых костей, кусает пальцы и заставляет жмурить глаза. Ночь сгущает краски, растворяя в своём мареве силуэты домов и фонарей. Их всё меньше — этих источников света. Этих безмолвных спутников, что каким-то образом вселяют эфемерную надежду. Бэкхён находит очередной поворот, спеша вдоль железной ограды, и всё время оборачивается. За ним кто-то идёт. Кто-то следит пристально за каждым его шагом и вдохом. Кто-то превратился в его тень. Кто-то… Фонарь лопается прямо над головой, осыпая Бэкхёна мелкими осколками. Последний фонарь. Больше нет. Теперь мрак окутывает полностью, забирает последние крупицы самообладания и отваги. Страшно. Бэкхёну до колик страшно, до подгибающихся коленей и солёной влаги на глазах. Бежать. Нужно бежать. Нужно… «Бэкхён»… Кто-то его зовёт. Кто-то в его голове требует, чтобы он ответил. Но отвечать нельзя. Бежать! Два шага по прямой, и нос упирается в холодную кожу. Холоднее, чем кусающий ветер. Холоднее, чем замерзшее в груди сердце. — Да ну наконец-то! Гарнитуру с силой выдёргивают из ушей, и Бэкхён поднимает взгляд. — Я три квартала гнался за тобой и орал как не в себя! Что за дебильная привычка слушать музыку на всю громкость? А если машина? Или маньяк какой? — Сехун? — Сехун, кто ж ещё! Ты, блин, когда в следующий раз решишь поздно вечером на экскурсию в одиночку сходить, предупреди хоть! Скачу тут горным козлом по этим узким улочкам, ищу тебя. Блин! Сехун медленно выдыхает и произносит уже спокойнее: — Ладно, поздно уже. И ветрено очень. Пойдём, а то не успеем на ужин в отеле. Бэкхён с ужасом смотрит на Сехуна, которого не может быть здесь. Свершенно точно не может быть, потому что Бэкхён лично убедился в хладности его трупа три года назад.