Сборник драбблов

— Чанёль, ну скажи мне, что ещё сделать? — Бэкхён уже практически ревёт, заливая в глотку десятую рюмку сливовой соджу. — Я смеюсь над его шутками, и обнимаю крепко, и чмокаю, и всякие милости-приятности пишу, а он? С ноября сохнет по этой своей «наша любовь навечно, но уйду-ка я к парню с сольником». Вот же мразина плоскогрудая! Чанёль сочувственно кивает, поддерживая лучшего друга, и даже не думает говорить, что его подкаты и ухаживания — полная херня. Да Бэкхён же с каждым мембером лобызается и орёт дурным голосом при каждой удачной и неудачной шутке Чунмён-хёна. Не, тут по-другому надо. — А теперь что? Теперь ему дали сольник, и угадай, кому он посвящён? Этой кобыле жидковолосой! И сопливый ещё весь такой, альбом-то. Тьфу! Романтичный, бля! С намёками, сука! — Бэкхён-хён, — вдруг озаряет Чанёля, — может, ты тоже? Запишешь альбом, вложишь в него всего себя, раз Чондэ весь такой любящий романтику? Я уверен, на этот раз он заметит твои чувства! — Чанёль… — замирает Бэкхён с рюмкой у рта, — если бы не Чондэ, ты бы мне нравился! Ну, пока! Бэкхён, кажется, мигом трезвеет. Трезвеет и уносится творить. По пути в квартиру подбирает стихи, мурлычет под нос музыку, вдохновенную Чондэ. И аж пальцы чешутся записать это прямо сейчас, хотя бы в нотной тетради. «Когда я шепчу, я жажду любви, Когда вижу взаимность в твоих глазах, Скажи мне, что любишь меня» — Эх, Чондэ, — шепчет в пустоту Бэкхён, складывая руки под голову, — когда же ты обратишь на меня внимание? Месяцы тянутся ужасно долго. Даже несмотря на плотный график и тотальное отсутствие свободного времени, Бэкхён мается и не находит себе места. Он уверен, что Чондэ всё поймёт, что первым заговорит, что всё у них будет… По крайней мере, Чанёль обещал помочь с этим. Ну, подсказать верное направление, образно говоря. Ведь Чондэ же совсем простой, наивный, добрый чересчур. А ещё Чондэ очень ранимый. Бэкхён не представляет, какой глубины рану на сердце Чондэ оставила та кривоногая стерва, но очень-очень хочет помочь этой ране затянуться. Потому что Бэкхён любит Чондэ. Любит до отчаяния. Звонок в дверь становится неожиданностью. Бэкхён не ждал никого к первом часу ночи, тем не менее, идёт и открывает дверь. И каково же его удивление, когда на пороге он видит Чондэ. — Привет, Бэкхён-а. У тебя всё в порядке? Чанёль сказал приехать сюда как можно скорее, сказал, что вопрос жизни и смерти. А, Чанёль. Ну да. — Проходи. Хочешь чего-нибудь? У меня осталась та бабулина настойка. Будешь? Чондэ обеспокоенно оглядывает Бэкхёна с головы до ног, кивает, снимает обувь и проходит на кухню. — Ну? Что случилось? — Чондэ делает первый глоток, довольно жмурится, но сразу после принимает серьезный вид. — Мой альбом… — Кстати, чудесный альбом, Бэкхён-а! «U.N. village» и «Psycho» слушаю каждый свободный миг! Бэкхён тоже пьёт для храбрости, кивает самому себе и решается. Чондэ же как котёнок. Если не ткнуть носом… — Этот альбом для тебя, Чондэ. Я посвящаю его тебе. Чондэ моргает пару раз, проверяет дно опустевшей рюмки (а мало ли?) и снова смотрит на Бэкхёна. — В смысле? — Я тебя люблю. Я хочу, чтобы ты больше не грустил по «апрелю», а взглянул на ночные огни города отсюда, — Бэкхён пальцем касается своей груди там, где колотится сердце. Где бьётся быстро-быстро, как при волнении на первых выступлениях. Чондэ продолжает моргать и осмысливать сказанное Бэкхёном. Любит? Его? Парня? — Чондэ, пожалуйста. Я не обижу тебя и никогда не заставлю страдать. Я сделаю тебя счастливым. Не отвечай мне сейчас, но хотя бы подумай, ладно? Чондэ снова кивает, в этот раз совсем уж заторможено, встаёт и уходит в коридор, чтобы натянуть обувь и вернуться к себе. У себя ему будет легче думать. Но только выйдя на парковку, Чондэ понимает, что никогда не сможет ответить на чувства Бэкхёна.