Сборник драбблов

«Башня, Крис, север-север-восток, на базу» — хрипит в динамике, и на лице Ифаня расползается довольная улыбка: — Крис, Башня, есть на базу. Ифань ещё немного набирает высоту, чтобы совершить эффектный вираж и пойти на снижение, и с уверенностью может сказать, что счастлив. Небо — его жизнь. С раннего детства он наблюдал за самолётами с земли и знал, что однажды и он будет там, в небе. Будет скрываться в облаках, будет лениво парить над ними в компании перелётных птиц. Его не тянуло на землю настолько, что идеальной смертью для себя он считал взрыв двигателя, чтобы разлететься вспышкой и остаться в высоте навечно. Но вернуться всё же приходится. Ифань мягко сажает свою «ласточку», выбирается из кабины, гладя её по хромированному боку, передаёт на попечение технику и на ходу расстёгивает комбинезон. — Как всегда великолепен, — улыбается Сехун, передавая Ифаню бутылку с водой. — Мне есть куда стремиться, — Ифань улыбается в ответ и на секунду задерживает пальцы на чужой ладони. Такая идиллия на базе позволяет дышать полной грудью, позволяет радоваться каждому проведённому здесь мигу, однако никто на забывает, что всё может разрушиться, подобно карточному домику, в любую секунду. Война в самом разгаре, и никто не даёт гарантий, что они доживут до её конца. — Слышал, N ввела новые истребители, — без каких-либо эмоций замечает Сехун, хотя Ифань и знает, что тот до чёртиков напуган. Выпускник лётной академии, Сехун ещё не закалён в бою, не знает азарта гонки на большой высоте. Не знает настоящей ценности жизни. — Так говорят. Но не думаю, что они обрушатся на эту Богом забытую базу. Мы же практически на краю света, ага? Ифань не глядя подписывает бумагу для отчётности и мягко толкает Сехуна вперёд. Близится вечер, и хочется хорошенько выспаться, перед этим хорошенько отлюбив великолепного новичка. Сехун в первого взгляда приковал к себе Ифаня. Закончил с отличием, оказавшись в самом деле неглупым парнем, старался на практике выяснить как можно больше, постоянно дёргал из-за малейших тонкостей. А ещё, маленький негодник, свёл с ума своими язвительными комментариями и хитрыми глазами. Разумеется, он соблюдал субординацию, во всём слушался своего капитана, но всякий раз складывалось впечатление, что он играет или даже флиртует. Не на глазах у всех, конечно, но легче от этого не становилось. Ифань думал, что ему это кажется, что уже сходит с ума от жажды обладания этим смышлёным мальчиком. А потом Ифань напился и прямо спросил, что происходит. Сехун ответил, что. Без слов, но ткнулся неумело в Ифаневу щёку, а дальше всё произошло как-то само собой. Сехун оказался ненасытным, страстным, до исступления нежным и ласковым. И с каждым днём, с каждой новой близостью Ифань падал всё глубже и глубже. На работу это никак не повлияло. С раннего утра и до отбоя они были в отношениях начальник — подчинённый, и никто не догадывался, что на самом деле связывало этих двоих. И лишь однажды они позволили себе на общей частоте обратиться друг к другу по имени, без позывных. Тогда пошли первые перешёптывания и косые взгляды, но едва ли кто-то мог высказаться по этому поводу. Дисциплине на базе это не мешало, а с кем делить постель — дело личное. Полтора года войны пролетели незаметно. Ифань летал на задания и иногда позволял участвовать Сехуну, Сехун ночами требовал, чтобы ему позволяли участвовать в каждой операции. Он был уверен, что Ифань не справится без него (будто Ифань не ас), на что тот с долей шутки отвечал, что Сехун ещё не дорос. Тем более операции пустяковые: разведка да тренировочные. Несколько раз были ожесточённые бои, несколько раз базу приходилось отвоёвывать. Но всё это казалось досадной мелочью, не стоящей внимания. Во время боя Ифань думал только о победе, а по завершении спешил вернуться к Сехуну. Сехун ждал его на посадочной полосе, размахивая руками, а потом дулся, маскируя волнение обидой, что снова не пустили. Новое утро несло с собой новую надежду на последний день войны, новую надежду на мирную жизнь. Но очередное утро будит их не надеждой — звуком сирены, топотом десятков ног и почти осязаемым чувством опасности. За считанные секунды они одеваются и несутся со всех ног в диспетчерскую. — Чунмён, что? — без видимого волнения спрашивает Ифань. — Истребители, капитан. Разнесли авианосец в семидесяти километрах к западу. — Сколько? — Пять, капитан. Ифань кивает, неосторожно толкает Сехуна и обращается к своим пилотам: — Минсок, Кёнсу, Чондэ, Бэкхён, приготовиться к вылету. Пилоты синхронно кивают и бросаются к своим самолётам, за ними бегут техники. — Исин, займешь управление дозаправщиком. Чунмён — координатор. За старшего остаётся лейтенант Хуан. Кивнув самому себе, Ифань забирается в «ласточку» и не замечает, как подбегает Сехун. — Разреши мне вылет! Я же могу, ты знаешь! — Нет, — хмурит брови Ифань, не смотря на юного пилота. — Останешься здесь и будешь помогать Чунмёну. Ты лучший аналитик, на базе пригодишься больше. Мы скоро вернёмся, жди. Ифань заканчивает разговор и закрывается в кабине, не давая Сехуну и шанса ещё раз возразить или попроситься в бой. Сехун — отличный пилот, но Ифань действительно не может позволить ему оказаться в небе сейчас, когда существует большой риск неудачи, когда сам Ифань не знает возможности новых вражеских машин. Время в ожидании тянется бесконечно медленно. Сехун внимательно слушает общую частоту, сжимает зубы и кулаки, слыша мат пилотов, не может крепко стоять на ногах, когда слышит, что одного из пилотов подбили. Один за другим пилоты возвращаются на базу, пока в небе не остаются только Ифань и Бэкхён, что пытаются уничтожить последний вражеский истребитель. — Психо, Башня, эшелон триста. Я догоню эту тварь! — Башня, Психо, не разрешаю, вернуться к дозаправщику, — спокойно произносит Чунмён, а у самого лица нет. Чунмён давно у «руля», знает, чем чреваты виражи без должного запаса топлива. — Крис, Психо, возвращайся на базу, я почти догнал. В диспетчерской разом все выдыхают. Капитан их не подведёт. — Блядь, не вижу его! Пропал с радара! Чунмён, где он?! Ифань забывает про инструкцию, и это чертовски дрянной знак. Профессионал своего дела, всегда холодный и собранный, Ифань никогда не позволял себе такого обращения. Чунмён смотрит на радары, но тоже не может найти врага. Будто растворился в воздухе. Ни единого следа. — Башня, Крис, не ви… Эшелон триста! Он под тобой! Последнее слово Чунмёна заглушает звук мощного взрыва. Эхом звенит в ушах каждого, отлетает от бетонных стен. — Башня, Крис. Приём! Башня, Крис, ответьте! Приём! Крис! Чунмён переводит напуганный взгляд с одного человека на другого, ловя в ответ взгляды обеспокоенные и непонимающие. — Ифань? Сехун грубо толкает диспетчера и кричит в микрофон: — Ифань! Ифань, ответь же! Ну пожалуйста! Лицо Сехуна мертвенно бледное, глаза, красные от напряжения и полные непролитых слёз, широко распахнуты. — Сехун… — Чунмён мягко касается чужого плеча и смотрит на показания радаров. — Сехун, капитан, он… — Нет! Нет, не верю! Ифань! Ифань! Сехун всё зовёт и зовёт капитана, но тот не отвечает. И каждый в диспетчерской понимает, что их капитан уже никогда не ответит.